Страница:
Пожар в Елисаветполе начался около 12 ч. дня. Горели сначала на татарском базаре армянские лавки. Там же начался грабеж. Генерал Такайшвили с сотней казаков поехал на фаэтоне на татарскую площадь к мечети. Пожар все разрастался и к вечеру принял грандиозные размеры. “Часа в 4 ген. Такайшвили появился около штаба зеландского полка. Разгром лавок был в полном ходу; на глазах этого “умиротворителя” разбивали магазины. Как муравьи, непрерывной цепью шли татары всякого возраста к лавкам с мешками, шли вооруженные и берданами и револьверами, взбирали товар и разносили по всем направлениям совершенно спокойно. Около пушки стояли солдаты, стояли офицеры… На мой вопрос офицерам: “почему они не приказывают солдатам останавливать людей, с явно награбленным имуществом в руках” мне ответили: “нам запрещено вступать с публикой в какие-либо переговоры, и делать распоряжения помимо наших начальников относительно обывателей”.
“Вон стоит сам генерал-губернатор, - продолжал офицер, - обратитесь к нему”.
Около лавок стоял действительно ген. Такайшвили и спокойно разговаривал с толпой, а кругом шел грабеж. Тащили материи, тащили кровати, тюфяки, лампы… Пожар пожирал лавку за лавкой, магазин за магазином… Татары обливали армянские постройки в татарской части керосином и жгли… Пожар был виден и в армянской части, горели татарские постройки.
Выстрелы были изредка весь день и ночью. Пожар продолжался всю ночь, и 19-го ноября город еще горел; на просьбу чиновников, обращенную к генералу Такайшвили, о защите он ответил отказом. Женщина пришла к нему и заявила, что ворвались татары, все ограбили, просит охранить и помочь… отказано.
“Я охраняю город, - с олимпийским спокойствием бросает генерал слова убитой горем женщине, - мне нельзя охранять частных лиц”.
“У меня мать старуха, муж в Шуше, на службе отец… защитите.”
“Я сказал”, - отрезывает генерал и уходит. “ («Т.Л.», 1.12.1905).
Офицеры, возмущаясь поведением Такайшвили, говорили автору, что они на месте генерал-губернатора усмирили бы в 2 часа.
Любопытно, что татарский разбойник Согон оказался более подвержен гуманным чувствам, чем его превосходительство: Согон спас 150 армян (см. там же).
Полное бездействие войск продолжалось до 2 часов пополудни. Толпы татар, двигавшиеся на армянские кварталы, сдерживали только дашнакские отряды самообороны, застигнутые врасплох и ослабленные отсутствием авторитетных руководителей (Абрам Гюлханданян* и Мартирос Варжапет (“Учитель”), которым было поручено руководство Елиса-ветполем, уехали на совещание в Тифлис, оставив во главе самообороны Александра Баласяна). Но в 2 часа дня в Елисаветполь прибыли начальник гарнизона генерал Флейшер и ротмистр Хуциев. В Тифлис наместнику полетела телеграмма: “Генерал Такайшвили бездействует, Ротмистр Хуциев и Флейшер взяли в свои руки командование войсками.” («Т.Л.», 1.12.1905). При поддержке армянских отрядов Флейшер и Хуциев энергично выступили против погромщиков, выдвинув артиллерию. Первый пушечный выстрел был дан около 3 часов в толпу татар, наступавшую на армянский квартал («Т.Л.”, 23.11.1905).
____________________
* Абрам Гюлханданян (1875-1945) был впоследствии министром внутренних дел и юстиции в армянском правительстве, после советизации Армении жил в Париже. Автор ценных трудов по истории партии Дашнакцутюн и армянского национально-освободительного движения, в том числе “Армяно-татарские столкновения” (1933).
____________________
Вечером в генерал-губернаторском доме состоялось совещание армянских и татарских представителей. Обескураженные отпором, татары согласились на перемирие. Однако со всех сторон на город наступали толпы сельских татар. Поэтому ночью разгорелось жестокое сражение. Мир был заключен только 20 ноября; стороны обменялись убитыми и заложниками. В это время на подмогу явились армянские отряды. Приходили из Батума, Тифлиса, Баку; явились даже 20 всадников из Талыша. Приехали Гюлханданян, Мартирос Варжапет, Амазасп и другие лидеры самообороны. Вечером 22 ноября снова произошло крупное столкновение. Еще много дней армянские и татарские ополченцы, пришедшие из ближних и дальних сел, стояли бивуаке.ми друг против друга среди дымящихся пожарищ Елисаветполя…
По данным елисаветпольского комитета Дашнакцутюн, “в городе убито и пропало без вести не менее 150 армян, главным образом, безоружных”. “В татарской части, - констатирует корреспондент «Тифлисского листка», - не осталось ни одного армянского дома и магазина, как в армянской части ни одного татарского… Город разделен на две части, границей между которыми служит река (река Ганджинка - П. Ш.). Хотя вокзал находится в руках армян, но путь к нему лежит через татарскую часть, так что городским армянам с трудом удается обходным путем попадать на вокзал”. В армянских кварталах корреспондент отмечает сильный “недостаток в припасах первой необходимости.” Тем не менее “в армянской части жизнь вошла в нормальную колею, открыты магазины, работает конка. Власть находится в руках Дашнакцутюн. В татарской же части жизнь совершенно замерла.“ («Т.Л.», 2.12.1905). Еще месяца два после резни регулярно вспыхивали перестрелки и столкновения, были вырыты даже траншеи по всем военным правилам…
Вокруг, в уездах, резня шла вовсю. На дорогах шайки татар убивали десятки безоружных армян-батраков немецких колонистов, которых хозяева изгоняли на верную смерть в страхе перед татарами. Под самым Елисаветполем татары напали на армянскую часть села Гетабек (тат. Кедабек); армяне убили 42 человека, сами потеряв 22; но татар было много больше, и армянам пришлось оставить горящее село (см. там же)… “В местности Кедабек и соседних… селениях уже несколько дней беспрерывно происходит резня между армянами и татарами. Мусульмане буквально истребляют всех без разбора. Армянские селения сожжены мусульманами дотла, а имущества разграблены, повсюду на улицах валяются неубранные трупы армян.“ («Т.Л.», 6.12.1905).
