Нет, и тут плохо вяжется - или опять-таки есть мотив, неизвестный Баскову...
Где-то на самом дне сознания померещилась Баскову комбинация, что все это мог сотворить и сам Брысь. Но для этого ему нужно обладать большим иезуитством, ибо Брысь обязан был рассчитать за следователя невероятно витиеватый ход мысли. Он должен был рассуждать так: я убиваю Шальнева и оставляю у него в кармане свой паспорт; следователь не имеет причины думать, что это сделал я, потому что именно я и дал деньги Шальневу, со мной был Чистый, и только он знал обо всем, значит, подозревать будут только Чистого... Но Басков эту версию принять не мог, хотя она и не казалась совершенно уж абсурдной. Он по-прежнему не верил в возможность того, что преступление на бульваре Карбышева совершил Балакин.
И наконец, как самый малоправдоподобный, но все же допустимый вариант: на Шальнева напал с целью ограбления Зыков. Зыков подслушал разговор - раз. Поменялся паспортами с Брысем - два. Его паспорт был кстати Брысю, паспорт Брыся оказался кстати Зыкову, если он задумывал ограбление с инсценировкой, а может быть, и натолкнул его на мысль об ограблении Шальнева. О сыне и взаимоотношениях Шальнева с ним Зыков был отлично осведомлен - три. Но чтобы включить эту версию в число подлежащих рассмотрению, надо прежде дождаться, что скажет старший лейтенант Шустов, который как раз сейчас выясняет, что делал Зыков 20 июля, в день нападения на Шальнева...
И еще насчет Зыкова: если он и непричастен к преступлению на бульваре Карбышева и если действительно не заглядывал в шкатулку год или два, то паспорт вдруг понадобился ему неспроста. Возникла какая-то причина. Но какая? А может, он все-таки просто уступил свой документ Балакину по его просьбе?
Басков перебирал в уме все эти рассуждения, а Зыков, видя, что он задумался, сидел тихо, не двигаясь, ожидая, что последует дальше.
Закурив, Басков отодвинул магнитофон в сторону, облокотился о стол и спросил:
- Скажите, Константин Васильевич, новый паспорт
вы получили?
Зыков, конечно, какого-нибудь вопроса ждал, но явно не такого. Однако ответил не смутившись:
- Больно скоро! Там сказали, дней через десять... Справки навести требуется.
- А зачем вы вдруг паспорт искать стали?
- Да не искал я... Карточки поглядеть захотелось...
Я ж говорил...
- А как в милицию написали? Где потеряли?
- Ну-у, где... На улице потерял...
- Зачем соврали?
Зыков сделал страдальческое лицо и сказал обиженно:
- Пытаете меня, товарищ майор, а за что? Если там с Андреичем чего, так я невиновный.
Басков решил приоткрыть перед Зыковым краешек правды - это иногда развязывает язык.
- Слушайте, Зыков, дело серьезное. Вашего соседа хотели убить. О паспорте я не из любопытства спрашиваю. А вы что-то скрываете...
С Зыковым произошла мгновенная перемена: впервые Басков увидел, как лицо его побледнело. Он молча встал, открыл шифоньер, достал из пиджака вчетверо сложенный листок и положил его перед Басковым, выдохнув:
- Вот...
Это оказалось извещение из почтового отделения, написанное от руки чернилами: "Получите денежный перевод".
- Когда это принесли? - спросил Басков, нисколько не удивившись.
- В среду.
- Восемнадцатого?
- Ну да, прошлую среду.
- А Шальнев когда телеграмму получил?
- Я ж говорил - тоже восемнадцатого.
- Шальнев про перевод знал?
- А зачем мне докладывать?
- От кого деньги?
Зыков прижал обе руки к груди.
- Ей-богу, товарищ майор, знать не знаю. Никогда ни от кого не получал.
- А сколько?
- Так ведь не показали, - скороговоркой заторопился Зыков. - Прихожу, удостоверенье служебное предъявляю, а она, вредная, - паспорт надо.
- Может, должок чей?
- Взаймы не даю... Оно знаете как... Басков поднялся со стула.
- Одевайтесь, пойдем на почту. А потом еще в магазин надо. Вы где костюмы покупали?
- На Невском, в универмаге.
... Начальница почтового отделения, оставив их в своем кабинете, сама сходила за бланком с переводом на имя Зыкова. Это оказался телеграфный перевод на 300 рублей. Отправитель - Александр Иванович Балакин. Внизу отстуканы четыре слова: "Спасибо за все Саша".
Басков повертел бланк в пальцах и протянул его начальнице.
- Вижу, это из Москвы послано. А из какого отделения?
- Вот, тут все есть - и часы и шифр. А отделение связи - четыреста сорок восьмое.
Басков записал номер и встал:
- Благодарю. Будьте здоровы.
- А что же дальше? - Начальница приподняла бланк за уголок, словно он был липкий. Басков улыбнулся.
- У адресата паспорт потерялся. Выправит новый - получит деньги.
Басков собрался уходить, но сообразительная начальница сказала:
- А вы разве не хотите посмотреть бланк-подтверждение?
- А что такое бланк-подтверждение? - спросил Басков веселым голосом, мысленно ругнув себя за то, что не знает вещей, которые ему полагалось бы знать.
- Ну как же, - сказала начальница. - Сначала мы получаем по телеграфу, сколько кому перевести, а потом нам присылают бланк-подтверждение по почте... Ну самим отправителем денег писано...
Басков в душе поблагодарил почту за такой хороший порядок.
- Покажите, пожалуйста, этот бланк.
- Одну минуточку.
Начальница принесла бланк-подтверждение. Басков прочел тот же текст, который до этого видел в телеграфном исполнении. Но этот был сделан от руки и написан чернильными печатными буквами.
- Я, простите, должен это изъять у вас, - сказал он начальнице.
- Ну раз надо...
У Зыкова после посещения почты на лице снова играл румянец. Он даже пытался по пути к универмагу на Невский заговаривать о капризах ленинградской погоды, но Басков его не поддержал.
- Вы лучше скажите, за что вам Саша платит. Зыков сник.
- Невиновный я, товарищ майор...
- Ладно. Деньги отнесете в милицию. - И, подумав секунду, спросил: - Он вам сколько подарил?
- Я уж сказывал: сотню с рублями, - ответил Зыков и полез в карман.
- Не надо, - остановил Басков. - Поберегите пока. То речистый вы, Зыков, то клещами тянуть приходится. Вы костюмы помните, какие покупали?
Зыков наморщил лоб.
- Счас вспомним... Значит, так... Чехословацкие костюмчики, по сто восемьдесят... Саше коричневый подошел, в клеточку такую синюю, еле-еле видно... А Мите этому - мышастый.
