По дороге он забил насмерть разбойника Перифета его же собственной железной палицей. Далее одолел Синиса, побочного сына Посейдона и, привязав его к двум деревьям, разорвал пополам (точно так же, как Синис дотоле поступал с другими). Дочь Синиса Перигуна с первого взгляда влюбилась в Тесея и в положенный срок родила ему сына Меланиппа. После этого Тесей отдал её в жены Эхамиаду Дионею.
Затем в Кроммоне он убил страшного вепря, порождение Тифона и Ехидны. Уничтожил разбойника Скирона, бросив его со скалы в море. Одолел, ударив головой оземь, Керкиона из Аркадии, сына то ли Гефеста, то ли Посейдона. Причем, говорят, не особо мешкая, обесчестил его дочь Алону. В Аттике убил отца Синиса - Полипемона, прозванного Прокрустом.
На берегу реки Нефея сыновья Фитала совершили над ним обряд очищения от крови. Когда он вошел в Афины и проходил мимо храма Аполлона Дельфийского, каменщики на крыше приняли его за девушку и задали неприличный вопрос. Вместо ответа Тесей выпряг быков из повозки и одного быка перебросил через крышу храма. Больше вопросов не поступало.
Медея, узнав Тесея при встрече, испугалась и убедила Эгея отравить якобы чужака-лазутчика аконитом, не говоря о том, чей он сын. Но Эгей узнал свой меч, выбил из рук сына чашу с ядом и устроил в городе всеобщий праздник.
Медея в страхе бежала из Афин, окутав себя волшебным облаком. Брат Эгея Паллант и 50 его сыновей восстали против чужака-пришельца и заявили свои притязания на царский трон. Тесей перебил половину сыновей Палланта, засевших в засаде, после чего Паллант взмолился о пощаде и мире.
Затем Тесей убил свирепого белого быка Посейдона, того самого критского быка, якобы отца Минотавра. Тем не менее, настал час уплаты живой дани. В суде были брошены все жребии (кроме Тесея, которого решил уберечь Эгей), выделены две седмицы юношей и девушек, но Тесей самолично отправился на Крит, пятнадцатым, помимо жребия. Кроме того, он заменил пару девушек двумя женственными юношами, которые, несмотря на внешний вид, были храбры и здравомыслящи.
По совету Дельфийского оракула он принес жертву на берегу Афродите, прося её покровительства. Достигнув Крита, он немедленно схватился с Миносом, который тотчас возжелал силой овладеть Перибеей, будущей матерью Аякса. Минос, сын Зевса, решил испытать Тесея, дескать, сын ли он Посейдона. Он бросил в море свое кольцо с печатью и приказал достать кольцо. Тесей нырнул в море, где побывал в подводном царстве, во дворце нереид (чем не Садко?), получил от нереиды Фетиды золотую корону и необходимое кольцо.
Почти сразу же после этого ложе с героем разделили и Перибея, и Феребея, и даже дочь Миноса Ариадна влюбилась в него с первого взгляда. Она пообещала помочь Тесею, если тот в случае победы над Минотавром на ней женится. Ариадна отдала ему волшебный клубок ниток, врученный ей когда-то Дедалом для путешествия в лабиринт, и наказала, что обратную дорогу он найдет, сматывая нить снова в клубок.
Так и случилось. Тесей прожил потом после расправы над Минотавром долгую жизнь. Ариадна, однако, стала супругой Диониса. А Тесей утешился вначале с Эгной, дочерью Паногия, стал афинским царем после трагической гибели Эгея (став тому причиной - не успел поменять черные паруса на белые), ввел в обиход монеты с изображением быка, принял участие в успешном походе Геракла против амазонок и даже женился на царице-воительнице Антиопе, от которой у него был сын Ипполит. Затем женился при живой-то жене на Федре и ревнивая Антиопа пала в жестокой схватке на свадебном пиру.
Меж тем Ипполит воздвиг новый храм деве-охотнице Артемиде. Аудита решила наказать его и наслала страсть к пасынку его мачехе Федре, которая, не получив от пасынка взаимности, повесилась на дверной раме, оставив мужу лживую записку. Тесей, прочитав записку с огульным обвинением Ипполита в домогательствах мачехи, проклял сына и изгнал его из Афин. Более того, он стал молить Посейдона о смерти Ипполита. Тогда-то белый бык Посейдона, очередной белый бык настиг колесницу Ипполита и сбросил её с обрыва. Запутавшийся в вожжах Ипполит ударился сперва о ствол дерева, а потом о груду камней.
В самое последнее мгновение Артемида - чудом - открыла Тесею всю правду, перенесла его на встречу с умирающим сыном, а потом упросила Асклепия оживить его труп и с её согласия Ипполит до сих пор живет в её священной роще близ озера под именем Вирбия с женой, нимфой Эгерией.
Тесей дружил с лапинами, бился вместе с ними с кентаврами, спускался в Аид вместе с Пирифоем за Персефоной, камнем сидел там вместе со спутником долгое время, наказанный за святотатство, покуда Геракл, пришедший за псом Цербером, не освободил его с разрешения Персефоны.
Ослабевший после многодневных мучений Тесей не смог поддерживать далее порядок в Афинах, покинул город и случайно (в результате бури) попал с кораблем на Скирос, где царь Ликомед заманил его на вершину скалы и столкнул вниз.
Говорят, что во время Марафонской битвы дух Тесея восстал из земли, чтобы воодушевить афинян, и во всеоружии напал на персов. После окончания греко-персидских войн скелет Тесея был перевезен в Афины и помещен в его святилище, где ему приносились жертвы в восьмой день каждого месяца. Ведь он был воистину сыном Посейдона, а праздники Посейдона всегда отмечались восьмого числа каждого месяца, ибо восемь - куб первого из четных чисел символизирует несокрушимую мощь владыки вод.
XIV
Бур черт, сер черт, все одно бес. Не сразу я заметил, что всё больше времени провожу в ванной, Выросший в окраинном поселке провинциального города, взращенный не во дворце, а в бараке, я не то, что элементарного душа, а и просто раковины с вечно подтекающим краном не видел до призыва в армию. Мылся обычно раз в неделю в бане, так и время мерил неделями - от бани до бани. А тут - на старости лет - повезло, выделили квартиру от завода, не подземелье как никак, санузел и ванна раздельные, чистоту наводи - не хочу.
Ну, сначала я это под душем крючился, мочалкой терся, скребся ногтями, а потом стал уставать встоячка. Воды напущу и фыркаю, ровно тюлень, с боку на бок поворачиваюсь, под мышками тру, принюхиваюсь - уже, увы, не запах молодого самца, какой-то кислятиной несет.
Стал я в ванную уже не раз в неделю захаживать, а через три дня, потом и заметить не успел, как полюбил плескаться ежедневно. Точно кровь с себя смывал. Уже и мыла различные перепробовал, пока, наконец, на "Сейфгарде" не остановился. (В детстве-то бруском "Хозяйственного" тёр, мылился, пока глазастая пена не покрывала сплошь, до крупных слез)
Стал закупать специальную пену для ванны, жена взбелебенилась: совсем мужик с глузду съехал. А пена во флаконах подороже шампуня будет, особливо ежели иностранная.
