Мраком обреченности окутан доживающий свой век капиталистический Запад. Но для трудового человечества всех стран ярким светом надежды полыхает занявшаяся на Востоке заря свободы и счастья.
Свет победит мрак. И, спаянное узами дружбы и братства, человечество скажет:
«Да здравствует солнце, да скроется тьма!»
1949
Из выступления на Всесоюзной конференции сторонников мира
Выступление на совещании передовиков сельского хозяйства
Не уйти палачам от суда народов!
Свет победит мрак. И, спаянное узами дружбы и братства, человечество скажет:
«Да здравствует солнце, да скроется тьма!»
1949
Из выступления на Всесоюзной конференции сторонников мира
Товарищи делегаты!
Родные мои соотечественники и товарищи по идее, высочайшей идее в истории человечества, которая объединяет и ведет нас!
Товарищи зарубежные гости, близкие нам по сердцу и по совести люди!
К вам обращается не оратор, а писатель, привыкший общаться с простыми людьми.
Простите меня за простой язык, но поймите и другое: когда жизнь зовет тебя во имя жизни, — начинает говорить человек, даже плохо владеющий устной речью…
Великая, величайшая из стран мира — наша Родина-мать, орлица, покрывающая своими могущественными крыльями сто одиннадцать национальностей, — созвала нас сюда для того, чтобы мы сказали от имени народов гневные слова абсолютного отрицания по адресу тех, кто хочет развязать новую войну. Пожалуй, нет среди нас, собравшихся здесь, людей, которые не потеряли бы близких, кто не имел бы на сердце ран, нанесенных последней войной…
Капиталисты и их прислужники готовят новую войну. Ради наживы, ради собственного животного благополучия они хотят дать в трату наших детей, нас самих…
Не выйдет!
Тот, кто трудится, кто честным трудом зарабатывает право на светлую жизнь, — тот решительным голосом говорит: «Мы хотим мира!»
Народы об этом сказали на конгрессах мира…
Пусть это послужит безоговорочным предупреждением всем тем, кто еще думает создавать свое благополучие на крови трудящегося человечества, что дело не выйдет!
Честный английский или американский солдат, солдат, одетый в любую форму, не будет воевать против своих родных, которые хотят ему одного: счастливой человеческой жизни!
Пусть думают те, кто хочет развязать новую войну, о том, что суд народа — тягчайший суд.
Мы смотрим в мир и в будущее светлыми глазами, мы, как никто, верим в наше будущее…
В стране, где нет разделения между умственным и физическим трудом, все встречаются друг с другом запросто. Хотелось бы мне сказать вам под конец об одной такой встрече с «простым человеком», о которых господа типа Черчилля не говорят.
Это просто тракторист, рядовой человек нашей страны. Он честно воевал, он кончил войну в Берлине, он был четыре раза ранен во время войны и снова возвращался в строй. Говоря с ним о жизни, о будущем, услышал я такую фразу:
— Широкие плечи и у меня, и у Советского Союза. Мы всё выдержим!
1949
Родные мои соотечественники и товарищи по идее, высочайшей идее в истории человечества, которая объединяет и ведет нас!
Товарищи зарубежные гости, близкие нам по сердцу и по совести люди!
К вам обращается не оратор, а писатель, привыкший общаться с простыми людьми.
Простите меня за простой язык, но поймите и другое: когда жизнь зовет тебя во имя жизни, — начинает говорить человек, даже плохо владеющий устной речью…
Великая, величайшая из стран мира — наша Родина-мать, орлица, покрывающая своими могущественными крыльями сто одиннадцать национальностей, — созвала нас сюда для того, чтобы мы сказали от имени народов гневные слова абсолютного отрицания по адресу тех, кто хочет развязать новую войну. Пожалуй, нет среди нас, собравшихся здесь, людей, которые не потеряли бы близких, кто не имел бы на сердце ран, нанесенных последней войной…
Капиталисты и их прислужники готовят новую войну. Ради наживы, ради собственного животного благополучия они хотят дать в трату наших детей, нас самих…
Не выйдет!
Тот, кто трудится, кто честным трудом зарабатывает право на светлую жизнь, — тот решительным голосом говорит: «Мы хотим мира!»
Народы об этом сказали на конгрессах мира…
Пусть это послужит безоговорочным предупреждением всем тем, кто еще думает создавать свое благополучие на крови трудящегося человечества, что дело не выйдет!
Честный английский или американский солдат, солдат, одетый в любую форму, не будет воевать против своих родных, которые хотят ему одного: счастливой человеческой жизни!
Пусть думают те, кто хочет развязать новую войну, о том, что суд народа — тягчайший суд.
Мы смотрим в мир и в будущее светлыми глазами, мы, как никто, верим в наше будущее…
В стране, где нет разделения между умственным и физическим трудом, все встречаются друг с другом запросто. Хотелось бы мне сказать вам под конец об одной такой встрече с «простым человеком», о которых господа типа Черчилля не говорят.
Это просто тракторист, рядовой человек нашей страны. Он честно воевал, он кончил войну в Берлине, он был четыре раза ранен во время войны и снова возвращался в строй. Говоря с ним о жизни, о будущем, услышал я такую фразу:
— Широкие плечи и у меня, и у Советского Союза. Мы всё выдержим!
1949
Выступление на совещании передовиков сельского хозяйства
Товарищи! Здесь собрались лучшие представители тружеников социалистических полей района. Пользуясь случаем, я хочу лично, без посредства телеграфа, в вашем лице передать мою сердечную благодарность трудящимся района, тем, кто почтил меня высоким доверием, который раз выдвинув мою кандидатуру в депутаты Верховного Совета СССР.
На Верхнем Дону, в наших краях, наступает горячая пора — весенний сев. Совет Министров СССР и ЦК ВКП (б) в своем постановлении о ходе подготовки к весеннему севу поставили перед хлеборобами большие задачи. Мы должны успешно решить эти задачи. Внимание партии и правительства, которое оказывается хозяйственным нуждам нашего района, обязывает нас к этому. Каждый из нас, — на каком бы участке работы ни находился, — должен работать, вкладывая в свой труд всю присущую ему силу.