- А в каких они приехали?
- Да уж я говорил. Которые в шкафу у соседа висят.
Они сели в троллейбус.
В отделе мужской одежды универмага Баскова интересовали чехословацкие костюмы - коричневые в синеватую клетку и темно-серые, мышиного цвета. Серых уже не осталось - распродали, а два коричневых висели - в точности такие, подтвердил Зыков, какой он купил для Балакина.
Выйдя из универмага, Басков позвонил в отделение милиции, но старшего лейтенанта Шустова не оказалось на месте. Басков попросил передать Шустову, чтобы он его дождался, и сообразил, что давно пора перекусить - было без двадцати минут пять.
- Значит, так, - сказал он ожидавшему в сторонке Зыкову. - Вы свободны. Спасибо за содействие. Но одна просьба: будут вести от этого Саши или Мити и вообще если что - звоните старшему лейтенанту Шустову. И деньги ему сдадите.
Басков вырвал из блокнота половинку листка, переписал в него телефон Шустова и отдал Зыкову со словами:
- А теперь всего хорошего.
- До свиданья, товарищ майор, будет сделано. Басков повернулся и зашагал прочь. Пообедав в кафе, он отправился в отделение милиции. Шустов уже был там.
- Ну что? - спросил Басков.
- Двадцатого июля он работал с шестнадцати до двадцати четырех.
Так, значит, Зыков отпадает.
- Хорошо. Сумею я на "Стреле" сегодня уехать?
- Устроим.
- Тогда еще одна просьба, Шустов. Нужно держать связь с почтовым отделением. Если будет что для Шальнева - забирай. Зыкову пусть доставляют, но ты поинтересуйся у него - от кого. Он скажет. И не удивляйся - деньги принесет, четыре сотни. Прими, оформи.
- Понял.
Было десять часов утра, когда Басков пришел к себе на Петровку, Скучный Марат сразу повеселел, встретив его в коридоре.
- Как съездили, Алексей Николаевич?
- Кое-что есть. У Шальнева как дела?
- Еще без сознания, но вроде лучше. Басков открыл кабинет.
- Заходи.
Марат сел к окну. Басков достал из сейфа папки.
- Вот что, Марат. Возьмешь фото Брыся и Чистого, подберешь портретики посторонние и поедешь... - Басков заглянул в свой блокнот, - ...поедешь в четыреста сорок восьмое отделение связи... Позвони, где это находится.
Марат позвонил.
- Улица Глаголева, дом восемь, Алексей Николаевич.
- Глаголева, Глаголева... Это же по проспекту Жукова?
- Точно. И от ресторана "Серебряный бор" рядом.
- Интересно. А родной дом Чистого у нас где?
- На другом конце, на Таганке.
- А сынок Шальнева на проспекте Жукова живет. - Это Басков сказал как бы самому себе, потому что о семейных обстоятельствах пострадавшего Шальнева Марат еще ничего не знал. - В общем, дело вот какое. Восемнадцатого июля из этого отделения был отправлен телеграфный денежный перевод на триста рублей в Ленинград Зыкову Константину Васильевичу. Отправитель - Балакин. Предъяви фото девушке, которая этот перевод принимала. У тебя рука легкая, вдруг признают...
Марат порывисто вскочил.
- Нет, ты совершенно безнадежный, - сказал Басков. - Сядь, еще не все... Возьми это. - Он вынул из папки обрывок телеграммы, найденный в кармане у Шальнева. - Спроси, пусть посмотрят - должен быть оригинал. Послана тоже восемнадцатого и по тому же адресу, только на имя Шальнева...
- Все, Алексей Николаевич?
- Да... И звони мне сразу, как там... Редко когда нетерпеливый по природе Басков ждал звонка с таким нетерпением, потому что он был уверен: сообщение с почты или подтвердит версию, возникшую у него после Ленинграда, или еще больше все запутает.
Узлом был денежный перевод. Когда Зыков у троллейбусной остановки подтвердил, что Брысь подарил ему сто рублей, Басков будто бы вмиг прозрел. Так бывает, если разглядываешь загадочную картинку, на которой в сплетении древесных ветвей надо найти охотника: крутишь туда-сюда минут десять, и вдруг глаз схватывает нужные контуры, и ты удивляешься, что потратил столько времени на розыски, потому что охотник со своим ружьем просто кричит с дерева, кроме него, ничего уже и не видишь.
Действительно, что же получается?
Брысь хотел отблагодарить Зыкова за услуги - дал сотню. И вдруг ему вздумалось послать еще триста рублей. Можно это хоть мало-мальски убедительно объяснить? Вряд ли.
Будем считать, что деньги послал не Брысь. И телеграмму тоже. Тогда кто?
Ответ напрашивается.
Человек, пославший телеграмму и деньги, должен быть знаком с Балакиным, Шальневьш и Зыковым, знать ленинградский адрес. Он также должен быть осведомлен о семейной драме Шальнева и о том, что его сын Юрий живет в Москве.
Таким человеком мог быть Чистый.
Если же вернуться к преступлению на бульваре Карбышева, принять во внимание все выяснившиеся обстоятельства и спросить: кто мог положить в карман Шальневу паспорт Балакина? - вполне естественный ответ: Чистый.
Раз так, все концы сходятся. Правда, эта версия оставляет темными два вопроса: ради чего Чистый хотел убрать Шальнева и зачем столь сложно готовил преступление? Но тут ответить мог только сам Чистый...
Марат позвонил в половине двенадцатого.
- Порядок, Алексей Николаевич.
- Выкладывай.
- Перевод послан в десять тридцать. Но не Балакин деньги посылал. Я фото предъявил, девушка категорически заявила: не видела таких.
- Значит, Чистый? Марат замялся.
- Видите ли, какое дело... Насчет Чистого у нее уверевности нет... Сначала я в числе трех его показывал - не узнала, а одного показал - вроде знакомое лицо.
- А что с телеграммой?
- Отсюда, из четыреста сорок восьмого, в Ленинград восемнадцатого июля не посылали.
- Слушай, Марат, спроси там: есть почта на проспекте Жукова, поближе к началу?
- Минутку.
Баскову вспомнились все его выкладки на этот счет, и ему пришла мысль: человек, посылавший телеграмму от имени Юры, чтобы вызвать Шальнева в Москву, для вящей убедительности должен был послать ее из отделения связи, ближе всего расположенного к дому, где живет Юрий Мучников. Надо полагать, Шальнев, знавший адрес сына, знал и почтовый индекс этого адреса. А получив такую неожиданную и такую желанную для себя телеграмму, он, наверное, сто раз разглядывал, не веря глазам, каждую букву, каждую цифру...
- Алло, Алексей Николаевич, - послышался в трубке голос Марата.
