Шломо Вульф. Гекуба

"Тут ты можешь быть совершенно спокоен, - наконец, пришел в себя Мирон. - Я
достоверно знаю, что он не только не работает по специальности сейчас, но и
никогда не был при каком-то деле, не считая этих фокусов с теплицами и
стипендиями. Работает таким-то агентом в такой-то фирме и ровным счетом
никому как инженер не интересен. Если этот факт - секрет для твоих новых
российских визави, то это их проблемы. Ты что, побывал в таком-то
институте?" "Наоборот. Я узнал, что нам лучше иметь дело с Беккером, чем с
его бывшими коллегами - обычными надутыми импотентами вроде наших и
амери-канских. Так ты ему за все про все обещал тысячу долларов в месяц?"
"Он сам поставил такое условие. И что?.." "Ничего... Тысячу, так тысячу." "А
как теперь я?" "Что ты так всполошился? В конце концов, ты пока в этот
проект и шекеля своего не вложил. Что тебе терять? Сиди и жди." "А откуда же
ты узнал?.." "Случайные встречи, воспоминания чужой молодости, Мирон. Аль
тид'аг - не беспокойся. Шалом."
***
"Здесь Петр Великий проводил свои знаменитые первые ассамблеи, -
дождался, наконец, гид окончания разговора с Израилем. - На этих
балах-совещаниях про-верялась пригодность самых высокопоставленных лиц.
Главное правило гласило: говорить не по бумажке, а своими словами, дабы дурь
каждого была видна всякому..."
"А когда ты соберешься в Израиль? - агрессивно перебил его Давид. В
последнее время ему без конца встречались евреи, твердо отказавшиеся от
самой мысли об алие - восхождении на родину. - Или тебя тоже Россия
устраивает больше?" "В Израиль? - снял очки гид. - Я предпочитаю
путешествовать транзитом. Без переса-док." "Без... чего?" "Простите... я
сверюсь со словарем... Нет, я сказал правильно." "Правильно на иврите, но
непонятно по сути." "А! Я понял. Так вот. Сегодня из Израиля евреи бегут в
Канаду, Америку, Чехию, Германию. И я хочу в Прагу. Накоплю доллары, куплю
там домик. И поселюсь. Зачем же мне для этого пересад-ка в Израиле?" "Алия,
- строго сказала Батья, - сегодня намного превышает иери-ду. Ежегодно
приезжает..." "И прекрасно. Это не мои проблемы. Только я бы на вашем месте
поинтересовался, кто приезжает, и кто уезжает. Приезжают беженцы с липовыми
еврейскими документами, те, кому на родине жрать нечего, а на вашу страну
наплевать. А уезжают чистокровные евреи в любом поколеньи, которые
стремились к вам всей душой, те, кто ради воссоединения с вами бросил все,
те, ради кого ваша страна собственно и создавалась.. И, спустя несколько
лет, именно им с вами оказалось очень неуютно. Те, кого я встречал в Чехии,
вас вспоминают с ужасом и отвращением." "И ты будешь нас с Батьей так
вспоминать? За что? Мы тебе мало платили?" "Я вас вообще вспоминать не буду.
Я живу пока не в вашей, а в своей стране, работаю. Вы мне за это платите.
Каждый из нас на своем месте. Если мне сегодня в Чехии нравится больше, чем
в России, то это мой каприз свободного гражданина мира, без навязанных мне
идеалов, корней и принципов. Разонравится - вернусь. Ради этого у нас и
произошла контрреволюция. Она породила не совсем то, что меня устраивает, но
дала мне право выбора места под солнцем." "Знаешь, сколько олим процветают в
своей еврейской стране? Кстати, ты сам бывал в Израиле? Или судишь о нем по
словам неудачников?" "Бывал. Встречал и тех, и других. Здесь тоже многим
евреям стало хорошо. И русским. И азербайджанцам. А мне тут хуже, чем мне же
в Чехии." "Далась тебе эта Чехия! Бывали мы и там. Куда ей до Израиля!"
"Возможно. Только мне в Праге понравилось больше." "А голос крови? Ты же
еврей?" "По всем обозримым линиям." "Так твое место у нас!" "Нет, господа!