Владельцы села Бадакенд, татарские беки Зуль-гадаровы, “ввели в село татар и предоставили им армянское население” («Т.П.», 2.12.1905). “Четвертый день горит Бедакенд, - отстукивал телеграф. - Часть жителей спаслась в с. Чардахлу, об остальных не имеется известий. Масса детских и женских трупов изуродованы. Сегодня получили известие, что часть беглецов в глубоком ущелье окружена татарами; из нашего села пошли на помощь 26 человек, которые или погибнут, или спасут. Чардахлу осажден несколькими тысячами татар.“ («И.О.», 4.12.1905).
Армяне, впрочем, не остались в долгу. 22 декабря Мартирос Варжапет окружил, сжег и вырезал село Топал-Гасанлу, жители которого участвовали в разгроме Елисаветполя и которое служило базой и сборным пунктом для татарских набегов. Затем были разгромлены села: Молла-Джалу, Дозилар, Балулах и множество других.
29 ноября произошел давно ожидавшийся погром в Казахе. Сигналом послужил случайный ружейный выстрел. Надо заметить, что армяне, видя настроение окрестных татар, давно начали покидать Казах; последние 50-60 человек, заперев лавки, 27 ноября укрылись в казарме. Единственным препятствием погрому был уездный начальник Арнольд, но как раз 29 числа он, по настоянию беков и агаларов, был отставлен. Начальник земской стражи Закусов запретил стражникам подчиняться Арнольду (еще не знавшему о своей отставке), и весьма предусмотрительно, ибо Арнольд пытался заставить стражников стрелять в погромщиков. Когда Закусову, философски наблюдавшему, как татары грабят армянскую лавку и грузят добро в арбы, предложили применить оружие, он отвечал: “Пусть что хотят, то и делают, это не мое дело, и вообще я предпочел бы быть на охоте, чем любоваться этим зрелищем.“ Разгромив лавки, их подожгли, а потом принялись за армянские квартиры: тащили все, вплоть до оконных рам и дверных петель. Все это продолжалось три дня («Т.Л.», 3.1.1906).
Шайки татар, впрочем, не ограничивались армянскими селами и городами. Именно в это время происходили упомянутые нападения на железнодорожные станции, а точнее - на железную дорогу по всей линии. Это был пик анархии.
ТИФЛИС. НОЯБРЬ
Обстановка в Тифлисе, где большинство населения составляли армяне (50 тыс. армян против 1 тыс. татар), накалилась сразу после февральской резни.
Армяне мрачно обещали татарам поквитаться за своих соплеменников. Во время нахичеванской резни был распущен слух, что на полночь с 16 на 17 мая армяне назначили резню татар. Испуганные татары позапирались в домах. К 6 часам вечера 16 мая паника достигла апогея; места в поездах брались с бою… («Р. С.», 24.5.1905).
Однако резни не возникло ни тогда, ни позже -вплоть до ноября. Это следует приписать, видимо, малочисленности татар и отсутствию сельского татарского окружения. Наиболее близким из мест, населенных татарами, был Борчалинский уезд. Борчалинские татары сыграли огромную роль в ноябрьской резне.
“Уже первые известия о елисаветпольских погромах вызвали сильное возбуждение в армянском и татарском населении города. Начались единичные случаи столкновений и убийств. Единичные выстрелы, а порой и залпы… стали раздаваться в разных частях города.” («Н.О.», 27.11.1905).
Вечером 22 ноября группа дашнакских милиционеров попыталась остановить и обыскать татар, ехавших в фаэтоне. Но татары стегнули лошадей и умчались, несколько раз выстрелив по армянам. В результате завязалась перестрелка между татарами и армянами («Т.Л.», 27.11.1905).
С утра 23 ноября поползли слухи, что в этот день будет резня. Лавки закрылись, учеников распустили по домам. Обыватели собирались кучками и передавали друг другу, будто полчища татар идут на город, чтобы перерезать всех христиан (на самом деле, 2 тысячи конных татар Борчалинского уезда двинулись на Тифлис, угоняя скот из грузинских сел и забирая женщин в качестве заложниц). Однако, по мнению корреспондента «Нового обозрения», “стоявшие друг против друга народности не желали погрома и с ужасом следили один за другим, ожидая нападения.“
Прекратилось движение трамвая, тревожные гудки возвестили о прекращении работы на фабриках и заводах. Ключевые пункты заняли войска и отряды партии Дашнакцутюн. Толпа разгромила два оружейных магазина. Появились отряды самообороны…
“К 3 часам дня, - говорит газетный отчет, - в Михайловскую больницу было доставлено 22 убитых и раненых. Изуродованные трупы производят страшное впечатление. “После полудня началось мирное шествие, организованное, главным образом, социал-демократами. “Толпа армян, грузин и русских двинулась в татарские кварталы с белыми флагами, - рассказывает участник, - во все время пути порядок был образцовый… “ На Арбузной площади состоялся митинг. Выступали в основном социал-демократы; призывали к прекращению братоубийственной распри, к единению с борющимся пролетариатом и к борьбе против общего врага - “проржавевшей бюрократии и приверженцев старого режима”. Кроме того, выступили два муллы и губернатор, протестовавший против разговоров о провокации и клявшийся, что он - не провокатор (на что писатель Рамишвили возразил, что за всю администрацию губернатор поручиться не может) («Т.Л.», 27.11.1905). Было заключено перемирие, начали открываться лавки.
Ночью фонарей не зажигали. В кромешной тьме дежурили отряды самообороны.
На следующий день подоспели борчалинцы, после чего “в татарской части города с новой силой разгорелась междоусобица”. Тогда “в редакцию газеты “Возрождение” были приглашены представители всех существующих в городе организаций, городского самоуправления, армян и мусульман. Всеми присутствовавшими одобрено было предложение социал-демократов (меньшевиков): 1) просить у наместника оружия для пролетариата, который в таком случае берет на себя защиту населения и умиротворение враждующих сторон и 2) дать сознательных солдат для подавления беспорядков”. Воронцов-Дашков предложение принял и к величайшему негодованию офицерства и администрации вооружил-таки “туземцев”: 25 ноября РСДРП было выдано 500 ружей, распределявшихся по партийным спискам. В социал-демократическую милицию записалось более тысячи рабочих, служащих, гимназистов и даже несколько чиновников. Они носили на рукавах белые повязки со штампом партии. Пресса отмечала, что “ужасы резни не повторились… главным образом благодаря такту и распорядительности армянской революционной партии Дашнакцутюн и социал-демократической рабочей организации” (“И.О.», 28.11.1905). Впрочем, затем (29 ноября) татары обстреляли милиционеров, и РСДРП сняла патрули. По этому поводу Дашнакцутюн распространила печатное извещение, в котором, обвинив татар в агрессивных действиях, объявила:
“1. Всякое насилие над мирными и безоружными татарами будет преследоваться, а имущество их, как в лавках, так и в домах будет охраняемо. 2. Вне района столкновений вооруженные татары, впредь до восстановления мира, будут обезоруживаться лицами, имеющими соответствующие полномочия от комитета нашей партии. 3. Впредь до прекращения нападений со стороны татар переход их из нейтрального района в боевую сферу не допускается.” («т.л.», 1.12.1905).
