приглашала то на обед на свою виллу в Ле Вэзинэ, чтобы обсудить некоторые
детали дела, то в оперу, то к себе домой, в Довиль. Шарль пытался
объяснить ей, что дело не стоит и выеденного яйца, что развод она получит
без всяких осложнений, но Элена - а она, невзирая на его замешательство,
настояла, чтобы он называл ее только по имени, - сказала ему, что
нуждается в его неизменной поддержке, вселявшей в нее уверенность в успехе
дела. Много позже он вспоминал это с горькой иронией.
Спустя несколько недель после их первой встречи Шарль стал
подозревать, что Элене нужно не столько его ободрение, сколько он сам. В
это трудно было поверить. Он был никто, полный нуль, она же принадлежала к
одной из ветвей самой известной в мире семьи. Но Элена и не скрывала от
него своих намерений, прямо заявив ему однажды:
- Я выйду за тебя замуж, Шарль.
Он же был убежденным холостяком. С женщинами чувствовал себя весьма
неуютно. К тому же он не любил Элену. И не был даже уверен, что она вообще
ему нравится как женщина. Сутолока и внимание, сопровождавшие ее, где бы
она не появлялась, раздражали его. Отсвет ее известности теперь падал и на
него, а он не был готов к этому и чурался своей популярности. К тому же он
ясно осознавал огромную пропасть, разделявшую их. Разнообразие ее
увлечений и всеядность претили его консервативной натуре. Она была
воплощением грации и изящества, эталоном наиновейших веяний в моде, он
же... Да что говорить! Он был обыкновенным, невзрачным, уже немолодым
юристом. И никак не мог взять в толк, что влекло к нему Элену Рофф. Здесь
он не был исключением: этого никто понять не мог. Ходили слухи, основанные
на том, что Элена Рофф, участвуя в соревнованиях по сугубо мужским видам
спорта, была ярой сторонницей движения эмансипации женщин. В
действительности же она презирала и само движение и особенно основной
принцип этого движения: равенство мужчин и женщин. Она не понимала, с
какой это стати мужчину приравнивали к женщине. Мужчина нужен только
тогда, когда в нем возникает потребность. Не обладая особым интеллектом,
он, тем не менее, может быть выдрессирован: приносить, например, сигареты
и подносить к ним зажженную спичку или зажигалку, выполнять мелкие
поручения, открывать двери, пропуская даму вперед, и удовлетворять
сексуальные потребности женщины в постели. Как домашние животные они
просто незаменимы: сами одеваются, сами умываются, сами спускают за собой
воду в туалете! Отличная порода!
Кого только на своем веку не перепробовала Элена Рофф: тут были и
плейбои, и мафиози, и магнаты, ворочавшие миллионами, и звезды кино и
спорта. Но Шарля Мартеля и ему подобных у нее никогда не было. Она точно
знала, что он собой представляет: абсолютное _н_и_ч_т_о_. Кусок мокрой
глины. В этом и состояло все дело. Она вылепит из него все, что захочет!
Ежели Элена Рофф хотела чего-нибудь, никто, даже Шарль Мартель - объект ее
желания, - не мог ей в этом помешать.
Они сочетались в Нейи и провели медовый месяц в Монте-Карло, где
Шарль потерял свою девственность и свои иллюзии. Он захотел вернуться к
себе в адвокатуру.
- Не будь дурнем, - сказала Элена. - Ты что, думаешь, я хочу быть
женой канцелярской крысы? Ты войдешь в наше дело. Пройдет время, и ты
станешь во главе его. Мы будем вместе возглавлять его.
