Страница:
В бою погибли шведские корабли «Едвига-Элизабета Шарлотта» (64 пушки), «Ловиза-Ульрика» (74 пушки), «Эмхейтен» (64 пушки), сгорел фрегат «Земфира». На одной из галер был даже найден завтрак короля Густава III, состоявший из копченого гуся и двух штофов водки. Сам Король едва ушел на малом гребном боте. Русские потеряли 147 человек убитыми и 164 ранеными.
Принц Нассау-Зиген после безуспешного преследования шведских судов, имевших лучший ход, сосредоточил свои силы у Фридрихсгама, поблизости от которого на большом Роченсальмском рейде находился гребной флот шведов.
Шведские суда расположены были в крепкой позиции южнее большого рейда. Между большими судами стояли галеры и канонерские лодки, на флангах за островами – бомбардирские суда, а на островах построены батареи. По обоим флангам тянулись длинные линии канонерских лодок и иол. Северный проход, так же как и в прошлом году, был завален, транспорты, охраняемые двадцатью судами, стояли на малом рейде. Общее число шведских военных судов, не считая транспортов, доходило до 300. У русских было чуть больше 150.
Жаждавший победы, отважный и нетерпеливый принц Нассау 28 июня двинулся к неприятелю, несмотря на неблагоприятный для его судов сильно свежеющий ветер. Сражение началось в десятом часу утра. На левом фланге русских, или в авангарде, находился Слизов с канонерскими лодками, каиками и батареями, поставленными на шпрингах в небольшом удалении от неприятеля. Галеры и другие гребные суда держались на веслах. В разгар боя, когда наши парусные суда стали подходить в первую линию, в интервалы между судами гребного флота, несколько канонерских лодок oтряда Слизова из-за сильного утомления гребцов были брошены на линию галер, которые смешались в беспорядке с парусными судами. Шведские канонерские лодки воспользовались этим и, приблизясь к столпившимся судам, открыли по ним сильный огонь, нанесший им большие повреждения.
Однако интенсивный огонь русских плавучих батарей исправил положение – суда стали занимать свои места, и сражение с новой силой разгорелось по всей линии. Но засвежевший ветер и увеличившееся волнение препятствовали правильному движению наших судов, качка мешала верному прицелу орудий, а выбившиеся из сил гребцы падали от изнеможения. Шведы из-за островов обстреливали русские суда, нанося им большие повреждения. После пятичасового упорного боя, когда часть неприятельских гребных судов отправилась в обход нашей флотилии, русские канонерские лодки начали поспешно отступать к югу и выходить из-под выстрелов. Некоторые их наших галер, получив подводные пробоины, стали тонуть, а сильный ветер срывал суда с якорей и бросал на прибрежные камни. В восьмом часу вечера Нассау-Зиген, прекращая бой, приказал сжечь те парусные суда, которые нельзя было спасти.
Русские потеряли в этом сражении 52 судна и более 7 тысяч человек выбывшими из строя. Среди потерянных судов были полупрамы «Барс» (26 пушек) и «Леопард» (28 пушек); три бомбардирских катера; 8-пушечные палавба-тареи № 1 и № 2; шебеки «Минерва», «Беллона», «Прозерпина» и «Диана»; полушебеки «Лев», «Медведь», «Орел», «Дракон», «Кит», «Олень», «Тигр», «Барс», «Рысь» и «Волк»; галеры «Безделка», «Петербург», «Хитрая», «Сорока», «Ворона», «Пустельна», «Стерлядь», «Тихвин», «Устюжина», «Орел», «Кулик», «Нарва», «Соммерс», «Тютерс», «Сескар Пет»; десять каек, четыре дубель-шлюпки, шесть канонерских лодок и т.д.
Находившийся при Нассау генерал-майор Турчанинов так написал о сражении 28 июня: «Причина поражения – беспредельное рвение принца Нассау найти и разбить неприятеля и опрометчивость его в равном градусе с помянутым рвением; все сие не допустило его сперва исследовать подробно отысканного неприятеля в его силах и положении и потом приуготовить канонерские лодки с такой благонадежностью, чтобы быть уверену в пользе употребления оных».
Русский гребной флот, отступивший к Фридрихсгаму, был пополнен построенными в Петербурге канонерскими лодками и судами гребного флота, находившимися в Выборге. Отряды же корабельного флота блокировали Свеаборг. Приготовления к новому нападению на шведов, находившихся на Роченсальмском рейде, остановили начавшиеся переговоры о мире.
Глава 9. Верельский мирный договор
Раздел VII. Русско-шведская война 1808-1809 годов
Глава 1. Предпосылки к войне
Принц Нассау-Зиген после безуспешного преследования шведских судов, имевших лучший ход, сосредоточил свои силы у Фридрихсгама, поблизости от которого на большом Роченсальмском рейде находился гребной флот шведов.
Шведские суда расположены были в крепкой позиции южнее большого рейда. Между большими судами стояли галеры и канонерские лодки, на флангах за островами – бомбардирские суда, а на островах построены батареи. По обоим флангам тянулись длинные линии канонерских лодок и иол. Северный проход, так же как и в прошлом году, был завален, транспорты, охраняемые двадцатью судами, стояли на малом рейде. Общее число шведских военных судов, не считая транспортов, доходило до 300. У русских было чуть больше 150.
Жаждавший победы, отважный и нетерпеливый принц Нассау 28 июня двинулся к неприятелю, несмотря на неблагоприятный для его судов сильно свежеющий ветер. Сражение началось в десятом часу утра. На левом фланге русских, или в авангарде, находился Слизов с канонерскими лодками, каиками и батареями, поставленными на шпрингах в небольшом удалении от неприятеля. Галеры и другие гребные суда держались на веслах. В разгар боя, когда наши парусные суда стали подходить в первую линию, в интервалы между судами гребного флота, несколько канонерских лодок oтряда Слизова из-за сильного утомления гребцов были брошены на линию галер, которые смешались в беспорядке с парусными судами. Шведские канонерские лодки воспользовались этим и, приблизясь к столпившимся судам, открыли по ним сильный огонь, нанесший им большие повреждения.
