Шелдон Сидни. Пески времени

   От боли она чуть не теряла сознание. Ударив себя еще три раза, она мучительно опустилась на койку. Истязать себя до крови не разрешалось. Морщась от боли, причиняемой каждым движением, сестра Тереза уложила кнут в черный чехол и поставила его в угол, где он всегда стоял, постоянно напоминая о том, что за малейший грех нужно расплачиваться мучением.
   Грех сестры Терезы заключался в том, что утром она шла по коридору с опущенными глазами и, заворачивая за угол, налетела на сестру Грасиелу и от неожиданности посмотрела ей в лицо. Она тут же доложила о своем грехопадении преподобной матери Бетине. Осуждающе нахмурившись, та показала ей знаком, что проступок заслуживает наказания: соединив большой и указательный пальцы сжатой в кулак правой руки, она трижды провела ей от плеча к плечу.
   Лежа на койке, сестра Тереза была не в состоянии изгнать из памяти необыкновенно красивое лицо девушки, на которое она случайно посмотрела. Она знала, что до конца своей жизни ни за что не заговорит с ней и даже вновь не взглянет на нее, так как за малейшие признаки сближения монахинь сурово наказывали. Они жили в атмосфере строгого морального и физического аскетизма, где запрещались любого рода взаимоотношения. Если двое сестер, работая бок о бок, казалось, начинали получать удовольствие от своего молчаливого общения, преподобная мать тут же разобщала их. Сестрам также не разрешалось сидеть за столом рядом с одной и той же соседкой два раза подряд. Церковь уклончиво называла проявление дружественного расположения одной монахини к другой «особой дружбой», наказание следовало незамедлительно и было суровым. Сестра Тереза понесла наказание за нарушение этого правила.
   И вот, словно издалека, до сестры Терезы донесся колокольный звон. Он казался ей Божьим гласом, осуждавшим ее.

***

   Звуки колокола, смешиваясь с неровным скрипом пружин кровати, ворвались в сновидения сестры Грасиелы, спавшей в соседней келье. На нее надвигался Мавр, он был голый, она видела его восставшую мужскую плоть, он уже протягивал к ней руки… Внезапно проснувшись, сестра Грасиела открыла глаза, ее сердце отчаянно колотилось в груди. Она испуганно посмотрела вокруг, но увидела, что была одна в своей крохотной келье, и единственным долетавшим до нее звуком был успокаивающий звон колокола.
   Сестра Грасиела опустилась на колени возле койки. «Благодарю Тебя, Господи, за избавление от прошлого. Благодарю Тебя за ту радость, что я испытываю в Свете Твоем. Даруй мне, Господи, счастье бытия лишь под Кровом Твоим. Дай мне всецело предаться воле Твоей Святой. Дай мне облегчить печаль сердца Твоего».
   Поднявшись, она тщательно заправила постель и вскоре присоединилась к веренице сестер, бесшумно двигавшихся к часовне на первую утреннюю службу. Она чувствовала привычный запах зажженных свечей и ощущала под обутыми в сандалии ногами отшлифованный временем камень.
   Когда сестра Грасиела только попала в монастырь, она не понимала значения сказанного ей настоятельницей: «Монахиня – это женщина, которая, отказываясь от всего, приобретает все». Сестре Грасиеле было тогда четырнадцать лет. Теперь, семнадцать лет спустя, она хорошо понимала смысл того высказывания. Именно в созерцании она все обретала, в созерцании ум единился с душой. Дни были наполнены прекрасным умиротворением.
   «Благодарю Тебя за то, что Ты даровал мне забвение, Отец Небесный. Благодарю Тебя за то, что Ты не оставляешь меня. Без Тебя я не смогла бы совладать со страшным прошлым своим… Благодарю Тебя… Благодарю Тебя…»
   По окончании предрассветной молитвы монахини возвращались в свои кельи спать до восхода, до следующей службы.

***

   В темноте к монастырю быстро приближался отряд под командованием полковника Рамона Акоки. Подойдя к стенам монастыря, Акока сказал своим людям:
   – Хайме Миро и его мятежники вооружены. Действовать наверняка.
   Он посмотрел на монастырские ворота, и на мгновение в его памяти возник тот, другой монастырь, из которого неожиданно выскочили вооруженные баски, и он увидел Сузану, падающую под градом пуль.
   – Миро необязательно брать живым, – сказал он.