Шарля определили служить в парижском филиале "Роффа и сыновей". Он
сообщал ей обо всем, что происходило на работе, и она руководила его
действиями, помогала и советовала ему во всем. Шарль быстро продвигался
вверх по служебной лестнице. Вскоре он уже стоял во главе французского
филиала и был введен в Совет директоров. Элена Рофф превратила его из
незаметного адвокатишки в руководителя высокого ранга одной из крупнейших
корпораций мира. Казалось, он должен был бы чувствовать себя счастливейшим
человеком. Он же чувствовал себя несчастнейшим из несчастных. С самого
начала их совместной жизни Шарль понял, что полностью оказался под
каблуком жены. Она сама выбрала для него портного, сапожника и мастера по
пошиву рубашек. Она добилась того, чтобы его приняли в члены престижного
"Жокей-клуба". Обращалась она с ним, как с наемным партнером. Его зарплата
до последнего сантима попадала в ее руки, и она выдавала ему до смешного
крохотные суммы на личные расходы. Если Шарлю нужны были дополнительные
суммы, он должен был сообщать об этом Элене. Он отчитывался за каждую
минуту своего времени и постоянно должен был находиться в пределах ее
досягаемости. Казалось, ей нравилось бесконечно унижать его. Бывало, она
звонила ему прямо на работу и требовала, чтобы он немедленно ехал домой,
захватив с собой баночку мази для массажа или еще какую-нибудь дребедень в
этом роде. Когда он приезжал, она, раздевшись догола, уже ждала его в
постели. Она была ненасытна, как дикое животное. Сколько себя помнил,
большую часть времени Шарль провел у постели своей матери, умершей от
рака. В такой жизни не было места другим женщинам. Когда мать умерла,
Шарлю казалось, что наконец-то он обретет чувство желанной свободы, в
действительности же он обрел чувство абсолютной пустоты. Секс и женщины
его не интересовали. Однажды, когда Элена впервые упомянула о женитьбе, он
в порыве откровения признался ей в этом.
- Мои сексуальные чувства, либидо, так сказать, неразвиты, почти на
нуле, - заявил он.
Элена улыбнулась в ответ.
- Бедный Шарль. Полно бояться. Вот увидишь, секс тебе придется по
душе.
Он его возненавидел. Что для нее послужило дополнительным стимулом
сексуального удовольствия. Она смеялась над его слабостью и заставляла
проделывать с ней такие отвратительные вещи, от которых его тошнило.
Половой акт и сам по себе был для него омерзителен. Элена же обожала
экспериментировать. Шарль никогда не знал, что она предпримет в очередной
раз. Однажды, в момент оргазма, она приложила к его мошонке размельченный
в порошок лед; в другой раз ввела ему в задний проход электрод. Шарль
физически боялся Элены. Она вела себя по отношению к нему, словно она, а
не он, была мужчиной. Он пытался хоть в чем-то превзойти ее, но, увы, это
ему было не по плечу. Она превосходила его во всем. У нее был блестящий
ум. Юриспуденцию она знала не хуже него, юриста по образованию, а в
коммерческом деле чувствовала себя как рыба в воде. Часами могла обсуждать
с ним проблемы концерна. И никогда от таких разговоров не уставала.
- Ты только взгляни на эту силищу, Шарль! "Рофф и сыновья", если
захотят, могут раздавить или поднять из пепла половину стран земного шара.
Я обязательно стану президентом фирмы. Фирма основана моим прадедом. Она -
неотторжимая часть меня.
После такого рода разговоров Элена была ненасытна в постели, и, чтобы
ее удовлетворить, Шарлю приходилось проделывать с ней такие вещи, о
которых и думать боялся. За это он стал презирать ее. Теперь он только и
помышлял о том, как бы скорее избавиться, сбежать от нее. Но для этого
нужны были деньги.
Однажды, во время ленча, один из ее друзей, Рене Дюшами, предложил
Шарлю способ нажить состояние.
- У моего дяди огромный виноградник в Бургундии. Дядя недавно умер, и
виноградник пойдет с торгов - десять тысяч акров первоклассной лозы. У
меня точные сведения о реальной стоимости земли, - продолжал Рене Дюшами,
- так как дядя мой единственный ближайший родственник, и семья не хотела
бы выпустить виноградник из своих рук. Но одному мне не поднять такую
сумму. Вот если бы ты вошел со мной в долю, то в течение года мы бы
удвоили начальную сумму. По крайней мере, хоть съезди, посмотри, о чем
идет речь.
