Страница:
термине, его логика есть субстанциональная логика, субстантивация
посредством термина, обретающего смысл времени в его поиске и разведывании
посредством разрабатываемости языка. Постав, существо... (которого) есть
сосредоточенное в себе устанавливание, которое оставляет истину собственной
сущности и заставляет это отставление тем, что развертывается в поставлении
всего существующего как состоящего в наличии, конституируется в таком
поставлении и в качестве его господствует есть формализм термина, истинное
мнение (не знание) о времени как смысле выразимости сущности (ведь единое
показывается лишь посредством времени и, следовательно. все, что есть во
времени, рассмотренном в самом себе, есть выразимость сущности), образ
времени, представленный термином. Термин есть исток времени, "то, откуда
[оно] пошло и посредством чего... стало, чем оно есть и стало таким, каково
оно" (М. Хайдеггер). Термин есть "темное нечто, [которое] воюет со стрелкой
часов" (П. Элюар, "Сама жизнь") Выразимость сущности термином есть постав,
термин есть то, что отставляет истину выражаемой сущности от саомй
выражаемой сущности посредством собственного существования, приравниваемого
к существованию выражаемой сущности. И то, следовательно, что заставляет это
отставление опытом дефинирующего разума, он, следовательно, есть само Ничто.
Так раскрывается сущность схватывания и сдерживания метафизического. Термин
есть, таким образом, трансцендирование в поставе (скажем в состоянии
постава) и еще в большей степени его собственная рефлексия, так и символ
существования вопроса о смысле бытия в качестве укореняющего человеческую
родовую сущность, бездомную как в имманентной, так и в трансцендентной
философии. Термин есть трансцендирование в имманентность, абсолютное
трансцендирующее, сознание отношение мышления к языку (деривацией которого
является сознание субъекта), трансцендирующее в имманентном таким образом,
что трансцендирует не только в его значение, но и, главным образом, в его
смысл, в сущность чистого мышления, мышления, поворачивающего от языка к
разуму. Иначе говоря, трансцендирование есть так и постольку, поскольку оно
выражает сущность мышления. "Сущности выражаются в грамматике", - писал
Витгенштейн. "Туда им и дорога", - обнадеживает нас термин. Ни
трансцендентное, ни имманентное не находятся вне мышления, они погружены в
чистый смысл выразимости сущности мышления, рассматривающего себя в себе
самом, представлял теологию. Мышление рассматривающее себя в себе самом и в
себе самом себя обнаруживающее есть теология, оно различает себя, становясь
терминологией теологии, становя природу сущностью. "Науке логике"
современное мышление противопоставляет по контрасту, таким образом,
феноменологичность самого ноумена, "непосредственность абсолютного",
"несокрытость". "Наука логики", сама логическая идея есть, таким образом,
феномен термина (вспомним подчеркнутую руководимость изложения "Науки
логики" из существа самой системы), ноуменом которого является феномен
"Энциклопедии философских наук", оказавшийся не ноуменом, а структурой
феномена, негативным ноуменом, образом ноумена. Иначе говоря, возражение
"Энциклопедии философских наук" состоит в том, что "воспринявший что-либо
единое, тотчас же после этого должен обратить свой взор не на природу
беспредельного, но на какое-нибудь число" (Платон) Число есть операция
времени, дефиниция времени, как речение, topos выразимости, сущности.
Выразимость сущности приблизительным образом есть истинность чего-либо
сущности, само ничто, бытия же этого, что-либо ; лишаемого сущности, есть
бытия термина, а не само бытие, отчетливое посредством термина которое есть
время, как речь отчетлива посредством понятий (одна из дефиниций,
проведенных Кантом в "Критике чистого разума" как в тексте письма, что
придает ей неизъяснимый характер сакрального текста).
Лишенность чего-либо сущности есть ничто, смысл производства состоит,
таким образом, в движении "от Ничто через Ничто к Ничто", иначе говоря,
смысл производства в раскрытии им значения через употребление, подлинный же
смысл, реальная, позитивная сторона этого движения раскрывается в
произведении , движении от "Ничто через Ничто к Нечто". Пожалуй, Шеллинг
справедливо отклоняет претензию Гегеля на прозрение в суть становления, ведь
не проникая в само становление, выгораживая его только сущность, мы
сосредотачиваемся на бытии связки "есть", от нас ускользающем, принимаем это
ускользание за ускользание самой природы, гипостазируем в качестве
абсолютной идеи, не исследуя сознательно знаком и символом какой точки
зрения является бытие связки "есть"). "Есть". Значит, лишается сущности,
только то и есть, что лишается сущности. Значение лишаемости сущности есть
Нечто, смысл лишаемости сущности есть ничто. "... от сущего Ничто абсолютно
отличимо... Ничто первоначальнее, чем Нет и отрицание". Итак, поиск Ничто
руководится из сущности термина, разрабатывание вопроса о Ничто есть
терминология теории. Поиск Ничто руководится из знания того, есть сущность,
сознание. "Наше вопрошание о Ничто призвано продемонстрировать нам
метафизику саму по себе". Сущность есть отношение, опыт которого есть
онтологический опыт.
"В каждый метафизический вопрос всякий раз включается также и
вопрошающее человеческое бытие" (М. Хайдеггер, "Что такое метафизика?")
Ничто есть интеллектуал чистоты знания, отношение, сущность которого, будучи
выразима, есть сама сущность, есть конструирование реальной философии в
качестве лингвистической, устанавливание номинальной философии в качестве
речевой или ноуменальной, т. е. философии, дистинкцией дефиниции и
существования которой или, лучше сказать, дескрипцией существования которой
является ноумен).
"Наука о феноменах, - пишет М. Хайдеггер, - означает таое схвачение
своих предметов, что все, что рассматривается относительно них,
разрабатывалось бы в непосредственном обнаружении и предъявлению Тот же
самый смысл имеет тавтологическое в своей основе выражение "дескриптивная
феноменология". Речь, таким образом, идет о ноуменологии, что она есть?
