Г-жа Дидро. Обходись как знаешь, но я не желаю больше терпеть твои измены. Мы, в конце концов, женаты! Ты, часом, не забыл?
   Дидро. Брак всего лишь чудовищная нелепость в естественном порядке вещей.
   Г-жа Дидро. О!…
   Дидро. Брак претендует на нерасторжимость обязательств. Любой здравомыслящий человек трепещет при мысли о хотя бы одном нерасторжимом обязательстве. Ничто не кажется мне более безумным, нежели постулат, противящийся переменам, которые в нашей природе. Ах, я так и вижу молодую пару, которую ведут к алтарю: словно чета буйволов, которых ведут на бойню! Бедные дети! Их заставят поклясться в верности, ограничивающей самое переменчивое из наслаждений одним-единственным человеком. Они пообещают убить свое желание, удавив его цепями верности!
   Г-жа Дидро. Я тебя больше не слушаю.
   Дидро. Ах, эти любовные обещания! Так и вижу эту первую клятву, которую дают друг другу два существа из плоти и крови перед потоком, который пересыхает, под небом, которое изменяется, у подножия скалы, которая рассыпается в пыль, под деревом, которое умирает, на камне, который теряет силу и прочность. Все преходяще в них самих и вокруг них, — а они дают друг другу вечные клятвы, полагая свои сердца неподвластными никаким превратностям. О, дети, эти вечные дети!…
   Г-жа Дидро. То, что ты говоришь, просто гнусно!
   Дидро. Желания проносятся сквозь меня, мне встречаются женщины, я всего лишь точка пересечения сил, которые превосходят меня и составляют мою сущность.
   Г-жа Дидро. Красивые слова, фразы, — и все это, чтобы сказать, что ты просто свинья!
   Дидро. Я то, что я есть. И ничто иное. А все сущее не может быть ни против природы, ни вне ее.
   Г-жа Дидро. Тебя повсюду обзывают вольнодумцем и распутником.
   Дидро. Распутство есть способность делать различие между полом и любовью, между сочетанием и совокуплением, короче говоря, распутство — это всего лишь способность различать оттенки и стремление к точности.
   Г-жа Дидро. У тебя нет морали!
   Дидро. Еще как есть! Просто я считаю, что мораль есть не что иное, как искусство быть счастливым. (Бросается к письменному столу.) Вот видишь, я как раз писал это в статье «Мораль» для «Энциклопедии». (Принимается записывать все, что тем временем говорит своей жене.) «Каждый человек ищет свое счастье. Существует лишь одно-единственное стремление: быть счастливым, и одна-единственная обязанность: быть счастливым. Мораль есть наука, производящая обязанности и справедливые законы от идеи об истинном счастье».
   Г-жа Дидро. Так-то оно так, да только то, что доставляет счастье тебе, господин умник, вовсе не всегда делает счастливой меня!
   Дидро. Неужели ты полагаешь, что одно и то же счастье существует для всех? (Пишет.) «Большинство трактатов о морали являют собою рассказ о счастье тех, кто их написал». (Работа явно доставляет ему наслаждение.)
   Г-жа Дидро (недоверчиво). Тебе поручили писать про мораль для «Энциклопедии»? А почему не про отварную говядину или про баранье рагу под винным соусом?
   Дидро. При чем здесь рагу?
   Г-жа Дидро. При том, что в готовке ты тоже ничего не смыслишь.
   Дидро бросает на нее взгляд, исполненный ярости.
   Г-жа Дидро (вставая). Ладно, я поняла. Всяк сверчок знай свой шесток. Я возвращаюсь домой.
   Дидро. Ты говоришь как женщина, ты давишь на меня, ты меня сковываешь. Ты только и мечтаешь загнать меня в тюрьму.
   Г-жа Дидро. Я?!
   Дидро. Кто, интересно, женщины или мужчины, мечтает об очаге, семейной жизни, детях? Кто предпочитает любовь — страсти? Чувство — инстинкту пола? Кто хочет гарантий и обеспеченности? Кто хочет остановить время и движение раз и навсегда?! Ну, тут-то женщины и церковники идут рука об руку! Женщины хотят сделать из живого человека статую, они предпочитают мрамор — живой плоти, они создают кладбища! Мужчина мечтает оставаться вольным волком, без ошейника и поводка; женщина же делает из него пса на цепи, прикованного к своей конуре! Женщина реакционна по своей природе.