Местные татары были настроены миролюбиво, и столкновения продолжались, главным образом, благодаря боевому пылу борча-линцев. На Майдане (площадь в Тифлисе) возникли баррикады: с одной стороны, милиции, с другой стороны, татарские. Для защиты баррикад татары захватили двух санитаров (мужчину и женщину) и выводили их под пули, так что дружинникам приходилось прекращать стрельбу («И.О.», 1.12.1905).
Наконец, 1 декабря был заключен мир; борчалинцы покинули город.
ОКОНЧАНИЕ РЕЗНИ
В начале 1906 года жизнь в Карабахе и Зангезуре имела такой характер:
“17 декабря джиджимлинцы угнали скот дыгцев; последние уничтожили оба Джиджимлу, убили 15 татар; гаджиларцыугнали 100 голов скота хазнаварцев, одного взяли в плен; ханцахцы напали на Гаджилар; почтовая дорога занята татарами, телеграф тоже… Дарабасцы, услышав о смерти Степаняна, набрались храбрости, напали на крестьян-армян, убили священника Мкртича с четырьмя армянами; голова отправлена влиятельному татарину в подарок; голова Степаняна переходит из рук в руки по всему Капану. Армяне убили 278 дарабасцев-татар, разгромили селения, напали на Кюртлер, убили 120 татар.“ («Т.П.», 1.1.1906).
Это - Зангезур; а вот Карабах: “2 декабря сотни татар тайком спустились в ущелье (из Шуши - П. Ш.), окружили армянское село Кайбалу и стали обстреливать его. Убито 3 человека. Выстрелы были слышны в городе. На это армяне ответили поджогом татарского села Халпалу. В самом городе Шуше в 11 часов утра татары стали давать залпы в направлении старого кладбища. Армяне не отвечали… В 12 часов выстрелы повторились; оказалось, что шесть татар спрятались за утесом, что над сел. Каринтак (Дашалты), и обстреливали это селение. Казаки окружили их - двое из стрелявших успели бежать, четырех же, вооруженных ружьями “Мосини”* доставили полицеймейстеру (татарину -П. Ш.)… Через три дня они были выпущены на свободу и ружья возвращены им.
____________________
* Армейские трехлинейные винтовки Мосина - П.Ш.
____________________
Татары подожгли зимовник Пирмике армянского селения Шушикенд. Армяне отплатили тем же, предав огню татарок, сел. Малибеклю. Малибеклинцы захватили армянск. мальчика, который шел из зимовника в Шушикенд со скотом (15 голов). Взамен этого армяне захватили скотхалпалунцев и убили несколько человек из них. Вот 5 месяцев, как дорога между Евлахом и Шушою в руках татар. В ответ на это армяне 5 дней занимали аскаранское ущелье, поставив татар в безвыходное положение… Татары организовали кавалерию из 1500 всадников, под управлением Джафар-бека… Татары провезли в город 44 фургона муки и других припасов; их армяне пропустили через Аскаран с условием, что половину припасов доставят армянам; татары не исполнили данного слова. В уроч. Ханкенды ворвались 100 татарских всадников из города и села Алибеклу. При столкновении с казаками убито 2 казака, 3 армянина и 30 татар.“ («Т.Л.», 3.1.1906).
Обманутые один раз, армяне разграбили следующий обоз с продовольствием для Шуши (начало января 1906). Тут русское начальство отреагировало молниеносно, и генерал Голощапов, ответственный за безопасность тушинского тракта, в наказание подверг артиллерийскому обстрелу армянские села Ханабад и Калигбах («Т.Л.», 15.1.1906).
Итак, попытка “наказать” армян не только не увенчалась успехом, но, наоборот, привела к их самоорганизации; анархия же приняла опасные для самой администрации размеры. В этих условиях в феврале 1906 года в Тифлисе было созвано совещание армянских и татарских представителей по выработке условий умиротворения. Совещание открыл Воронцов весьма характерной речью:
“Главное, господа, - помните, не в том вопрос, кто виноват в этой резне… а какие именно средства будут действительны для прекращения зла, губящего материальное благосостояние страны. “ (В. Маевский. Армяно-татарская резня на Кавказе как один из фазисов армянского вопроса. Тифлис, 1915, стр.4).
Наместнику вторили татарские делегаты: “Надо оставить прошлое, забыть его, прошлого касаться не следует: это поведет к раздору… и та и другая сторона будет пристрастна; виноваты и армяне и мусульмане. Нужно теперь все забыть.“ (там же, стр.5). Однако эта позиция, направленная именно на то, чтобы увести обсуждение от реальных причин и виновников резни, так и осталась чисто риторической. На деле, разумеется, прежде всего перешли к взаимным обвинениям. Татары объявили причиной всех бед Дашнакцутюн, а армяне - панисламизм. “Нужно только удивляться, - замечает Маевский, - почему среди татарских делегатов не нашлось ни одного человека, который мог бы дать на подобные обвинения надлежащую отповедь. Если панисламизм действительно играет известную роль в кровавых армяно-татарских столкновениях, то это необходимо было выяснить. А если этот панисламизм ни при чем в деле смут, то татарским делегатам отнюдь нельзя было смущаться возможностью обсуждения подобного вопроса”, (там же, стр. 9-10). Наконец, армянские депутаты попытались перевести спор из сферы в более широкую область и прямо обвинили правительство, приглашая татар себе в союзники: “Не надо говорить этого, одни будут говорить о Дашнакцутюне, другие о панисламизме… к чему это поведет?! - заявил Хатисов. - Виноваты те, которые позволили нарушить основные законы каждого благоустроенного государства! Караются преступники за единичные убийства, а у нас прошла безнаказанной массовая резня и погромы! Перед лицом государева представителя я заявляю, что власть проявила преступное бездействие и попустительство,“ (там же, стр.8). Однако татарские делегаты увидели тут новый случай засвидетельствовать свою лояльность перед властью. “Скоро стало выясняться, что татарские делегаты не принимают в этом деле никакого участия. Более того, некоторые из них неосторожно пытались высказать кое-что даже в поддержку русских властей. По поводу таковой их попытки армянская газета «Арач» писала, что они “воскуряют фимиам перед властями.“ (там же, стр.47).