Дескрипция есть дистинкция дефиниции и существования, внешнего и
внутреннего, и дистинкция есть сама дескрипция. Сущность истины (М.
Хайдеггер. "О сущности истины") есть само действительное, приравненное
дескрипции, существо адекватности как понятийной структуры, "то, что делает
истинное истинным" есть теология, которой подчиняет себя философия, выражая
сущность истины, будучи терминологией теологии (как, например, в трактате
Фомы Аквинского "О сущем и сущности"). Сущность истины, выражаясь
детерминирует термин, показывает причинность высшего рода, инаковую
причинности физической как иллюзорной предмета неаристотелевой воображаемой
логики. Вещь соответствует в отношении соответствования вещи и представления
о ней, таков принцип адекватности, субстантивирующий речь. Сущность истины и
есть сама сущность. С другой стороны сущность есть некоторое отношение.
"Предметы считаются с нашими познаниями", - говорил Кант, конституируя и
устанавливая опыт дефинирующего разума (С. С. Аверинцев. "Литературные
теории Византии"). "Возможность истины человеческого познания, если все
сущее является сотворенным, имеет основу в том, что вещь и предложение
равным образом отвечают требованиям идеи и потому соотносятся друг с другом
в единстве божественного акта творения" ("О сущности истины"). Сущность
истины выражается теорией литературы и в ее факте существует. Теория истины
есть теория литературы в смысле подчиняемости философии теологии, в этой
подчиняемости как онтологии, лишаемости сущности, выдвигается, в частности,
Нус Анагсагора, которого за недостаточную причиняемость мышления
теологической индивидуации философии критикует Платон, ведь Нус есть
представление сущности истины как правильности, а не истинствования, на
котором настаивает Сократ. Сущность истины в несоответствии предложения
(высказывания) и ыещи, несоответствии правильности заключенного между ними
соответствия. Проблема приравнивания предложения и вещи есть операция
времени и понимания, содержание которой длительность, реальное -
временность. Приравнивается несоответствующее, тогда исчезает
приблизительность, становясь предметом рас-смотрения. Таково отношение.
Всякое отношение есть поведение, его сущность - "открытость отношения
сущему" Высказывание есть неадекватное, отклоняющееся поведение, местность
сущности истины. Высказывание литературного героя, который идентифицирует
себя с автором литературного произведения. Сущность истины есть литература.
Сущность истины выразима в теории литературы, значения, употребленного самим
бытием. Свободна есть тогда предрассудок философии (позитивный предрассудок
в терминологии Х.-Г. Гадамера), жизненный закон которой в подчиняемости ее
теологии. Свобода есть самосущность, беспредметность рефлексии,
неотрефлексированность терминологии теологии. Истина есть признак языка
философии, где субъектом является язык чистой лингвистики, рассмотренный в
самом себе, объектом - язык терминологии, предикатом - субстанция речи,
истина есть такое сокрытие сущего, благодаря которому существует
"несокрытое". Сокрытие сущего есть лишенность. Человеческое существо есть
несокрытое сущего. Сущность истины - дистинкция бытия и сущего.
Осуществление, или "поведение" (Хайдеггер) это дистинкции есть сама природа.
Таково существо, на наш взгляд, критики Шеллингом Гегеля, через систему
которого, по мнению первого, исчез весь тот смысл. Который придавал остроту
и напряженность западноевропейской традиции, систему, начинающую с
онтологизации неосуществленной дистинкции герменевтической и аналитической
традиции, с "единства бытия и Ничто", превращения культуры в культ
детематизирования ее оснований. Дело же, по мнению Шеллинга, заключается в
том, чтобы неукоснительно отличать герменевтическую и лишь интерпретационную
традиции философствования, на последнюю из которых, взятую в абсолютном
смысле, и вышел Гегель, объявив свою систему "логической структурой идее
бога", в то время как по справедливости она должна пониматься как система
"становления природы логической структуры руководимого из Божественного в
языке, образец теологии". Еще Платон проводил в своих диалогах
филологическим образом опыт диалогического разума, соблюдение которого
(опыта) единственно и придает, по его мнению, подлинность опыту
дефинирующего разума, опыт, заключающийся в сознавании того, что "жизненный
мир философии существует сущностями, подлинно существующим в качестве Ничто,
а разум философии есть исследование той сущности, которую называют бытием,
сущности, которая есть Ничто наиболее радикальным образом, во-первых,
сущности, помимо которой существует только Ничто, каково оно есть в себе
самом, во-вторых. Наука терминологии представляет из себя, таким образом,
логическую структуру идеи сущности. Смысл диалога в качестве символической
литературной формы в показе сущности как идеи некоторого вида, идеи времени.
Идея времени есть осуществление выразимости сущности, осуществление ее
природой. Дистинкцией бытия и сущего, каковая дистинкция и есть чистая
величина (вспомним аргументы Сократа ("Федон") о величине роста, связываемые
им с вопросом о противоположенности самих противоположностей, об их
дистинктивной природе), суть природы здесь и теперь, показывается как
становление природы сущностью. Итак, вот таково "бытие идеального" (Шеллинг,
"Философия искусства"): дистинкция бытия и сущего производится природой,
природа есть становящееся сущностью, сущность есть сущность истины,
сущности, именуемой бытием, дистинкция бытия и сущего есть, следовательно,
произведение самого бытия. Идея идеального есть время. Вот каково тогда
"бытие реального". Время есть выразимость сущности, время есть Ничто, теория
в качестве выразимости идеи идеального. (М. Хайдеггер "Наука и осмысление").