Что там еще, причиндалы всевозможные стал прикупать, первым делом морскую соль, затем стал в ванную и пивко прихватывать, водочку стал тащить, коньячок, если случалось, если деньги позволяли (впрочем, коньячок-то все равно самопальный, все равно "сучок", только чаем подкрашенный) и закусь естественно: бутербродики (о, как их Кроликов грызть любит на халяву, заедая чем-нибудь сладким), пирожки всевозможные, крабовые палочки...
Довелось мне как-то аэрозоля вдохнуть (сосед астмой страдал), и в сочетании с пеной и горячей водой, да ещё с алкоголем придачу такой кайф словил, куда там видюшники, порно мягкое или жесткое...
С той поры (руки-то у меня золотые) смастерил себе из старого противогаза намордник, знай только, аэрозольными баллончиками запасись и меняй вовремя. Стал в ванную точно рыба заныривать. Пузом по эмалированному дну елозю, в щербатую эмаль всматриваюсь, а через противогазные иллюминаторы ни хрена не видно. Мне по возрасту уже то ли две, то ли три диоптрии полагались, да я все ленился, никак до оптики не доходил, опять же деньги на баллончики экономил.
Значит, сначала я часа по три в ванной чалился, а потом уже целую смену, часов восемь отфыркивался от пены. Жена сначала сколопендричала, в дверь постоянно стучала, проверяла, жив ли, не свалил ли меня приступ стенокардии, но, слыша мое бодрое мычание, успокоилась и рукой махнула, лишь как-то в сердцах обронила, мол, давно не мужик, совсем отюленился, отчленился и оморжевался, нерпа стоеросовая. Я все это мимо ушей пустил, хотя в подсознание реплика сия дюже врезалась. Камфора тритэ в амфоре Крита слеплена, сбита в плотный комок, чтобы скорбящим, чтобы болящим лекарь в несчастье мигом помог.
Какие давние-давние, старые стишки. Вообще-то я зело обидчив стал, да и как иначе, все друзья-приятели с возрастом во вкус вошли, так и норовят обойти да объегорить. Вот, скажет, есть такой сантехник Саня Саткин: он, как и коллега его Кроликов, проявляет ко мне все внешние признаки расположения, но как до дела доходит - за копейку удавится. Как же, ведь именно он бедный-разнесчастный, а я - богатый. А все мое богатство лишь в том, что я за любую работу хватаюсь и опять же руки у меня там, где положено, приделаны; все же эти Сани-Коли лодыри несусветные и выжиги, они только побольше "бабок" хотят на блюдечке с голубой каемочкой, "капустки" срубить мечтают, козлы вонючие, но чтобы капустки корешу своему отстегнуть - кишка тонка. Кишка кишке кукиш кажет. Дело до того доходит, что сантехникам этим, словно взаправдашним писателям, гранты понадобятся, Букера-Хрюкера им подавай за умение резинку в кране поменять.
Сколько я этому Саткину (о, он ещё и фамилией своей, благозвучностью её гордится, мне целую лекцию прочел, что в древней Мордовии такие князья водились!) добра сделал, во все Жэки и Рэо его рекомендовал, а он не то что бутылки водки, чашки чаю не поставил, мордовская выжига.
Ну, разве я лично виноват, что газосварщиком вкалываю, что завод наш, несмотря на все пожелания бучайсов и дайгаров никак не банкротится и всё ещё на плаву, даже зарплату платит, больше чем на два месяца не задерживая. И вот недавно в телефонном разговоре вдруг проскальзывает, что Санек-то одну дачку, доставшуюся от тети, что называется, на фу-фу, уже загнал и деньги прожил, а другую сейчас от брата жены оттяпывает, чтобы опять же за "зеленые" пристроить и снова в Англию на полгода махнуть - по обмену сантехническим опытом. У нас в России сейчас только импортное оборудование в ходу, а у него, сами понимаете, свои особенности: резинки тоньше и уже, резьба наоборот и в дюймах, а не в миллиметрах, а главное - в резиновых перчатках работать приручают, даже руководство на семи языках для самоучек-побирушек выпустили - "Ремонт в резиновых перчатках". Причем баба одна сварганила, либералка.
Оказывается, сегодня сантехникам с дем. уклоном мы все должны. По крупному. Не "трешку" как ранее до перверсии, а минимум тридцать "баксов" или "шекелей", ибо родоначальник демаркационной фамилии именно за эту чисто символическую сумму продал душу антихристу, расплатившись пустячком-с, "экземою между бровей".
Впрочем, тьфу на своекорыстного Санька-сантехника, трижды тьфу на его плешивых коллег, надо, прежде всего о своем здоровье печься. А оно у меня явно пошатнулось. Стало правое колено ни с того ни с сего побаливать. Водочные компрессы помогают слабо, всего на полчаса. Правое плечо тоже ноет, и рука плохо подымается, не говоря о прочих членах. И волосы на правой половине головы хуже растут. Видимо, она у меня северная, всегда на север смотрит. Вот до чего доводят левые убеждения, но в СПС я все равно ни ногой. Ни за какие коврижки.
А намедни во время бритья я заметил над кадыком белесовато-синеватые полоски, точно щели в рефрижераторе или оконные жалюзи. Не прошло и недели, как они изъязвились, кожа прохудилась, голос исчез, и я с ужасом понял, что у меня образовались самые настоящие жабры. Это у человеко-быка. Смех, да и только.
Одно хорошо, сейчас не надо противогаз натягивать: вода через щели свободно вливается и выливается, и я в ванной могу нежиться уже часами, не выныривая, нежить пещерная. Лежу себе на спине, смотрю сквозь толщу воды на потолок, на лампочку в глухом матовом абажуре и песенка мурлычу, вроде следующей: "Пусть всегда будет солнце, пусть всегда будет небо, пусть всегда будет ванна, пусть всегда буду я".
А из газеты меня уволили, благодаря наветам Кроликова. А консерваторская девица потерялась в сутеми дней.
XV
Иногда мне чудится, что всё вокруг только сон, что он скоро закончится, и я благополучно выйду из лабиринта. Для этого мне нужно станцевать ритуальный танец "журавль". Танец без музыки, ибо музыка во сне застывает как водяной фонтан зимой, становясь льдом.
Первый лабиринт - конечно же, чрево матери. Только созревший плод может найти выход. Пещера же - чрево земли или вход в него. Я - жалкий зародыш. Быко-человек. Человеко-бык. Митра должен был придти в мир раньше Христа и пришел, но все-таки проиграл свою схватку. Минотавр был принесен в жертву богу-неудачнику и не воскрес. Скотский Христос. Анемон, окропленный кровью зверя.