- Да.
- Есть. Триста восьмое отделение, проспект Жукова, три.
Значит, дом, где живет Юрий Мучников, всего метрах в ста от почты.
- Поезжай туда. Проверь все, как сделал с переводом. Я жду.
Через час Марат снова объявился.
- Я из триста восьмого, Алексей Николаевич. Такая же история. Отправлено в одиннадцать двадцать. Балакин - наотрез нет, Чистый - может быть.
- Оригинала нет?
- Есть. Но печатными буквами.
- Изыми...
По рукописному тексту, исполненному печатными буквами, очень трудно установить, кому принадлежит почерк, зато по двум таким текстам можно определить, писал ли их один и тот же человек.
Марат привез оригинал телеграммы. Басков положил рядом оба бланка, поглядел на Марата и сказал:
- Мы с тобой не графологи... Но похоже?
- Похоже, Алексей Николаевич.
Басков сунул бланки в конверт.
- Отдай графологам...
Баскову очень не нравилось в людях то, что он называл шаманством. Самую обыкновенную свою работу, за которую ему выдают зарплату, шаманствующий человек обставляет такими сложными мнимыми трудностями, что со стороны это смахивает на магию и волшебство. Чаще всего так делается с целью пустить пыль в глаза менее опытному коллеге или завоевать симпатии женщины. Но, как правило, это только вредит делу, а иногда и самому шаману.
Простой здравый смысл заставлял Баскова принять то, что само собой напрашивалось, хотя дознавательская практика ясно говорит: очевидное - отнюдь не самое вероятное.
Он пошел к начальству, доложил добытые данные и сказал, что считает наиболее правдоподобной и перспективной версию, согласно которой на Шальнева покушался Чистый. Начальник МУРа спросил, какие специальные розыскные мероприятия в отношении Чистого он может предложить. У Баскова таких предложений не было. Он мог добавить лишь кое-что из примет, полезных для розыска: преступники одеты в чехословацкие костюмы такого-то и такого-то цвета.
Поскольку ведется всесоюзный розыск Брыся и Чистого и поскольку они, так сказать, в одной связке, оставалось ждать результатов. Для оперативного работника нет ничего хуже такого пассивного состояния, но тут приходилось мириться...
Минуло почти две недели, а на след Брыся и Чистого напасть все еще не удавалось. По-видимому, они отсиживались в укромном месте.
Девятого августа ожидание наконец кончилось. Баскову из Ленинграда позвонил старший лейтенант Шустов.
- Есть письмо, Алексей Николаевич, - будничным голосом сообщил он, не подозревая, как празднично звучит это для Баскова.
- Кому? От кого?
- Шальневу. Подписано: "Саша".
- Откуда?
- В письме обратного адреса нет.
Праздник моментально померк.
- А штемпель? - почти крикнул Басков. - Почтовый штемпель на конверте есть?
- Есть, Алексей Николаевич. Послано из Харькова.
- Ну ты большой драматург, Шустов, - облегченно вздохнул Басков. - Вези письмо в городское управление пусть по телетайпу передадут сюда. А оригинальчик вышли. - Басков подумал секунду и добавил: - И заодно вот что: купи конверт, попроси начальницу почты, где мы были, тиснуть штемпель... Ну, скажем, одиннадцатого августа. И тоже вышли.
Через два часа Басков прочел короткое письмо, переданное по телетайпу:
"Игорь! Почти месяц прошел, пора что-то получить от тебя. Как все устроил? Срочно напиши. Город - сам знаешь. До востребования, Зыкову К. В. Не удивляйся, после объясню. Буду здесь до 25 августа. Привет. Саша". И в приписке - номер почтового отделения.
Так, значит, паспорт Зыкова все-таки оказался у Брыся, но каким путем выкрали его или Зыков отдал сам? И значит, Брысь заранее наметил, куда отправится из Ленинграда, раз сообщил Шальневу город еще у него в гостях. И если уж он такой завзятый конспиратор, что не называет этот город в своем письме, то вполне возможно, что харьковский штемпель на конверте ничего Баскову не даст - Брысь мог попросить кого-нибудь бросить проездом в Харькове письмо в почтовый ящик. Но харьковский вариант необходимо отработать.
В пятницу, 10 августа, из Ленинграда пришел пакет. Рукописный оригинал письма мало что говорил Баскову, но мог пригодиться графологам, потому что хоть и редко, но иногда все же удается идентифицировать скоропись с текстом, выполненным печатными буквами.
Конверт со штемпелем ленинградской почты Басков повертел в пальцах н подумал, что, пожалуй, с этим конвертом он немного пошаманил: если Брысь действительно явится в почтовое отделение в Харькове, у него не будет времени ни разглядывать штемпель на конверте, ни почерк, а уж читать письмо - тем более.
Басков положил в конверт чистый листок бумаги, заклеил, написал адрес и тут же подумал, что все это вообще ни к чему, лишнее. Придет Брысь на почту хорошо, а получит он там что-нибудь или не получит - не имеет значения.
В Харьков Басков взял с собою инспекторов Сергея Фокина и Ивана Короткова. Ему с ними не раз доводилось ходить на задержание опасных преступников, в них он не сомневался. Марат умолял включить в группу и его, но Басков знал, что у него больна мать, по ночам ему приходится быть сиделкой, и потому отказал...
Засада у такого объекта, как почта, да еще днем, да еще на людной улице, дело щекотливое. Брысь мог быть вооружен, поэтому Басков хотел взять его так, чтобы свести к нулю риск для посторонних.
Фокин сидел внутри почты за столом - будто писал. Короткое прогуливался по противоположному тротуару. Басков сидел перед окном в доме напротив. Метрах в пятидесяти на улице стояла "Волга" с двумя инспекторами из городского угрозыска,
У всех были фотопортреты Брыся, так что его появление обязательно кто-нибудь заметит еще до того, как Брысь войдет в помещение почты. Каждый постоянно видел хотя бы одного из товарищей, а об условных знаках было четко договорено.
Миновало три пустых дня.
Брысь пришел в четверг, 16 августа, в половине одиннадцатого утра, Ои появился из ворот дома, около которого стояла их "Волга". Короткое, заметив сигнал из автомобиля, дал знак Баскову. Басков покинул свой пост, вышел из дома и увидел Брыся. Прежде всего он узнал костюм - коричневый в синеватую клетку.
К двери почты они подошли одновременно. Басков пропустил Брыся вперед, и, когда тот, приблизившись к стойке, сунул руку во внутренний карман пиджака, Басков дал знак Фокину, а сам, положив ладонь на плечо Брысю, сказал:
- Здравствуйте, Балакин.