Так как Шарлю стыдно было признаваться другу, что у него за душой ни
гроша, он, чтобы не обидеть его отказом, поехал в Бургундию, якобы воочию
убедиться в истинности его слов. Увиденное, якобы произвело на него
сильное впечатление.
- Каждый из нас должен вложить в дело по два миллиона франков, -
сказал Рене Дюшами. - Через год мы получим в два раза больше.
Четыре миллиона франков! Это желанная свобода, полное и окончательное
избавление. Он уедет так далеко, что Элена никогда-никогда не сможет найти
его.
- Я подумаю об этом, - пообещал Шарль своему другу.
И он стал думать. Денно и нощно. Такой случай заработать целое
состояние нельзя было упускать. Но где взять деньги. Шарль знал, что
одолжить такую сумму у кого-нибудь, чтобы об этом не стало известно Элене,
он не мог. На ее имя было записано все: дома, картины, машины,
драгоценности. Стоп, стоп, стоп! Драгоценности! Эти красивые безделушки,
которые она держит в сейфе в их спальне. Идея постепенно начала принимать
зримые очертания. Если ему удастся заполучить драгоценности, он сможет,
постепенно заменяя оригиналы на подделки, заложить первые под необходимую
сумму. После того как сработает виноградник, он просто выкупит
драгоценности обратно. И все равно оставшихся денег хватит, чтобы
бесследно и навсегда исчезнуть.
Шарль позвонил Рене Дюшами и с колотящимся от волнения сердцем
сказал:
- Я решил войти в долю.
Однако исполнение первой части плана повергло его в ужас. Необходимо
было проникнуть в сейф и выкрасть оттуда драгоценности Элены. В ожидании
удобного момента для осуществления своей задумки Шарль так нервничал, что
ничего не мог толком делать. Дни сменяли друг друга, а он, словно
механическая кукла, ничего не чувствовал, не слышал и не видел, что
творилось вокруг него. Встречаясь с Эленой, вдруг начинал обильно потеть.
В самые неподходящие моменты у него ни с того, ни с сего начинали дрожать
руки. Его состояние обеспокоило Элену, как могло бы обеспокоить состояние
любимой собачки. Она пригласила к нему врача, но тот никаких отклонений у
Шарля не обнаружил.
- Он, правда, немного перенапряжен. Но два дня постельного режима, и
все опять войдет в норму.
Элена долгим взглядом окинула обнаженную фигуру Шарля, лежавшего в
постели, и улыбнулась.
- Спасибо, доктор.
Едва доктор ушел, Элена начала раздеваться.
- Я... я себя не очень хорошо чувствую, - запротестовал Шарль.
- Зато я себя чувствую прекрасно, - отрубила Элена.
Такой ненависти к ней, как в этот раз, он еще никогда не испытывал.


Случай представился Шарлю на следующей неделе. Элена с друзьями
собиралась покататься на лыжах в Гармиш-Партенкирхен. Шарля она решила
оставить в Париже.
- Вечерами будь дома, - сказала ему Елена, - и жди моего звонка.
Едва за поворотом скрылся красный "йенсен", за рулем которого сидела
Элена, Шарль бросился к сейфу в стене спальни. Она часто открывала при нем
сейф, и он наизусть знал почти всю числовую комбинацию. В течение часа ему
удалось вычислить недостающие цифры. Дрожащими руками он отпер сейф.
Внутри него в коробочках, выстланных бархатом, блестя, подобно крохотным
звездочкам на черном небосклоне, лежала его свобода. Он уже договорился с
ювелиром, неким Пьером Ришаром, славившимся своим умением создавать
искусные дубликаты знаменитых ювелирных изделий. Когда Шарль стал сбивчиво
и бестолково объяснять ему, зачем ему понадобились копии, Ришар сухо
перебил его, заявив:
- Мсье, я многим делаю копии. Кто же в здравом уме, выходя из дома,
станет надевать настоящие драгоценности в наши дни?
