"Внешний вид" развития России - пространственное развитие, пространственный коридор для времени человеческого бытия, пространственное развитие свободы.
Концепция временного развития - теоретическая составляющая Стратегии развития России. Реальность, которая концептуализируется в данной концепции, - время человеческого бытия, практическая сущность русской литературы. Русская литература есть теоретическая область фундаментальных изысканий по разработке (разведыванию) истинных формальных начал Стратегии развития России - неделимых, базовых элементов Русского времени. Русский язык - есть истинный метод Стратегии развития России, то есть, непосредственная деятельность, становление которой есть рост России. Русский язык есть парадигма всей совокупности роста России (социального, политического, экономического, культурного, демографического). В этом смысле, именно Русский язык - парадигма политического "ВВП", именно Русский язык породил Путина как принцип неопределенности человеческого измерения. Формализация же этого принципа - дело Павловского (идея путинской большинства, партии Путина и другие концепцты формализации) так же, как формализация принципа неопределенности в физике - дело Гейзенберга.
Продукт триады "время-язык-литература" есть модель, моделирование человеком реальности "из самого себя, раскрывая собственный смысл": время человеческого бытия (человеческое измерение) образует, выявляет средство человеческого измерения (язык как нечто, предшествующее человеческому бытию в качестве его времени), совокупность действий которого (языка) образует реальность литературы (книжная литература - важнейшая, но не единственная составляющая реальности литературы), парадигматическую для времени человеческого бытия. Таков литературный цикл, на основе которого может быть формализован, смоделирован цикл, функция гуманитарного капитала.
Язык есть полная и непротиворечивая формализация действительности как человеческой действительности. Нам дано, задано лишь то, что образовано языком. Для упражнения в данном понимании рекомендую стихотворение поэму Бродского о стуле. Весь Бродский - вся соль новейшей русской литературы, вся Русская мысль конца ХХ-го века. Социально-федералистская партия России - партия Бродского в той же степени, в какой Национально-большевистская партия России - партия Лимонова.
Гуманитарный капитал есть человеческое измерение, производящее в акте человеческого измерения (посредством единицы человеческого измерения) прирост реальности (на единицу человеческого измерения реальности). Экономика есть проект раскрытия формальных математических начал человеческого измерения, создание моделей человеческого измерения.
Современная экономическая теория - это натурфилософия человеческого измерения, где "невидимая рука рынка" есть заместитель человеческой природы, "натуры". Гуманитарный капитал наращивается посредством гуманитарных технологий - посредством моделирования. Количество гуманитарного капитала - совокупность моделей. Если результатом истинного чтения (достоверной интерпретации) Книги Природы является достоверная формула, то результат познания Книги человеческой Природы - эффективная модель, модели общества, законов, государства.
Резервуар формализации человеческой природы, созданный Русской литературой, - грандиозное основание для возникновения истинной теории человеческого измерения, фундаментальной составляющей которой раскроется теория гуманитарного капитала, как первая адекватная формально-математическая теория экономики, экономическая теория, располагающая эффективными математическими моделями.
Сила будущего денежного строя Новой России - в формальной силе Русского языка. Миссия власти состоит в политическом представлении (раскрытии политической силы и мощи) формальной силы Русского языка, силы моделирования. Денежной Единицей денежного строя Новой России станет 1 (одна) модель, расчетное имя, связывающее денежный строй с человеческим измерением.
Формализация гуманитарного капитала - как фундаментальная задача экономической стратегии страны - это, таким образом, не "развитие науки, инновации, интеллектуальная собственность и прочие благопожелания", это построение ("чертеж"), Модель рыночно-экономического цикла, в котором впервые будет полно формализована его фундаментальная составляющая -"рынок", которая в доселе существующих (незавершенных) экономических моделях выступала в качестве принципиально неформализуемого остатка ("невидимой руки"), что и обуславливало неполноту и незавершенность математической формализации экономических моделей.
Преждевременность России сродни преждевременности Христа.
Так, США в единым зыбком пространстве-времени истории перешли после второй мировой войны "от Римской республики к Римской империи" (каковой переход удивителен только для теоретиков демократии), они принесли народам и миру новое римское право - долларовое право. Старая Европа была для США до некоторого времени всего лишь уютной, культурной прародиной, не имеющей политического значения. Бродский в одном из своих последних венецианских интервью-зеркал европейского мира это ощущение выразил, сказав примерно так: "европейский культурный тип, - это как партизан со знанием античности и представлением о литературе абсурда, нобелевские и иные значения не имеют реального значения, мы здесь на отшибе".