Идея вырастает из понятия, не меняя себя самой, понятие, не меняющееся,
рассмотренное в себе, вырастает из идеи, будучи ей противоположенным, ведь
противоположное противоположено в целях прорыва к сказыванию о нем по
природе, сказыванию "О природе" (аргумент о противоположностях в связи с
противоположностью жизни и смерти в "Федоне"), ведь "противоположно то, что
возникает друг из друга" и язык, таким образом, есть, прежде всего, теория
именования. Итак, произведение самого бытия есть время, божественное в
языке. Теория именования есть, таким образом, осмысление, примирение
противоположностей идеи и понятия как реального и номинального в
различимости сущности в абсолютном тождестве, дистинкцией, осуществляемой
самим бытием, отчетливой речью для разума, посредством самого бытия, то есть
идеи и понятия, рассмотренных каждое в своем смысле и в своем значении,
осмысленных и употребленных. Терминология теологии, таким образом, есть
выразимость идеального в реальном и реального в идеальном, как вырастающих
друг из друга, когда достигнуто их рассмотрение в себе. Софистика есть
терминология греческого мышления. Софистика и схоластика различающиеся как
"вещь в себе " и "мыслящее рассмотрение вещей", окольцовывают "Столп и
утверждение истины" (П. Флоренский). Софистика, как мыслящее рассмотрение
идеи в самой себе, как вырастает она из понятия ("мера всех вещей -
человек", человек в "Кратиле" есть "очеловец", в смысле очевидец идеи,
конкретной метафизики присутствия, конкретного релятивизма истины, как
свершаемости истины бытия, отличной от того, как свершается происходящее, от
становления, ведь вещь есть соответствующее идее раскрытие существа
определений вещи. кроме которого есть лишь "несокрытое"), обращение к смыслу
того, что говорится о чем-то. Схоластика же есть онтология веры, обращение к
значению высказываемого, причем в том смысле, что смысл и значение есть
употребленные в теологии. Нас интересует подлинная, герменевтическая
структура идеи бога, сама структура, неизмеримая со структурой логики,
логикой идеи, понимание, а не интерпретация, всех дистинкций осуществляется
в качестве некоторого опыта философская конструкция (Шеллинг)
герменевтической структуры идеи бога. Трансцендентная логика теории
мифологии. Схоластика и софистика есть кольцо операции времени, кольцо
времени, деривацией которого является пред-рассудок, круг тавтологического
движения мысли, выводящего себя из логики, круг, по которому должен
двинуться рассудок, подчинивший себя разуму, убедившийся в необходимости
этого подчинения на "поверхности" практики, показавший себя как феномен
чистого разума, круг, отли(ме)чаемый Хайдеггером в качестве силы мысли
("Исток художественного творения"), отвлекаемости мышления от мысли о чем-то
к мысли о "что-то", мыслящий "не о чем-то, а что-то" (Н. А. Бердяев), где
причина есть следствие, рассмотренные в самих себе, выражают друг друга друг
из друга, круг как логическое правило дистинкции, формализм психоанализа и
экзистенциального анализа бытия связки "есть", группы преобразований Платона
("Парменид") в течение речи, имеющий длительность (осмысление) и обладающей
временностью (разумным употреблением). Этот круг, охваченный кольцом
времени, объемлющий его есть пространство пребывания Бога, не видимое
пространство, в котором что-то о чем то за чем-то происходит, а невидимое
пространство, трансцендуя видимого пространство, в котором происходит
действительное что-то, подлинно само по себе, из-за которого происходит
видимое пространство, изменение видимого пространства есть пребывание бога,
гиперпространство. Круг тавтологии есть выразимость сущности в языке,
поскольку теория есть некоторого вида язык.
С точки зрения онтологии всякое высказывание (теория) есть тавтология и
это должно быть показано, разработка этого вопроса не может быть отложена.
Такова идея терминологии.
Дефиниция:
Терминология есть дистинкция смысла и значения и ее структура и есть
сама структура (герменевтическая структура идеи бога), логическая дистинкция
есть выразимость сущности в идее, формальная дистинкция есть выразимость
сущности в понятии, умозрительная дистинкция есть выразимость сущности в
теории, дистинкция в терминологии есть выразимость сущности именуемой
бытием, а не самого бытия. Одна ли и та же сущность выражается. Безусловно,
нет, выражаются различные сущности при выражении одной сущности, что и
означает подлинное выявление иного одному это сущности с логической точки
зрения и в этом смысл выразимости новизны в онтологии, как уже имевшейся и
бывшей. Таков факт онтологического опыта, "всякое знание есть как бы
припоминание", одновременного образования и высвобождения истины (сущностей,
схватываемых и удерживаемых посредством выразимости). Сущность есть то. Что
всегда одно и всегда другое, сущность есть знак существования того, что
всегда одно и всегда иное, образ, к которому собираются все представления
будучи образами, сущность есть сказывание о том, что "... то же самое не
есть равное" (М. Хайдеггер), трудность и темнота осмысленного и некоторым
образом употребляемого с вопрошанием о смысле бытия изъяснения, речения.
Итак, вопрошание терминологии отнесенность этого вопрошания к вопрошанию о
смысле бытия, ясный ум терминологии заключен в вопросе: Какова та
дистинкция, которая требует образования понятия сущности, смысл которой
"искусство быть"? Этот вопрос оказывается вовлеченным в онтологию, что на
него отвечает сама онтология, показывая, какой дистинкцией ее дистинкция
бытия и сущего становится в терминологии, ей, это дистинкцией и будет сама
терминология. Итак, сущность дистинкции есть то, как один ее член становится
другим, рассмотренный в самом себе, т. е. мысляще, и примиряется с ним,
будучи ему не равным, в силу рассмотрения, в осуществлении сущности.
