Шмидт Анни. Мурли

   Он решил остаться и подождать.
   А Мурли не ушла домой. Никто не заметил, как она проскользнула в соседний зал — размером поменьше. Похоже, это был зал заседаний. Посреди стоял длинный стол со стульями, в углу — ящик с растениями, а рядом с ним — аквариум с золотыми рыбками.
   В зале никого не было, и Мурли прямиком направилась к аквариуму, где медленно плавали две толстые золотые рыбки с выпученными глазами.
   Мурли прильнула к стеклу, пристально наблюдая за их волнисто колышащимися хвостами.
   — Мне нельзя этого делать, — сказала она себе. — «Кошачьи штучки» — вот то, чем я сейчас занимаюсь. Через минуту я уже не смогу совладать с собой... Уходи отсюда, Мурли. Брысь!
   Но рыбы, словно магнит, притягивали к себе её взгляд. Её рука в красивой длинной перчатке потянулась к аквариуму, застыла над водой...
   Внезапно где-то совсем рядом зазвучали голоса, Мурли едва успела отдернуть руку. Она метнулась за ящик с растениями и затаилась там. Дверь распахнулась, и в зал вошли двое: один из них был господин Смит, другой — господин Эллемейт.
   Скрытая от их глаз густыми зарослями вьюнов, Мурли присела на корточки и застыла так, боясь шелохнуться.
   — Мне хотелось бы отвлечь вас на минуту, — сказал господин Смит. — Там много народу, а здесь мы можем спокойно поговорить. Речь идет вот о чём : мы, жители города, хотим организовать одно общество. Общество Друзей Животных.
   «Ну и ну, — подумала Мурли в своем укрытии. —Вот и новость для господина Тиббе. Послушаем, что же последует дальше».
   — Вы знаете, что в Киллендорне очень много друзей животных, — продолжал господин Смит. — Почти в каждом доме имеется кошка. Цель нашего общества — оказание помощи животным. Мы хотим создать приют для бедных бездомных кошек, хотелось бы, конечно, и больницу для животных...
   Не исключено, что мы будем показывать о них фильмы. Сам я сейчас готовлю лекцию. Она будет называться «Кошка в истории человечества». «Ещё одна новость», — подумала Мурли.
   — И вот о чём я хочу попросить вас, — торжественно произнес господин Смит. — Не согласитесь ли вы стать Председателем нашего Общества Друзей Животных?
   — Хм, — буркнул господин Эллемейт. — Почему вы просите об этом меня?
   — Вы самый известный человек в городе, — сказал господин Смит. — И вас все любят. К тому же все хорошо знают, что вы друг животных. У вас ведь наверняка есть кошка?
   — У меня собака, — возразил господин Эллемейт. — По имени Марс.
   Мурли так сильно задрожала в своем углу, что вокруг неё затряслись растения. Марс! Тот самый пес, который дважды загонял её на дерево!
   — Хм, — опять буркнул господин Эллемейт. — Безусловно, я с превеликой охотой... но вы же знаете, как я занят. Я и без того член стольких обществ и стольких комитетов...
   — Это вас не обременит. От вас ничего не потребуется. Просто нам нужно ваше имя. Ведь все вам так доверяют.
   Заложив руки за спину, господин Эллемейт прошёлся по залу. Он остановился в углу с растениями, рассеянно поглядел на золотых рыбок, затем скользнул взглядом по вьюнам.
   «Он видит меня!» — Мурли сжалась от страха.
   Но он лишь сорвал сухой листик с герани и сказал:
   — Ладно, так и быть.
   — Чудесно, чудесно! — воскликнул господин Смит.— Благодарю вас. Скоро мы дадим вам знать о себе. А теперь я должен вернуться на праздник.
   Они вышли из зала, и Мурли перевела дух.
   Она выбралась из укрытия и обнаружила на подоконнике огромного черного кота. Это был гостиничный кот Люкс.
   — Между прочим, ты находишься в запретном зале, — заметил кот. — Мне лично сюда входить запрещено. Из-за этих дурацких золотых рыбок. Видала, какие толстые?
   — Я чуть было одну не поймала, — вздохнула Мурли. — Мне пора возвращаться в зал ко всем этим людям... Знал бы ты, как я их боюсь!
