«Когда люди начали умножаться на земле, и родились у них дочери; тогда сыны Божии увидели дочерей человеческих, что они красивы, и брали их себе в жены … И сказал Господь: не вечно Духу Моему быть пренебрегаемым человеками … В то время были на земле исполины, особенно же с того времени, как сыны Божии стали входить к дочерям человеческим, и они стали рождать им: это сильные, издревле славные люди. И увидел Господь, что велико развращение человеков на земле, и что … все помышления сердца их были зло во всякое время. И раскаялся Господь, что создал человека на земле, и восскорбел в сердце Своем. И сказал … истреблю с лица земли человеков … скотов, и гадов и птиц небесных истреблю … земля растлилась пред лицем Божиим, и наполнилась … злодеяниями».
В Библии, как мы уже заметили, образ брачного совокупления весьма метафоричен. Существует по меньшей мере два толкования таинственного соединения в (6, 2). Если «сыны Божии» суть потомки Сифа, а «дочери человеческие» — потомки Каина, то речь идет о том, что с определенного времени сифиты и каиниты перемешались между собой, и люди стали духовно неразборчивы. Но под «сынами Божиими» можно понимать ангелов, в том числе и падших, а под «дочерьми человеческими» — людей (такое понимание традиционно для библейского мышления). Автор в таком случае намекает на то, что люди, оставив Бога, увлеклись духами, т. е. религия истинного Бога была вытеснена магией. Результат такого брачного союза — горделивая порода не знающих жалости людей. Они иронично названы сильными и издревле славными, но их эпоха — время развращения людей и растления самой земли. Антропоморфируя Бога, т. е. наделяя Его чисто человеческими чувствами (великое прозрение будущего:и ведь Он и в самом деле человечен), Бытописатель употребляет слова «раскаялся», «восскорбел». Такой мир недостоин ни Бога, ни вечности; он должен быть истреблен вместе с природой, которая без человека вовсе не нужна. Т. о. человеческое отпадение, развращенность и магизм могут достигнуть той черты, когда сама природа не выдерживает, и ее стихия обрушивается на нечестивый род.
Но во тьме духовного помрачения людей Бог находит единственного праведника: «Ной был человек … непорочный … Ной ходил пред Богом»(6, 9). Ною дано повеление строить ковчег, чтобы во время наводнения его семья и животные смогли спастись. Ной строит огромное судно на виду у всех людей, продолжающих безбожно жить и насмехающихся над ним. В этом смысле Ной, безусловно, выступает как древний пророк израильского типа, напоминая слепцам о неотвратимости суда Божия. Ковчег, который спас семью праведников во время наводнения, стал в будущем прообразом Церкви Христовой. (Один из древних символов христианства — якорь, многие храмы внешне напоминают корабль, на куполах наших церквей часто установлен крест с якорем, т. н. «крест с полумесяцем»: Церковь — ковчег, спасающий от мирского потопа и бросающий якорь-крест в небо).
Если вначале Ной выступает как праведник, а перед потопом — как пророк, то для новой человеческой расы, которая от него происходит, Ной является спасителем и в этом смысле — прообразом Христа. Бог устанавливает с Ноем завет, в котором повелевает людям жить праведно и не допускать пролития человеческой крови (см. 9, 1-17). Символом завета становится радуга — красочный «мост», соединяющий небо и землю.
В Быт. 8, 21 и 9, 11 читаем: «сказал Господь Бог в сердце Своем: не буду больше проклинать землю за человека, потому что помышление сердца человеческого — зло от юности его … не будет более истреблена всякая плоть водами потопа». Вскоре из повествования станет ясно, что очищение всемирным потопом помогло ненадолго. Во-первых, первородный грех коренится не во внешнем поведении, а в самой природе человека, и уже сын праведного Ноя совершит вопиющий грех. Во-вторых, из общих наблюдений мы знаем, что ужас несчастья лишь на время замораживает греховность, но не исцеляет ее.
«Ной начал возделывать землю и насадил виноградник. И выпил он вина, и опьянел(быть может, Ной не знал силы вина, а может, решил заглушить переживание страшной катастрофы), и лежал обнаженным в шатре своем. И увидел Хам … наготу отца своего, и выйдя рассказал двум братьям своим. Сим же и Иафет взяли одежду, и … покрыли наготу отца своего(не оглядываясь на него) … Ной проспался от вина своего, и узнал, что сделал над ним младший сын его»(9, 20-24). С древности существует представление о высочайшем статусе родного отца, как бы образа Отца Небесного, и о священной тайне отцовства, связанной с креативными органами отца (с этим мы еще встретимся), и потому поступок Хама, посмеявшегося над наготой отца, приравнивается к богохульству. Это первый «хамский» поступок, еще одна грань каинитского поведения. Ной сказал: «Проклят Ханаан(самого Хама нельзя проклясть напрямую, т. к. над всеми детьми Ноя ранее Бог произнес благословение, но собственные имена Сим, Иафет, Ханаан, Моав, Эдом и др. относятся также и к их потомкам, к целым народам и землям, ими населенным, поэтому проклятия и благословения устремлены в будущее); раб рабов будет он у братьев своих … Благословен Господь Бог Симов; Ханаан(читай: Хам) же будет рабом ему. Да распространит Бог Иафета; и да вселится он в шатрах Симовых; Ханаан же будет рабом ему». (9, 25-27). Это интереснейшее пророчество имеет как исторический, так и духовный смысл. В истории ВЗ так и случилось: Ханаан был порабощен, потомков Иафета стало на свете больше всех других, и они к III — II вв. завоевали семитов. К сожалению, толкователи нового времени не избежали соблазна продолжить исторические аналогии, и, в частности, приравняв чернокожих африканцев к хамитам, доказывали действенность пророчества на примере негритянского рабства. На самом же деле важен духовный смысл пророчества Ноя о своих сыновьях. Это не столько три расы, сколько три религиозных типа. «Благословен Бог Симов»: стало быть семиты — это те, кто веруют в благословенного Бога, люди истинной религии. Это и Израиль, и в будущем христиане. Иафетидов больше всего — так это язычники, которым суждено в определенное время «вселиться в шатры Симовы»(шатер — образ храма, осенения Божия). Такое «вселение» начало происходить, когда языческий мир стал открывать для себя Божественность веры Израиля, и появились первые прозелиты (обращенные); но окончательно это относится к НЗ-ным временам, когда массы язычников пришли в Церковь. А Хам (Ханаан) — есть третий тип, это люди отвергшие Бога: нераскаянные грешники, маги, безбожники, кощунники, сатанисты. За видимостью их свободы таится смертное духовное рабство.