Шарль приносил ему драгоценности поштучно и, когда копия была готова,
клал ее в сейф вместо настоящей. Когда копии заняли место настоящих
драгоценностей, он заложил сокровище в государственном ломбарде "Креди
мюнисипаль".
Операция по замене драгоценностей заняла больше времени, чем он
рассчитывал. Во-первых, к сейфу он мог наведываться только в отсутствие
Элены, во-вторых, возникли непредвиденные задержки с копированием. Но
наконец наступил день, когда Шарль мог сказать Рене Дюшами:
- Завтра я передам тебе необходимую сумму.
Свершилось! Он стал совладельцем огромного виноградника. И Элена
ровным счетом ничего не знала об этом.
Шарль потихоньку начал почитывать литературу по выращиванию
винограда. А почему бы и нет? Разве он теперь не виноградарь? Он узнал,
например, что в качестве основных высаживались сорта "каберне совиньон",
остальные - "гро каберне", "мерло", "мальбек", "пти вердо" - сажались на
оставшихся площадях. Ящики рабочего стола Шарля наполнились брошюрами по
сельскому хозяйству и книгами по виноделию. Он узнал много интересного о
процессах ферментации, о том, как подрезать и прививать лозу, но самое
главное, и это будоражило его воображение, спрос на вино в мире рос не по
дням, а по часам.
Партнеры регулярно виделись друг с другом.
- Все идет даже лучше, чем я предполагал, - рассказывал Рене. - Цены
на вино неуклонно ползут вверх. За каждую тонну свежевыжатого сока нам
могут отвалить по триста тысяч франков.
Такое не снилось ему и во сне! Виноградная лоза - это не вино, а
чистое красное золото! Шарль начал собирать информацию об островах на
южных морях, о странах Южной Америки: Венесуэле, Бразилии и прочих. Уже в
самих их названиях таилось какое-то очарование. Его немного, правда,
смущало то обстоятельство, что на земле почти не было мест, где бы "Рофф и
сыновья" не имели своих контор. Так что в случае необходимости Элена без
труда сможет его отыскать. А отыскав, непременно убьет. В этом он ни
секунды не сомневался. Если, однако, он не убьет ее первым. Сладостнее
всех грез на свете была для него эта мысль об убийстве Элены. Он убивал ее
в уме уже тысячи раз, и каждый раз по-новому. Извращенным образом он начал
даже получать удовольствие от оскорбительного отношения к нему Элены.
Когда она заставляла его проделывать с ней в постели немыслимые пируэты,
он со злорадством думал: "Ничего, стерва, уже недолго осталось. На твои же
денежки я стану богатым и независимым, и ничего ты мне не сможешь
сделать!"
А она командовала: "Быстрей!" или "Сильней!", или "Не
останавливайся!"
И он безропотно делал все, что она приказывала.
И внутренне злорадно усмехался!


Решающими периодами при выращивании лозы, как выяснил Шарль, являются
весенние и летние месяцы, так как ко времени сбора винограда в сентябре он
должен в равной степени получить необходимые дозы влаги и тепла. Слишком
много солнца - выжжет аромат, слишком много воды - разжижит его. Июнь
начался великолепно. Шарль прослушивал метеосводки по Бургундии ежедневно,
сначала по одному разу в день, затем по два. Его лихорадило от нетерпения:
до свершения заветной мечты оставались считанные недели! Он даже знал
теперь, куда собирается сбежать: Монтего Бэй! На Ямайке у "Роффа и
сыновей" конторы не было. Там он легко может затеряться. Он даже близко не
подойдет к Раунд-Хилл или Окко-Риос, где может попасться на глаза
кому-либо из знакомых Элены. Он купит себе в горах небольшое поместье. На
острове это стоит недорого. Он заведет слуг, будет отлично питаться - в
общем, не отказывать себе ни в каких удовольствиях.