   Г-жа Дидро. У меня голова как кипящий котел от твоей говорильни. Я себя знаю: послушай я тебя две минуты, так буду уже уверена, что ты прав, а через четверть часа вообще, чего доброго, еще стану просить у тебя прощения. Вечно ты меня запутываешь.
   Дидро. Вовсе я тебя не запутываю. Я объясняю тебе вещи с философской точки зрения.
   Г-жа Дидро. То-то и оно, что с философской! А по мне, ты и философию-то всю придумал только для того, чтобы найти извинение всем своим грешкам! Вот что я думаю.
   Дидро (со смехом). Моя драгоценная жена, я тебя обожаю.
   Г-жа Дидро. И есть за что! Такую терпеливую и покладистую еще поискать! Говорила мне моя матушка: «Бедняжка моя Нанетта, этот малый, с его честными глазами, облапошит тебя как пить дать!» А я-то вышла за него замуж!
   Дидро. Ну и что бы у тебя была за жизнь, если бы ты послушала свою мамашу? Такая же, как у нее?
   Г-жа Дидро (смотрит на него; пауза; затем улыбается и признается с нежностью). Мне было бы скучновато.
   Дидро. Мне тоже.
   Г-жа Дидро. Правда?
   Дидро. Правда.
   Целуются, как два постаревших ребенка. В это время в прихожей что-то падает.
   Г-жа Дидро. Там кто-то есть! Дидро. Да нет же.
   Г-жа Дидро. Ты принимаешь меня за дурочку? Там кто-то есть.
   Дидро. Уверяю тебя — никого.
   Г-жа Дидро направляется к двери и пытается ее открыть.
   Г-жа Дидро. Кто там? Кто там? Выходите! (Возвращается к Дидро.) Я желаю знать, кто там прячется!
   Дидро. Он темный, очень волосатый, носит усы, и зовут его Альбер.
   Г-жа Дидро. Что?!
   Дидро. Это кот барона.
   Г-жа Дидро. Кот! Ты когда-нибудь слышал, чтобы кот устраивал такой тарарам? Это какая-нибудь из твоих любовниц.
   Дидро (протягивая ей ключ). Вот, возьми и посмотри сама, вместо того чтобы изводить себя. Держи.
   Она смотрит на ключ и не решается. Он повторяет свой жест.
   Г-жа Дидро. Опять я буду глупо выглядеть.
   Дидро. Если там кто-то есть или если никого нет?
   Г-жа Дидро. Что так, что этак. (Пауза.) Так и не скажешь?
   Дидро. Сомнение во сто крат сладостней, нежели истина.
   Г-жа Дидро. Мм… Ты, стало быть, признаёшься!
   Дидро (протягивая ключ). Пойди посмотри.
   Г-жа Дидро колеблется еще мгновение, затем решает не открывать. Направляется к выходу в парк.
   Г-жа Дидро. Бог с ним. Не к чему толочь воду в ступе. (Оборачивается к нему с порога, улыбается.) Но ты, конечно, думаешь, что я-то тебе верна?
   Дидро. Не знаю. (С тревогой.) Да, я так думаю. (Пауза.) А разве нет?
   Г-жа Дидро. Ах, как знать? (Уходит.)
   Дидро в замешательстве; он зовет ее.
   Дидро. Нет, постой, не уходи. Что ты хочешь этим сказать?
   Г-жа Дидро. Ничего.
   Дидро. Ты мне изменила?
   Г-жа Дидро. Мужчины вынуждены рассуждать, чтобы найти оправдание своему темпераменту, ну а женщины ему просто следуют, вот и все. (С улыбкой.) Как знать?
   Дидро. Но постой… не уходи так… Вернись!
   Г-жа Дидро. Как это ты только что сказал? «Сомнение во сто крат сладостней, нежели истина». (Уходит, затем снова появляется, явно забавляясь.) Во сто крат, это точно… если не больше… (Уходит окончательно, оставив своего мужа в полном замешательстве.)
   Тотчас же г-жа Тербуш принимается барабанить в дверь.
