Народ создал Армию и Флот в тяжкое время, чтобы отбросить прочь интервентов, чтобы защитить рождение нового строя — советской власти. Наши воины мужественно выполнили заповедь народную.
Я не видел других солдат, которые сражались бы с большим упорством и отвагой и так бы любили свою землю, как советские солдаты. Преданность советскому народу звала их на подвиг в дни Великой Отечественной войны, когда мы спасали не только себя, свой родной дом, а все человечество от ненавистного фашизма.
Для советского литератора нет выше чести, чем писать о вас. Мужество, доблесть, верность знамени революции и войсковому братству — всем этим славитесь вы, верные защитники нашего отечества.
Хочется пожелать вам сердечно новых успехов на трудном воинском пути. Народ уважает и любит вас, храбрые солдаты, стоящие на страже нашего дома. Горячо, от всего сердца поздравляю вас, доблестные защитники нашей матери-родины, со славным 40-летием Советских Вооруженных Сил.
Любите родину, свой народ, крепите войсковое товарищество, и вы всегда будете непобедимы.
В годы Великой Отечественной войны я был с вами, мои родные. И если позовет родина, я — как старый солдат — буду с вами до последнего дыхания.
Обнимаю вас, родные мои.
1958
Солдаты моей Родины
Речь на встрече с избирателями в Ростове
Из речи на встрече с избирателями города Таганрога
Читателям и сотрудникам газеты «Литература и жизнь»
Гордость моей страны
Выступление на совещании по садоводству и виноградарству
Здоровье — всему голова
Речь на митинге в станице Вешенской
О маленьком мальчике Гарри и большом мистере Солсбери
Я не видел других солдат, которые сражались бы с большим упорством и отвагой и так бы любили свою землю, как советские солдаты. Преданность советскому народу звала их на подвиг в дни Великой Отечественной войны, когда мы спасали не только себя, свой родной дом, а все человечество от ненавистного фашизма.
Для советского литератора нет выше чести, чем писать о вас. Мужество, доблесть, верность знамени революции и войсковому братству — всем этим славитесь вы, верные защитники нашего отечества.
Хочется пожелать вам сердечно новых успехов на трудном воинском пути. Народ уважает и любит вас, храбрые солдаты, стоящие на страже нашего дома. Горячо, от всего сердца поздравляю вас, доблестные защитники нашей матери-родины, со славным 40-летием Советских Вооруженных Сил.
Любите родину, свой народ, крепите войсковое товарищество, и вы всегда будете непобедимы.
В годы Великой Отечественной войны я был с вами, мои родные. И если позовет родина, я — как старый солдат — буду с вами до последнего дыхания.
Обнимаю вас, родные мои.
1958
Солдаты моей Родины
Юбилей Советской Армии не только торжественный день в нашей жизни, но и общечеловеческий праздник, который очень много значит и для населения стран народной демократии, и для народов капиталистической Европы, вдоволь наглотавшихся дыма фашистских кремационных печей, и для немецкого народа, немало испившего цикуты из горькой чаши Бухенвальда.
Создавая Советскую Армию, великий Ленин ставил перед ней благородную задачу — защищать отчизну и завоевания Октября. На протяжении всей своей истории наши Вооруженные Силы были верны этой цели — вели только справедливые войны.
Оборонительные бои гражданской войны против орд интервентов и внутренней контрреволюции, кровавая схватка на далеком озере Хасан, сражение с японскими захватчиками на монгольской реке Халхин-Гол, освободительный поход в Западную Украину и Белоруссию породили столь массовый героизм советских солдат, какого еще не знала мировая история. Советский воин показал себя как подлинный сын своего века.
Может быть, сегодня стоит вспомнить, какими темными волнами накатывались события в суровые годы Великой Отечественной войны. Полонив капитулировавшую французскую армию, Гитлер огнем и мечом прошел по цветущим полям Бельгии и Голландии и с меловых круч у Дюнкерка сбросил в холодные воды Ла-Манша остатки разгромленной английской армии генерала Александера. Как будто вернулось средневековье: в Европе зачадили костры, зажженные фашистской инквизицией.
В распоряжении фашистского фюрера оказались все арсеналы Западной Европы. Он стал полновластным хозяином промышленности и земли от Атлантики до советских границ.
Теперь известно, с какой точностью германский генеральный штаб разработал и расписал по месяцам и дням планы захвата Арабского Востока, Южной Америки, США. Над народами земного шара, все время разрастаясь, нависла коричневая тень свастики.
Мы помним ясное солнечное утро, тишина которого нарушилась грохотом танковых армий, гулом воздушных армад, топотом стрелковых дивизий, устремившихся на нашу землю, на которой начиналась косовица хлебов.
На оселке войны оттачивал наш народ свою ненависть к захватчикам.
Все лучшие люди мира, затаив дыхание, следили за кровавым сражением, разгоревшимся на Востоке, когда советские войска одни, без помощи союзников, вели напряженные оборонительные бои.
Уже тогда, в первые, самые тяжелые дни войны, ЦК Коммунистической партии поставил перед нашими Вооруженными Силами великую освободительную цель — отстоять родину и вызволить народы Европы из-под фашистского ярма.