Вы заняли там и свое, и мое место. И меня вы на мое законное место на
исторической родине никогда и нипочем не пустите. Здесь я еврей и этим
горжусь. С тем и перееду в Прагу. А ваши бывшие земляки, после многолетнего
общения с вами - законченные антисемиты. Я не хочу становиться юдофобом.
Ладно! Итак, Петр Великий считал, что любой государственный чиновник должен
прежде всего знать то дело, на которое он царем поставлен... Вы не
слушаете?"

ГЛАВА ТРЕТЬЯ.

ЧЕЛОВЕКООБРАЗИЕ

1.

"Шалом. Я говорю с господином Алексом Беккером?" "Да." "Мне
рекомендовали к вам обратиться наши с вами общие московские друзья Лидия и
Серж..." "Этого не может быть!" "Как это?" "У меня нет никаких московских
друзей. И немос-ковских тоже. Шалом."
Короткие гудки посреди делового разговора Давид слышал не часто.
Он нажал кнопку повторного вызова.
"Меня зовут Давид Зац, - веско сказал он. - Я неделю назад вернулся из
турис-тической поездки в Россию. И там, на улице такой-то встретился с
Лидией и..." "Этого не было. А если и было, то не имеет ко мне никакого
отношения. Я уже объяснил это вашему референту по-русски, господин Давид
Зац. Готов повторить вам лично по-английски. У нас с вами нет и быть не
может общих друзей. тем более московских. Коль тув - всего доброго."
"Мирон. Твой гений... ну, этот Беккер... Он психически как? Здоров?"
"Вполне? А что?" "Я пытался с ним разговаривать, а он... Мирон, если ты еще
раз бросишь трубку, то со мной можешь больше..."
Идиоты какие-то эти русские! Неприручаемы, как их степные и лесные
волки. И еще жалуются, что не могут найти себя в нашем мире! И мы же, видите
ли, заняли в нашем Израиле их законное место! Неслыханная наглость. Но...
выхода нет. Оформление нефтеносного участка дна идет полным ходом, но мои
права еще не абсолютны. Кроме того, начерта мне этот участок, если Мирон
переориентирует этого психа на другого заказчика. Я никогда в жизни так не
рисковал! Придется взять себя в руки и смирить гордыню.
Давид вздохнул и поднялся из-за стола.
***
"Алекс, - сказал он в мобильник. - Я уже у подъезда вашего дома. Да.
Давид Зац. Я тот самый инвестор, о котором вам говорил Мирон." "В этом вашем
качестве я готов иметь с вами дело, - снизошел Алекс Беккер до разговора с
миллионером. - А то... друзья, да еще общие... Да еще в Москве! Пятый этаж,
направо."
"Позвоните Сержу и Лидии и сами спросите, считают ли они нас с женой
своими друзьями! Я приехал к вам домой только потому, что мне хотелось бы
приобщить и вас к числу своих друзей."
"Давайте к делу, - буркнул Алекс. -. Что вам непонятно в моем проекте.
Мирон сказал, что экспертиза..." "Вы не возражаете, если мы обойдемся далее
без... маклера?" "То есть я передаю свой проект непосредственно вам,
господин Зац?" "Вот именно!" "На тех же условиях? С подписанием у адвоката
договора?" "Нет-нет! О каком договоре вы говорите? О тысяче долларов в
месяц?" "Пожизненно." "Но проект может дать такой эффект, что даже несколько
процентов означают для вас..." "Простите. Никакие проценты от прибыли меня
не интересуют. Это ваше блюдо я уже ел. С приправами из теплой дружбы
семьями. После реализации моей идеи оказывалось, что то ли прибыли вообще не
получено, то ли она есть, но моего "друга" нагрел компаньон, а виноват я,
который этого проходимца и в глаза не видел. И прочие шалости, на которые вы
все так горазды. Итак, мои условия: при любой прибыли от проекта, хоть сотни
миллиардов, вы обязуетесь платить мне одну тысячу долларов в месяц! Одну! В
месяц. Но - платить. Кто бы вас ни нагрел, подставил, ограбил или
переубедил, что моя идея плоха, а его хороша. При нулевой прибыли от наших с
вами усилий мне - тысяча долларов в месяц. При убытках - то же самое. И
никакой дружбы семьями или воспоминаний о моей молодости, которая уж вас-то
совершенно не касается. Вы мне договор и чек-аванс на три месяца, а я вам -
know how. И все мои последующие идеи. Я буду честно работать на вас до тех
пор, пока я вам нужен. Но вы будете мне платить и после того, как я вам буду
больше не нужен. Если эти условия вам подходят, едем тотчас к моему адвокату
и подписываем договор. Вашему адвокату я изначально не верю. Это мы тоже уже
ели! Ваши доверенные лица могут присутствовать при подписа-нии договора, но
я буду подписывать только то, что посоветует мой адвокат."