   — Твой хозяин ищет тебя. Вон там, на террасе. Если ты вылезешь в окно, тебе не понадобится проходить через толпу.
   Одним прыжком Мурли перемахнула подоконник и, сделав ручкой коту, направилась к террасе, где одиноко слонялся Тиббе.
   — Юфрау Мурли, — начал он строгим голосом.
   — А у меня для вас новости, — нежно мурлыкнула она и пересказала ему всё, что ей удалось услышать.
   Тиббе благодарно кивнул ей. Но когда они вернулись домой, он снова заладил свое:
   — Мне кажется, с этим нужно что-то делать... с вашими кошачьими замашками... и кошачьим поведением.
   — А что мне нужно делать?
   — Я отвезу вас к доктору.
   — Только не это! — воскликнула Мурли. — Доктора делают уколы.
   — Я имею в виду не обычного доктора.
   — А какого? Ветеринара?
   — Нет, я отведу вас к беседующему доктору. Есть такие доктора, с которыми можно побеседовать о своих трудностях.
   — У меня нет никаких трудностей. — Мурли пожала плечами.
   — Зато у меня есть, — нахмурился Тиббе.
   — Тогда идите сами к беседующему доктору.
   — Мои трудности связаны с вами, юфрау Мурли. С вашими дикими манерами. Сегодня на приёме всё так хорошо началось. Вы вели себя просто замечательно до тех пор, пока вам не вздумалось ударить по ключику ла... я имею в виду — рукой. Секретарши так не поступают.

БЕСЕДУЮЩИЙ ДОКТОР

   На следующий день Мурли сидела в кабинете доктора Схюлда.
   — Не разрешите ли поинтересоваться вашим именем? — спросил доктор.
   — Юфрау Мурли.
   — Это ваша фамилия? Или имя?
   — Это моя кличка, — пояснила Мурли.
   — А как ваша фамилия?
   Она долго молчала, разглядывая ползающую по окну муху.
   — Мне кажется, у меня её нет.
   — Как звали вашего отца?
   — Рыжий Плут.
   — Так и запишем. — Доктор вывел на карточке «Юфрау М. Рыжеплут». — На что вы жалуетесь?
   — Жалуюсь? — переспросила Мурли. — Я ни на что не жалуюсь.
   — Вы же хотели со мной посоветоваться? Что послужило тому причиной?
   — Мой хозяин считает, что во мне слишком много кошкиного.
   — Какого?
   — Ну, кошачьего. И его становится во мне с каждым днем всё больше и больше.
   — Вероятно, он имеет в виду, что в вас есть что-то от кошки?
   — Именно так, — подтвердила Мурли.
   — Вот оно что. — Доктор нахмурился. — Давайте начнем сначала. Расскажите о ваших родителях. Чем занимался ваш отец?
   — Бродяжничал, — ответила Мурли. — Я никогда его не видела. Мне нечего о нем сказать.
   — А ваша мать?
   — Моя мать была полосатой.
   — Как-как?
   Доктор взглянул на неё поверх очков.
   — Она была полосатой. Её нет в живых. Она погибла под колесами автомобиля.
   — Какой ужас! — пробормотал доктор.
   — Да, её ослепил свет фар, и она попала под грузовик с прицепом. Но это было уже давно.
   — Так-так, пойдем дальше. Братья и сестры?
   — Нас было пятеро.
   — И вы старшая?
   — Мы все ровесники.
   — Значит, пятерняшки? Такое не часто случается.
   — Да, — кивнула Мурли. — Мы родились один за другим. Троих раздали по знакомым, когда им исполнилось по два месяца. А меня с сестрой оставили. Мы показались хозяйке самыми симпатичными.
   Она мечтательно улыбнулась при этом воспоминании, и в наступившей тишине доктор явственно услышал её мурлыканье. Мурлыкала она вполне дружелюбно. Сам доктор очень любил кошек, у него была кошка Аннелизе, обитавшая обычно наверху в жилых комнатах.
   — Хозяйка? — переспросил доктор. — Вы имеете в виду вашу мать?
   — Нет, — ответила Мурли. — Я имею в виду хозяйку. Она говорила, что у меня самый красивый хвостик.