 

Сцена десятая

 
   Г-жа Тербуш, Дидро.
   Дидро, озадаченный, идет на зов г-жи Тербуш, она выходит из прихожей и издает восхищенный свист.
   Г-жа Тербуш. Поразительно. Просто виртуозно!
   Дидро (с досадой). Что, по-вашему, она имела в виду, когда уходила? Вы думаете, у нее есть любовники?
   Г-жа Тербуш. Какая разница? Учитывая ваши взгляды на брак, вы ее заранее прощаете.
   Дидро. Да, но мне бы все-таки хотелось знать…
   Г-жа Тербуш. Да? Что именно?
   Дидро (в ярости, сознавая, что смешон). Ничего!
   Г-жа Тербуш. Настоящая женщина! Она ушла — и оставила вас с мыслями о ней… (Пауза.) Что это за прекрасные картины сложены там, в прихожей?
   Дидро. Разве вы не знаете? Я покупаю их для Екатерины Второй.
   Г-жа Тербуш (разыгрывая удивление). Для русской царицы?
   Дидро. Да. Ей понравились мои отзывы о последних Салонах, и она поручила мне отобрать для Санкт-Петербурга французскую живопись. Барон Гольбах позволил мне хранить эти картины здесь, поскольку его замок надежней, чем моя квартира.
   Г-жа Тербуш. Но они стоят огромных денег! Там по меньшей мере на сто тысяч луидоров!
   Дидро (с удивлением). Да… совершенно точно, именно сто тысяч… (С тревогой.) Только тсс!
   Г-жа Тербуш (тоном сообщницы). Тсс! (Пауза.) Поэтому вы и запираете прихожую на ключ?
   Дидро. Да, но только никому ни слова!
   Г-жа Тербуш. Ни словечка! (Загадочно улыбается.) Заканчивайте вашу статью, чтобы нас оставили в покое.
   Дидро запирает дверь на ключ и возвращается к своим листкам.
   Дидро. Так, на чем я остановился? «Мораль есть наука, выводящая обязанности и справедливые законы из идеи об истинном счастье». (Про себя.) И Руссо, и Гельвеции ошибаются, я не верю, что человек хорош или плох от природы, дело не в этом. Он просто ищет то, что доставляет ему наслаждение.
   Г-жа Тербуш. Полностью с вами согласна. Я стремлюсь не к Добру вообще, а к тому, что хорошо для меня.
   Дидро. Мы лишены свободы. Мы делаем лишь то, к чему побуждают нас наши склонности. (Смотрит на нее с плотоядной услыбкой.) О-о… как же мои склонности побуждают меня…
   Г-жа Тербуш (с такой же улыбкой). А уж мои-то как!…
   Ласкают друг друга, покуда Дидро продолжает писать.
   Г-жа Тербуш. Скажите-ка… я тут слушала, что вы только что говорили вашей супруге насчет соков и жидкостей, подлежащих удалению из организма… я верно поняла?
   Дидро. Совершенно верно. Человек как насос, его необходимо регулярно прочищать.
   Г-жа Тербуш. Как изящно сформулировано! (Задумчиво.) Может, тут-то у вас, мужчин, и кроется ваш врожденный изъян.
   Дидро (бросая писать). Какой еще наш изъян?
   Г-жа Тербуш. Вы не утоляете свои желания, вы от них избавляетесь. Слабость мужчины происходит оттого, что он извергает свое семя. Мы, женщины, проявляем бесконечную жизнеспособность, нам нечего терять в любви, мы… неисчерпаемы.
   Дидро (сдаваясь). Как же вы умеете обещать…
   Г-жа Тербуш. Вы, мужчины, способны лишь на распутство, сладострастие вам недоступно.
   Дидро (целует ее). А в чем разница?
   Г-жа Тербуш. Распутник разряжается и начинает сызнова. Сладострастник интересуется и тем, что предшествует, и тем, что следует потом, — словом, ему интересно все. (Хохочет.) Мужчины глупы, ибо уверены, что у всего есть исход — у жизни, у желания…
   Дидро. Вас вводит в заблуждение внешний аспект нашего удовлетворения, а оно, поверьте, вовсе не ограничивается этим извержением водостока. Существует и то, что до, и то, что после… Моему распутству сладострастие очень даже не чуждо…
   Г-жа Тербуш. Что вы говорите…
   Дидро. Но я постоянно стремлюсь к совершенствованию, к прогрессу… Это единственное, во что я верю, — прогресс… (Целует ее.) Так скажите же: что испытывает женщина во время любви?