"Но это же... Вы сами через пару лет, когда станет ясно, что проект
сулит басно-словные прибыли, подадите на меня в суд и ославите на весь мир,
что я вас огра-бил!" "А мы оговорим и этот вариант. Мол, сторона такая-то
при любых прибылях совместного предприятия претензий не имеет. Как и другая
сторона, если проект вылетел в трубу." "Так ведь ни один суд в мире не
поверит, что вы в здравом уме могли подписать миллиардную сделку с такой для
вас прибылью!" "Подпись есть подпись." "А моя совесть?.." "А вот этим мы
вообще объелись. Колом в горле у меня стоит ваша честь и совесть. У всех
разная, но равно грязная." "Я не подпишу такого неравноправного договора.
Моя репутация..." "Бросьте, Зац! Если вас что и смущает, так это опасность
терять по двенадцать тысяч долларов в год, если у вас ничего не получится.
Впрочем, для вас, скорее всего, вообще непривычно четкое обязательство
что-то кому-то платить, а не урвать на халяву. Не подпишете? Я звоню Мирону.
Этот найдет другого. Менее "совестливого"... А никого не найдет, и не надо!
Мне не привыкать."
***
Ваши бывшие земляки, после многолетнего общения с вами, выглядят в той
же Чехии законченными антисемитами, - вспомнил Давид, набирая номер телефона
своего врача.
"Ицик... Да. С сердцем что-то. Нет. Я боюсь тронуться с места. Срочно
выезжай. Диктую адрес..." "Как тебя туда занесло, Дуду? Старайся не
шевелиться. Жди."
***
"Так плюнь ты на него, Дуду, и не теряй здоровья, - Батья едва пришла в
себя после рассказанного. - А эту Наташу я завтра же рассчитаю. Одна свора!
Возьмем арабку. Еще нехватало - перед русскими унижаться!" "Я не разрешаю.
Во-первых, Наташа тут совершенно ни при чем. Во-вторых, постой... А не это
ли мост между мною и этим Алексом? Ты с ней говорила о наших московских
встречах?" "Пыта-лась..." "Что значит, пыталась?" "Она тактично, но твердо
сворачивала разговор." "Зачем же она тогда давала телефон Лидии и передовала
ей с нами письмо?" "Не знаю. Она с тех пор сильно изменилась. Изо всех сил
старается сохранить прежний тон, но так смотрит... словно я ее собираюсь
ударить..." "Странно. И с каких это пор?" "После смерти ее соседки. Марины,
что работала у Дрорит." "Эта... та дура, что выскочила с балкона вниз
головой из-за машканты? О которой была заметка в гезете? Гос-поди! Да у нас
пол-страны живет в долг, все должны кому-нибудь и живут себе припеваючи.
