Страница:
– Что ты делаешь? – воскликнул Блейн.
– А ты хочешь, чтобы полтергейст оставил тебя в покое?
– Конечно.
– Тогда нужно убедить его в необходимости этого, – произнес Смит и сбросил на пол изящную статуэтку из черного дерева.
Блейну такая мысль показалась достаточно разумной. Даже призрак не может не понимать, что он когда-нибудь покинет пороговое пространство и переселится в потустороннюю жизнь. И когда это совершится, он, разумеется, будет полагать, что его имущество поджидает хозяина в целости и сохранности. Вот почему следует расплачиваться с ним той же монетой, на преследование отвечать преследованием.
И все-таки Блейн почувствовал себя дикарем, когда снял со стены картину, написанную маслом, и приготовился пробить холст кулаком.
– Не делайте этого, – раздался голос над головой.
Блейн и Смит взглянули вверх. Над ними парило что-то похожее на прозрачный серебристый туман. Из облачка донесся слабый голос:
– Пожалуйста, не троньте картину.
– Вы – Рейли? – спросил Блейн, не выпуская картину из рук.
– Да.
– Почему вы преследуете меня?
– Да потому, что вы виноваты во всем! Именно вы во всем виноваты! Да-да, вы убили меня своим сознанием убийцы! Кто же еще, как не вы, чудовище из прошлого, проклятый монстр!
– Я не убивал вас! – воскликнул Блейн.
– Нет, именно вы убили меня! Вы – не человек! Все сторонятся вас, кроме вашего приятеля-мертвеца! Почему вы не умерли, убийца?
Блейн замахнулся.
– Нет! – послышался пронзительный вопль.
– Вы оставите меня в покое? – спросил Блейн.
– Прошу вас, положите картину, – взмолился Рейли.
Блейн бережно опустил картину.
– Хорошо, я согласен, – ответил Рейли. – Почему бы и нет? Есть вещи, которых вы не видите, Блейн, зато я вижу их хорошо. Ваше пребывание на Земле будет непродолжительным, весьма непродолжительным. Вас предадут те, кому вы верите, а те, кого ненавидите, одержат победу. Вы умрете, Блейн, но не через несколько лет, а очень скоро, гораздо скорее, чем вы думаете. Вас предадут, и вы умрете от собственной руки, покончите с собой!
– Вы сошли с ума! – крикнул Блейн.
– Неужели? Неужели? – хихикнул Рейли. – Неужели?
Серебристое облачко рассеялось. Рейли исчез.
Смит вывел его на улицу по узким запутанным коридорам. Было холодно, и наступающий рассвет уже окрасил высокие здания в розовые и серые тона.
Блейн хотел поблагодарить Смита, но тот покачал головой.
– Не стоит благодарности. В конце концов, Блейн, ты мне нужен. На что я мог бы рассчитывать, если бы полтергейст убил тебя? Будь осторожен, береги себя. Без тебя у меня не останется никакой надежды.
Зомби посмотрел на Блейна с тревогой, затем пошел прочь. Блейн глядел на удалявшуюся фигуру Смита, думая о том, что, пожалуй, лучше иметь дюжину врагов, чем такого друга, как Смит.
Глава 21
Глава 22
Глава 23
– А ты хочешь, чтобы полтергейст оставил тебя в покое?
– Конечно.
– Тогда нужно убедить его в необходимости этого, – произнес Смит и сбросил на пол изящную статуэтку из черного дерева.
Блейну такая мысль показалась достаточно разумной. Даже призрак не может не понимать, что он когда-нибудь покинет пороговое пространство и переселится в потустороннюю жизнь. И когда это совершится, он, разумеется, будет полагать, что его имущество поджидает хозяина в целости и сохранности. Вот почему следует расплачиваться с ним той же монетой, на преследование отвечать преследованием.
И все-таки Блейн почувствовал себя дикарем, когда снял со стены картину, написанную маслом, и приготовился пробить холст кулаком.
– Не делайте этого, – раздался голос над головой.
Блейн и Смит взглянули вверх. Над ними парило что-то похожее на прозрачный серебристый туман. Из облачка донесся слабый голос:
– Пожалуйста, не троньте картину.
– Вы – Рейли? – спросил Блейн, не выпуская картину из рук.
– Да.
– Почему вы преследуете меня?
– Да потому, что вы виноваты во всем! Именно вы во всем виноваты! Да-да, вы убили меня своим сознанием убийцы! Кто же еще, как не вы, чудовище из прошлого, проклятый монстр!
– Я не убивал вас! – воскликнул Блейн.
– Нет, именно вы убили меня! Вы – не человек! Все сторонятся вас, кроме вашего приятеля-мертвеца! Почему вы не умерли, убийца?
Блейн замахнулся.
– Нет! – послышался пронзительный вопль.
– Вы оставите меня в покое? – спросил Блейн.
– Прошу вас, положите картину, – взмолился Рейли.
Блейн бережно опустил картину.
– Хорошо, я согласен, – ответил Рейли. – Почему бы и нет? Есть вещи, которых вы не видите, Блейн, зато я вижу их хорошо. Ваше пребывание на Земле будет непродолжительным, весьма непродолжительным. Вас предадут те, кому вы верите, а те, кого ненавидите, одержат победу. Вы умрете, Блейн, но не через несколько лет, а очень скоро, гораздо скорее, чем вы думаете. Вас предадут, и вы умрете от собственной руки, покончите с собой!
– Вы сошли с ума! – крикнул Блейн.
– Неужели? Неужели? – хихикнул Рейли. – Неужели?
Серебристое облачко рассеялось. Рейли исчез.
Смит вывел его на улицу по узким запутанным коридорам. Было холодно, и наступающий рассвет уже окрасил высокие здания в розовые и серые тона.
Блейн хотел поблагодарить Смита, но тот покачал головой.
– Не стоит благодарности. В конце концов, Блейн, ты мне нужен. На что я мог бы рассчитывать, если бы полтергейст убил тебя? Будь осторожен, береги себя. Без тебя у меня не останется никакой надежды.
Зомби посмотрел на Блейна с тревогой, затем пошел прочь. Блейн глядел на удалявшуюся фигуру Смита, думая о том, что, пожалуй, лучше иметь дюжину врагов, чем такого друга, как Смит.