   Г-жа Тербуш. Сейчас увидите…
   Дидро. И кому достается больше удовольствия?
   В дверь стучат.
   Дидро (в гневе). Нет!
   В дверь стучат снова, на сей раз потише.
   Дидро. Я сказал: нет!
   Снова стук в дверь.
   Дидро (г-же Тербуш, со вздохом). Простите ли вы меня?
   Г-жа Тербуш. Я изнемогаю.
   Дидро. В самом деле?…
   Г-жа Тербуш (со вздохом). Ладно, пойду досматривать коллекцию императрицы.
   Дидро отпирает дверь прихожей.
   Дидро. Спасибо. Я постараюсь поскорее управиться…
   Запирает дверь на ключ и оставляет ключ в замке.
   Дидро. Войдите.
 

Сцена одиннадцатая

 
   М-ль Гольбах, Дидро.
   Дочь барона Гольбаха, прелестная девушка лет двадцати, входит в комнату.
   М-ль Гольбах. Господин Дидро?
   Дидро (разыгрывая изумление, роняет перо). О, мадемуазель Гольбах! Я думал, вы уехали на прогулку вместе со всей компанией.
   М-ль Гольбах. Они там так наелись и напились, что все уже спят на берегу реки. К тому же некоторые компании столь мало привлекательны…
   Дидро. А ваш отец?
   М-ль Гольбах. Он в Шеневьере.
   Дидро. А моя дочь, разве она не с вами?
   М-ль Гольбах. Нет, Анжелика присоединится к нам позже, к концу дня. (Пауза. Она смотрит на мольберт.) Я думала, вы здесь с госпожой Тербуш.
   Дидро (подталкивая ее к выходу.) Если я ее увижу, то передам, что вы заходили. До свидания!
   Она легонько высвобождается и возвращается в комнату.
   М-ль Гольбах. Вы работаете?
   Дидро (с легкой досадой). Работал.
   М-ль Гольбах (не поняв намека, показывает на груды бумаги). Я бы в жизни не разобралась во всех этих листках.
   Дидро. Да я в них тоже не разбираюсь. Пишу без всякого порядка, без плана, наобум, зато так я уверен, что не пропущу интересную идею. Методичная работа вызывает у меня ужас. (Пауза.) Вы хотите мне что-то сказать?
   М-ль Гольбах (нерешительно). Нет… Да… Я хотела спросить…
   Дидро (весь внимание). Слушаю вас.
   М-ль Гольбах. Вы могли бы объяснить, почему всегда мужчины ухаживают за женщинами, а не женщины за мужчинами?
   Дидро. Почему бы вам не задать этот вопрос вашему батюшке?
   М-ль Гольбах. Потому что я знаю, что он ответит.
   Дидро. И что же он ответит?
   М-ль Гольбах. Нечто противоположное тому, что он на самом деле думает. Отцы всегда лгут, чтобы уберечь добродетель своих дочерей. Скажите мне вы: почему инициатива в любви всегда принадлежит мужчинам?
   Дидро (быстро оглядываясь в сторону прихожей и откликаясь на последние слова г-жи Тербуш). Потому что это естественно — просить у того, кто всегда может дать.
   После чего он делает вид, что вновь погружается в свою работу. Однако м-ль Гольбах явно ничего не желает понимать.
   М-ль Гольбах. Я бы хотела привести вам один конкретный пример.
   Дидро (очень раздраженно). Слушаю.
   М-ль Гольбах. Речь идет о молодой девушке лет двадцати — двадцати трех. Она обладает умом, решимостью, житейским опытом, хорошим здоровьем; она скорее привлекательна, нежели красива, она прилично обеспечена и при всем при этом не хочет выходить замуж, ибо сознает все несчастье неудачного брака и большую вероятность оказаться в замужестве несчастливой. Однако она непременно хочет ребенка, поскольку предчувствует счастье материнства и полагает себя вполне способной отлично воспитать своего ребенка, особенно если это будет дочь.
