В двенадцать часов дня Зароков вернулся домой. Дембовичу не терпелось поговорить.
– Вы позволите мне задать вопрос? – еле дождавшись, пока Зароков разденется, спросил он.
– Сколько угодно.
Зароков пошел в кухню, налил в чашку остывшего крепкого чая, выпил, сел к столу на круглую табуретку.
Дембович устроился напротив.
– Думаю, вы не хотите встречаться с этой женщиной.
– Я-то не хочу. Она хочет.
– Но это же невозможно!
– Конечно, невозможно, – согласился Зароков. – Может, вы сумеете ее отговорить?
Дембовичу было не до шуток.
– Довольно вам паясничать… Вы же должны что-то предпринимать!
– В другое время, дорогой Дембович, я бы сказал, что вы вмешиваетесь в чужие дела. Но сейчас ваше благополучие для меня так же дорого, как и мое для вас. Или я ошибаюсь, или у вас есть предложения?
Дембович коротко вздохнул и, решившись, сказал:
– Я знаю, как найти Леонида Круга.
Зарокову не надо было долго думать, чтобы по достоинству оценить ход мыслей Дембовича. Идея, возникшая в седой голове старого пройдохи, устраивала его во всех отношениях. Круг в обмен на обязательство переправить его за кордон пойдет, пожалуй, на что хочешь. Да ему можно и просто приказать. Ведь он не знает, какие инструкции на его счет получил Надежда. А провалится – туда и дорога. Болтать он не будет. А центр если что-нибудь и узнает, то не от Надежды.
– Где он сейчас? – спросил Зароков.
– Работает киномехаником в рабочем клубе, в поселке на седьмом километре. – Дембович видел, что его идея одобрена, и постепенно успокаивался.
– Поддерживали с ним связь?
– Нет.
Зароков и это, безусловно, одобрял.
– Как обнаружили?
– Я встретил его там же, в клубе, лет шесть… позвольте… да, шесть лет назад. Я работал тогда инструктором областного управления культуры, часто ездил по клубам. Мы не разговаривали, но он дал мне знак, что узнал и помнит. Прошлым летом я ездил на седьмой километр, показывался ему, но не разговаривал, даже не подходил близко.
– Где живет, знаете?
– Да, я проследил. По-моему, у него семья…
Зароков минуту подумал.
– Вот что, Дембович, я вижу, взаимных объяснений не требуется. Надо действовать, и немедленно. Вы сейчас же поедете на этот седьмой километр, найдете Круга. Опасаться и слишком осторожничать, пожалуй, нет нужды. Он давно очистился. Поговорите. Прощупайте его – может ли он снова взяться за дело. Обо мне пока – ничего. Даже и намеков не надо. Само ваше появление будет лучшим намеком. На прощанье скажите, что очень скоро увидитесь опять.
…Через час Дембович приехал в электричке на седьмой километр. Клуб оказался на замке. В квартире, где жил Круг, Дембович нашел лишь парнишку лет двенадцати – это был сын соседей Круга. Мальчик сказал Дембовичу, что тетя Поля как ушла утром на работу, так и не приходила, что дядя Леня приходил домой обедать, а после обеда, всего с полчаса назад, поехал в город на базу кинопроката за новой картиной. Мальчик объяснил, что всегда спрашивает у дяди Лени, какое будет кино. На этот раз дядя Леня сказал ему, что на сегодняшний фильм дети до шестнадцати лет не допускаются. Он и название сказал, но мальчик не запомнил, – зачем же запоминать, раз не допускаются?
Приехав в город, Дембович сел в трамвай-двойку, чтобы добраться до базы кинопроката, – адрес ему был известен. Дембович очень спешил, очень хотелось поскорее увидеть Круга, и ему повезло. Не промаячив и четверти часа перед воротами базы, возле которых стояли два пикапа-«Москвича», он увидел того, кого искал. Леонид Круг, низкорослый, широколицый, появился из проходной с двумя большими кубическими жестяными коробками в руках. Оттого, что был в стеганой телогрейке, он и сам казался кубическим. Поставив коробки в кузов бежевого пикапа, он огляделся, ища своего шофера. Дембович в этот момент двинулся через дорогу, и Круг обратил на него внимание. Приблизившись, Дембович сказал:
– Товарищ, вы не с седьмого километра?
– С седьмого.
– То-то, я вижу, как будто знакомый пикапчик. – Заметив подходящего к ним шофера, он спросил у Круга: – Не подбросите?
– Нужно хозяина попросить, – сказал Круг и повернулся к шоферу:
– Вот тут земляк с нашего седьмого в пассажиры набивается, ты не против?
Шофер, сердитый высокий дяденька, которому в кабине «Москвича», наверное, было очень тесно, отпер дверцу, закинул ногу в кабину и буркнул неприветливо:
– Я-то не против… Замерзнет старик в кузове.
Киномеханик сказал:
– Ну, ничего, я для компании тоже в кузов сяду, чтобы не обидно одному…
– Тут ерунда ехать… – добавил Дембович.
– Дело ваше, – захлопнув дверцу, закончил переговоры шофер.
С первой минуты, как только они уселись рядом спиной к ветру и машина тронулась, Дембович приступил к делу. Ему было легко начать, ибо он ясно видел: Леонид Круг настолько рад этой встрече, что еле сдерживает себя, чтобы не кинуться в объятия. Прощупывать было решительно ни к чему. Путь был недалекий. Через десять минут у переезда через железную дорогу Дембович сошел. Прежде чем постучать по кабине, он спросил у Круга, как лучше всего найти его в скором времени, чтобы поговорить более обстоятельно. Круг сказал, что удобнее прийти, как стемнеет, к нему в кинобудку. Помощника он всегда сумеет выставить, благо у того по вечерам частенько бывают назначены свидания. Дембович может прийти в любой день, кроме понедельника. В понедельник – выходной. На том они и расстались…
Дембович застал Зарокова дома, тот лежал на кровати поверх одеяла и курил. У него была, как всегда, намечена встреча с Марией, но сейчас не до свиданий, и, проводив Дембовича на седьмой километр, Михаил сходил к телефонам-автоматам, позвонил Марии в парк и сказал, что сегодня прийти не сможет, а почему – объяснит при встрече…
Внимательный Дембович сразу заметил валявшийся на полу рядом с пепельницей лист бумаги, похожий на телеграмму. Он подошел ближе. Это и была телеграмма.
– От нее?
Зароков кивнул.