Любопытные документы остались от той эпохи. Передо мною лежит пожелтевшая от времени американская газета «Вашингтон пост», в которой с душевным мужским волнением написано: «Дрожишь при одной мысли о том, что могло бы произойти, если бы Красная Армия рухнула под напором наступающих германских войск или если бы русский народ был менее мужественным и неустрашимым…»
Народы, главы правительств и парламенты стран мира не скрывали самого высокого мнения о мужестве советских людей. Английские газеты признавали: «Не будь Красной Армии, судьба свободных народов была бы поистине мрачной».
Победы Советской Армии прибавляли силы народу в закабаленных фашизмом странах, там все ярче разгоралось движение Сопротивления. Мы горды тем, что в рядах партизан Польши, Чехословакии, Югославии, Бельгии, Франции, Италии сражались бежавшие из фашистского плена наши соотечественники, такие, как московский слесарь Федор Поетан и ленинградец Анатолий Тарасов.
Бои с фашистами были продолжающейся по сей день борьбой советского народа за мир. И пулеметчики, крепко держа пульсирующие ручки затыльников, мечтали о том времени, когда смогут взяться за чапиги плуга. Известны случаи, когда в перерывах между боями истосковавшиеся по мирному труду танкисты, прицепив к своим «тридцатьчетверкам» плуги, пахали землю польским и югославским крестьянам.
Советский народ и его могучие Вооруженные Силы оправдали надежды миллионов людей — изгнали фашистские орды со своей земли и помогли многим народам освободиться от фашистского порабощения.
Кровно связаны советские люди со своей армией. Сколько жилищ украшено фотографиями бойцов с боевыми орденами и медалями на гимнастерках! В семейных альбомах не раз приходилось видеть снимки наших солдат с немецкими детьми на руках, доверчиво обнимающими их за шею.
И часто, когда я вижу такой по-настоящему человечный снимок, видится мне Берлин: улицы, похожие на каменоломни, и походные кухни, из которых ротные кашевары разливают суп голодным немецким женщинам.
Придя на немецкую землю как победитель, советский солдат очень хорошо понял, что есть две враждующие между собой Германии: Германия капиталистов, фашистских заправил — и Германия миллионов немецких рабочих и крестьян.
В Веймаре, милом зеленом городке, где Гете создавал своего бессмертного «Фауста», где творили Шиллер, Гейне и Лист, советский солдат увидел бухенвальдский лагерь уничтожения, построенный палачом Гиммлером для немецких коммунистов.
Преисполненный гнева, вошел советский солдат в крематорий, в котором эсэсовцы сожгли десятки тысяч непокорившихся немцев и убили вождя немецкого рабочего движения незабвенного Эрнста Тельмана.
Советские солдаты подали надежную руку дружбы подлинным героям немецкого народа — людям, которых они освободили из лагерей смерти, вернувшимся тогда из эмиграции, вышедшим из глухого подполья, где они скрывались от гестапо.
Советский народ помог этим героям засеять окровавленную, испепеленную почву Германии добрыми семенами жизни. Из этих семян выросла молодая Германская Демократическая Республика — государство восемнадцати миллионов немецких рабочих, крестьян, интеллигентов, строящих социализм.
Все передовые умы признают великую заслугу советского народа перед человечеством. Они знают, что СССР стойко выдержал все тяготы второй мировой войны, оказался сильнее противника.
Дорогой ценой досталась нам победа. Миллионы могил советских воинов разбросаны от Волги до Шпрее.
Хорошие памятники высятся в освобожденных нашей армией столицах европейских государств. И, думая сейчас об армии, я вспоминаю бронзового советского солдата в берлинском парке, придавившего сапогом разрубленную мечом свастику и держащего на руках спасенного ребенка.
Дети должны жить прекраснее и счастливее нас. Но в последние годы над колыбелями миллионов детей нависла новая мрачная тень — дьявольская тень водородной бомбы.
Эта тень убивает солнечный свет радостей бытия. Главная цель человечества в наши дни — борьба за мир!
Мы живем в такое сложное время, когда даже подготовка к войне опасна для всех жителей нашей планеты. Люди науки доказали, что испытания атомного и водородного оружия заражают смертоносной пылью не только землю, но и воздух и даже воду.
Человечество не должно дать себя обмануть. Устремляясь в будущее, мы не имеем права забывать кровавые уроки прошлого. И, проверяя, как служит память, стоит вспомнить выступление сенатора, а позднее президента США Гарри Трумэна, напечатанное в газете «Нью-Йорк таймс». Через день после нападения фашистской Германии на СССР Трумэн цинично выдал тайные планы некоторых американских политиков: «Если мы увидим, что выигрывает Германия, то нам следует помогать России, а если выигрывать будет Россия, то нам следует помогать Германии, и, таким образом, пусть они убивают как можно больше».
Времена меняются к лучшему.
Н. С. Хрущев в беседе с редактором иностранного отдела английской газеты «Таймс» А. Макдональдом, выражая заветные надежды и волю народов Советского Союза, сказал: «Мы готовы на полное запрещение атомного и водородного оружия, на полное разоружение, на полный вывод войск и ликвидацию иностранных баз на территории других государств».