   — Ага-ага, — закивал доктор. — А когда вы его потеряли?
   — Что потеряла?
   — Этот самый хвостик.
   Мурли задумчиво взглянула на него; в этот миг она так была похожа на кошку, что доктор вдруг подумал: «А может, хвостик до сих пор на месте? Наверное, она его спрятала под юбкой».
   — Я что-то съела на помойке, — сказала Мурли. — Возле института. После этого всё и случилось. Но по сей день у меня сохранились разные кошачьи свойства. Я могу мурлыкать и шипеть. И залезаю на дерево, когда вижу собаку.
   — И это вас беспокоит? У вас из-за этого проблемы?
   — Не у меня. — Мурли покачала головой. — У моего хозяина: он находит это неприличным.
   — А кто ваш хозяин?
   — Господин Тиббе из газеты. Я его секретарша. Я хорошо справляюсь с работой, но вот никак не могу перестать чувствовать себя кошкой.
   — И вас это беспокоит? — вновь спросил доктор.
   — Это немного неудобно, — сказала Мурли со вздохом. — Как будто во мне постоянно ссорятся два существа. Полукошка и получеловек.
   — Ах... — в свою очередь вздохнул доктор. — Быть целиком человеком тоже не больно-то удобно...
   — Вот как?
   — Истинная правда.
   Об этом Мурли ещё не задумывалась. Эта мысль показалась ей забавной.
   — И всё-таки я предпочитаю быть кем-то одним, — сказала она.
   — Кем же вы предпочитаете быть?
   — Если бы я знала... Я вся в сомнениях. Иногда я думаю, как же мне хочется снова стать кошкой... Пробираться с поднятым хвостом в зарослях золотых шаров, пыльца золотым дождем ложится на твою шерстку... Петь на крышах с другими кошками, охотиться на молодых скворцов, вылетающих из гнезда... Порой мне даже хочется сходить на тазик. Кошачий тазик. Но не могу отрицать... — Мурли запнулась, — быть женщиной тоже-довольно приятно.
   — Тогда вам просто нужно подождать дальнейшего развития событий, — посоветовал доктор.
   — Я думала... — замялась Мурли. — Может быть, вы дадите мне какую-нибудь микстуру? Или таблетки. Чтобы...
   — Чтобы снова стать кошкой?
   — Нет... я вся в сомнениях.
   — Сперва вам нужно решить, кем вы хотите быть, — сказал доктор. — А уж потом снова приходите. У меня нет для вас ни микстур, ни таблеток, но я всегда готов помочь вам советом. Кто-то царапался в дверь. Это была Аннелизе — кошка доктора.
   — Моя кошка рвется сюда, хотя прекрасно знает, что ей запрещено входить в кабинет, когда у меня пациент. — Доктор покачал головой.
   Мурли прислушалась к мяуканью за дверью.
   — Вам нужно подняться наверх, — сказала она. — Ваша жена жарит на гриле курицу.
   «Откуда она знает, что у нас на обед жареная курица?» — удивился доктор.
   — Она обожгла на гриле руку. Вам в самом деле следует подняться к ней. А я, доктор, пойду и приду к вам снова, когда разберусь сама с собой.
   Доктор побежал наверх, в жилые комнаты. В кухне стояла его жена и с ненавистью смотрела на гриль. На пальце у неё вздулся огромный пузырь.
   — Как ты узнал, что я обожглась?
   — Мне рассказала об этом одна очень симпатичная кошка, — ответил доктор и поспешил за мазью.
   ***
   По дороге домой Мурли услышала ужасную новость, касающуюся Помоечницы. Её сообщил Косой Симон.
   — Какой кошмар! — воскликнула Мурли. — Сломала лапу, говоришь? Её сшибла машина? Где она сейчас? А дети остались одни?
   — Тараторишь-тараторишь, ты меня просто завалила вопросами, — ворчал Косой Симон. — Может, и не так страшно, мне рассказал об этом кот Бензин, а он вечно всё преувеличивает. Между прочим, её ещё и побили.
   — Побили?
   — Да, заехали бутылкой. После всех этих несчастий она еле дотащилась до дому, я имею в виду фургон, где она сейчас обитает со своими детьми.