В проекте Большой Европы, проекте новой европейской идентичности, преждевременность России станет нормой временного развития. Пробуждение европейского самосознания сегодня сильно возобновлением духа античности, который способен осмыслить себя в христианском зеркале России. Русское время Большой европы, Русская литература Большой Европы, Русский язык Большой Европы - станут частями общеевропейского единства. Европейские национальные времена Единой Европы возрождают античное основание европейского единства. Еврейская цивилизация как цивилизация чистого разума сигнифицирует европейскую предметность. Таким образом, становится возможен поворот мировой истории, переход к гуманитарному развитию как всемирно-исторический гуманитарный союз трех цивилизаций - античной (так предлагаю именовать Европейское сообщество наций в цивилизационном аспекте), еврейской и русской.
Русская победа - есть победа русской литературы над временем.
В возникающей России есть только две партии: Партия Бродского и Партия Лимонова
Переходный период, на всем протяжении которого "пустота после СССР" заполнялась гуманитарно-политической природой, не терпящей, как известно со времен Аристотеля, пустоты, завершается образованием новой русской литературы, литературной формы, внутри коей и будет формоваться Новая Россия, какой ее узнают в ХХI веке. Понятие "литературы" дается здесь значительно шире, нежели совокупность наличествующих, либо имеющих впоследствие быть текстов, риторик, гуманитарных технологий, возникающих на их основе. Понятие "литература" употребляется в смысле, смыслово-однокоренном понятию "партия", которым означается часть целого, выражающая гуманитарно-политическую природу целого. Партия в традиционно-политическом смысле есть "объединение людей, исповедующих некоторую идеологию, и решающих в ключе данной идеологии "коренной вопрос о власти"".
Однако, в качестве некоторой "объективной реальности", имеющей генезис и структуру, партия есть особый алгоритм - она не только является социальным, социально-экономическим "теретико-множественным (функциональным) отношением", но и выражает гуманитарно-политическую природу (составляющую) "теоретико-множественных (функциональных) отношений" самих по себе, как их изучает строгая наука. Реальная партия создается не тем образом, которым она затем описывается как "структура политической деятельности групп людей", но в соответствии (на основе) некоторой модели, "моделирующей" гуманитарно-политическую составляющую функциональных отношений. Партия создается как литературный алгоритм. Партия есть продукт литературной алгоритмизации действительности. Партия подражает литературе, представляет собой подобие литературы. Эпоха политических партий в истории цивилизации стала возможной и необходимой на априорной основе литературы как "органона восприятия действительности", поскольку объективная действительность политпартии есть в своей "материальной основе", как "материальный носитель" идеологии, - литературное значение. Историческое "новаторство" России состоит в глубочайшем осознании литературной природы политики, когда выполняются проекты партий-книг, партий, пишущих Книги человеческой природы на Русском языке.
Вопрос о власти разрешается в сфере литературных значений. Власть есть "непосредственная формализация", и, как всякая формализация, она может быть истинной или ложной, иметь различные значения, создавать истинностные, вероятностные, статистические модели. Деятельность власти есть создание моделей, заполняющих человеческое измерение. Потому власть в любом ее качестве есть тотальный эксперимент, что в России проявилось значительнее всего - Россия заглянула за край истории. Власть есть свойство известной нам гуманитарно-политической природы, саморазвитие, трансформация которой (природы) - суть литература.
К чему сегодня пришла Россия "после коммунистического эксперимента"? Весь переходный период со времен брежневского застоя происходило осмысление данного эксперимента в "повседневном теле" страны. Характерно, что в переходный период на первый план выходят, выдавливаются как объемы, "фамилии первых лиц", персон власти, поначалу лишь вырезываются на фоне институтов власти, затем все более заслоняют их (институты), абсолютизируясь и разрастаясь до институциальных размеров; к чему мы и пришли в настоящее время, когда есть не правительство, а конфигурация "Касьянов-Кудрин-Греф", не направление государственной политики, а, скажем, связка "Волошин-Сурков" и далее в том же роде. Венчает подобное развитие событий институциализация "фамильного принципа" идентификации власти в политическом слове "Семья". То есть, власть раскрылась как непритязательный литературный роман о жизни и быте конкретных лиц, когда, например, мнение некой дамы о человеческих качествах некоего молодого человека, связанное с оценкой ньюансов его психологического поведения в избранном обществе, в реальности оборачивается переходом совершенно нелитературной российской нефтянки в руки группы молодых людей. Задача личностного гуманитарно-политического роста и обеспечения финансового благополучия сведена к попаданию в образ литературного персонажа некоторого литературного романа, жанра, - к попаданию в роман, где и вершится реальная власть, где содержательные стратегии и стратегические разработки - всего лишь туманные поводы для человеческого общения,а то и попросту не упоминаются в тексте романа; где все институты власти - всего лишь обстоятельства места и действия сюжета, вывески, за которыми сидят и общаются реальные люди=литературные персонажи.