По решению правительства в Вешенской скоро начнется строительство новой электростанции. Государством отпущены для этого значительные средства в размере около миллиона рублей. Соответствующие организации этим решением обязаны обеспечить строительство необходимыми материалами и доставкой их к месту строительства. Полагаю, что председатель райсовета депутатов трудящихся полностью информирует вас об этом большом и радостном событии в жизни района. Новая электростанция полностью обеспечит энергией возросшие запросы нашего райцентра и, видимо, даст возможность в будущем осветить «лампочкой Ильича» колхозные хутора: Пигаревку, Гороховский, Черновский, Лебяжий и другие. Мы уже подошли к такому времени, когда электричество прочно входит в быт деревни и вытесняет керосиновую лампу.
Накануне решающих дней сева позвольте мне от всей души пожелать вам новых успехов в вашем благородном труде — провести сев быстро, в сжатые сроки, хорошо; вырастить обильный урожай и дать родине больше хлеба. Ведь каждому из нас ясно: чем больше дадим мы хлеба, тем могущественнее будет наша страна, тем богаче и радостнее будет наша жизнь!
1950
На Верхнем Дону, в наших краях, наступает горячая пора — весенний сев. Совет Министров СССР и ЦК ВКП (б) в своем постановлении о ходе подготовки к весеннему севу поставили перед хлеборобами большие задачи. Мы должны успешно решить эти задачи. Внимание партии и правительства, которое оказывается хозяйственным нуждам нашего района, обязывает нас к этому. Каждый из нас, — на каком бы участке работы ни находился, — должен работать, вкладывая в свой труд всю присущую ему силу.
По решению правительства в Вешенской скоро начнется строительство новой электростанции. Государством отпущены для этого значительные средства в размере около миллиона рублей. Соответствующие организации этим решением обязаны обеспечить строительство необходимыми материалами и доставкой их к месту строительства. Полагаю, что председатель райсовета депутатов трудящихся полностью информирует вас об этом большом и радостном событии в жизни района. Новая электростанция полностью обеспечит энергией возросшие запросы нашего райцентра и, видимо, даст возможность в будущем осветить «лампочкой Ильича» колхозные хутора: Пигаревку, Гороховский, Черновский, Лебяжий и другие. Мы уже подошли к такому времени, когда электричество прочно входит в быт деревни и вытесняет керосиновую лампу.
Накануне решающих дней сева позвольте мне от всей души пожелать вам новых успехов в вашем благородном труде — провести сев быстро, в сжатые сроки, хорошо; вырастить обильный урожай и дать родине больше хлеба. Ведь каждому из нас ясно: чем больше дадим мы хлеба, тем могущественнее будет наша страна, тем богаче и радостнее будет наша жизнь!
1950
Не уйти палачам от суда народов!
Над моей родной отчизной плывут, проплывают в синем предосеннем небе белые, пушистые облака. Плывут они и над бескрайними степями Дона и над необозримыми полями Кубани и Ставрополья… Мягкая тень их повсюду ложится на мирные города и села великого Советского Союза. Быть может, и на дальнем севере появится, как теплый и дружеский привет с юга, занесенное крепким ветром облачко, и восхищенный лесоруб или зимовщик проводит его задумчивым и долгим взглядом…
Плывут облака на землею родины, над огромнейшими просторами земного шара, и простой рабочий человек, который по-настоящему любит жизнь и творит ее, наверное, порадуется в этот сентябрьский день, глядя на нездешнюю красоту белой, чуть-чуть затуманенной снизу и тающей на крутом ветру тучки…
Над милой, маленькой страной Кореей, чей народ исстари славится и всегдашним миролюбием, и высокой древней культурой, и любовью к труду, — в небе — такие же облака. Но выше облаков днем и ночью идут американские самолеты и сеют на корейскую землю смерть. В пепел и изгарь превращены многие корейские города и села. Потоки крови женщин, детей, стариков, убитых и раненных американскими молодчиками с земли, с воздуха и с моря, щедро текут по корейской земле.
…Алая, растекающаяся по затвердевшему снегу человеческая кровь! Кровь, густеющая и принимающая темновишневый оттенок в летнюю жару… Нам знаком и цвет ее и пресный, берущий за сердце и за горло запах. Нам знакомы и люди в мундирах цвета хаки и руки их, с засученными по локоть рукавами и по локти обагренные кровью…
Беспощадными глазами смотрит человечество на злодеяния, совершаемые американским империализмом в Корее и Китае, и справедливый и неизбежный суд его будет столь же беспощаден!
Думая о Корее, хочется спросить у американских женщин: «И вам не больно?» И еще один вопрос, обращенный к американским мужчинам: «А вам не стыдно?»
Великий Ленин любил американского писателя Джека Лондона. По свидетельству покойной Надежды Константиновны Крупской, за два дня до смерти Владимира Ильича она вечером читала ему рассказ Джека Лондона «Любовь к жизни». Эта книга и сейчас лежит на столе в его комнате. Из любви и уважения к величайшему человеку нашей эпохи — Ленину и к памяти большого и настоящего писателя Джека Лондона читатели простят мне длинную цитату.
Двое золотоискателей, вместе промышлявших где-то на севере Аляски, голодные, донельзя изможденные, пробираются по безлюдной северной пустыне к жилым местам. Рассказ начинается так:
«Они с трудом спускались по отлогому берегу, и тот, что шел впереди, один раз чуть не упал, споткнувшись о валуны. Они устали и ослабели, и на их лицах лежала печать покорности, рожденной долгими лишениями. Они сгибались под тяжестью тюков, завернутых в одеяла. Тюки держались на ремнях, которые были надеты на плечи и на лоб. Каждый из них нес ружье. Они шли сгорбившись, вытянув шею и не поднимая глаз от земли.
— Хотел бы я иметь сейчас хотя два патрона из тех, что мы припрятали в тайнике, — сказал второй путник.
Его голос звучал ровно и бесстрастно. Он говорил вяло, без всякого воодушевления. Тот, что шел впереди, шагнул в мутный поток, который пенился среди камней, и не удостоил товарища ответом.
Второй путник последовал за первым. Они не сняли обуви: вода была холодная, как лед, — такая холодная, что лодыжки у них заломило и ступни сразу онемели. В некоторых местах вода доходила им до колен, и оба они, пошатываясь, нащупывали ногами дно.