   Дидро поворачивается к ней с явным интересом.
   М-ль Гольбах. Она сама себе хозяйка. Ей приглянулся мужчина лет сорока, которого она долго изучала и у которого она находит вполне подходящую внешность, а также чрезвычайно ценит его ум и душевные качества. (Умолкает.)
   Дидро ожидает продолжения, но она молчит, готовясь подсечь свою рыбу. Он торопит.
   Дидро. И что же?
   М-ль Гольбах. Вот что она ему сказала: «Сударь, я уважаю вас больше всех на свете, но любви к вам у меня нет и никогда не будет; мне ее и не надобно. Если же у вас вспыхнет любовь ко мне, то можно поставить тысячу против одного, что я на нее не отвечу; все, что мне от вас нужно, — это ребенок».
   Дидро шокирован этим заявлением.
   М-ль Гольбах. «Решайтеже,сударь, — продолжала она, — согласны ли вы оказать мне эту услугу. Не стану скрывать, что ваш отказ поверг бы меня в глубочайшую печаль».
   Дидро встает и хочет подойти к ней, но она удерживает его жестом и продолжает:
   М-ль Гвльбах. «Мне известно, что вы женаты. (Дидро реагирует.) Возможно даже, что ваше сердце пылает страстью к другой, и я бы ни за что на свете не хотела вам помешать. (Дидро хмурится.) Более того, если бы вы были способны бросить все это, вы, возможно, не были бы достойны стать отцом ребенка, которому я желаю быть матерью. (Дидро снова садится на стул. М-ль Гольбах становится настойчивее.) Я не прошу у вас ничего, кроме зернышка жизни. Подумайте хорошенько. Я не намерена скрывать свою беременность. Если вы хотите, чтобы никто не знал о том, чем я вам обязана, никто ничего не узнает, я буду молчать».
   Пауза. Они напряженно смотрят друг на друга. Молчание это нелегко нарушить.
   Дидро. Что же он ответил?
   М-ль Гольбах. Кто?
   Дидро. Мужчина, которому был задан этот вопрос.
   М-ль Гольбах. Он ответил новыми вопросами.
   Дидро. Девушка, быть может, была куда красивее, нежели сама предполагала.
   М-ль Гольбах (игриво). Она даже не представляла, до какой степени фривольность может сыграть ей на руку…
   Дидро. Возможно.
   Приближаются друг к другу. Дидро с трудом переводит дыхание — так притягивает его юная м-ль Гольбах. Однако тут он замечает лицо г-жи Тербуш в слуховом окошке над дверью прихожей. Дидро отскакивает и берет себя в руки.
   Дидро. Можете дать совет своей подруге.
   М-ль Гольбах. Какой же?
   Дидро. Пусть никогда не пытается загнать мужчину в угол. Он не сделает ничего по принуждению. (Отходит с видом победителя.)
   М-ль Гольбах. Какое чванство!
   Дидро. Начало должно быть весьма неопределенным, двусмысленным. Необходимо, чтобы мужчине все время казалось, будто все, что с ним происходит, происходит по его собственному почину.
   М-ль Гольбах (неотразимо покорна). Но ведь так оно и есть, — поскольку он может все. (Почти прижимается к нему.)
   Пауза. Дидро бросает взгляд в сторону «бычьего глаза» и убеждается, что г-жа Тербуш за ними больше не наблюдает. Ему все труднее и труднее противиться очарованию девушки.
   Дидро (шепотом). Так вы говорите, они спят? Ваш брат, ваша матушка, Гримм и все остальные?
   М-ль Гольбах. Как сурки.
   Дидро. Что ж, быть может, мы сможем заняться этим вопросом…
   М-ль Гольбах…Вплотную…
   Дидро…обсудить его…
   М-ль Гольбах…изучить во всех подробностях…
   Дидро…взвесить все возможные осложнения…
   М-ль Гольбах…и в конце концов изложить все эти рассуждения на бумаге.
   Дидро. Почему на бумаге?
   М-ль Гольбах. Моей подруге это необходимо. Она хочет получить письменное подтверждение, что ее чрево принадлежит ей, равно как и все, что оно может произвести.