Брысь медленно повернул голову, посмотрел сначала на него, лотом на Фокина, вставшего рядом с другого бока. Баскову было не до выражения его глаз, но смотрел Брысь недобро.
- Оружие, - сказал Басков.
- Не ношу, - ответил Брысь хмуро. Фокин единым плавным долгим движением обеих рук огладил его от груди до щиколоток.
- Не ношу, - презрительно повторил Брысь. Фокин защелкнул наручники.
- Извините. - Басков вынул из кармана у Брыся, паспорт, откинул корочку.
Это был паспорт Зыкова.
Глава 9
ДОПРОС С ПЕРЕРЫВОМ
Хорошо разработанный план допроса - великая, конечно, вещь, но Басков понимал, что допрос человека с таким богатым уголовным опытом, как у Брыся, не укладывается в общие рамки. Тут вряд ли сумеешь поставить ловушку, которую твой подневольный собеседник не заметит, вряд ли перехитришь его в игре околичностями. Поэтому Басков избрал самую простую тактику - ставить Брыся перед фактом, и пусть он опровергает, если сможет.
Когда конвойный ввел Брыся, Басков поразился перемене, происшедшей с арестованным: за три дня он постарел на десяток лет. Крупные морщины на щеках глубоко врубились в кожу, глаза запали, а цвет лица приобрел какой-то чугунный оттенок. Новый костюм висел на нем словно на вешалке, а между тем Басков отлично помнил, что там, на почте в Харькове, плечи у него были как влитые.
- Вы что, совсем не едите? - спросил Басков, когда Брысь сел на стул.
- А вы меня на откорм поставили, что ли? - мрачно пошутил Брысь.
Басков пожалел, что задал чисто по-человечески свой вопрос.
- Як вам не подмазываюсь, Балакин. Начнем по делу. - Он взял паспорт. Откуда у вас документ Константина Васильевича Зыкова?
- На улице нашел, - с издевкой ответил Брысь.
- Вы даете понять, что врете. Только не надо строить насмешки, это не укрепляет отношения. Лучше вы начистоту, Александр Иваныч.
На Баскова глянули из-под густых темных бровей усталые и все же неуловимо насмешливые глаза.
- Не держите меня за долдона, гражданин начальник. Вы еще молодой, а я давно с ярмарки еду. Ксива краденая, ну и что? Не за это меня взяли.
- Ладно, разберемся. Только не зовите меня начальником. Лучше - гражданин майор. - Басков из своей руки показал Брысю его письмо. - Это вы писали?
- Ну, наверно, я.
У Баскова уже было заключение графологической экспертизы, где говорилось, что денежный перевод и телеграмма написаны одним человеком, а письмо, по всей вероятности, другим, но он сейчас не хотел касаться этого вопроса.
- Что вы должны были получить от Шальнева и что он устраивал? - спросил Басков. Брысь покачал головой.
- Эх, гражданин майор... Я телом еще не старик, раз покуда комар кусать не отказывается... А душа... - Он взглянул на Баскова уже без тени насмешки. Можно мне спросить? Один раз, больше не буду.
Басков почувствовал, что сейчас должен произойти какой-то поворот, что сидящий перед ним матерый рецидивист по неведомой ему, Баскову, причине дрогнул где-то в глубине своего существа и хочет вынырнуть на белый свет, чтобы глотнуть глоток чистого воздуха или, если это не удастся, утонуть.
- Спрашивайте.
- Меня сдал Шальнев? - тихо спросил Брысь.
- Нет. Подумайте сами: зачем бы я стал задавать вам лишние вопросы, если бы на них уже ответил Шальнев?
- Я ваши порядки знаю. Один сказал - другой закрепить должен. Я вор в законе, и вот мое слово: скажите правду про Шальнева, он меня заложил или нет, - расколюсь, жилы вам мотать не буду.
Момент был из тех, что редко повторяются. Сняв трубку, Басков позвонил по телефону.
- Марат, зайди.
Тот явился немедля. Брысь сначала на него даже не оглянулся.
- Ты когда был в больнице? - спросил Басков.
- В пятницу, товарищ майор.
- Как там?
- Лучше, но пока без сознания... - При этих словах Брысь посмотрел на Марата, который тоже смотрел на него.
- Позвони, предупреди - сейчас приедем. И вызови "воронок".
- Слушаюсь, товарищ майор...
Марат ушел, а Басков подвинул на столе сигареты, спички и пепельницу поближе к Брысю и сказал, взглянув на часы:
- Закуривайте. Я покажу вам кое-что, Балакин, и тогда вы, может быть, поверите мне.
Брысь еще не понимал, что ему готовится.
В палате, где лежал Шальнев, ничто не изменилось с того июльского жаркого дня, когда его сюда привезли. Он висел в своем фантастическом гамаке, укрытый до пояса простынею, и трубочки по-прежнему змеились от его рук и ног к стеклянному шкафу в изголовье, похожему на действующую модель какого-то химического производства в разрезе.
Изменилось только то, что было лицом Шальнева. Теперь оно походило на кору сосны с выступившими на поверхности смоляными каплями.
Сестра оставила Баскова и Балакина, одетых в белые халаты и белые же полотняные бахилы поверх ботинок, и Басков сказал, показав на левую руку Шальнева, лежавшую вдоль тела на кромке гамака:
- У него нет паспорта, но там есть татуировка... Посмотрите.
Балакин приблизился, склонился над рукой, по которой от запястья к локтю ползла синяя черепаха. Потом, пятясь, вернулся на середину комнаты и спросил шепотом:
- Кто его?
- Я думаю, что не вы. Но и без вас здесь не обошлось. Или как?
- Эх, гражданин начальник, - только и сказал Балакин.
- Ладно, пошли.
... Басков надеялся, что после столь убедительного ответа на вопрос Балакина о Шальневе, да если учесть слово, данное вором, допрос пойдет без помех, но он просчитался.
Уже в машине с Балакиным что-то случилось, он даже отказался от предложенной сигареты. А когда Басков, продолжая прерванный допрос, снова спросил, что должен был сделать Шальнев и каких вестей ждал от него Балакин, он услышал в ответ:
- Ничего я вам не скажу, гражданин майор. Дайте подумать.
За то, что свозил Балакина к Шальневу, Басков себя не ругал. Неприятно было одно - что поддался минутной слабости и поверил, будто в душе Балакина может произойти какой-то перелом.
- Подумайте, Балакин, подумайте, - сказал Басков. - Но учтите: мне долго ждать времени нет.
Басков не хотел открывать всех своих карт и не стал говорить на первом допросе ни о городе П., ни о Ленинграде, ни о паспорте Балакина, обнаруженном в кармане у Шальнева, - вообще ни о чем из того, что ему было известно: он хотел дать Балакину возможность самому, без постороннего нажима, признаться во всем. Жаль, что не получилось с первого захода.