Тот, который шел позади, поскользнулся на гладком камне и чуть не упал, с трудом он удержался на ногах и громко вскрикнул от боли. У него закружилась голова, и он вытянул свободную руку, как будто пытаясь найти опору в воздухе. Восстановив равновесие, он шагнул вперед, но снова зашатался и чуть не упал. Тогда он стал как вкопанный и посмотрел на своего спутника, который шел впереди и ни разу не оглянулся на него.
С минуту он стоял неподвижно, словно борясь с самим собой. Потом крикнул:
— Слушай, Билл, я, кажется, вывихнул ногу!
Билл продолжал перебираться через мутный поток. Он не оглянулся. Второй следил за ним, лицо его попрежнему ничего не выражало, но глаза стали похожи на глаза раненого оленя.
Билл уже взобрался на противоположный берег и, не оборачиваясь, шел вперед. Второй стоял посреди ручья и следил за ним. Его губы слегка дернулись, и видно было, как над ними дрогнула жесткая рыжая щетина. Он провел по губам кончиком языка.
— Билл! — крикнул он.
В этом крике была мольба сильного человека, попавшего в беду. Но Билл не обернулся. Тот, что остался позади, следил, как он нетвердой походкой, спотыкаясь, неуклюже взбирается вверх по отлогому склону по направлению к неясной линии горизонта, сливающейся с низким холмом. Оставшийся позади следил за товарищем до тех пор, пока тот не перевалил через гребень и не пропал из виду. Тогда он отвернулся от холма и медленно обвел глазами тот круг вселенной, который остался ему после ухода Билла».
Подлость всегда будет подлостью, и пока еще, к сожалению, не перевелись на белом свете негодяи.
Нам понятно, как «Биллы» с Уолл-стрита и лондонского Сити бросили на растерзание немецкому фашизму народы Европы. Они ставили ставку на то, что обескровленный и обессилевший в жесточайшей, изнурительной войне с гитлеровской Германией Советский Союз выйдет из строя как могущественная держава и попадет в лапы англо-американским империалистам. Именно поэтому они как можно дольше откладывали открытие второго фронта. И советский народ в течение трех лет один на один, грудь с грудью, сражался с гитлеровскими полчищами.
Ныне меньшего масштаба «Биллы», купленные за тридцать сребреников и посланные в Корею своим правительством, ведут преступную войну против корейского народа и бродят по чужой земле по колено в крови!
Советский народ всегда относился и относится с большим уважением к трудовому американскому народу. Сталин в свое время с похвалой отозвался об американской деловитости. Но речь шла о трудовой деловитости, а сейчас все честное человечество мира, проклиная убийц, с гневом смотрит на то, с какой цинической «деловитостью» американские летчики уничтожают мирное население Кореи, как наемные солдаты американской армии, прикрываясь флагом Организации Объединенных Наций, ведут беспощадную войну против небольшого миролюбивого народа, желающего по-своему, без вмешательства извне, решить свою судьбу.
В прошлую войну, в первые годы ее, немецкие фашисты, посмеиваясь и явно желая вложить в прозвище некий оскороительный смысл, называли нашего солдата «русским Иваном». Они посмеивались до тех пор, пока под Сталинградом «русский Иван» совсем отучил их не только посмеиваться, но даже улыбаться.
Что ж, хорошее имя Иван! Иванов миллионы в многонациональной Советской стране. Это те Иваны, которые сейчас беззаветно трудятся на благо и процветание своей родины, а в прошлую войну, как и на протяжении всей истории своей страны, с непревзойденным героизмом сражались с захватчиками.
Это они грудью прижимались к дулам немецких пулеметов, спасая товарищей по оружию от губительного вражеского огня, это они шли на таран в воздухе, прикрывая от бандитских налетов родные города и села, это они тонули в соленой воде всех морей и океанов, омывающих нашу родину, и в конце концов спасли человечество от фашистской чумы, распростершей над миром черные крылья.
Не щадя ни крови, ни самой жизни, они делали свое святое и благородное дело как раз в то время, когда американские и английские капиталисты, наживаясь на войне, «делали доллары».
Символический русский Иван — это вот что: человек, одетый в серую шинель, который, не задумываясь, отдавал последний кусок хлеба и фронтовые тридцать граммов сахару осиротевшему в грозные дни войны ребенку, человек, который своим телом самоотверженно прикрывал товарища, спасая его от неминучей гибели, человек, который, стиснув зубы, переносил и перенесет все лишения и невзгоды, идя на подвиг во имя родины.
Хорошее имя Иван!
А вот немецко-фашистских вояк наши солдаты с уничтожающим презрением называли «фрицами». С чем связано в представлении народов, некогда побывавших под игом немецко-фашистской оккупации, имя Фриц? Грабежи, насилия, пожары, убийства беззащитных женщин и детей и еще одно: «млеко, курки, яйки, шпиг…»
Зловещую память оставило у народов простое немецкое имя Фриц. И будет горько и стыдно за американский народ, если простое имя Билл навсегда останется в памяти у человечества как синоним мужского бесчестия, продажности и подлости, которым никогда не будет оправдания…
Американский народ за относительно недолгое время своего исторического существования породил и десятки миллионов честных тружеников и выдающихся людей в области политики, науки и техники, искусства и литературы. Их имена с уважением вспоминает не только американский народ, но и все благодарное человечество.
Но есть имя в сегодняшней американской действительности, которое все чаще с гневом и ненавистью произносится честными людьми всего мира, — имя теперешнего президента США Гарри Трумэна. Он — человек с тонкими, безжалостными губами и лицом иезуита — впервые послал в Японию самолеты с атомными бомбами. Он и теперь, не смущаясь, говорит: «Я не задумаюсь вновь применить атомную бомбу, если в этом будет необходимость».
«Необходимость» господин Трумэн всегда найдет. А если не найдет сам, — ему ее обязательно подскажут его прямые хозяева с Уолл-стрита.
Но, как близкие и страшные раскаты грома перед могучей, очищающей землю грозой, звучат голоса сотен миллионов разгневанного человечества, протестующего против американской интервенции в Корее, против применения атомной бомбы.