Однако интенсивный огонь русских плавучих батарей исправил положение – суда стали занимать свои места, и сражение с новой силой разгорелось по всей линии. Но засвежевший ветер и увеличившееся волнение препятствовали правильному движению наших судов, качка мешала верному прицелу орудий, а выбившиеся из сил гребцы падали от изнеможения. Шведы из-за островов обстреливали русские суда, нанося им большие повреждения. После пятичасового упорного боя, когда часть неприятельских гребных судов отправилась в обход нашей флотилии, русские канонерские лодки начали поспешно отступать к югу и выходить из-под выстрелов. Некоторые их наших галер, получив подводные пробоины, стали тонуть, а сильный ветер срывал суда с якорей и бросал на прибрежные камни. В восьмом часу вечера Нассау-Зиген, прекращая бой, приказал сжечь те парусные суда, которые нельзя было спасти.
Русские потеряли в этом сражении 52 судна и более 7 тысяч человек выбывшими из строя. Среди потерянных судов были полупрамы «Барс» (26 пушек) и «Леопард» (28 пушек); три бомбардирских катера; 8-пушечные палавба-тареи № 1 и № 2; шебеки «Минерва», «Беллона», «Прозерпина» и «Диана»; полушебеки «Лев», «Медведь», «Орел», «Дракон», «Кит», «Олень», «Тигр», «Барс», «Рысь» и «Волк»; галеры «Безделка», «Петербург», «Хитрая», «Сорока», «Ворона», «Пустельна», «Стерлядь», «Тихвин», «Устюжина», «Орел», «Кулик», «Нарва», «Соммерс», «Тютерс», «Сескар Пет»; десять каек, четыре дубель-шлюпки, шесть канонерских лодок и т.д.
Находившийся при Нассау генерал-майор Турчанинов так написал о сражении 28 июня: «Причина поражения – беспредельное рвение принца Нассау найти и разбить неприятеля и опрометчивость его в равном градусе с помянутым рвением; все сие не допустило его сперва исследовать подробно отысканного неприятеля в его силах и положении и потом приуготовить канонерские лодки с такой благонадежностью, чтобы быть уверену в пользе употребления оных».
Русский гребной флот, отступивший к Фридрихсгаму, был пополнен построенными в Петербурге канонерскими лодками и судами гребного флота, находившимися в Выборге. Отряды же корабельного флота блокировали Свеаборг. Приготовления к новому нападению на шведов, находившихся на Роченсальмском рейде, остановили начавшиеся переговоры о мире.
Глава 9. Верельский мирный договор
По русской поговорке «нет худа без добра» победа шведов во втором Роченсальмском сражении дала возможность Густаву III сохранить престиж и благополучно выйти из не сулившей никаких лавров войны. Уже 20 июля 1790 года состоялась первая встреча шведского и русского уполномоченных. Россию представлял генерал-поручик, генерал-губернатор Симбирский и Уфимский барон Отто Генрих Игельстрём, а Швецию – генерал-майор, обер-камерюнкер, генерал-адъютант короля барон Густав Мориц Армфельдт.
Густав III хотел поначалу получить часть русских земель в Финляндии, а также потребовать от Екатерины заключить мир с Турцией. По обоим пунктам Екатерина дала категорический отказ.
3 (14) августа 1790 года в мызе Вереля (Вяряля) в районе современного города Коувола был подписан мирный договор между Шведским королевством и Российской империей. Договор был признан бессрочным. Основными условиями договора явились:
Восстановление «вечного мира», подтверждение незыблемости постановлений Ништадского и Абоского мирных договоров.
Сохранение статус-кво и неизменности прежних границ.
Взаимное освобождение пленных.
Установление правил взаимного салютования флотов в Балтийском море и в собственных портах.
Подтверждение разрешения российского правительства о беспошлинных закупках Швецией в русских балтийских портах хлеба (зерна, муки) на 50 тысяч рублей и пеньки на 200 тысяч рублей ежегодно.
Фактически Верельский мирный договор сохранял статус-кво в отношениях между странами. Но Екатерина II была рада покончить с этой ненужной России глупой войной. «Одну лапу мы из грязи вытащили. Как вытащим и другую, то пропоем Аллилуйя»,
– написала она 9 августа 1790 года Потемкину в Турецкую армию. Потемкин ответил, что стал спать спокойно с тех пор, как узнал о мире со Швецией. Императрица ответила ему: «Ты пишешь, что спокойно спишь с тех пор, что сведал о мире со шведами. На сие тебе скажу, что со мною случилось: мои платья все убавляли от самого 1784 года, а в сии три недели начали узки становиться, так что скоро паки прибавить должно меру; я же гораздо веселее становлюсь».
Король Густав быстро сменил тон, и уже 6 августа 1790 года Екатерина получила от него письмо, где он просил «по связи крови возвратить ему amitie, забыть сию войну как быстро пронесшуюся грозу». Ему срочно требовались деньги от «сестры».
Единственное, чего добился Густав, так это полного невмешательства русских дипломатов в отношения между королем и оппозицией. Казалось бы, что еще надо? Царствуй спокойно, пиши пьесы, устраивай спектакли и маскарады. Но Густав не унимался – сразу после окончания войны с Россией он начал подготовку к войне с Данией и... Францией. Ну, с Данией все ясно, он хотел отхватить себе Норвегию, о чем мечтали все шведские короли. Но каким образом Густав собирался разгромить революционную Францию и восстановить на троне Людовика XVI – можно только гадать. Во всяком случае, под святое дело реставрации Бурбонов он в октябре 1791 года сумел «стрельнуть» у Екатерины довольно приличную сумму.
Однако шведам столь ретивый король уже изрядно надоел. 16 марта 1792 года его застрелили из пистолета в Стокгольмской опере, где он плясал в маскарадном наряде. Новым королем стал сын покойного Густав Адольф (1778-1837). В момент смерти папеньки Густаву IV было чуть более 13 лет, поэтому до 1796 года страной правил его дядя, хорошо знакомый нам Карл Зюдерманландский.