   — Я сейчас же иду к ней, — решила Мурли. — Захвачу только еды и молока.
   Она нашла Помоечницу в фургоне. Та лежала рядом со своими котятами в настроении ещё более мрачном, чем обычно.
   — Что с тобой? — спросила Мурли, присев перед ней на корточки. — Тебе очень больно? Лапа сломана? Было много крови?
   — Меня треснули со всей силы, — с горечью сказала Помоечница. — Полной бутылкой вина. Представляешь? До чего дожили! Может, конечно, это великая честь — не всякому повезет, чтобы его огрели бутылкой бургундского по хребту!
   — Давай посмотрю, все ли у тебя кости целы, — предложила Мурли.
   — Руки прочь! — завопила старая кошка.
   — Я же хочу только посмотреть.
   — Не надо ничего смотреть. Убери руки!
   — Если у тебя сломана лапа, ведь требуется какая-то помощь.
   — И так заживёт. Не впервой.
   — Давай лучше я тебя куда-нибудь отнесу. К нам на чердак, например.
   — Нечего меня носить. Дай мне околеть спокойно. Мне и здесь хорошо.
   Мурли вздохнула и дала Помоечнице молока и мяса.
   — Вот это кстати, — сказала Помоечница. — Меня мучает жажда. Я всегда пила из крана на стоянке. Там натекает лужица. Но это довольно далеко, а я ковыляю с таким трудом...
   Напившись, она пробормотала:
   — Сама, дура старая, во всём виновата.
   — Расскажи, как всё произошло.
   — Я шла вдоль этих шикарных садов и увидела прямо перед собой большую белую виллу, всю в розах. Обычно я в те сады не совалась, ведь их охраняют собаки. Но тамошний пес был заперт в гараже. Ох, и бесновался он, а мне от этого было ни жарко ни холодно: меня-то он достать всё равно не мог. Ворота сада стояли нараспашку, и я учуяла потрясающий запах. А есть хотелось до чертиков! Потому что с шестью писклями вечно живот сводит от голода, сама понимаешь. Ну вот, заглядываю я, значит, в дом. А в комнате никого. Посередине большой накрытый стол с букетом роз. На розы мне, честно говоря, наплевать, но я учуяла лосося. И что в таком случае делаешь? Конечно, стараешься не упустить свой шанс.
   — И ты вошла в дом?
   — Вошла как миленькая. Вспрыгнула на стол и сразу очутилась перед блюдом с лососем. Тут у меня просто глаза разбежались — сколько же там всего было! И крабы тебе, и куры, и холодный ростбиф. Взбитые сливки, креветки, соусы такие и сякие. Мр-р-рау! — Помоечница мечтательно закатила глаза. И прошлась язычком по всем своим детям.
   — И что дальше?
   — Что-что! У меня закружилась голова, вот что! Крыша поехала от всей этой еды. Не знала, за что приняться. Надо же! Нет бы сжевать сразу этого треклятого лосося — хоть было бы что вспомнить! Но от всех этих запахов я потеряла рассудок. А теперь вот вспоминай-мучайся! Не съесть ни кусочка! Голодранка безмозглая!
   — Но что же было потом, говори скорей!
   — А ты как думаешь? Явились — не запылились.
   — Кто?
   — Хозяин с хозяйкой. Я не слышала, как они вошли. Дура, конечно! Я словно мозгами повредилась. Спрыгнула со стола и помчалась к двери, а там уже поджидает меня хозяйка и лупит зонтом. Я — назад, а там — он. Схватил со стола бутылку. И... бр-р-мяу!
   Помоечница жалобно мяукнула.
   — Как же тебе удалось выбраться?
   — Не помню. Но выбралась — сама видишь. Наверное, проскочила у неё между ног, она успела напоследок огреть меня зонтом, с тем я и была такова. Пулей выскочила в сад. Сперва я ничего не заметила, но когда захотела перепрыгнуть через изгородь... тут-то и поняла, что со мной не всё в порядке. Какое там прыгать, я даже ползком не могла взобраться на эту загородку!
   — Как же тебе это всё-таки удалось? — спросила Мурли.