– Можно?
Дембович прочел: «Миша дорогой какая радость не дождусь встречи срочно позвони любое время суток жду целую тебя крепко обнимаю твоя сестра Нина». И в конце два телефона – рабочий и домашний. Зароков не дал Дембовичу высказать свои комментарии по этому поводу, он начал расспрашивать его о Круге.
После девяти вечера Зароков отправился на переговорный пункт. Он разговаривал с Ниной ровно пять минут и вышел из жаркой, душной кабины взъерошенный и потный. Вернувшись домой, Михаил счел излишним передавать Дембовичу содержание этого разговора. Да, собственно, и нечего было передавать – так, маловразумительный обмен бессвязными репликами, неудивительный между людьми, которые не виделись двадцать лет…
Глава 12
Глава 13
Глава 14
– Вы позволите мне задать вопрос? – еле дождавшись, пока Зароков разденется, спросил он.
– Сколько угодно.
Зароков пошел в кухню, налил в чашку остывшего крепкого чая, выпил, сел к столу на круглую табуретку.
Дембович устроился напротив.
– Думаю, вы не хотите встречаться с этой женщиной.
– Я-то не хочу. Она хочет.
– Но это же невозможно!
– Конечно, невозможно, – согласился Зароков. – Может, вы сумеете ее отговорить?
Дембовичу было не до шуток.
– Довольно вам паясничать… Вы же должны что-то предпринимать!
– В другое время, дорогой Дембович, я бы сказал, что вы вмешиваетесь в чужие дела. Но сейчас ваше благополучие для меня так же дорого, как и мое для вас. Или я ошибаюсь, или у вас есть предложения?
Дембович коротко вздохнул и, решившись, сказал:
– Я знаю, как найти Леонида Круга.
Зарокову не надо было долго думать, чтобы по достоинству оценить ход мыслей Дембовича. Идея, возникшая в седой голове старого пройдохи, устраивала его во всех отношениях. Круг в обмен на обязательство переправить его за кордон пойдет, пожалуй, на что хочешь. Да ему можно и просто приказать. Ведь он не знает, какие инструкции на его счет получил Надежда. А провалится – туда и дорога. Болтать он не будет. А центр если что-нибудь и узнает, то не от Надежды.
– Где он сейчас? – спросил Зароков.
– Работает киномехаником в рабочем клубе, в поселке на седьмом километре. – Дембович видел, что его идея одобрена, и постепенно успокаивался.
– Поддерживали с ним связь?
– Нет.
Зароков и это, безусловно, одобрял.
– Как обнаружили?
– Я встретил его там же, в клубе, лет шесть… позвольте… да, шесть лет назад. Я работал тогда инструктором областного управления культуры, часто ездил по клубам. Мы не разговаривали, но он дал мне знак, что узнал и помнит. Прошлым летом я ездил на седьмой километр, показывался ему, но не разговаривал, даже не подходил близко.
– Где живет, знаете?
– Да, я проследил. По-моему, у него семья…
Зароков минуту подумал.
– Вот что, Дембович, я вижу, взаимных объяснений не требуется. Надо действовать, и немедленно. Вы сейчас же поедете на этот седьмой километр, найдете Круга. Опасаться и слишком осторожничать, пожалуй, нет нужды. Он давно очистился. Поговорите. Прощупайте его – может ли он снова взяться за дело. Обо мне пока – ничего. Даже и намеков не надо. Само ваше появление будет лучшим намеком. На прощанье скажите, что очень скоро увидитесь опять.
…Через час Дембович приехал в электричке на седьмой километр. Клуб оказался на замке. В квартире, где жил Круг, Дембович нашел лишь парнишку лет двенадцати – это был сын соседей Круга. Мальчик сказал Дембовичу, что тетя Поля как ушла утром на работу, так и не приходила, что дядя Леня приходил домой обедать, а после обеда, всего с полчаса назад, поехал в город на базу кинопроката за новой картиной. Мальчик объяснил, что всегда спрашивает у дяди Лени, какое будет кино. На этот раз дядя Леня сказал ему, что на сегодняшний фильм дети до шестнадцати лет не допускаются. Он и название сказал, но мальчик не запомнил, – зачем же запоминать, раз не допускаются?
Приехав в город, Дембович сел в трамвай-двойку, чтобы добраться до базы кинопроката, – адрес ему был известен. Дембович очень спешил, очень хотелось поскорее увидеть Круга, и ему повезло. Не промаячив и четверти часа перед воротами базы, возле которых стояли два пикапа-«Москвича», он увидел того, кого искал. Леонид Круг, низкорослый, широколицый, появился из проходной с двумя большими кубическими жестяными коробками в руках. Оттого, что был в стеганой телогрейке, он и сам казался кубическим. Поставив коробки в кузов бежевого пикапа, он огляделся, ища своего шофера. Дембович в этот момент двинулся через дорогу, и Круг обратил на него внимание. Приблизившись, Дембович сказал:
– Товарищ, вы не с седьмого километра?
– С седьмого.
– То-то, я вижу, как будто знакомый пикапчик. – Заметив подходящего к ним шофера, он спросил у Круга: – Не подбросите?
– Нужно хозяина попросить, – сказал Круг и повернулся к шоферу:
– Вот тут земляк с нашего седьмого в пассажиры набивается, ты не против?
Шофер, сердитый высокий дяденька, которому в кабине «Москвича», наверное, было очень тесно, отпер дверцу, закинул ногу в кабину и буркнул неприветливо:
– Я-то не против… Замерзнет старик в кузове.
Киномеханик сказал:
– Ну, ничего, я для компании тоже в кузов сяду, чтобы не обидно одному…
– Тут ерунда ехать… – добавил Дембович.
– Дело ваше, – захлопнув дверцу, закончил переговоры шофер.
С первой минуты, как только они уселись рядом спиной к ветру и машина тронулась, Дембович приступил к делу. Ему было легко начать, ибо он ясно видел: Леонид Круг настолько рад этой встрече, что еле сдерживает себя, чтобы не кинуться в объятия. Прощупывать было решительно ни к чему. Путь был недалекий. Через десять минут у переезда через железную дорогу Дембович сошел. Прежде чем постучать по кабине, он спросил у Круга, как лучше всего найти его в скором времени, чтобы поговорить более обстоятельно. Круг сказал, что удобнее прийти, как стемнеет, к нему в кинобудку. Помощника он всегда сумеет выставить, благо у того по вечерам частенько бывают назначены свидания. Дембович может прийти в любой день, кроме понедельника. В понедельник – выходной. На том они и расстались…
Дембович застал Зарокова дома, тот лежал на кровати поверх одеяла и курил. У него была, как всегда, намечена встреча с Марией, но сейчас не до свиданий, и, проводив Дембовича на седьмой километр, Михаил сходил к телефонам-автоматам, позвонил Марии в парк и сказал, что сегодня прийти не сможет, а почему – объяснит при встрече…
Внимательный Дембович сразу заметил валявшийся на полу рядом с пепельницей лист бумаги, похожий на телеграмму. Он подошел ближе. Это и была телеграмма.