Как неиссякаемый родник, долговечна память народов, и она никогда не забудет американскому империализму ни содеянных преступлений, ни его угроз миру и человечеству.
Нельзя без иронической улыбки читать биографию Трумэна.
Передо мной лежит статья П. Табори, переданная агентством Рейтер вскоре после избрания Трумэна президентом и озаглавленная «Рядовому человеку повезло». Статья заслуживает внимания не только американского читателя и настоятельно требует примечаний. П. Табори пишет: «Жизнь, характер, политические взгляды и общую философию тридцать третьего президента США можно охарактеризовать словами „золотая середина“. У Трумэна нет никаких резко выраженных черт, присущих гению. До настоящего времени, когда он вдруг оказался на авансцене как член „большой тройки“, которая вершит судьбами всего мира, вся его карьера состояла из медленного и постепенного продвижения».
О своей родословной Трумэн говорит: «У нас всего понемножку. Если потрясти родословное дерево, то может выпасть что угодно: шотландская, ирландская и голландская кровь там обязательно найдется».
Когда-то Трумэн жил на бабушкиной ферме, и мать хвастала тем, что якобы «никто в стране не умеет вспахать такую прямую борозду», как Гарри.
Президент Трумэн не раз повторял, что наибольшее влияние на него имела мать. Когда Трумэн завоевал место вице-президента, то сразу сообщил об этом матери по телефону. Ей был 91 год, и успехи сына ее не взволновали. Когда Трумэн объявил о своем избрании, все, что она сказала, было: «Будь хорошим мальчиком, Гарри».
Не оправдалось пожелание старушки. Не вышло из Гарри хорошего мальчика, как не вышло из него американского генерала, о чем когда-то он мечтал, как не вышло из него воротилы банка, в котором он когда-то работал… В одном оправдались слова мамаши Трумэна: Гарри пашет прямую борозду, но борозда эта лежит от бабушкиной фермы до Уолл-стрита, а оттуда — по абсолютной прямой до неудержимого желания поработить свободолюбивый Китай и до нынешней гнусной войны в Корее.
В статье П. Табори, услужливо и подобострастно описывающей биографию президента, говорится о том, что Гарри Трумэн во время первой империалистической войны был офицером хозяйственной службы в одном из военных лагерей и затем, после окончания воины, в двадцатых годах, неудачно пытался открыть галантерейный магазин. Как особую добродетель Трумэна Табори расценивает выплату незадачливым галантерейщиком образовавшихся долгов.
Доброе дело — всегда платить долги. Но есть у людей один вопрос: какими долларами господин Трумэн и его хозяева-монополисты думают расплатиться за реки и моря пролитой корейской и китайской крови?
В статье П. Табори говорится: «Свою политическую карьеру Трумэн начал, заняв пост судьи в штате Миссури. В этом штате судью не утруждали работой по возданию правосудия. Его дело заключалось в надзоре за общественными работами, и Трумэн завоевал репутацию строителя хороших дорог и дренажной системы».
Не утруждая себя работой «по возданию правосудия» и преуспевая на более выгодном поприще строительства дорог и дренажной системы, Трумэн прославился еще и тем, что под его руководством в графстве Джексон было построено роскошное здание, стоимостью в два с половиной миллиона долларов.
Не университет для юношей и девушек графства Джексон, не санаторий для больных туберкулезом детей, не дом отдыха для рабочих построил Трумэн. Нет, это великолепное здание воздвигнуто было для суда. Быть может, нынешний президент США, будучи последовательным дельцом, строил и тюрьмы, но, во всяком случае, он и в начале своей карьеры отлично знал, какого рода строительством можно было угодить своим хозяевам и что им больше всего по вкусу.
Протащенный в сенат боссом Пендергастом — человеком далеко не безупречной репутации, — Трумэн спешит, отчаянно торопится заверить своих избирателей в том, что босс Пендергаст никогда не пытался предлагать ему совершить бесчестный поступок. Ой ли! Не за красивые же глаза протащил в судьи и в сенат господина Трумэна матерый аферист и бандит Пендергаст, управлявший в то время штатом Миссури? Почему, в таком случае, общественность штата называла Трумэна «посыльным Пендергаста»? Спроста ли Пендергаст утверждал, что «я смогу сделать моего собственного посыльного американским сенатором, если я того пожелаю»?
Скандальные аферы и мошенничества «миссурийской шайки», впрочем, типичны для хваленого «американского образа жизни».
В связи с убийством в апреле этого года закоренелого гангстера и политического босса Чарльза Бинаггио, занявшего «пост» Тома Пендергаста — закадычного приятеля Трумэна, — конгрессмен Шорт, выступая в палате представителей, приоткрыл краешек завесы над тайной этого убийства. «Вы знаете, что даже воры ссорятся, — говорил Шорт. — Бинаггио стоял на пути. Его убрали».
Шорт напомнил, каким образом Трумэн попал в Вашингтон: «Он попал в Вашингтон, добиваясь избрания в сенат США в борьбе с двумя бывшими членами палаты представителей Джейкобом Миллиганом и покойным Джеком Кокреном. Когда были подсчитаны бюллетени, то оказалось, что Трумэн получил большинство, собрав около 137 тысяч голосов, причем это число почти вдвое превышало тогдашнее число избирателей в Канзас-Сити, и каждый в штате Миссури знает, что были опущены бюллетени за людей, умерших 20 лет назад, и имена их были списаны с могильных памятников. Таким образом Трумэн попал в сенат…»
Далее Шорт заявил конгрессменам: «Я распутал достаточный кусок веревки для того, чтобы повесить многих из вас в ноябре». (В ноябре, как известно, состоятся выборы в конгресс. — М. Ш.)
Вашингтонский корреспондент газеты «Нью-Йорк дэйли ньюс» Джон О'Доннел (известный знаток преступного мира) писал 6 апреля этого года: «У президента Трумэна весьма странные друзья… Покойный Бинаггио, который захватил контроль над Канзас-Сити, перед своей внезапной кончиной неоднократно посещал Белый дом. Он был на большом обеде в Канзас-Сити, на котором присутствовали Трумэн и Бойл, и, согласно сообщениям, ему был оказан холодный прием. Этот Бинаггио был слишком честолюбив. Он начал повсюду оказывать давление. Таким образом, некоторые молодчики позаботились устранить эту местную угрозу власти Трумэна — Бойла — Пендергаста в Канзас-Сити. Позаботились решительно и основательно, в духе традиций старого Пендергаста».