11 гл. кн. Бытия рассказывает нам о Вавилонской башне. Потомки Ноя поселились в долине Сенаар. «И сказали они построим себе город и башню высотою до небес; и сделаем себе имя, прежде нежели рассеемся по лицу всей земли. И сошел Господь посмотреть город и башню, которые строили сыны человеческие. И сказал Господь … вот, что начали они делать и не отстанут от того, что задумали … Сойдем же, и смешаем там язык их, так чтобы один не понимал речи другого. И рассеял их Господь оттуда по всей земле, и они перестали строить город и башню…»(11, 2-8). Что же произошло с потомками великого праведника? Что за башню решили они соорудить, и почему это вызвало Божественное вмешательство? «Сделаем себе имя, прежде нежели рассеемся по всей земле(важно, что в оригинале это звучит иначе: чтобы не рассеяться по лицу всей земли) », — вот ключевые слова повествования. Древние предания сохранили любопытные подробности строительства Вавилонской башни: на верхних ярусах гиганта (кое-где в Ираке, Афганистане сохранились как бы уменьшенные копии — спиралевидные, сужающиеся кверху башенки, т. н. «зиккураты») стояли лучники и пускали в небо стрелы, как бы пытаясь проткнуть его; а если у кого-либо сверху падал кирпич, то и его самого сбрасывали с высоты. Строительство башни с одной стороны должно было консолидировать жителей города-цивилизации ( «чтобы не рассеяться», не пропасть), а с другой — сделать ее храмом человеческой гордыни и самости (не Богу имя — напротив, именно «себе»; ср. «не нам, Господи, не нам, но имени Твоему дай славу»(Пс. 113, 9)). Столь великим оказалось человеческое отпадение от Бога, что людям их Отец небесный оказался ненавистен, и они решают свергнуть его с небес! И вот тут происходит самое интересное: древние мифы полны историй о том, как богов скидывают с престолов и лишают силы, но автор с некоторой иронией пишет о том, что истинному Богу, для того, чтобы разглядеть очередной нелепый замысел падшего человека, приходится сойти вниз — столь Он недосягаемо высок!
Полулегендарный рассказ о Вавилонской башне, даже в вышеуказанных апокрифических подробностях, неожиданно оказался близок нам, ибо именно XX век, особенно в России, стал веком восстания против Бога и попрания человечности. Можно сказать, что в нем дана универсальная модель построения жизни без Бога и даже против Него. И Библия говорит о том, чем кончается подобный глобальный эксперимент: на определенном этапе люди перестают понимать друг друга («смешение языков»), разбегаются, и башня остается недостроенной. (В советские времена такой «башней» должен был стать «дворец советов» с гигантской, выше облаков, фигурой вождя революции на крыше. Характерно, что в 1919 г. архитектор Татлин построил еще один макет: «башню III-го интернационала», и сия металлическая конструкция в точности повторяла древний зиккурат — значит, ведали, что творят). Крушение самоубийственно-богохульного замысла древних, произошедшее в результате Божественного посещения (буквального снис-хождения), на самом деле означает для них протянутую Творцом руку помощи.
Рассказ о вавилонских строителях, как и характеристика предпотопных современников Ноя, возвращает нас к теме первородного греха. И мы видим, что с глубочайшей древности в истории человеческого духа проявляются две противоположные тенденции: «человекобожия» и «богочеловечества», первая из которых заманчива, но деструктивна, а вторая чрезвычайно трудна, но спасительна. Во всеобщей тьме духовного невежества Бог находит лишь небольшое количество праведников, избирающих пути спасения, но не обеспечивающих преемство. Всё меняется, когда в Библии появляется Авраам — первый исторически зафиксированный персонаж ВЗ (приблиз. XIX в. до Р. Х.).
3.3. Жизнь и вера Авраама.
В Библии, как мы уже заметили, образ брачного совокупления весьма метафоричен. Существует по меньшей мере два толкования таинственного соединения в (6, 2). Если «сыны Божии» суть потомки Сифа, а «дочери человеческие» — потомки Каина, то речь идет о том, что с определенного времени сифиты и каиниты перемешались между собой, и люди стали духовно неразборчивы. Но под «сынами Божиими» можно понимать ангелов, в том числе и падших, а под «дочерьми человеческими» — людей (такое понимание традиционно для библейского мышления). Автор в таком случае намекает на то, что люди, оставив Бога, увлеклись духами, т. е. религия истинного Бога была вытеснена магией. Результат такого брачного союза — горделивая порода не знающих жалости людей. Они иронично названы сильными и издревле славными, но их эпоха — время развращения людей и растления самой земли. Антропоморфируя Бога, т. е. наделяя Его чисто человеческими чувствами (великое прозрение будущего:и ведь Он и в самом деле человечен), Бытописатель употребляет слова «раскаялся», «восскорбел». Такой мир недостоин ни Бога, ни вечности; он должен быть истреблен вместе с природой, которая без человека вовсе не нужна. Т. о. человеческое отпадение, развращенность и магизм могут достигнуть той черты, когда сама природа не выдерживает, и ее стихия обрушивается на нечестивый род.
Но во тьме духовного помрачения людей Бог находит единственного праведника: «Ной был человек … непорочный … Ной ходил пред Богом»(6, 9). Ною дано повеление строить ковчег, чтобы во время наводнения его семья и животные смогли спастись. Ной строит огромное судно на виду у всех людей, продолжающих безбожно жить и насмехающихся над ним. В этом смысле Ной, безусловно, выступает как древний пророк израильского типа, напоминая слепцам о неотвратимости суда Божия. Ковчег, который спас семью праведников во время наводнения, стал в будущем прообразом Церкви Христовой. (Один из древних символов христианства — якорь, многие храмы внешне напоминают корабль, на куполах наших церквей часто установлен крест с якорем, т. н. «крест с полумесяцем»: Церковь — ковчег, спасающий от мирского потопа и бросающий якорь-крест в небо).