Совещание разошлось, ничего не решив, но дав наместнику прекрасный случай прозондировать общественные настроения, Надо заметить, что оно было лишь апогеем разного рода примирительных совещаний и комитетов, появившихся с самого начала резни, где подчас заведомые организаторы резни произносили слащавые речи о “братской любви между народами” и о необходимости “забыть прошлое”. В сущности, все эти совещания были бессильны именно потому, что “умиротворители” не смели касаться глубинных причин резни, а ставили своей целью “успокоение страстей”, словно имели дело с каким-то стихийным бедствием. В результате появлялись лишь мертворожденные документы вроде следующего:
“Бакинский комитет умиротворения признал желательным:
1) Допустить свободное обращение фактов с достаточною проверкой и осторожностью и без излишних подробностей, могущих разжигать страсти.
2) При освещении фактов держаться точки зрения, доброжелательной для обеих национальностей.
3) Воздержаться от тех сторон общего объяснения событий, которые с достаточностью не выяснены и могут внести раздражения в национальные отношения. “ («Т.Л.», 21.71905). Нечего и говорить, что никаких реальных последствий эта бумага не имела, и всякий продолжал “объяснять события” по-своему, не спрашивая мнения бакинского комитета.
По-своему понимали “умиротворение” и власти. Не сумев затерроризировать армян с помощью татар, они перешли к прямому военному подавлению, рассылая по армянским селам казацкие экзекуции под эвфемистическим наименованием “летучих отрядов”. Все это сопровождалось дикими грабежами, повальными изнасилованиями, избиениями и даже убийствами.
Между тем взаимные погромы, перемежавшиеся походами “летучих отрядов”, продолжались в Карабахе и Зангезуре всю первую половину 1906 года. С наступлением лета 1906 года в Нагорный Карабах двинулись племена кочевников, подкрепленные разнообразными шайками. Под Аскераном и Шушой дорогу им преградила армянская милиция во главе с Варданом Ханасори. В начале июля произошло настоящее сражение между 1000 вооруженных татар и 700 милиционерами Вардана. Были вырыты окопы в полный профиль, армяне использовали самодельные пушки и ящики с динамитом. Они сделали, по собственным подсчетам, до 20 тысяч выстрелов. После успешных атак армян, захвативших татарские позиции, вмешались военные власти. Однако в конце концов войска ретировались, потеряв двух человек убитыми под огнем армян. 12 июля к Вардану подошло подкрепление в 120 человек, и он вновь перешел в наступление. На следующую ночь доктор Мехмандаров (татарин) обратился к генералу Голощапову с просьбой посредничества в заключении мира. Пока шли переговоры, дашнакцаканы произвели взрыв на татарских позициях в Диктан-Гуруне, В Шуше бои шли до утра 22 июля, после чего был заключен мир. Так окончилась армяно-татарская резня (“Гракан Терт”, 9.6.1990).
АРМЯНО-ТАТАРСКАЯ РЕЗНЯ И ОБЩЕСТВЕННОЕ МНЕНИЕ
До событий 1905 года русское общество было во многом равнодушно к армянскому вопросу. Сколько-нибудь горячее “участие” в армянских делах принимали только Величко, Меньшиков и прочие борцы с кознями мирового еврейства и армянского капитала. “Даже передовые группы нашего общественного мнения относились к армянскому мартирологу с равнодушием, как к делу, конечно, прискорбному по человечеству, но далекому и чужому. Между зрением многих русских прогрессистов и несчастьями Армении обидно стояла призма русского Закавказья, в городах которого армяне до последнего своего разорения представляли элемент капиталистический и консервативный…
Таким образом, в русском общественном мнении армянский вопрос оказался зерном между двумя жерновами. Реакционеры и консерваторы, панславизм и руссификация объявили армянству войну, как силе революционной, а прогрессисты, не забывая в армянах “торгашей”, обдали их холодом защиты корректной, но бесстрастной, по долгу службы общей гуманности, без малейшего увлечения. “ (Амфитеатров, стр.20). Крайне правые публицисты, уже тогда начавшие разрабатывать тему “армянского национализма”, естественно, приписали ему и инициативу резни. То же самое утверждала, как это ни парадоксально, часть грузинских социал-демократов. Ибо арменофобия вообще была традиционно сильна в Грузии, порождая симпатии к “добродушным” татарам против “коварных” армян. Разница состояла в том, что если черносотенцы обвиняли армянскую нацию, то марксисты формально переносили свой гнев на армянскую буржуазию, которая “при содействии духовенства совершенно сковала армянский рабочий люд средневековыми идеями и национальным шовинизмом”. Причем “идеологи армянской буржуазии, начиная с революционных организаций (т.е. Дашнакцутюн и Гнчак, кстати, членов II Интернационала - П.Ш.), распространяют между народностями антагонизм, вражду и фанатизм. («Т.Л.», 1.10.1905). В результате татары чуть ли не вынуждены были резать армян.
Логика обвинений в адрес “революционных организаций” при этом такова. Армянские революционеры, вопреки принципам интернационализма, призывают массы к борьбе с турками. Они проповедуют “средневековые” идеи национального сплочения и национальной борьбы (шовинизм!), в ущерб классовой борьбе против реакционной буржуазии (оппортунизм!) и духовенства (клерикализм!). И подобная абсолютизация классовой борьбы отнюдь не была плодом марксистского догматизма, ибо применялась она только в требованиях к армянам. В принципе же социал-демократы (даже большевики) вполне признавали тогда “прогрессивное значение” национальной буржуазии окраин и тем более национально -освободительной борьбы. Таким образом, марксистская фразеология служит тут лишь для оформления традиционных армянофобских чувств, того шовинизма, который так ярко проявился у грузинских деятелей в 1918-21 годах.