Сущность есть опыт дефинирующего разума, поскольку все, что происходит в
этом опыте есть дефиниция, существование которой есть сущность. Предел
бытия, "граница, за которой теряются его собственные признаки:
определенность, мыслимость. Граница эта (что строго доказано в "Пармениде",
должна быть иным бытия, пределом в сращении с беспредельным, просветом в
субстанциональность речи, осуществляемую "термином") есть "... необходимость
границы за которой бытие отказывается от себя имеет и "физическое"
проявление, ... это не что иное, как место (chora)" (Доброхотов). Греческое
"choros" и означает термин у Аристотеля. Немыслимость хоры открыта элеатами
в их парадоксах, которые разрешимы при анализе бытия связки "есть",
фундаментальной тавтологии опыта философской конструкции высказывания "Хора
есть пространство присутствия Бога" (Дефиниция). "Хора" - это пространство,
где кончается свет, где в славянском белом свете обретается вся метафизика
света, пространство воображаемо неаристотелевой логики, исток образа и
представления, как укорененных в дистинкции бытия и сущего. Дистинкция бытия
и сущего есть эманация образа из представления, где номинальная выразимость
эманации в языке есть образ; эта ддистинкция выражается посредством
формальной дистинкции - произведения, логической - отношения, умозрительной
- интерпретации. Предмет этой дистинкции обожженное сознание, наука, имеющая
такой предмет, наукоучение понимания. Обожествление сознания есть
восстанавливание его из литературы, доказание его сознанием самого себя,
формализмом литературной идеи. Произведение литературы, исполненное на
языке, в этом сущность поворота от сознавания к осмыслению. "Хора" есть язык
в качестве местности, пространства с инаковым временем, осуществимость
природы: эйдос, логос, топос, бытие, время, истина сущности. "Хора" есть
след сущности, то различие в абсолютном тождестве в качестве которого вполне
осуществима сущность, существо архиписьма (Ж. Деррида). Структура хоры есть
творение. Творение есть след архиписьма, различие в абсолютном тождестве,
мышление в качестве речения разума, отличное от мышления, внутреннее
присущного языку, мышления, для которого смысл и значение есть особым
образом структурированные холитические сущности, выражаемые в грамматике в
качестве письменности, язык тогда в качестве языковой игры как сущности
собственной истины, отличной от истины мышления своей душой имеет форму,
мышление, внутренне присущее языку, есть грамматология, "знакомство с
простым символом" (Рассел), осуществляемое в языке. Язык есть существо,
существо есть в языке, а не в мышлении. Язык есть трансцендентное мышление в
своем существе, то есть когда он (язык) ему имманентен, он, стало быть,
выражает своим существованием сущность трансцендентного, совершает
имманентный процесс. Язык есть термин, дистинктирующий внешнее и внутреннее
как литературных описаний, дистинктирующий трансцендирующее и имманентное, в
этом смысле он не интерпретация и не понимание, а "видение в определенном
аспекте" (Витгенштейн), "евнух души" (Платонов). Язык - "прикалывание"
письма к речи, таков он в качестве теории именования-творения, язык как бы
прикалывает фреймы письма к фактам речи, языковым событиям, таков язык в
качестве фактора, индикатора языковых событий, терминологического, существо
же языка рассоединяет фреймы письма и языковые события речи, этим выражается
его сущность, сущность значения, употребляемого мышлением в качестве акта
осмысления, поворота мышления от языка к разуму. "Действительное есть, таким
образом, язык, рассмотренный в самом себе для себя. Индукция есть ноумен
терминологии, коль скоро принцип "семейного сходства" в многообразии
языковых игр" (Л. Витгенштейн) есть принцип термина. Из принципа термина
вырастает понятийная структура индукции. Традиционная логика в том смысле
определяющая, например, через род и видовое отличие, не восприемля принцип
"семейного сходства", общения слов, фраз, предложений через значения, тем
самым показывает себя как акт божественного, иночеловеческого творения. Идея
бога есть смысл синтеза, выразимости сущности бытия в человеческом существе.
Мышление есть абсолютное тождество, различать в нем под силу только разуму,
это различение трудно вообразить, расчленение познавательной способности
мышления, анализ пред-рассудка есть интеллект, язык разума. Молчаливый Будда
современной науки. Кризис западной метафизики присутствия доказавшей
созерцание присутствия всегда созерцанием в определенном аспекте,
руководимом и употребляемом в аспекте вопроса о смысле бытия,
пред-определения кризис концепции выразимости (логической, холитической,
интерпретационной), требование иных видов выразимости, различающих в самом
абсолютном тождестве, отношении тождества, например, в различности
произнесения, видения, присутствия - выразимость такого рода есть
выразимость сущности, смысл, речь и язык, значение онтологии, как
самосущности речи. Итак, выразимость сущности есть философия речения, есть
существование речи. Дефиниция: существование речи есть выразимость сущности,
такова, на наш взгляд сущность становления. Вопрос о месте существования
Бога есть, таким образом, коренной вопрос, от решения которого во многом
зависит судьба онтологии. Если что и имеет судьбу, то только онтология. Бог
есть уже в термине, пылинке космоса мышления, пространство существования
Бога есть письмо ("хора"), вознесением ему молитв является чтение, время
существования Бога есть дух, зримый его облик, как такового и существующего,
есть речь. Истинность сказанного есть структура. Структура есть выразимость
отношения тождества в отношении различия, тем самым находится чистый смысл и
чистое значение, выразимость, следовательно, смысла в значении и значении в
смысле, единовременный акт творения единовременного Бога. "Хора" есть мысль
о термине, считает Аристотель, рассматривающий мышление Платона как
поэтичное в своей "Поэтике", истинным образом охваченное теологией и
репрезентирующее из кольца этой охваченности, как философию истинного
мнения, осмысленной лжи; Аристотель критикует Платона с точки зрения
"естественной" дистинкции его творчества, совершенной впоследствии всей
совокупностью неоплатонизма, дистинкции на философию блага (Платон) и
философию языка (Прокл, стоики).Аристотель доказывает эту дистинкцию как
речевую, дефинируя Благо как существование речи, кореня смысл в здравом
смысле, логику в философии (визуализации) языка, что впрочем, и составляло
смысл неписанности учения Платона, мифологическую практику его личности.
