ПОЛИТТЕХНОЛОГИ ОЩУЩАЮТ ГРЯДУЩЕЕ ЯВЛЕНИЕ СИНТЕЗА, НО НЕ ВИДЯТ ЕГО, ДАЖЕ СМОТРЯ НА НЕГО, ОТВОРАЧИВАЮТСЯ ОТ НЕГО. ЯВЛЕНИЕ НАЦИОНАЛЬНО-ЛИБЕРАЛЬНОЙ ИДЕОЛОГИИ, как МЕГАИДЕОЛОГИИ ЛИБЕРАЛЬНОЙ ИМПЕРИИ.
ЯВЛЕНИЕ НАЦИОНАЛЬНО-ЛИБЕРАЛЬНОЙ ИДЕОЛОГИИ ЭТО ВЕЛИКОЕ СОЕДИНЕНИЕ ВЛАСТИ И НОВОГО МЫШЛЕНИЯ, ТОЧКА КОТОРОГО (СОЕДИНЕНИЯ) СТАНЕТ ТОЧКОЙ ВЗЛЕТА НОВОЙ ЛИБЕРАЛЬНОЙ РОССИИ В «ПОСЛЕДНИЙ МОМЕНТ», КОТОРЫЙ, КАК ПОКАЖЕТСЯ МНОГИМ, БУДЕТ ТОЧКОЙ СТРЕМИТЕЛЬНО БЛИЗЯЩЕГОСЯ КРАХА ЛИБЕРАЛИЗМА. КОГДА? НАЦИОНАЛЬНО-ЛИБЕРАЛЬНАЯ ИДЕОЛОГИЯ ЭТО НЕ ИДЕОЛОГИЯ ЗАВТРА. ЭТО ИДЕОЛОГИЯ ТЕПЕРЬ!
Задача грядущего национально-либерального правительства создание квадрата транспарентности («правительство-профсоюзы-законодатели-работодатели»). В квадрате транспарентности находятся ключевые решения основных проблем российских государства, общества, экономики. Построение квадрата транспарентности осуществляется с помощью административных и информационно-коммуникационных регламентов. Построение квадрата транспарентности есть дело мышления не прошлого Атомного века, но нового Электронного, двадцать первого века. Построение квадрата транспарентности, равновеликого «живому кольцу» реальности, непрерывному континууму, носящему имя «Россия», есть существо реформации и модернизации России. Построение квадрата транспарентности с помощью административных и информационно-коммуникационных регламентов материализует Электронно-институциальную Россию, «живое кольцо» модернизированной России. Задача создания квадрата транспарентности это задача уровня первого вице-премьера грядущего национально-либерального правительства.
О техноструктуре правительства
В настоящий момент в процессе модернизации, осознанном как необходимость постмонетарных институциальных изменений, задействованы ряд моделей институциализации. Эти модели видны в текстовой структуре Указа О системе и структуре федеральных органов исполнительной власти. В первую очередь, и это правильно, в качестве аксиоматики институциальных преобразований употреблена институциальная модель экономики права. И это, безусловно, серьезная, фундаментальная заявка на власть XXI века. В преамбуле Указа в качестве методологического основания вводится трехуровневая модель функционально-экономической структуризации права, экономического механизма права, включающая: 1) правоопределяющий уровень: «под функциями по принятию нормативных правовых актов понимается издание на основании и во исполнение Конституции Российской Федерации, федеральных конституционных законов, федеральных законов обязательных для исполнения органами государственной власти, органами местного самоуправления, их должностными лицами, юридическими лицами и гражданами правил поведения, распространяющихся на неопределенный круг лиц»; 2) правоприменительный уровень: «под функциями по контролю и надзору понимаются: осуществление действий по контролю и надзору за исполнением органами государственной власти, органами местного самоуправления, их должностными лицами, юридическими лицами и гражданами установленных Конституцией Российской Федерации, федеральными конституционными законами, федеральными законами и другими нормативными правовыми актами общеобязательных правил поведения»; 3) уровень оказания правовых услуг: «под функциями по оказанию государственных услуг понимается осуществление федеральными органами исполнительной власти услуг, имеющих исключительную общественную значимость и оказываемых на установленных федеральным законодательством условиях неопределенному кругу лиц». В соответствии с данной моделью развития права в условиях рыночной экономики устанавливается, инсталлируется и трехуровневая структура правительства: 1) устанавливается, «что федеральное министерство: а) является федеральным органом исполнительной власти, осуществляющим функции по выработке государственной политики и нормативно-правовому регулированию в установленной актами Президента Российской Федерации и Правительства Российской Федерации сфере деятельности; в) в установленной сфере деятельности не вправе осуществлять функции по контролю и надзору, правоприменительные функции, а также функции по управлению государственным имуществом, кроме случаев, устанавливаемых указами Президента Российской Федерации»; 2) устанавливается, «федеральная служба (служба): а) является федеральным органом исполнительной власти, осуществляющим функции по контролю и надзору в установленной сфере деятельности, а также специальные функции в области обороны, государственной безопасности, защиты и охраны государственной границы Российской Федерации, борьбы с преступностью, общественной