Таким образом, первичная сфера, в которой принимаются решения в России, - сфера человеческого измерения, ограниченная конкретной группой людей. Алгоритм принятия решений - бытовой литературный роман. В принципе, настоящий формализм власти с литературным алгоритмом внутри есть достойное завершение осмысления коммунистического эксперимента. Ему противопоставлено человеческое измерение, пусть и в некотором "наивно-материалистическом аспекте" бытового романа как реальной формы истории, определяющей существо принятия исторических решений.
Слом ельцинской Семьи приведет к слому литературной формы, и мы опять окажемся пленниками какой-то величественной, многовековой, холодной мифологии, безразличной к нашим судьбам. Необходимо дальнейшее развитие литературной формы "Семьи" сообразно истории развития литературы. Необходим новый тип романа, переход от бытописания среднеевропейского романа к сущностному бытописанию Толстого, Достоевского. А еще более необходим Пушкинский роман о власти.
"Человеческое измерение Кремля" должно определиться сегодня с литературной партией власти, выбрать тип русской литературы, всеощий тип алгоритмизации российской действительности, тип социального, политического, финансового, экономического, культурного, информационного моделирования. Путин есть "внутренний валовый продукт" ВВП Русского языка. Русский язык - промышленность (промысел, совокупность ремесел мышления), производящая человеческое измерение, время человеческого бытия, в которой (промышленности) действует рыночный цикл гуманитарного капитала. Русский язык есть первичная форма постиндустриальной "промышленности", постиндустриальной экономики, его первый продукт - "путинское большинство".
В новейшей русской литературе есть только две стратегии развития Русского языка, две стратегии моделирования. Одна истинная, другая, как и полагается, ложная. Подобно тому, как утверждалось (в том числе и Путиным), что в переходной России есть только одна идеологическая партия - КПРФ, в нынешней Пороговой России есть только две литературные (влияющие на умы людей непосредственно) партии. Партия Лимонова и Партия Бродского. Именно эти два автора заглубили свое творчество до истинной, материальной сущности литературы как субстанции гуманитарно-политической природы. Здесь есть интереснейшая пропорция: если у Лимонова есть лишь одна книга-Эдичка, являющаяся "базовым элементом" русской литературы, то Бродский - это, безусловно, Весь Бродский, имперский римский профиль, обеспечивающий достоинство и ценность, нестертость монеты новейшей русской литературы-политики-истории; с другой стороны, партия Лимонова "реально" существует, партия же Бродского как "фундаментальная политическая организация" не присутствует, присутствуя в качестве поэтики. Партия Лимонова как определенный литературный алгоритм властвования над действительностью не исчерпывается политико-правовой структурой НБП, это целый ряд младолитературных радикальных разноориентированных политических организаций, включая и респектабельные на их фоне "Идущие вместе", и "Евразия" Дугина, движущаяся в колее литературных ценностей. Но самое главное, то, что образует ресурс роста Партии Лимонова, - это молодое поколение успешных дельцов переходного периода. Партия Лимонова - это "героика" (ярость) разрушения литературной формы действительности, возврат (падение) от логоса к мифу, фундаментальное разочарование в логосе. Именно поэтому все, что упешно утвердилось в переходном периоде и желает его затягивания до бесконечности, противостоит на всех уровнях развитию литературного порядка, транспарентизации правил игры, - все это прибьется к партии Лимонова (возможно, уже и без самого Лимонова). Партия русского нигилизма - Партия Лимонова - есть всеобщая политическая форма, внутри которой эволюционирующим образом окажутся так называемые центристские силы всех мастей, в которых нет ничего, кроме воли к власти. Не важно, как называться будет эта сила, но идейно-литературный приоритет переходного периода ее формирования - за Лимоновым. Конечный итог действия этой силы - разрушение такой базовой литературной формы, как "Россия", без которой - внутри мифа "Россия", страна, как цивилизационная структура, существовать не может.
О партии Бродского. Бродский возродил пушкинский смысл новейшей российской литературно-политической истории. Дал нам шанс на спасение. Бродский дал Новой России стиль, и одновременно, "Большой проект".