Вот почему Трумэн до последнего времени с подозрительной настойчивостью руками и ногами открещивается от темных связей с Пендергастом, которому он, по сути, всем обязан. Любопытно было бы узнать, какую сумму перед смертью уплатит Трумэн своему приятелю — римскому папе — за покупку индульгенции. А если протеже Трумэна американский кардинал Спеллмен восшествует на папский престол, то президенту, возможно, и гроша платить не придется…
Прислуживающийся журналист, захлебываясь от подобострастного восторга, пишет, что Трумэн, будучи в сенатской комиссии по расследованию деятельности военных лагерей, сохранил Америке многие миллионы долларов и с той поры стал «сторожевым псом американского налогоплательщика».
«Сторожевой пес» — это, пожалуй, чисто по-американски грубо. Скорее, Трумэн стал лакеем налогоплательщиков. Но чье добро охраняет старательный лакей? Сверхбогатых хозяев, распухших от сверхприбылей и вершащих с Уолл-стрита судьбами Америки! Именно их добро и стережет старательный лакей, потому что бедняки, как известно, лакеев не держат.
Еще раз допустим, что рачительный Трумэн сохранил миллионы долларов, а сколько миллиардов просадил он в Китае, тщетно пытаясь спасти подохший и уже давно издающий зловоние гоминдановский режим? Вопрос, над которым, кстати, стоило бы призадуматься скромным налогоплательщикам Соединенных Штатов — рабочим, фермерам, служащим.
Угодливо описывая внешность и одежду Трумэна, П. Табори не упускает случая сообщить даже о том, что Трумэн предпочитает галстуки, завязывающиеся бантом. К слову сказать, среди немецко-фашистских военных преступников, осужденных на Нюрнбергском процессе, было тоже немало любителей нарядных галстуков, но все дело в том, что кончили-то они свою преступную жизнь не с галстуками на шеях, а с веревочными петлями.
В Америке существует обычай: после избрания президента гражданин США, по рекомендации сенатора, может прийти в Белый дом для того, чтобы почтительнейше пожать президентскую руку. Наверное, когда-то и Трумэн, приятно улыбаясь, обменивался рукопожатиями со своими согражданами. Но сейчас ему не до рукопожатий, у него заняты обе руки: одной он любовно и бережно прижимает к груди атомную бомбу, а другой, обагренной кровью корейского народа, пытается задушить Корею. Такую руку человек-труженик отныне не пожмет из чувства элементарной человеческой порядочности и простой брезгливости.
А что касается таких черт в личности человека, руководящего государством, как отсутствие гениальности, что приводит в восторг многих американцев, восхваляющих «среднего человека», «золотую середину», или, короче говоря, посредственность, то американцам не надо бы забывать одного факта: вползавшие в фашизм немцы в свое время были в не меньшем восторге от того, что их «фюрер» — «обыкновенный человек» и — всего-навсего — лишь простой ефрейтор.
Мы знаем, во что обошлось человечеству властвование бездарной посредственности, «простого немецкого ефрейтора», осмелившегося в тупом безумии мечтать о господстве над миром.
Американские буржуазные журналисты утверждают, что Трумэн «представляет собой самую большую загадку для всего мира».
Нет, не представляет! Уже давно разгадана эта «загадка» всеми честными людьми. И для трудящихся мира, в том числе и Америки, было бы во много раз лучше и безопаснее, если бы Трумэн находился не в Белом доме, а на бабушкиной ферме. Там он мог бы на досуге трясти свое родословное дерево и предаваться другим невинным занятиям. Даже, на худой конец, если бы он сидел где-либо за прилавком в галантерейной лавочке и торговал подтяжками и женскими гребенками, и то было бы лучше.
К общей беде, злобная посредственность по указке магнатов капитала, душителей лучших сынов американского народа, правит в настоящее время Америкой. Миллиардерам Америки — морганам, дюпонам, рокфеллерам, меллонам, — чья хищная деятельность всю жизнь проходит в глубокой тени, кто боится дневного света и честных глаз рабочих людей, нужен не великий человек, не гений, а просто послушный слуга в Белом доме, обязанный по одному движению бровей разгадывать малейшее хозяйское желание. Исполнительный, покорный слуга, конечно, заслуживает поощрения: потому-то американская буржуазная печать, купленная на корню, на все лады восхваляет Трумэна, курит ему дешевенький фимиам.
Плывут облака на землею родины, над огромнейшими просторами земного шара, и простой рабочий человек, который по-настоящему любит жизнь и творит ее, наверное, порадуется в этот сентябрьский день, глядя на нездешнюю красоту белой, чуть-чуть затуманенной снизу и тающей на крутом ветру тучки…
Над милой, маленькой страной Кореей, чей народ исстари славится и всегдашним миролюбием, и высокой древней культурой, и любовью к труду, — в небе — такие же облака. Но выше облаков днем и ночью идут американские самолеты и сеют на корейскую землю смерть. В пепел и изгарь превращены многие корейские города и села. Потоки крови женщин, детей, стариков, убитых и раненных американскими молодчиками с земли, с воздуха и с моря, щедро текут по корейской земле.
…Алая, растекающаяся по затвердевшему снегу человеческая кровь! Кровь, густеющая и принимающая темновишневый оттенок в летнюю жару… Нам знаком и цвет ее и пресный, берущий за сердце и за горло запах. Нам знакомы и люди в мундирах цвета хаки и руки их, с засученными по локоть рукавами и по локти обагренные кровью…
Беспощадными глазами смотрит человечество на злодеяния, совершаемые американским империализмом в Корее и Китае, и справедливый и неизбежный суд его будет столь же беспощаден!
Думая о Корее, хочется спросить у американских женщин: «И вам не больно?» И еще один вопрос, обращенный к американским мужчинам: «А вам не стыдно?»