безопасности»; 3) устанавливается, «что федеральное агентство: а) является федеральным органом исполнительной власти, осуществляющим в установленной сфере деятельности функции по оказанию государственных услуг, по управлению государственным имуществом и правоприменительные функции, за исключением функций по контролю и надзору». На этом авторы административной реформы, справедливо осознавшие ее как пусковой ключ институциализации, очевидно, сочли, что отдали достаточную дань институциальной модели экономики права и последующие в тексте указа реорганизации министерств и ведомств (упразднения, слияния, формирования) провели в виде знакомой уже «тонкой настройки» (изоморфизма, оставляющего за бюрократией ее преференции в изменившейся форме дизайна бюрократического представительства). Новую «тонкую настройку», в отличие от касьяновской, животно-бюрократической и безмодельной, осуществили на основе неоинституциальной модели техноструктуры как основы корпоративного управления, так называемой модели Дж. Гэлбрейта, в 70-е годы советника Президента США и Президента ассоциации экономистов США, который, надо сказать, единственный из институциальных экономистов такого уровня Нобелевки по экономике не получил, так как был сочтен более просвещенным бюрократом, нежели выдающимся ученым-экономистом. Реорганизации на правоопределяющем уровне, уровне федеральных министерств, провели в горизонте осмысленного технократического понимания как своего рода институциализации «власти техники» как фундаментальной структуры устойчивого развития (кто бы спорил!).
На этом Указ заканчивается, и начинается Премьер. Премьер как Ритор институциализма. И первые образцы такого рода риторики уже были явлены на ряде пресс-конференций и совещаний. Авторы административной (точнее, институциальной реформы) исходили из мозаичного использования наиболее предпочтительных институциальных моделей, сводить воедино которые и запускать в консолидированную работу и должен Премьер как системный интегратор институциальных моделей. Наблюдение за речью Фрадкова показывает, что это действительно необыкновенный человек, который формирует риторическое измерение интеграции различных институциальных моделей в живой корпоративной работе правительства формирует как сферу инноваций, цепей, связей, стыковочных узлов различных моделей институциализации. Вот эти-то слова Фрадкова, как вслух выраженные элементы мыслящей риторики, внутренне размышляющего голоса-мыслительного интегратора моделей, и слышат журналисты, впадая при этом в транс и рассматривая Фрадкова с изумлением как некоторого «Черномырдина-интеллектуала».
Настоящий вопрос заключается в том, если ли действительно сегодня у Фрадкова тот самый «интегральный ключ». Их первая транслируемая встреча с Президентом, на которой Фрадков, пройдя чистилище думских и иных консультаций, заявил Путину, что «ЧТО-ТО(!!!)», ВИДИМО (!!!), ВСЕ-ТАКИ (!!!), ПОЛУЧИТСЯ (!!!), И, ВЕРОЯТНЕЙ ВСЕГО (!!!), НА ОСНОВЕ КОНСОЛИДАЦИИ НА ПРЕДЛОЖЕННОЙ ПРИЗИДЕНТОМ НАЦИОНАЛЬНОЙ ИДЕЕ КОНКУРЕНТОПОСОБНОСТИ, говорит выразительно о том, что этот «интегральный ключ» пока, скорее всего, воображаемый, но, безусловно, в продуктивном ключе «воображаемой логики» (была такая знаменитая «Воображаемая логика» гениального русского логика Васильева, где объявлялся не действующим, не нужным, отсекаемым бритвой Оккама в определенном ее замахе, закон исключенного третьего). Путин, как известно, сказал: «Отлично! Поехали!» - и махнул рукой. Пока «интегральный ключ» - это сам Премьер и есть, и никакой интеллектуальный интегральный ключ, запускающий в работу и объединяющий софты различных моделей институциализации, пока не создан, не имеется в наличии. И если эту ситуацию не поправлять на ходу, то весьма вероятен сход под дефолтный откос, под мерный убаюкивающий стук колес комфортных цен на нефть, поскольку мы находимся сейчас в ситуации, подобной ситуации Кириенко 1998 года, только теперь речь идет об инсталляции уже не монетаризма, а институциализма, - будет ли институциализм инсталлирован в сознательной управленческой правительственной деятельности, или он одноментно сам инсталлируется как совокупность институтов антикризисного развития, ограничивающих и преодолевающих новый постмонетарный дефолт. Идея конкурентоспособности не может быть «интегральным ключом» для различных институциальных моделей, таковым ключом может быть конкретная инновационная модель конкурентоспособности, да к тому же еще и методологически извлеченная из различных моделей институциализации в качестве их универсальной генетической структуры.