Нам угрожают люди, плохо разбирающиеся в нашей жизни, в характере советских людей. Не мешало бы им, прежде чем бряцать оружием, понять солдатскую песню о родине, написанную поэтом Михаилом Исаковским:
Человечество не вправе допустить, чтобы солнце заволокли губительные тучи радиоактивной пыли, чтобы воздух стал смертоносным. Мы рождены для жизни и будем жить!
1958
Создавая Советскую Армию, великий Ленин ставил перед ней благородную задачу — защищать отчизну и завоевания Октября. На протяжении всей своей истории наши Вооруженные Силы были верны этой цели — вели только справедливые войны.
Оборонительные бои гражданской войны против орд интервентов и внутренней контрреволюции, кровавая схватка на далеком озере Хасан, сражение с японскими захватчиками на монгольской реке Халхин-Гол, освободительный поход в Западную Украину и Белоруссию породили столь массовый героизм советских солдат, какого еще не знала мировая история. Советский воин показал себя как подлинный сын своего века.
Может быть, сегодня стоит вспомнить, какими темными волнами накатывались события в суровые годы Великой Отечественной войны. Полонив капитулировавшую французскую армию, Гитлер огнем и мечом прошел по цветущим полям Бельгии и Голландии и с меловых круч у Дюнкерка сбросил в холодные воды Ла-Манша остатки разгромленной английской армии генерала Александера. Как будто вернулось средневековье: в Европе зачадили костры, зажженные фашистской инквизицией.
В распоряжении фашистского фюрера оказались все арсеналы Западной Европы. Он стал полновластным хозяином промышленности и земли от Атлантики до советских границ.
Теперь известно, с какой точностью германский генеральный штаб разработал и расписал по месяцам и дням планы захвата Арабского Востока, Южной Америки, США. Над народами земного шара, все время разрастаясь, нависла коричневая тень свастики.
Мы помним ясное солнечное утро, тишина которого нарушилась грохотом танковых армий, гулом воздушных армад, топотом стрелковых дивизий, устремившихся на нашу землю, на которой начиналась косовица хлебов.
На оселке войны оттачивал наш народ свою ненависть к захватчикам.
Все лучшие люди мира, затаив дыхание, следили за кровавым сражением, разгоревшимся на Востоке, когда советские войска одни, без помощи союзников, вели напряженные оборонительные бои.
Уже тогда, в первые, самые тяжелые дни войны, ЦК Коммунистической партии поставил перед нашими Вооруженными Силами великую освободительную цель — отстоять родину и вызволить народы Европы из-под фашистского ярма.
Любопытные документы остались от той эпохи. Передо мною лежит пожелтевшая от времени американская газета «Вашингтон пост», в которой с душевным мужским волнением написано: «Дрожишь при одной мысли о том, что могло бы произойти, если бы Красная Армия рухнула под напором наступающих германских войск или если бы русский народ был менее мужественным и неустрашимым…»
Народы, главы правительств и парламенты стран мира не скрывали самого высокого мнения о мужестве советских людей. Английские газеты признавали: «Не будь Красной Армии, судьба свободных народов была бы поистине мрачной».
Победы Советской Армии прибавляли силы народу в закабаленных фашизмом странах, там все ярче разгоралось движение Сопротивления. Мы горды тем, что в рядах партизан Польши, Чехословакии, Югославии, Бельгии, Франции, Италии сражались бежавшие из фашистского плена наши соотечественники, такие, как московский слесарь Федор Поетан и ленинградец Анатолий Тарасов.
Бои с фашистами были продолжающейся по сей день борьбой советского народа за мир. И пулеметчики, крепко держа пульсирующие ручки затыльников, мечтали о том времени, когда смогут взяться за чапиги плуга. Известны случаи, когда в перерывах между боями истосковавшиеся по мирному труду танкисты, прицепив к своим «тридцатьчетверкам» плуги, пахали землю польским и югославским крестьянам.
Советский народ и его могучие Вооруженные Силы оправдали надежды миллионов людей — изгнали фашистские орды со своей земли и помогли многим народам освободиться от фашистского порабощения.
Кровно связаны советские люди со своей армией. Сколько жилищ украшено фотографиями бойцов с боевыми орденами и медалями на гимнастерках! В семейных альбомах не раз приходилось видеть снимки наших солдат с немецкими детьми на руках, доверчиво обнимающими их за шею.
И часто, когда я вижу такой по-настоящему человечный снимок, видится мне Берлин: улицы, похожие на каменоломни, и походные кухни, из которых ротные кашевары разливают суп голодным немецким женщинам.
Придя на немецкую землю как победитель, советский солдат очень хорошо понял, что есть две враждующие между собой Германии: Германия капиталистов, фашистских заправил — и Германия миллионов немецких рабочих и крестьян.
В Веймаре, милом зеленом городке, где Гете создавал своего бессмертного «Фауста», где творили Шиллер, Гейне и Лист, советский солдат увидел бухенвальдский лагерь уничтожения, построенный палачом Гиммлером для немецких коммунистов.
Преисполненный гнева, вошел советский солдат в крематорий, в котором эсэсовцы сожгли десятки тысяч непокорившихся немцев и убили вождя немецкого рабочего движения незабвенного Эрнста Тельмана.