Густав III хотел поначалу получить часть русских земель в Финляндии, а также потребовать от Екатерины заключить мир с Турцией. По обоим пунктам Екатерина дала категорический отказ.
3 (14) августа 1790 года в мызе Вереля (Вяряля) в районе современного города Коувола был подписан мирный договор между Шведским королевством и Российской империей. Договор был признан бессрочным. Основными условиями договора явились:
Восстановление «вечного мира», подтверждение незыблемости постановлений Ништадского и Абоского мирных договоров.
Сохранение статус-кво и неизменности прежних границ.
Взаимное освобождение пленных.
Установление правил взаимного салютования флотов в Балтийском море и в собственных портах.
Подтверждение разрешения российского правительства о беспошлинных закупках Швецией в русских балтийских портах хлеба (зерна, муки) на 50 тысяч рублей и пеньки на 200 тысяч рублей ежегодно.
Фактически Верельский мирный договор сохранял статус-кво в отношениях между странами. Но Екатерина II была рада покончить с этой ненужной России глупой войной. «Одну лапу мы из грязи вытащили. Как вытащим и другую, то пропоем Аллилуйя»,
– написала она 9 августа 1790 года Потемкину в Турецкую армию. Потемкин ответил, что стал спать спокойно с тех пор, как узнал о мире со Швецией. Императрица ответила ему: «Ты пишешь, что спокойно спишь с тех пор, что сведал о мире со шведами. На сие тебе скажу, что со мною случилось: мои платья все убавляли от самого 1784 года, а в сии три недели начали узки становиться, так что скоро паки прибавить должно меру; я же гораздо веселее становлюсь».
Король Густав быстро сменил тон, и уже 6 августа 1790 года Екатерина получила от него письмо, где он просил «по связи крови возвратить ему amitie, забыть сию войну как быстро пронесшуюся грозу». Ему срочно требовались деньги от «сестры».
Единственное, чего добился Густав, так это полного невмешательства русских дипломатов в отношения между королем и оппозицией. Казалось бы, что еще надо? Царствуй спокойно, пиши пьесы, устраивай спектакли и маскарады. Но Густав не унимался – сразу после окончания войны с Россией он начал подготовку к войне с Данией и... Францией. Ну, с Данией все ясно, он хотел отхватить себе Норвегию, о чем мечтали все шведские короли. Но каким образом Густав собирался разгромить революционную Францию и восстановить на троне Людовика XVI – можно только гадать. Во всяком случае, под святое дело реставрации Бурбонов он в октябре 1791 года сумел «стрельнуть» у Екатерины довольно приличную сумму.
Однако шведам столь ретивый король уже изрядно надоел. 16 марта 1792 года его застрелили из пистолета в Стокгольмской опере, где он плясал в маскарадном наряде. Новым королем стал сын покойного Густав Адольф (1778-1837). В момент смерти папеньки Густаву IV было чуть более 13 лет, поэтому до 1796 года страной правил его дядя, хорошо знакомый нам Карл Зюдерманландский.
Раздел VII. Русско-шведская война 1808-1809 годов
Глава 1. Предпосылки к войне
Русско-шведская война 1808-1809 годов стала следствием европейских войн конца XVIII – начала XIX веков. Поэтому, чтобы разобраться в военно-политической ситуации, сложившейся к 1808 году, волей неволей придется вернуться в 1789 год.
Дореволюционные русские историки изображали европейскую историю периода 1789-1815 годов как мятеж плебеев-якобинцев против дворянства и духовенства во главе с французским королем. В ответ на этот бунт правящие монархи Европы решили восстановить законную власть во Франции и защитить ее народ от кровавого «беспредела» якобинцев. Для этого несколько коалиций европейских государств посылали войска на усмирение революционеров. Но те усмиряться не хотели. Мало того, они избрали себе императора Бонопарта, обладавшего патологической страстью к завоеваниям и желавшего подчинить себе всю Европу. Однако русский император Александр Благословенный совместно с другими просвещенными монархами усмирили корсиканского злодея и восстановили в Европе порядок и благоденствие. Заметим, что многие современные «демократические» историки в России фактически вновь вернулись к этой версии.
Советские же историки трактовали эти события исключительно как борьбу классов. По их мнению, все монархи Европы, как исполнители воли своего класса дворянства бросились подавлять революцию во Франции. Якобинцам пришлось вести справедливую освободительную войну с европейскими коалициями. Но после термидора (1794 года) во Франции пришла к власти буржуазия, которая выдвинула Наполеона, считая, что тот лучше всех защитит их интересы. По этому поводу Ленин даже придумал теорию, что национально-освободительные войны могут превращаться в захватнические и наоборот.
Обе приведенные схемы могут удовлетворить лишь наиболее невежественные слои общества. Начнем с того, что в любой революции надо четко отделять внутреннюю политику властей от внешней. А во внешней политике – пропаганду от реальных намерений.
Говорить, что какая-то страна «исчерпала лимит на революции» могут только отчаянные вруны либо идиоты. От революций защищена лишь та страна, руководство которой оперативно реагирует на все внутренние и внешние вызовы времени, а ее лидеры, проявившие некомпетентность либо просто состарившиеся, убираются (демократическим путем или силой) раньше, чем их деятельность нанесет существенный вред стране.