Главная проблема здесь состоит все же в качестве интеллектуального обеспечения административной (=институциальной) реформы. Авторы институциальной реформы не могли не знать, что БАЗОВОЙ ИНСТИТУЦИАЛЬНОЙ РЫНОЧНО-ЭКОНОМИЧЕСКОЙ МОДЕЛИ, ТЕОРИИ ЕЩЕ НЕ СУЩЕСТВУЕТ. Ни одно из правительств развитых экономических стран не перешло сегодня так резко и окончательно с монетарных на институциальные позиции. В этом смысле, данный институциальный шаг это, конечно, шаг в бездну. А бездну, как известно, в два прыжка и более не пересекают. Часть институциальных проблем авторы решили по экономико-правовой модели. Причем поражает глубина бюрократической веры в автоматизм этой модели «нажми на кнопкуполучишь результат, красную кнопку не нажимать», каковая вера зафиксирована в Указе так: «федеральное министерство: в) в установленной сфере деятельности не вправе осуществлять функции по контролю и надзору, правоприменительные функции, а также функции по управлению государственным имуществом, кроме случаев, устанавливаемых указами Президента Российской Федерации». Другую часть проблем авторы решают по корпоративно-институциальной модели техноструктуры. Часть проблем, в особенности лоббистского характера, очевидно, «сама пойдет» решаться по французской социолого-институциальной модели гармонизации, предполагающей выработку сбалансированной экономической политики, исходящей из неравномерности экономического развития и наличия доминирующих единиц на рынке. Но, честно говоря, все это мертвому припарки. Все это было бы хорошо как стабилизирующее сглаживание, выравнивание, сопровождающее реализацию внедрения монетарной модели, если бы она не внедрилась у нас мгновенно кириенковско-дефолтным образом.
Не найдено сегодня в области официальной мировой институциальной теории ТОГО ЕДИНСТВЕННОГО РЕШЕНИЯ, ТОГО МЕТОДОЛОГИЧЕСКОГО КЛЮЧА, который, скажем есть, в монетарной теории: ЛИБЕРАЛИЗАЦИЯ ЦЕН, СВОБОДНОЕ ФИНАНСОВОЕ ОБРАЩЕНИЕ, ЧАСТНАЯ СОБСТВЕННОСТЬ. В монетарной теории есть универсальная база, есть ключи, есть простые решения. И величие Гайдара состоит именно в том, что он пришел с этими ключами и открыл переходный период. В институциальной теории, этого пока еще пасынка монетаризма, много интеллектуальных спекулятивных конструкций, но простых решений, ключей развития, пока нет по крайне мере, их нет у западноевропейских институциалистов и у авторов нашей доморощенной институциальной реформы.
Подумайте сами мы переходим на новую технологию «энергетики экономики» в фундаментальном смысле, соскакиваем с монетарной технологии «финансовой энергетики экономики» куда-то, в грядущее - на какой-то институциальный чертеж Новой России, методологическую (ученую) и конструкторскую работу в отношении которого мы передоверили западной экономической мысли, а нашим монетарным технологам предлагаем этот чертеж, ручкой поэтически, со смелым размахом, начертанный, воплощать, на каковой чертеж они с недоумением смотрят, разглядывают и чешут затылки. Или эта вера в титана-монетариста Жукова, который все гениально заинтегрирует.
Еще раз подчеркнем:
(1). Западное состояние развития институциальной теории не позволяет сегодня говорить о наличии модели развития, сравнимой с монетарной моделью в аспекте внедрения, наличия простых, реализуемых во времени, возможных для мониторинга решений;
(2). Ни одно из правительств стран с рыночной экономики не перешло сегодня с монетарных на институциальные рельсы, институциализм там это скорее элемент управленческого дизайна и правительственной риторики.