Глава 21
Через полчаса он вошел в квартиру Мэри Торн. Мэри, заспанная, ненакрашенная, в домашнем халате, повела его в кухню и заказала автоматическому повару кофе, жареный хлеб и яичницу.
– Почему бы тебе, – сказала она, – не появиться в более подходящее время, не так неожиданно. Сейчас половина седьмого утра!
– Постараюсь исправиться, – добродушно пообещал Блейн.
– Ты обещал позвонить. Что с тобой приключилось?
– А ты беспокоилась?
– Я? Ничуть! Итак, что произошло?
Откусывая хлеб и запивая его кофе, Блейн рассказал девушке про охоту, про то, как его преследовал призрак и как от него удалось избавиться. Мэри внимательно слушала.
– Судя по всему, ты гордишься собой, – произнесла она наконец, – и, пожалуй, у тебя есть для этого основания. Но тебе по-прежнему неизвестно, что хочет от тебя Смит, ты даже не знаешь, кто он такой.
– Действительно, я не имею об этом ни малейшего представления, – признался Блейн. – Но и Смит не знает этого. Откровенно говоря, все это мало меня беспокоит.
– А что случится, когда он узнает?
– Вот когда это случится, тогда я и буду беспокоиться.
Мэри удивленно подняла брови, но промолчала.
– Том, каковы твои планы на ближайшее будущее?
– Собираюсь искать работу.
– Охотника?
– Нет. Тебе это может показаться нелогичным, но я попытаюсь устроиться в фирму, занимающуюся проектированием и строительством яхт. После этого вернусь и побеспокою тебя в более подходящее время. Как тебе нравится мой план?
– Мне он представляется неосуществимым. Хочешь выслушать хороший совет?
– Нет.
– Тем не менее я дам его тебе. Том, уезжай из Нью-Йорка, и как можно дальше. Постарайся добраться до Фиджи или Самоа.
– Но почему?
Мэри расхаживала по кухне, пытаясь успокоиться.
– Ты просто не понимаешь этот мир.
– Мне кажется, что понимаю.
– Нет! Том, ты столкнулся с несколькими типичными случаями и приобрел небольшой опыт, вот и все. Это значит, что тебе удалось освоиться в нашем обществе. Что ты пережил? Тебя похитили, ты подвергся преследованию духа и принял участие в охоте. Но все это – в смысле приобретения опыта – не выходит за рамки туристической прогулки. Рейли был прав: ты такой же беспомощный и невежественный, как пещерный человек в твоем 1958 году.
– Это смехотворное сравнение, и оно мне не нравится.
– Хорошо, пусть это будет китаец из четырнадцатого века. Предположим, этот гипотетический китаец встретит гангстера, совершит поездку на автобусе и побывает на Кони-Айленд. Неужели ты скажешь, что он понял Америку двадцатого века?
– Нет, конечно. Но я не понимаю смысла твоих слов.
– Смысл, – сказала Мэри, – заключается в том, что здесь ты в опасности и даже не можешь предугадать, откуда она тебе угрожает, что из себя представляет и как быстро придет. Начать с того, что тебя преследует этот проклятый Смит. Далее, наследники Рейли могут возмутиться, что ты осквернил гробницу, и принять какие-то меры против тебя. А управляющие «Рекса» все еще спорят о том, как поступить с тобой. Ты изменил ситуацию, нарушил ее. Неужели ты не понимаешь этого?
– Со Смитом я разберусь, – ответил Блейн. – На наследников Рейли мне наплевать. Что касается управляющих «Рекса», я не знаю, что они могут предпринять против меня.
Мэри подошла к нему и обняла за шею.
– Том, – серьезно произнесла девушка, – любой человек, родившийся в наше время и оказавшийся на твоем месте, не терял бы ни секунды и спасался бегством!
Блейн прижал ее к себе и погладил гладкие темные волосы. «Она любит меня и хочет спасти, желает добра», – подумал он. Но Блейну не хотелось выслушивать предостережения. Ему удалось пережить опасности охоты, пройти через железную дверь в подземный мир и, одержав победу, снова вернуться в свет дня. И вот теперь, сидя в кухне Мэри Торн, залитой солнечным светом, он испытывал чувство эйфории и полное умиротворение. Опасность казалась ему академической проблемой, бесконечно далекой, не заслуживающей в данный момент серьезного внимания, а идея бежать из Нью-Йорка – просто абсурдной.
– Скажи, – с улыбкой спросил он, – среди всего того, во что я вмешался, есть и твоя жизнь?
– Меня, по-видимому, уволят – если тебя интересует именно это.
– Нет, меня интересует другое.
– В этом случае ответ должен быть тебе известен… Том, ты уедешь из Нью-Йорка? Я тебя очень прошу.
– Нет, не уеду. И не устраивай паники.
– Боже мой, – вздохнула девушка, – мы говорим на одном языке, но ты не хочешь понять меня. Ты просто не понимаешь. Позволь объяснить все это на примере. – Мэри задумалась. – Допустим, у человека есть парусная яхта…
– А ты ходишь под парусом? – спросил Блейн.
– Да, я люблю ходить на яхте. Не перебивай меня, Том! Допустим, у человека есть парусная яхта, на которой он собирается совершить путешествие по океану…
– По морю жизни, – не удержался Блейн.
– Совсем не смешно, – отрезала она. В это мгновение Мэри выглядела очень привлекательной и серьезной. – Однако он совершенно не разбирается в яхтах. Он видит, что его яхта на плаву, хорошо покрашена и все на месте. Ему и в голову не приходит мысль об опасности. Затем яхту осматриваешь ты и видишь, что шпангоуты потрескались, руль изъеден червями-древоточцами, в шпоре мачты гниль, паруса покрылись плесенью, болты, крепящие киль, проржавели и крепления вот-вот развалятся.
– Откуда ты так много знаешь о яхтах? – удивился Блейн.
– Я ходила на яхтах с самого детства. Ты можешь выслушать меня? Затем ты говоришь владельцу, что его яхта непригодна для плавания и пойдет ко дну при первом шторме.
– Когда-нибудь мы походим с тобой на яхте, – сказал Блейн.