Другой грузинский публицист, Леван Кипиани, признавая татар и власти зачинщиками резни, укорял армян участием в резне, призывая их “успокоиться ради покоя жен, сестер и детей”. “Что же касается утверждения…, что армяне… не в силах бороться с “ужасною” провокацией, то на это скажу следующее. Нет такой ужасной… силы, которая бы не оказалась жалкой и бессильной перед дружным напором всех сознательных сил, когда весь народ, все его элементы ясно и определенно выставляют борьбу с известным темным общественным явлением… И мне всегда казалось, что армяне, как народ более культурный, должны обладать более высоким коэффициентом сопротивляемости провокации. Но происходит что-то странное, нелепое, непонятное…” («И.О.», 6.12.1905).
“Вон стоит сам генерал-губернатор, - продолжал офицер, - обратитесь к нему”.
Около лавок стоял действительно ген. Такайшвили и спокойно разговаривал с толпой, а кругом шел грабеж. Тащили материи, тащили кровати, тюфяки, лампы… Пожар пожирал лавку за лавкой, магазин за магазином… Татары обливали армянские постройки в татарской части керосином и жгли… Пожар был виден и в армянской части, горели татарские постройки.
Выстрелы были изредка весь день и ночью. Пожар продолжался всю ночь, и 19-го ноября город еще горел; на просьбу чиновников, обращенную к генералу Такайшвили, о защите он ответил отказом. Женщина пришла к нему и заявила, что ворвались татары, все ограбили, просит охранить и помочь… отказано.
“Я охраняю город, - с олимпийским спокойствием бросает генерал слова убитой горем женщине, - мне нельзя охранять частных лиц”.
“У меня мать старуха, муж в Шуше, на службе отец… защитите.”
“Я сказал”, - отрезывает генерал и уходит. “ («Т.Л.», 1.12.1905).
Офицеры, возмущаясь поведением Такайшвили, говорили автору, что они на месте генерал-губернатора усмирили бы в 2 часа.
Любопытно, что татарский разбойник Согон оказался более подвержен гуманным чувствам, чем его превосходительство: Согон спас 150 армян (см. там же).
Полное бездействие войск продолжалось до 2 часов пополудни. Толпы татар, двигавшиеся на армянские кварталы, сдерживали только дашнакские отряды самообороны, застигнутые врасплох и ослабленные отсутствием авторитетных руководителей (Абрам Гюлханданян* и Мартирос Варжапет (“Учитель”), которым было поручено руководство Елиса-ветполем, уехали на совещание в Тифлис, оставив во главе самообороны Александра Баласяна). Но в 2 часа дня в Елисаветполь прибыли начальник гарнизона генерал Флейшер и ротмистр Хуциев. В Тифлис наместнику полетела телеграмма: “Генерал Такайшвили бездействует, Ротмистр Хуциев и Флейшер взяли в свои руки командование войсками.” («Т.Л.», 1.12.1905). При поддержке армянских отрядов Флейшер и Хуциев энергично выступили против погромщиков, выдвинув артиллерию. Первый пушечный выстрел был дан около 3 часов в толпу татар, наступавшую на армянский квартал («Т.Л.”, 23.11.1905).
____________________
* Абрам Гюлханданян (1875-1945) был впоследствии министром внутренних дел и юстиции в армянском правительстве, после советизации Армении жил в Париже. Автор ценных трудов по истории партии Дашнакцутюн и армянского национально-освободительного движения, в том числе “Армяно-татарские столкновения” (1933).
____________________
Вечером в генерал-губернаторском доме состоялось совещание армянских и татарских представителей. Обескураженные отпором, татары согласились на перемирие. Однако со всех сторон на город наступали толпы сельских татар. Поэтому ночью разгорелось жестокое сражение. Мир был заключен только 20 ноября; стороны обменялись убитыми и заложниками. В это время на подмогу явились армянские отряды. Приходили из Батума, Тифлиса, Баку; явились даже 20 всадников из Талыша. Приехали Гюлханданян, Мартирос Варжапет, Амазасп и другие лидеры самообороны. Вечером 22 ноября снова произошло крупное столкновение. Еще много дней армянские и татарские ополченцы, пришедшие из ближних и дальних сел, стояли бивуаке.ми друг против друга среди дымящихся пожарищ Елисаветполя…
По данным елисаветпольского комитета Дашнакцутюн, “в городе убито и пропало без вести не менее 150 армян, главным образом, безоружных”. “В татарской части, - констатирует корреспондент «Тифлисского листка», - не осталось ни одного армянского дома и магазина, как в армянской части ни одного татарского… Город разделен на две части, границей между которыми служит река (река Ганджинка - П. Ш.). Хотя вокзал находится в руках армян, но путь к нему лежит через татарскую часть, так что городским армянам с трудом удается обходным путем попадать на вокзал”. В армянских кварталах корреспондент отмечает сильный “недостаток в припасах первой необходимости.” Тем не менее “в армянской части жизнь вошла в нормальную колею, открыты магазины, работает конка. Власть находится в руках Дашнакцутюн. В татарской же части жизнь совершенно замерла.“ («Т.Л.», 2.12.1905). Еще месяца два после резни регулярно вспыхивали перестрелки и столкновения, были вырыты даже траншеи по всем военным правилам…
Вокруг, в уездах, резня шла вовсю. На дорогах шайки татар убивали десятки безоружных армян-батраков немецких колонистов, которых хозяева изгоняли на верную смерть в страхе перед татарами. Под самым Елисаветполем татары напали на армянскую часть села Гетабек (тат. Кедабек); армяне убили 42 человека, сами потеряв 22; но татар было много больше, и армянам пришлось оставить горящее село (см. там же)… “В местности Кедабек и соседних… селениях уже несколько дней беспрерывно происходит резня между армянами и татарами. Мусульмане буквально истребляют всех без разбора. Армянские селения сожжены мусульманами дотла, а имущества разграблены, повсюду на улицах валяются неубранные трупы армян.“ («Т.Л.», 6.12.1905).
Владельцы села Бадакенд, татарские беки Зуль-гадаровы, “ввели в село татар и предоставили им армянское население” («Т.П.», 2.12.1905). “Четвертый день горит Бедакенд, - отстукивал телеграф. - Часть жителей спаслась в с. Чардахлу, об остальных не имеется известий. Масса детских и женских трупов изуродованы. Сегодня получили известие, что часть беглецов в глубоком ущелье окружена татарами; из нашего села пошли на помощь 26 человек, которые или погибнут, или спасут. Чардахлу осажден несколькими тысячами татар.“ («И.О.», 4.12.1905).