Что сегодня мы имеем в Правительстве? Разбросанные по всему будуару слова и вещи. Трехуровневая модель институциальной экономико-правовой организации правительства, отслеживать которую заслан новый руководитель правительственного аппарата юрист Козак это, вроде бы, понятно. Модель техноструктуры правительства, как его фундаментальной ориентации на институциальную модель технократического развития, каковую модель инспирирует сам Технократический премьер. Монетарно-постмонетарная модель министерского блока Кудрина-Грефа, которая все более начинает походить на какое-то вложенное правительство с каким-то нитевидным пульсом, рукой на котором, очевидно, призван стать Жуков, то это монетарное правительство неожиданно будет покрывать собой все правительство, а то становится его самой незаметной маленькой частью. Каково интеллектуальное обеспечение институциальной реформы, в таком порядке и несоответствии разбросаны слова, вещи, структуры.
Надо откровенно сказать, что авторы интеллектуального обеспечения главного структурообразующего процесса модернизации институциализации - ввели высшее руководство страны в заблуждение по поводу практической применимости достижений западной институциальной теории. Еще ни одно западное правительство не решилось эти достижения применить, где-либо, кроме как в виде риторических фигур правительственных докладов.
В инсталляции нынешней версии институциализации сыграло свою роль то острое интеллектуальное противостояние нашим российским монетаристам адептов так называемого системного подхода, приобретшее (противостояние) по известным причинам плачевного положения отечественной науки, еще и «классовые черты». «Системный подход» вроде бы как-то интегрировал различные модели институциальной теории, но произошло это пока только в риторике. «Системный подход» это, конечно же, не ключ, а раствор, который заливается домушниками в пазы замка и застывает там, чтобы с него потом получить слепок ключа. И это бы хорошо, да сам сейф, базовый институт институциализма со всем его содержимым пока отсутствует. В сфере, открываемом с помощью системного подхода, не окажется ни денег, ни документов. «Пилите, Путин, пилите, они - золотые!» Ученые знают, что системный подход пока еще ничего не интегрировал даже в смысле смежных областей в самой сфере науки, смежные связи разрабатывались исходя из специальных научных соображений, а не потому, что так требовал системный подход, которому иногда удавалось присваивать эти достижения, главным образом, в кабинетах научных бюрократов, которым было недосуг вникнуть в научную проблему, требующую подготовки и реального мышления. Системный подход это спекуляция на проблеме оснований современной науки по принципу: «если нет оснований, то любая наукообразная конструкция с наведенной математикой имеет право на жизнь». В отечественной экономике проявляется в форме впадения в «илларионовскую прелесть», когда можно не только доказывать со всей полнотой логики противоречащие экономической очевидности факты и тренды, но и убеждать в их право-мерности и высшее руководство.
Так, если в качестве аксиоматики мы берем экономико-правовую институциальную модель Экономико-правовую Триаду, то мы, как минимум, должны установить ей в итеративное соответствие институциальную модель техноструктуры, которая блуждает где-то отдельно в нынешнем подходе, - Триаду техноструктуры. А вот это же вопрос грандиозной сложности истинной научной простоты, требующий поистине сверхрациональных решений. Институциальная концепция Техноструктуры это вам не простой риторический перебор критических инновационных технологий, этот набор есть всего лишь динамический результат осуществления Техноструктуры, к тому же не воображаемой. Институциальная модель техноструктуры это вопрос, во-первых, универсального ключа меганаучных решений гуманитарно-технотронной цивилизации, во-вторых, вопрос новой экономической модели развития как модели постэкономической, инновационно-трансакционной, в-третьих, вопрос о новой модели законодательно-правового обеспечения, о правовой модели трансакции. И, в-четвертых, Техноструктура это не просто новая административная конфигурация правительства, это новое электронное измерение деятельности правительства. Конкурентоспособность, в этом аспекте только, есть седьмой член уравнения, оптимизации взаимодействия Экономико-правовой Триады и Триады Техноструктуры.
Таким образом, все пройдет «отлично» лишь в том случае, если в отечественной среде имеется, будет выявлена интеллектуальная сила мирового значения, владеющая институциальным ключом к конкурентоспособности и способная к разработке базовой институциальной рыночно-экономической теории. Предстоит трансформация в плавильном тигле нового мышления экономико-правовой теории, теории собственности, трансакционной теории и других институциальных моделей, критерием которой (трансформации) является возникновение нового, электронно-информационного монетаризма. А мне сдается, что такая сила у нас есть. Ее не может не быть у России, если она вступает на путь институциализации силой самой истории.
Таким образом, в структуре правительства мы имеем сегодня формальную пока, предваренную Указом и организационно-аппаратной структурой под рук. Козака, Экономико-правовую Триаду и рассыпанные элементы Техноструктурной Триады, которую пока вынужден каждый раз заново собирать премьер в своем продуктивном воображении и в правительственной риторике. Кстати, Фрадков блестяще использует правительственную риторику для интенсификации интеллектуальной технократической работы.