– От нее?
Зароков кивнул.
– Можно?
Дембович прочел: «Миша дорогой какая радость не дождусь встречи срочно позвони любое время суток жду целую тебя крепко обнимаю твоя сестра Нина». И в конце два телефона – рабочий и домашний. Зароков не дал Дембовичу высказать свои комментарии по этому поводу, он начал расспрашивать его о Круге.
После девяти вечера Зароков отправился на переговорный пункт. Он разговаривал с Ниной ровно пять минут и вышел из жаркой, душной кабины взъерошенный и потный. Вернувшись домой, Михаил счел излишним передавать Дембовичу содержание этого разговора. Да, собственно, и нечего было передавать – так, маловразумительный обмен бессвязными репликами, неудивительный между людьми, которые не виделись двадцать лет…
Глава 12
Последствия визита участкового
Контрразведчикам, взявшимся за осуществление плана с очень дальним прицелом, приходится ни на секунду не забывать о психологических особенностях человеческой натуры.
Разведчик, если даже он ничего не делает, всегда имеет повод для беспокойства. Но, бездействуя долгое время, он может постепенно успокоиться. Правда, это будет пассивное, если можно так выразиться, полусонное спокойствие. Оно непрочно и неглубоко и может развеяться от малейшей, даже ложной, тревоги.
Только то спокойствие надежно и прочно, которое выработалось путем многочисленных проверок в серьезных испытаниях. Опытный разведчик не пропускает ни одной возможности проверить обстановку, он даже сам искусственно создает такие возможности – конечно, в пределах разумного.
Надежда, после того как устроился в таксомоторный парк, словно впал в зимнюю спячку, и, по всей видимости, надолго. Это не устраивало советских контрразведчиков. Лучше было бы, если бы он активизировался. Вот почему участковый уполномоченный имел удовольствие сообщить Зарокову столь радостную весть, что сестра его нашлась, хоть хорошо было известно, что он и не собирался ее искать.
Спустя два часа после телефонного разговора Нины Александровны с Михаилом в квартире Воробьевых – это была отдельная двухкомнатная квартира – раздался звонок. Открыв дверь, Нина Александровна увидела незнакомого молодого человека.
– Разрешите войти? – очень вежливо и вместе с тем несколько официально сказал он.
Молодой человек достал из кармана удостоверение личности, показал его Нине Александровне и спросил:
– Где нам с вами можно поговорить наедине?
Нина Александровна пригласила в комнату.
У Нины Александровны были все основания удивляться, когда сотрудник органов госбезопасности, попросив извинения за то, что не может ничего объяснить подробно, изложил причину своего появления. Он сказал, что человек, который прислал телеграмму и с которым два часа назад она говорила по телефону, не брат ей. Но если она когда-нибудь встретится с ним, она должна постараться сделать вид, что узнала в нем брата. Сыграть эту маленькую, но очень важную роль ей будет не так-то просто и легко. Двадцать лет надеяться и ждать, получить телеграмму, услышать, хотя бы издалека, голос того, кого ждешь, испытать радость, а потом вот здесь, сейчас, выслушивать подобные вещи – это очень тяжело…
Пока он говорил, Нина Александровна успела отчетливо сообразить лишь одно: с ее братом Михаилом случилось что-то серьезное. Она готова была услышать самое худшее. Поглядев на нее внимательно, сотрудник госбезопасности продолжал:
– Вы, безусловно, понимаете, Нина Александровна, приносить людям такие вести никому не хочется, но у нас есть основания полагать, что ваш брат Михаил Зароков, если даже он еще жив, вряд ли объявится теперь. Мою задачу немного облегчает то, что вы ведь еще в сорок пятом году получили извещение о Михаиле… Что он пропал без вести…
Нина Александровна провела ладонями по лицу, глубоко вздохнула.
– Мне сейчас кажется, что я чего-то такого ожидала… – заговорила она. – Сказать по правде, в последний раз я давала заявление в милицию о розыске Михаила просто на всякий случай, без особых иллюзий… И муж не раз говорил, что напрасно я все это… И вдруг получила телеграмму, потом звонок… Похоже на рождественский рассказ… Мне и радостно было, и как-то странно…
– Мы надеялись, что вам должно показаться если и не странно, то как-то уж очень неправдоподобно. – Он окончательно освободился от сковывавшего его чувства виноватости перед этой спокойной и, как видно, немало пережившей женщиной. – Но все же сегодня вашим нервам досталось… Мы просим у вас извинения.
– Ничего, – сказала Нина Александровна. Ей уже хотелось подбодрить молодого человека. Она сумела заметить, как трудно дается ему этот разговор. – Я понимаю, что так нужно.
Напоследок он заверил ее, что она не должна испытывать беспокойства. Мужу надо все объяснить.
– И попросите его, как я прошу вас, никому не говорить о моем посещении и о теме нашей беседы.
– Ну, конечно. Это понятно.
А для Надежды визит участкового имел и еще одно последствие.
Леонид Круг, которого предприимчивый Дембович, сам того не ведая, ввел в поле зрения органов госбезопасности, очень заинтересовал советских контрразведчиков. За короткий срок была проведена большая работа. Она началась через несколько минут после того, как киномеханик рабочего клуба в поселке на седьмом километре, открутив последний вечерний сеанс, запер на висячий замок свою кинобудку и отправился домой, а окончилась утром следующего дня. В эту ночь не спали многие работники органов госбезопасности и вместе с ними два летчика. Но зато к утру был собран обширный материал. Дактилоскопическая экспертиза установила полную идентичность отпечатков пальцев, взятых с предметов, которыми пользовался киномеханик, и тех отпечатков, которые были с величайшим трудом добыты с некоторых предметов отнюдь не домашнего обихода после разгрома боевки в 1949 году и, как предполагалось, принадлежали матерому бандиту, сумевшему скрыться и с тех пор безуспешно разыскиваемому. Беспокойство Надежды начинало давать плоды…
Можно было с немалой степенью вероятности предположить, что появление на горизонте мнимого Зарокова его сестры и неожиданное желание Дембовича увидеть Круга находятся в прямой связи.