Советские солдаты подали надежную руку дружбы подлинным героям немецкого народа — людям, которых они освободили из лагерей смерти, вернувшимся тогда из эмиграции, вышедшим из глухого подполья, где они скрывались от гестапо.
Советский народ помог этим героям засеять окровавленную, испепеленную почву Германии добрыми семенами жизни. Из этих семян выросла молодая Германская Демократическая Республика — государство восемнадцати миллионов немецких рабочих, крестьян, интеллигентов, строящих социализм.
Все передовые умы признают великую заслугу советского народа перед человечеством. Они знают, что СССР стойко выдержал все тяготы второй мировой войны, оказался сильнее противника.
Дорогой ценой досталась нам победа. Миллионы могил советских воинов разбросаны от Волги до Шпрее.
Хорошие памятники высятся в освобожденных нашей армией столицах европейских государств. И, думая сейчас об армии, я вспоминаю бронзового советского солдата в берлинском парке, придавившего сапогом разрубленную мечом свастику и держащего на руках спасенного ребенка.
Дети должны жить прекраснее и счастливее нас. Но в последние годы над колыбелями миллионов детей нависла новая мрачная тень — дьявольская тень водородной бомбы.
Эта тень убивает солнечный свет радостей бытия. Главная цель человечества в наши дни — борьба за мир!
Мы живем в такое сложное время, когда даже подготовка к войне опасна для всех жителей нашей планеты. Люди науки доказали, что испытания атомного и водородного оружия заражают смертоносной пылью не только землю, но и воздух и даже воду.
Человечество не должно дать себя обмануть. Устремляясь в будущее, мы не имеем права забывать кровавые уроки прошлого. И, проверяя, как служит память, стоит вспомнить выступление сенатора, а позднее президента США Гарри Трумэна, напечатанное в газете «Нью-Йорк таймс». Через день после нападения фашистской Германии на СССР Трумэн цинично выдал тайные планы некоторых американских политиков: «Если мы увидим, что выигрывает Германия, то нам следует помогать России, а если выигрывать будет Россия, то нам следует помогать Германии, и, таким образом, пусть они убивают как можно больше».
Времена меняются к лучшему.
Н. С. Хрущев в беседе с редактором иностранного отдела английской газеты «Таймс» А. Макдональдом, выражая заветные надежды и волю народов Советского Союза, сказал: «Мы готовы на полное запрещение атомного и водородного оружия, на полное разоружение, на полный вывод войск и ликвидацию иностранных баз на территории других государств».
Нам угрожают люди, плохо разбирающиеся в нашей жизни, в характере советских людей. Не мешало бы им, прежде чем бряцать оружием, понять солдатскую песню о родине, написанную поэтом Михаилом Исаковским:
Мы против «холодной войны». Мы против оружия массового уничтожения людей. Лучше пусть люди уничтожают ядерное оружие, чем это страшное оружие сотрет с лица земли миллионы жизней.
Пускай утопал я в болотах,
Пускай замерзал я на льду,
Но если ты скажешь мне снова,
Я снова все это пройду.
Человечество не вправе допустить, чтобы солнце заволокли губительные тучи радиоактивной пыли, чтобы воздух стал смертоносным. Мы рождены для жизни и будем жить!
1958
Речь на встрече с избирателями в Ростове
Здравствуйте, дорогие земляки и землячки, станичники и станичницы! Никогда я не был записным оратором, не умею говорить длинно и красиво. Здесь меня все больше хвалили — хвалили так, как хвалят жениха. Но и за женихом всякие грехи бывают. Так что вы не очень верьте тем, кто меня хвалит. Давайте поговорим о другом.
Наша Ростовская область вступила в новую фазу жизни. Предстоит огромная работа по новому подъему промышленности и сельского хозяйства. Мы, в частности, должны сделать свой родной Дон краем садов и виноградников. Вы скажете: а чего ты, писатель, лезешь в экономику, в хозяйственные дела? Разве это твое дело? Да, это и мое дело. Это дело партии и народа, к которым я принадлежу и слугой которых себя считаю.
Что мне еще остается сказать вам? Биографию свою рассказывать? Но вы меня знаете. Я от всего сердца благодарю вас за высокое доверие. Желаю вам всем добра, здоровья и успехов в работе и жизни!
1958
Наша Ростовская область вступила в новую фазу жизни. Предстоит огромная работа по новому подъему промышленности и сельского хозяйства. Мы, в частности, должны сделать свой родной Дон краем садов и виноградников. Вы скажете: а чего ты, писатель, лезешь в экономику, в хозяйственные дела? Разве это твое дело? Да, это и мое дело. Это дело партии и народа, к которым я принадлежу и слугой которых себя считаю.
Что мне еще остается сказать вам? Биографию свою рассказывать? Но вы меня знаете. Я от всего сердца благодарю вас за высокое доверие. Желаю вам всем добра, здоровья и успехов в работе и жизни!
1958
Из речи на встрече с избирателями города Таганрога
Дорогие земляки, таганрожцы, здравствуйте!
Мне хотелось бы с вами вести разговор запросто, вроде по-домашнему.
Четыре созыва я проходил в депутаты. Вот в пятый раз вы за меня будете голосовать, и ежели проголосуете, знаете, с каким предложением войду в Президиум Верховного Совета СССР? Запретить скучные, казенные речи. По бумажкам.