Аристотель подчиняет свое мышление Платону, как существующей теологии,
практики мифологии истинного мнения, аналитической мистике. Проблема бытия
высшей сущность трактуется здесь как практика аналитической мистики души,
имеющей безначальное начало - письмо. Сращение предела и беспредельного есть
выразимость сущности в термине. Сущность есть само Ничто. Выразимость
посредством термина, обретающего смысл времени в его поиске и разведывании
посредством разрабатываемости языка. Постав, существо... (которого) есть
сосредоточенное в себе устанавливание, которое оставляет истину собственной
сущности и заставляет это отставление тем, что развертывается в поставлении
всего существующего как состоящего в наличии, конституируется в таком
поставлении и в качестве его господствует есть формализм термина, истинное
мнение (не знание) о времени как смысле выразимости сущности (ведь единое
показывается лишь посредством времени и, следовательно. все, что есть во
времени, рассмотренном в самом себе, есть выразимость сущности), образ
времени, представленный термином. Термин есть исток времени, "то, откуда
[оно] пошло и посредством чего... стало, чем оно есть и стало таким, каково
оно" (М. Хайдеггер). Термин есть "темное нечто, [которое] воюет со стрелкой
часов" (П. Элюар, "Сама жизнь") Выразимость сущности термином есть постав,
термин есть то, что отставляет истину выражаемой сущности от саомй
выражаемой сущности посредством собственного существования, приравниваемого
к существованию выражаемой сущности. И то, следовательно, что заставляет это
отставление опытом дефинирующего разума, он, следовательно, есть само Ничто.
Так раскрывается сущность схватывания и сдерживания метафизического. Термин
есть, таким образом, трансцендирование в поставе (скажем в состоянии
постава) и еще в большей степени его собственная рефлексия, так и символ
существования вопроса о смысле бытия в качестве укореняющего человеческую
родовую сущность, бездомную как в имманентной, так и в трансцендентной
философии. Термин есть трансцендирование в имманентность, абсолютное
трансцендирующее, сознание отношение мышления к языку (деривацией которого
является сознание субъекта), трансцендирующее в имманентном таким образом,
что трансцендирует не только в его значение, но и, главным образом, в его
смысл, в сущность чистого мышления, мышления, поворачивающего от языка к
разуму. Иначе говоря, трансцендирование есть так и постольку, поскольку оно
выражает сущность мышления. "Сущности выражаются в грамматике", - писал
Витгенштейн. "Туда им и дорога", - обнадеживает нас термин. Ни
трансцендентное, ни имманентное не находятся вне мышления, они погружены в
чистый смысл выразимости сущности мышления, рассматривающего себя в себе
самом, представлял теологию. Мышление рассматривающее себя в себе самом и в
себе самом себя обнаруживающее есть теология, оно различает себя, становясь
терминологией теологии, становя природу сущностью. "Науке логике"
современное мышление противопоставляет по контрасту, таким образом,
феноменологичность самого ноумена, "непосредственность абсолютного",
"несокрытость". "Наука логики", сама логическая идея есть, таким образом,
феномен термина (вспомним подчеркнутую руководимость изложения "Науки
логики" из существа самой системы), ноуменом которого является феномен
"Энциклопедии философских наук", оказавшийся не ноуменом, а структурой
феномена, негативным ноуменом, образом ноумена. Иначе говоря, возражение
"Энциклопедии философских наук" состоит в том, что "воспринявший что-либо
единое, тотчас же после этого должен обратить свой взор не на природу
беспредельного, но на какое-нибудь число" (Платон) Число есть операция
времени, дефиниция времени, как речение, topos выразимости, сущности.
Выразимость сущности приблизительным образом есть истинность чего-либо
сущности, само ничто, бытия же этого, что-либо ; лишаемого сущности, есть
бытия термина, а не само бытие, отчетливое посредством термина которое есть
время, как речь отчетлива посредством понятий (одна из дефиниций,
проведенных Кантом в "Критике чистого разума" как в тексте письма, что
придает ей неизъяснимый характер сакрального текста).
Лишенность чего-либо сущности есть ничто, смысл производства состоит,
таким образом, в движении "от Ничто через Ничто к Ничто", иначе говоря,
смысл производства в раскрытии им значения через употребление, подлинный же
смысл, реальная, позитивная сторона этого движения раскрывается в
произведении , движении от "Ничто через Ничто к Нечто". Пожалуй, Шеллинг
справедливо отклоняет претензию Гегеля на прозрение в суть становления, ведь
не проникая в само становление, выгораживая его только сущность, мы
сосредотачиваемся на бытии связки "есть", от нас ускользающем, принимаем это
ускользание за ускользание самой природы, гипостазируем в качестве
абсолютной идеи, не исследуя сознательно знаком и символом какой точки
зрения является бытие связки "есть"). "Есть". Значит, лишается сущности,
только то и есть, что лишается сущности. Значение лишаемости сущности есть
Нечто, смысл лишаемости сущности есть ничто. "... от сущего Ничто абсолютно
отличимо... Ничто первоначальнее, чем Нет и отрицание". Итак, поиск Ничто
руководится из сущности термина, разрабатывание вопроса о Ничто есть
терминология теории. Поиск Ничто руководится из знания того, есть сущность,
сознание. "Наше вопрошание о Ничто призвано продемонстрировать нам
метафизику саму по себе". Сущность есть отношение, опыт которого есть
онтологический опыт.
"В каждый метафизический вопрос всякий раз включается также и
вопрошающее человеческое бытие" (М. Хайдеггер, "Что такое метафизика?")
Ничто есть интеллектуал чистоты знания, отношение, сущность которого, будучи
выразима, есть сама сущность, есть конструирование реальной философии в
качестве лингвистической, устанавливание номинальной философии в качестве
речевой или ноуменальной, т. е. философии, дистинкцией дефиниции и
существования которой или, лучше сказать, дескрипцией существования которой
является ноумен).
"Наука о феноменах, - пишет М. Хайдеггер, - означает таое схвачение
своих предметов, что все, что рассматривается относительно них,
разрабатывалось бы в непосредственном обнаружении и предъявлению Тот же
самый смысл имеет тавтологическое в своей основе выражение "дескриптивная
феноменология". Речь, таким образом, идет о ноуменологии, что она есть?