– Но этот человек, – упрямо продолжала девушка, – совсем не разбирается в яхтах. Он знает одно: яхта выглядит отлично. Но самое главное заключается в том, что ты не можешь точно сказать ему, что с ней произойдет и когда ее постигнет катастрофа. Возможно, яхта продержится месяц или даже целый год, а может быть, пойдет ко дну уже через неделю. Может быть, сначала отвалится киль или, возможно, рухнет мачта. Ты просто не знаешь этого. И в данном случае ситуация аналогична. Я не могу сказать тебе, что случится и когда. Я просто знаю, что тебе угрожает опасность. Ты должен уехать из города!
Мэри посмотрела на него с надеждой. Блейн кивнул.
– Из тебя выйдет отличный член экипажа, – сказал он.
– Значит, ты отказываешься уезжать?
– Отказываюсь. Я не спал всю ночь. Если я куда и отправлюсь, так это в постель. Ты не хочешь составить компанию?
– Иди к черту!
– Ну пожалуйста, милая. Где твоя жалость к бездомному скитальцу из прошлого?
– Мне надо уходить, – ответила Мэри. – Можешь располагаться в спальне. И подумай о том, что я тебе сказала.
– Обязательно, – кивнул Блейн. – Вот только зачем мне беспокоиться, когда ты присматриваешь за мной?
– И Смит тоже, – напомнила девушка. Она быстро поцеловала его и вышла из комнаты.
Блейн позавтракал и лег спать. Проснулся он уже к вечеру. Мэри еще не вернулась, поэтому, прежде чем уйти, он написал ей записку, где указал адрес своего отеля.
В течение нескольких следующих дней он посетил почти все фирмы в Нью-Йорке, занимающиеся проектированием и строительством яхт, но безуспешно. Его бывшей фирмы – «Мэттисон и Питерс» – уже давно не существовало, а остальные не проявили к нему интереса. Наконец ему повезло. Главный конструктор фирмы «Джейкобсен Яхтс, лимитед» долго расспрашивал Блейна о давно не строящихся рыбацких баркасах, распространенных в прошлом на Багамских островах и в районе Чесапикского залива. Блейн продемонстрировал глубокое знание вопроса и знакомство с подобными классами судов, а также искусство черчения, ныне утраченное.
– Время от времени к нам обращаются с запросами относительно старинных судов, – сказал ему главный конструктор. – Я предлагаю вам следующее. Мы возьмем вас на работу в качестве рассыльного. Вы будете чертить классические типы корпусов за комиссионные, а в свободное время – овладевать современным конструированием, потому что, откровенно говоря, вы несколько подотстали в этой области. Когда выучитесь, мы повысим вас. Согласны?
Это была низкая должность, но это была работа, настоящая работа с перспективой продвижения. Это означало, что Блейн наконец обрел свое место в мире 2110 года.
– Я согласен, – произнес он, – и очень вам благодарен.
Этим же вечером, празднуя успех, он отправился в сенсорный магазин, чтобы купить плейер и несколько записей. «Наконец-то, – решил Блейн, – я имею право на маленькую роскошь».
Сенсорные записи были так же неотделимы от 2110 года, так как популярны и вездесущи, как телевизоры во времена Блейна. Самые сложные и крупные записи использовались для театральных представлений, а их вариации применялись для рекламы и пропаганды. Они были наиболее распространенной и самой мощной формой «грез наяву», причем на любой вкус.
Однако у сенсорных записей были громогласные противники, выражавшие сожаление по поводу зловещей тенденции к полной пассивности зрителей. Критиков беспокоила излишняя легкость, с которой человек мог усваивать любую сенсорную запись; многие домохозяйки постоянно ходили с невидящими взглядами, превращаясь в неких наркоманов, все время находящихся в мире ярких сенсорных образов.
При чтении или у телевизора, напоминали критики сенсорных программ, человек участвовал в действии, происходящем на страницах книги или на экране, тогда как сенсорные записи просто поглощают вас – яркие, ослепительные, незаметно обволакивающие грезы, оставляющие разрушительное шизофреническое впечатление, что они лучше и приятнее жизни. Это недопустимо, говорили критики, даже если так оно и есть. Сенсорные записи опасны, предупреждали они. Справедливости ради следует заметить, что в сенсорном изображении было запечатлено и несколько настоящих актерских работ (ведь нельзя не принимать во внимание Веррехо, Джонстона, Телькена, да и Миккельсон подает большие надежды). Однако подавляющее большинство сенсорных записей не отличалось высоким качеством. К тому же – разрушительное воздействие на психику, развращение общественных вкусов, движение в сторону полной пассивности…
Уже в грядущем поколении, громогласно заявляли критики, люди потеряют способность к чтению, мышлению или принятию решений!
Аргумент был действительно весомый. Однако Блейн, имеющий за плечами перспективу продолжительностью в сто пятьдесят два года, помнил, что аналогичные споры велись в связи с появлением и распространением радио, кино, комиксов, телевидения и дешевых книг в бумажных обложках. Даже любимые всеми романы подвергались когда-то жестокой критике за отклонение от классических принципов чистой поэзии. Всякое нововведение, казалось, вело сначала к уничтожению культуры, а затем превращалось в ее главный элемент, воплощение добрых старых дней, дух Золотого века, находящийся под угрозой уничтожения со стороны очередного нововведения.
Сенсорные записи, нравится это или нет, уже вошли в обиход. Блейн решил отдать им должное.
Осмотрев различные модели, Блейн остановился на недорогом плейере марки «Бендикс». Затем с помощью продавца он выбрал три записи, пользовавшиеся спросом, и отправился в кабину для прослушивания. Там он прикрепил ко лбу электроды и включил первую запись.
Это было историческое повествование, в высшей степени романтический пересказ «Песни о Роланде», выполненный в низкоинтенсивной технике стороннего наблюдателя, что давало возможность воспроизвести масштабные сцены битвы и массовые сцены. Повествование началось.
…Блейн оказался в Ронсевалльском ущелье, в то жаркое роковое утро августа 778 года, вместе с арьергардом отряда Роланда, наблюдая, как главные силы армии Карла Великого медленно удаляются в сторону Франции. Усталые ветераны, сутулясь, сидят в своих седлах с высокими луками, скрипит кожа, звенят шпоры, ударяясь о бронзовые стремена. В воздухе пахнет смолой и потом, едва ощущается запах дыма со стороны сожженной Памплоны, смазанной маслом стали и сухой летней травы…
Блейн решил купить запись. Следующая запись воспроизводила сцены стремительной погони на Венере, полной напряжения, в которой слушатель полностью отождествлялся с преследуемым, ни в чем не виноватым человеком. Наконец, последняя запись представляла собой версию романа «Война и мир» с переменной интенсивностью воспроизведения и отдельными сценами, где слушатель отождествлялся с героями.