Если вначале Ной выступает как праведник, а перед потопом — как пророк, то для новой человеческой расы, которая от него происходит, Ной является спасителем и в этом смысле — прообразом Христа. Бог устанавливает с Ноем завет, в котором повелевает людям жить праведно и не допускать пролития человеческой крови (см. 9, 1-17). Символом завета становится радуга — красочный «мост», соединяющий небо и землю.
В Быт. 8, 21 и 9, 11 читаем: «сказал Господь Бог в сердце Своем: не буду больше проклинать землю за человека, потому что помышление сердца человеческого — зло от юности его … не будет более истреблена всякая плоть водами потопа». Вскоре из повествования станет ясно, что очищение всемирным потопом помогло ненадолго. Во-первых, первородный грех коренится не во внешнем поведении, а в самой природе человека, и уже сын праведного Ноя совершит вопиющий грех. Во-вторых, из общих наблюдений мы знаем, что ужас несчастья лишь на время замораживает греховность, но не исцеляет ее.
«Ной начал возделывать землю и насадил виноградник. И выпил он вина, и опьянел(быть может, Ной не знал силы вина, а может, решил заглушить переживание страшной катастрофы), и лежал обнаженным в шатре своем. И увидел Хам … наготу отца своего, и выйдя рассказал двум братьям своим. Сим же и Иафет взяли одежду, и … покрыли наготу отца своего(не оглядываясь на него) … Ной проспался от вина своего, и узнал, что сделал над ним младший сын его»(9, 20-24). С древности существует представление о высочайшем статусе родного отца, как бы образа Отца Небесного, и о священной тайне отцовства, связанной с креативными органами отца (с этим мы еще встретимся), и потому поступок Хама, посмеявшегося над наготой отца, приравнивается к богохульству. Это первый «хамский» поступок, еще одна грань каинитского поведения. Ной сказал: «Проклят Ханаан(самого Хама нельзя проклясть напрямую, т. к. над всеми детьми Ноя ранее Бог произнес благословение, но собственные имена Сим, Иафет, Ханаан, Моав, Эдом и др. относятся также и к их потомкам, к целым народам и землям, ими населенным, поэтому проклятия и благословения устремлены в будущее); раб рабов будет он у братьев своих … Благословен Господь Бог Симов; Ханаан(читай: Хам) же будет рабом ему. Да распространит Бог Иафета; и да вселится он в шатрах Симовых; Ханаан же будет рабом ему». (9, 25-27). Это интереснейшее пророчество имеет как исторический, так и духовный смысл. В истории ВЗ так и случилось: Ханаан был порабощен, потомков Иафета стало на свете больше всех других, и они к III — II вв. завоевали семитов. К сожалению, толкователи нового времени не избежали соблазна продолжить исторические аналогии, и, в частности, приравняв чернокожих африканцев к хамитам, доказывали действенность пророчества на примере негритянского рабства. На самом же деле важен духовный смысл пророчества Ноя о своих сыновьях. Это не столько три расы, сколько три религиозных типа. «Благословен Бог Симов»: стало быть семиты — это те, кто веруют в благословенного Бога, люди истинной религии. Это и Израиль, и в будущем христиане. Иафетидов больше всего — так это язычники, которым суждено в определенное время «вселиться в шатры Симовы»(шатер — образ храма, осенения Божия). Такое «вселение» начало происходить, когда языческий мир стал открывать для себя Божественность веры Израиля, и появились первые прозелиты (обращенные); но окончательно это относится к НЗ-ным временам, когда массы язычников пришли в Церковь. А Хам (Ханаан) — есть третий тип, это люди отвергшие Бога: нераскаянные грешники, маги, безбожники, кощунники, сатанисты. За видимостью их свободы таится смертное духовное рабство.
11 гл. кн. Бытия рассказывает нам о Вавилонской башне. Потомки Ноя поселились в долине Сенаар. «И сказали они построим себе город и башню высотою до небес; и сделаем себе имя, прежде нежели рассеемся по лицу всей земли. И сошел Господь посмотреть город и башню, которые строили сыны человеческие. И сказал Господь … вот, что начали они делать и не отстанут от того, что задумали … Сойдем же, и смешаем там язык их, так чтобы один не понимал речи другого. И рассеял их Господь оттуда по всей земле, и они перестали строить город и башню…»(11, 2-8). Что же произошло с потомками великого праведника? Что за башню решили они соорудить, и почему это вызвало Божественное вмешательство? «Сделаем себе имя, прежде нежели рассеемся по всей земле(важно, что в оригинале это звучит иначе: чтобы не рассеяться по лицу всей земли) », — вот ключевые слова повествования. Древние предания сохранили любопытные подробности строительства Вавилонской башни: на верхних ярусах гиганта (кое-где в Ираке, Афганистане сохранились как бы уменьшенные копии — спиралевидные, сужающиеся кверху башенки, т. н. «зиккураты») стояли лучники и пускали в небо стрелы, как бы пытаясь проткнуть его; а если у кого-либо сверху падал кирпич, то и его самого сбрасывали с высоты. Строительство башни с одной стороны должно было консолидировать жителей города-цивилизации ( «чтобы не рассеяться», не пропасть), а с другой — сделать ее храмом человеческой гордыни и самости (не Богу имя — напротив, именно «себе»; ср. «не нам, Господи, не нам, но имени Твоему дай славу»(Пс. 113, 9)). Столь великим оказалось человеческое отпадение от Бога, что людям их Отец небесный оказался ненавистен, и они решают свергнуть его с небес! И вот тут происходит самое интересное: древние мифы полны историй о том, как богов скидывают с престолов и лишают силы, но автор с некоторой иронией пишет о том, что истинному Богу, для того, чтобы разглядеть очередной нелепый замысел падшего человека, приходится сойти вниз — столь Он недосягаемо высок!
Полулегендарный рассказ о Вавилонской башне, даже в вышеуказанных апокрифических подробностях, неожиданно оказался близок нам, ибо именно XX век, особенно в России, стал веком восстания против Бога и попрания человечности. Можно сказать, что в нем дана универсальная модель построения жизни без Бога и даже против Него. И Библия говорит о том, чем кончается подобный глобальный эксперимент: на определенном этапе люди перестают понимать друг друга («смешение языков»), разбегаются, и башня остается недостроенной. (В советские времена такой «башней» должен был стать «дворец советов» с гигантской, выше облаков, фигурой вождя революции на крыше. Характерно, что в 1919 г. архитектор Татлин построил еще один макет: «башню III-го интернационала», и сия металлическая конструкция в точности повторяла древний зиккурат — значит, ведали, что творят). Крушение самоубийственно-богохульного замысла древних, произошедшее в результате Божественного посещения (буквального снис-хождения), на самом деле означает для них протянутую Творцом руку помощи.