Армяне, впрочем, не остались в долгу. 22 декабря Мартирос Варжапет окружил, сжег и вырезал село Топал-Гасанлу, жители которого участвовали в разгроме Елисаветполя и которое служило базой и сборным пунктом для татарских набегов. Затем были разгромлены села: Молла-Джалу, Дозилар, Балулах и множество других.
29 ноября произошел давно ожидавшийся погром в Казахе. Сигналом послужил случайный ружейный выстрел. Надо заметить, что армяне, видя настроение окрестных татар, давно начали покидать Казах; последние 50-60 человек, заперев лавки, 27 ноября укрылись в казарме. Единственным препятствием погрому был уездный начальник Арнольд, но как раз 29 числа он, по настоянию беков и агаларов, был отставлен. Начальник земской стражи Закусов запретил стражникам подчиняться Арнольду (еще не знавшему о своей отставке), и весьма предусмотрительно, ибо Арнольд пытался заставить стражников стрелять в погромщиков. Когда Закусову, философски наблюдавшему, как татары грабят армянскую лавку и грузят добро в арбы, предложили применить оружие, он отвечал: “Пусть что хотят, то и делают, это не мое дело, и вообще я предпочел бы быть на охоте, чем любоваться этим зрелищем.“ Разгромив лавки, их подожгли, а потом принялись за армянские квартиры: тащили все, вплоть до оконных рам и дверных петель. Все это продолжалось три дня («Т.Л.», 3.1.1906).
Шайки татар, впрочем, не ограничивались армянскими селами и городами. Именно в это время происходили упомянутые нападения на железнодорожные станции, а точнее - на железную дорогу по всей линии. Это был пик анархии.
ТИФЛИС. НОЯБРЬ
Обстановка в Тифлисе, где большинство населения составляли армяне (50 тыс. армян против 1 тыс. татар), накалилась сразу после февральской резни.
Армяне мрачно обещали татарам поквитаться за своих соплеменников. Во время нахичеванской резни был распущен слух, что на полночь с 16 на 17 мая армяне назначили резню татар. Испуганные татары позапирались в домах. К 6 часам вечера 16 мая паника достигла апогея; места в поездах брались с бою… («Р. С.», 24.5.1905).
Однако резни не возникло ни тогда, ни позже -вплоть до ноября. Это следует приписать, видимо, малочисленности татар и отсутствию сельского татарского окружения. Наиболее близким из мест, населенных татарами, был Борчалинский уезд. Борчалинские татары сыграли огромную роль в ноябрьской резне.
“Уже первые известия о елисаветпольских погромах вызвали сильное возбуждение в армянском и татарском населении города. Начались единичные случаи столкновений и убийств. Единичные выстрелы, а порой и залпы… стали раздаваться в разных частях города.” («Н.О.», 27.11.1905).
Вечером 22 ноября группа дашнакских милиционеров попыталась остановить и обыскать татар, ехавших в фаэтоне. Но татары стегнули лошадей и умчались, несколько раз выстрелив по армянам. В результате завязалась перестрелка между татарами и армянами («Т.Л.», 27.11.1905).
С утра 23 ноября поползли слухи, что в этот день будет резня. Лавки закрылись, учеников распустили по домам. Обыватели собирались кучками и передавали друг другу, будто полчища татар идут на город, чтобы перерезать всех христиан (на самом деле, 2 тысячи конных татар Борчалинского уезда двинулись на Тифлис, угоняя скот из грузинских сел и забирая женщин в качестве заложниц). Однако, по мнению корреспондента «Нового обозрения», “стоявшие друг против друга народности не желали погрома и с ужасом следили один за другим, ожидая нападения.“
Прекратилось движение трамвая, тревожные гудки возвестили о прекращении работы на фабриках и заводах. Ключевые пункты заняли войска и отряды партии Дашнакцутюн. Толпа разгромила два оружейных магазина. Появились отряды самообороны…
“К 3 часам дня, - говорит газетный отчет, - в Михайловскую больницу было доставлено 22 убитых и раненых. Изуродованные трупы производят страшное впечатление. “После полудня началось мирное шествие, организованное, главным образом, социал-демократами. “Толпа армян, грузин и русских двинулась в татарские кварталы с белыми флагами, - рассказывает участник, - во все время пути порядок был образцовый… “ На Арбузной площади состоялся митинг. Выступали в основном социал-демократы; призывали к прекращению братоубийственной распри, к единению с борющимся пролетариатом и к борьбе против общего врага - “проржавевшей бюрократии и приверженцев старого режима”. Кроме того, выступили два муллы и губернатор, протестовавший против разговоров о провокации и клявшийся, что он - не провокатор (на что писатель Рамишвили возразил, что за всю администрацию губернатор поручиться не может) («Т.Л.», 27.11.1905). Было заключено перемирие, начали открываться лавки.
Ночью фонарей не зажигали. В кромешной тьме дежурили отряды самообороны.
На следующий день подоспели борчалинцы, после чего “в татарской части города с новой силой разгорелась междоусобица”. Тогда “в редакцию газеты “Возрождение” были приглашены представители всех существующих в городе организаций, городского самоуправления, армян и мусульман. Всеми присутствовавшими одобрено было предложение социал-демократов (меньшевиков): 1) просить у наместника оружия для пролетариата, который в таком случае берет на себя защиту населения и умиротворение враждующих сторон и 2) дать сознательных солдат для подавления беспорядков”. Воронцов-Дашков предложение принял и к величайшему негодованию офицерства и администрации вооружил-таки “туземцев”: 25 ноября РСДРП было выдано 500 ружей, распределявшихся по партийным спискам. В социал-демократическую милицию записалось более тысячи рабочих, служащих, гимназистов и даже несколько чиновников. Они носили на рукавах белые повязки со штампом партии. Пресса отмечала, что “ужасы резни не повторились… главным образом благодаря такту и распорядительности армянской революционной партии Дашнакцутюн и социал-демократической рабочей организации” (“И.О.», 28.11.1905). Впрочем, затем (29 ноября) татары обстреляли милиционеров, и РСДРП сняла патрули. По этому поводу Дашнакцутюн распространила печатное извещение, в котором, обвинив татар в агрессивных действиях, объявила:
“1. Всякое насилие над мирными и безоружными татарами будет преследоваться, а имущество их, как в лавках, так и в домах будет охраняемо. 2. Вне района столкновений вооруженные татары, впредь до восстановления мира, будут обезоруживаться лицами, имеющими соответствующие полномочия от комитета нашей партии. 3. Впредь до прекращения нападений со стороны татар переход их из нейтрального района в боевую сферу не допускается.” («т.л.», 1.12.1905).