Когда Блейн расплачивался за покупки, продавец подмигнул и спросил:
– Вас интересуют по-настоящему крутые записи?
– Может быть, – осторожно ответил Блейн.
– У меня есть великолепные групповые записи, – сообщил продавец, – с абсолютным отождествлением и полным переключением сознания. Не интересует? Подлинная запись – волосы становятся дыбом. Человек умирает в зыбучих песках. Убийцы сделали эту запись специально для любителей такого жанра.
– В следующий раз, – произнес Блейн и направился к выходу.
– Кроме того, – сказал вдогонку продавец, – имеется специальная запись, сделанная законным образом, но не пущенная в продажу. Несколько экземпляров тайно распространяются среди ценителей. Человек из прошлого заново рождается в нашем времени. Гарантированная подлинность.
– Неужели?
– Уверяю вас, запись уникальна. Эмоции передаются чисто, как звон колокола, тонко, словно лезвие бритвы. Лишь настоящий коллекционер может оценить ее по достоинству. Уверен, что эта запись станет классической.
– Хотелось бы прослушать, – мрачно произнес Блейн.
Он взял запись, не отмеченную никакой этикеткой, и прошел в кабину. Через десять минут он вернулся, заметно потрясенный, и купил ее за баснословную цену. Ему казалось, что он покупает частицу самого себя.
Продавец и техники из корпорации «Рекс» оказались правы. Запись действительно станет классической, и коллекционеры будут охотиться за ней.
К сожалению, там были стерты все имена, чтобы полиция не смогла определить источник. Блейн стал знаменитостью – но совершенно анонимной.
– Почему бы тебе, – сказала она, – не появиться в более подходящее время, не так неожиданно. Сейчас половина седьмого утра!
– Постараюсь исправиться, – добродушно пообещал Блейн.
– Ты обещал позвонить. Что с тобой приключилось?
– А ты беспокоилась?
– Я? Ничуть! Итак, что произошло?
Откусывая хлеб и запивая его кофе, Блейн рассказал девушке про охоту, про то, как его преследовал призрак и как от него удалось избавиться. Мэри внимательно слушала.
– Судя по всему, ты гордишься собой, – произнесла она наконец, – и, пожалуй, у тебя есть для этого основания. Но тебе по-прежнему неизвестно, что хочет от тебя Смит, ты даже не знаешь, кто он такой.
– Действительно, я не имею об этом ни малейшего представления, – признался Блейн. – Но и Смит не знает этого. Откровенно говоря, все это мало меня беспокоит.
– А что случится, когда он узнает?
– Вот когда это случится, тогда я и буду беспокоиться.
Мэри удивленно подняла брови, но промолчала.
– Том, каковы твои планы на ближайшее будущее?
– Собираюсь искать работу.
– Охотника?
– Нет. Тебе это может показаться нелогичным, но я попытаюсь устроиться в фирму, занимающуюся проектированием и строительством яхт. После этого вернусь и побеспокою тебя в более подходящее время. Как тебе нравится мой план?
– Мне он представляется неосуществимым. Хочешь выслушать хороший совет?
– Нет.
– Тем не менее я дам его тебе. Том, уезжай из Нью-Йорка, и как можно дальше. Постарайся добраться до Фиджи или Самоа.
– Но почему?
Мэри расхаживала по кухне, пытаясь успокоиться.
– Ты просто не понимаешь этот мир.
– Мне кажется, что понимаю.
– Нет! Том, ты столкнулся с несколькими типичными случаями и приобрел небольшой опыт, вот и все. Это значит, что тебе удалось освоиться в нашем обществе. Что ты пережил? Тебя похитили, ты подвергся преследованию духа и принял участие в охоте. Но все это – в смысле приобретения опыта – не выходит за рамки туристической прогулки. Рейли был прав: ты такой же беспомощный и невежественный, как пещерный человек в твоем 1958 году.
– Это смехотворное сравнение, и оно мне не нравится.
– Хорошо, пусть это будет китаец из четырнадцатого века. Предположим, этот гипотетический китаец встретит гангстера, совершит поездку на автобусе и побывает на Кони-Айленд. Неужели ты скажешь, что он понял Америку двадцатого века?
– Нет, конечно. Но я не понимаю смысла твоих слов.
– Смысл, – сказала Мэри, – заключается в том, что здесь ты в опасности и даже не можешь предугадать, откуда она тебе угрожает, что из себя представляет и как быстро придет. Начать с того, что тебя преследует этот проклятый Смит. Далее, наследники Рейли могут возмутиться, что ты осквернил гробницу, и принять какие-то меры против тебя. А управляющие «Рекса» все еще спорят о том, как поступить с тобой. Ты изменил ситуацию, нарушил ее. Неужели ты не понимаешь этого?
– Со Смитом я разберусь, – ответил Блейн. – На наследников Рейли мне наплевать. Что касается управляющих «Рекса», я не знаю, что они могут предпринять против меня.
Мэри подошла к нему и обняла за шею.
– Том, – серьезно произнесла девушка, – любой человек, родившийся в наше время и оказавшийся на твоем месте, не терял бы ни секунды и спасался бегством!
Блейн прижал ее к себе и погладил гладкие темные волосы. «Она любит меня и хочет спасти, желает добра», – подумал он. Но Блейну не хотелось выслушивать предостережения. Ему удалось пережить опасности охоты, пройти через железную дверь в подземный мир и, одержав победу, снова вернуться в свет дня. И вот теперь, сидя в кухне Мэри Торн, залитой солнечным светом, он испытывал чувство эйфории и полное умиротворение. Опасность казалась ему академической проблемой, бесконечно далекой, не заслуживающей в данный момент серьезного внимания, а идея бежать из Нью-Йорка – просто абсурдной.
– Скажи, – с улыбкой спросил он, – среди всего того, во что я вмешался, есть и твоя жизнь?
– Меня, по-видимому, уволят – если тебя интересует именно это.
– Нет, меня интересует другое.