Рассказ о вавилонских строителях, как и характеристика предпотопных современников Ноя, возвращает нас к теме первородного греха. И мы видим, что с глубочайшей древности в истории человеческого духа проявляются две противоположные тенденции: «человекобожия» и «богочеловечества», первая из которых заманчива, но деструктивна, а вторая чрезвычайно трудна, но спасительна. Во всеобщей тьме духовного невежества Бог находит лишь небольшое количество праведников, избирающих пути спасения, но не обеспечивающих преемство. Всё меняется, когда в Библии появляется Авраам — первый исторически зафиксированный персонаж ВЗ (приблиз. XIX в. до Р. Х.).
3.3. Жизнь и вера Авраама.
Семья Аврама, происходившего из древнего города Ур Халдейский, была достаточно состоятельной. Живя в языческом окружении, Аврам был благочестив и уповал на Бога. Но при этом он вместе со своей женой Сарой глубоко страдал, и причиной страдания была их бездетность.
В истории ВЗ мы не раз сталкиваемся еще с одной проблемой, косвенно связанной с первородным грехом, и как ни странно, это проблема детей, потомков. Во-первых, после того, как человек отпал от Бога, он в своей жажде бессмертия сменил индивидуальный аспект на аспект родовой. Потеряв доступ к древу жизни, древний человек решил позаботиться о «бессмертии на земле», что означало главным образом бессмертие в своих детях и внуках (ср. советский лозунг: «дети — наше будущее»), в своем роде. Во-вторых, потеря райского брачного идеала привела к тому, что смысл брака также стал видеться не в единении, а в потомстве, как можно большем. Наличие и количество детей «гарантировало» бессмертие и
в глазах окружающих выглядело как знак Божьего благословения. Напротив, отсутствие детей могло означать проклятие: человек оказался недостоин продолжения на земле! Так два серьезных искажения первоначальной духовной жизни сплелись в «жестоковыйном» сознании дохристианского Израиля (хотя эти тенденции мы наблюдаем и по сию пору). ВЗ описывает немало хитроумных способов, весьма небезупречных и даже недопустимых с христианской точки зрения, для достижения цели обретения потомства.
Поэтому Аврам и Сара выглядели отвергнутыми Небом. Но подобно Еноху и Ною, Аврам способен расслышать неизреченные Божии слова, и однажды Бог повелевает ему: «пойди из земли твоей, от родства твоего, и иди в землю, которую Я укажу тебе. И Я произведу от тебя великий народ, и благословлю тебя, и возвеличу имя твое … и благословятся в тебе все племена земные»(12, 1-3). Т. о., Бог обещает Авраму, что он не только будет иметь дитя несмотря на немолодые лета, но от него родится множество людей, которые получат чрез него Божественное благословение. В связи с этим Аврам («отец») и Сара («госпожа») получат новые имена в форме множественного числа: Авраам («отец множества») и Сарра («госпожа многих»). И Авраам вместе со всем семейством с готовностью пускается в неизведанный путь: куда благословит Господь. Тут перед нами предстают первые черты необычно сильной веры Авраама: жажда Бога, «слышание» Его воли и непрекословное послушание. Выход Авраама из Харрана — важный духовный момент: для того, чтобы по-настоящему почувствовать Бога, нужно вырваться из обветшавшей окружающей среды.
Библия, описывая праведников, отнюдь не скрывает их недостатков и даже греховных отступлений. Праведником человек назван не потому, что он безгрешен, а потому, что в процессе длительного Божественного воспитания его жизненный путь становится примером. И Бытописатель ничего не скрывает: едва показав Авраама с замечательной стороны, он тут же рассказывает о неприглядном эпизоде, случившемся на пути в «землю обетованную», когда из-за голода Авраам свернул в Египет: «Когда же он приближался к Египту, то сказал Саре, жене своей: вот, я знаю, что ты женщина, прекрасная видом; и когда Египтяне увидят тебя, то скажут: «это жена его»; и убьют меня, а тебя оставят в живых. Скажи же, что ты мне сестра, дабы мне хорошо было ради тебя … Египтяне увидели, что она женщина весьма красивая … и взята она была в дом фараонов. И Авраму хорошо было ради нее, и был у него мелкий и крупный скот … и рабы, и рабыни … Но Господь поразил тяжкими ударами фараона и дом его за Сару, жену Аврамову. И призвал фараон Аврама, и сказал … для чего не сказал мне, что она жена твоя? … И я взял было ее себе в жену … И дал о нем фараон повеление людям, и проводили его, и жену его, и все, что было у него…»(12, 10-20).
В этом месте естественно возникает непростой вопрос: «почему же наказан фараон, он-то при чем?» (Под фараоном может в данном случае подразумеваться местный князек, а не верховный фараон Египта). Однако у библейского повествования своя логика. Авраам, а не фараон, является главным героем рассказа. Он возлюблен Богом, но в Египте оказался без Божьего благословения, влекомый голодом и малодушием, которому уступил первоначальный порыв веры. Малодушие это поставило обоих супругов в ситуацию, когда невозможным будет для них исполнение Божественного обетования. И тогда Бог наказывает (воспитывает, выручает) Авраама косвенно, вызвав гнев и презрение фараона к нему и его мнимой праведности (именно презрение звучит в повелении «проводить его и всё, что у него»). Это серьезный урок Аврааму: обычный с его точки зрения язычник, которого не грех и обмануть, и пожить при нем благополучно, оказался гораздо более богобоязненным и, кстати, снисходительным (мог ведь и казнить), чем он, имеющий знание Бога и великое обетование…
Вместе с семьей Авраама из Халдеи вышел еще и его племянник с семьей, Лот, человек, верующий в истинного Бога и благочестивый, но духовно более слабый. Однажды он повздорил с Авраамом, и они несколько разошлись в конце пути: «Сказал Аврам Лоту: да не будет раздора между мною и тобою … Если ты налево, то я направо; а если ты направо, то я налево … Лот возвел очи свои, и увидел всю окрестность Иорданскую, что она … вся орошалась водою, как сад Господень…»(13, 8-13). В этом «райском» саду и поселился Лот, не зная того, что это и есть печально известный Содом, жители которого «были злы и весьма грешны пред Господом». А Авраам выбрал землю Ханаанскую, пустынную и неуютную. Но именно тут он снова слышит Господа: «возведи очи твои … посмотри к северу, и к югу, и к востоку, и к западу … всю землю (эту) дам Я тебе и потомству твоему навеки … сделаю потомство твое, как песок земной … пройди по земле сей в долготу и в широту ее»(13, 14-17). В этом тексте отцы Церкви усматривают прообраз креста, который Авраам дважды, мысленно и фактически, как бы полагает в основание будущей Святой земли.