Леонид Круг сам по себе такая фигура, что советские контрразведчики не могли позволить Надежде пожертвовать им в какой-нибудь комбинации, связанной с появлением сестры, – это было бы по меньшей мере нерасчетливо. Круг мог еще сыграть и более серьезную роль. Надо было заставить Надежду искать другие пути, возможно, иных людей, еще неизвестных органам госбезопасности. Необходимо было принудить Надежду вытряхнуть до конца его резервы.
Именно поэтому случилось так, что на следующее утро к Кругу зашла заведующая клубом. Она приказала явиться к ней в кабинет за командировкой. Киномеханика посылали на курсы повышения квалификации. Он не удивился – это уже бывало.
Разведчик, если даже он ничего не делает, всегда имеет повод для беспокойства. Но, бездействуя долгое время, он может постепенно успокоиться. Правда, это будет пассивное, если можно так выразиться, полусонное спокойствие. Оно непрочно и неглубоко и может развеяться от малейшей, даже ложной, тревоги.
Только то спокойствие надежно и прочно, которое выработалось путем многочисленных проверок в серьезных испытаниях. Опытный разведчик не пропускает ни одной возможности проверить обстановку, он даже сам искусственно создает такие возможности – конечно, в пределах разумного.
Надежда, после того как устроился в таксомоторный парк, словно впал в зимнюю спячку, и, по всей видимости, надолго. Это не устраивало советских контрразведчиков. Лучше было бы, если бы он активизировался. Вот почему участковый уполномоченный имел удовольствие сообщить Зарокову столь радостную весть, что сестра его нашлась, хоть хорошо было известно, что он и не собирался ее искать.
Спустя два часа после телефонного разговора Нины Александровны с Михаилом в квартире Воробьевых – это была отдельная двухкомнатная квартира – раздался звонок. Открыв дверь, Нина Александровна увидела незнакомого молодого человека.
– Разрешите войти? – очень вежливо и вместе с тем несколько официально сказал он.
Молодой человек достал из кармана удостоверение личности, показал его Нине Александровне и спросил:
– Где нам с вами можно поговорить наедине?
Нина Александровна пригласила в комнату.
У Нины Александровны были все основания удивляться, когда сотрудник органов госбезопасности, попросив извинения за то, что не может ничего объяснить подробно, изложил причину своего появления. Он сказал, что человек, который прислал телеграмму и с которым два часа назад она говорила по телефону, не брат ей. Но если она когда-нибудь встретится с ним, она должна постараться сделать вид, что узнала в нем брата. Сыграть эту маленькую, но очень важную роль ей будет не так-то просто и легко. Двадцать лет надеяться и ждать, получить телеграмму, услышать, хотя бы издалека, голос того, кого ждешь, испытать радость, а потом вот здесь, сейчас, выслушивать подобные вещи – это очень тяжело…
Пока он говорил, Нина Александровна успела отчетливо сообразить лишь одно: с ее братом Михаилом случилось что-то серьезное. Она готова была услышать самое худшее. Поглядев на нее внимательно, сотрудник госбезопасности продолжал:
– Вы, безусловно, понимаете, Нина Александровна, приносить людям такие вести никому не хочется, но у нас есть основания полагать, что ваш брат Михаил Зароков, если даже он еще жив, вряд ли объявится теперь. Мою задачу немного облегчает то, что вы ведь еще в сорок пятом году получили извещение о Михаиле… Что он пропал без вести…
Нина Александровна провела ладонями по лицу, глубоко вздохнула.
– Мне сейчас кажется, что я чего-то такого ожидала… – заговорила она. – Сказать по правде, в последний раз я давала заявление в милицию о розыске Михаила просто на всякий случай, без особых иллюзий… И муж не раз говорил, что напрасно я все это… И вдруг получила телеграмму, потом звонок… Похоже на рождественский рассказ… Мне и радостно было, и как-то странно…
– Мы надеялись, что вам должно показаться если и не странно, то как-то уж очень неправдоподобно. – Он окончательно освободился от сковывавшего его чувства виноватости перед этой спокойной и, как видно, немало пережившей женщиной. – Но все же сегодня вашим нервам досталось… Мы просим у вас извинения.
– Ничего, – сказала Нина Александровна. Ей уже хотелось подбодрить молодого человека. Она сумела заметить, как трудно дается ему этот разговор. – Я понимаю, что так нужно.
Напоследок он заверил ее, что она не должна испытывать беспокойства. Мужу надо все объяснить.
– И попросите его, как я прошу вас, никому не говорить о моем посещении и о теме нашей беседы.
– Ну, конечно. Это понятно.
А для Надежды визит участкового имел и еще одно последствие.
Леонид Круг, которого предприимчивый Дембович, сам того не ведая, ввел в поле зрения органов госбезопасности, очень заинтересовал советских контрразведчиков. За короткий срок была проведена большая работа. Она началась через несколько минут после того, как киномеханик рабочего клуба в поселке на седьмом километре, открутив последний вечерний сеанс, запер на висячий замок свою кинобудку и отправился домой, а окончилась утром следующего дня. В эту ночь не спали многие работники органов госбезопасности и вместе с ними два летчика. Но зато к утру был собран обширный материал. Дактилоскопическая экспертиза установила полную идентичность отпечатков пальцев, взятых с предметов, которыми пользовался киномеханик, и тех отпечатков, которые были с величайшим трудом добыты с некоторых предметов отнюдь не домашнего обихода после разгрома боевки в 1949 году и, как предполагалось, принадлежали матерому бандиту, сумевшему скрыться и с тех пор безуспешно разыскиваемому. Беспокойство Надежды начинало давать плоды…
Можно было с немалой степенью вероятности предположить, что появление на горизонте мнимого Зарокова его сестры и неожиданное желание Дембовича увидеть Круга находятся в прямой связи.
Леонид Круг сам по себе такая фигура, что советские контрразведчики не могли позволить Надежде пожертвовать им в какой-нибудь комбинации, связанной с появлением сестры, – это было бы по меньшей мере нерасчетливо. Круг мог еще сыграть и более серьезную роль. Надо было заставить Надежду искать другие пути, возможно, иных людей, еще неизвестных органам госбезопасности. Необходимо было принудить Надежду вытряхнуть до конца его резервы.