Только в казино просаживаем по всему миру несколько миллиардов в год. Вот уж
действительно - чуждая нация! Ладно, я сам поговорю с Наташей." "Я не
хочу..." "Батья! Она старше меня на пятнадцать лет." "Все равно не надо. Я
умею с ней разговаривать. Я ей поставлю условием..." "А если мы пригласим ее
с мужем в гости. На мацей-шабат. Как друзей. Как мы сидели с ее друзьями в
Москве." "Ты с ума сошел! В Москве мы не пили вино со своей служанкой и с
журналистом этих "русских" газет. Нашел друзей!" "Батья. Мне нужен это
Алекс. Любой ценой. И с максимальным ко мне доверием. Ради этого я готов
взять к себе в мисрад кого и кем угодно. И она не будет больше нашей
служанкой. Если я не приручу Беккера, миллиарды уплывут к другому." "Его
проект такой серьезный?" "Неужели я стал бы так унижаться из-за чего-нибудь
другого? Мои эксперты в один голос, не сговариваясь, считают проект Алекса
исключительно прибыльным. А государственная поддержка! Ведь нефтяная
независимость Запада от арабов это и наша независимость. У Европы и Америки
нет иных причин терпеть арабов, кроме их нефти. А тут мы даем им
альтернативу. А нефтедоллары в казну Израиля! Это же станет основанием для
создания на Ближнем Востоке еврейского Кувейта." "Ну, так дай этому дураку
его тысячу долларов и дело с концом. Начерта нам с ним дружить?" "Я же
сказал тебе! Мне нужны с этим человеком дружеские отношения, чтобы он не
перебежал к конкурентам, как только те пронюхают, чего он стоит со своим
проектом. А путь к взаимному доверию лежит через тех, кому он верил до...
как они это называют в своих газетах, интеллектуальной катастрофы советского
еврейства." "Но если ты подпишешь с ним договор, как он того требует, то он
и так твой." "Во-первых, не в моих правилах платить хоть шекель, не говоря о
долларе до первого чека на мой счет от любого мероприятия. Что значит
платить впрок? Да еще пожизненно. А если он проживет сто двадцать лет? По
двенадцать тысяч в год, это чуть ли не миллион долларов!" "Брось! Они не
живут столько. Загляни на любое кладбище. При той дряни, что они ели и пили,
чем они дышали всю свою поганую жизнь, твой дурак проживет максимум еще лет
пять-десять. Подписывай, Дуду, и не трогай Наташу. Где я найду такую
исполнительную?" "Ты сама сказала - арабку." "Да, они тоже очень
старательные и не строптивые. Но только Наташа уж точно не придет на работу
с ножом или обвязанная взрывчаткой... Русские всем плохи, но они хоть не
террористы." "Можно подумать, что у нас без конца взлетают на воздух виллы.
Я сам найду арабку-христианку. Эти не взрывают своих хозяев. А Наташу я
попробую приручить. Договор договором, а в таком огромном деле нужен не
просто исполнитель, а личный друг... Нет. Я сказал - нет! Это уж мое дело."

2.

"И как ты это объясняешь? Все было бы логичным при той же разнице в
возрасте, но если бы старше был он, а не ты." "Н-не знаю... Отвез в свой
мисрад в отеле, познакомил с сотрудниками. Я думала, он мне предложит там
убирать. Я бы тут же согласилась. Не видеть его отпрысков, не слышать их
голосов и музыки. И вообще легче, хотя тоже два этажа и полно помещений. Но
он зачем-то спросил, знакома ли я с компьютером. Тут же утешил, что это
достаточно просто освоить и поручил меня своей сотруднице. Я действительно
сразу все поняла, даже эта дама изумилась и спросила, как давно я знакома с
программой. На работу на виллу он велел мне больше не приходить. А когда я
спросила, выдаст ли мне письмо об увольнении, чтобы я могла получать
пособие, и компенсацию, то тут же сказал, что я не уволена, а просто
переведена на другую работу." "И что это за работа, Ната?" "Я не поняла.
Пока меня учат азам компьютерной техники. Дали вот эти книжки." "Так что...