Местные татары были настроены миролюбиво, и столкновения продолжались, главным образом, благодаря боевому пылу борча-линцев. На Майдане (площадь в Тифлисе) возникли баррикады: с одной стороны, милиции, с другой стороны, татарские. Для защиты баррикад татары захватили двух санитаров (мужчину и женщину) и выводили их под пули, так что дружинникам приходилось прекращать стрельбу («И.О.», 1.12.1905).
Наконец, 1 декабря был заключен мир; борчалинцы покинули город.
ОКОНЧАНИЕ РЕЗНИ
В начале 1906 года жизнь в Карабахе и Зангезуре имела такой характер:
“17 декабря джиджимлинцы угнали скот дыгцев; последние уничтожили оба Джиджимлу, убили 15 татар; гаджиларцыугнали 100 голов скота хазнаварцев, одного взяли в плен; ханцахцы напали на Гаджилар; почтовая дорога занята татарами, телеграф тоже… Дарабасцы, услышав о смерти Степаняна, набрались храбрости, напали на крестьян-армян, убили священника Мкртича с четырьмя армянами; голова отправлена влиятельному татарину в подарок; голова Степаняна переходит из рук в руки по всему Капану. Армяне убили 278 дарабасцев-татар, разгромили селения, напали на Кюртлер, убили 120 татар.“ («Т.П.», 1.1.1906).
Это - Зангезур; а вот Карабах: “2 декабря сотни татар тайком спустились в ущелье (из Шуши - П. Ш.), окружили армянское село Кайбалу и стали обстреливать его. Убито 3 человека. Выстрелы были слышны в городе. На это армяне ответили поджогом татарского села Халпалу. В самом городе Шуше в 11 часов утра татары стали давать залпы в направлении старого кладбища. Армяне не отвечали… В 12 часов выстрелы повторились; оказалось, что шесть татар спрятались за утесом, что над сел. Каринтак (Дашалты), и обстреливали это селение. Казаки окружили их - двое из стрелявших успели бежать, четырех же, вооруженных ружьями “Мосини”* доставили полицеймейстеру (татарину -П. Ш.)… Через три дня они были выпущены на свободу и ружья возвращены им.
____________________
* Армейские трехлинейные винтовки Мосина - П.Ш.
____________________
Татары подожгли зимовник Пирмике армянского селения Шушикенд. Армяне отплатили тем же, предав огню татарок, сел. Малибеклю. Малибеклинцы захватили армянск. мальчика, который шел из зимовника в Шушикенд со скотом (15 голов). Взамен этого армяне захватили скотхалпалунцев и убили несколько человек из них. Вот 5 месяцев, как дорога между Евлахом и Шушою в руках татар. В ответ на это армяне 5 дней занимали аскаранское ущелье, поставив татар в безвыходное положение… Татары организовали кавалерию из 1500 всадников, под управлением Джафар-бека… Татары провезли в город 44 фургона муки и других припасов; их армяне пропустили через Аскаран с условием, что половину припасов доставят армянам; татары не исполнили данного слова. В уроч. Ханкенды ворвались 100 татарских всадников из города и села Алибеклу. При столкновении с казаками убито 2 казака, 3 армянина и 30 татар.“ («Т.Л.», 3.1.1906).
Обманутые один раз, армяне разграбили следующий обоз с продовольствием для Шуши (начало января 1906). Тут русское начальство отреагировало молниеносно, и генерал Голощапов, ответственный за безопасность тушинского тракта, в наказание подверг артиллерийскому обстрелу армянские села Ханабад и Калигбах («Т.Л.», 15.1.1906).
Итак, попытка “наказать” армян не только не увенчалась успехом, но, наоборот, привела к их самоорганизации; анархия же приняла опасные для самой администрации размеры. В этих условиях в феврале 1906 года в Тифлисе было созвано совещание армянских и татарских представителей по выработке условий умиротворения. Совещание открыл Воронцов весьма характерной речью:
“Главное, господа, - помните, не в том вопрос, кто виноват в этой резне… а какие именно средства будут действительны для прекращения зла, губящего материальное благосостояние страны. “ (В. Маевский. Армяно-татарская резня на Кавказе как один из фазисов армянского вопроса. Тифлис, 1915, стр.4).
Наместнику вторили татарские делегаты: “Надо оставить прошлое, забыть его, прошлого касаться не следует: это поведет к раздору… и та и другая сторона будет пристрастна; виноваты и армяне и мусульмане. Нужно теперь все забыть.“ (там же, стр.5). Однако эта позиция, направленная именно на то, чтобы увести обсуждение от реальных причин и виновников резни, так и осталась чисто риторической. На деле, разумеется, прежде всего перешли к взаимным обвинениям. Татары объявили причиной всех бед Дашнакцутюн, а армяне - панисламизм. “Нужно только удивляться, - замечает Маевский, - почему среди татарских делегатов не нашлось ни одного человека, который мог бы дать на подобные обвинения надлежащую отповедь. Если панисламизм действительно играет известную роль в кровавых армяно-татарских столкновениях, то это необходимо было выяснить. А если этот панисламизм ни при чем в деле смут, то татарским делегатам отнюдь нельзя было смущаться возможностью обсуждения подобного вопроса”, (там же, стр. 9-10). Наконец, армянские депутаты попытались перевести спор из сферы в более широкую область и прямо обвинили правительство, приглашая татар себе в союзники: “Не надо говорить этого, одни будут говорить о Дашнакцутюне, другие о панисламизме… к чему это поведет?! - заявил Хатисов. - Виноваты те, которые позволили нарушить основные законы каждого благоустроенного государства! Караются преступники за единичные убийства, а у нас прошла безнаказанной массовая резня и погромы! Перед лицом государева представителя я заявляю, что власть проявила преступное бездействие и попустительство,“ (там же, стр.8). Однако татарские делегаты увидели тут новый случай засвидетельствовать свою лояльность перед властью. “Скоро стало выясняться, что татарские делегаты не принимают в этом деле никакого участия. Более того, некоторые из них неосторожно пытались высказать кое-что даже в поддержку русских властей. По поводу таковой их попытки армянская газета «Арач» писала, что они “воскуряют фимиам перед властями.“ (там же, стр.47).