Революция во Франции была неизбежна, она спасла страну от деградации и последующего распада. Отрицать репрессии и перегибы в социальных преобразованиях невозможно, они неизбежны в любых революциях[102] . Тем не менее, якобинцы и Наполеон за 10 лет (с 1789 по 1809 гг.) сделали для современной Франции больше, чем ее короли за 500 предшествующих лет. Спросите самого компетентного историка, что изменилось во Франции, скажем, с 1718 по 1728 год или с 1778 по 1788 год. Он долго будет морщить лоб и ничего вразумительного так и не скажет. Между тем, с 1789 по 1809 год изменилось все: от причесок, одежды и живописи до тактики и стратегии армии. Произошел бурный рост экономики. Страна избавилась от диких обычаев раннего феодализма, начиная от свирепых казней (например, колесованием наказывали за 40 видов преступлений, включая пустячные) и кончая правом первой ночи. Своим административно-территориальным устройством, денежной системой и Национальным банком, орденом Почетного Легиона, метрической системой мер и т.п. современная Франция обязана десяти годам революции, а не тысячелетнему правлению королей.
В 1789 году революция произошла в государстве, состоявшем из дюжины больших провинций, имевших свои парламенты, свои законы, свои системы измерений и даже свои языки (валлонский, бретанский, басконский, гасконский, провансальский, корсиканский диалект итальянского и другие). Провинции эти связывала друг с другом в основном королевская власть. Экономические и культурные связи были весьма слабы. А к 1814 году Франция стала страной с единой экономикой и едиными законами. Употребление местных языков снизилось более чем на порядок.
Что касается внешней политики, то Робеспьер, Баррас и Наполеон делали то же, что Генрих IV, Ришелье и Людовик XIV. То есть они проводили политику, отвечавшую жизненным интересам французского государства. Другое дело, что после 1789 года прикрытием этих интересов служила революционная пропаганда.
В свою очередь монархи Европы воевали с революционной Францией не из-за сословных предрассудков, а исключительно ради национальных интересов своих государств. А вот в качестве пропагандистского прикрытия они использовали сословные предрассудки. Например, Англия десятки лет воевала с Людовиком XIV, Людовиком XV и Людовиком XVI. Неужели в 1793 году англичане так возлюбили французский королевский дом, что ввязались в войну за его реставрацию? Надо ли говорить, что просвещенные мореплаватели воевали за свои интересы. Им нужна была слабая, ограбленная Франция, а королевская или республиканская – это уже вопрос десятый.
Императрица Екатерина II стала одним из главных идеологов интервенции во Францию. Весь мир облетела ее фраза: «дело Людовика XVI есть дело всех государей Европы». После казни короля Екатерина публично плакала, позже она даже заявила, что «нужно искоренить всех французов для того, чтобы имя этого народа исчезло». Надо сказать, она добилась своего, якобинцы повсеместно обличали ее, начиная с Конвента и кончая деревенскими площадями. Карикатуры, где императрица была представлена ультрароялисткой, наводнили Европу. А тем временем мудрая государыня тихо уладила свои дела в Польше и, надо полагать, решила бы в пользу России вопрос с Черноморскими приливами, если бы прожила лет на пять дольше.
Ее взбалмошный и неуравновешенный сын Павел I поначалу в пику покойной матери поначалу решил вообще отказаться от войн. Но затем дал убедить себя, что без его вмешательства порядок в Европе восстановить невозможно, и двинул эскадру Ушакова в Адриатику, армию Суворова – в Италию. Но вскоре выяснилось, что Англия и Австрия играют Россией как марионеткой. Тогда взбешенный Павел прекратил войну с Францией и вступил в переговоры с «узурпатором» Бонопартом.
Спору нет, Павел слишком рьяно взялся за дело и явно поспешил с отправкой казачьего корпуса Платова в Индию. Но в целом политика сближения с Францией соответствовала интересам Российской империи. В свою очередь британское правительство сделало все для того, чтобы вновь стравить Россию с Францией. Дело дошло до того, что английский посол в Петербурге Витворт стал одним из организаторов заговора с целью убийства Павла I.
После смерти Павла на престол вступил его сын Александр I. Перед новым императором возникла дилемма: союз с Наполеоном или участие в очередной антифранцузской коалиции. Александр I предпочел вступить в коалицию с Англией и Австрией. Дореволюционные историки объясняли это приверженностью царя к священным правам легитимизма и т.п., советские историки – заинтересованностью дворянства в торговле с Англией. Хотя уж в чем-чем дворяне, а особенно их жены и дочери, были заинтересованы, так это во французских товарах.
На самом деле решающими оказались два субъективных фактора – влияние «немецкой» партии и честолюбие молодого царя. Матерью Александра была вюртембергская принцесса София Доротея (в православии Мария Федоровна), женой – принцесса Луиза Баденская (в православии получившая имя Елизаветы Алексеевны). Вместе с ними в Россию наехала толпа родственников и придворных. Я уж не говорю о «гатчинских» немцах, которым Павел доверил самые ответственные посты в государстве. Вся это компания настойчиво требовала от Александра вмешательства в германские дела. Еще бы! У одних «русских немцев» были там корыстные интересы, у других на родине от Наполеона пострадали родственники. Сам же Александр был крайне честолюбив и жаждал воинской славы, надеясь, что она покроет позор отцеубийства. Он решил лично предводительствовать войсками, двинувшимися в Германию.
В третью антифранцузскую коалицию вступила и Швеция. Точнее, была насильно втянута ее королем Густавом IV. Он, как и Александр I, нестерпимо жаждал военной славы. Впрочем, у короля имелась вполне материальная цель – захват земель в Померании. Густав IV явно путал XIX век с XVII и всерьез предполагал, что Швеция все еще может вершить судьбы Европы.
2 (14) января 1805 года между Россией и Швецией был заключен союзный договор. Историки считают это датой официального присоединения шведского королевства к третьей коалиции. Однако кампания 1805 года закончилась весьма печально для союзников. 20 ноября 1805 года под Аустерлицем Наполеон вдребезги разбил объединенную русско-австрийскую армию. Императоры Александр I и Франц I позорно бежали с поля боя. Шведы же попытались начать боевые действия в Померании, но вскоре были вынуждены ретироваться.
14 (26) декабря 1805 года Австрийская империя подписала с Францией сепаратный Прессбургский договор, а Пруссия, так ничего и не сделав для третьей коалиции, на следующий день, 15 (27) декабря, заключила союзный договор с Наполеоном. Таким образом, Россия осталась в одиночестве перед Наполеоном.