Здесь рядом со мной сидел секретарь горкома. Я говорю: «Много выступающих». Он отвечает: «Говорить-то надо, хвалить вас». Я опять ему: «Раз говорить нечего — не надо, молчи».
Что я вам должен сказать? Принято так: отчитаться о депутатской работе. А как отчитаешься? Это довольно сложная вещь. Вот тут нас двое кандидатов в депутаты. С Николаем Васильевичем Киселевым нас связывает долголетняя дружба, но это вовсе не значит, что мы с ним никогда не цапаемся. Но секретарь обкома, который звонит в Вешенскую в два часа ночи, не спит, — слушайте, это хороший секретарь, мне с ним легко работать, стало быть, какую-то общую нужду мы с ним несем. А общая нужда у нас всякая.
Как вы знаете, кроме того, что я депутат, я еще и писатель. Бывает так: что-то не дается глава, бессонная ночь. Ну, не нравится то, что написал. Понимаете, надо выйти, курнуть, взглянуть на Дон, подумать о чем-то. Не успел выйти (это в четыре часа утра, летом, до восхода солнца), через забор вижу бричку, распряженную пару быков, две бочки из-под бензина. Идет казачка-колхозница. «Я, — говорит, — к тебе с нуждой, к депутату». Спрашиваю: «Какая нужда?» Выяснилось, что шесть соток огорода отрезали. Неправильно отрезали. Но дело не в этом. Тихо, сдержанно говорю: «Что ты, милая, в четыре часа утра? Ты бы в два часа ночи пришла». Она говорит: «Так я ж тебя не будила. Я вижу — ты вышел…» Спрашиваю: «Ты в райисполком пойдешь в семь утра, если там с девяти начинается работа?» А она говорит: «Так ты же не учреждение». Что тут можно возразить? Конечно, не «учреждение». Ну, давай, говори свою нужду…
Упрямый характер у русских людей.
Помнится мне один фронтовой эпизод. Под Харьковом в 1942 году громили итальянскую дивизию «Виктория». В бою я был с полком. Захватили пленного командира батареи. В прошлом архитектор, римлянин. У него аккуратно подстриженная лопаточкой бородка. Этот командир был ранен в шею. Начальник разведки ведет с ним военный разговор. Кто — сосед справа, кто — слева. А меня как писателя интересует и другое. Что куришь, какие сигареты? Ага! Болгарские… Как едят твои солдаты? Смотрю на него: почему он только в ботинках? Итальянские офицеры носили краги. Он говорит: «Вот странный народ вы, русские». «Чем?» — спрашиваю. «Как же, раненный, я упал, лежит ваш автоматчик-солдат. Я в него стрелял из пистолета. Три раза стрелял и не попал. Этот парень подбежал ко мне, ударил прикладом автомата, снял краги, встряхнул меня, посадил на завалинку. У меня дрожали руки. Он свернул свой крепкий табак-махорку, послюнявил, сунул мне в зубы, потом закурил сам, побежал сражаться опять».
Слушайте, это здорово: ударить, снять краги, дать покурить пленному и опять в бой. Вот он, русский человек! Русский солдат. Черт его знает, сумеем ли мы раскрыть его душу?
1958
Мне хотелось бы с вами вести разговор запросто, вроде по-домашнему.
Четыре созыва я проходил в депутаты. Вот в пятый раз вы за меня будете голосовать, и ежели проголосуете, знаете, с каким предложением войду в Президиум Верховного Совета СССР? Запретить скучные, казенные речи. По бумажкам.
Здесь рядом со мной сидел секретарь горкома. Я говорю: «Много выступающих». Он отвечает: «Говорить-то надо, хвалить вас». Я опять ему: «Раз говорить нечего — не надо, молчи».
Что я вам должен сказать? Принято так: отчитаться о депутатской работе. А как отчитаешься? Это довольно сложная вещь. Вот тут нас двое кандидатов в депутаты. С Николаем Васильевичем Киселевым нас связывает долголетняя дружба, но это вовсе не значит, что мы с ним никогда не цапаемся. Но секретарь обкома, который звонит в Вешенскую в два часа ночи, не спит, — слушайте, это хороший секретарь, мне с ним легко работать, стало быть, какую-то общую нужду мы с ним несем. А общая нужда у нас всякая.
Как вы знаете, кроме того, что я депутат, я еще и писатель. Бывает так: что-то не дается глава, бессонная ночь. Ну, не нравится то, что написал. Понимаете, надо выйти, курнуть, взглянуть на Дон, подумать о чем-то. Не успел выйти (это в четыре часа утра, летом, до восхода солнца), через забор вижу бричку, распряженную пару быков, две бочки из-под бензина. Идет казачка-колхозница. «Я, — говорит, — к тебе с нуждой, к депутату». Спрашиваю: «Какая нужда?» Выяснилось, что шесть соток огорода отрезали. Неправильно отрезали. Но дело не в этом. Тихо, сдержанно говорю: «Что ты, милая, в четыре часа утра? Ты бы в два часа ночи пришла». Она говорит: «Так я ж тебя не будила. Я вижу — ты вышел…» Спрашиваю: «Ты в райисполком пойдешь в семь утра, если там с девяти начинается работа?» А она говорит: «Так ты же не учреждение». Что тут можно возразить? Конечно, не «учреждение». Ну, давай, говори свою нужду…
Упрямый характер у русских людей.