В эти первые дни июня Шарль Мартель был по-настоящему счастлив. Его
теперешняя жизнь была сплошным унижением, но он не жил в настоящем, он жил
в будущем, в тропиках, на обласканном солнцем и ветрами острове в
Карибском море.
Июньская погода день ото дня становилась лучше. Дождливые дни
сменялись солнечными. Как раз то, что нужно нежным плодам. И по мере того,
как грозди наливались соком, крепло и ширилось благосостояние Шарля
Мартеля.
Пятнадцатого июня в Бургундии пошел мелкий дождь. Затем он усилился.
Проходили дни, проходили недели; дождь не прекращался. Шарль перестал
слушать метеосводки.
- Если дождь прекратится к середине июля, - говорил по телефону Рене
Дюшами, - еще не все потеряно.
Июль этого года, как сообщила метеослужба, оказался самым дождливым
за всю историю бюро погоды Франции. К первому августа Шарль Мартель
потерял все свои деньги до последнего сантима. Такого страха за содеянное,
как в эти дни, он никогда не испытывал.


- В следующем месяце мы летим в Аргентину, - объявила Шарлю Элена. -
Я приму участие в автогонках.
Он смотрел, как она неслась по треку на своем "феррари", и думал:
"Если она сломает себе шею, я свободен".
Но недаром же она была Эленой Рофф-Мартель. Сама жизнь вылепила ее
для роли победителя, его же - для роли побежденного.
Победа в гонке сексуально возбудила Элену выше всяких пределов. Едва
переступив порог их роскошного гостиничного номера в Буэнос-Айресе, она
приказала Шарлю раздеться и лечь животом на ковер. Когда она оседлала его
и он увидел, что она держит в руке, он взмолился:
- Пожалуйста, не надо!
В это время в дверь постучали.
- Merde! - выругалась Элена.
Она выждала некоторое время. Стук повторился.
- Сеньор Мартель? - раздалось за дверью.
- Оставайся на месте! - приказала Элена.
Она встала, облачила свое стройное крепкое тело в тяжелый шелковый
халат и, подойдя к двери, распахнула ее. На пороге стоял посыльный в серой
униформе и в вытянутой руке держал запечатанный конверт.
- Я должен передать это в руки сеньора и сеньоры Мартель.
Она взяла конверт и закрыла дверь. Вскрыла конверт и пробежала
глазами содержавшееся там сообщение, затем медленно вновь прочитала его.
- Что это? - спросил Шарль.
- Сэм Рофф мертв, - сказала она, улыбаясь.



    5. ЛОНДОН. ПОНЕДЕЛЬНИК, 7 СЕНТЯБРЯ - 14.00



Клуб "Уайт" располагался в конце Сент-Джейской улицы, рядом с
Пиккадилли. Выстроенный в восемнадцатом веке первоначально как игорный
дом, "Уайт" был одним из старейших клубов Англии и одним из самых
недоступных. Это был клуб для избранных. Члены клуба вносили имена своих
сыновей в список будущих его членов при рождении, так как очереди на
вступление приходилось ждать тридцать лет.
Фасад "Уайта" являл собой воплощение благопристойности. Огромные, с
выступами, окна, выходившие на Сент-Джеймскую улицу, создавали максимум
уюта для тех, кто находился внутри, и минимум возможностей удовлетворить
свое любопытство для тех, кто проходил мимо них снаружи. Несколько
ступенек вели к входным дверям клуба, но, помимо его постоянных членов и
их гостей, редко кому удавалось подниматься по ним, чтобы пройти внутрь.