– В этом случае ответ должен быть тебе известен… Том, ты уедешь из Нью-Йорка? Я тебя очень прошу.
– Нет, не уеду. И не устраивай паники.
– Боже мой, – вздохнула девушка, – мы говорим на одном языке, но ты не хочешь понять меня. Ты просто не понимаешь. Позволь объяснить все это на примере. – Мэри задумалась. – Допустим, у человека есть парусная яхта…
– А ты ходишь под парусом? – спросил Блейн.
– Да, я люблю ходить на яхте. Не перебивай меня, Том! Допустим, у человека есть парусная яхта, на которой он собирается совершить путешествие по океану…
– По морю жизни, – не удержался Блейн.
– Совсем не смешно, – отрезала она. В это мгновение Мэри выглядела очень привлекательной и серьезной. – Однако он совершенно не разбирается в яхтах. Он видит, что его яхта на плаву, хорошо покрашена и все на месте. Ему и в голову не приходит мысль об опасности. Затем яхту осматриваешь ты и видишь, что шпангоуты потрескались, руль изъеден червями-древоточцами, в шпоре мачты гниль, паруса покрылись плесенью, болты, крепящие киль, проржавели и крепления вот-вот развалятся.
– Откуда ты так много знаешь о яхтах? – удивился Блейн.
– Я ходила на яхтах с самого детства. Ты можешь выслушать меня? Затем ты говоришь владельцу, что его яхта непригодна для плавания и пойдет ко дну при первом шторме.
– Когда-нибудь мы походим с тобой на яхте, – сказал Блейн.
– Но этот человек, – упрямо продолжала девушка, – совсем не разбирается в яхтах. Он знает одно: яхта выглядит отлично. Но самое главное заключается в том, что ты не можешь точно сказать ему, что с ней произойдет и когда ее постигнет катастрофа. Возможно, яхта продержится месяц или даже целый год, а может быть, пойдет ко дну уже через неделю. Может быть, сначала отвалится киль или, возможно, рухнет мачта. Ты просто не знаешь этого. И в данном случае ситуация аналогична. Я не могу сказать тебе, что случится и когда. Я просто знаю, что тебе угрожает опасность. Ты должен уехать из города!
Мэри посмотрела на него с надеждой. Блейн кивнул.
– Из тебя выйдет отличный член экипажа, – сказал он.
– Значит, ты отказываешься уезжать?
– Отказываюсь. Я не спал всю ночь. Если я куда и отправлюсь, так это в постель. Ты не хочешь составить компанию?
– Иди к черту!
– Ну пожалуйста, милая. Где твоя жалость к бездомному скитальцу из прошлого?
– Мне надо уходить, – ответила Мэри. – Можешь располагаться в спальне. И подумай о том, что я тебе сказала.
– Обязательно, – кивнул Блейн. – Вот только зачем мне беспокоиться, когда ты присматриваешь за мной?
– И Смит тоже, – напомнила девушка. Она быстро поцеловала его и вышла из комнаты.
Блейн позавтракал и лег спать. Проснулся он уже к вечеру. Мэри еще не вернулась, поэтому, прежде чем уйти, он написал ей записку, где указал адрес своего отеля.
В течение нескольких следующих дней он посетил почти все фирмы в Нью-Йорке, занимающиеся проектированием и строительством яхт, но безуспешно. Его бывшей фирмы – «Мэттисон и Питерс» – уже давно не существовало, а остальные не проявили к нему интереса. Наконец ему повезло. Главный конструктор фирмы «Джейкобсен Яхтс, лимитед» долго расспрашивал Блейна о давно не строящихся рыбацких баркасах, распространенных в прошлом на Багамских островах и в районе Чесапикского залива. Блейн продемонстрировал глубокое знание вопроса и знакомство с подобными классами судов, а также искусство черчения, ныне утраченное.
– Время от времени к нам обращаются с запросами относительно старинных судов, – сказал ему главный конструктор. – Я предлагаю вам следующее. Мы возьмем вас на работу в качестве рассыльного. Вы будете чертить классические типы корпусов за комиссионные, а в свободное время – овладевать современным конструированием, потому что, откровенно говоря, вы несколько подотстали в этой области. Когда выучитесь, мы повысим вас. Согласны?
Это была низкая должность, но это была работа, настоящая работа с перспективой продвижения. Это означало, что Блейн наконец обрел свое место в мире 2110 года.
– Я согласен, – произнес он, – и очень вам благодарен.
Этим же вечером, празднуя успех, он отправился в сенсорный магазин, чтобы купить плейер и несколько записей. «Наконец-то, – решил Блейн, – я имею право на маленькую роскошь».
Сенсорные записи были так же неотделимы от 2110 года, так как популярны и вездесущи, как телевизоры во времена Блейна. Самые сложные и крупные записи использовались для театральных представлений, а их вариации применялись для рекламы и пропаганды. Они были наиболее распространенной и самой мощной формой «грез наяву», причем на любой вкус.
Однако у сенсорных записей были громогласные противники, выражавшие сожаление по поводу зловещей тенденции к полной пассивности зрителей. Критиков беспокоила излишняя легкость, с которой человек мог усваивать любую сенсорную запись; многие домохозяйки постоянно ходили с невидящими взглядами, превращаясь в неких наркоманов, все время находящихся в мире ярких сенсорных образов.
При чтении или у телевизора, напоминали критики сенсорных программ, человек участвовал в действии, происходящем на страницах книги или на экране, тогда как сенсорные записи просто поглощают вас – яркие, ослепительные, незаметно обволакивающие грезы, оставляющие разрушительное шизофреническое впечатление, что они лучше и приятнее жизни. Это недопустимо, говорили критики, даже если так оно и есть. Сенсорные записи опасны, предупреждали они. Справедливости ради следует заметить, что в сенсорном изображении было запечатлено и несколько настоящих актерских работ (ведь нельзя не принимать во внимание Веррехо, Джонстона, Телькена, да и Миккельсон подает большие надежды). Однако подавляющее большинство сенсорных записей не отличалось высоким качеством. К тому же – разрушительное воздействие на психику, развращение общественных вкусов, движение в сторону полной пассивности…
Уже в грядущем поколении, громогласно заявляли критики, люди потеряют способность к чтению, мышлению или принятию решений!