   — Собака. Они выпустили из гаража собаку. Я слышала, как этот пес летел на меня, и заметалась вдоль изгороди, но нигде не было никакой лазейки, нигде! «Спета твоя песенка, Помоечница, — подумала я. — Лапа волочится, один на один с этим псом... всё, — сказала я себе, — окончен твой славный путь». Но всё же на прощанье я влепила ему по носу лапой, и он отступил. А пока он соображал, как меня половчее сожрать, я вдруг вспомнила про своих писклей — и мигом взлетела на изгородь. Не спрашивай, как это у меня получилось, не знаю. Вот тебе факт — ещё помучаемся!
   — А сейчас ты можешь ходить?
   — Как старая кляча. Еле себя таскаю. А, заживёт всё. Где наша не пропадала! На то я и бродячая кошка. Я так рада, что расцарапала нос этому мерзавцу, долго будет помнить Помоечницу!
   — Как его звали?
   — Марс.
   — Боже мой!
   — А что, ты с ним тоже знакома?
   — Знакома, — кивнула Мурли. — Выходит, бутылкой тебя ударил хозяин Марса?
   — Он самый, я ж тебе сказала. Эллемейт его звать. Директор парфюмерной фабрики. Где мой сынок Парфюм проживает.
   — Он же Председатель общества, — прошептала Мурли. — Общества Друзей Животных.
   — Вот оно что! — воскликнула Помоечница. — Меня это ничуть не удивляет. Говорила я тебе: все люди — дрянь.
   ***
   — Это отвратительно, — сказала Биби, выслушав рассказ Мурли. — Какой ужасный человек! Бедная Помоечница!
   — Тебе нужно навестить её. Ты ведь знаешь, где она живёт.
   — Я уже была там один раз. В брошенном фургоне. Как ты думаешь, можно мне сфотографировать её котят?
   Биби теперь повсюду ходила с фотоаппаратом и щелкала направо и налево. Снимки иной раз получались кривоватые, но всегда отчетливые.
   Биби и Мурли стали подругами. Сейчас они сидели на скамейке в скверике.
   — А Тиббе написал об этом в газету? — спросила Биби. — Про господина Эллемейта и Помоечницу?
   — Нет. — Мурли покачала головой. — Ему нельзя писать про кошек, так он сам говорит.
   — Но это ведь не про кошек! Он должен написать про Председателя общества... как оно называется?
   — Общество Друзей Животных.
   — Ну вот, об этом-то он просто обязан написать! О том, что такой важный господин бьет бедную кормящую кошку.
   — Мне тоже так кажется. — Мурли вздохнула. — Но он не хочет.
   Она как-то странно посмотрела на нижнюю ветку вяза. Биби проследила за её взглядом. На ветке щебетала птичка. Биби обернулась к Мурли, и ей сделалось страшно... Вид у той был какой-то... как в тот раз с мышкой.
   — Мурли! — закричала Биби. Мурли испуганно вздрогнула.
   — Я же ничего не сделала, — быстро сказала она, но тон у неё был виноватый.
   — Так нельзя, какая же ты! — Биби погрозила ей пальчиком. — Птички такие же симпатичные, как и кошки.
   — Когда я жила на Эммалаан... — мечтательно протянула Мурли.
   — Где ты жила?
   — На Эммалаан. Когда я была кошкой. Там я ловила птичек... За домом, возле террасы, где растут золотые шары... Птички были такие...
   — Прекрати немедленно! Я не слушаю! — воскликнула Биби.
   Она вскочила и побежала прочь со своим фотоаппаратом.

КОШКИ - НЕ СВИДЕТЕЛИ

    —Я не понимаю, — в который раз завела разговор Мурли. — Об этом обязательно нужно напечатать в газете. Ведь Помоечницу покалечил не кто-нибудь, а Председатель Общества Друзей Животных.
   — Нет, — твердо сказал Тиббе. — Кошки — это не новости, так говорит мой шеф.
   — А бедная кормящая мамаша, которую ударили бутылкой, — настаивала Мурли. — Может, она искалечена на всю жизнь.
   — Я вполне понимаю, — с некоторым сомнением в голосе произнес Тиббе, — что можно взбелениться, когда на праздничном столе твоим лососем закусывает грязная бродячая кошка. И допускаю, что при этом можно схватить первый попавшийся предмет и запустить им в воровку.