Я умею только мычать, я не владею человеческой речью. Зато я был обучен чтению и умел писать, но звериные когти не позволяют мне держать стило пальцами. Не позволяют рисовать буквы по египетской бумаге. Наверное, мне следовало бы выцарапывать знаки когтем на воске, но нет у меня под рукой и восковых табличек.
Сыну Эгея предстояла схватка с тремя быками поочередно. Бык земной, бык людской и бык морской. Обманом он проник в лабиринт, обманом из него вышел, не побоявшись ни тьмы, ни огня, ни крови.
Ему помогли боги и бычьи плясуны. Так просто ускользнуть от острых рогов, если знаешь па бычьего танца; надо не выдавать своего страха перед летящими на тебя костяными вилами, острыми рогами и сотворить из смертельного поединка грациозный, исполненный изящества танец. Не сражаться, а играть с быком, танцевать с ним, словно ты его обожаешь, любишь его больше своей жизни...
Минос напрасно носил бычью маску с хрустальными линзами, говорят, он скрывал под ней знаки проказы на лице. В красной длинной ризе он как струя жертвенной крови быстро перетекал по ходам-коридорам своего царского дворца.
Я - его пасынок, перенял лишь внешние царские ухватки, я должен перенять и величавость царской смерти. Боги давно предназначили меня в жертву. Два исхода: свет и тьма, нас сводящие с ума. Два исхода: напороться на бронзовый меч героя-пришельца или же принять сому, выпить крепкий маковый настой, что уносит жизнь во сне, легко и бесшумно, безболезненно.
Посейдон может принять и людской, и конский, и бычий облик. Но я, увы, не Посейдон, я карикатура на водяного царя, пародия на его бычье воплощение. Человеко-бык. Ни рыба, ни мясо.
Мрак. Стук. Шорох. Мрак.
Когда меня заточали в лабиринт, я был пьян. Меня опоили. Я находился в другом измерении. Пьяные сны такие забавные. Мне снилось, что я приехал в Питер и обнаружил, что нет свободных мест ни в одной гостинице, нет другого места для ночлега, нежели Эрмитаж. Правда, я почему-то учитывал такую возможность, и сторожа императорского музея приняли меня благосклонно, ибо я пришел по рекомендации поэта Павла Антокольского, принеся от него записочку, волшебный пропуск в бессмертие, некий пароль. Как же я ошибался, впрочем. Я пытался вспомнить это слово, но во сне воспроизводилось одно мычание. От короля до моли, хоть зрячи, всё - слепы, мы все играем роли по милости судьбы. Приманка ли, обманка трепещет на ветру, и сладко жжется ранка живая поутру. А вечером поглубже уйдя в чужую тень, подумай-ка получше, чем встретить этот день. Зачем я сочинил эти стихи пять лет тому назад? Неужели предчувствовал ролевой зигзаг?
"Мама! Ма-мо-чка!" - пытаюсь я промычать. Но давно отменен матриархат. Надо жить в мире главенствующих мужчин, когда пещера или герой должны быть залиты ритуальной кровью. Звериное число 666 в испуге от миллениума переворачивается с ног на голову, становясь тремя "девятками". Только Пифагор знал тайну данного превращения.
Минос лично довел пятнадцать молодых афинян до входа в лабиринт. Подождал, пока гул их шагов отзвучал в глубине ходов-переходов и ушел, потирая руки. Их даже не придется мыть. Настолько чистые, как и его законотворческая совесть. Шел, посвистывал. Дескать, снова повезло Минотавру. Оторвется, родимый, на славу! Словит кайф.
В действительности же Тесей в своей золотой короне храбро шел впереди. Отсветы золотого литья освещали даже дальние закоулки. И весьма быстро гурьба молодежи оказалась в центре каменной ловушки.
Чудовище дремало на своем волосяном матрасе. Но, почувствовав незнакомый запах молодой свежести и движение воздуха, исходящее от непрошеных гостей, вскочил Минотавр на ноги и потрусил не торопко навстречу пятнадцати голубчикам, плотоядно облизывая массивные надтреснутые губы, привычно выбирая себе первую жертву.
Тесей безжалостно ударил ногой человеко-быка в отвислый живот. Перед Минотавром внезапно как бы зажегся красный свет, он взревел и, выставив рога - копья наперевес, бросился на обидчика.
Тесей ловко исполнил несколько па ритуального танца, уходя от встречного удара, ухватил вражину за рога и легко вскочил ему на загривок. Минотавр растерялся от подобной наглости, заметался, пытаясь сбросить напрошенного седока и растоптать да разорвать его на мелкие кусочки. Но Тесей мертвой хваткой схватил человеко-быка за горло и не выпустил из рук, пока не задушил, не обращая внимания на собственную кровь, фонтанчиками брызнувшую из многочисленных порезов, нанесенных острыми когтями чудовища.
"Ай да Аленький цветочек и хозяин его, чудище заморское!" - подумала бы ключница Пелагея, если бы могла заглянуть через бутылочное горлышко отверстия в куполе лабиринта. А ученый Чихачев-Пропп настрочил бы немедленно очередной том "Историко-метафизические корни богатырского эпоса Древней Мангазеи", да он ещё не родился о ту пору, экая незадача.
Победители Минотавра благополучно выбрались из ужасного узилища, но это, как говорится, другая история. Впереди уже маячила Троянская война, в которой Тесею не удастся поучаствовать из-за вынужденной отсидки в Аиде. Подземелье и через годы не отпустило героя, а только дало отсрочку, передышку.
Естественно, всегда все симпатии зрителей и читателей на стороне победителя, избавителя от урода к тому же. Красавцу Тесею сойдут с рук все последующие выкрутасы, насилия и убийства. Он чуть ли не станет при жизни "Отцом народов", древнегреческим Сталиным, только что не умрет-таки в своей постели, но удостоится, в конце концов, торжественного переноса костей, святилища, маленького мавзолея. Но шанс стать всемирным спасителем от него все-таки ускользнет.
Таким образом, принесение Минотавра в жертву оказалось бессмысленным. И его кровь не очистила мир, не принесла желанного избавления от всеобщей несправедливости, не утвердила повсесердно постулаты добра. Как высказался поэт: "Дело прочно, когда под ним струится кровь!" Так это было непонятно в далеком детстве.
Что ж и мне нечего строить из себя жертву, сетовать на козни Кроликова и Калькевича, новоявленных Розенкранца с Гильдерстерном, они-то, небось, тоже мнят себя невинными агнцами, жертвами рока, хватаются за сердце, отрастив жвала и когти покруче, чем у Минотавра.
Сходи-ка, дружок, на корриду, в крайнем случае, на регби, футбол или хоккей. Кому тавробол, а кому футбол или баскетбол. И пережив эмоциональный катарсис, изгони первобытный стресс. Как и советовал дедушка Фрейд. Меньше будут сниться всякие пакости и мерзости, а если помните, сны - лабиринты проснувшегося подсознания.
Мрак. Стук. Шорох. Мрак.
И так - до очередного пробуждения.