***

   Сестра Миган была разбужена тишиной. Это была необычная тишина, тишина, наполненная движением, стремительным порывом воздуха и шелестом тел. До нее донеслись звуки, которых она не слышала на протяжении пятнадцати лет своего пребывания в монастыре. Ее сердце внезапно наполнилось предчувствием того, что произошло что-то ужасное.
   Тихо поднявшись в темноте, она открыла дверь своей кельи. Не веря своим глазам, она увидела, что весь длинный коридор был заполнен мужчинами. Из кельи настоятельницы появился великан со шрамом на лице. Он тащил преподобную мать за руку. Миган в страхе смотрела на все это. «Это кошмарный сон, – думала она. – Здесь не может быть никаких мужчин».
   – Где вы его прячете? – настойчиво спрашивал полковник Акока. На лице преподобной матери Бетины застыло выражение ужаса.
   – Тише! Вы в Храме Божьем. Вы оскверняете его. – Ее голос дрожал. -Вы должны немедленно уйти отсюда.
   Еще сильнее сжав ей руку, полковник тряхнул ее.
   – Мне нужен Миро, сестра.
   Это был не сон.
   Начали открываться двери других келий, и оттуда появлялись монахини с полными растерянности лицами. Жизнь в обители не готовила их к такому неожиданному повороту событий.
   Оттолкнув преподобную мать, полковник Акока повернулся к одному из своих главных помощников, Патрисио Арриете.
   – Обыщите здесь все. Сверху донизу.
   Люди Акоки рассыпались по монастырю, врываясь в часовню, в трапезную, кельи, поднимая еще спящих монахинь и грубо выталкивая их по коридорам в часовню. Монахини молча повиновались, даже теперь храня данный ими обет безмолвия. Это было похоже на сцену из немого кино.
   Людей Акоки переполняло чувство мести. Они все были фалангистами и слишком хорошо помнили, как церковь отвернулась от них во время гражданской войны, оказывая поддержку оппозиционерам, выступавшим против любимого ими генерала Франко. И вот теперь им представлялась возможность хоть как-то отомстить.
   Стойкость и молчание монахинь приводили их в еще большую ярость. Проходя мимо одной из келий, Акока услышал пронзительный крик.
   Заглянув туда, он увидел, что один из его людей срывал с монахини одежду. Он прошел мимо.