мне придется потесниться?" "А вот и нет. Завтра нам привезут "Пентиум"
такой-то." "Не может быть! Это же!.. Я начинаю волноваться за свое
супружество. Шутки шутками... А эта его Тами, она что совсем уродина, что он
ищет ей замену среди дам нашего возраста?" "Что ты! Просто красотка. Ты бы
от нее пришел в восторг. В твоем вкусе. Кстати, ты что, нарочно путаешь их
имена? Она не Тами, не Рути, а Батья." "Какая разница!.. А он сам?" "Ну... и
он очень даже хорош. Рост, вес, глаза, волосы. Не ты, одним словом." "Шутки
в сторону, но я..." "Погоди. Добивать так добивать. Он спросил, есть ли у
меня права. Тут же позвонил учителю вождения и я уже взяла за счет фирмы
первый урок." "А машину мы где возьмем?" "Он даст." "Подарит? Машину? Ты
шутишь?" "Он сказал, что все его сотрудники имеют авто от фирмы." "Так ты
теперь сотрудница фирмы?" "Выходит так..." "И с каким окладом? Надеюсь, не
меньше, чем тебе платила Батья за твои шницели и мытье полов?" "Втрое
больше..." "С ума сойти... А я тебе тогда зачем?" "Ты мне в этом плане и
раньше был незачем, Женечка. Будешь жить спокойнее. За новую книгу сядешь.
Кстати, Давид сказал, что готов спонсировать любую твою новую книгу. И
отдаст перевести на иврит уже выпущенные книги." "Все это звучит, как
нечто... И как ты сама объясняешь метаморфозу. Подобное человекообразие
совершенно несовместимо с образом господина Заца в романе, который мы так
трудно переживаем в последние годы, не так ли?" "Не знаю пока. С ним это
после Москвы. Они там, как оба уверяют, подружились с Лидочкой и Сережей, а
потому..." "А мы-то при чем? Мы даже не переписываемся уже много лет! И
нафиг им московские интеллигенты без связей и денег? Такие как твой Дуду не
проявляют человекообразия и не разбрасываются ставками белых людей по такому
мелкому случаю, как московское затолье. Для подобной конверсии этим монстрам
надо сильно наступить на хвост..." "Давид в последнее время сам не свой.
Батья - воплощенная патока, но смотрит на меня прямо волком..." "Слушай,
Наточка... А так ли мы далеки от истины в своих шуточках по поводу
сексуальных домогательств? Ты вполне еще можешь понра-виться, а что в этом
случае следует делать мне со своими свежеотрощенными рогами?" "Не смешно..."
"Тогда что это все значит?" "Еще не знаю. Но думаю, что в эту субботу станет
яснее. Мы с тобой приглашены на ужин на "моей" вилле. В семь вечера Дуду сам
заедет за нами." "И ты уже согласилась?" "А как я откажу?" "Минуй нас прежде
все печалей..." "И особенно барская любовь. К гневу я как-то всегда была
готова."

3.

"Грубая работа, господин Зац. И ничего у вас не получится. Я к вам не
поеду." "Но почему?" "Скажем, у меня на субботний вечер личные планы. Я
человек свобод-ный, холостой. Меня человек ждет. Дама." "Возьмите и ее с
собой." "Вы меня не поняли, адони. Меня ждет дама, а не собака, на которую
можно надеть намордник и взять на поводок. Эта подобного обращения не
понимает. Русская, знаете ли, женщина. С норовом. И вас любит еще меньше,
чем я, как это ни странно." "Но ваши друзья юности..." "Это их проблемы.
Меня это никак не касается. Если у меня будет настроение с ними встретиться,
то это произойдет в узкой компании. Без посторонних, понятно?"
О! Как же я его сделаю, - скрипнул зубами Давид, - когда он мне больше
не будет нужен! Никакой договор не поможет. Мой Цви умеет обходить любые
договоры... Ты у меня и пятой своей тысячи долларов не увидишь, шит! Надо же
так нагли-чать... Мало того, я на тебя еще и в суд подам. Хороший юрист
всегда найдет, за что. Сегодня же попрошу Цви загнать в договор занозу. Чтоб
ты у меня не только ничего не получил, а все, что до меня имел, отдал мне
же... Над кем издеваться вздумал! Ты будешь, Алекс, всю жизнь вспоминать
этот наш разговор. Ладно. Пока что надо настрополить этих двух олим, как их
там, Джека и Натали, чтобы повлияли на это чудовище с его know how.