ДИВЕРТИСМЕНТ
Тесей и Минотавр - вот достойная тема для самого изысканного балета. Чем черт не шутит, может уже таковой и имеется. Либретто давно написано, актуальная сценография готова, декорации и малевать не надо: в Греции, как говорится, всё есть.
Впрочем, псевдоаристократы духа и здесь ухмыльнутся, дескать, Миша, не говори красиво, а тем паче серьезно, умствование вредит очарованию. Движениями танцовщика призвано руководить скорее безрассудство, нежели разум.
Не говори, а сделай нам красиво. Хотя бы пируэт. Ведь мы желаем смеяться во время балетов, разговаривать во время трагедий и болтать о галантных свиданиях, автомашинах и ужинах с дамами, присутствуя на комедии. Тем более, когда все почти обзавелись мобильниками.
Так точно, милостивые судари и сударыни. Чувствительность каждого зрителя подвергается со стороны любого представления воздействию, сила которого прямо пропорциональна способности данного зрителя испытывать волнение. Эмоциональность, скажем, поэта и, чувствительность его слушателя весьма редко совпадают. Остается надеяться разве что на чары Аполлона.
Исключение составляет только балет. "Вся наша жизнь - балет", воскликнул самый просвещенный знаток. Торжество действенного танца может превзойти любые ожидания зрителя. Одно па, один жест, одно движение может высказать то, что никак не передать многими словами. "Жест равен для него поступку, и только немота - пароль. Здесь кто-то третий курит трубку и выдувает нам гиньоль. Пропущенный сквозь мясорубку Роден, а может быть, Майоль", - промычал я как-то во время лицезрения скульптур Генри Мура десяток лет тому назад.
Жест - окончательная и выразительнейшая точка языка страстей и эмоций. Что ещё можно собрать с цветов книжных, какую пыльцу? Подлинное искусство, прежде всего, асимметрично и дисгармонично.
Реальная партитура мира додекафонична. Робость нимф и вожделение фавнов несоразмерны. Нимфы, колеблющиеся между желанием и страхом, мужественны не менее фавнов, балансирующих хищной жестокостью и пылкой нежностью. Неважно, что перевесит, важнее сохранить равновесие при дисбалансе. Митра или Христос, прости меня Господи?
Равновесие и устойчивость, противоположения рук и ног, быстрота, легкость, точность движений, непринужденность и блеск отдельных па важны не только в балете, но и на исторической сцене, характеризуя впрочем, опять-таки механическую сторону функционирования человека-машины. Разум, чувство, талант, выразительность - одухотворяют отрепетированную кинетику.
И в наши дни балет явно предпочтительнее оперы. Причем маски давно сброшены (впору вновь надевать!), жесты и мимика фигурантов и фигуранток оживили тривиальный танцевальный сюжет. Впрочем, перечитайте Лукиана, он превосходный специалист не только по разговорам богов, но и по балетологии.
Мгновение - вот соль и душа каждой мизансцены. Возопим же снова по-руссоистки: "К природе! Ближе к природе - и произведения наши станут прекрасными". Тени и контрасты декораций и одежд героев усилят желанный эффект.
Плутарх утверждал, что танец - прежде всего немой разговор. Картины, выраженные посредством движений, - фигур и жестов, число которых может сравниться лишь с числом морских волн в пору зимних приливов. Эдакий водоворот, лабиринт эмоций. Законы единства места, времени и действия здесь (увы или ура?!) неприменимы. Главное - единство и логическая выверенность замысла.
Балет - родной брат вакхической поэмы. Цель поэзии - поэзия, говаривал наш Пушкин, а уж он-то знал всё.
Поэтический дар и богатство воображения требуются не столько сочинителю, сколько благодарному зрителю. Только тогда оживают даже гипсовые, грубо размалеванные маски. Время привнесло лишь одно изменение: древние пользовались руками, мы же пользуемся ногами. Все восточные единоборства основаны, прежде всего, на силе ног. Искусный танцовщик должен уделить больше внимания своим рукам, нежели ногам. Наделив их красноречием, равно как и мимику лица.
Что же до танцевальных позиций, что всем известно, что их пять. Известно также, что у фигурантов и фигуранток икс-образные или дугообразные ноги, что требует искусного сокрытия природного изъяна. Не менее трудно добиться выворотности ног (en dehors), ибо для человека естественно обратное положение (en devans). С ним мы рождаемся и чаще всего умираем.
Каюсь, хореографию лично я изучал чаще по книгам, хотя подлинное впечатление можно получить только в театре, причем находясь лишь в партере, на худший случай в ложе первого яруса. Ни в коем случае не на галерке. Опять глубина предпочтительнее высоты. Все-таки мы же потомки Посейдона. Вот так я оправдываю и маскирую недостаточность своего вестибулярного аппарата.
Умолчу про контрапункт. Признаюсь только, что именно паузы производят самое оглушительное впечатление. Но если злоупотреблять ими, возникнет усталость и апатия.
Надеюсь-таки, что доплывшие до этого абзаца оценят мою субъективность в подражании древним достаточно объективно, ибо довод "Пастернака не читал, но считаю..." сегодня не хиляет.
Стороны, милостивые сударыни и судари, безбоязненно ждут ваших аплодисментов. Я вроде тоже актёр. И маска порой говорит больше, чем лицо. Нелепо не подчиняться суду публики на том лишь основании, что не все читатели умеют сочинять стихи и/или вряд ли необходимо уметь самому выделывать гаргуйяды и антраша, чтобы здраво судить о зрелищах подобного рода. Дух и характер танцев, равно как и литературы понятен без комментариев. Всякий почитает себя совершенством и являет к другим безапелляционность трибунала.
Разные модные словечки, портретики, эпиграммки и мелкие остроты оставим загранице. Пусть уж в Париже возникает мода на претенциозно высокое и/или бесконечно малое: карликов-скрипачей, карликов, актеров, карликовых лошадок и собачек, даже на литературный минимализм.
Мое либретто героико-пантомимного балета давно вами прочитано. Зло посрамлено и покарано, силы добра ликуют, всеобщий праздник незаметно переходит в очередную трагедию повседневности и страшная Медея оттачивает свои чары вдалеке, отнюдь не радуясь чудовищности своих злодеяний. Блаженство влюбленных и радость его свидетелей - подлинный венец произведения. Все радуются прекрасному мгновению. Не отставайте!
Между тем, по разным причинам зороастрийцы чувствуют, что их общность в Ха-Ха веке находится под особой угрозой. Резко упавшая рождаемость сводит на нет численность общин в Бомбее и Гуджарате. Впрочем, процесс-прилив обмирщения угрожает и всем прочим религиям. С другой стороны, парсы пока не приняли в качестве верующих собратьев ни йезидов в Иране и Ираке, ни таджиков в бывшей советской республике Таджикистан. Как говорится, Ахриман не дремлет. Тем не менее, слава Ахуре-Мазде, что первые переводы частей Авесты изданы в Душанбе (1990 г.) и Москве (1993 г.). А в Санкт-Петербурге вышло 3-е, полностью переработанное издание профессора Лондонского университета Мэри Бойс "Зороастрийцы. Верования и обычаи", с которым я и сверил свои сведения и познания.