Техноструктура это не набор перспективных промышленных технологий, это модель генезиса и структуры инновационной экономической политики, правоопределяющей реальное институциальное развитие. Техноструктура это, прежде всего, модель институциализации так называемого реального сектора, имеющая целью его выход на путь устойчивого инновационного развития. Основой техноструктуры является не набор перспективных технологий, а непосредственная конкурентоспособность человека, организации и учреждения, экономики, общества, государства. Уровни Техноструктуры определяются не как ступени содержания научно-технического прогресса только, но, прежде всего, как измерения (составляющие способности) конкуренто-способности, заключенные в инновационной институциальной теории конкуренции. Институциальная теория конкуренции в отличие от монетарной теории конкуренции основывается на анализе феномена техники как фундаментальной структуры человеческого измерения.
Понятно, что наш промышленный сектор подлежит не восстановлению по советским и постсоветским калькам, а коренному преобразованию на институциальном уровне, изменению самих принципов и номинаций отраслевой структуризации и профильной стратификации. Предстоит «возгонка» реального сектора в постиндустриальное состояние. На этом обстоятельстве впали в оцепенение наши олигархические структуры, схватившие куски реального сектора и не способные их ни переварить, ни двинуться с места.
Именно в процессе формирования Техноструктуры (Триады техноструктуры) Правительства и может быть, в случае успеха, инсталлирована инновационная модель институциализма, способная быть интеграционным ключом к различным институциальным моделям в качестве единого методологического основания модели развития конкурентоспособности.
Форма Новой России
Содержание Новой России сформировалось на всем протяжении переходного периода. Сформировались новые личности в поколенческом масштабе, образовалась рыночная структура собственности, сложились первичные институты конституционно-демократического устройства. Однако, страна все еще не оформилась в качестве собственной, так называемой «суверенной» демократии, не образовала один из ведущих политико-экономических «объемов» мировой организации. Необходима Форма Новой России. Мировой державой является та, которая способна (конкуренто-способна) к созиданию чистой формы своего исторического бытия. Мировой державой является та, имя которой уже само по себе является одной из ведущих истин мирового развития и регулятивным смыслом геополитики. Имя России вновь образуется, самососредотачивается в своей истинности в последовательности стратегических смыслов триады: «Власть Конституции Энергетическая сверхдержавность Инновационная конкурентоспособность». Настоящие стратегические смыслы формируются, прежде всего, в гуманитарно-политическом измерении и образуют фундаментальный риторический механизм, запускающий реальный процесс модернизации страны. Возникновение этих смыслов результат осмысленного напряжения (рефлексии) всех интеллектуальных сил рациональной составляющей российского политического руководства страной на всем протяжении переходного периода. Можно сказать, что каждое из этих руководящих понятий это точка встречи, диалога новой российской государственности и нарождающегося гражданского общества. Разберем данные формообразующие факторы последовательно.
1. Власть Конституции
В политико-конструктивистском аспекте данный смысл может состояться следующем образом: «Путин после 2008 года - Председатель Конституционного суда как «либеральный император».
Трудно представить себе нечто более грандиозное, что можно было бы сделать в стране для эффективного и мощного развития независимого института судебной системы и становления реального правого государства, нежели трудоустройство Владимира Путина после 2008 года в качестве Председателя Конституционного Суда РФ. Такая возможность не противоречит рассуждениям президента на пресс-конференции 31.01.06, которые посвящены его дальнейшей карьере, после того как он оставит свой пост в конституционный срок. Что касается предположений о том, что Путин возглавит госмонополию, то президент все сказал открытым текстом: «Ни по характеру, ни по предыдущему моему жизненному опыту бизнесменом себя не чувствую». Понятно, что В. В. Путин «и по характеру, и по предыдущему своему жизненному опыту», прежде всего, юрист.
Дело даже не в профессиональных особенностях личности нашего президента, а в том, что фактически создан «ресурс Путин» - политико-экономический ресурс институциального развития России, и верное позиционирование этого ресурса ничуть не менее важно, чем правильное распоряжение Стабфондом, или средствами, выделенными на реализацию национальных проектов. В самом конкретном смысле можно утверждать даже, что это однопорядковые, однонаправленные и взаимно-функциональные процессы. В России созданы надежные монетарные основания, соответствующий уровень экономического детерминизма устойчивого развития страны. Применение этих оснований, как конкурентных преимуществ, сформированных за время двух президентских сроков Путина, - это вопрос о «достраивании» в стране уровня институциального детерминизма, о доведении устойчивого развития до формата реальной модернизации государства, общества, экономики.