Великий Ленин любил американского писателя Джека Лондона. По свидетельству покойной Надежды Константиновны Крупской, за два дня до смерти Владимира Ильича она вечером читала ему рассказ Джека Лондона «Любовь к жизни». Эта книга и сейчас лежит на столе в его комнате. Из любви и уважения к величайшему человеку нашей эпохи — Ленину и к памяти большого и настоящего писателя Джека Лондона читатели простят мне длинную цитату.
Двое золотоискателей, вместе промышлявших где-то на севере Аляски, голодные, донельзя изможденные, пробираются по безлюдной северной пустыне к жилым местам. Рассказ начинается так:
«Они с трудом спускались по отлогому берегу, и тот, что шел впереди, один раз чуть не упал, споткнувшись о валуны. Они устали и ослабели, и на их лицах лежала печать покорности, рожденной долгими лишениями. Они сгибались под тяжестью тюков, завернутых в одеяла. Тюки держались на ремнях, которые были надеты на плечи и на лоб. Каждый из них нес ружье. Они шли сгорбившись, вытянув шею и не поднимая глаз от земли.
— Хотел бы я иметь сейчас хотя два патрона из тех, что мы припрятали в тайнике, — сказал второй путник.
Его голос звучал ровно и бесстрастно. Он говорил вяло, без всякого воодушевления. Тот, что шел впереди, шагнул в мутный поток, который пенился среди камней, и не удостоил товарища ответом.
Второй путник последовал за первым. Они не сняли обуви: вода была холодная, как лед, — такая холодная, что лодыжки у них заломило и ступни сразу онемели. В некоторых местах вода доходила им до колен, и оба они, пошатываясь, нащупывали ногами дно.
Тот, который шел позади, поскользнулся на гладком камне и чуть не упал, с трудом он удержался на ногах и громко вскрикнул от боли. У него закружилась голова, и он вытянул свободную руку, как будто пытаясь найти опору в воздухе. Восстановив равновесие, он шагнул вперед, но снова зашатался и чуть не упал. Тогда он стал как вкопанный и посмотрел на своего спутника, который шел впереди и ни разу не оглянулся на него.
С минуту он стоял неподвижно, словно борясь с самим собой. Потом крикнул:
— Слушай, Билл, я, кажется, вывихнул ногу!
Билл продолжал перебираться через мутный поток. Он не оглянулся. Второй следил за ним, лицо его попрежнему ничего не выражало, но глаза стали похожи на глаза раненого оленя.
Билл уже взобрался на противоположный берег и, не оборачиваясь, шел вперед. Второй стоял посреди ручья и следил за ним. Его губы слегка дернулись, и видно было, как над ними дрогнула жесткая рыжая щетина. Он провел по губам кончиком языка.
— Билл! — крикнул он.
В этом крике была мольба сильного человека, попавшего в беду. Но Билл не обернулся. Тот, что остался позади, следил, как он нетвердой походкой, спотыкаясь, неуклюже взбирается вверх по отлогому склону по направлению к неясной линии горизонта, сливающейся с низким холмом. Оставшийся позади следил за товарищем до тех пор, пока тот не перевалил через гребень и не пропал из виду. Тогда он отвернулся от холма и медленно обвел глазами тот круг вселенной, который остался ему после ухода Билла».
Подлость всегда будет подлостью, и пока еще, к сожалению, не перевелись на белом свете негодяи.
Нам понятно, как «Биллы» с Уолл-стрита и лондонского Сити бросили на растерзание немецкому фашизму народы Европы. Они ставили ставку на то, что обескровленный и обессилевший в жесточайшей, изнурительной войне с гитлеровской Германией Советский Союз выйдет из строя как могущественная держава и попадет в лапы англо-американским империалистам. Именно поэтому они как можно дольше откладывали открытие второго фронта. И советский народ в течение трех лет один на один, грудь с грудью, сражался с гитлеровскими полчищами.
Ныне меньшего масштаба «Биллы», купленные за тридцать сребреников и посланные в Корею своим правительством, ведут преступную войну против корейского народа и бродят по чужой земле по колено в крови!
Советский народ всегда относился и относится с большим уважением к трудовому американскому народу. Сталин в свое время с похвалой отозвался об американской деловитости. Но речь шла о трудовой деловитости, а сейчас все честное человечество мира, проклиная убийц, с гневом смотрит на то, с какой цинической «деловитостью» американские летчики уничтожают мирное население Кореи, как наемные солдаты американской армии, прикрываясь флагом Организации Объединенных Наций, ведут беспощадную войну против небольшого миролюбивого народа, желающего по-своему, без вмешательства извне, решить свою судьбу.
В прошлую войну, в первые годы ее, немецкие фашисты, посмеиваясь и явно желая вложить в прозвище некий оскороительный смысл, называли нашего солдата «русским Иваном». Они посмеивались до тех пор, пока под Сталинградом «русский Иван» совсем отучил их не только посмеиваться, но даже улыбаться.
Что ж, хорошее имя Иван! Иванов миллионы в многонациональной Советской стране. Это те Иваны, которые сейчас беззаветно трудятся на благо и процветание своей родины, а в прошлую войну, как и на протяжении всей истории своей страны, с непревзойденным героизмом сражались с захватчиками.
Это они грудью прижимались к дулам немецких пулеметов, спасая товарищей по оружию от губительного вражеского огня, это они шли на таран в воздухе, прикрывая от бандитских налетов родные города и села, это они тонули в соленой воде всех морей и океанов, омывающих нашу родину, и в конце концов спасли человечество от фашистской чумы, распростершей над миром черные крылья.
Не щадя ни крови, ни самой жизни, они делали свое святое и благородное дело как раз в то время, когда американские и английские капиталисты, наживаясь на войне, «делали доллары».
Символический русский Иван — это вот что: человек, одетый в серую шинель, который, не задумываясь, отдавал последний кусок хлеба и фронтовые тридцать граммов сахару осиротевшему в грозные дни войны ребенку, человек, который своим телом самоотверженно прикрывал товарища, спасая его от неминучей гибели, человек, который, стиснув зубы, переносил и перенесет все лишения и невзгоды, идя на подвиг во имя родины.
Хорошее имя Иван!