Где-то на самом дне сознания померещилась Баскову комбинация, что все это мог сотворить и сам Брысь. Но для этого ему нужно обладать большим иезуитством, ибо Брысь обязан был рассчитать за следователя невероятно витиеватый ход мысли. Он должен был рассуждать так: я убиваю Шальнева и оставляю у него в кармане свой паспорт; следователь не имеет причины думать, что это сделал я, потому что именно я и дал деньги Шальневу, со мной был Чистый, и только он знал обо всем, значит, подозревать будут только Чистого... Но Басков эту версию принять не мог, хотя она и не казалась совершенно уж абсурдной. Он по-прежнему не верил в возможность того, что преступление на бульваре Карбышева совершил Балакин.
И наконец, как самый малоправдоподобный, но все же допустимый вариант: на Шальнева напал с целью ограбления Зыков. Зыков подслушал разговор - раз. Поменялся паспортами с Брысем - два. Его паспорт был кстати Брысю, паспорт Брыся оказался кстати Зыкову, если он задумывал ограбление с инсценировкой, а может быть, и натолкнул его на мысль об ограблении Шальнева. О сыне и взаимоотношениях Шальнева с ним Зыков был отлично осведомлен - три. Но чтобы включить эту версию в число подлежащих рассмотрению, надо прежде дождаться, что скажет старший лейтенант Шустов, который как раз сейчас выясняет, что делал Зыков 20 июля, в день нападения на Шальнева...
И еще насчет Зыкова: если он и непричастен к преступлению на бульваре Карбышева и если действительно не заглядывал в шкатулку год или два, то паспорт вдруг понадобился ему неспроста. Возникла какая-то причина. Но какая? А может, он все-таки просто уступил свой документ Балакину по его просьбе?
Басков перебирал в уме все эти рассуждения, а Зыков, видя, что он задумался, сидел тихо, не двигаясь, ожидая, что последует дальше.
Закурив, Басков отодвинул магнитофон в сторону, облокотился о стол и спросил:
- Скажите, Константин Васильевич, новый паспорт
вы получили?
Зыков, конечно, какого-нибудь вопроса ждал, но явно не такого. Однако ответил не смутившись:
- Больно скоро! Там сказали, дней через десять... Справки навести требуется.
- А зачем вы вдруг паспорт искать стали?
- Да не искал я... Карточки поглядеть захотелось...
Я ж говорил...
- А как в милицию написали? Где потеряли?
- Ну-у, где... На улице потерял...
- Зачем соврали?
Зыков сделал страдальческое лицо и сказал обиженно:
- Пытаете меня, товарищ майор, а за что? Если там с Андреичем чего, так я невиновный.
Басков решил приоткрыть перед Зыковым краешек правды - это иногда развязывает язык.
- Слушайте, Зыков, дело серьезное. Вашего соседа хотели убить. О паспорте я не из любопытства спрашиваю. А вы что-то скрываете...
С Зыковым произошла мгновенная перемена: впервые Басков увидел, как лицо его побледнело. Он молча встал, открыл шифоньер, достал из пиджака вчетверо сложенный листок и положил его перед Басковым, выдохнув:
- Вот...
Это оказалось извещение из почтового отделения, написанное от руки чернилами: "Получите денежный перевод".
- Когда это принесли? - спросил Басков, нисколько не удивившись.
- В среду.
- Восемнадцатого?
- Ну да, прошлую среду.
- А Шальнев когда телеграмму получил?
- Я ж говорил - тоже восемнадцатого.
- Шальнев про перевод знал?
- А зачем мне докладывать?
- От кого деньги?
Зыков прижал обе руки к груди.
- Ей-богу, товарищ майор, знать не знаю. Никогда ни от кого не получал.
- А сколько?
- Так ведь не показали, - скороговоркой заторопился Зыков. - Прихожу, удостоверенье служебное предъявляю, а она, вредная, - паспорт надо.
- Может, должок чей?
- Взаймы не даю... Оно знаете как... Басков поднялся со стула.
- Одевайтесь, пойдем на почту. А потом еще в магазин надо. Вы где костюмы покупали?
- На Невском, в универмаге.
... Начальница почтового отделения, оставив их в своем кабинете, сама сходила за бланком с переводом на имя Зыкова. Это оказался телеграфный перевод на 300 рублей. Отправитель - Александр Иванович Балакин. Внизу отстуканы четыре слова: "Спасибо за все Саша".
Басков повертел бланк в пальцах и протянул его начальнице.
- Вижу, это из Москвы послано. А из какого отделения?
- Вот, тут все есть - и часы и шифр. А отделение связи - четыреста сорок восьмое.
Басков записал номер и встал:
- Благодарю. Будьте здоровы.
- А что же дальше? - Начальница приподняла бланк за уголок, словно он был липкий. Басков улыбнулся.
- У адресата паспорт потерялся. Выправит новый - получит деньги.
Басков собрался уходить, но сообразительная начальница сказала:
- А вы разве не хотите посмотреть бланк-подтверждение?
- А что такое бланк-подтверждение? - спросил Басков веселым голосом, мысленно ругнув себя за то, что не знает вещей, которые ему полагалось бы знать.
- Ну как же, - сказала начальница. - Сначала мы получаем по телеграфу, сколько кому перевести, а потом нам присылают бланк-подтверждение по почте... Ну самим отправителем денег писано...
Басков в душе поблагодарил почту за такой хороший порядок.
- Покажите, пожалуйста, этот бланк.
- Одну минуточку.
Начальница принесла бланк-подтверждение. Басков прочел тот же текст, который до этого видел в телеграфном исполнении. Но этот был сделан от руки и написан чернильными печатными буквами.
- Я, простите, должен это изъять у вас, - сказал он начальнице.
- Ну раз надо...
У Зыкова после посещения почты на лице снова играл румянец. Он даже пытался по пути к универмагу на Невский заговаривать о капризах ленинградской погоды, но Басков его не поддержал.
- Вы лучше скажите, за что вам Саша платит. Зыков сник.
- Невиновный я, товарищ майор...
- Ладно. Деньги отнесете в милицию. - И, подумав секунду, спросил: - Он вам сколько подарил?
- Я уж сказывал: сотню с рублями, - ответил Зыков и полез в карман.
- Не надо, - остановил Басков. - Поберегите пока. То речистый вы, Зыков, то клещами тянуть приходится. Вы костюмы помните, какие покупали?
Зыков наморщил лоб.
- Счас вспомним... Значит, так... Чехословацкие костюмчики, по сто восемьдесят... Саше коричневый подошел, в клеточку такую синюю, еле-еле видно... А Мите этому - мышастый.
- А в каких они приехали?