Комнаты в клубе были внушительных размеров, на всем, что находилось
внутри, лежала печать старины и богатства. Удобная старинная мебель:
кожаные диваны, стойки для газет, удивительной работы старинные столы,
удобные кожаные кресла, на которых восседали более чем с полдюжины
премьер-министров страны. Специальная комната с огромным камином за
бронзовой решеткой была оборудована для игры в триктрак, в столовую на
втором этаже вела строгих пропорций изящно изогнутая лестница. Столовая
занимала весь этаж, и в ней помещались огромный красного дерева стол на
тридцать мест и пять небольших столов, располагавшихся вокруг него. На
завтраках и обедах здесь можно было встретить самых влиятельных людей
страны и мира.
За одним из небольших угловых столов сидел сэр Алек Николз, член
английского парламента, и завтракал со своим гостем Джоном Суинтоном. Отец
сэра Алека был баронетом, как до него его дед и прадед. Все они в свое
время состояли членами клуба "Уайт". Сэру Алеку уже перевалило далеко за
сорок. Он был худощав, с бледным аристократическим лицом и обаятельной
улыбкой. Он только что прикатил на машине из своего загородного поместья в
Глостершире и был одет в твидовую спортивную куртку, широкие штаны и
мокасины. Гость, выряженный в полосатый костюм, яркую клетчатую рубашку и
красный галстук, казался лишним в этой полной достоинства и роскоши
обстановке.
- У вас шикарно готовят, - прочавкал Джон Суинтон, дожевывая остатки
огромной телячьей котлеты.
Сэр Алек утвердительно кивнул.
Да. Времена явно переменились с тех пор, как Вольтер заявил: "У
англичан тысяча вероисповеданий и только один соус".
Джон Суинтон поднял глаза от тарелки.
- Кто такой Вольтер?
- Один... один французский парень, - смущенно сказал сэр Алек.
- А, понятно.
Джон Суинтон запил котлету глотком вина, отложил в сторону нож и
вилку, вытер рот салфеткой.
- А теперь, сэр Алек, поговорим о деле.
- Я уже говорил вам две недели тому назад, господин Суинтон, что
работа идет полным ходом, но мне нужно дополнительное время, - сказал сэр
Алек мягко.
К их столу подошел официант, в руках которого одна на другой стояло
несколько деревянных коробок с сигарами. Он ловко поставил их на стол
перед ними.
- Глупо было бы отказаться, - сказал Суинтон.
Пробежав глазами этикетки на коробках и восхищенно присвистнув, он
отобрал себе несколько сигар, одну из которых закурил, а остальные положил
во внутренний карман пиджака. Официант и сэр Алек сделал вид, что не
заметили ничего предосудительного. Официант слегка поклонился сэру Алеку и
понес сигары к следующему столу.
- Мои хозяева слишком терпеливы к вам, сэр Алек, но боюсь, что их
терпение начинает иссякать.
Он взял обгоревшую спичку, наклонился вперед и небрежно бросил ее в
бокал вина, из которого пил сэр Алек.
- Скажу вам откровенно, как другу, я бы не стал их раздражать.
Надеюсь, вы не хотите, чтобы они рассердились на вас?
- Но у меня сейчас нет денег.
Джон Суинтон расхохотался.
- Да будет вам прибедняться! По линии мамочки вы же Рофф, так? У вас
тысяча акров отличной земли, шикарный дом в Найтсбридже, "роллс-ройс",
"бентли", чего же вам еще надо для полного комплекта, пособие по
безработице, что ли?
Сэр Алек со страдальческим видом оглянулся по сторонам и тихо сказал:
- Но все, что вы перечислили, неликвидно, то есть не может быть
реализовано за наличные деньги. Я не могу...
Суинтон подмигнул и сказал:
- Это ваша милая женушка, Вивиан, вполне ликвидна, или я что-то
путаю, а? Бюстик у нее - пальчики оближешь.