А вот немецко-фашистских вояк наши солдаты с уничтожающим презрением называли «фрицами». С чем связано в представлении народов, некогда побывавших под игом немецко-фашистской оккупации, имя Фриц? Грабежи, насилия, пожары, убийства беззащитных женщин и детей и еще одно: «млеко, курки, яйки, шпиг…»
Зловещую память оставило у народов простое немецкое имя Фриц. И будет горько и стыдно за американский народ, если простое имя Билл навсегда останется в памяти у человечества как синоним мужского бесчестия, продажности и подлости, которым никогда не будет оправдания…
Американский народ за относительно недолгое время своего исторического существования породил и десятки миллионов честных тружеников и выдающихся людей в области политики, науки и техники, искусства и литературы. Их имена с уважением вспоминает не только американский народ, но и все благодарное человечество.
Но есть имя в сегодняшней американской действительности, которое все чаще с гневом и ненавистью произносится честными людьми всего мира, — имя теперешнего президента США Гарри Трумэна. Он — человек с тонкими, безжалостными губами и лицом иезуита — впервые послал в Японию самолеты с атомными бомбами. Он и теперь, не смущаясь, говорит: «Я не задумаюсь вновь применить атомную бомбу, если в этом будет необходимость».
«Необходимость» господин Трумэн всегда найдет. А если не найдет сам, — ему ее обязательно подскажут его прямые хозяева с Уолл-стрита.
Но, как близкие и страшные раскаты грома перед могучей, очищающей землю грозой, звучат голоса сотен миллионов разгневанного человечества, протестующего против американской интервенции в Корее, против применения атомной бомбы.
Как неиссякаемый родник, долговечна память народов, и она никогда не забудет американскому империализму ни содеянных преступлений, ни его угроз миру и человечеству.
Нельзя без иронической улыбки читать биографию Трумэна.
Передо мной лежит статья П. Табори, переданная агентством Рейтер вскоре после избрания Трумэна президентом и озаглавленная «Рядовому человеку повезло». Статья заслуживает внимания не только американского читателя и настоятельно требует примечаний. П. Табори пишет: «Жизнь, характер, политические взгляды и общую философию тридцать третьего президента США можно охарактеризовать словами „золотая середина“. У Трумэна нет никаких резко выраженных черт, присущих гению. До настоящего времени, когда он вдруг оказался на авансцене как член „большой тройки“, которая вершит судьбами всего мира, вся его карьера состояла из медленного и постепенного продвижения».
О своей родословной Трумэн говорит: «У нас всего понемножку. Если потрясти родословное дерево, то может выпасть что угодно: шотландская, ирландская и голландская кровь там обязательно найдется».
Когда-то Трумэн жил на бабушкиной ферме, и мать хвастала тем, что якобы «никто в стране не умеет вспахать такую прямую борозду», как Гарри.
Президент Трумэн не раз повторял, что наибольшее влияние на него имела мать. Когда Трумэн завоевал место вице-президента, то сразу сообщил об этом матери по телефону. Ей был 91 год, и успехи сына ее не взволновали. Когда Трумэн объявил о своем избрании, все, что она сказала, было: «Будь хорошим мальчиком, Гарри».
Не оправдалось пожелание старушки. Не вышло из Гарри хорошего мальчика, как не вышло из него американского генерала, о чем когда-то он мечтал, как не вышло из него воротилы банка, в котором он когда-то работал… В одном оправдались слова мамаши Трумэна: Гарри пашет прямую борозду, но борозда эта лежит от бабушкиной фермы до Уолл-стрита, а оттуда — по абсолютной прямой до неудержимого желания поработить свободолюбивый Китай и до нынешней гнусной войны в Корее.
В статье П. Табори, услужливо и подобострастно описывающей биографию президента, говорится о том, что Гарри Трумэн во время первой империалистической войны был офицером хозяйственной службы в одном из военных лагерей и затем, после окончания воины, в двадцатых годах, неудачно пытался открыть галантерейный магазин. Как особую добродетель Трумэна Табори расценивает выплату незадачливым галантерейщиком образовавшихся долгов.
Доброе дело — всегда платить долги. Но есть у людей один вопрос: какими долларами господин Трумэн и его хозяева-монополисты думают расплатиться за реки и моря пролитой корейской и китайской крови?
В статье П. Табори говорится: «Свою политическую карьеру Трумэн начал, заняв пост судьи в штате Миссури. В этом штате судью не утруждали работой по возданию правосудия. Его дело заключалось в надзоре за общественными работами, и Трумэн завоевал репутацию строителя хороших дорог и дренажной системы».
Не утруждая себя работой «по возданию правосудия» и преуспевая на более выгодном поприще строительства дорог и дренажной системы, Трумэн прославился еще и тем, что под его руководством в графстве Джексон было построено роскошное здание, стоимостью в два с половиной миллиона долларов.
Не университет для юношей и девушек графства Джексон, не санаторий для больных туберкулезом детей, не дом отдыха для рабочих построил Трумэн. Нет, это великолепное здание воздвигнуто было для суда. Быть может, нынешний президент США, будучи последовательным дельцом, строил и тюрьмы, но, во всяком случае, он и в начале своей карьеры отлично знал, какого рода строительством можно было угодить своим хозяевам и что им больше всего по вкусу.
Протащенный в сенат боссом Пендергастом — человеком далеко не безупречной репутации, — Трумэн спешит, отчаянно торопится заверить своих избирателей в том, что босс Пендергаст никогда не пытался предлагать ему совершить бесчестный поступок. Ой ли! Не за красивые же глаза протащил в судьи и в сенат господина Трумэна матерый аферист и бандит Пендергаст, управлявший в то время штатом Миссури? Почему, в таком случае, общественность штата называла Трумэна «посыльным Пендергаста»? Спроста ли Пендергаст утверждал, что «я смогу сделать моего собственного посыльного американским сенатором, если я того пожелаю»?
Скандальные аферы и мошенничества «миссурийской шайки», впрочем, типичны для хваленого «американского образа жизни».
В связи с убийством в апреле этого года закоренелого гангстера и политического босса Чарльза Бинаггио, занявшего «пост» Тома Пендергаста — закадычного приятеля Трумэна, — конгрессмен Шорт, выступая в палате представителей, приоткрыл краешек завесы над тайной этого убийства. «Вы знаете, что даже воры ссорятся, — говорил Шорт. — Бинаггио стоял на пути. Его убрали».