25 декабря 1999 г. - 3 января 2000 г
Затем в Кроммоне он убил страшного вепря, порождение Тифона и Ехидны. Уничтожил разбойника Скирона, бросив его со скалы в море. Одолел, ударив головой оземь, Керкиона из Аркадии, сына то ли Гефеста, то ли Посейдона. Причем, говорят, не особо мешкая, обесчестил его дочь Алону. В Аттике убил отца Синиса - Полипемона, прозванного Прокрустом.
На берегу реки Нефея сыновья Фитала совершили над ним обряд очищения от крови. Когда он вошел в Афины и проходил мимо храма Аполлона Дельфийского, каменщики на крыше приняли его за девушку и задали неприличный вопрос. Вместо ответа Тесей выпряг быков из повозки и одного быка перебросил через крышу храма. Больше вопросов не поступало.
Медея, узнав Тесея при встрече, испугалась и убедила Эгея отравить якобы чужака-лазутчика аконитом, не говоря о том, чей он сын. Но Эгей узнал свой меч, выбил из рук сына чашу с ядом и устроил в городе всеобщий праздник.
Медея в страхе бежала из Афин, окутав себя волшебным облаком. Брат Эгея Паллант и 50 его сыновей восстали против чужака-пришельца и заявили свои притязания на царский трон. Тесей перебил половину сыновей Палланта, засевших в засаде, после чего Паллант взмолился о пощаде и мире.
Затем Тесей убил свирепого белого быка Посейдона, того самого критского быка, якобы отца Минотавра. Тем не менее, настал час уплаты живой дани. В суде были брошены все жребии (кроме Тесея, которого решил уберечь Эгей), выделены две седмицы юношей и девушек, но Тесей самолично отправился на Крит, пятнадцатым, помимо жребия. Кроме того, он заменил пару девушек двумя женственными юношами, которые, несмотря на внешний вид, были храбры и здравомыслящи.
По совету Дельфийского оракула он принес жертву на берегу Афродите, прося её покровительства. Достигнув Крита, он немедленно схватился с Миносом, который тотчас возжелал силой овладеть Перибеей, будущей матерью Аякса. Минос, сын Зевса, решил испытать Тесея, дескать, сын ли он Посейдона. Он бросил в море свое кольцо с печатью и приказал достать кольцо. Тесей нырнул в море, где побывал в подводном царстве, во дворце нереид (чем не Садко?), получил от нереиды Фетиды золотую корону и необходимое кольцо.
Почти сразу же после этого ложе с героем разделили и Перибея, и Феребея, и даже дочь Миноса Ариадна влюбилась в него с первого взгляда. Она пообещала помочь Тесею, если тот в случае победы над Минотавром на ней женится. Ариадна отдала ему волшебный клубок ниток, врученный ей когда-то Дедалом для путешествия в лабиринт, и наказала, что обратную дорогу он найдет, сматывая нить снова в клубок.
Так и случилось. Тесей прожил потом после расправы над Минотавром долгую жизнь. Ариадна, однако, стала супругой Диониса. А Тесей утешился вначале с Эгной, дочерью Паногия, стал афинским царем после трагической гибели Эгея (став тому причиной - не успел поменять черные паруса на белые), ввел в обиход монеты с изображением быка, принял участие в успешном походе Геракла против амазонок и даже женился на царице-воительнице Антиопе, от которой у него был сын Ипполит. Затем женился при живой-то жене на Федре и ревнивая Антиопа пала в жестокой схватке на свадебном пиру.
Меж тем Ипполит воздвиг новый храм деве-охотнице Артемиде. Аудита решила наказать его и наслала страсть к пасынку его мачехе Федре, которая, не получив от пасынка взаимности, повесилась на дверной раме, оставив мужу лживую записку. Тесей, прочитав записку с огульным обвинением Ипполита в домогательствах мачехи, проклял сына и изгнал его из Афин. Более того, он стал молить Посейдона о смерти Ипполита. Тогда-то белый бык Посейдона, очередной белый бык настиг колесницу Ипполита и сбросил её с обрыва. Запутавшийся в вожжах Ипполит ударился сперва о ствол дерева, а потом о груду камней.
В самое последнее мгновение Артемида - чудом - открыла Тесею всю правду, перенесла его на встречу с умирающим сыном, а потом упросила Асклепия оживить его труп и с её согласия Ипполит до сих пор живет в её священной роще близ озера под именем Вирбия с женой, нимфой Эгерией.
Тесей дружил с лапинами, бился вместе с ними с кентаврами, спускался в Аид вместе с Пирифоем за Персефоной, камнем сидел там вместе со спутником долгое время, наказанный за святотатство, покуда Геракл, пришедший за псом Цербером, не освободил его с разрешения Персефоны.
Ослабевший после многодневных мучений Тесей не смог поддерживать далее порядок в Афинах, покинул город и случайно (в результате бури) попал с кораблем на Скирос, где царь Ликомед заманил его на вершину скалы и столкнул вниз.
Говорят, что во время Марафонской битвы дух Тесея восстал из земли, чтобы воодушевить афинян, и во всеоружии напал на персов. После окончания греко-персидских войн скелет Тесея был перевезен в Афины и помещен в его святилище, где ему приносились жертвы в восьмой день каждого месяца. Ведь он был воистину сыном Посейдона, а праздники Посейдона всегда отмечались восьмого числа каждого месяца, ибо восемь - куб первого из четных чисел символизирует несокрушимую мощь владыки вод.
XIV
Бур черт, сер черт, все одно бес. Не сразу я заметил, что всё больше времени провожу в ванной, Выросший в окраинном поселке провинциального города, взращенный не во дворце, а в бараке, я не то, что элементарного душа, а и просто раковины с вечно подтекающим краном не видел до призыва в армию. Мылся обычно раз в неделю в бане, так и время мерил неделями - от бани до бани. А тут - на старости лет - повезло, выделили квартиру от завода, не подземелье как никак, санузел и ванна раздельные, чистоту наводи - не хочу.
Ну, сначала я это под душем крючился, мочалкой терся, скребся ногтями, а потом стал уставать встоячка. Воды напущу и фыркаю, ровно тюлень, с боку на бок поворачиваюсь, под мышками тру, принюхиваюсь - уже, увы, не запах молодого самца, какой-то кислятиной несет.
Стал я в ванную уже не раз в неделю захаживать, а через три дня, потом и заметить не успел, как полюбил плескаться ежедневно. Точно кровь с себя смывал. Уже и мыла различные перепробовал, пока, наконец, на "Сейфгарде" не остановился. (В детстве-то бруском "Хозяйственного" тёр, мылился, пока глазастая пена не покрывала сплошь, до крупных слез)
Стал закупать специальную пену для ванны, жена взбелебенилась: совсем мужик с глузду съехал. А пена во флаконах подороже шампуня будет, особливо ежели иностранная.