***

   Сестра Лючия проснулась, разбуженная громкими мужскими голосами. Она подскочила в панике. «Меня нашла полиция, – было первым, что она подумала. – Надо скорее бежать отсюда». Кроме единственных ворот, из монастыря не было другого выхода.
   Вскочив на ноги, она выглянула в коридор. Представшая перед ее глазами картина поразила ее. Коридор был заполнен не полицейскими, а вооруженными людьми в штатском, крушившими столы и светильники, оставлявшими повсюду после себя хаос и смятение.
   Среди всей это разрухи стояла преподобная мать Бетина и беззвучно молилась, глядя на то, как оскверняется любимый ею монастырь. Сестра Миган встала рядом с ней, и Лючия подошла к ним.
   – Какого чер… Что происходит? Кто это такие? – спросила Лючия.
   Это были первые произнесенные ею вслух слова с тех пор, как она пришла в монастырь.
   Преподобная мать трижды сунула правую руку под мышку, что означало «прячьтесь».
   Лючия с недоумением уставилась на нее.
   – Сейчас можно говорить. Бежим отсюда, ради Христа. Именно ради Христа.
   К Акоке подбежал Патрисио Арриета.
   – Мы все обыскали, полковник. Никаких следов ни Хайме Миро, ни его людей.
   – Продолжайте искать, – упрямо проговорил Акока.
   Именно тогда преподобная мать и вспомнила о единственном сокровище монастыря. Она торопливо подошла к сестре Терезе и прошептала:
   – У меня есть для тебя задание. Вынеси из трапезной золотой крест и передай его монастырю в Мендавии. Ты должна унести его отсюда. Торопись же!
   Сестру Терезу била такая сильная дрожь, что тряслись даже фалды ее апостольника. Она в оцепенении уставилась на преподобную мать. Последние тридцать лет своей жизни сестра Тереза провела в монастыре. И мысль о том, что ей придется уйти из него, не укладывалась у нее в голове. Подняв руку, она показала знаком, что не может этого сделать.
   Преподобную мать охватило отчаяние.
   – Крест не должен попасть в руки этих людей от сатаны, так что сделай это ради Господа.
   Глаза сестры Терезы озарились светом. Она гордо выпрямилась и, показав знаком: «ради Господа», повернулась и поспешила к трапезной.
   К ним подошла сестра Грасиела, глядя в растерянности на творившийся вокруг жуткий погром.
   Люди Акоки все больше зверели, круша и ломая все, что попадало им под руку. Сам полковник одобрительно наблюдал за происходившим.
   – Не знаю, как вы, а я намерена бежать отсюда ко всем чертям, сказала Лючия, повернувшись к Миган и Грасиеле. – Вы идете?
   Они остолбенело смотрели на нее, не в состоянии что-либо ответить.
   К ним торопливо семенила сестра Тереза, держа в руках что-то, завернутое в кусок холста. Люди Акоки продолжали сгонять монахинь в трапезную.
   – Пошли, – сказала Лючия.
   Немного помедлив, сестры Тереза, Миган и Грасиела последовали за Лючией к огромной входной двери. Завернув за угол в конце длинного коридора, они увидели, что она была проломлена.
   Неожиданно перед ними появился один из людей полковника.
   – Вы далеко, дамы? Назад. Мои друзья имеют на вас определенные виды. – У нас есть для тебя подарок, – не растерялась Лючия.
   Улыбнувшись, она подняла один из тяжелых металлических подсвечников, стоявших вдоль столов в прихожей. Мужчина озадаченно посмотрел на нее.
   – А что с ним делать?
   – А вот что.
   Лючия с размаху ударила его канделябром по голове, и он без сознания рухнул на пол. Три монахини в ужасе наблюдали за этим.
   – Шевелитесь! – сказала им Лючия.
   И вскоре Лючия, Миган, Грасиела и Тереза, миновав монастырский двор, уже выходили из ворот монастыря в звездную ночь.
   Лючия остановилась.
   – Теперь я вас покидаю. Вас будут искать, так что вы лучше уходите отсюда.
   Повернувшись, она направилась к возвышавшимся в отдалении за монастырем горам. «Я спрячусь там и подожду, пока им не надоест искать, а потом отправлюсь в Швейцарию. Надо же было такому случиться. Эти скоты разрушили укромное для меня местечко».
   Забравшись немного повыше, она оглянулась. Оттуда ей хорошо были видны три сестры. Невероятно, но они все еще стояли у ворот монастыря тремя черными изваяниями. «Ради Бога, – подумала она, – убирайтесь же, черт возьми, оттуда, пока вас не схватили. Быстрее!»

***

   Они были не в силах сдвинуться с места. За долгие годы их мироощущение, казалось, было окончательно парализовано; они никак не могли взять в толк, что с ними происходит, и упорно продолжали смотреть себе под ноги. Они были настолько потрясены, что ничего не соображали. Проведя столько времени в стенах Божьей обители, в изоляции от внешнего мира, и оказавшись вдруг вне ее спасительных стен, они испытывали теперь полно смятение чувств и панику. Они не имели понятия, куда им идти и что делать. В стенах монастыря их жизнь была подчинена давно установленному порядку. Их кормили, одевали, говорили, чем заниматься. Они жили по уставу. И вдруг этого устава не стало. Что Богу угодно от них? Что Он задумал? Они, сжавшись, стояли вместе, не решаясь ни заговорить, ни взглянуть друг на друга.
   Сестра Тереза робко указала на видневшиеся вдалеке огни Авилы и подала знак: «Туда». Они нерешительно двинулись по направлению к городу. "Да нет же, идиотки! – подумала Лючия, наблюдая за ними с возвышения.
   – Вас же в первую очередь будут искать там. Ну это уж ваше дело. У меня хватает своих забот". Она некоторое время смотрела, как они шли к своей гибели, на верную смерть. «Проклятье!»
   Она торопливо спустилась и, спотыкаясь о камни, побежала за ними, ее тяжелое облачение мешало ей двигаться.
   – Подождите, – крикнула она. – Стойте!
   Сестры остановились и повернулись. Задыхаясь, Лючия подбежала к ним. – Вы не туда идете. Прежде всего они будут искать вас в городе. Вам надо спрятаться в каком-нибудь другом месте.
   Три сестры молча смотрели на нее.
   – В горы, – сказала Лючия, теряя терпение. – Надо идти в горы. Идите за мной.
   Она повернулась и вновь пошла к горам. Помедлив, сестры гуськом потянулись за ней.
   Время от времени Лючия оглядывалась, чтобы убедиться, что они не отстали. «И что я лезу не в свое дело? – думала она. – Я не обязана заботиться о них. Вместе идти опаснее». Она продолжала подниматься в горы, стараясь держать их в поле зрения.
   Для сестер это было тяжелым испытанием, и, когда они начинали отставать, Лючия останавливалась, дожидаясь их. «Я отделаюсь от них утром».
   – Давайте быстрее! – крикнула она им.