Помнится мне один фронтовой эпизод. Под Харьковом в 1942 году громили итальянскую дивизию «Виктория». В бою я был с полком. Захватили пленного командира батареи. В прошлом архитектор, римлянин. У него аккуратно подстриженная лопаточкой бородка. Этот командир был ранен в шею. Начальник разведки ведет с ним военный разговор. Кто — сосед справа, кто — слева. А меня как писателя интересует и другое. Что куришь, какие сигареты? Ага! Болгарские… Как едят твои солдаты? Смотрю на него: почему он только в ботинках? Итальянские офицеры носили краги. Он говорит: «Вот странный народ вы, русские». «Чем?» — спрашиваю. «Как же, раненный, я упал, лежит ваш автоматчик-солдат. Я в него стрелял из пистолета. Три раза стрелял и не попал. Этот парень подбежал ко мне, ударил прикладом автомата, снял краги, встряхнул меня, посадил на завалинку. У меня дрожали руки. Он свернул свой крепкий табак-махорку, послюнявил, сунул мне в зубы, потом закурил сам, побежал сражаться опять».
Слушайте, это здорово: ударить, снять краги, дать покурить пленному и опять в бой. Вот он, русский человек! Русский солдат. Черт его знает, сумеем ли мы раскрыть его душу?
1958
Читателям и сотрудникам газеты «Литература и жизнь»
Вместе с вами радуюсь выходу первого номера газеты, которую все мы давно ждем. Выражаю уверенность, что «Литература и жизнь» станет боевым органом русских писателей, их толковым помощником, пропагандистом и принципиальным критиком их творчества.
В названии газеты — программа ее деятельности. Поверяйте литературу жизнью.
1958
В названии газеты — программа ее деятельности. Поверяйте литературу жизнью.
1958
Гордость моей страны
Родные мои, комсомольцы и комсомолки, моя ушедшая молодость, оправданная надежда родины и партии, накануне вашего съезда разрешите мне поклониться вам, обнять вас и пожелать вам — гордости моей страны — успехов и счастья в труде, учебе, личной жизни.
1958
1958
Выступление на совещании по садоводству и виноградарству
В нашу эпоху — когда в печати, по радио, телевидению почти ежедневно общественность всего мира слышит разговоры об атомных взрывах, готовящейся войне, — особенно приятно присутствовать на вашем сугубо мирном и благородном совещании. Мне думается, что пройдет время, и наши потомки, листая пожелтевшие страницы «Молота», скажут: и до чего героические люди были в 1958 году! Англичане, французы вели малые войны и готовились к большой войне, а в это время наша родина заботилась о том, чтобы увеличить на Дону площади садов и виноградников, готовила нам, строителям коммунизма, хорошую, счастливую, радостную жизнь.
Усилиями областной партийной организации, всех тружеников Дона наша область добилась немалых успехов в сельском хозяйстве и получила орден Ленина. Давайте помечтаем, чтобы спустя некоторое время получить орден Ленина и за садоводство и виноградарство. От всей души приветствую присутствующих на этом совещании и желаю успеха не только в работе совещания, но и там, в садах и на виноградниках, в институтах и лабораториях, где куется высокий урожай и наше будущее богатство.
1958
Усилиями областной партийной организации, всех тружеников Дона наша область добилась немалых успехов в сельском хозяйстве и получила орден Ленина. Давайте помечтаем, чтобы спустя некоторое время получить орден Ленина и за садоводство и виноградарство. От всей души приветствую присутствующих на этом совещании и желаю успеха не только в работе совещания, но и там, в садах и на виноградниках, в институтах и лабораториях, где куется высокий урожай и наше будущее богатство.
1958
Здоровье — всему голова
Оговорюсь сразу — я не специалист в спорте, но коль меня попросили сказать в первые дни наступающего замечательного семилетия несколько слов нашим физкультурникам, отказать не смею.
В таких случаях обычно принято говорить что-нибудь приятное, но я не буду курить фимиам ни спортсменам, ни их руководителям. Вам, товарищи, и без меня воздали достаточно похвал, порой и с некоторым авансом.
Еще раз признаюсь, что я не знаток спорта и не берусь строго судить, где вы сильнее — в легкой или тяжелой атлетике, в боксе или велосипеде. Из моих литературных героев, пожалуй, только один — дед Щукарь — был в какой-то мере спортсменом. Как вы помните, он неплохо плавал под водой, пока не потерпел аварию — попал на крючок. Кстати, нынешние любители спортивного подводного плавания рады бы попасть на крючок внимания физкультурных руководителей, да что-то не получается. А жаль! Ведь подводный спорт интересен, полезен и нужен не меньше, а может быть, и больше, чем, например, стоклеточные шашки.