   Дидро. Откуда такой формализм?
   М-ль Гольбах с очаровательной улыбкой протягивает ему перо.
   М-ль Гольбах. Для меня это важно…
   Дидро хватает перо и торопливо строчит.
   Дидро. «Я советую этой девушке прислушаться к голосу своего сердца, ибо природа всегда права». Вот! Вы довольны?
   М-ль Гольбах берет этот лист бумаги и внезапно кричит:
   М-ль Гольбах. Анжелика! Анжелика!

Сцена двенадцатая

   Анжелика, м-ль Гольбах, Дидро. Анжелика
   Дидро вбегает и бросается на шею отцу.
   Анжелика. Ах, папа, папа! Я так рада! Дидро принимает ее в свои объятия, не понимая, в чем дело.
   Дидро. Анжелика! Что ты здесь делаешь? Я думал, ты появишься ближе к вечеру.
   Анжелика отстраняется от отца, идет к м-ль Гольбах и целует ее в обе щеки.
   Анжелика. Какая ты чудесная подруга! Я готова сделать для тебя еще больше — в десять, даже в сто раз больше! Я тебе помогу всегда, только скажи!
   Дидро. Что, в конце концов, здесь происходит?
   Анжелика (отцу). Я хочу признаться, что не осмелилась задать тебе этот вопрос сама. (Перечитывает то, что только что нацарапал Дидро, и счастливо вздыхает.) Папа, я люблю шевалье Дан-сени.
   Дидро. Малыша Дансени? Но ему только девять с половиной!
   Анжелика (со смехом). Да нет же, не сына шевалье Дансени, а самого шевалье. Твоего друга.
   Дидро (подскакивая). Шевалье? Да ведь он же моего возра… Боже милосердный!
   Анжелика. Несколько дней назад я видела его, когда он вернулся с охоты, весь взмыленный, в запыленных сапогах, он шел через Гранвальский парк, и я сразу подумала: «Вот он, отец моего ребенка!»
   Дидро. Уж не хочешь ли ты мне сообщить, что ты беременна?
   Анжелика. Он — отец ребенка, которого я бы хотела родить. Я желаю получить семя этого мужчины.
   Дидро (оглушен). Семя… А я-то думал, что юные девушки мечтают о любовных переживаниях…
   Анжелика. Видишь ли, папа, я не хочу тревожить шевалье Дансени, вынуждать его бросить жену и так далее. У него такая налаженная жизнь, и я его очень уважаю. Я просто хочу, чтобы он переспал со мной несколько раз — столько, сколько нужно, чтобы я зачала.
   Дидро. Анжелика, девочка моя, что навело тебя на мысль, будто именно он должен стать отцом твоего первого ребенка?
   Анжелика. Голоса.
   Дидро. Что-что?
   Анжелика. Мои голоса. Когда я его вижу, голоса во мне говорят, что это он.
   Дидро (в ярости). Голоса! Точь-в-точь как у Жанны д'Арк, только по другому поводу?
   Анжелика (просто). Да.
   Дидро встает, готовый взорваться. Однако он пытается держать себя в руках и, замечая м-ль Гольбах, обращает свой гнев на нее.
   Дидро. А вам-то что здесь надо? Вы не можете оставить нас хоть на минуту?
   М-ль Гольбах. У вас такой потрясающий разговор! Я узнаю столько нового, я учусь!
   Дидро. Разве вам еще есть чему учиться?
   М-ль Гольбах. По-моему, самое интересное — впереди.
   Дидро. Ну-ка быстро марш отсюда!
   Анжелика. Пожалуйста, оставь нас с ним наедине.
   М-ль Гольбах. Везучая, с твоим отцом гораздо интересней, чем с моим! (Уходит.)
 

Сцена тринадцатая

 
   Анжелика, Дидро.
   Дидро. Малышка моя, Анжелика, по-моему, тут какое-то недоразумение.
   Анжелика (спокойно). Вовсе нет. Никакого недоразумения.
   Дидро. Ты полагаешь?
   Анжелика. Разумеется. Я действую в полном соответствии с тем, что всегда слышала от тебя. Наша единственная задача — быть счастливыми, не вредя другим, верно? Ну так я буду счастлива родить ребенка от Дансени, но не желаю вносить смятение в его жизнь.