***
"Я бы предпочла ужин с вами в ресторане, - Наташа так сильно
волновалась, что Давид едва узнал ее голос. - Мы заплатим половину
стоимости." "Но почему не у нас? - подключилась Батья. - Твой муж против?"
"Мне бы... не хотелось... А почему нельзя нам... поговорить, да?.. в
ресторане?" "Я согласен, - у Давида пока не было иного выхода кроме, как
идти на все условия. - В каком вы с Джеком предпочитаете?" "На ваше
усмотрение, - подал голос Евгений. - Мы полагаемся на ваш вкус, - потеплел,
наконец, и голос Наташи. - Спасибо вам."
***
"Мы словно снова в Москве с вашими друзьями, - сияла своей яркой
улыбкой Батья, когда первые порции вина растопили лед и "русские" перестали
смущаться, бравировать и переглядываться. - Не передать, с какой теплотой мы
вспоминаем ваших друзей. И как благодарны тебе, Натали, что ты дала нам
адрес Лиди и Сер-жа. Я никогда в жизни не испытывала такой сердечности со
стороны едва зна-комых собеседников." "Удивительная раскованность и
искренность, - подхватил Дуду. - А уж рассказ Лидии о ее первой встрече с
Сержем!.." "Моего мужа так поразила твоя фотография того времени, что он
совсем забыл обо мне, - хохотала Батья. - Ты же была просто голливудская
звезда, Лиз Тейлор! Недаром он теперь занялся твоим устройством..."
"А о чем вы в основном пишете? - перевел Давид разговор с опасной темы.
- Небось, о непонимании чуткой русской души черствыми сабрами и старожилами,
о деградации олим-ученых вместо их интеграции? Я как-то прочел в "Ха-арец"
пе-ревод из "русской" газеты. Нелепость на нелепости. Того же мнения об этой
пуб-ликации придерживаются и ученые-олим, которые работают в моей фирме. Они
давным-давно стали нормальными израильтянами, отдыхают в Альпах и забыли
свои галутные комплексы. Все, кто захотел, вписались в наше общество. Вы не
согласны?" "Я не пишу на эту тему, - уклончиво ответил Женя. - В конце
концов, у каждого свое везение и своя биография в Стране." "А о чем вы
пишете? И почему вообще мы тут говорим по-английски, если мы все израильтяне
и ваша жена, Джек, прекрасно говорит на иврите?" "Я не освоил языка, -
смутился Евгений Домбровский. - Так случилось, что мне не пришлось жить и
работать среди ив-ритоязычных." "А кем вы работали в галуте?" "Журналистом."
"В газете с тиражом тридцать миллионов, - небрежно добавила Наташа, и их
собеседники замерли с вилками у рта. - Он был спецкором в Чернобыле и в
Фергане, в Таллине и в Тирасполе. Вам эти названия о чем-то говорят?" "В
России все цикло-пическое... - задумчиво сказал Дуду. - Но... но тридцать
миллионов..." "Ежедневно, - добивала Наташа. - Его газета экспортировалась в
сорок стран мира, включая всю Европу и Штаты. На статьи Евгения Домбровского
ссылался Рональд Рейган! Это был журналист высшей лиги. На уровне Александра
Бовина." "Это тот толстый господин, - пояснила Батья, который сначал ругал
Израиль, а потом поселился здесь в качестве посла и полюбил нас почти так же
крепко, как и Арафата. В ос-новном за мирный процесс Осло." "Я знаю. Джек, а
о чем вы пишете здесь?" "О том же Осло и его последствиях." "С правой или с
левой точки зрения?" "С правой." "Ага. Значит, вы считаете, что поселились в
очередной великой державе, которая должна внушать не доверие, а страх всем
соседям? Что можно утопить в крови весь арабский мир ради кучки религиозных
фанатиков, решивших основать очередное еврейское поселение на чужой земле?"
"Я не считаю поселенцев фана-тиками, а землю, на которой они живут, чужой
для евреев." "Для вас есть хоть один авторитет в нашей культуре?"
"Например?" "Ну, скажем Амос Оз, израиль-ский писатель с мировым именем."