   — Ах вот как! — Сверкнув глазами, Мурли столь выразительно взглянула на Тиббе, что тот, опасаясь её коготков, отступил назад.
   — В любом случае это не для газеты, — поспешил добавить он. — И закончим этот разговор.
   Когда Мурли сердилась, она отправлялась дуться в свою коробку. Вот и сейчас она было направилась туда, но в открытое чердачное окошко вскочил Флюф и издал протяжное мяуканье.
   — Что он говорит? — спросил Тиббе.
   — Селёдочник?! — воскликнула Мурли.
   — Рвау-иму-мрау — торопливо излагал Флюф. Закончив свое взволнованное повествование на кошачьем языке, он снова исчез в чердачном окошке.
   — Что случилось с селёдочником? — спросил Тиббе.
   — Он в больнице!
   — Вот оно что! А я-то думал, что Флюф рассказывает вам какую-то веселую историю.
   — Селёдочника сбила машина, — сообщила Мурли. — Вместе с его палаткой. Все окрестные кошки сбежались туда, потому что там кругом разбросана селёдка.
   — Об этом можно написать заметку, — заспешил Тиббе. Он схватил свой блокнот.
   — Я тоже пойду, — сказала Мурли. — Только по крышам, так у меня получается быстрее.
   Она побежала к чердачному окошку, но Тиббе успел задержать её.
   — Нет, юфрау Мурли! Мне бы не хотелось, чтобы моя секретарша, словно последняя бродячая кошка, набрасывалась на селёдку, которая валяется на земле.
   Мурли смерила его презрительным и гордым взглядом.
   — К тому же, — продолжал Тиббе, — там уже полно народу, а вы этого не любите.
   — Хорошо, я останусь дома, — согласилась Мурли. — Всё равно последние новости я узнаю на крыше.
   На Грунмаркт в самом деле собралась большая толпа. Целое столпотворение. На место происшествия уже прибыла полиция. Под ногами хрустели осколки стекла, палатка была целиком разрушена, повсюду валялись лотки и подносы, флажки были втоптаны в землю, и последняя кошка удирала с кошачьего пира с последним рыбьим хвостом в зубах. Господин Смит тоже наблюдал за происходящим.
   — Селёдочника увезли в больницу, — сообщил он Тиббе. — У него сломано ребро.
   — Как это произошло? — спросил Тиббе.
   — Машина! Самое скверное, что никто не видел, какая машина наехала на палатку. Она тут же умчалась прочь. Ни стыда, ни совести!
   — Неужели никого не оказалось поблизости? Ведь это случилось средь бела дня!
   — Представьте себе, — скорбно покачал головой господин Смит. — Это произошло в обеденное время, все обедали. Кто-то услышал ужасный треск, но, когда сюда прибежали, машина уже скрылась за углом.
   — А сам селёдочник?
   — Он тоже ничего не видел. Он стоял и чистил селёдку, как вдруг в его палатку врезалась машина и он упал, придавленный обломками. Полиция уже допросила всех в этом районе, никто на машину не обратил внимания. Наверное, это был какой-то приезжий, не из нашего города.
   Тиббе оглянулся по сторонам. На углу Грун-маркт сидела кошка, торопливо доедавшая селёдку «Наверняка кошки видели, кто это сделал, — подумал он. — Скорей всего, Мурли уже в курсе».
   Так оно и было.
   — Мы давно знаем, кто это сделал, — сказала Мурли, едва Тиббе успел переступить порог дома. — На всех крышах только об этом и говорят.
   Это была машина господина Эллемейта. Он сам сидел за рулем, и это он наехал на селёдочника. Тиббе недоверчиво взглянул на неё.
   — Разве столь уважаемый человек стал бы скрываться после того, что случилось? Он обязательно заявил бы о происшествии в полицию.
   — Кошки видели это собственными глазами, — упрямо повторила Мурли. — Ведь возле палатки селёдочника всегда обретаются кошки. Там были и Косой Симон, и Промокашка, и Просвирка. Какое счастье, что вы теперь об этом знаете, господин Тиббе! Пусть в газете напечатают всю правду.