***

   Обыск монастыря закончился. Ошалевших, в изорванной окровавленной одежде монахинь согнали всех в одно место и посадили в фургоны без опознавательных знаков. – Отвезите их в Мадрид в мой штаб, – приказал полковник Акока. -Держите их в изоляции.
   – По обвинению в?…
   – …пособничестве террористам.
   – Слушаюсь, полковник, – сказал Патрисио Арриета и, немного помедлив, добавил: – Четыре монахини исчезли.
   Глаза полковника Акоки сузились.
   – Найдите их!

***

   Полковник Акока самолетом вернулся в Мадрид и доложил премьер-министру:
   – Хайме Миро удалось скрыться прежде, чем мы добрались до монастыря. – Да, я уже слышал, – кивнул премьер-министр Мартинес.
   Он с самого начала не сомневался, что Хайме Миро никогда там и не был. Полковник Акока становился все более опасен. Жестокий налет на монастырь вызвал бурю протеста.
   – В связи со случившимся я подвергаюсь нападкам со стороны прессы, сказал премьер-министр, тщательно подбирая слова.
   – Газеты делают из этого террориста героя, – ответил Акока с каменным лицом. – Нельзя допускать, чтобы они оказывали на нас давление.
   – Он ставит правительство в весьма затруднительное положение. Да еще эти четыре монахини… если они заговорят…
   – Не беспокойтесь. Они далеко не уйдут. Я поймаю их и найду Миро. Премьер-министр для себя уже решил, что больше не может рисковать.
   – Полковник, я хочу, чтобы вы лично позаботились о том, чтобы с тридцатью шестью монахинями, которых вы держите под стражей, хорошо обращались. И я отдаю приказ о подключении армии к поискам Миро и других мятежников. Вы будете работать совместно с полковником Состело. Последовала долгая напряженная пауза.
   – Кто из нас будет руководить операцией? – спросил Акока, пристально глядя на собеседника ледяными глазами.
   Премьер– министру стало не по себе.
   – Вы, разумеется.

***

   Занимался рассвет; Лючия и трое сестер, продолжая свой путь на северо-восток, уходили все дальше и от Авилы и монастыря в горы. Привыкшие к тишине монахини двигались почти бесшумно. Единственными сопровождавшими их звуками были шорох одежд, побрякивание четок, хруст случайно сломанной ветки и их дыхание, становившееся более прерывистым по мере того, как они забирались все выше и выше.
   Добравшись до плато Гвадарамских гор, они пошли по проселочной дороге, по обеим сторонам которой тянулись каменные стены. Они шли мимо полей, на которых паслись козы и овцы. К рассвету, пройдя несколько миль, они оказались в лесистой местности неподалеку от маленького городка Вильякастин.
   «Здесь я с ними и расстанусь, – решила Лючия. – Теперь пусть о них позаботится их Бог. Обо мне Он уже позаботился. Попробуй теперь доберись до Швейцарии. Ни денег, ни паспорта, да еще этот похоронный наряд. Теперь этим людям уже известно, что мы сбежали. И они будут искать нас до тех пор, пока не найдут. Чем скорее я отделаюсь от этой компании, тем лучше». Но в этот момент произошло нечто такое, что заставило ее изменить свои планы.
   Пробираясь сквозь деревья, сестра Тереза споткнулась, и сверток, который она так бережно несла, упал на землю. Что-то выскользнуло из развернувшегося холста, и в лучах восходящего солнца перед изумленной Лючией засверкал большой, искусно сделанный золотой крест.
   «Это же чистое золото, – подумала Лючия. – Бог все-таки решил позаботиться обо мне. Этот крест – манна небесная. Самая настоящая манна. Вот он – мой билет в Швейцарию».
   Лючия наблюдала за тем, как сестра Тереза, подняв крест, бережно завернула его в холст. Она мысленно улыбнулась. Забрать его представлялось ей делом несложным. Эти монахини сделают все, что она им скажет.