Казалось бы, самое время Александру I заключить мир с Наполеоном. Ведь Россия была единственной страной Европы, которая с 1798 года воевала с Францией не за свои национальные интересы, а исключительно за местечковые фамильные интересы германской мафии, объединившиеся вокруг ГолштейнТотторпской династии, незаконно носившей фамилию Романовых[103] .
Война европейской коалиции против Французской республики, а затем – против империи Наполеона, являлась подарком судьбы для России, которая получила единственный за тысячелетие шанс обеспечить свою безопасность на юге и на севере без вмешательства Европы. Наиболее важной задачей было установление контроля над Черноморскими проливами, дабы навсегда обеспечить безопасность Причерноморья и Кавказа. Второй важной проблемой было изгнание шведов из Финляндии, чтобы надежно защитить Петербург и Кронштадт.
Екатерина Великая прекрасно это понимала, Александр – нет. В нем взыграло упрямство, и он решил продолжать войну с Наполеоном. Между тем ни в 1805, ни в 1812 году Наполеон не ставил целью присоединение к своей империи хотя бы части России. Мало того, он не хотел даже менять в России систему правления. В 1812 году в Кремле и много раз потом Наполеон говорил, что мог разрушить монархию в России, отменив там крепостное право, но не сделал этого по принципиальным соображениям.
Русскому общество надо было как-то объяснить, зачем гибнут в центральной Европе десятки тысяч русских солдат. Александр I не придумал ничего умнее, чем приказать Священному Синоду объявить Наполеона... антихристом. Народу объявили, что де Наполеон еще в 1799 году в Египте тайно принял мусульманство, и много других занятных вещей. Глупость царя и Синода ужаснула всех грамотных священников. Ведь согласно канонам православной церкви антихрист должен первоначально захватить весь мир, и лишь потом погибнуть от божественных сил, а не от рук людей. Из этого следовало, что сражаться с Бонапартом бессмысленно.
В 1806 году была создана очередная, четвертая по счету антифранцузская коалиция. Англия, как всегда, дала большие деньги, Россия и Пруссия – солдат. Примкнула к коалиции и Швеция. Но теперь Густав IV был умнее. Английские деньги охотно взял, посылать же солдат на континент не спешил.
Война стран четвертой коалиции с Наполеоном кончилась так же, как и войны первой, второй и третьей коалиций. Прусские войска потерпели поражение при Иене и Ауэрштедте, русские – при Фридланде. Французы заняли Берлин и Варшаву и впервые вышли на русскую границу на реке Неман.
Теперь Александру пришлось мириться. Посреди реки, разделявшей французскую армию и остатки разбитой русской армии, французские саперы построили огромный плот с нарядной палаткой. На этом плоту 25 июня 1807 года в 11 часов утра состоялась встреча двух императоров. Наполеон первым обратился к Александру: «Из-за чего мы воюем?» Ответить «лукавому византийцу» было нечем. Еще в 1800 году на докладе Ростопчина напротив слов «Англия вооружила попеременно угрозами, хитростью и деньгами все державы простив Франции» император Павел I собственноручно написал: «И нас грешных».
Подробное изложение обстоятельств и условий заключения Тильзитского мира лежит за рамками данной работы. Поэтому ограничусь сутью требований Наполеона к Александру. Во-первых, как можно меньшее вмешательство России в дела Германии и других западноевропейских государств, во-вторых, разрыв союза с Англией. При этом Наполеон не требовал заключения какого-либо военного союза между империями. Он хотел лишь обеспечить строгий нейтралитет России. Взамен он предлагал Александру решить свои проблемы со Швецией и Турцией.
В первом вопросе Наполеон был абсолютно искренен, во втором – откровенно лукавил. Это понятно, турецкий вопрос сильно задевал национальные интересы Франции. Не менее сильно это касалось и австрийских интересов. А Наполеон в 1807-1808 годы не мог точно установить баланс отношений России и Австрии.
Тем не менее, после Тильзита у Александра I была реальная, почти 100-процентная возможность овладеть Босфором и Дарданеллами. Например, можно было пойти на установление родственного союза с Наполеоном, выдав замуж за него одну из сестер Александра I. Прибавив к этому большую компенсацию Франции за Проливы (Египет, Сирию, Месопотамию и т.д.), можно было настроить французского императора на передачу проливных зон России. Особенно, если учесть сложность положения Наполеона в Испании, волнения в Германии и т.д.
Однако лукавый Александр I начал двойную игру с Наполеоном и не прекратил вмешиваться в германские дела. Это в свою очередь вызвало настороженное отношение к нему Наполеона.
Британский флот как пиратствовал до Тильзитского мира, так продолжал действовать и далее. Просвещенные мореплаватели считали своим врагом любое нейтральное государство в Европе и, соответственно, топили его корабли и жгли прибрежные города. Например, в августе 1807 года внезапному нападению англичан подверглось Датское королевство, которое предпринимало отчаянные попытки остаться в стороне от всех европейских войн.
26 июля 1807 года из Ярмута вышла британская эскадра в составе 25 кораблей, 40 фрегатов и малых судов. За ней несколькими отрядами шла армада из 380 транспортных судов с 20-тысячным десантом. 1 августа британская эскадра появилась в проливе Большой Бельт. 8 августа к наследному принцу-регенту Фредерику[104] явился британский посол Джексон и заявил, что Англии достоверно известно намерение Наполеона принудить Данию к союзу с Францией, что Англия этого допустить не может и что в обеспечение того, что это не случится, она требует, чтобы Дания передала ей весь свой флот и чтобы английским войскам было разрешено оккупировать Зеландию, остров, на котором расположена столица Дании. Принц отказался. Тогда британский флот в течение шести дней бомбардировал Копенгаген, а на берег высадились английские солдаты. Половина города сгорела, в огне погибли свыше двух тысяч его жителей. Командовавший датскими войсками престарелый (72-летний) генерал Пейман капитулировал. Англичане увели весь датский флот, верфи и морской арсенал сожгли. Принц Фредерик не утвердил капитуляцию и велел предать Пеймана военно-полевому суду. Но, увы, это уже не могло помочь Дании.