На мой взгляд, не так уж справедливо делят руководители свое внимание и силы между рядовыми физкультурниками и мастерами. Тем, кто ставит рекорды, привозит призы и медали, — всё: и тренеры, и лучшие стадионы, и отдых на курорте. А на долю рядовых — полное самообслуживание да изредка теплые слова в докладах. Нам нужны рекорды и рекордсмены. А все же еще важнее растить миллионы жизнерадостных, бодрых, сильных, ловких парней и девчат.
Не могу понять, почему спортивные деятели не хотят признавать народный опыт и традиции. Всё что-то изобретают, заимствуют где-то, а свое, отечественное, веками проверенное, полезное отвергают. Не по-хозяйски это. Теперь, как ни странно, все реже удается увидеть даже у нас на Дону состязания в джигитовке или русской борьбе. А уж об играх на льду, катаниях с гор, штурмах снежных городков молодежь знает только из рассказов своих отцов и дедов, хотя все это, насколько я разбираюсь, тоже физкультура.
И уж совсем неясно, почему такие полезные для здоровья дела, как охота, туризм, рыбалка, физкультурные организации перекладывают на плечи других. Может быть, потому, что здесь рекорды не научились учитывать?
Сейчас лучшие тренеры, специалисты, целые институты порой тратят свои силы на поиски секрета, как пробежать сто метров на одну десятую секунды быстрее. Может быть, и эта десятая важна — специалистам виднее. Но все же, думаю, полезнее было бы искать, исследовать, в полную силу работать прежде всего над тем, как средствами спорта укрепить здоровье всех людей, помочь им хотя бы на одну десятую «сверх положенного» прожить дольше. Убежден, любой скажет спасибо за это.
И еще об одном. Я за здоровье всех людей — молодых и старых. А вот если о молодых, о тех, кто может блистать в спорте, заботятся, то уж о нас, пожилых, и вовсе не вспоминают. Но где же сказано, что физкультура и спорт нужны только молодым!
«Здоровье — всему голова». Так говорит русский человек. Нельзя забывать, что коммунизм будет построен не десятком силачей, а миллионами рук всего народа.
Так пусть будет больше сильных, ловких, смелых!
Как хотите, — но я за здоровье, силу, красоту и выносливость миллионов тех, кто обязан умножить и красоту и силу нашей многонациональной родины!
1959
В таких случаях обычно принято говорить что-нибудь приятное, но я не буду курить фимиам ни спортсменам, ни их руководителям. Вам, товарищи, и без меня воздали достаточно похвал, порой и с некоторым авансом.
Еще раз признаюсь, что я не знаток спорта и не берусь строго судить, где вы сильнее — в легкой или тяжелой атлетике, в боксе или велосипеде. Из моих литературных героев, пожалуй, только один — дед Щукарь — был в какой-то мере спортсменом. Как вы помните, он неплохо плавал под водой, пока не потерпел аварию — попал на крючок. Кстати, нынешние любители спортивного подводного плавания рады бы попасть на крючок внимания физкультурных руководителей, да что-то не получается. А жаль! Ведь подводный спорт интересен, полезен и нужен не меньше, а может быть, и больше, чем, например, стоклеточные шашки.
На мой взгляд, не так уж справедливо делят руководители свое внимание и силы между рядовыми физкультурниками и мастерами. Тем, кто ставит рекорды, привозит призы и медали, — всё: и тренеры, и лучшие стадионы, и отдых на курорте. А на долю рядовых — полное самообслуживание да изредка теплые слова в докладах. Нам нужны рекорды и рекордсмены. А все же еще важнее растить миллионы жизнерадостных, бодрых, сильных, ловких парней и девчат.
Не могу понять, почему спортивные деятели не хотят признавать народный опыт и традиции. Всё что-то изобретают, заимствуют где-то, а свое, отечественное, веками проверенное, полезное отвергают. Не по-хозяйски это. Теперь, как ни странно, все реже удается увидеть даже у нас на Дону состязания в джигитовке или русской борьбе. А уж об играх на льду, катаниях с гор, штурмах снежных городков молодежь знает только из рассказов своих отцов и дедов, хотя все это, насколько я разбираюсь, тоже физкультура.
И уж совсем неясно, почему такие полезные для здоровья дела, как охота, туризм, рыбалка, физкультурные организации перекладывают на плечи других. Может быть, потому, что здесь рекорды не научились учитывать?
Сейчас лучшие тренеры, специалисты, целые институты порой тратят свои силы на поиски секрета, как пробежать сто метров на одну десятую секунды быстрее. Может быть, и эта десятая важна — специалистам виднее. Но все же, думаю, полезнее было бы искать, исследовать, в полную силу работать прежде всего над тем, как средствами спорта укрепить здоровье всех людей, помочь им хотя бы на одну десятую «сверх положенного» прожить дольше. Убежден, любой скажет спасибо за это.
И еще об одном. Я за здоровье всех людей — молодых и старых. А вот если о молодых, о тех, кто может блистать в спорте, заботятся, то уж о нас, пожилых, и вовсе не вспоминают. Но где же сказано, что физкультура и спорт нужны только молодым!
«Здоровье — всему голова». Так говорит русский человек. Нельзя забывать, что коммунизм будет построен не десятком силачей, а миллионами рук всего народа.
Так пусть будет больше сильных, ловких, смелых!
Как хотите, — но я за здоровье, силу, красоту и выносливость миллионов тех, кто обязан умножить и красоту и силу нашей многонациональной родины!