Именно поэтому случилось так, что на следующее утро к Кругу зашла заведующая клубом. Она приказала явиться к ней в кабинет за командировкой. Киномеханика посылали на курсы повышения квалификации. Он не удивился – это уже бывало.
Глава 13
Грязный вариант
Зароков выехал из парка в шесть утра. Три раза отвез от вокзала пассажиров с прибывшего поезда, а потом дело застопорилось – нет седоков, хоть убейся. Поболтав на стоянке со скучавшими коллегами, он решил съездить домой выпить чаю. Неспокойно было у него на душе. А вид Дембовича, ходившего со вчерашнего дня с физиономией гробовщика, растравил еще больше. Он понимал, что глупо и несправедливо злиться на старика, и старался хотя бы внешне не показывать ему своего раздражения. Состояние у обоих было одинаковое: ждать сложа руки невыносимо, надо двигаться, действовать. За чаем Зароков завел речь о возникшем накануне плане.
– Сегодня четверг, значит, клуб работает? – спросил он.
– Да.
– Но до вечера ждать долго, сейчас всего восемь часов. У вас как, валидола хватит?
Зароков с некоторых пор незаметно для себя перестал говорить Дембовичу «ты». И это пошло на пользу их отношениям.
– Можно и не ждать вечера. Если он дома, то один или в крайнем случае еще этот малыш-сосед.
– Хорошо, Дембович, не будем ждать вечера, поезжайте. – Зароков сложил руки на столе в замок. – Начнете с того, что вам известен пароль. У меня есть старый пароль к Леониду Кругу. Человека, который придет к нему с этим паролем, он обязан слушаться. Круг, наверное, удивится, что им оказались вы. Объясните, что пароль дал вам тот, кому подчиняетесь и вы сами. И дальше прямо к делу. Он должен сегодня же уехать или улететь в Ленинград. Хорошенько запомните сами и велите запомнить ему адрес моей сестры и ее телефоны. В Ленинграде он сразу позвонит ей – вероятно, это будет вечером, после работы. Он расскажет такую историю: с братом Михаилом произошла небольшая неприятность, сам он в ближайшие две недели приехать не сможет. Он, Леонид, – мой друг, прилетел в Ленинград всего на сутки, хочет кое-что передать. Зайти к ней домой не может, нет времени. Если она имеет желание поговорить с ним полчаса, пусть приедет, скажем, на Кировские острова или в другое место по его выбору… Нет, пожалуй, Кировские острова подозрительно. Лучше где-нибудь не очень далеко от центра. Скорее всего она согласится. Когда я говорил с ней по телефону, было столько слез…
Зароков закурил.
– Дальше. Он спросит, в чем она одета, как ее узнать. Но встретит ее у самого дома – конечно, она не должна его видеть. Обязательно надо проверить, не следят ли за ней. Как это делается, Круг знает. А с полпути он сумеет раньше ее добраться до места свидания. – Зароков перебил себя: – Вы не удивляйтесь, Дембович, что я так все разжевываю. Здесь мельчайшие детали могут быть самыми решающими. Вы сумеете все в точности изложить это Кругу?
– Да, да, я слушаю.
– Самое главное. Меня не интересует, где и как он с нею покончит. Обстоятельства подскажут, а рука у него, думаю, набита. Самое главное, чтобы все было похоже на убийство с целью ограбления. И чтобы он убрался из Ленинграда в ту же ночь. Хорошо, если у него в кармане заранее будет билет на поезд, который уходит из Ленинграда часов в одиннадцать-двенадцать. В любую сторону, только не в наш город. А дело сделать надо за час-полтора до отъезда. И не дай бог, если он привезет сюда с собой хоть одну ее вещичку. Все надо где-нибудь спрятать так, чтобы никто не нашел. И обязательно чтобы был в перчатках и в новой обуви.
Зароков встал, начал расхаживать взад-вперед.
– Дальше. На следующий день он даст телеграмму сюда, на главный почтамт, до востребования на имя Корнеева. Пусть напишет два слова: «Перевод получил» – если все в порядке. Если нет – «Жду перевода»… Теперь о нем самом. Он, конечно, сообразит, что ему трудно будет объяснить дома и на работе неожиданный отъезд. Скажите вот что. После Ленинграда он не вернется на седьмой километр, мы переведем его на нелегальное положение. Пусть приедет в город, пойдет на хлебозавод и найдет там Корнеева. Куда поведет его Бекас, после решим. В конце разговора объявите ему, что весной, если все будет хорошо, его переправят за кордон. Это вдохновит. А потом дадите ему триста рублей на разъезды. Кажется, все…
Но, подумав, Зароков уточнил еще одну деталь:
– Да, забыл… Когда он с ней встретится, пусть расскажет такую историю. Я сбил нечаянно пешехода. Не насмерть. Начали следствие. С меня взяли подписку о невыезде. Подробности придумать легко. – Зароков посмотрел на озабоченно хмурившего лоб Дембовича. – Ой, боюсь, Дембович, не донесете вы все это до Круга, перепутается у вас в голове.
– Нет, я все запомнил.
– Ну, тогда с богом!
Они вышли вместе, сели в машину, стоявшую в переулке. Прежде чем тронуться, Зароков разогрел мотор, покурил. Высадив Дембовича у автобусной остановки, он отправился в парк.
Было около девяти. В диспетчерской, по обычаю, толклись водители. Возле Марии, опершись о барьер, стоял дежурный балагур. Когда Зароков хлопнул его по спине, тот сказал:
– А, Зарокову привет!
– Ты свободен.
– Вот спасибо! Как дела?
– Какие дела? Я с шести за рулем, а накрутил на полтора целковых. Все ходят пешком… Я же сказал, ты свободен. – Наклонившись к Марии, он подмигнул ей и сказал:
– У меня новость.
– Расскажешь?
– Сестра нашлась… Сама меня разыскала… Представляешь?
Мария приложила ладони к щекам.
– Да что ты говоришь?!
– Ей-богу… Живет в Ленинграде. Фамилия Воробьева. А я-то искал Зарокову.
– Как я рада за тебя…
– Хочу дня на три отпуск у начальства попросить.
– Ну как же, конечно, надо.
Зароков рассказал подробно, как все это произошло, какую он послал и получил телеграмму, как говорил с сестрой по телефону.