В Ханаане Авраама окружает множество небольших племен, каждый из которых имеет своего правителя. Время от времени эти царьки составляют союзы и воюют друг с другом. Однажды Аврааму пришлось участвовать в такой войне, чтобы освободить уведенного в плен Лота и с ним многих других. На обратной дороге Авраам встречает двух царей: Содомского и Салимского. Первый сказал: «отдай мне людей, а имение(имущество) возьми себе. Но Аврам сказал … поднимаю руку мою к Господу Богу Всевышнему, Владыке неба и земли, что даже нитки и ремня от обуви не возьму из всего твоего, чтобы ты не сказал: я обогатил Авраама … кроме доли, принадлежащей людям, которые ходили со мною»(14, 21-24). Здесь явно звучат два мотива. Аврааму очень важно, чтобы никто не подумал, что его чем-то мог одарить Содомский царь Бера. Он вызволил содомлян из плена, но зная, чем живут эти люди, не желает принимать от них славу и плату — дабы не оскверниться. Кроме того, Авраам являет свою глубокую веру: он Богом богат, и ради Всевышнего совершает добрые дела. По-иному происходит встреча с царем Салима (предположительно будущий Иерусалим) Мелхиседеком, который «вынес хлеб и вино. Он был священник Бога Всевышнего. И благословил его и сказал: благословен Авраам от Бога Всевышнего, Владыки неба и земли; и благословен Бог Всевышний, Который предал врагов твоих в руки твои. Аврам дал ему десятую часть из всего»(14, 18-20). Поведение Авраама тут совсем иное: он принимает благословение и отдает по закону десятину. Но и Мелхиседек говорит с ним не как Бера: он прежде всего благословляет Бога, а потом Его слугу — Авраама (у Беры — ни слова о Боге). Сообщение о неком царе, который был священником истинного Бога, является намеком на то, что почитание Единого никогда не прерывалось и могло существовать вне главной библейской линии. Но сама таинственная фигура царя-священника, неожиданно являющегося в жизни Авраама, приносящего хлеб и вино, благословляющего и больше нигде не встречающегося, стала символической уже в ВЗ. Он священник Божий, но законной библейской линии не принадлежит, т. е. он священник не по закону, а непосредственно от Бога, по помазанию. Имя Мелхиседека стало символом харизматического служения Богу вообще. Кроме того, хлеб и вино Салимского царя не могли не восприниматься в христианстве как прообразы Евхаристии. И в 109-м псалме Сам Бог, посылая в мир Мессию, Спасителя, обращается к Нему: «Ты иерей вовек по чину Мелхиседекову». Спаситель не нуждается в доказательствах, в документах — Он благословлен непосредственно Отцом. Эта же мысль повторится в послании св. ап. Павла к Евреям. В отличие от «чина Ааронова», «чина Левиина», напоминающих современное епископское рукоположение в священный сан, «чин Мелхиседеков» предполагает непосредственное Божественное участие в кризисных моментах истории.
Шло время. Господь неоднократно являлся Аврааму, обещал ему непременное исполнение обетования о потомках и раскрывал некоторые обстоятельства их будущей истории. Но Сарра оставалась бесплодной. И тогда Авраам решил использовать один из древних законных способов продолжения рода, а именно т. н. «рождение на колени». Жена дает своему мужу одну из служанок, та зачинает от него ребенка, и в момент родов жена подставляет свои ноги под младенца и говорит: это мой ребенок «от нее». Дитя считается законным сыном родителей (это несколько напоминает современное вынашивание в чреве другой женщины). Таким образом у Авраама и Сарры от ее служанки из Египта Агари появляется первый сын Измаил (16-17 гл). Авраам, с одной стороны, устал от ожидания, а с другой как бы помогает ускорить исполнение Божьего обетования, помочь ему осуществиться. Ведь Сарра уже стара и вряд ли уже сможет родить сама. Но у Бога иная мысль, и очень скоро Авраам это сознает: будучи беременной, Агарь начинает издеваться над своей госпожой, видимо желая занять ее место, потом ей приходится бежать от Сарры. Измаил (его имя означает «услышал Господь страдание твое») все-таки сын Авраама, сын «по закону» (пусть и столь для нас необычному), и на него частично распространяется Божественное обетование: «умножу потомство твое»(16, 10). Однако про него не сказано, что «в нем благословятся племена», а сказано совсем другое: «он будет между людьми как дикий осел; руки его на всех, и руки всех на него; жить он будет пред лицем всех братьев своих»(16, 12). То есть измаилиты будут выносливыми, неприхотливыми, воинственными кочевниками, постоянной проблемой для своих соседей. (Любопытно, что мусульмане признают Библию и считают себя потомками Измаила, но Библия дает Измаилу нелестную оценку.)
Но обетованным сыном становится Исаак, родившийся от Сарры тогда, когда это уже было практически невозможно (21 гл). Исаак — плод сильнейшей веры Авраама, он не дитя юношеской любви и не дитя необходимости, а зримое чудо Божие, выстраданное ВЗ-ной праведной семьей (это про него сказано в Евангелии от Иоанна: «не от хотения плоти, но от Бога родились» — Ин. 1, 13), он сын «по благодати».