   Дидро (медленно). Анжелика, тебе надо прежде выйти замуж.
   Анжелика. За Дансени?
   Дидро. Нет. Ты должна выйти замуж за человека, который станет отцом твоих детей.
   Анжелика. Но ведь Дансени уже женат!
   Дидро (взрываясь, гневно). Да отцепись ты с этим Дансени! Я не желаю, чтобы ты спала с этим чурбаном, который любит только лошадей и в жизни не прочел ни одной философской строчки без риска вывихнуть челюсти от зевоты!
   Анжелика. Я думала, он твой друг.
   Дидро. Он, может, и мой друг, но никогда не будет любовником моей дочери, а уж тем более отцом моего внука! У меня нет ни малейшего желания качать на коленях маленького Дансени!
   Анжелика. Ну а у меня такое желание есть, и этого довольно! (Решительно встает и направляется к выходу.)
   Дидро догоняет ее. Она мягко высвобождается и поворачивается к нему, готовая противостоять со всей твердостью характера.
   Анжелика. Слишком поздно, папа, ты не можешь отказаться от собственных суждений. Ты мне всегда говорил, что я буду строить свою жизнь так, как сама сочту нужным. Я бы хотела, чтобы мы поняли друг друга, ну а нет так нет, тем хуже. Я свободна, и мой выбор сделан.
   Дидро. Ну что ты, Анжелика, почему бы тебе не подождать, пока ты не полюбишь мужчину твоих лет, выйдешь за него замуж? Ты ведь еще так молода!
   Анжелика. Папа, ты что, шутишь? Я всю жизнь слышу, как ты поносишь брак.
   Дидро. Я хочу, чтобы ты вышла замуж. Коль скоро тебе захотелось иметь детей, ты должна выйти замуж. Брак… брак необходим человеческому роду!
   Анжелика (недоверчиво). Ты что, издеваешься?
   Дидро. Вовсе нет. Если тебе приспичило создавать семью, я хочу, чтобы ты вышла замуж.
   Анжелика (с издевкой). За мужчину?
   Дидро. Предпочтительно.
   Анжелика (тем же тоном). За одного?
   Дидро (в отчаянии). Ты не можешь выйти замуж за целый полк! (Обхватывает голову руками.) Да что же у нее такое в голове, Боже милостивый, что у нее в голове? Кто это тебя так воспитал?
   Анжелика (весело). Ты сам прекрасно знаешь! (Пауза; серьезным тоном.) Я тебя совершенно не понимаю.
   Дидро. Анжелика, наш разговор, представь себе, случился очень вовремя. Я как раз пишу статью «Мораль» для «Энциклопедии». И в этой статье я разбираю тему нашего с тобою спора (Берет лист и зачеркивает все, что написал до этого.) Я говорил о союзе двух человек.
   Она смотрит на него, ожидая продолжения. Он принимается писать, продолжая разговор с дочерью.
   Дидро. «С точки зрения индивидуума, брак, очевидно, есть лишь обязательство, лишенное смысла…»
   Анжелика…И противное естеству!
   Дидро (ворчливо). …и противное естеству, если тебе так хочется… Впрочем, не стоит преувеличивать… (Спохватывается; назидательно.) «Однако, с точки зрения общества, брак остается установлением необходимым. Муж и жена не обязаны хранить верность друг другу, но они обязаны хранить верность детям, и наличие детей воспрещает им расстаться друг с другом».
   Шум в прихожей.
   Анжелика. Что это?
   Дидро. Кошка. (Продолжает.) «…наличие детей воспрещает родителям расставаться друг с другом».
   Анжелика. И это ты пишешь такое? Ты?!
   Дидро (резко). Разве я бросил твою мать?
   Анжелика. Надеюсь, ты остался с мамой не из-за меня. А если только из-за меня, то совершенно напрасно.
   Дидро. Я никогда не собирался уходить, во-первых, потому, что я очень люблю твою мать, а во-вторых, и главным образом, из чувства долга! Да, из чувства Долга! Потому что есть ты! Брак — это юридическая гарантия будущности детей. Я был бы всего-навсего мерзавцем, если бы бросил мать моего ребенка.