- Да уж я говорил. Которые в шкафу у соседа висят.
Они сели в троллейбус.
В отделе мужской одежды универмага Баскова интересовали чехословацкие костюмы - коричневые в синеватую клетку и темно-серые, мышиного цвета. Серых уже не осталось - распродали, а два коричневых висели - в точности такие, подтвердил Зыков, какой он купил для Балакина.
Выйдя из универмага, Басков позвонил в отделение милиции, но старшего лейтенанта Шустова не оказалось на месте. Басков попросил передать Шустову, чтобы он его дождался, и сообразил, что давно пора перекусить - было без двадцати минут пять.
- Значит, так, - сказал он ожидавшему в сторонке Зыкову. - Вы свободны. Спасибо за содействие. Но одна просьба: будут вести от этого Саши или Мити и вообще если что - звоните старшему лейтенанту Шустову. И деньги ему сдадите.
Басков вырвал из блокнота половинку листка, переписал в него телефон Шустова и отдал Зыкову со словами:
- А теперь всего хорошего.
- До свиданья, товарищ майор, будет сделано. Басков повернулся и зашагал прочь. Пообедав в кафе, он отправился в отделение милиции. Шустов уже был там.
- Ну что? - спросил Басков.
- Двадцатого июля он работал с шестнадцати до двадцати четырех.
Так, значит, Зыков отпадает.
- Хорошо. Сумею я на "Стреле" сегодня уехать?
- Устроим.
- Тогда еще одна просьба, Шустов. Нужно держать связь с почтовым отделением. Если будет что для Шальнева - забирай. Зыкову пусть доставляют, но ты поинтересуйся у него - от кого. Он скажет. И не удивляйся - деньги принесет, четыре сотни. Прими, оформи.
- Понял.
Было десять часов утра, когда Басков пришел к себе на Петровку, Скучный Марат сразу повеселел, встретив его в коридоре.
- Как съездили, Алексей Николаевич?
- Кое-что есть. У Шальнева как дела?
- Еще без сознания, но вроде лучше. Басков открыл кабинет.
- Заходи.
Марат сел к окну. Басков достал из сейфа папки.
- Вот что, Марат. Возьмешь фото Брыся и Чистого, подберешь портретики посторонние и поедешь... - Басков заглянул в свой блокнот, - ...поедешь в четыреста сорок восьмое отделение связи... Позвони, где это находится.
Марат позвонил.
- Улица Глаголева, дом восемь, Алексей Николаевич.
- Глаголева, Глаголева... Это же по проспекту Жукова?
- Точно. И от ресторана "Серебряный бор" рядом.
- Интересно. А родной дом Чистого у нас где?
- На другом конце, на Таганке.
- А сынок Шальнева на проспекте Жукова живет. - Это Басков сказал как бы самому себе, потому что о семейных обстоятельствах пострадавшего Шальнева Марат еще ничего не знал. - В общем, дело вот какое. Восемнадцатого июля из этого отделения был отправлен телеграфный денежный перевод на триста рублей в Ленинград Зыкову Константину Васильевичу. Отправитель - Балакин. Предъяви фото девушке, которая этот перевод принимала. У тебя рука легкая, вдруг признают...
Марат порывисто вскочил.
- Нет, ты совершенно безнадежный, - сказал Басков. - Сядь, еще не все... Возьми это. - Он вынул из папки обрывок телеграммы, найденный в кармане у Шальнева. - Спроси, пусть посмотрят - должен быть оригинал. Послана тоже восемнадцатого и по тому же адресу, только на имя Шальнева...
- Все, Алексей Николаевич?
- Да... И звони мне сразу, как там... Редко когда нетерпеливый по природе Басков ждал звонка с таким нетерпением, потому что он был уверен: сообщение с почты или подтвердит версию, возникшую у него после Ленинграда, или еще больше все запутает.
Узлом был денежный перевод. Когда Зыков у троллейбусной остановки подтвердил, что Брысь подарил ему сто рублей, Басков будто бы вмиг прозрел. Так бывает, если разглядываешь загадочную картинку, на которой в сплетении древесных ветвей надо найти охотника: крутишь туда-сюда минут десять, и вдруг глаз схватывает нужные контуры, и ты удивляешься, что потратил столько времени на розыски, потому что охотник со своим ружьем просто кричит с дерева, кроме него, ничего уже и не видишь.
Действительно, что же получается?
Брысь хотел отблагодарить Зыкова за услуги - дал сотню. И вдруг ему вздумалось послать еще триста рублей. Можно это хоть мало-мальски убедительно объяснить? Вряд ли.
Будем считать, что деньги послал не Брысь. И телеграмму тоже. Тогда кто?
Ответ напрашивается.
Человек, пославший телеграмму и деньги, должен быть знаком с Балакиным, Шальневьш и Зыковым, знать ленинградский адрес. Он также должен быть осведомлен о семейной драме Шальнева и о том, что его сын Юрий живет в Москве.
Таким человеком мог быть Чистый.
Если же вернуться к преступлению на бульваре Карбышева, принять во внимание все выяснившиеся обстоятельства и спросить: кто мог положить в карман Шальневу паспорт Балакина? - вполне естественный ответ: Чистый.
Раз так, все концы сходятся. Правда, эта версия оставляет темными два вопроса: ради чего Чистый хотел убрать Шальнева и зачем столь сложно готовил преступление? Но тут ответить мог только сам Чистый...
Марат позвонил в половине двенадцатого.
- Порядок, Алексей Николаевич.
- Выкладывай.
- Перевод послан в десять тридцать. Но не Балакин деньги посылал. Я фото предъявил, девушка категорически заявила: не видела таких.
- Значит, Чистый? Марат замялся.
- Видите ли, какое дело... Насчет Чистого у нее уверевности нет... Сначала я в числе трех его показывал - не узнала, а одного показал - вроде знакомое лицо.
- А что с телеграммой?
- Отсюда, из четыреста сорок восьмого, в Ленинград восемнадцатого июля не посылали.
- Слушай, Марат, спроси там: есть почта на проспекте Жукова, поближе к началу?
- Минутку.
Баскову вспомнились все его выкладки на этот счет, и ему пришла мысль: человек, посылавший телеграмму от имени Юры, чтобы вызвать Шальнева в Москву, для вящей убедительности должен был послать ее из отделения связи, ближе всего расположенного к дому, где живет Юрий Мучников. Надо полагать, Шальнев, знавший адрес сына, знал и почтовый индекс этого адреса. А получив такую неожиданную и такую желанную для себя телеграмму, он, наверное, сто раз разглядывал, не веря глазам, каждую букву, каждую цифру...
- Алло, Алексей Николаевич, - послышался в трубке голос Марата.
- Да.