   Тиббе сел и молча принялся грызть ногти.
   — Разве не так? — спросила Мурли. — Об этом можно напечатать в газете?
   Тиббе покачал головой.
   — Конечно, я напишу заметку о происшествии. Но я не могу утверждать, что наезд совершил господин Эллемейт. Нет никаких доказательств.
   — Никаких доказательств? Но три кошки...
   — Вот в том-то и дело, что кошки. Какой мне с того прок? На месте происшествия не было ни одного свидетеля.
   — Там было целых три свидетеля.
   — Кошки — не свидетели.
   — Разве?
   — Нет. Не могу же я написать: «От некоторых кошек нам стало доподлинно известно, что на селёдочника совершил наезд наш многоуважаемый господин Эллемейт». Я никак не могу этого сделать. Поймите же наконец!
   Мурли не понимала. Не произнеся ни слова, она ушла в свою коробку.
   ...Ночью на крыше Косой Симон сказал Мурли:
   — Возле ратуши тебя кое-кто поджидает.
   — Кто?
   — Парфюм. У него для тебя новости.
   По крышам Мурли добралась до городской ратуши. Пробило три часа ночи, на площади стояла тишина. В лунном свете перед ратушей, каждый на своем постаменте, застыли каменные львы, опиравшиеся передними лапами на каменные щиты.
   Мурли остановилась в ожидании. Со стороны левого льва на неё пахнуло смесью причудливых ароматов. Запах кошки мешался с запахом духов. Из-за каменного льва вышел Парфюм.
   — Носик-носик, — пропел он. Они потёрлись носами.
   — Надеюсь, ты простишь за то, что я благоухаю яблоневым цветом, — мурлыкнул кот. — Это наш новый аромат. Я хочу тебе кое-что рассказать, но ты не должна ссылаться на меня. Не нужно, чтобы мое имя упоминалось в прессе. Обещай мне.
   — Обещаю, — кивнула Мурли.
   — Поверим на слово... Помнишь, я рассказывал тебе про Виллема? Он работал у нас в столовой, и его уволили.
   — Помню, — сказала Мурли, — ну и что?
   — А то, что его снова взяли на работу.
   — Я рада за него. Это и есть твоя новость? Для газеты это не годится.
   — Не спеши, — важно топорща усы, остановил её Парфюм. — Я ещё не всё сказал. Слушай. Сижу я, значит, на подоконнике со стороны улицы — есть у меня такое заветное местечко, где меня никому не видно, там виноград по стене вьется. А мне, наоборот, видно и слышно всё, что происходит в конторе у директора. Директором у нас Эллемейт, знаешь это?
   — Ещё бы я этого не знала! — воскликнула Мурли. — Он покалечил твою мать.
   — Вот-вот, — фыркнул кот. — Неудивительно, что я его терпеть не могу. Не сказал бы, что я очень привязан к моей матери, — на мой взгляд, она слишком вульгарно пахнет. Я привык к более изысканным ароматам. Но то, что он сделал, переходит всякие границы... Сижу я, значит, на подоконнике и вдруг вижу, что перед Эллемейтом стоит Биллем. Дай-ка, думаю, подслушаю.
   — Говори же быстрей, — поторопила его Мурли.
   — Эллемейт говорит: «Договорились, Биллем, можешь выходить на работу. Прямо сейчас и приступай». А Биллем шаркает в ответ ножкой: «Спасибо, менеер, как я счастлив, менеер, рад стараться, менеер».
   — На этом всё и кончилось? — спросила Мурли.
   — Сперва я тоже так подумал и даже, сдается мне, слегка вздремнул... солнышко грело и всякое такое... сама знаешь, когда сидишь на подоконнике...
   — Знаю, знаю. — Мурли потеряла терпение. — Продолжай же.
   — Задремал я было, но тут сквозь сон слышу, как Эллемейт и говорит ему у двери: «А если тебя спросят, видел ли ты что сегодня на Грунмаркт, отвечай, что ничего не видел, ничего не знаешь. Понял? Абсолютно ничего». — «Понял, менеер!» — ответил ему Биллем и вышел из конторы. Вот, собственно, об этом я и намеревался тебе поведать.