Совещание разошлось, ничего не решив, но дав наместнику прекрасный случай прозондировать общественные настроения, Надо заметить, что оно было лишь апогеем разного рода примирительных совещаний и комитетов, появившихся с самого начала резни, где подчас заведомые организаторы резни произносили слащавые речи о “братской любви между народами” и о необходимости “забыть прошлое”. В сущности, все эти совещания были бессильны именно потому, что “умиротворители” не смели касаться глубинных причин резни, а ставили своей целью “успокоение страстей”, словно имели дело с каким-то стихийным бедствием. В результате появлялись лишь мертворожденные документы вроде следующего:
“Бакинский комитет умиротворения признал желательным:
1) Допустить свободное обращение фактов с достаточною проверкой и осторожностью и без излишних подробностей, могущих разжигать страсти.
2) При освещении фактов держаться точки зрения, доброжелательной для обеих национальностей.
3) Воздержаться от тех сторон общего объяснения событий, которые с достаточностью не выяснены и могут внести раздражения в национальные отношения. “ («Т.Л.», 21.71905). Нечего и говорить, что никаких реальных последствий эта бумага не имела, и всякий продолжал “объяснять события” по-своему, не спрашивая мнения бакинского комитета.
По-своему понимали “умиротворение” и власти. Не сумев затерроризировать армян с помощью татар, они перешли к прямому военному подавлению, рассылая по армянским селам казацкие экзекуции под эвфемистическим наименованием “летучих отрядов”. Все это сопровождалось дикими грабежами, повальными изнасилованиями, избиениями и даже убийствами.
Между тем взаимные погромы, перемежавшиеся походами “летучих отрядов”, продолжались в Карабахе и Зангезуре всю первую половину 1906 года. С наступлением лета 1906 года в Нагорный Карабах двинулись племена кочевников, подкрепленные разнообразными шайками. Под Аскераном и Шушой дорогу им преградила армянская милиция во главе с Варданом Ханасори. В начале июля произошло настоящее сражение между 1000 вооруженных татар и 700 милиционерами Вардана. Были вырыты окопы в полный профиль, армяне использовали самодельные пушки и ящики с динамитом. Они сделали, по собственным подсчетам, до 20 тысяч выстрелов. После успешных атак армян, захвативших татарские позиции, вмешались военные власти. Однако в конце концов войска ретировались, потеряв двух человек убитыми под огнем армян. 12 июля к Вардану подошло подкрепление в 120 человек, и он вновь перешел в наступление. На следующую ночь доктор Мехмандаров (татарин) обратился к генералу Голощапову с просьбой посредничества в заключении мира. Пока шли переговоры, дашнакцаканы произвели взрыв на татарских позициях в Диктан-Гуруне, В Шуше бои шли до утра 22 июля, после чего был заключен мир. Так окончилась армяно-татарская резня (“Гракан Терт”, 9.6.1990).
АРМЯНО-ТАТАРСКАЯ РЕЗНЯ И ОБЩЕСТВЕННОЕ МНЕНИЕ
До событий 1905 года русское общество было во многом равнодушно к армянскому вопросу. Сколько-нибудь горячее “участие” в армянских делах принимали только Величко, Меньшиков и прочие борцы с кознями мирового еврейства и армянского капитала. “Даже передовые группы нашего общественного мнения относились к армянскому мартирологу с равнодушием, как к делу, конечно, прискорбному по человечеству, но далекому и чужому. Между зрением многих русских прогрессистов и несчастьями Армении обидно стояла призма русского Закавказья, в городах которого армяне до последнего своего разорения представляли элемент капиталистический и консервативный…
Таким образом, в русском общественном мнении армянский вопрос оказался зерном между двумя жерновами. Реакционеры и консерваторы, панславизм и руссификация объявили армянству войну, как силе революционной, а прогрессисты, не забывая в армянах “торгашей”, обдали их холодом защиты корректной, но бесстрастной, по долгу службы общей гуманности, без малейшего увлечения. “ (Амфитеатров, стр.20). Крайне правые публицисты, уже тогда начавшие разрабатывать тему “армянского национализма”, естественно, приписали ему и инициативу резни. То же самое утверждала, как это ни парадоксально, часть грузинских социал-демократов. Ибо арменофобия вообще была традиционно сильна в Грузии, порождая симпатии к “добродушным” татарам против “коварных” армян. Разница состояла в том, что если черносотенцы обвиняли армянскую нацию, то марксисты формально переносили свой гнев на армянскую буржуазию, которая “при содействии духовенства совершенно сковала армянский рабочий люд средневековыми идеями и национальным шовинизмом”. Причем “идеологи армянской буржуазии, начиная с революционных организаций (т.е. Дашнакцутюн и Гнчак, кстати, членов II Интернационала - П.Ш.), распространяют между народностями антагонизм, вражду и фанатизм. («Т.Л.», 1.10.1905). В результате татары чуть ли не вынуждены были резать армян.
Логика обвинений в адрес “революционных организаций” при этом такова. Армянские революционеры, вопреки принципам интернационализма, призывают массы к борьбе с турками. Они проповедуют “средневековые” идеи национального сплочения и национальной борьбы (шовинизм!), в ущерб классовой борьбе против реакционной буржуазии (оппортунизм!) и духовенства (клерикализм!). И подобная абсолютизация классовой борьбы отнюдь не была плодом марксистского догматизма, ибо применялась она только в требованиях к армянам. В принципе же социал-демократы (даже большевики) вполне признавали тогда “прогрессивное значение” национальной буржуазии окраин и тем более национально -освободительной борьбы. Таким образом, марксистская фразеология служит тут лишь для оформления традиционных армянофобских чувств, того шовинизма, который так ярко проявился у грузинских деятелей в 1918-21 годах.
Другой грузинский публицист, Леван Кипиани, признавая татар и власти зачинщиками резни, укорял армян участием в резне, призывая их “успокоиться ради покоя жен, сестер и детей”. “Что же касается утверждения…, что армяне… не в силах бороться с “ужасною” провокацией, то на это скажу следующее. Нет такой ужасной… силы, которая бы не оказалась жалкой и бессильной перед дружным напором всех сознательных сил, когда весь народ, все его элементы ясно и определенно выставляют борьбу с известным темным общественным явлением… И мне всегда казалось, что армяне, как народ более культурный, должны обладать более высоким коэффициентом сопротивляемости провокации. Но происходит что-то странное, нелепое, непонятное…” («И.О.», 6.12.1905).