- Есть. Триста восьмое отделение, проспект Жукова, три.
Значит, дом, где живет Юрий Мучников, всего метрах в ста от почты.
- Поезжай туда. Проверь все, как сделал с переводом. Я жду.
Через час Марат снова объявился.
- Я из триста восьмого, Алексей Николаевич. Такая же история. Отправлено в одиннадцать двадцать. Балакин - наотрез нет, Чистый - может быть.
- Оригинала нет?
- Есть. Но печатными буквами.
- Изыми...
По рукописному тексту, исполненному печатными буквами, очень трудно установить, кому принадлежит почерк, зато по двум таким текстам можно определить, писал ли их один и тот же человек.
Марат привез оригинал телеграммы. Басков положил рядом оба бланка, поглядел на Марата и сказал:
- Мы с тобой не графологи... Но похоже?
- Похоже, Алексей Николаевич.
Басков сунул бланки в конверт.
- Отдай графологам...
Баскову очень не нравилось в людях то, что он называл шаманством. Самую обыкновенную свою работу, за которую ему выдают зарплату, шаманствующий человек обставляет такими сложными мнимыми трудностями, что со стороны это смахивает на магию и волшебство. Чаще всего так делается с целью пустить пыль в глаза менее опытному коллеге или завоевать симпатии женщины. Но, как правило, это только вредит делу, а иногда и самому шаману.
Простой здравый смысл заставлял Баскова принять то, что само собой напрашивалось, хотя дознавательская практика ясно говорит: очевидное - отнюдь не самое вероятное.
Он пошел к начальству, доложил добытые данные и сказал, что считает наиболее правдоподобной и перспективной версию, согласно которой на Шальнева покушался Чистый. Начальник МУРа спросил, какие специальные розыскные мероприятия в отношении Чистого он может предложить. У Баскова таких предложений не было. Он мог добавить лишь кое-что из примет, полезных для розыска: преступники одеты в чехословацкие костюмы такого-то и такого-то цвета.
Поскольку ведется всесоюзный розыск Брыся и Чистого и поскольку они, так сказать, в одной связке, оставалось ждать результатов. Для оперативного работника нет ничего хуже такого пассивного состояния, но тут приходилось мириться...
Минуло почти две недели, а на след Брыся и Чистого напасть все еще не удавалось. По-видимому, они отсиживались в укромном месте.
Девятого августа ожидание наконец кончилось. Баскову из Ленинграда позвонил старший лейтенант Шустов.
- Есть письмо, Алексей Николаевич, - будничным голосом сообщил он, не подозревая, как празднично звучит это для Баскова.
- Кому? От кого?
- Шальневу. Подписано: "Саша".
- Откуда?
- В письме обратного адреса нет.
Праздник моментально померк.
- А штемпель? - почти крикнул Басков. - Почтовый штемпель на конверте есть?
- Есть, Алексей Николаевич. Послано из Харькова.
- Ну ты большой драматург, Шустов, - облегченно вздохнул Басков. - Вези письмо в городское управление пусть по телетайпу передадут сюда. А оригинальчик вышли. - Басков подумал секунду и добавил: - И заодно вот что: купи конверт, попроси начальницу почты, где мы были, тиснуть штемпель... Ну, скажем, одиннадцатого августа. И тоже вышли.
Через два часа Басков прочел короткое письмо, переданное по телетайпу:
"Игорь! Почти месяц прошел, пора что-то получить от тебя. Как все устроил? Срочно напиши. Город - сам знаешь. До востребования, Зыкову К. В. Не удивляйся, после объясню. Буду здесь до 25 августа. Привет. Саша". И в приписке - номер почтового отделения.
Так, значит, паспорт Зыкова все-таки оказался у Брыся, но каким путем выкрали его или Зыков отдал сам? И значит, Брысь заранее наметил, куда отправится из Ленинграда, раз сообщил Шальневу город еще у него в гостях. И если уж он такой завзятый конспиратор, что не называет этот город в своем письме, то вполне возможно, что харьковский штемпель на конверте ничего Баскову не даст - Брысь мог попросить кого-нибудь бросить проездом в Харькове письмо в почтовый ящик. Но харьковский вариант необходимо отработать.
В пятницу, 10 августа, из Ленинграда пришел пакет. Рукописный оригинал письма мало что говорил Баскову, но мог пригодиться графологам, потому что хоть и редко, но иногда все же удается идентифицировать скоропись с текстом, выполненным печатными буквами.
Конверт со штемпелем ленинградской почты Басков повертел в пальцах н подумал, что, пожалуй, с этим конвертом он немного пошаманил: если Брысь действительно явится в почтовое отделение в Харькове, у него не будет времени ни разглядывать штемпель на конверте, ни почерк, а уж читать письмо - тем более.
Басков положил в конверт чистый листок бумаги, заклеил, написал адрес и тут же подумал, что все это вообще ни к чему, лишнее. Придет Брысь на почту хорошо, а получит он там что-нибудь или не получит - не имеет значения.
В Харьков Басков взял с собою инспекторов Сергея Фокина и Ивана Короткова. Ему с ними не раз доводилось ходить на задержание опасных преступников, в них он не сомневался. Марат умолял включить в группу и его, но Басков знал, что у него больна мать, по ночам ему приходится быть сиделкой, и потому отказал...
Засада у такого объекта, как почта, да еще днем, да еще на людной улице, дело щекотливое. Брысь мог быть вооружен, поэтому Басков хотел взять его так, чтобы свести к нулю риск для посторонних.
Фокин сидел внутри почты за столом - будто писал. Короткое прогуливался по противоположному тротуару. Басков сидел перед окном в доме напротив. Метрах в пятидесяти на улице стояла "Волга" с двумя инспекторами из городского угрозыска,
У всех были фотопортреты Брыся, так что его появление обязательно кто-нибудь заметит еще до того, как Брысь войдет в помещение почты. Каждый постоянно видел хотя бы одного из товарищей, а об условных знаках было четко договорено.
Миновало три пустых дня.
Брысь пришел в четверг, 16 августа, в половине одиннадцатого утра, Ои появился из ворот дома, около которого стояла их "Волга". Короткое, заметив сигнал из автомобиля, дал знак Баскову. Басков покинул свой пост, вышел из дома и увидел Брыся. Прежде всего он узнал костюм - коричневый в синеватую клетку.
К двери почты они подошли одновременно. Басков пропустил Брыся вперед, и, когда тот, приблизившись к стойке, сунул руку во внутренний карман пиджака, Басков дал знак Фокину, а сам, положив ладонь на плечо Брысю, сказал:
- Здравствуйте, Балакин.
Брысь медленно повернул голову, посмотрел сначала на него, лотом на Фокина, вставшего рядом с другого бока. Баскову было не до выражения его глаз, но смотрел Брысь недобро.