– Ладно, Мария, – он взглянул на часы. – Надо поработать.
– Завтра увидимся?
– Обязательно. Если я не уеду…
А в одиннадцать часов дня на площади перед филармонией произошел несчастный случай, по поводу которого работники ОРУДа составили протокол.
Вот как было дело.
К остановке на площади подошел автобус. Следом за автобусом ехало такси – голубая «Волга». В тот момент, когда такси обгоняло автобус, из-за него на проезжую часть выскочил молодой человек, он хотел перебежать на другую сторону, к скверу. Такси вильнуло, молодой человек заметался, и машина ударила его правым крылом в бедро. Очевидцы сообщили, что скорость такси была небольшая, во всяком случае, не превышала шестидесяти километров. Резко тормозить водитель не мог, так как был гололед, да к тому же площадь покрыта не асфальтом, а гладкой гранитной брусчаткой. Общая картина позволяла сделать заключение, что водитель такси не виноват. Между прочим, остановившись, он первым бросился к лежавшему на мостовой парню, хотел отвезти его в больницу. Но тут, на счастье, мимо проходила машина «Скорой помощи», она и забрала парня. У незадачливого пешехода оказался перелом бедренной кости, других повреждений не нашли.
Водителем этого такси был Зароков. Его повезли на экспертизу, где заставили дуть в трубку. Трубка не показала ни малейших следов алкоголя. После составления протокола у Зарокова взяли подписку о невыезде из города и велели отправляться в парк. На линию выезжать сегодня больше не разрешили.
В парке по этому поводу было много толков. Хорошо еще, что Мария сдала смену и ушла до его появления. Все шоферы жалели Зарокова, считали, что ему просто не повезло. Ведь водитель первого класса. Допустить наезд из-за нерасторопности, по недосмотру он не мог…
Убитый случившимся, Зароков покинул парк и отправился на телефонный переговорный пункт. Прождав целый час, он наконец получил Ленинград. Ему не хотелось описывать случившееся Нине в слишком трагических тонах, но все же он был очень расстроен. Главным образом потому, что это досадное происшествие задержит его приезд в Ленинград. Не может ли она сама приехать к нему? Нет, в ближайшие дни никак не может, составляется план на второй квартал. Договорились, что он будет звонить ей как можно чаще.
По пути домой он зашел в винный магазин, где продавали в розлив, и выпил стакан коньяку.
Дембович встретил его словами:
– Он уехал.
Зарокова удивило: слова приятные, а произнесены так мрачно.
– Уже? – спросил он.
– На курсы уехал.
Хмель сразу прошел.
– На какие курсы?
– Повышения квалификации.
Зароков сунул изжеванный окурок в пепельницу.
– Неужели это из-за вас?
– За последние три года его посылают вторично. Я узнавал у его заведующей.
Зароков покачал головой.
– Наследили, Дембович. Заведующая вас запомнит.
– Не уверен… Я ведь тоже задал себе вопрос: неужели из-за меня? Лучше уж наследить, чем думать о таких страшных вещах. И потом, это не так опасно. Она меня помнит с тех времен, когда я еще работал в управлении культуры.
Зароков не спорил. Он попросил дать чего-нибудь поесть. Дембович не мешал ему, но Зароков заговорил сам:
– Надолго послали?
– На месяц.
– Надо проверить, но с ним не встречайтесь. – Он покачал головой. – А я-то насочинял… Драматург! Режиссер несчастный!
Дембович тоже не стал спорить. Зароков отложил вилку.
– Но что-то необходимо делать. Нужен другой.
– Я думал, – сказал Дембович. – У меня есть только один человек, который может пойти на такую вещь. Но это будет очень грязный вариант.
– Кто он?
– Зовут его Василий Терентьев. Мы вместе служили в гестапо во время войны на Карпатах. На нем много крови, его держали на самых грязных акциях. А я в этом смысле был не замаран. Когда уходили, немцы меня взяли, а его бросили. Он знает, что его разыскивают как государственного преступника. В сорок седьмом он меня нашел. Я помог ему достать документы.
– Плохо… Плохо, но поневоле приходится иметь дело с подонками. Где живет?
– Псков.
– Надо ехать к нему, Дембович. Завтра же.
– Другого ничего нет.
– То, что мы насочиняли для Круга, годится?
– Думаю, годится. Только разговаривать он не мастер. Не знаю, как сейчас. Ваша сестра удивится, что у ее брата такой друг.
– Другого же никого нет… Давайте спать. Встанем пораньше… Вам в дорогу, а мне надо одного пострадавшего пешехода в больнице навестить, передачу снести.
– Сегодня четверг, значит, клуб работает? – спросил он.
– Да.
– Но до вечера ждать долго, сейчас всего восемь часов. У вас как, валидола хватит?
Зароков с некоторых пор незаметно для себя перестал говорить Дембовичу «ты». И это пошло на пользу их отношениям.
– Можно и не ждать вечера. Если он дома, то один или в крайнем случае еще этот малыш-сосед.
– Хорошо, Дембович, не будем ждать вечера, поезжайте. – Зароков сложил руки на столе в замок. – Начнете с того, что вам известен пароль. У меня есть старый пароль к Леониду Кругу. Человека, который придет к нему с этим паролем, он обязан слушаться. Круг, наверное, удивится, что им оказались вы. Объясните, что пароль дал вам тот, кому подчиняетесь и вы сами. И дальше прямо к делу. Он должен сегодня же уехать или улететь в Ленинград. Хорошенько запомните сами и велите запомнить ему адрес моей сестры и ее телефоны. В Ленинграде он сразу позвонит ей – вероятно, это будет вечером, после работы. Он расскажет такую историю: с братом Михаилом произошла небольшая неприятность, сам он в ближайшие две недели приехать не сможет. Он, Леонид, – мой друг, прилетел в Ленинград всего на сутки, хочет кое-что передать. Зайти к ней домой не может, нет времени. Если она имеет желание поговорить с ним полчаса, пусть приедет, скажем, на Кировские острова или в другое место по его выбору… Нет, пожалуй, Кировские острова подозрительно. Лучше где-нибудь не очень далеко от центра. Скорее всего она согласится. Когда я говорил с ней по телефону, было столько слез…
Зароков закурил.