Российский императорский дом (Голштейн-Тотторпская династия) имел родственные связи с датским и голштинским дворами. Кроме того, Дания уже сто с лишним лет была союзницей России в войнах со Швецией. Поэтому в октябре 1807 года Россия предъявила Англии ультиматум – разрыв дипломатических отношений до тех пор, пока не будет возвращен Дании флот и возмещены все нанесенные ей убытки. Началась вялотекущая англорусская война. Посольства были взаимно отозваны. Указом Сената от 20 марта 1808 года Александр I наложил запрет на ввоз английских товаров в Россию.
Наполеон пришел в ярость, узнав о разрушении Копенгагена. В ответ он решил объявить блокаду Англии (знаменитая «континентальная блокада»). Наполеон предложил России заставить Швецию закрыть ее порты для британских кораблей. 21 января (2 февраля) 1808 года Наполеон отправил письмо Александру I: «Ваше величество прочли речи, говоренные в английском парламенте, и решение продолжать войну до последней крайности. Только посредством великих и обширных средств можем мы достигнуть мира и утвердить нашу систему. Увеличивайте и усиливайте вашу армию. Вы получите от меня всю помощь, какую я только в состоянии вам дать. У меня нет никакого чувства зависти к России; напротив, я желаю ее славы, благоденствия, распространения. Вашему величеству угодно ли выслушать совет от человека, преданного вам нежно и искренне. Вам нужно удалить шведов от своей столицы; вы должны с этой стороны распространить свои границы как можно дальше. Я готов помочь вам в этом всеми моими средствами».
Дореволюционные русские историки изображали европейскую историю периода 1789-1815 годов как мятеж плебеев-якобинцев против дворянства и духовенства во главе с французским королем. В ответ на этот бунт правящие монархи Европы решили восстановить законную власть во Франции и защитить ее народ от кровавого «беспредела» якобинцев. Для этого несколько коалиций европейских государств посылали войска на усмирение революционеров. Но те усмиряться не хотели. Мало того, они избрали себе императора Бонопарта, обладавшего патологической страстью к завоеваниям и желавшего подчинить себе всю Европу. Однако русский император Александр Благословенный совместно с другими просвещенными монархами усмирили корсиканского злодея и восстановили в Европе порядок и благоденствие. Заметим, что многие современные «демократические» историки в России фактически вновь вернулись к этой версии.
Советские же историки трактовали эти события исключительно как борьбу классов. По их мнению, все монархи Европы, как исполнители воли своего класса дворянства бросились подавлять революцию во Франции. Якобинцам пришлось вести справедливую освободительную войну с европейскими коалициями. Но после термидора (1794 года) во Франции пришла к власти буржуазия, которая выдвинула Наполеона, считая, что тот лучше всех защитит их интересы. По этому поводу Ленин даже придумал теорию, что национально-освободительные войны могут превращаться в захватнические и наоборот.
Обе приведенные схемы могут удовлетворить лишь наиболее невежественные слои общества. Начнем с того, что в любой революции надо четко отделять внутреннюю политику властей от внешней. А во внешней политике – пропаганду от реальных намерений.
Говорить, что какая-то страна «исчерпала лимит на революции» могут только отчаянные вруны либо идиоты. От революций защищена лишь та страна, руководство которой оперативно реагирует на все внутренние и внешние вызовы времени, а ее лидеры, проявившие некомпетентность либо просто состарившиеся, убираются (демократическим путем или силой) раньше, чем их деятельность нанесет существенный вред стране.
Революция во Франции была неизбежна, она спасла страну от деградации и последующего распада. Отрицать репрессии и перегибы в социальных преобразованиях невозможно, они неизбежны в любых революциях[102] . Тем не менее, якобинцы и Наполеон за 10 лет (с 1789 по 1809 гг.) сделали для современной Франции больше, чем ее короли за 500 предшествующих лет. Спросите самого компетентного историка, что изменилось во Франции, скажем, с 1718 по 1728 год или с 1778 по 1788 год. Он долго будет морщить лоб и ничего вразумительного так и не скажет. Между тем, с 1789 по 1809 год изменилось все: от причесок, одежды и живописи до тактики и стратегии армии. Произошел бурный рост экономики. Страна избавилась от диких обычаев раннего феодализма, начиная от свирепых казней (например, колесованием наказывали за 40 видов преступлений, включая пустячные) и кончая правом первой ночи. Своим административно-территориальным устройством, денежной системой и Национальным банком, орденом Почетного Легиона, метрической системой мер и т.п. современная Франция обязана десяти годам революции, а не тысячелетнему правлению королей.
В 1789 году революция произошла в государстве, состоявшем из дюжины больших провинций, имевших свои парламенты, свои законы, свои системы измерений и даже свои языки (валлонский, бретанский, басконский, гасконский, провансальский, корсиканский диалект итальянского и другие). Провинции эти связывала друг с другом в основном королевская власть. Экономические и культурные связи были весьма слабы. А к 1814 году Франция стала страной с единой экономикой и едиными законами. Употребление местных языков снизилось более чем на порядок.
Что касается внешней политики, то Робеспьер, Баррас и Наполеон делали то же, что Генрих IV, Ришелье и Людовик XIV. То есть они проводили политику, отвечавшую жизненным интересам французского государства. Другое дело, что после 1789 года прикрытием этих интересов служила революционная пропаганда.
В свою очередь монархи Европы воевали с революционной Францией не из-за сословных предрассудков, а исключительно ради национальных интересов своих государств. А вот в качестве пропагандистского прикрытия они использовали сословные предрассудки. Например, Англия десятки лет воевала с Людовиком XIV, Людовиком XV и Людовиком XVI. Неужели в 1793 году англичане так возлюбили французский королевский дом, что ввязались в войну за его реставрацию? Надо ли говорить, что просвещенные мореплаватели воевали за свои интересы. Им нужна была слабая, ограбленная Франция, а королевская или республиканская – это уже вопрос десятый.