Аргумент был действительно весомый. Однако Блейн, имеющий за плечами перспективу продолжительностью в сто пятьдесят два года, помнил, что аналогичные споры велись в связи с появлением и распространением радио, кино, комиксов, телевидения и дешевых книг в бумажных обложках. Даже любимые всеми романы подвергались когда-то жестокой критике за отклонение от классических принципов чистой поэзии. Всякое нововведение, казалось, вело сначала к уничтожению культуры, а затем превращалось в ее главный элемент, воплощение добрых старых дней, дух Золотого века, находящийся под угрозой уничтожения со стороны очередного нововведения.
Сенсорные записи, нравится это или нет, уже вошли в обиход. Блейн решил отдать им должное.
Осмотрев различные модели, Блейн остановился на недорогом плейере марки «Бендикс». Затем с помощью продавца он выбрал три записи, пользовавшиеся спросом, и отправился в кабину для прослушивания. Там он прикрепил ко лбу электроды и включил первую запись.
Это было историческое повествование, в высшей степени романтический пересказ «Песни о Роланде», выполненный в низкоинтенсивной технике стороннего наблюдателя, что давало возможность воспроизвести масштабные сцены битвы и массовые сцены. Повествование началось.
…Блейн оказался в Ронсевалльском ущелье, в то жаркое роковое утро августа 778 года, вместе с арьергардом отряда Роланда, наблюдая, как главные силы армии Карла Великого медленно удаляются в сторону Франции. Усталые ветераны, сутулясь, сидят в своих седлах с высокими луками, скрипит кожа, звенят шпоры, ударяясь о бронзовые стремена. В воздухе пахнет смолой и потом, едва ощущается запах дыма со стороны сожженной Памплоны, смазанной маслом стали и сухой летней травы…
Блейн решил купить запись. Следующая запись воспроизводила сцены стремительной погони на Венере, полной напряжения, в которой слушатель полностью отождествлялся с преследуемым, ни в чем не виноватым человеком. Наконец, последняя запись представляла собой версию романа «Война и мир» с переменной интенсивностью воспроизведения и отдельными сценами, где слушатель отождествлялся с героями.
Когда Блейн расплачивался за покупки, продавец подмигнул и спросил:
– Вас интересуют по-настоящему крутые записи?
– Может быть, – осторожно ответил Блейн.
– У меня есть великолепные групповые записи, – сообщил продавец, – с абсолютным отождествлением и полным переключением сознания. Не интересует? Подлинная запись – волосы становятся дыбом. Человек умирает в зыбучих песках. Убийцы сделали эту запись специально для любителей такого жанра.
– В следующий раз, – произнес Блейн и направился к выходу.
– Кроме того, – сказал вдогонку продавец, – имеется специальная запись, сделанная законным образом, но не пущенная в продажу. Несколько экземпляров тайно распространяются среди ценителей. Человек из прошлого заново рождается в нашем времени. Гарантированная подлинность.
– Неужели?
– Уверяю вас, запись уникальна. Эмоции передаются чисто, как звон колокола, тонко, словно лезвие бритвы. Лишь настоящий коллекционер может оценить ее по достоинству. Уверен, что эта запись станет классической.
– Хотелось бы прослушать, – мрачно произнес Блейн.
Он взял запись, не отмеченную никакой этикеткой, и прошел в кабину. Через десять минут он вернулся, заметно потрясенный, и купил ее за баснословную цену. Ему казалось, что он покупает частицу самого себя.
Продавец и техники из корпорации «Рекс» оказались правы. Запись действительно станет классической, и коллекционеры будут охотиться за ней.
К сожалению, там были стерты все имена, чтобы полиция не смогла определить источник. Блейн стал знаменитостью – но совершенно анонимной.
Глава 22
Блейн каждый день ходил на работу, подметал пол, выбрасывал мусор из корзин, писал адреса на конвертах и за отдельную плату изредка проектировал старинные корпуса яхт. Вечерами он овладевал сложным искусством конструирования парусных яхт двадцать второго века. Через некоторое время ему начали поручать иные задания: он писал рекламные объявления. В этой области Блейн продемонстрировал немалые способности и продвинулся по службе – стал младшим конструктором. Теперь почти все контакты между «Джейкобсен Яхтс, лимитед» и различными фирмами, строящими яхты по проектам компании, осуществлялись через Блейна.
Он продолжал учиться, но заказов на старинные корпуса было немного. Большинство стандартных яхт конструировали братья Джейкобсен, а старик Эд Рихтер, известный под прозвищем Салемский волшебник, создавал проекты уникальных гоночных судов и многокорпусных катамаранов. Блейн взял на себя рекламу и переписку, так что времени для других дел не оставалось.
Это была ответственная и необходимая работа, но далекая от конструирования яхт. Его жизнь в 2110 году становилась как две капли воды похожей на ту, прежнюю, в 1958 году.
Блейн задумался над этим. С одной стороны, создавшееся положение радовало его, поскольку раз и навсегда разрешился конфликт между его сознанием и приобретенным телом.
С другой стороны, ситуация не слишком уж высоко характеризовала качество этого сознания. Ведь он был человеком, который перенесся на 152 года в будущее, прошел через ужасы и чудеса – и теперь, покорившись страшной неизбежности, снова превратился в младшего конструктора яхт, который занимается чем угодно, только не проектированием судов. Неужели в его характере скрывается какой-то фатальный дефект, обрекающий на неполноценность независимо от положения, в которое он попадает?
Блейн уныло подумал о том, что если бы судьба забросила его в прошлое, на миллион лет назад, в общество пещерных людей, то он, немного освоившись в новом окружении, обязательно стал бы младшим конструктором челноков. Но только не настоящим конструктором. Его обязанности заключилась бы в учете ожерелий из ракушек, проверке качества древесных стволов и налаживании связей с поставщиками, а когда понадобилась бы настоящая работа, то ею занялся бы кто-то другой, какой-нибудь неандертальский гений.
Подобные мысли угнетали его. К счастью, на эту проблему можно взглянуть и с другой стороны. Неизбежное возвращение Блейна к своей прежней должности можно истолковывать и как великолепный пример моральной стабильности, человеческой настойчивости. Он знал, кто он такой и на что способен. И не важно, в какое окружение он попадал, – верность профессии оставалась неизменной. Так что с такой точки зрения Блейну следовало гордиться, что он всегда и везде был младшим конструктором яхт.