Дескрипция есть дистинкция дефиниции и существования, внешнего и
внутреннего, и дистинкция есть сама дескрипция. Сущность истины (М.
Хайдеггер. "О сущности истины") есть само действительное, приравненное
дескрипции, существо адекватности как понятийной структуры, "то, что делает
истинное истинным" есть теология, которой подчиняет себя философия, выражая
сущность истины, будучи терминологией теологии (как, например, в трактате
Фомы Аквинского "О сущем и сущности"). Сущность истины, выражаясь
детерминирует термин, показывает причинность высшего рода, инаковую
причинности физической как иллюзорной предмета неаристотелевой воображаемой
логики. Вещь соответствует в отношении соответствования вещи и представления
о ней, таков принцип адекватности, субстантивирующий речь. Сущность истины и
есть сама сущность. С другой стороны сущность есть некоторое отношение.
"Предметы считаются с нашими познаниями", - говорил Кант, конституируя и
устанавливая опыт дефинирующего разума (С. С. Аверинцев. "Литературные
теории Византии"). "Возможность истины человеческого познания, если все
сущее является сотворенным, имеет основу в том, что вещь и предложение
равным образом отвечают требованиям идеи и потому соотносятся друг с другом
в единстве божественного акта творения" ("О сущности истины"). Сущность
истины выражается теорией литературы и в ее факте существует. Теория истины
есть теория литературы в смысле подчиняемости философии теологии, в этой
подчиняемости как онтологии, лишаемости сущности, выдвигается, в частности,
Нус Анагсагора, которого за недостаточную причиняемость мышления
теологической индивидуации философии критикует Платон, ведь Нус есть
представление сущности истины как правильности, а не истинствования, на
котором настаивает Сократ. Сущность истины в несоответствии предложения
(высказывания) и ыещи, несоответствии правильности заключенного между ними
соответствия. Проблема приравнивания предложения и вещи есть операция
времени и понимания, содержание которой длительность, реальное -
временность. Приравнивается несоответствующее, тогда исчезает
приблизительность, становясь предметом рас-смотрения. Таково отношение.
Всякое отношение есть поведение, его сущность - "открытость отношения
сущему" Высказывание есть неадекватное, отклоняющееся поведение, местность
сущности истины. Высказывание литературного героя, который идентифицирует
себя с автором литературного произведения. Сущность истины есть литература.
Сущность истины выразима в теории литературы, значения, употребленного самим
бытием. Свободна есть тогда предрассудок философии (позитивный предрассудок
в терминологии Х.-Г. Гадамера), жизненный закон которой в подчиняемости ее
теологии. Свобода есть самосущность, беспредметность рефлексии,
неотрефлексированность терминологии теологии. Истина есть признак языка
философии, где субъектом является язык чистой лингвистики, рассмотренный в
самом себе, объектом - язык терминологии, предикатом - субстанция речи,
истина есть такое сокрытие сущего, благодаря которому существует
"несокрытое". Сокрытие сущего есть лишенность. Человеческое существо есть
несокрытое сущего. Сущность истины - дистинкция бытия и сущего.
Осуществление, или "поведение" (Хайдеггер) это дистинкции есть сама природа.
Таково существо, на наш взгляд, критики Шеллингом Гегеля, через систему
которого, по мнению первого, исчез весь тот смысл. Который придавал остроту
и напряженность западноевропейской традиции, систему, начинающую с
онтологизации неосуществленной дистинкции герменевтической и аналитической
традиции, с "единства бытия и Ничто", превращения культуры в культ
детематизирования ее оснований. Дело же, по мнению Шеллинга, заключается в
том, чтобы неукоснительно отличать герменевтическую и лишь интерпретационную
традиции философствования, на последнюю из которых, взятую в абсолютном
смысле, и вышел Гегель, объявив свою систему "логической структурой идее
бога", в то время как по справедливости она должна пониматься как система
"становления природы логической структуры руководимого из Божественного в
языке, образец теологии". Еще Платон проводил в своих диалогах
филологическим образом опыт диалогического разума, соблюдение которого
(опыта) единственно и придает, по его мнению, подлинность опыту
дефинирующего разума, опыт, заключающийся в сознавании того, что "жизненный
мир философии существует сущностями, подлинно существующим в качестве Ничто,
а разум философии есть исследование той сущности, которую называют бытием,
сущности, которая есть Ничто наиболее радикальным образом, во-первых,
сущности, помимо которой существует только Ничто, каково оно есть в себе
самом, во-вторых. Наука терминологии представляет из себя, таким образом,
логическую структуру идеи сущности. Смысл диалога в качестве символической
литературной формы в показе сущности как идеи некоторого вида, идеи времени.
Идея времени есть осуществление выразимости сущности, осуществление ее
природой. Дистинкцией бытия и сущего, каковая дистинкция и есть чистая
величина (вспомним аргументы Сократа ("Федон") о величине роста, связываемые
им с вопросом о противоположенности самих противоположностей, об их
дистинктивной природе), суть природы здесь и теперь, показывается как
становление природы сущностью. Итак, вот таково "бытие идеального" (Шеллинг,
"Философия искусства"): дистинкция бытия и сущего производится природой,
природа есть становящееся сущностью, сущность есть сущность истины,
сущности, именуемой бытием, дистинкция бытия и сущего есть, следовательно,
произведение самого бытия. Идея идеального есть время. Вот каково тогда
"бытие реального". Время есть выразимость сущности, время есть Ничто, теория
в качестве выразимости идеи идеального. (М. Хайдеггер "Наука и осмысление").