Сэр Алек Густо покраснел. Само упоминание имени Вивиан этим негодяем
было святотатством. Алек вспомнил, что когда уезжал утром, Вивиан все еще
спала. У них были отдельные спальни, и самой большой радостью Алека
Николза было заходить к ней во время своих нечастых "визитов". Иногда,
проснувшись слишком рано, он наведывался к ней, когда она еще спала, и
просто стоял и смотрел на нее. Спала ли она или бодрствовала, она была
самой красивой женщиной, которую он когда-либо встречал. Спала она нагая,
и смятые во сне простыни едва прикрывали ее податливое, с изящными
изгибами тело. Золотоволосая, с широко расставленными бледно-голубыми
глазами и нежной, кремового оттенка кожей, Вивиан до встречи с сэром
Алеком на одном из благотворительных балов работала актрисой на вторых
ролях в одном из театров. Он был покорен ее красотой, но еще в большей
степени его притягивал ее уживчивый, легкий и веселый нрав. Она была на
двадцать лет моложе него, и жажда жизни буквально переполняла ее. Там, где
Алек был застенчив и стремился к уединению и самоанализу, она была
общительна, добра и жизнерадостна. Он никак не мог выбросить ее из головы,
но только спустя две недели после их первой встречи решился наконец
позвонить ей. К его удивлению и восторгу, Вивиан приняла его приглашение.
Алек привел ее сначала в "Олд-Вик" на премьеру, затем пригласил ее
отобедать с ним в "Мирабелл". Жила Вивиан в мрачноватого вида, полутемной
квартире на первом этаже в Ноттинг-Хилле, и, когда Алек проводил ее домой,
она спросила:
- Зайдете?
Он провел там всю ночь, и жизнь его круто переменилась. Ни одна
женщина до нее не могла довести его до оргазма. Подобной Вивиан у него еще
никогда не было. У нее был бархатный язык, золотые волосы и влажные,
пульсирующие, зовущие окунуться в них глубины, которые Алеку исследовал до
полного изнеможения. Он возбуждался от одной только мысли о ней.
И еще. Она могла рассмешить, расшевелить его, заставить полюбить всех
и все вокруг. Она смеялась над его застенчивостью и тяжеловесностью, и он
боготворил ее за это. Он теперь бывал с ней так часто, как она позволяла.
Когда Алек приходил с ней на званный вечер, она неизменно становилась
центром внимания. Алек и гордился, и ревновал одновременно. Ревниво
поглядывая на толпившихся вокруг нее молодых людей, неизменно задавал себе
вопрос: "Со сколькими их них она уже успела побывать в постели?"
В те ночи, когда Вивиан отказывалась встречаться с ним, так как у нее
было другое свидание, он места себе не находил от ревности. Он подъезжал к
ее дому, останавливался где-нибудь поодаль и следил, когда и с кем она
возвращалась домой. Алек знал, что ведет себя как последний идиот, но
ничего не мог с собой поделать. Что-то неудержимо притягивало его к ней,
от чего у него не было сил освободиться.
Он понимал, что сделал непоправимую ошибку, связавшись с Вивиан, о
женитьбе же на ней не могло быть и речи. Он был всеми уважаемый член
парламента, его ждало блестящее политическое будущее, а являясь потомком
династии Рофф, он входил в Совет директоров фирмы "Рофф и сыновья". Вивиан
же по социальному положению стояла гораздо ниже его. Ее отец и мать были
захудалыми провинциальными артистами варьете. У Вивиан, кроме тех
отрывочных знаний, которые она успела нахватать на улице и за кулисами, не
было никакого образования. Алек знал, что она поверхностна, и, что греха
таить, легко доступна. Она была хитра, но не умна. Невзирая, однако, на
все это, Алек буквально бредил ею. Нельзя сказать, чтобы он не пытался
бороться с самим собой. Он даже на какое-то время перестал с ней
встречаться. Но ничего не помогало. Когда она бывала рядом, он был
счастлив, когда уходила, несчастнее его не было человека на земле. В конце
концов: не сумев перебороть себя, он предложил ей руку и сердце, так как