Блейн продолжал свою работу в фирме «Джейкобсен Яхтс, лимитед», колеблясь между этими двумя точками зрения. Раз или два он встречался с Мэри, но обычно она была занята на совещаниях управляющих корпорацией «Рекс». Он переехал из отеля в небольшую, со вкусом обставленную квартиру. Нью-Йорк превращался в знакомый город.
«По крайней мере, – напоминал себе Блейн, – мне удалось решить проблему отношений между сознанием и новым телом».
Впрочем, сбрасывать со счетов запросы тела не следовало. Блейн вскоре убедился в том, что упустил из виду одну из проблем, связанных с обладанием таким сильным, красивым и в высшей степени темпераментным телом, как у него. Наступил момент, когда конфликт между сознанием и телом вспыхнул снова, причем сильнее, чем когда-либо.
Он ушел с работы в обычное время и ждал на углу гелибус. Стоявшая поблизости молодая женщина пристально смотрела на него. Ей было лет двадцать пять. Скромно одетая, привлекательная, с пышной грудью и рыжими волосами, лицо решительное, но какое-то грустное.
Блейн вспомнил, что несколько раз мельком видел ее, но никогда не обращал особого внимания. Да, верно, однажды они вместе ехали в гелибусе. В другой раз женщина вошла в магазин следом за ним. Кроме того, она несколько раз проходила мимо здания фирмы, когда он выходил после работы.
Женщина определенно следила за ним, причем, по-видимому, уже несколько недель. Зачем?
Он посмотрел ей в лицо. Женщина на мгновение заколебалась, затем подошла.
– Мне хотелось бы поговорить с вами, – сказала она. У нее был низкий приятный голос, и чувствовалось, что она нервничает. – Прошу вас, мистер Блейн. Это очень важно.
Значит, она знает его имя.
– Разумеется, – ответил Блейн. – Что вас интересует?
– Не на улице. Мы не могли бы… пойти куда-нибудь?
Блейн усмехнулся и отрицательно покачал головой. Казалось, женщина не представляет никакой опасности, но ведь и Орк выглядел дружелюбным. Доверять незнакомцам в этом мире – значило подвергнуться риску утратить сознание, или тело, или то и другое одновременно.
– Я не знаю вас, – сказал он. – Как вы узнали мое имя? Если вы хотите что-то сказать мне, говорите прямо здесь.
– Мне не следовало вас беспокоить, – грустно произнесла женщина, – но я просто не могла удержаться. Иногда чувствуешь себя такой одинокой. Вы меня понимаете?
– Одинокой? Действительно, такое и со мной бывает. Это и есть причина, почему вам захотелось поговорить со мной?
– Ну конечно, вы ничего не знаете. – В голосе женщины звучала печаль.
– Не знаю, – терпеливо согласился Блейн. – О чем речь?
– Мне не хочется говорить об этом на улице. Неужели нельзя куда-нибудь пойти?
– Нет, – покачал головой Блейн. – Вам придется говорить здесь. – Он чувствовал, что его снова втягивают в какую-то сложную игру.
– Ничего не поделаешь, – смущенно заметила женщина. – Я следила за вами, мистер Блейн, длительное время. Узнала, как вас зовут и где вы работаете. Мне нужно было встретиться с вами. Это касается вашего тела.
– Что?
– Да, вашего тела. – Она отвела взгляд в сторону. – Видите ли, оно принадлежало моему мужу – до того, как он продал его корпорации «Рекс».
Блейн изумленно открыл рот, но не сумел вымолвить ни слова.
Он продолжал учиться, но заказов на старинные корпуса было немного. Большинство стандартных яхт конструировали братья Джейкобсен, а старик Эд Рихтер, известный под прозвищем Салемский волшебник, создавал проекты уникальных гоночных судов и многокорпусных катамаранов. Блейн взял на себя рекламу и переписку, так что времени для других дел не оставалось.
Это была ответственная и необходимая работа, но далекая от конструирования яхт. Его жизнь в 2110 году становилась как две капли воды похожей на ту, прежнюю, в 1958 году.
Блейн задумался над этим. С одной стороны, создавшееся положение радовало его, поскольку раз и навсегда разрешился конфликт между его сознанием и приобретенным телом.
С другой стороны, ситуация не слишком уж высоко характеризовала качество этого сознания. Ведь он был человеком, который перенесся на 152 года в будущее, прошел через ужасы и чудеса – и теперь, покорившись страшной неизбежности, снова превратился в младшего конструктора яхт, который занимается чем угодно, только не проектированием судов. Неужели в его характере скрывается какой-то фатальный дефект, обрекающий на неполноценность независимо от положения, в которое он попадает?
Блейн уныло подумал о том, что если бы судьба забросила его в прошлое, на миллион лет назад, в общество пещерных людей, то он, немного освоившись в новом окружении, обязательно стал бы младшим конструктором челноков. Но только не настоящим конструктором. Его обязанности заключилась бы в учете ожерелий из ракушек, проверке качества древесных стволов и налаживании связей с поставщиками, а когда понадобилась бы настоящая работа, то ею занялся бы кто-то другой, какой-нибудь неандертальский гений.
Подобные мысли угнетали его. К счастью, на эту проблему можно взглянуть и с другой стороны. Неизбежное возвращение Блейна к своей прежней должности можно истолковывать и как великолепный пример моральной стабильности, человеческой настойчивости. Он знал, кто он такой и на что способен. И не важно, в какое окружение он попадал, – верность профессии оставалась неизменной. Так что с такой точки зрения Блейну следовало гордиться, что он всегда и везде был младшим конструктором яхт.
Блейн продолжал свою работу в фирме «Джейкобсен Яхтс, лимитед», колеблясь между этими двумя точками зрения. Раз или два он встречался с Мэри, но обычно она была занята на совещаниях управляющих корпорацией «Рекс». Он переехал из отеля в небольшую, со вкусом обставленную квартиру. Нью-Йорк превращался в знакомый город.
«По крайней мере, – напоминал себе Блейн, – мне удалось решить проблему отношений между сознанием и новым телом».
Впрочем, сбрасывать со счетов запросы тела не следовало. Блейн вскоре убедился в том, что упустил из виду одну из проблем, связанных с обладанием таким сильным, красивым и в высшей степени темпераментным телом, как у него. Наступил момент, когда конфликт между сознанием и телом вспыхнул снова, причем сильнее, чем когда-либо.