– Дальше. Он спросит, в чем она одета, как ее узнать. Но встретит ее у самого дома – конечно, она не должна его видеть. Обязательно надо проверить, не следят ли за ней. Как это делается, Круг знает. А с полпути он сумеет раньше ее добраться до места свидания. – Зароков перебил себя: – Вы не удивляйтесь, Дембович, что я так все разжевываю. Здесь мельчайшие детали могут быть самыми решающими. Вы сумеете все в точности изложить это Кругу?
– Да, да, я слушаю.
– Самое главное. Меня не интересует, где и как он с нею покончит. Обстоятельства подскажут, а рука у него, думаю, набита. Самое главное, чтобы все было похоже на убийство с целью ограбления. И чтобы он убрался из Ленинграда в ту же ночь. Хорошо, если у него в кармане заранее будет билет на поезд, который уходит из Ленинграда часов в одиннадцать-двенадцать. В любую сторону, только не в наш город. А дело сделать надо за час-полтора до отъезда. И не дай бог, если он привезет сюда с собой хоть одну ее вещичку. Все надо где-нибудь спрятать так, чтобы никто не нашел. И обязательно чтобы был в перчатках и в новой обуви.
Зароков встал, начал расхаживать взад-вперед.
– Дальше. На следующий день он даст телеграмму сюда, на главный почтамт, до востребования на имя Корнеева. Пусть напишет два слова: «Перевод получил» – если все в порядке. Если нет – «Жду перевода»… Теперь о нем самом. Он, конечно, сообразит, что ему трудно будет объяснить дома и на работе неожиданный отъезд. Скажите вот что. После Ленинграда он не вернется на седьмой километр, мы переведем его на нелегальное положение. Пусть приедет в город, пойдет на хлебозавод и найдет там Корнеева. Куда поведет его Бекас, после решим. В конце разговора объявите ему, что весной, если все будет хорошо, его переправят за кордон. Это вдохновит. А потом дадите ему триста рублей на разъезды. Кажется, все…
Но, подумав, Зароков уточнил еще одну деталь:
– Да, забыл… Когда он с ней встретится, пусть расскажет такую историю. Я сбил нечаянно пешехода. Не насмерть. Начали следствие. С меня взяли подписку о невыезде. Подробности придумать легко. – Зароков посмотрел на озабоченно хмурившего лоб Дембовича. – Ой, боюсь, Дембович, не донесете вы все это до Круга, перепутается у вас в голове.
– Нет, я все запомнил.
– Ну, тогда с богом!
Они вышли вместе, сели в машину, стоявшую в переулке. Прежде чем тронуться, Зароков разогрел мотор, покурил. Высадив Дембовича у автобусной остановки, он отправился в парк.
Было около девяти. В диспетчерской, по обычаю, толклись водители. Возле Марии, опершись о барьер, стоял дежурный балагур. Когда Зароков хлопнул его по спине, тот сказал:
– А, Зарокову привет!
– Ты свободен.
– Вот спасибо! Как дела?
– Какие дела? Я с шести за рулем, а накрутил на полтора целковых. Все ходят пешком… Я же сказал, ты свободен. – Наклонившись к Марии, он подмигнул ей и сказал:
– У меня новость.
– Расскажешь?
– Сестра нашлась… Сама меня разыскала… Представляешь?
Мария приложила ладони к щекам.
– Да что ты говоришь?!
– Ей-богу… Живет в Ленинграде. Фамилия Воробьева. А я-то искал Зарокову.
– Как я рада за тебя…
– Хочу дня на три отпуск у начальства попросить.
– Ну как же, конечно, надо.
Зароков рассказал подробно, как все это произошло, какую он послал и получил телеграмму, как говорил с сестрой по телефону.
– Ладно, Мария, – он взглянул на часы. – Надо поработать.
– Завтра увидимся?
– Обязательно. Если я не уеду…
А в одиннадцать часов дня на площади перед филармонией произошел несчастный случай, по поводу которого работники ОРУДа составили протокол.
Вот как было дело.
К остановке на площади подошел автобус. Следом за автобусом ехало такси – голубая «Волга». В тот момент, когда такси обгоняло автобус, из-за него на проезжую часть выскочил молодой человек, он хотел перебежать на другую сторону, к скверу. Такси вильнуло, молодой человек заметался, и машина ударила его правым крылом в бедро. Очевидцы сообщили, что скорость такси была небольшая, во всяком случае, не превышала шестидесяти километров. Резко тормозить водитель не мог, так как был гололед, да к тому же площадь покрыта не асфальтом, а гладкой гранитной брусчаткой. Общая картина позволяла сделать заключение, что водитель такси не виноват. Между прочим, остановившись, он первым бросился к лежавшему на мостовой парню, хотел отвезти его в больницу. Но тут, на счастье, мимо проходила машина «Скорой помощи», она и забрала парня. У незадачливого пешехода оказался перелом бедренной кости, других повреждений не нашли.
Водителем этого такси был Зароков. Его повезли на экспертизу, где заставили дуть в трубку. Трубка не показала ни малейших следов алкоголя. После составления протокола у Зарокова взяли подписку о невыезде из города и велели отправляться в парк. На линию выезжать сегодня больше не разрешили.
В парке по этому поводу было много толков. Хорошо еще, что Мария сдала смену и ушла до его появления. Все шоферы жалели Зарокова, считали, что ему просто не повезло. Ведь водитель первого класса. Допустить наезд из-за нерасторопности, по недосмотру он не мог…
Убитый случившимся, Зароков покинул парк и отправился на телефонный переговорный пункт. Прождав целый час, он наконец получил Ленинград. Ему не хотелось описывать случившееся Нине в слишком трагических тонах, но все же он был очень расстроен. Главным образом потому, что это досадное происшествие задержит его приезд в Ленинград. Не может ли она сама приехать к нему? Нет, в ближайшие дни никак не может, составляется план на второй квартал. Договорились, что он будет звонить ей как можно чаще.
По пути домой он зашел в винный магазин, где продавали в розлив, и выпил стакан коньяку.
Дембович встретил его словами:
– Он уехал.
Зарокова удивило: слова приятные, а произнесены так мрачно.
– Уже? – спросил он.
– На курсы уехал.
Хмель сразу прошел.
– На какие курсы?
– Повышения квалификации.
Зароков сунул изжеванный окурок в пепельницу.
– Неужели это из-за вас?
– За последние три года его посылают вторично. Я узнавал у его заведующей.
Зароков покачал головой.
– Наследили, Дембович. Заведующая вас запомнит.