Политический актор Партии Бродского как литературный тип - это, по словам из его венецианского интервью, "партизан со знанием античности и представлением о литературе абсурда", живущий в реальной повседневной Большой Европе, "на отшибе" евроатлантической цивилизации. Человек Бродского - это человек европейски-образованный (сущностно завершенный как человек, не нуждающийся в гипотезе воли к власти, властвующий над собой), человек, существующий в повседневном мире литературы, понимающий мир как мир литературы и действующий в точную меру настоящего понимания. Человек Бродского - Человек Логоса. И вместе с тем, - это "какой-то бело-русский партизан", как в песенном тексте употреблено у популярной танцевальной российской группы. То есть, он - не центральная фигура в евроатлантическом мире, где уютнее всего нигилистам и геополитикам всех мастей, которые всегда в центре внимания этого мира. Его повседневность - страна, которой еще нет на карте, но быт, время человеческого бытия которой всегда даны ему непосредственно - страна Большая Европа.
Партия Бродского - это созидание действительности на ее фундаментальном уровне, уровне человеческого измерения, уровне литературной политики. Партия Бродского представлена в переходной России крупицами. Это - риторические элементы Семьи как литературной среды; это - "Русский проект ВВП" (а также "Русский журнал", "Русский институт") Павловского; это - Горбачев-фонд (Человек-основание) как "фундаментальное человеческое измерение"; это - "Независимая газета" времен Третьякова, которая "всегда с нами" и еще немного литературно-политических драгоценностей. Это, наконец, "либералы в правительстве" как литературная ситуация. И, главное, - наличие критического количества персонажей вышеописанного "бродского" литературно-политического типа на территории РФ. Все они, как правило, партизанят, решая материальные вопросы в личинах и играх переходного периода, но без больших успехов, так как быстро вычисляются акторами процессов переходного периода, заматерившими и забронзовевшими внутри и в качестве "чисто конкретных" переходных форм животно-политического поведения.
Был такой литературно-политический проект, как Социально-федералистская партия России, который имеет для Партии Бродского примерно то же значение, что для Партии Лимонова - Национал-большевистская партия России. Речь идет о стратегической литературной разработке "Федерализм вместо коммунизма" (так, кстати, назывался пролог программы Эпи-центра Явлинского "Нижегородский пролог"), в которой речь идет о создании литературной формы Новой России, о прорыве России от мифа к логосу, от евразийского мифа к европейскому логосу прежде всего.
Будущее письмо истории Новой России оставит в примечаниях и комментариях имена политиков и именования политпартий, которые сегодня на слуху, сосредоточившись на истинных движущих литературно-политических силах эпохи, которые медленно становятся очевидными. Таков, кстати говоря, урок истории КПСС.
У нынешней власти есть большой риск повторить политическое представление Николая Второго в истории, когда все политическое многообразие центристских сил его времени было сжато до связки "Николай-черная сотня", как могут связать и нынешнюю власть с Партией Лимонова будущие политизированные историки, объясняя успех совершенно иных, непредставленных сил. Филологические значения "черной сотни" и "идущих вместе" имеют тенденцию к сближению.
Большой Проект для России, выдвигаемый партией Бродского - проект "Большая Европа". Проект мегалитературы русской. Прорыв от однополярного мифа к европейскому Логосу.
О «внешнем виде» информационного общества
Фундаментальное мышление на протяжении всей своей истории практически никогда не избирало собственным предметом будущее. Фундаментальное мышление всегда имело своим предметом «здесь, теперь и сейчас», присутствие, поверяемое прошлым, рассматриваемое из прошлого. Не исключение и Маркс, осуществивший блестящий анализ современного ему общества, но оставивший в отношение будущего скорее некое догматическое вероучение, нежели продуктивную теорию. Будущее, таким образом, всегда было предметом весьма посредственных умов, в какие бы тоги и научные звания они не рядились, - от технократически ориентированных футурологов и представителей так называемых гуманитарных наук (социологии, политологии), спекулятивных дисциплин, звание науки которым присвоено некоторым авансом, до адептов различных религиозных и гуманитарно-политических доктрин. Однако, такого рода «мыслители будущего» имеют свойство создавать много шума односложным барабанным употреблением связки терминов «информационные технологиикоммуникациисетинейролингвистическое программирование и далее в таком же роде», каковая (связка-терминологическое гнездо) звучит у них гораздо распевнее в англоязычном исполнении. Не знаю уж, какой повелитель мух управляет данными «аналитиками», но они буквально засидели тему информационного, постиндустриального общества своими спекулятивными продуктами. Им, очевидно, невдомек, что чаемое ими будущее есть не улучшенное, или ухудшенное техническими средствами настоящее, а есть совершенно другое, новое настоящее, одним фактом своего возникновения отменяющее все авансы предыдущего настоящего, перечеркивающее его как несущественное, а затем и как несуществующее, и как не существовавшее вовсе.