Он ушел с работы в обычное время и ждал на углу гелибус. Стоявшая поблизости молодая женщина пристально смотрела на него. Ей было лет двадцать пять. Скромно одетая, привлекательная, с пышной грудью и рыжими волосами, лицо решительное, но какое-то грустное.
Блейн вспомнил, что несколько раз мельком видел ее, но никогда не обращал особого внимания. Да, верно, однажды они вместе ехали в гелибусе. В другой раз женщина вошла в магазин следом за ним. Кроме того, она несколько раз проходила мимо здания фирмы, когда он выходил после работы.
Женщина определенно следила за ним, причем, по-видимому, уже несколько недель. Зачем?
Он посмотрел ей в лицо. Женщина на мгновение заколебалась, затем подошла.
– Мне хотелось бы поговорить с вами, – сказала она. У нее был низкий приятный голос, и чувствовалось, что она нервничает. – Прошу вас, мистер Блейн. Это очень важно.
Значит, она знает его имя.
– Разумеется, – ответил Блейн. – Что вас интересует?
– Не на улице. Мы не могли бы… пойти куда-нибудь?
Блейн усмехнулся и отрицательно покачал головой. Казалось, женщина не представляет никакой опасности, но ведь и Орк выглядел дружелюбным. Доверять незнакомцам в этом мире – значило подвергнуться риску утратить сознание, или тело, или то и другое одновременно.
– Я не знаю вас, – сказал он. – Как вы узнали мое имя? Если вы хотите что-то сказать мне, говорите прямо здесь.
– Мне не следовало вас беспокоить, – грустно произнесла женщина, – но я просто не могла удержаться. Иногда чувствуешь себя такой одинокой. Вы меня понимаете?
– Одинокой? Действительно, такое и со мной бывает. Это и есть причина, почему вам захотелось поговорить со мной?
– Ну конечно, вы ничего не знаете. – В голосе женщины звучала печаль.
– Не знаю, – терпеливо согласился Блейн. – О чем речь?
– Мне не хочется говорить об этом на улице. Неужели нельзя куда-нибудь пойти?
– Нет, – покачал головой Блейн. – Вам придется говорить здесь. – Он чувствовал, что его снова втягивают в какую-то сложную игру.
– Ничего не поделаешь, – смущенно заметила женщина. – Я следила за вами, мистер Блейн, длительное время. Узнала, как вас зовут и где вы работаете. Мне нужно было встретиться с вами. Это касается вашего тела.
– Что?
– Да, вашего тела. – Она отвела взгляд в сторону. – Видите ли, оно принадлежало моему мужу – до того, как он продал его корпорации «Рекс».
Блейн изумленно открыл рот, но не сумел вымолвить ни слова.
Глава 23
Блейн знал, что перед тем, как попасть к нему, его тело жило в этом мире собственной жизнью. Оно совершало поступки, принимало решения, любило, ненавидело, занимало свое место в обществе и сплетало собственную, очень сложную и стойкую паутину взаимоотношений. Блейн предполагал, что в прошлом его тело могло иметь жену – большинство тел были женаты. Однако он предпочитал не думать об этом. Блейн старался убедить себя в том, что все, касающееся предыдущего владельца тела, благополучно исчезло.
Встреча с новым обладателем тела Рея Мелхилла должна была бы убедить его, как наивны такие попытки. И вот теперь, хотел он этого или нет, ему пришлось задуматься над этой проблемой.
Они пришли к Блейну домой. Женщина – Алиса Кранч – робко села на край дивана и закурила предложенную Блейном сигарету.
– Вышло так, – сказала она, – что Фрэнк – так звали моего мужа, Фрэнк Кранч, – был все время недоволен положением вещей, понимаете? Он неплохо зарабатывал как охотник, но был постоянно недоволен.
– Он был охотником?
– Да, копьеносцем в китайских играх.
– Вот как? – пробормотал Блейн, задумываясь над тем, что заставило его принять участие в той охоте. Его собственные желания или дремлющие рефлексы Кранча? Неприятно, что уже после того, как ты решил, казалось, проблему взаимоотношений сознания и тела, она снова возникает.
– Да, он был постоянно недоволен, – повторила Алиса Кранч. – Это стало его больным местом. Он все время ворчал, что богачи умирают и остаются живы после смерти в потусторонней жизни. Фрэнк всегда говорил, что умрет как собака, и это ему не нравилось.
– Я понимаю, – кивнул Блейн.
Женщина пожала плечами.
– А что поделаешь? Фрэнк не мог заработать достаточно денег, чтобы купить страховку на потустороннюю жизнь, поэтому не переставал беспокоиться. Затем его тяжело ранили – огромная рана на плече, он едва не умер. У вас, наверное, есть шарм?
Встреча с новым обладателем тела Рея Мелхилла должна была бы убедить его, как наивны такие попытки. И вот теперь, хотел он этого или нет, ему пришлось задуматься над этой проблемой.
Они пришли к Блейну домой. Женщина – Алиса Кранч – робко села на край дивана и закурила предложенную Блейном сигарету.
– Вышло так, – сказала она, – что Фрэнк – так звали моего мужа, Фрэнк Кранч, – был все время недоволен положением вещей, понимаете? Он неплохо зарабатывал как охотник, но был постоянно недоволен.
– Он был охотником?
– Да, копьеносцем в китайских играх.
– Вот как? – пробормотал Блейн, задумываясь над тем, что заставило его принять участие в той охоте. Его собственные желания или дремлющие рефлексы Кранча? Неприятно, что уже после того, как ты решил, казалось, проблему взаимоотношений сознания и тела, она снова возникает.
– Да, он был постоянно недоволен, – повторила Алиса Кранч. – Это стало его больным местом. Он все время ворчал, что богачи умирают и остаются живы после смерти в потусторонней жизни. Фрэнк всегда говорил, что умрет как собака, и это ему не нравилось.
– Я понимаю, – кивнул Блейн.
Женщина пожала плечами.
– А что поделаешь? Фрэнк не мог заработать достаточно денег, чтобы купить страховку на потустороннюю жизнь, поэтому не переставал беспокоиться. Затем его тяжело ранили – огромная рана на плече, он едва не умер. У вас, наверное, есть шарм?