Императрица Екатерина II стала одним из главных идеологов интервенции во Францию. Весь мир облетела ее фраза: «дело Людовика XVI есть дело всех государей Европы». После казни короля Екатерина публично плакала, позже она даже заявила, что «нужно искоренить всех французов для того, чтобы имя этого народа исчезло». Надо сказать, она добилась своего, якобинцы повсеместно обличали ее, начиная с Конвента и кончая деревенскими площадями. Карикатуры, где императрица была представлена ультрароялисткой, наводнили Европу. А тем временем мудрая государыня тихо уладила свои дела в Польше и, надо полагать, решила бы в пользу России вопрос с Черноморскими приливами, если бы прожила лет на пять дольше.
Ее взбалмошный и неуравновешенный сын Павел I поначалу в пику покойной матери поначалу решил вообще отказаться от войн. Но затем дал убедить себя, что без его вмешательства порядок в Европе восстановить невозможно, и двинул эскадру Ушакова в Адриатику, армию Суворова – в Италию. Но вскоре выяснилось, что Англия и Австрия играют Россией как марионеткой. Тогда взбешенный Павел прекратил войну с Францией и вступил в переговоры с «узурпатором» Бонопартом.
Спору нет, Павел слишком рьяно взялся за дело и явно поспешил с отправкой казачьего корпуса Платова в Индию. Но в целом политика сближения с Францией соответствовала интересам Российской империи. В свою очередь британское правительство сделало все для того, чтобы вновь стравить Россию с Францией. Дело дошло до того, что английский посол в Петербурге Витворт стал одним из организаторов заговора с целью убийства Павла I.
После смерти Павла на престол вступил его сын Александр I. Перед новым императором возникла дилемма: союз с Наполеоном или участие в очередной антифранцузской коалиции. Александр I предпочел вступить в коалицию с Англией и Австрией. Дореволюционные историки объясняли это приверженностью царя к священным правам легитимизма и т.п., советские историки – заинтересованностью дворянства в торговле с Англией. Хотя уж в чем-чем дворяне, а особенно их жены и дочери, были заинтересованы, так это во французских товарах.
На самом деле решающими оказались два субъективных фактора – влияние «немецкой» партии и честолюбие молодого царя. Матерью Александра была вюртембергская принцесса София Доротея (в православии Мария Федоровна), женой – принцесса Луиза Баденская (в православии получившая имя Елизаветы Алексеевны). Вместе с ними в Россию наехала толпа родственников и придворных. Я уж не говорю о «гатчинских» немцах, которым Павел доверил самые ответственные посты в государстве. Вся это компания настойчиво требовала от Александра вмешательства в германские дела. Еще бы! У одних «русских немцев» были там корыстные интересы, у других на родине от Наполеона пострадали родственники. Сам же Александр был крайне честолюбив и жаждал воинской славы, надеясь, что она покроет позор отцеубийства. Он решил лично предводительствовать войсками, двинувшимися в Германию.
В третью антифранцузскую коалицию вступила и Швеция. Точнее, была насильно втянута ее королем Густавом IV. Он, как и Александр I, нестерпимо жаждал военной славы. Впрочем, у короля имелась вполне материальная цель – захват земель в Померании. Густав IV явно путал XIX век с XVII и всерьез предполагал, что Швеция все еще может вершить судьбы Европы.
2 (14) января 1805 года между Россией и Швецией был заключен союзный договор. Историки считают это датой официального присоединения шведского королевства к третьей коалиции. Однако кампания 1805 года закончилась весьма печально для союзников. 20 ноября 1805 года под Аустерлицем Наполеон вдребезги разбил объединенную русско-австрийскую армию. Императоры Александр I и Франц I позорно бежали с поля боя. Шведы же попытались начать боевые действия в Померании, но вскоре были вынуждены ретироваться.
14 (26) декабря 1805 года Австрийская империя подписала с Францией сепаратный Прессбургский договор, а Пруссия, так ничего и не сделав для третьей коалиции, на следующий день, 15 (27) декабря, заключила союзный договор с Наполеоном. Таким образом, Россия осталась в одиночестве перед Наполеоном.
Казалось бы, самое время Александру I заключить мир с Наполеоном. Ведь Россия была единственной страной Европы, которая с 1798 года воевала с Францией не за свои национальные интересы, а исключительно за местечковые фамильные интересы германской мафии, объединившиеся вокруг ГолштейнТотторпской династии, незаконно носившей фамилию Романовых[103] .
Война европейской коалиции против Французской республики, а затем – против империи Наполеона, являлась подарком судьбы для России, которая получила единственный за тысячелетие шанс обеспечить свою безопасность на юге и на севере без вмешательства Европы. Наиболее важной задачей было установление контроля над Черноморскими проливами, дабы навсегда обеспечить безопасность Причерноморья и Кавказа. Второй важной проблемой было изгнание шведов из Финляндии, чтобы надежно защитить Петербург и Кронштадт.
Екатерина Великая прекрасно это понимала, Александр – нет. В нем взыграло упрямство, и он решил продолжать войну с Наполеоном. Между тем ни в 1805, ни в 1812 году Наполеон не ставил целью присоединение к своей империи хотя бы части России. Мало того, он не хотел даже менять в России систему правления. В 1812 году в Кремле и много раз потом Наполеон говорил, что мог разрушить монархию в России, отменив там крепостное право, но не сделал этого по принципиальным соображениям.
Русскому общество надо было как-то объяснить, зачем гибнут в центральной Европе десятки тысяч русских солдат. Александр I не придумал ничего умнее, чем приказать Священному Синоду объявить Наполеона... антихристом. Народу объявили, что де Наполеон еще в 1799 году в Египте тайно принял мусульманство, и много других занятных вещей. Глупость царя и Синода ужаснула всех грамотных священников. Ведь согласно канонам православной церкви антихрист должен первоначально захватить весь мир, и лишь потом погибнуть от божественных сил, а не от рук людей. Из этого следовало, что сражаться с Бонапартом бессмысленно.