***

   Авила была охвачена волнением. Известие о нападении на монастырь быстро разлетелось по всему городу, и для встречи с полковником Акокой был выбран отец Беррендо. Священнику было за семьдесят, его обманчиво хрупкая внешность скрывала необыкновенную внутреннюю силу. Для своих прихожан он был добрым и отзывчивым пастырем. Но теперь его переполняло справедливое негодование.
   Священника продержали около часа в приемной, прежде чем ему было дозволено предстать перед полковником Акокой.
   – Вы со своими людьми напали на монастырь без малейшего на то повода, – заявил без предисловий отец Беррендо. – Это было чистым безумием.
   – Мы просто выполняли свой долг, – отрезал полковник. – В монастыре скрывался Хайме Миро со своей бандой убийц, так что сестры сами виноваты. Мы задержали их для допроса.
   – Вы нашли в монастыре Хайме Миро? – гневно спросил священник.
   – Нет. Ему со своими людьми удалось скрыться до нашего прихода, спокойно ответил полковник Акока. – Но мы найдем их и покараем.
   «Я покараю», – свирепо подумал полковник.

Глава 5

   Монахини продвигались медленно. Их одеяние было совсем не приспособлено для подобных прогулок по пересеченной местности. Тонкие подошвы их сандалий плохо защищали ноги от камней, и их одежда за все цеплялась. Сестра Тереза даже не могла читать молитвы, перебирая четки. Обеими руками ей приходилось удерживать ветки, чтобы они не хлестали по лицу.
   При свете дня вынужденная свобода казалась им еще ужаснее. Господь выгнал сестер из своего рая в незнакомый пугающий мир и лишил их своего покровительства, с упованием на которое они жили столько времени. Они оказались в неведомой стране, не имея ни карты, ни компаса. Стен, так долго защищавших их от бед и несчастий, вдруг не стало, и они чувствовали себя голыми и беззащитными. Повсюду таилась опасность, и у них больше не было убежища. Они были изгоями. Непривычные картины природы и звуки ее жизни поражали их. Сестры впервые в жизни видели насекомых, жаркое синее небо, слышали пение птиц. Наряду с этим было и еще что-то, вызывавшее у них беспокойство.
   Оказавшись за стенами монастыря, Тереза, Грасиела и Миган поначалу старательно избегали смотреть друг на друга, инстинктивно соблюдая привычные правила. Но теперь каждая из них ловила себя на том, что с интересом изучает лица других. К тому же обнаружилось, что после стольких лет молчания они почти разучились говорить, их речь была неуверенной и они произносили слова, запинаясь, словно осваивая что-то новое и незнакомое. Они не узнавали своих собственных голосов. Только Лючии ничего не мешало, она казалась уверенной в себе, и сестры невольно положились на ее лидерство.
   – Неплохо было бы уже и познакомиться, – сказала Лючия. – Я – сестра Лючия.
   После некоторого замешательства робко представилась Грасиела:
   – Я – сестра Грасиела.
   «Темноволосая ослепительная красавица».
   – Я – сестра Миган.
   «Самая старшая из нас. Сколько ей? Пятьдесят? Шестьдесят?»
   Они лежали в лесу, неподалеку от деревни, отдыхая, и Лючия думала: «Они, как птенцы, выпавшие из гнезда. Одни не выживут. Ну что ж, плохи их дела. А я с этим крестом отправлюсь в Швейцарию».
   Подойдя к краю опушки, на которой они лежали, она посмотрела сквозь деревья вниз на маленький городок. По улице ходили какие-то люди, но тех, что напали на монастырь, среди них не было. «Сейчас, – подумала Лючия. -Надо не упустить момент».
   Она повернулась к остальным.
   – Я пойду в город, попытаюсь найти что-нибудь поесть. А вы ждите здесь. – И, кивнув Терезе, добавила: – Ты пойдешь со мной.
   Сестра Тереза была в некотором замешательстве. Тридцать лет она выполняла указания только преподобной матери Бетины, и вдруг теперь она должна подчиняться этой сестре. «Как бы там ни было, на все воля Божья, подумала сестра Тереза. – Он выбрал ее помочь нам, ее устами говорит с нами Господь».
   – Я должна как можно скорее передать этот крест монастырю в Мендавии. – Конечно. Вот мы спустимся и спросим, куда нам идти.
   И они вдвоем стали спускаться с горы в сторону городка.
   Лючия зорко поглядывала по сторонам, чтобы не пропустить малейшего признака опасности. Но все было спокойно.
   «Это будет несложно», – думала Лючия.