– Не уверен… Я ведь тоже задал себе вопрос: неужели из-за меня? Лучше уж наследить, чем думать о таких страшных вещах. И потом, это не так опасно. Она меня помнит с тех времен, когда я еще работал в управлении культуры.
Зароков не спорил. Он попросил дать чего-нибудь поесть. Дембович не мешал ему, но Зароков заговорил сам:
– Надолго послали?
– На месяц.
– Надо проверить, но с ним не встречайтесь. – Он покачал головой. – А я-то насочинял… Драматург! Режиссер несчастный!
Дембович тоже не стал спорить. Зароков отложил вилку.
– Но что-то необходимо делать. Нужен другой.
– Я думал, – сказал Дембович. – У меня есть только один человек, который может пойти на такую вещь. Но это будет очень грязный вариант.
– Кто он?
– Зовут его Василий Терентьев. Мы вместе служили в гестапо во время войны на Карпатах. На нем много крови, его держали на самых грязных акциях. А я в этом смысле был не замаран. Когда уходили, немцы меня взяли, а его бросили. Он знает, что его разыскивают как государственного преступника. В сорок седьмом он меня нашел. Я помог ему достать документы.
– Плохо… Плохо, но поневоле приходится иметь дело с подонками. Где живет?
– Псков.
– Надо ехать к нему, Дембович. Завтра же.
– Другого ничего нет.
– То, что мы насочиняли для Круга, годится?
– Думаю, годится. Только разговаривать он не мастер. Не знаю, как сейчас. Ваша сестра удивится, что у ее брата такой друг.
– Другого же никого нет… Давайте спать. Встанем пораньше… Вам в дорогу, а мне надо одного пострадавшего пешехода в больнице навестить, передачу снести.
Глава 14
Забытый Павел
В течение последнего месяца Куртис не баловал Павла своим вниманием. Словно бы охладел к нему. Приходил раз в неделю по вечерам, справлялся, как идет работа, давал двадцать или тридцать рублей и откланивался.
Однажды, поговорив дольше обычного, он выразил удивление, что Павел резко изменил свой лексикон и вообще как-то изменился.
– Вы что же, прикажете с хлебопеками по изящной фене ботать? – возразил Павел. – Они могут не так понять. Приспосабливаться обязан, дорогой товарищ. А вообще надоело мне носить хомут. Видели бы кореша! Боже мой! Вот завеснит немножко – помашу я вам платочком.
Куртис сказал, что снимает с повестки совещания свой вопрос насчет лексикона как совершенно неуместный. И чтобы Павел не тосковал. Все окупится когда-нибудь. И дал тридцать рублей.
Жизнь Павла текла размеренно и спокойно. Время от времени являлся домой поздно. Тогда хозяйка ворчала, а на следующий день завтрак бывал хуже тюремного. Но Павел не очень-то обижался. Добродушие его было неистощимо. И это обезоруживало строгую и дисциплинированную старушку.
Усердие и расторопность Павла были замечены на работе, и вскоре его перевели на должность экспедитора. Теперь он ездил на разные склады и базы за маслом, за изюмом, какао, молоком, сахаром…
Однажды на складе, где он должен был получить масло, к нему подошел какой-то человек в белом фартуке – лица его Павел в первый момент не разглядел, в помещении склада было полутемно. Наверно, новый помощник кладовщика, решил Павел.
– А халатик-то надо бы постирать, – сказал этот человек.
Павел смутился. Но не оттого, что его синий халат был действительно не первой свежести. Он узнал много раз слышанный голос. Ошибиться было невозможно – рядом с ним стоял лейтенант Кустов, которому по плану операции назначалось осуществлять связь между ним и руководством.
– А у вас всегда очередь? – спросил Павел и отвернулся. – Пойти покурить, что ли?
– Ну, это уже по принципу – сам дурак, – разочарованно произнес человек в белом фартуке. – Покурите, покурите…
Ожидавшие очереди экспедиторы заулыбались. Кустов вышел в боковой коридор, Павел за ним.
– Кустов, это же ты, да? – быстрым шепотом сказал он ему в спину, шагая следом.
Октябрь, ноябрь, декабрь, январь – вот сколько прошло времени, прежде чем Павел дождался связи. Каково ему было сдерживаться? Он уж думал – про него забыли.
Однажды, поговорив дольше обычного, он выразил удивление, что Павел резко изменил свой лексикон и вообще как-то изменился.
– Вы что же, прикажете с хлебопеками по изящной фене ботать? – возразил Павел. – Они могут не так понять. Приспосабливаться обязан, дорогой товарищ. А вообще надоело мне носить хомут. Видели бы кореша! Боже мой! Вот завеснит немножко – помашу я вам платочком.
Куртис сказал, что снимает с повестки совещания свой вопрос насчет лексикона как совершенно неуместный. И чтобы Павел не тосковал. Все окупится когда-нибудь. И дал тридцать рублей.
Жизнь Павла текла размеренно и спокойно. Время от времени являлся домой поздно. Тогда хозяйка ворчала, а на следующий день завтрак бывал хуже тюремного. Но Павел не очень-то обижался. Добродушие его было неистощимо. И это обезоруживало строгую и дисциплинированную старушку.
Усердие и расторопность Павла были замечены на работе, и вскоре его перевели на должность экспедитора. Теперь он ездил на разные склады и базы за маслом, за изюмом, какао, молоком, сахаром…
Однажды на складе, где он должен был получить масло, к нему подошел какой-то человек в белом фартуке – лица его Павел в первый момент не разглядел, в помещении склада было полутемно. Наверно, новый помощник кладовщика, решил Павел.
– А халатик-то надо бы постирать, – сказал этот человек.
Павел смутился. Но не оттого, что его синий халат был действительно не первой свежести. Он узнал много раз слышанный голос. Ошибиться было невозможно – рядом с ним стоял лейтенант Кустов, которому по плану операции назначалось осуществлять связь между ним и руководством.
– А у вас всегда очередь? – спросил Павел и отвернулся. – Пойти покурить, что ли?
– Ну, это уже по принципу – сам дурак, – разочарованно произнес человек в белом фартуке. – Покурите, покурите…
Ожидавшие очереди экспедиторы заулыбались. Кустов вышел в боковой коридор, Павел за ним.
– Кустов, это же ты, да? – быстрым шепотом сказал он ему в спину, шагая следом.
Октябрь, ноябрь, декабрь, январь – вот сколько прошло времени, прежде чем Павел дождался связи. Каково ему было сдерживаться? Он уж думал – про него забыли.