В одном из своих явлений (17 гл), Бог, подтверждая Завет и возвещая о рождении Исаака, потребовал у Авраама в качестве главного знака вхождения в Завет обрезать крайнюю плоть у себя и всех потомков мужского пола (17, 9-14). Мы сегодня совершенно не понимаем священного смысла обрезания и того, почему сия специфическая операция связана с Творцом вселенной столь серьезно, что забыть обрезаться означает погибнуть, даже в случае с Моисеем, только что призванным для Божественной миссии. (см. Исх. 4, 24-26). (Подробным образом этот вопрос рассмотрен в работе «Христианское учение и проблема половых отношений», свящ. Лев Шихляров, журнал «Континент», Париж-Москва, № 1 (91) — 1997 г.). С древнейших времен половые органы человека использовались как нагляднейшие символы креативной мощи Божества. С другой стороны, для самого человека эти половые части были связаны с прикосновением к Божественной тайне творения, в т. ч. творения новой человеческой жизни и в связи с этим преодоления смерти (родовое бессмертие). История религии знает множество примеров религиозно-сексуальных представлений, объясняющихся не развращенностью, а грубой и наглядной символикой. Со временем, однако, в этой сфере наблюдается вырождение, и осмысленные культы превращаются в языческие оргии. В ВЗ мы видим благочестивое отношение к интимной тайне: раб Авраама, отправляясь на поиски невесты Исааку, в знак клятвы верности кладет руку Аврааму «под стегно» (24, 9). С этой темой связано и знаменитое выражение «лоно Авраамово», обозначающее рай (!). Если вспомнить те чувственные культы, где в исступлении мужские органы отрезались в качестве жертвы тому или иному богу, то можно сказать, что иудейское обрезание, находясь в русле традиционных представлений, в то же время переосмысляет их совершенно по-новому. Здесь в качестве жертвы приносится лишь небольшой кусочек, отрезанный от креативного органа, в знак того, что сам глава рода, называемый патриархом, и всё его потомство, которое прорастет из его семени, из этого места, посвящается Богу. (Женщина входит в Завет через брачное соединение). Обрезание, как и любой иной символ жертвенного служения Богу, было прообразовательным приготовлением к христианскому представлению о жертвенности Самого Бога, и позже, уже в НЗ, св. ап. Павел применяет этот термин в духовном смысле, называя крещение «обрезанием сердца».
Примеч. В святоотеческой литературе можно встретить толкование обрезания как знака обуздания плоти. Подобное понимание вполне правильно в смысле прообразовательно-аскетическом, но никак не конкретно-историческом, ибо здесь, наоборот, привлекалось внимание к творящей плоти.
18-ая гл. кн. Бытия удивительным образом описывает посещение Богом Авраама и Сарры за год до рождения Исаака: «Явился ему Господь у дубравы Мамре … Он возвел очи свои, и взглянул, и вот, три мужа стоят против него … он побежал навстречу … поклонился до земли. И сказал: Владыка! если я обрел благоволение пред очами Твоими, не пройди мимо раба Твоего. И принесут немного воды, и омоют ноги ваши; и отдохните под сим деревом. А я принесу хлеба, и вы подкрепите сердца ваши … и взял теленка … и поспешил приготовить его … и поставил пред ними; а сам стоял подле них под деревом. И они ели». (18, 1-8). В этом описании соединилось земное и небесное; присутствие Бога явное, физически ощутимое, отношения с Ним родственные (образ: Бог, отдыхающий под деревом Авраама!). Но самым необычным является игра форм единственного и множественного числа: Авраам видит трех, а говорит со странниками так, будто их то трое, то один; в буквальном смысле: 3=1. Некоторые отцы Церкви видели в этой картине Бога и с Ним двух ангелов (для этого тоже есть некоторые основания), но большинство их считают это место прикровенным указанием на явление Бога-Троицы, самое очевидное во всем ВЗ. Христианское осмысление древнего сюжета, в котором Авраам и Сарра угощают под деревом трех таинственных странников, привело в итоге к традиции иконописи Троицы, кульминацией которой стало бессмертное творение преп. Андрея Рублева. Нелишне заметить, что ангелы в Быт. 18 и ангелы Рублева являются символическим описанием присутствия троичного Бога и по смыслу не имеют отношения к обычно нами понимаемым ангелам — сотворенным светлым духам.
В истории ВЗ мы не раз сталкиваемся еще с одной проблемой, косвенно связанной с первородным грехом, и как ни странно, это проблема детей, потомков. Во-первых, после того, как человек отпал от Бога, он в своей жажде бессмертия сменил индивидуальный аспект на аспект родовой. Потеряв доступ к древу жизни, древний человек решил позаботиться о «бессмертии на земле», что означало главным образом бессмертие в своих детях и внуках (ср. советский лозунг: «дети — наше будущее»), в своем роде. Во-вторых, потеря райского брачного идеала привела к тому, что смысл брака также стал видеться не в единении, а в потомстве, как можно большем. Наличие и количество детей «гарантировало» бессмертие и
в глазах окружающих выглядело как знак Божьего благословения. Напротив, отсутствие детей могло означать проклятие: человек оказался недостоин продолжения на земле! Так два серьезных искажения первоначальной духовной жизни сплелись в «жестоковыйном» сознании дохристианского Израиля (хотя эти тенденции мы наблюдаем и по сию пору). ВЗ описывает немало хитроумных способов, весьма небезупречных и даже недопустимых с христианской точки зрения, для достижения цели обретения потомства.
Поэтому Аврам и Сара выглядели отвергнутыми Небом. Но подобно Еноху и Ною, Аврам способен расслышать неизреченные Божии слова, и однажды Бог повелевает ему: «пойди из земли твоей, от родства твоего, и иди в землю, которую Я укажу тебе. И Я произведу от тебя великий народ, и благословлю тебя, и возвеличу имя твое … и благословятся в тебе все племена земные»(12, 1-3). Т. о., Бог обещает Авраму, что он не только будет иметь дитя несмотря на немолодые лета, но от него родится множество людей, которые получат чрез него Божественное благословение. В связи с этим Аврам («отец») и Сара («госпожа») получат новые имена в форме множественного числа: Авраам («отец множества») и Сарра («госпожа многих»). И Авраам вместе со всем семейством с готовностью пускается в неизведанный путь: куда благословит Господь. Тут перед нами предстают первые черты необычно сильной веры Авраама: жажда Бога, «слышание» Его воли и непрекословное послушание. Выход Авраама из Харрана — важный духовный момент: для того, чтобы по-настоящему почувствовать Бога, нужно вырваться из обветшавшей окружающей среды.