Что там еще, причиндалы всевозможные стал прикупать, первым делом морскую соль, затем стал в ванную и пивко прихватывать, водочку стал тащить, коньячок, если случалось, если деньги позволяли (впрочем, коньячок-то все равно самопальный, все равно "сучок", только чаем подкрашенный) и закусь естественно: бутербродики (о, как их Кроликов грызть любит на халяву, заедая чем-нибудь сладким), пирожки всевозможные, крабовые палочки...
Довелось мне как-то аэрозоля вдохнуть (сосед астмой страдал), и в сочетании с пеной и горячей водой, да ещё с алкоголем придачу такой кайф словил, куда там видюшники, порно мягкое или жесткое...
С той поры (руки-то у меня золотые) смастерил себе из старого противогаза намордник, знай только, аэрозольными баллончиками запасись и меняй вовремя. Стал в ванную точно рыба заныривать. Пузом по эмалированному дну елозю, в щербатую эмаль всматриваюсь, а через противогазные иллюминаторы ни хрена не видно. Мне по возрасту уже то ли две, то ли три диоптрии полагались, да я все ленился, никак до оптики не доходил, опять же деньги на баллончики экономил.
Значит, сначала я часа по три в ванной чалился, а потом уже целую смену, часов восемь отфыркивался от пены. Жена сначала сколопендричала, в дверь постоянно стучала, проверяла, жив ли, не свалил ли меня приступ стенокардии, но, слыша мое бодрое мычание, успокоилась и рукой махнула, лишь как-то в сердцах обронила, мол, давно не мужик, совсем отюленился, отчленился и оморжевался, нерпа стоеросовая. Я все это мимо ушей пустил, хотя в подсознание реплика сия дюже врезалась. Камфора тритэ в амфоре Крита слеплена, сбита в плотный комок, чтобы скорбящим, чтобы болящим лекарь в несчастье мигом помог.
Какие давние-давние, старые стишки. Вообще-то я зело обидчив стал, да и как иначе, все друзья-приятели с возрастом во вкус вошли, так и норовят обойти да объегорить. Вот, скажет, есть такой сантехник Саня Саткин: он, как и коллега его Кроликов, проявляет ко мне все внешние признаки расположения, но как до дела доходит - за копейку удавится. Как же, ведь именно он бедный-разнесчастный, а я - богатый. А все мое богатство лишь в том, что я за любую работу хватаюсь и опять же руки у меня там, где положено, приделаны; все же эти Сани-Коли лодыри несусветные и выжиги, они только побольше "бабок" хотят на блюдечке с голубой каемочкой, "капустки" срубить мечтают, козлы вонючие, но чтобы капустки корешу своему отстегнуть - кишка тонка. Кишка кишке кукиш кажет. Дело до того доходит, что сантехникам этим, словно взаправдашним писателям, гранты понадобятся, Букера-Хрюкера им подавай за умение резинку в кране поменять.
Сколько я этому Саткину (о, он ещё и фамилией своей, благозвучностью её гордится, мне целую лекцию прочел, что в древней Мордовии такие князья водились!) добра сделал, во все Жэки и Рэо его рекомендовал, а он не то что бутылки водки, чашки чаю не поставил, мордовская выжига.
Ну, разве я лично виноват, что газосварщиком вкалываю, что завод наш, несмотря на все пожелания бучайсов и дайгаров никак не банкротится и всё ещё на плаву, даже зарплату платит, больше чем на два месяца не задерживая. И вот недавно в телефонном разговоре вдруг проскальзывает, что Санек-то одну дачку, доставшуюся от тети, что называется, на фу-фу, уже загнал и деньги прожил, а другую сейчас от брата жены оттяпывает, чтобы опять же за "зеленые" пристроить и снова в Англию на полгода махнуть - по обмену сантехническим опытом. У нас в России сейчас только импортное оборудование в ходу, а у него, сами понимаете, свои особенности: резинки тоньше и уже, резьба наоборот и в дюймах, а не в миллиметрах, а главное - в резиновых перчатках работать приручают, даже руководство на семи языках для самоучек-побирушек выпустили - "Ремонт в резиновых перчатках". Причем баба одна сварганила, либералка.
Оказывается, сегодня сантехникам с дем. уклоном мы все должны. По крупному. Не "трешку" как ранее до перверсии, а минимум тридцать "баксов" или "шекелей", ибо родоначальник демаркационной фамилии именно за эту чисто символическую сумму продал душу антихристу, расплатившись пустячком-с, "экземою между бровей".
Впрочем, тьфу на своекорыстного Санька-сантехника, трижды тьфу на его плешивых коллег, надо, прежде всего о своем здоровье печься. А оно у меня явно пошатнулось. Стало правое колено ни с того ни с сего побаливать. Водочные компрессы помогают слабо, всего на полчаса. Правое плечо тоже ноет, и рука плохо подымается, не говоря о прочих членах. И волосы на правой половине головы хуже растут. Видимо, она у меня северная, всегда на север смотрит. Вот до чего доводят левые убеждения, но в СПС я все равно ни ногой. Ни за какие коврижки.
А намедни во время бритья я заметил над кадыком белесовато-синеватые полоски, точно щели в рефрижераторе или оконные жалюзи. Не прошло и недели, как они изъязвились, кожа прохудилась, голос исчез, и я с ужасом понял, что у меня образовались самые настоящие жабры. Это у человеко-быка. Смех, да и только.
Одно хорошо, сейчас не надо противогаз натягивать: вода через щели свободно вливается и выливается, и я в ванной могу нежиться уже часами, не выныривая, нежить пещерная. Лежу себе на спине, смотрю сквозь толщу воды на потолок, на лампочку в глухом матовом абажуре и песенка мурлычу, вроде следующей: "Пусть всегда будет солнце, пусть всегда будет небо, пусть всегда будет ванна, пусть всегда буду я".
А из газеты меня уволили, благодаря наветам Кроликова. А консерваторская девица потерялась в сутеми дней.
XV
Иногда мне чудится, что всё вокруг только сон, что он скоро закончится, и я благополучно выйду из лабиринта. Для этого мне нужно станцевать ритуальный танец "журавль". Танец без музыки, ибо музыка во сне застывает как водяной фонтан зимой, становясь льдом.
Первый лабиринт - конечно же, чрево матери. Только созревший плод может найти выход. Пещера же - чрево земли или вход в него. Я - жалкий зародыш. Быко-человек. Человеко-бык. Митра должен был придти в мир раньше Христа и пришел, но все-таки проиграл свою схватку. Минотавр был принесен в жертву богу-неудачнику и не воскрес. Скотский Христос. Анемон, окропленный кровью зверя.
Я умею только мычать, я не владею человеческой речью. Зато я был обучен чтению и умел писать, но звериные когти не позволяют мне держать стило пальцами. Не позволяют рисовать буквы по египетской бумаге. Наверное, мне следовало бы выцарапывать знаки когтем на воске, но нет у меня под рукой и восковых табличек.