Идея вырастает из понятия, не меняя себя самой, понятие, не меняющееся,
рассмотренное в себе, вырастает из идеи, будучи ей противоположенным, ведь
противоположное противоположено в целях прорыва к сказыванию о нем по
природе, сказыванию "О природе" (аргумент о противоположностях в связи с
противоположностью жизни и смерти в "Федоне"), ведь "противоположно то, что
возникает друг из друга" и язык, таким образом, есть, прежде всего, теория
именования. Итак, произведение самого бытия есть время, божественное в
языке. Теория именования есть, таким образом, осмысление, примирение
противоположностей идеи и понятия как реального и номинального в
различимости сущности в абсолютном тождестве, дистинкцией, осуществляемой
самим бытием, отчетливой речью для разума, посредством самого бытия, то есть
идеи и понятия, рассмотренных каждое в своем смысле и в своем значении,
осмысленных и употребленных. Терминология теологии, таким образом, есть
выразимость идеального в реальном и реального в идеальном, как вырастающих
друг из друга, когда достигнуто их рассмотрение в себе. Софистика есть
терминология греческого мышления. Софистика и схоластика различающиеся как
"вещь в себе " и "мыслящее рассмотрение вещей", окольцовывают "Столп и
утверждение истины" (П. Флоренский). Софистика, как мыслящее рассмотрение
идеи в самой себе, как вырастает она из понятия ("мера всех вещей -
человек", человек в "Кратиле" есть "очеловец", в смысле очевидец идеи,
конкретной метафизики присутствия, конкретного релятивизма истины, как
свершаемости истины бытия, отличной от того, как свершается происходящее, от
становления, ведь вещь есть соответствующее идее раскрытие существа
определений вещи. кроме которого есть лишь "несокрытое"), обращение к смыслу
того, что говорится о чем-то. Схоластика же есть онтология веры, обращение к
значению высказываемого, причем в том смысле, что смысл и значение есть
употребленные в теологии. Нас интересует подлинная, герменевтическая
структура идеи бога, сама структура, неизмеримая со структурой логики,
логикой идеи, понимание, а не интерпретация, всех дистинкций осуществляется
в качестве некоторого опыта философская конструкция (Шеллинг)
герменевтической структуры идеи бога. Трансцендентная логика теории
мифологии. Схоластика и софистика есть кольцо операции времени, кольцо
времени, деривацией которого является пред-рассудок, круг тавтологического
движения мысли, выводящего себя из логики, круг, по которому должен
двинуться рассудок, подчинивший себя разуму, убедившийся в необходимости
этого подчинения на "поверхности" практики, показавший себя как феномен
чистого разума, круг, отли(ме)чаемый Хайдеггером в качестве силы мысли
("Исток художественного творения"), отвлекаемости мышления от мысли о чем-то
к мысли о "что-то", мыслящий "не о чем-то, а что-то" (Н. А. Бердяев), где
причина есть следствие, рассмотренные в самих себе, выражают друг друга друг
из друга, круг как логическое правило дистинкции, формализм психоанализа и
экзистенциального анализа бытия связки "есть", группы преобразований Платона
("Парменид") в течение речи, имеющий длительность (осмысление) и обладающей
временностью (разумным употреблением). Этот круг, охваченный кольцом
времени, объемлющий его есть пространство пребывания Бога, не видимое
пространство, в котором что-то о чем то за чем-то происходит, а невидимое
пространство, трансцендуя видимого пространство, в котором происходит
действительное что-то, подлинно само по себе, из-за которого происходит
видимое пространство, изменение видимого пространства есть пребывание бога,
гиперпространство. Круг тавтологии есть выразимость сущности в языке,
поскольку теория есть некоторого вида язык.
С точки зрения онтологии всякое высказывание (теория) есть тавтология и
это должно быть показано, разработка этого вопроса не может быть отложена.
Такова идея терминологии.
Дефиниция:
Терминология есть дистинкция смысла и значения и ее структура и есть
сама структура (герменевтическая структура идеи бога), логическая дистинкция
есть выразимость сущности в идее, формальная дистинкция есть выразимость
сущности в понятии, умозрительная дистинкция есть выразимость сущности в
теории, дистинкция в терминологии есть выразимость сущности именуемой
бытием, а не самого бытия. Одна ли и та же сущность выражается. Безусловно,
нет, выражаются различные сущности при выражении одной сущности, что и
означает подлинное выявление иного одному это сущности с логической точки
зрения и в этом смысл выразимости новизны в онтологии, как уже имевшейся и
бывшей. Таков факт онтологического опыта, "всякое знание есть как бы
припоминание", одновременного образования и высвобождения истины (сущностей,
схватываемых и удерживаемых посредством выразимости). Сущность есть то. Что
всегда одно и всегда другое, сущность есть знак существования того, что
всегда одно и всегда иное, образ, к которому собираются все представления
будучи образами, сущность есть сказывание о том, что "... то же самое не
есть равное" (М. Хайдеггер), трудность и темнота осмысленного и некоторым
образом употребляемого с вопрошанием о смысле бытия изъяснения, речения.
Итак, вопрошание терминологии отнесенность этого вопрошания к вопрошанию о
смысле бытия, ясный ум терминологии заключен в вопросе: Какова та
дистинкция, которая требует образования понятия сущности, смысл которой
"искусство быть"? Этот вопрос оказывается вовлеченным в онтологию, что на
него отвечает сама онтология, показывая, какой дистинкцией ее дистинкция
бытия и сущего становится в терминологии, ей, это дистинкцией и будет сама
терминология. Итак, сущность дистинкции есть то, как один ее член становится
другим, рассмотренный в самом себе, т. е. мысляще, и примиряется с ним,
будучи ему не равным, в силу рассмотрения, в осуществлении сущности.