Временящаяся ныне возможность фундаментального мышления отлична как от предыдущей стабильной истории мышления, так и, вероятней всего, от последующей его не менее стабильной истории в грядущую для нынешнего мышления эпоху. Мы призваны мыслить переход. Переход от одного настоящего к другому настоящему, по завершении которого никакого «предыдущего настоящего» уже не оказывается. При этом, вообще говоря, речь идет о прыжке через бездну, где остановка, незавершенность мысли есть радикальное падение.
Вторая природа, которую создало человечество, - совокупность объектов культуры, архитектурные системы, транспортные системы, промышленные системы, наконец, компьютерные системы, - есть, с одной лишь стороны, величайшее цивилизационное достижение. С другой стороны, это вызов родовой сущности человека, соизмеримый с вызовом «первой природы», с которым столкнулся «перво-бытный человек» в некотором расширительном антропном значении этого понятия. Мы, в этом смысле, - «второ-бытные люди», живущие во «второ-бытном мире», окруженные миром дикой второй природы. Эта вторая природа также поддерживает нам жизнь и развитие и так же грозит нам тотальным уничтожением, как и первая природа относилась к первобытному человеку. Если свести, аппроксимировать цвилизованный мир, цивилизованную предметность к природе, хотя бы и второй, то мы совершенно отчетливо увидим, что реально живем в мире родово-племенных, а большей частью стадных, сообществ второго уровня (финансово-экономических, корпорационных, национальных и др.), маскирующихся под институты и общественные субстанции.
Таким образом, необходим цивилизационный прорыв, вырывающий «второ-бытного человека» из контекста «второй природы». Россия, в этом смысле, - модель для всего человечества. Дикость второбытного человека, варварство второй природы несокрыто в ней, не замаскировано, - точнее, гротескно, карикатурно замаскировано институтами и институциями, табличками и вывесками, под которыми сидят племенные вожди.
Первобытный человек был выведен из контекста первой природы посредством орудий труда. Но это с одной стороны. С другой стороны, человеческая речь и была этим самым непосредственным выведением (первичной программой развития) человека на свет, опосредованием которого (выведения) и был труд посредством орудий труда.
Ныне человеческая речь стала мышлением, возможности человечества, потенциал программы его развития, расширились
Второбытный человек будет выведен из контекста второй природы посредством также орудий труда, а непосредственно будет выведен мышлением. То есть, проблема информационного общества в прагматическом смысле фундаментального осмысления есть проблема создания, формирования, возникновения орудий труда, посредством которых второбытный человек начнет осваивать вторую природу, осваиваться в ней.
Конечно, речь идет об интеллектуальных орудиях интеллектуального труда, об интеллектных средствах, об орудиях интеллектного труда, но именно эта безусловность определений совершенно отождествляет их, скажем, с каменными орудиями труда (охоты) первобытного человека, - это ровно такие же орудия труда ровно такого же цивилизационного значения, и в музеях антропологии (антропографии) будущих тысячелетий они будут лежать рядом, на одной полке.
Эти орудия труда второбытного человека модели развития. То есть, информационное общество это не некое всеобщее парение в виртуальной реальности, ноосфере какой-нибудь (согласитесь, термин Вернадского созвучен и сородственнен оккультному значению «ноосферату»). Информационное общество - это использование человеком орудий труда, с помощью которых он начинает историю своего освоения второй природы. Человек создает вторую природу, как гриб растет, но он не научен ею пользоваться, он также заброшен в ней, боится ее, как и первобытный человек, - с той разницей, что первобытный человек не создавал первую природу, но был создан вместе с ней, так что погрешностью свободной воли в этом анализе можно пренебречь. Современный человек развоплощен, распределен в мире материально-технологической культуры, в мире второй природы, он не выделяет себя из мира второй природы. Но он наделен возможностью мышления. Создавая модели развития, отесывая, так сказать, подходящие камешки до пригодной для хозяйственного употребления формы, современный человек разгибается, учится моральному и гуманитарно-политическому прямохождению.