В 1806 году была создана очередная, четвертая по счету антифранцузская коалиция. Англия, как всегда, дала большие деньги, Россия и Пруссия – солдат. Примкнула к коалиции и Швеция. Но теперь Густав IV был умнее. Английские деньги охотно взял, посылать же солдат на континент не спешил.
Война стран четвертой коалиции с Наполеоном кончилась так же, как и войны первой, второй и третьей коалиций. Прусские войска потерпели поражение при Иене и Ауэрштедте, русские – при Фридланде. Французы заняли Берлин и Варшаву и впервые вышли на русскую границу на реке Неман.
Теперь Александру пришлось мириться. Посреди реки, разделявшей французскую армию и остатки разбитой русской армии, французские саперы построили огромный плот с нарядной палаткой. На этом плоту 25 июня 1807 года в 11 часов утра состоялась встреча двух императоров. Наполеон первым обратился к Александру: «Из-за чего мы воюем?» Ответить «лукавому византийцу» было нечем. Еще в 1800 году на докладе Ростопчина напротив слов «Англия вооружила попеременно угрозами, хитростью и деньгами все державы простив Франции» император Павел I собственноручно написал: «И нас грешных».
Подробное изложение обстоятельств и условий заключения Тильзитского мира лежит за рамками данной работы. Поэтому ограничусь сутью требований Наполеона к Александру. Во-первых, как можно меньшее вмешательство России в дела Германии и других западноевропейских государств, во-вторых, разрыв союза с Англией. При этом Наполеон не требовал заключения какого-либо военного союза между империями. Он хотел лишь обеспечить строгий нейтралитет России. Взамен он предлагал Александру решить свои проблемы со Швецией и Турцией.
В первом вопросе Наполеон был абсолютно искренен, во втором – откровенно лукавил. Это понятно, турецкий вопрос сильно задевал национальные интересы Франции. Не менее сильно это касалось и австрийских интересов. А Наполеон в 1807-1808 годы не мог точно установить баланс отношений России и Австрии.
Тем не менее, после Тильзита у Александра I была реальная, почти 100-процентная возможность овладеть Босфором и Дарданеллами. Например, можно было пойти на установление родственного союза с Наполеоном, выдав замуж за него одну из сестер Александра I. Прибавив к этому большую компенсацию Франции за Проливы (Египет, Сирию, Месопотамию и т.д.), можно было настроить французского императора на передачу проливных зон России. Особенно, если учесть сложность положения Наполеона в Испании, волнения в Германии и т.д.
Однако лукавый Александр I начал двойную игру с Наполеоном и не прекратил вмешиваться в германские дела. Это в свою очередь вызвало настороженное отношение к нему Наполеона.
Британский флот как пиратствовал до Тильзитского мира, так продолжал действовать и далее. Просвещенные мореплаватели считали своим врагом любое нейтральное государство в Европе и, соответственно, топили его корабли и жгли прибрежные города. Например, в августе 1807 года внезапному нападению англичан подверглось Датское королевство, которое предпринимало отчаянные попытки остаться в стороне от всех европейских войн.
26 июля 1807 года из Ярмута вышла британская эскадра в составе 25 кораблей, 40 фрегатов и малых судов. За ней несколькими отрядами шла армада из 380 транспортных судов с 20-тысячным десантом. 1 августа британская эскадра появилась в проливе Большой Бельт. 8 августа к наследному принцу-регенту Фредерику[104] явился британский посол Джексон и заявил, что Англии достоверно известно намерение Наполеона принудить Данию к союзу с Францией, что Англия этого допустить не может и что в обеспечение того, что это не случится, она требует, чтобы Дания передала ей весь свой флот и чтобы английским войскам было разрешено оккупировать Зеландию, остров, на котором расположена столица Дании. Принц отказался. Тогда британский флот в течение шести дней бомбардировал Копенгаген, а на берег высадились английские солдаты. Половина города сгорела, в огне погибли свыше двух тысяч его жителей. Командовавший датскими войсками престарелый (72-летний) генерал Пейман капитулировал. Англичане увели весь датский флот, верфи и морской арсенал сожгли. Принц Фредерик не утвердил капитуляцию и велел предать Пеймана военно-полевому суду. Но, увы, это уже не могло помочь Дании.
Российский императорский дом (Голштейн-Тотторпская династия) имел родственные связи с датским и голштинским дворами. Кроме того, Дания уже сто с лишним лет была союзницей России в войнах со Швецией. Поэтому в октябре 1807 года Россия предъявила Англии ультиматум – разрыв дипломатических отношений до тех пор, пока не будет возвращен Дании флот и возмещены все нанесенные ей убытки. Началась вялотекущая англорусская война. Посольства были взаимно отозваны. Указом Сената от 20 марта 1808 года Александр I наложил запрет на ввоз английских товаров в Россию.
Наполеон пришел в ярость, узнав о разрушении Копенгагена. В ответ он решил объявить блокаду Англии (знаменитая «континентальная блокада»). Наполеон предложил России заставить Швецию закрыть ее порты для британских кораблей. 21 января (2 февраля) 1808 года Наполеон отправил письмо Александру I: «Ваше величество прочли речи, говоренные в английском парламенте, и решение продолжать войну до последней крайности. Только посредством великих и обширных средств можем мы достигнуть мира и утвердить нашу систему. Увеличивайте и усиливайте вашу армию. Вы получите от меня всю помощь, какую я только в состоянии вам дать. У меня нет никакого чувства зависти к России; напротив, я желаю ее славы, благоденствия, распространения. Вашему величеству угодно ли выслушать совет от человека, преданного вам нежно и искренне. Вам нужно удалить шведов от своей столицы; вы должны с этой стороны распространить свои границы как можно дальше. Я готов помочь вам в этом всеми моими средствами».