   Они были уже на окраине города, который, судя по указателю, назывался Вильякастин. Перед ними была главная улица, левее начинался маленький пустынный переулок.
   «Хорошо, – подумала Лючия. – Никто и не увидит того, что сейчас произойдет».
   Лючия свернула в переулок.
   – Пойдем здесь. Меньше вероятности, что нас увидят.
   Кивнув, сестра Тереза послушно последовала за ней. Теперь задача состояла в том, чтобы отнять у нее крест.
   «Я могла бы его вырвать у нее и убежать, – думала Лючия, – но она наверняка поднимет крик и привлечет внимание. Нет, надо подумать, как все сделать тихо».
   Перед ней с дерева упал сук; помедлив, Лючия наклонилась и подняла его. Он был довольно тяжелый. «Прекрасно». Она подождала сестру Терезу.
   – Сестра Тереза…
   Монахиня повернулась и посмотрела на нее, и в тот момент, когда Лючия уже готова была занести свою палку, откуда-то раздался мужской голос:
   – Да хранит вас Господь, сестры.
   Резко повернувшись, Лючия приготовилась бежать. Стоявший перед ними мужчина был одет в длинную коричневую монашескую сутану с капюшоном на голове. Он был высокий и тощий, и, что больше всего удивило Лючию, на его худом, с орлиным носом, лице застыло выражение святой невинности. Его глаза, казалось, светились теплым внутренним светом, голос был тихим и добрым.
   – Я – монах Мигель Каррильо.
   Мысли Лючии работали с молниеносной быстротой. Ее изначальный план был сорван. Но у нее неожиданно возник другой, лучший.
   – Слава Богу, что мы встретили вас, – сказала Лючия.
   Этот человек поможет ей скрыться. Он узнает, как ей проще всего будет выбраться из Испании.
   – Мы из цистерцианского монастыря, что недалеко от Авилы, – начала она. – Прошлой ночью на монастырь напали какие-то люди. Они увезли всех монахинь. Нам четверым удалось бежать.
   Монах ответил голосом, полным негодования:
   – Я из монастыря Сан-Хенерро, где провел последние двадцать лет. Мы подверглись нападению позапрошлой ночью, – он вздохнул. – Судьба всех чад Господних в Его руках, но должен признать, что не понимаю, какой путь Всевышний уготовил нам на этот раз.
   – Эти люди нас ищут, – сказала Лючия. – Нам необходимо как можно скорее выбраться из Испании. Вы знаете, как это сделать?
   – Я думаю, что смогу помочь вам, сестра, – мило улыбнувшись, ответил брат Каррильо. – Господь свел нас вместе. Отведи меня к остальным.
   И через несколько минут Лючия представила монаха сестрам:
   – Это брат Каррильо, – сказала она. – Он провел в монастыре двадцать лет. Он пришел, чтобы помочь нам.
   Сестры по-разному отреагировали на появление брата. Грасиела не осмеливалась поднять на него глаза; Миган поглядывала на него с интересом; а сестра Тереза отнеслась к нему как к Божьему посланнику, который поможет им добраться до монастыря в Мендавии.
   – Те, что напали на монастырь, наверняка разыскивают вас, – сказал брат Каррильо. – Но они ищут четырех монахинь, поэтому, в первую очередь, вы должны переодеться.
   – Но нам не во что переодеваться, – заметила Миган.
   Брат Каррильо ответил ей блаженной улыбкой.
   – Господь располагает большим гардеробом. Не беспокойся, дитя мое. Он поможет. Вернемся в город.

***

   Было два час пополудни, время сиесты. Брат Каррильо в сопровождении четырех сестер шел по главной улице города, готовый в любую минуту помочь сестрам скрыться при первых признаках погони. Магазины были закрыты, но бары и рестораны продолжали работать, и оттуда доносилась незнакомая музыка, полная громких и резких звуков. Брат Каррильо обратил внимание на выражение лица сестры Терезы.
   – Это рок-н-ролл, – сказал он. – Он сейчас очень популярен среди молодежи.
   Две молодые женщины, стоявшие возле одного из баров, уставились на проходивших мимо монахинь. Монахини тоже смотрели на них широко раскрытыми глазами, удивляясь их странным нарядам. На одной из них была юбка настолько короткая, что едва прикрывала бедра, на другой была юбка подлиннее, но с разрезами до бедер. Обе были в обтягивающих тело трикотажных майках без рукавов. «Они же почти голые», – ужаснулась про себя сестра Тереза.
   В дверях стоял мужчина в свитере с высоким горлом, в непонятном пиджаке без воротника и с кулоном на шее.
   В нос монахиням ударили незнакомые запахи виски и табачного дыма. Миган вдруг остановилась, глядя на противоположную сторону улицы.