Сыну Эгея предстояла схватка с тремя быками поочередно. Бык земной, бык людской и бык морской. Обманом он проник в лабиринт, обманом из него вышел, не побоявшись ни тьмы, ни огня, ни крови.
Ему помогли боги и бычьи плясуны. Так просто ускользнуть от острых рогов, если знаешь па бычьего танца; надо не выдавать своего страха перед летящими на тебя костяными вилами, острыми рогами и сотворить из смертельного поединка грациозный, исполненный изящества танец. Не сражаться, а играть с быком, танцевать с ним, словно ты его обожаешь, любишь его больше своей жизни...
Минос напрасно носил бычью маску с хрустальными линзами, говорят, он скрывал под ней знаки проказы на лице. В красной длинной ризе он как струя жертвенной крови быстро перетекал по ходам-коридорам своего царского дворца.
Я - его пасынок, перенял лишь внешние царские ухватки, я должен перенять и величавость царской смерти. Боги давно предназначили меня в жертву. Два исхода: свет и тьма, нас сводящие с ума. Два исхода: напороться на бронзовый меч героя-пришельца или же принять сому, выпить крепкий маковый настой, что уносит жизнь во сне, легко и бесшумно, безболезненно.
Посейдон может принять и людской, и конский, и бычий облик. Но я, увы, не Посейдон, я карикатура на водяного царя, пародия на его бычье воплощение. Человеко-бык. Ни рыба, ни мясо.
Мрак. Стук. Шорох. Мрак.
Когда меня заточали в лабиринт, я был пьян. Меня опоили. Я находился в другом измерении. Пьяные сны такие забавные. Мне снилось, что я приехал в Питер и обнаружил, что нет свободных мест ни в одной гостинице, нет другого места для ночлега, нежели Эрмитаж. Правда, я почему-то учитывал такую возможность, и сторожа императорского музея приняли меня благосклонно, ибо я пришел по рекомендации поэта Павла Антокольского, принеся от него записочку, волшебный пропуск в бессмертие, некий пароль. Как же я ошибался, впрочем. Я пытался вспомнить это слово, но во сне воспроизводилось одно мычание. От короля до моли, хоть зрячи, всё - слепы, мы все играем роли по милости судьбы. Приманка ли, обманка трепещет на ветру, и сладко жжется ранка живая поутру. А вечером поглубже уйдя в чужую тень, подумай-ка получше, чем встретить этот день. Зачем я сочинил эти стихи пять лет тому назад? Неужели предчувствовал ролевой зигзаг?
"Мама! Ма-мо-чка!" - пытаюсь я промычать. Но давно отменен матриархат. Надо жить в мире главенствующих мужчин, когда пещера или герой должны быть залиты ритуальной кровью. Звериное число 666 в испуге от миллениума переворачивается с ног на голову, становясь тремя "девятками". Только Пифагор знал тайну данного превращения.
Минос лично довел пятнадцать молодых афинян до входа в лабиринт. Подождал, пока гул их шагов отзвучал в глубине ходов-переходов и ушел, потирая руки. Их даже не придется мыть. Настолько чистые, как и его законотворческая совесть. Шел, посвистывал. Дескать, снова повезло Минотавру. Оторвется, родимый, на славу! Словит кайф.
В действительности же Тесей в своей золотой короне храбро шел впереди. Отсветы золотого литья освещали даже дальние закоулки. И весьма быстро гурьба молодежи оказалась в центре каменной ловушки.
Чудовище дремало на своем волосяном матрасе. Но, почувствовав незнакомый запах молодой свежести и движение воздуха, исходящее от непрошеных гостей, вскочил Минотавр на ноги и потрусил не торопко навстречу пятнадцати голубчикам, плотоядно облизывая массивные надтреснутые губы, привычно выбирая себе первую жертву.
Тесей безжалостно ударил ногой человеко-быка в отвислый живот. Перед Минотавром внезапно как бы зажегся красный свет, он взревел и, выставив рога - копья наперевес, бросился на обидчика.
Тесей ловко исполнил несколько па ритуального танца, уходя от встречного удара, ухватил вражину за рога и легко вскочил ему на загривок. Минотавр растерялся от подобной наглости, заметался, пытаясь сбросить напрошенного седока и растоптать да разорвать его на мелкие кусочки. Но Тесей мертвой хваткой схватил человеко-быка за горло и не выпустил из рук, пока не задушил, не обращая внимания на собственную кровь, фонтанчиками брызнувшую из многочисленных порезов, нанесенных острыми когтями чудовища.
"Ай да Аленький цветочек и хозяин его, чудище заморское!" - подумала бы ключница Пелагея, если бы могла заглянуть через бутылочное горлышко отверстия в куполе лабиринта. А ученый Чихачев-Пропп настрочил бы немедленно очередной том "Историко-метафизические корни богатырского эпоса Древней Мангазеи", да он ещё не родился о ту пору, экая незадача.
Победители Минотавра благополучно выбрались из ужасного узилища, но это, как говорится, другая история. Впереди уже маячила Троянская война, в которой Тесею не удастся поучаствовать из-за вынужденной отсидки в Аиде. Подземелье и через годы не отпустило героя, а только дало отсрочку, передышку.
Естественно, всегда все симпатии зрителей и читателей на стороне победителя, избавителя от урода к тому же. Красавцу Тесею сойдут с рук все последующие выкрутасы, насилия и убийства. Он чуть ли не станет при жизни "Отцом народов", древнегреческим Сталиным, только что не умрет-таки в своей постели, но удостоится, в конце концов, торжественного переноса костей, святилища, маленького мавзолея. Но шанс стать всемирным спасителем от него все-таки ускользнет.
Таким образом, принесение Минотавра в жертву оказалось бессмысленным. И его кровь не очистила мир, не принесла желанного избавления от всеобщей несправедливости, не утвердила повсесердно постулаты добра. Как высказался поэт: "Дело прочно, когда под ним струится кровь!" Так это было непонятно в далеком детстве.
Что ж и мне нечего строить из себя жертву, сетовать на козни Кроликова и Калькевича, новоявленных Розенкранца с Гильдерстерном, они-то, небось, тоже мнят себя невинными агнцами, жертвами рока, хватаются за сердце, отрастив жвала и когти покруче, чем у Минотавра.
Сходи-ка, дружок, на корриду, в крайнем случае, на регби, футбол или хоккей. Кому тавробол, а кому футбол или баскетбол. И пережив эмоциональный катарсис, изгони первобытный стресс. Как и советовал дедушка Фрейд. Меньше будут сниться всякие пакости и мерзости, а если помните, сны - лабиринты проснувшегося подсознания.
Мрак. Стук. Шорох. Мрак.
И так - до очередного пробуждения.
ДИВЕРТИСМЕНТ
Тесей и Минотавр - вот достойная тема для самого изысканного балета. Чем черт не шутит, может уже таковой и имеется. Либретто давно написано, актуальная сценография готова, декорации и малевать не надо: в Греции, как говорится, всё есть.