Сущность есть опыт дефинирующего разума, поскольку все, что происходит в
этом опыте есть дефиниция, существование которой есть сущность. Предел
бытия, "граница, за которой теряются его собственные признаки:
определенность, мыслимость. Граница эта (что строго доказано в "Пармениде",
должна быть иным бытия, пределом в сращении с беспредельным, просветом в
субстанциональность речи, осуществляемую "термином") есть "... необходимость
границы за которой бытие отказывается от себя имеет и "физическое"
проявление, ... это не что иное, как место (chora)" (Доброхотов). Греческое
"choros" и означает термин у Аристотеля. Немыслимость хоры открыта элеатами
в их парадоксах, которые разрешимы при анализе бытия связки "есть",
фундаментальной тавтологии опыта философской конструкции высказывания "Хора
есть пространство присутствия Бога" (Дефиниция). "Хора" - это пространство,
где кончается свет, где в славянском белом свете обретается вся метафизика
света, пространство воображаемо неаристотелевой логики, исток образа и
представления, как укорененных в дистинкции бытия и сущего. Дистинкция бытия
и сущего есть эманация образа из представления, где номинальная выразимость
эманации в языке есть образ; эта ддистинкция выражается посредством
формальной дистинкции - произведения, логической - отношения, умозрительной
- интерпретации. Предмет этой дистинкции обожженное сознание, наука, имеющая
такой предмет, наукоучение понимания. Обожествление сознания есть
восстанавливание его из литературы, доказание его сознанием самого себя,
формализмом литературной идеи. Произведение литературы, исполненное на
языке, в этом сущность поворота от сознавания к осмыслению. "Хора" есть язык
в качестве местности, пространства с инаковым временем, осуществимость
природы: эйдос, логос, топос, бытие, время, истина сущности. "Хора" есть
след сущности, то различие в абсолютном тождестве в качестве которого вполне
осуществима сущность, существо архиписьма (Ж. Деррида). Структура хоры есть
творение. Творение есть след архиписьма, различие в абсолютном тождестве,
мышление в качестве речения разума, отличное от мышления, внутреннее
присущного языку, мышления, для которого смысл и значение есть особым
образом структурированные холитические сущности, выражаемые в грамматике в
качестве письменности, язык тогда в качестве языковой игры как сущности
собственной истины, отличной от истины мышления своей душой имеет форму,
мышление, внутренне присущее языку, есть грамматология, "знакомство с
простым символом" (Рассел), осуществляемое в языке. Язык есть существо,
существо есть в языке, а не в мышлении. Язык есть трансцендентное мышление в
своем существе, то есть когда он (язык) ему имманентен, он, стало быть,
выражает своим существованием сущность трансцендентного, совершает
имманентный процесс. Язык есть термин, дистинктирующий внешнее и внутреннее
как литературных описаний, дистинктирующий трансцендирующее и имманентное, в
этом смысле он не интерпретация и не понимание, а "видение в определенном
аспекте" (Витгенштейн), "евнух души" (Платонов). Язык - "прикалывание"
письма к речи, таков он в качестве теории именования-творения, язык как бы
прикалывает фреймы письма к фактам речи, языковым событиям, таков язык в
качестве фактора, индикатора языковых событий, терминологического, существо
же языка рассоединяет фреймы письма и языковые события речи, этим выражается
его сущность, сущность значения, употребляемого мышлением в качестве акта
осмысления, поворота мышления от языка к разуму. "Действительное есть, таким
образом, язык, рассмотренный в самом себе для себя. Индукция есть ноумен
терминологии, коль скоро принцип "семейного сходства" в многообразии
языковых игр" (Л. Витгенштейн) есть принцип термина. Из принципа термина
вырастает понятийная структура индукции. Традиционная логика в том смысле
определяющая, например, через род и видовое отличие, не восприемля принцип
"семейного сходства", общения слов, фраз, предложений через значения, тем
самым показывает себя как акт божественного, иночеловеческого творения. Идея
бога есть смысл синтеза, выразимости сущности бытия в человеческом существе.
Мышление есть абсолютное тождество, различать в нем под силу только разуму,
это различение трудно вообразить, расчленение познавательной способности
мышления, анализ пред-рассудка есть интеллект, язык разума. Молчаливый Будда
современной науки. Кризис западной метафизики присутствия доказавшей
созерцание присутствия всегда созерцанием в определенном аспекте,
руководимом и употребляемом в аспекте вопроса о смысле бытия,
пред-определения кризис концепции выразимости (логической, холитической,
интерпретационной), требование иных видов выразимости, различающих в самом
абсолютном тождестве, отношении тождества, например, в различности
произнесения, видения, присутствия - выразимость такого рода есть
выразимость сущности, смысл, речь и язык, значение онтологии, как
самосущности речи. Итак, выразимость сущности есть философия речения, есть
существование речи. Дефиниция: существование речи есть выразимость сущности,
такова, на наш взгляд сущность становления. Вопрос о месте существования
Бога есть, таким образом, коренной вопрос, от решения которого во многом
зависит судьба онтологии. Если что и имеет судьбу, то только онтология. Бог
есть уже в термине, пылинке космоса мышления, пространство существования
Бога есть письмо ("хора"), вознесением ему молитв является чтение, время
существования Бога есть дух, зримый его облик, как такового и существующего,
есть речь. Истинность сказанного есть структура. Структура есть выразимость
отношения тождества в отношении различия, тем самым находится чистый смысл и
чистое значение, выразимость, следовательно, смысла в значении и значении в
смысле, единовременный акт творения единовременного Бога. "Хора" есть мысль
о термине, считает Аристотель, рассматривающий мышление Платона как
поэтичное в своей "Поэтике", истинным образом охваченное теологией и
репрезентирующее из кольца этой охваченности, как философию истинного
мнения, осмысленной лжи; Аристотель критикует Платона с точки зрения
"естественной" дистинкции его творчества, совершенной впоследствии всей
совокупностью неоплатонизма, дистинкции на философию блага (Платон) и
философию языка (Прокл, стоики).Аристотель доказывает эту дистинкцию как
речевую, дефинируя Благо как существование речи, кореня смысл в здравом
смысле, логику в философии (визуализации) языка, что впрочем, и составляло
смысл неписанности учения Платона, мифологическую практику его личности.
Аристотель подчиняет свое мышление Платону, как существующей теологии,
практики мифологии истинного мнения, аналитической мистике. Проблема бытия
высшей сущность трактуется здесь как практика аналитической мистики души,
имеющей безначальное начало - письмо. Сращение предела и беспредельного есть
выразимость сущности в термине. Сущность есть само Ничто. Выразимость