Библия, описывая праведников, отнюдь не скрывает их недостатков и даже греховных отступлений. Праведником человек назван не потому, что он безгрешен, а потому, что в процессе длительного Божественного воспитания его жизненный путь становится примером. И Бытописатель ничего не скрывает: едва показав Авраама с замечательной стороны, он тут же рассказывает о неприглядном эпизоде, случившемся на пути в «землю обетованную», когда из-за голода Авраам свернул в Египет: «Когда же он приближался к Египту, то сказал Саре, жене своей: вот, я знаю, что ты женщина, прекрасная видом; и когда Египтяне увидят тебя, то скажут: «это жена его»; и убьют меня, а тебя оставят в живых. Скажи же, что ты мне сестра, дабы мне хорошо было ради тебя … Египтяне увидели, что она женщина весьма красивая … и взята она была в дом фараонов. И Авраму хорошо было ради нее, и был у него мелкий и крупный скот … и рабы, и рабыни … Но Господь поразил тяжкими ударами фараона и дом его за Сару, жену Аврамову. И призвал фараон Аврама, и сказал … для чего не сказал мне, что она жена твоя? … И я взял было ее себе в жену … И дал о нем фараон повеление людям, и проводили его, и жену его, и все, что было у него…»(12, 10-20).
В этом месте естественно возникает непростой вопрос: «почему же наказан фараон, он-то при чем?» (Под фараоном может в данном случае подразумеваться местный князек, а не верховный фараон Египта). Однако у библейского повествования своя логика. Авраам, а не фараон, является главным героем рассказа. Он возлюблен Богом, но в Египте оказался без Божьего благословения, влекомый голодом и малодушием, которому уступил первоначальный порыв веры. Малодушие это поставило обоих супругов в ситуацию, когда невозможным будет для них исполнение Божественного обетования. И тогда Бог наказывает (воспитывает, выручает) Авраама косвенно, вызвав гнев и презрение фараона к нему и его мнимой праведности (именно презрение звучит в повелении «проводить его и всё, что у него»). Это серьезный урок Аврааму: обычный с его точки зрения язычник, которого не грех и обмануть, и пожить при нем благополучно, оказался гораздо более богобоязненным и, кстати, снисходительным (мог ведь и казнить), чем он, имеющий знание Бога и великое обетование…
Вместе с семьей Авраама из Халдеи вышел еще и его племянник с семьей, Лот, человек, верующий в истинного Бога и благочестивый, но духовно более слабый. Однажды он повздорил с Авраамом, и они несколько разошлись в конце пути: «Сказал Аврам Лоту: да не будет раздора между мною и тобою … Если ты налево, то я направо; а если ты направо, то я налево … Лот возвел очи свои, и увидел всю окрестность Иорданскую, что она … вся орошалась водою, как сад Господень…»(13, 8-13). В этом «райском» саду и поселился Лот, не зная того, что это и есть печально известный Содом, жители которого «были злы и весьма грешны пред Господом». А Авраам выбрал землю Ханаанскую, пустынную и неуютную. Но именно тут он снова слышит Господа: «возведи очи твои … посмотри к северу, и к югу, и к востоку, и к западу … всю землю (эту) дам Я тебе и потомству твоему навеки … сделаю потомство твое, как песок земной … пройди по земле сей в долготу и в широту ее»(13, 14-17). В этом тексте отцы Церкви усматривают прообраз креста, который Авраам дважды, мысленно и фактически, как бы полагает в основание будущей Святой земли.
В Ханаане Авраама окружает множество небольших племен, каждый из которых имеет своего правителя. Время от времени эти царьки составляют союзы и воюют друг с другом. Однажды Аврааму пришлось участвовать в такой войне, чтобы освободить уведенного в плен Лота и с ним многих других. На обратной дороге Авраам встречает двух царей: Содомского и Салимского. Первый сказал: «отдай мне людей, а имение(имущество) возьми себе. Но Аврам сказал … поднимаю руку мою к Господу Богу Всевышнему, Владыке неба и земли, что даже нитки и ремня от обуви не возьму из всего твоего, чтобы ты не сказал: я обогатил Авраама … кроме доли, принадлежащей людям, которые ходили со мною»(14, 21-24). Здесь явно звучат два мотива. Аврааму очень важно, чтобы никто не подумал, что его чем-то мог одарить Содомский царь Бера. Он вызволил содомлян из плена, но зная, чем живут эти люди, не желает принимать от них славу и плату — дабы не оскверниться. Кроме того, Авраам являет свою глубокую веру: он Богом богат, и ради Всевышнего совершает добрые дела. По-иному происходит встреча с царем Салима (предположительно будущий Иерусалим) Мелхиседеком, который «вынес хлеб и вино. Он был священник Бога Всевышнего. И благословил его и сказал: благословен Авраам от Бога Всевышнего, Владыки неба и земли; и благословен Бог Всевышний, Который предал врагов твоих в руки твои. Аврам дал ему десятую часть из всего»(14, 18-20). Поведение Авраама тут совсем иное: он принимает благословение и отдает по закону десятину. Но и Мелхиседек говорит с ним не как Бера: он прежде всего благословляет Бога, а потом Его слугу — Авраама (у Беры — ни слова о Боге). Сообщение о неком царе, который был священником истинного Бога, является намеком на то, что почитание Единого никогда не прерывалось и могло существовать вне главной библейской линии. Но сама таинственная фигура царя-священника, неожиданно являющегося в жизни Авраама, приносящего хлеб и вино, благословляющего и больше нигде не встречающегося, стала символической уже в ВЗ. Он священник Божий, но законной библейской линии не принадлежит, т. е. он священник не по закону, а непосредственно от Бога, по помазанию. Имя Мелхиседека стало символом харизматического служения Богу вообще. Кроме того, хлеб и вино Салимского царя не могли не восприниматься в христианстве как прообразы Евхаристии. И в 109-м псалме Сам Бог, посылая в мир Мессию, Спасителя, обращается к Нему: «Ты иерей вовек по чину Мелхиседекову». Спаситель не нуждается в доказательствах, в документах — Он благословлен непосредственно Отцом. Эта же мысль повторится в послании св. ап. Павла к Евреям. В отличие от «чина Ааронова», «чина Левиина», напоминающих современное епископское рукоположение в священный сан, «чин Мелхиседеков» предполагает непосредственное Божественное участие в кризисных моментах истории.