Шорт напомнил, каким образом Трумэн попал в Вашингтон: «Он попал в Вашингтон, добиваясь избрания в сенат США в борьбе с двумя бывшими членами палаты представителей Джейкобом Миллиганом и покойным Джеком Кокреном. Когда были подсчитаны бюллетени, то оказалось, что Трумэн получил большинство, собрав около 137 тысяч голосов, причем это число почти вдвое превышало тогдашнее число избирателей в Канзас-Сити, и каждый в штате Миссури знает, что были опущены бюллетени за людей, умерших 20 лет назад, и имена их были списаны с могильных памятников. Таким образом Трумэн попал в сенат…»
Далее Шорт заявил конгрессменам: «Я распутал достаточный кусок веревки для того, чтобы повесить многих из вас в ноябре». (В ноябре, как известно, состоятся выборы в конгресс. — М. Ш.)
Вашингтонский корреспондент газеты «Нью-Йорк дэйли ньюс» Джон О'Доннел (известный знаток преступного мира) писал 6 апреля этого года: «У президента Трумэна весьма странные друзья… Покойный Бинаггио, который захватил контроль над Канзас-Сити, перед своей внезапной кончиной неоднократно посещал Белый дом. Он был на большом обеде в Канзас-Сити, на котором присутствовали Трумэн и Бойл, и, согласно сообщениям, ему был оказан холодный прием. Этот Бинаггио был слишком честолюбив. Он начал повсюду оказывать давление. Таким образом, некоторые молодчики позаботились устранить эту местную угрозу власти Трумэна — Бойла — Пендергаста в Канзас-Сити. Позаботились решительно и основательно, в духе традиций старого Пендергаста».
Вот почему Трумэн до последнего времени с подозрительной настойчивостью руками и ногами открещивается от темных связей с Пендергастом, которому он, по сути, всем обязан. Любопытно было бы узнать, какую сумму перед смертью уплатит Трумэн своему приятелю — римскому папе — за покупку индульгенции. А если протеже Трумэна американский кардинал Спеллмен восшествует на папский престол, то президенту, возможно, и гроша платить не придется…
Прислуживающийся журналист, захлебываясь от подобострастного восторга, пишет, что Трумэн, будучи в сенатской комиссии по расследованию деятельности военных лагерей, сохранил Америке многие миллионы долларов и с той поры стал «сторожевым псом американского налогоплательщика».
«Сторожевой пес» — это, пожалуй, чисто по-американски грубо. Скорее, Трумэн стал лакеем налогоплательщиков. Но чье добро охраняет старательный лакей? Сверхбогатых хозяев, распухших от сверхприбылей и вершащих с Уолл-стрита судьбами Америки! Именно их добро и стережет старательный лакей, потому что бедняки, как известно, лакеев не держат.
Еще раз допустим, что рачительный Трумэн сохранил миллионы долларов, а сколько миллиардов просадил он в Китае, тщетно пытаясь спасти подохший и уже давно издающий зловоние гоминдановский режим? Вопрос, над которым, кстати, стоило бы призадуматься скромным налогоплательщикам Соединенных Штатов — рабочим, фермерам, служащим.
Угодливо описывая внешность и одежду Трумэна, П. Табори не упускает случая сообщить даже о том, что Трумэн предпочитает галстуки, завязывающиеся бантом. К слову сказать, среди немецко-фашистских военных преступников, осужденных на Нюрнбергском процессе, было тоже немало любителей нарядных галстуков, но все дело в том, что кончили-то они свою преступную жизнь не с галстуками на шеях, а с веревочными петлями.
В Америке существует обычай: после избрания президента гражданин США, по рекомендации сенатора, может прийти в Белый дом для того, чтобы почтительнейше пожать президентскую руку. Наверное, когда-то и Трумэн, приятно улыбаясь, обменивался рукопожатиями со своими согражданами. Но сейчас ему не до рукопожатий, у него заняты обе руки: одной он любовно и бережно прижимает к груди атомную бомбу, а другой, обагренной кровью корейского народа, пытается задушить Корею. Такую руку человек-труженик отныне не пожмет из чувства элементарной человеческой порядочности и простой брезгливости.
А что касается таких черт в личности человека, руководящего государством, как отсутствие гениальности, что приводит в восторг многих американцев, восхваляющих «среднего человека», «золотую середину», или, короче говоря, посредственность, то американцам не надо бы забывать одного факта: вползавшие в фашизм немцы в свое время были в не меньшем восторге от того, что их «фюрер» — «обыкновенный человек» и — всего-навсего — лишь простой ефрейтор.
Мы знаем, во что обошлось человечеству властвование бездарной посредственности, «простого немецкого ефрейтора», осмелившегося в тупом безумии мечтать о господстве над миром.
Американские буржуазные журналисты утверждают, что Трумэн «представляет собой самую большую загадку для всего мира».
Нет, не представляет! Уже давно разгадана эта «загадка» всеми честными людьми. И для трудящихся мира, в том числе и Америки, было бы во много раз лучше и безопаснее, если бы Трумэн находился не в Белом доме, а на бабушкиной ферме. Там он мог бы на досуге трясти свое родословное дерево и предаваться другим невинным занятиям. Даже, на худой конец, если бы он сидел где-либо за прилавком в галантерейной лавочке и торговал подтяжками и женскими гребенками, и то было бы лучше.
К общей беде, злобная посредственность по указке магнатов капитала, душителей лучших сынов американского народа, правит в настоящее время Америкой. Миллиардерам Америки — морганам, дюпонам, рокфеллерам, меллонам, — чья хищная деятельность всю жизнь проходит в глубокой тени, кто боится дневного света и честных глаз рабочих людей, нужен не великий человек, не гений, а просто послушный слуга в Белом доме, обязанный по одному движению бровей разгадывать малейшее хозяйское желание. Исполнительный, покорный слуга, конечно, заслуживает поощрения: потому-то американская буржуазная печать, купленная на корню, на все лады восхваляет Трумэна, курит ему дешевенький фимиам.