"Предположим..." "Так вот он подчеркивает, что когда еврейским народ
вернулся в свой дом, он не застал его пустым. Если бы мы нашли здесь римлян,
которые изгнали нас отсюда две тысячи лет назад, то у нас была бы хоть
историческая "сатисфакция": они изгнали нас, а мы -их. Но мы встретили
здесь... местных жителей, которые благодаря встрече с нами приобрели вид
народа." "Не народа, а сброда, - возразил Женя. - До начала первой алии в
Эрец-Исраэль жили никакие не арабы, а турки арабского, еврейского и прочих
происхождений. Население было настолько мизерным, что Марк Твен и Бунин
описывают Палестину нищей пустыней. Когда евреи стали превращать безлюдный
край в цветущий сад, появились рабочие места для арабов окрестных стран. Так
что еще неизвестно, кто был дома, а кто навязался в незванные сожители. Нет
документов о захвате евреями в Палестине арабских земель, так как таковых
здесь не было и быть не могло. Были турецкие и британские, которые евреи
законным образом покупали. Документально доказано другое: после законного
международ-ного раздела Палестины евреи признали право арабов на
предоставленную им часть, а те - нет! И до сих пор не согласны жить вместе с
нами ни на соседней улице, ни за любым забором. Только вместо нас, но с
нашим имеществом в качестве военного трофея. В этом я вижу корень конфликта,
а не в поселениях, ни одно из которых не построено, кстати, вместо
какого-либо арабского села. Зато арабы всегда строили свои города и
возводили свои мечети не рядом, а вместо чужих городов и святынь".
Дуду даже вспотел от возмущения. Опровержение любимого классика и гуру
наг-лым пришельцем было неожиданным и оскорбительным.
"А что вы думали по этому поводу двенадцать лет назад, когда жили в
Москве? - глухо произнес он. - У вас были такие же оправдания политики
насильственного поселенчества на оккупированных территориях вашего
стратегического союзника? Или вы считали это попранием суверенных прав
дружественного палестинского народа?" "Я тогда только постигал азы сионизма,
- тотчас смутился бывший борец идеологического фронта партии с его
пером-штыком. - И ничего по этому поводу не думал." "А Дуду в эти же годы
охранял поселенцев от палестинцев и наоборот, - брала реванш Батья. -
Возвращал захваченные сирийцами Голанские высоты, изгонял Арафата из Ливана,
выполнял специальные задания за границей. Как вы думаете, кто из нас сегодня
имеет больше прав на авторитетное мнение?" "Мне кажется, - хотя Наташа еще
смущалась в присутствии своих хозяев в такой неестественной ситуации, как
дружеский ужин на равных, но не в ее правилах было оставлять мужа наедине с
любым противником, - что, официально предоставив нам гражданство, Израиль
дал нам равные с вами права судить о его политике и влиять на нее своими
голосами... Или мы живем по Оруэллу, когда все равны, но Дуду равнее Жени?"
"Чем вы и поспешили воспользоваться, - лицо Батьи наконец-то приняло
привычное жесткое выражение вместо сладкой патоки, из которой оно было
слеплено по настоянию грозного супруга, до беспримерно наглого замечания
служанки. - И навязали нам тот кошмар, который настал после победы правых на
выборах!" "Это не совсем так, - спасал положение Давид. - Наташа права,
что..." "Я чувствую, что с некоторых пор она для тебя теперь навеки будет
права! - совсем потеряла контроль над собой вышколеленная вроде бы супруга
миллионера и генерала. - Но и я остаюсь при своем мнении: у нас украли
страну! Увели из-под носа, угнали, как незастрахованный автомобиль. Мы
больше у себя дома ничего не значим и не решаем. И вот теперь и в своей
семье я..."
"Подождите, - воскликнул Евгений. - По-моему там очередной кошмар.
Общий для верных и неверных. Давайте-ка подойдем к телевизору..."
Все столики в ресторане, кроме того, за которым был такой острый спор,
были уже пусты - посетители молча стояли у экрана.
"Где?" - тихо спросил Женя у старика в кипе. "Иерусалим, - глухо
ответил он. - В самом сердце нашей столицы. Они пришли туда с детьми, как мы