Шло время. Господь неоднократно являлся Аврааму, обещал ему непременное исполнение обетования о потомках и раскрывал некоторые обстоятельства их будущей истории. Но Сарра оставалась бесплодной. И тогда Авраам решил использовать один из древних законных способов продолжения рода, а именно т. н. «рождение на колени». Жена дает своему мужу одну из служанок, та зачинает от него ребенка, и в момент родов жена подставляет свои ноги под младенца и говорит: это мой ребенок «от нее». Дитя считается законным сыном родителей (это несколько напоминает современное вынашивание в чреве другой женщины). Таким образом у Авраама и Сарры от ее служанки из Египта Агари появляется первый сын Измаил (16-17 гл). Авраам, с одной стороны, устал от ожидания, а с другой как бы помогает ускорить исполнение Божьего обетования, помочь ему осуществиться. Ведь Сарра уже стара и вряд ли уже сможет родить сама. Но у Бога иная мысль, и очень скоро Авраам это сознает: будучи беременной, Агарь начинает издеваться над своей госпожой, видимо желая занять ее место, потом ей приходится бежать от Сарры. Измаил (его имя означает «услышал Господь страдание твое») все-таки сын Авраама, сын «по закону» (пусть и столь для нас необычному), и на него частично распространяется Божественное обетование: «умножу потомство твое»(16, 10). Однако про него не сказано, что «в нем благословятся племена», а сказано совсем другое: «он будет между людьми как дикий осел; руки его на всех, и руки всех на него; жить он будет пред лицем всех братьев своих»(16, 12). То есть измаилиты будут выносливыми, неприхотливыми, воинственными кочевниками, постоянной проблемой для своих соседей. (Любопытно, что мусульмане признают Библию и считают себя потомками Измаила, но Библия дает Измаилу нелестную оценку.)
Но обетованным сыном становится Исаак, родившийся от Сарры тогда, когда это уже было практически невозможно (21 гл). Исаак — плод сильнейшей веры Авраама, он не дитя юношеской любви и не дитя необходимости, а зримое чудо Божие, выстраданное ВЗ-ной праведной семьей (это про него сказано в Евангелии от Иоанна: «не от хотения плоти, но от Бога родились» — Ин. 1, 13), он сын «по благодати».
В одном из своих явлений (17 гл), Бог, подтверждая Завет и возвещая о рождении Исаака, потребовал у Авраама в качестве главного знака вхождения в Завет обрезать крайнюю плоть у себя и всех потомков мужского пола (17, 9-14). Мы сегодня совершенно не понимаем священного смысла обрезания и того, почему сия специфическая операция связана с Творцом вселенной столь серьезно, что забыть обрезаться означает погибнуть, даже в случае с Моисеем, только что призванным для Божественной миссии. (см. Исх. 4, 24-26). (Подробным образом этот вопрос рассмотрен в работе «Христианское учение и проблема половых отношений», свящ. Лев Шихляров, журнал «Континент», Париж-Москва, № 1 (91) — 1997 г.). С древнейших времен половые органы человека использовались как нагляднейшие символы креативной мощи Божества. С другой стороны, для самого человека эти половые части были связаны с прикосновением к Божественной тайне творения, в т. ч. творения новой человеческой жизни и в связи с этим преодоления смерти (родовое бессмертие). История религии знает множество примеров религиозно-сексуальных представлений, объясняющихся не развращенностью, а грубой и наглядной символикой. Со временем, однако, в этой сфере наблюдается вырождение, и осмысленные культы превращаются в языческие оргии. В ВЗ мы видим благочестивое отношение к интимной тайне: раб Авраама, отправляясь на поиски невесты Исааку, в знак клятвы верности кладет руку Аврааму «под стегно» (24, 9). С этой темой связано и знаменитое выражение «лоно Авраамово», обозначающее рай (!). Если вспомнить те чувственные культы, где в исступлении мужские органы отрезались в качестве жертвы тому или иному богу, то можно сказать, что иудейское обрезание, находясь в русле традиционных представлений, в то же время переосмысляет их совершенно по-новому. Здесь в качестве жертвы приносится лишь небольшой кусочек, отрезанный от креативного органа, в знак того, что сам глава рода, называемый патриархом, и всё его потомство, которое прорастет из его семени, из этого места, посвящается Богу. (Женщина входит в Завет через брачное соединение). Обрезание, как и любой иной символ жертвенного служения Богу, было прообразовательным приготовлением к христианскому представлению о жертвенности Самого Бога, и позже, уже в НЗ, св. ап. Павел применяет этот термин в духовном смысле, называя крещение «обрезанием сердца».
Примеч. В святоотеческой литературе можно встретить толкование обрезания как знака обуздания плоти. Подобное понимание вполне правильно в смысле прообразовательно-аскетическом, но никак не конкретно-историческом, ибо здесь, наоборот, привлекалось внимание к творящей плоти.
18-ая гл. кн. Бытия удивительным образом описывает посещение Богом Авраама и Сарры за год до рождения Исаака: «Явился ему Господь у дубравы Мамре … Он возвел очи свои, и взглянул, и вот, три мужа стоят против него … он побежал навстречу … поклонился до земли. И сказал: Владыка! если я обрел благоволение пред очами Твоими, не пройди мимо раба Твоего. И принесут немного воды, и омоют ноги ваши; и отдохните под сим деревом. А я принесу хлеба, и вы подкрепите сердца ваши … и взял теленка … и поспешил приготовить его … и поставил пред ними; а сам стоял подле них под деревом. И они ели». (18, 1-8). В этом описании соединилось земное и небесное; присутствие Бога явное, физически ощутимое, отношения с Ним родственные (образ: Бог, отдыхающий под деревом Авраама!). Но самым необычным является игра форм единственного и множественного числа: Авраам видит трех, а говорит со странниками так, будто их то трое, то один; в буквальном смысле: 3=1. Некоторые отцы Церкви видели в этой картине Бога и с Ним двух ангелов (для этого тоже есть некоторые основания), но большинство их считают это место прикровенным указанием на явление Бога-Троицы, самое очевидное во всем ВЗ. Христианское осмысление древнего сюжета, в котором Авраам и Сарра угощают под деревом трех таинственных странников, привело в итоге к традиции иконописи Троицы, кульминацией которой стало бессмертное творение преп. Андрея Рублева. Нелишне заметить, что ангелы в Быт. 18 и ангелы Рублева являются символическим описанием присутствия троичного Бога и по смыслу не имеют отношения к обычно нами понимаемым ангелам — сотворенным светлым духам.