- Оружие, - сказал Басков.
- Не ношу, - ответил Брысь хмуро. Фокин единым плавным долгим движением обеих рук огладил его от груди до щиколоток.
- Не ношу, - презрительно повторил Брысь. Фокин защелкнул наручники.
- Извините. - Басков вынул из кармана у Брыся, паспорт, откинул корочку.
Это был паспорт Зыкова.
Глава 9
ДОПРОС С ПЕРЕРЫВОМ
Хорошо разработанный план допроса - великая, конечно, вещь, но Басков понимал, что допрос человека с таким богатым уголовным опытом, как у Брыся, не укладывается в общие рамки. Тут вряд ли сумеешь поставить ловушку, которую твой подневольный собеседник не заметит, вряд ли перехитришь его в игре околичностями. Поэтому Басков избрал самую простую тактику - ставить Брыся перед фактом, и пусть он опровергает, если сможет.
Когда конвойный ввел Брыся, Басков поразился перемене, происшедшей с арестованным: за три дня он постарел на десяток лет. Крупные морщины на щеках глубоко врубились в кожу, глаза запали, а цвет лица приобрел какой-то чугунный оттенок. Новый костюм висел на нем словно на вешалке, а между тем Басков отлично помнил, что там, на почте в Харькове, плечи у него были как влитые.
- Вы что, совсем не едите? - спросил Басков, когда Брысь сел на стул.
- А вы меня на откорм поставили, что ли? - мрачно пошутил Брысь.
Басков пожалел, что задал чисто по-человечески свой вопрос.
- Як вам не подмазываюсь, Балакин. Начнем по делу. - Он взял паспорт. Откуда у вас документ Константина Васильевича Зыкова?
- На улице нашел, - с издевкой ответил Брысь.
- Вы даете понять, что врете. Только не надо строить насмешки, это не укрепляет отношения. Лучше вы начистоту, Александр Иваныч.
На Баскова глянули из-под густых темных бровей усталые и все же неуловимо насмешливые глаза.
- Не держите меня за долдона, гражданин начальник. Вы еще молодой, а я давно с ярмарки еду. Ксива краденая, ну и что? Не за это меня взяли.
- Ладно, разберемся. Только не зовите меня начальником. Лучше - гражданин майор. - Басков из своей руки показал Брысю его письмо. - Это вы писали?
- Ну, наверно, я.
У Баскова уже было заключение графологической экспертизы, где говорилось, что денежный перевод и телеграмма написаны одним человеком, а письмо, по всей вероятности, другим, но он сейчас не хотел касаться этого вопроса.
- Что вы должны были получить от Шальнева и что он устраивал? - спросил Басков. Брысь покачал головой.
- Эх, гражданин майор... Я телом еще не старик, раз покуда комар кусать не отказывается... А душа... - Он взглянул на Баскова уже без тени насмешки. Можно мне спросить? Один раз, больше не буду.
Басков почувствовал, что сейчас должен произойти какой-то поворот, что сидящий перед ним матерый рецидивист по неведомой ему, Баскову, причине дрогнул где-то в глубине своего существа и хочет вынырнуть на белый свет, чтобы глотнуть глоток чистого воздуха или, если это не удастся, утонуть.
- Спрашивайте.
- Меня сдал Шальнев? - тихо спросил Брысь.
- Нет. Подумайте сами: зачем бы я стал задавать вам лишние вопросы, если бы на них уже ответил Шальнев?
- Я ваши порядки знаю. Один сказал - другой закрепить должен. Я вор в законе, и вот мое слово: скажите правду про Шальнева, он меня заложил или нет, - расколюсь, жилы вам мотать не буду.
Момент был из тех, что редко повторяются. Сняв трубку, Басков позвонил по телефону.
- Марат, зайди.
Тот явился немедля. Брысь сначала на него даже не оглянулся.
- Ты когда был в больнице? - спросил Басков.
- В пятницу, товарищ майор.
- Как там?
- Лучше, но пока без сознания... - При этих словах Брысь посмотрел на Марата, который тоже смотрел на него.
- Позвони, предупреди - сейчас приедем. И вызови "воронок".
- Слушаюсь, товарищ майор...
Марат ушел, а Басков подвинул на столе сигареты, спички и пепельницу поближе к Брысю и сказал, взглянув на часы:
- Закуривайте. Я покажу вам кое-что, Балакин, и тогда вы, может быть, поверите мне.
Брысь еще не понимал, что ему готовится.
В палате, где лежал Шальнев, ничто не изменилось с того июльского жаркого дня, когда его сюда привезли. Он висел в своем фантастическом гамаке, укрытый до пояса простынею, и трубочки по-прежнему змеились от его рук и ног к стеклянному шкафу в изголовье, похожему на действующую модель какого-то химического производства в разрезе.
Изменилось только то, что было лицом Шальнева. Теперь оно походило на кору сосны с выступившими на поверхности смоляными каплями.
Сестра оставила Баскова и Балакина, одетых в белые халаты и белые же полотняные бахилы поверх ботинок, и Басков сказал, показав на левую руку Шальнева, лежавшую вдоль тела на кромке гамака:
- У него нет паспорта, но там есть татуировка... Посмотрите.
Балакин приблизился, склонился над рукой, по которой от запястья к локтю ползла синяя черепаха. Потом, пятясь, вернулся на середину комнаты и спросил шепотом:
- Кто его?
- Я думаю, что не вы. Но и без вас здесь не обошлось. Или как?
- Эх, гражданин начальник, - только и сказал Балакин.
- Ладно, пошли.
... Басков надеялся, что после столь убедительного ответа на вопрос Балакина о Шальневе, да если учесть слово, данное вором, допрос пойдет без помех, но он просчитался.
Уже в машине с Балакиным что-то случилось, он даже отказался от предложенной сигареты. А когда Басков, продолжая прерванный допрос, снова спросил, что должен был сделать Шальнев и каких вестей ждал от него Балакин, он услышал в ответ:
- Ничего я вам не скажу, гражданин майор. Дайте подумать.
За то, что свозил Балакина к Шальневу, Басков себя не ругал. Неприятно было одно - что поддался минутной слабости и поверил, будто в душе Балакина может произойти какой-то перелом.
- Подумайте, Балакин, подумайте, - сказал Басков. - Но учтите: мне долго ждать времени нет.
Басков не хотел открывать всех своих карт и не стал говорить на первом допросе ни о городе П., ни о Ленинграде, ни о паспорте Балакина, обнаруженном в кармане у Шальнева, - вообще ни о чем из того, что ему было известно: он хотел дать Балакину возможность самому, без постороннего нажима, признаться во всем. Жаль, что не получилось с первого захода.