Впрочем, псевдоаристократы духа и здесь ухмыльнутся, дескать, Миша, не говори красиво, а тем паче серьезно, умствование вредит очарованию. Движениями танцовщика призвано руководить скорее безрассудство, нежели разум.
Не говори, а сделай нам красиво. Хотя бы пируэт. Ведь мы желаем смеяться во время балетов, разговаривать во время трагедий и болтать о галантных свиданиях, автомашинах и ужинах с дамами, присутствуя на комедии. Тем более, когда все почти обзавелись мобильниками.
Так точно, милостивые судари и сударыни. Чувствительность каждого зрителя подвергается со стороны любого представления воздействию, сила которого прямо пропорциональна способности данного зрителя испытывать волнение. Эмоциональность, скажем, поэта и, чувствительность его слушателя весьма редко совпадают. Остается надеяться разве что на чары Аполлона.
Исключение составляет только балет. "Вся наша жизнь - балет", воскликнул самый просвещенный знаток. Торжество действенного танца может превзойти любые ожидания зрителя. Одно па, один жест, одно движение может высказать то, что никак не передать многими словами. "Жест равен для него поступку, и только немота - пароль. Здесь кто-то третий курит трубку и выдувает нам гиньоль. Пропущенный сквозь мясорубку Роден, а может быть, Майоль", - промычал я как-то во время лицезрения скульптур Генри Мура десяток лет тому назад.
Жест - окончательная и выразительнейшая точка языка страстей и эмоций. Что ещё можно собрать с цветов книжных, какую пыльцу? Подлинное искусство, прежде всего, асимметрично и дисгармонично.
Реальная партитура мира додекафонична. Робость нимф и вожделение фавнов несоразмерны. Нимфы, колеблющиеся между желанием и страхом, мужественны не менее фавнов, балансирующих хищной жестокостью и пылкой нежностью. Неважно, что перевесит, важнее сохранить равновесие при дисбалансе. Митра или Христос, прости меня Господи?
Равновесие и устойчивость, противоположения рук и ног, быстрота, легкость, точность движений, непринужденность и блеск отдельных па важны не только в балете, но и на исторической сцене, характеризуя впрочем, опять-таки механическую сторону функционирования человека-машины. Разум, чувство, талант, выразительность - одухотворяют отрепетированную кинетику.
И в наши дни балет явно предпочтительнее оперы. Причем маски давно сброшены (впору вновь надевать!), жесты и мимика фигурантов и фигуранток оживили тривиальный танцевальный сюжет. Впрочем, перечитайте Лукиана, он превосходный специалист не только по разговорам богов, но и по балетологии.
Мгновение - вот соль и душа каждой мизансцены. Возопим же снова по-руссоистки: "К природе! Ближе к природе - и произведения наши станут прекрасными". Тени и контрасты декораций и одежд героев усилят желанный эффект.
Плутарх утверждал, что танец - прежде всего немой разговор. Картины, выраженные посредством движений, - фигур и жестов, число которых может сравниться лишь с числом морских волн в пору зимних приливов. Эдакий водоворот, лабиринт эмоций. Законы единства места, времени и действия здесь (увы или ура?!) неприменимы. Главное - единство и логическая выверенность замысла.
Балет - родной брат вакхической поэмы. Цель поэзии - поэзия, говаривал наш Пушкин, а уж он-то знал всё.
Поэтический дар и богатство воображения требуются не столько сочинителю, сколько благодарному зрителю. Только тогда оживают даже гипсовые, грубо размалеванные маски. Время привнесло лишь одно изменение: древние пользовались руками, мы же пользуемся ногами. Все восточные единоборства основаны, прежде всего, на силе ног. Искусный танцовщик должен уделить больше внимания своим рукам, нежели ногам. Наделив их красноречием, равно как и мимику лица.
Что же до танцевальных позиций, что всем известно, что их пять. Известно также, что у фигурантов и фигуранток икс-образные или дугообразные ноги, что требует искусного сокрытия природного изъяна. Не менее трудно добиться выворотности ног (en dehors), ибо для человека естественно обратное положение (en devans). С ним мы рождаемся и чаще всего умираем.
Каюсь, хореографию лично я изучал чаще по книгам, хотя подлинное впечатление можно получить только в театре, причем находясь лишь в партере, на худший случай в ложе первого яруса. Ни в коем случае не на галерке. Опять глубина предпочтительнее высоты. Все-таки мы же потомки Посейдона. Вот так я оправдываю и маскирую недостаточность своего вестибулярного аппарата.
Умолчу про контрапункт. Признаюсь только, что именно паузы производят самое оглушительное впечатление. Но если злоупотреблять ими, возникнет усталость и апатия.
Надеюсь-таки, что доплывшие до этого абзаца оценят мою субъективность в подражании древним достаточно объективно, ибо довод "Пастернака не читал, но считаю..." сегодня не хиляет.
Стороны, милостивые сударыни и судари, безбоязненно ждут ваших аплодисментов. Я вроде тоже актёр. И маска порой говорит больше, чем лицо. Нелепо не подчиняться суду публики на том лишь основании, что не все читатели умеют сочинять стихи и/или вряд ли необходимо уметь самому выделывать гаргуйяды и антраша, чтобы здраво судить о зрелищах подобного рода. Дух и характер танцев, равно как и литературы понятен без комментариев. Всякий почитает себя совершенством и являет к другим безапелляционность трибунала.
Разные модные словечки, портретики, эпиграммки и мелкие остроты оставим загранице. Пусть уж в Париже возникает мода на претенциозно высокое и/или бесконечно малое: карликов-скрипачей, карликов, актеров, карликовых лошадок и собачек, даже на литературный минимализм.
Мое либретто героико-пантомимного балета давно вами прочитано. Зло посрамлено и покарано, силы добра ликуют, всеобщий праздник незаметно переходит в очередную трагедию повседневности и страшная Медея оттачивает свои чары вдалеке, отнюдь не радуясь чудовищности своих злодеяний. Блаженство влюбленных и радость его свидетелей - подлинный венец произведения. Все радуются прекрасному мгновению. Не отставайте!
Между тем, по разным причинам зороастрийцы чувствуют, что их общность в Ха-Ха веке находится под особой угрозой. Резко упавшая рождаемость сводит на нет численность общин в Бомбее и Гуджарате. Впрочем, процесс-прилив обмирщения угрожает и всем прочим религиям. С другой стороны, парсы пока не приняли в качестве верующих собратьев ни йезидов в Иране и Ираке, ни таджиков в бывшей советской республике Таджикистан. Как говорится, Ахриман не дремлет. Тем не менее, слава Ахуре-Мазде, что первые переводы частей Авесты изданы в Душанбе (1990 г.) и Москве (1993 г.). А в Санкт-Петербурге вышло 3-е, полностью переработанное издание профессора Лондонского университета Мэри Бойс "Зороастрийцы. Верования и обычаи", с которым я и сверил свои сведения и познания.
25 декабря 1999 г. - 3 января 2000 г