1959
Речь на митинге в станице Вешенской
Дорогие товарищи земляки! Я думаю, что выражу не только мое личное, но и наше общее чувство глубокой радости по поводу приезда к нам Никиты Сергеевича Хрущева и его родных и близких.
Слов нет, нам хотелось бы, конечно, встретить нашего друга Никиту Сергеевича Хрущева, может быть, с бо́льшими хозяйственными успехами, с бо́льшими показателями, чем в нынешнем году. Но я должен сказать, что к нам приехал не гость, как принято понимать, а один из самых родных и близких нам людей. А в таком случае приезду родного человека рады и в урожайный год и не в очень урожайный.
Давайте потешим себя надеждой, что мы сможем Никиту Сергеевича, его родных принять еще и в будущем с таким же гостеприимством, с таким же открытым сердцем и душой, но с более высокими показателями.
Все мы особенно высоко ценим приезд Никиты Сергеевича и потому, что накануне ответственнейшей встречи, исторической встречи с президентом США он нашел время хотя бы накоротке побывать у нас в гостях и посмотреть на жизнь верхнедонцев.
Дорогой Никита Сергеевич! Вы полетите за океан. Но вот эта небольшая частица советского народа, весь советский народ, и не только советский народ, мыслями будут с Вами. И от имени вешенцев и наших дорогих гостей — сталинградцев и воронежцев — хочу Вас заверить, что мы тоже будем с Вами там, в Америке. Желаем Вам, дорогой Никита Сергеевич, здоровья и успеха во всем!
1959
Слов нет, нам хотелось бы, конечно, встретить нашего друга Никиту Сергеевича Хрущева, может быть, с бо́льшими хозяйственными успехами, с бо́льшими показателями, чем в нынешнем году. Но я должен сказать, что к нам приехал не гость, как принято понимать, а один из самых родных и близких нам людей. А в таком случае приезду родного человека рады и в урожайный год и не в очень урожайный.
Давайте потешим себя надеждой, что мы сможем Никиту Сергеевича, его родных принять еще и в будущем с таким же гостеприимством, с таким же открытым сердцем и душой, но с более высокими показателями.
Все мы особенно высоко ценим приезд Никиты Сергеевича и потому, что накануне ответственнейшей встречи, исторической встречи с президентом США он нашел время хотя бы накоротке побывать у нас в гостях и посмотреть на жизнь верхнедонцев.
Дорогой Никита Сергеевич! Вы полетите за океан. Но вот эта небольшая частица советского народа, весь советский народ, и не только советский народ, мыслями будут с Вами. И от имени вешенцев и наших дорогих гостей — сталинградцев и воронежцев — хочу Вас заверить, что мы тоже будем с Вами там, в Америке. Желаем Вам, дорогой Никита Сергеевич, здоровья и успеха во всем!
1959
О маленьком мальчике Гарри и большом мистере Солсбери
Обыкновенная история заурядной человеческой жизни, в меру грустная, чуточку смешная… В американской семье, из тех, которые называются порядочными, когда-то давно жил, рос, учился и воспитывался благонамеренный и честный маленький мальчик по имени Гарри. Был он, наверное, в меру способен, прилежен в учении, благовоспитан. Словом, жил-был типичный мальчик, без особых примет, ничем не отличавшийся от своих сверстников. Но что касается его тогдашней честности, я готов биться о любой заклад, что маленький Гарри в этом отношении был безупречен. Я глубочайше убежден в том, что он не стащил из пенала своего школьного товарища ни одного пера, не взял без разрешения мамы ни одного цента из сдачи, которую получал в магазине, совершая какую-либо мелкую покупку. Он, несомненно, был благонадежным и, возможно, даже примерным мальчиком.
Но жизнь шла, и со временем из маленького мальчика, как и положено, Гарри превратился в юношу, а затем в оборотистого малого, знающего цену доллару, и постепенно докатился до того, что стал мистером Солсбери, довольно известным журналистом, подвизающимся на страницах не менее известной в США газеты «Нью-Йорк таймс».
Маленький Гарри меня не интересует. Его жизнь для меня, как для писателя, не находка. Я — не Марк Твен, а Гарри, конечно, не Том Сойер. Но вот теперешний мистер Солсбери мне интересен с чисто психологической стороны, и то лишь потому, что его самого интересует мое творчество, и отнюдь не с психологической или художественной стороны, а чисто с политической.
Еще в прошлом году мистер Солсбери выступил в «Нью-Йорк таймс» со статьей, в которой, ссылаясь на слухи, якобы ходившие в «московских литературных кругах», писал, будто бы я давно уже закончил «Поднятую целину», но закончил смертью Давыдова в советской тюрьме, и будто бы именно поэтому книга так долго не печаталась. Мало этого, мистер Солсбери даже приезд в Вешенскую Н. С. Хрущева ставит в прямую связь с концом книги… Далеко шагает мистер Солсбери, ведомый своей злой, но неумной фантазией, да и дорожку для сенсации и заработка выбрал он грязную и нечестную.
Будучи в прошлом году в Америке и ознакомившись с его статьей, я шутливо заметил представителям американской прессы, что в США набивается ко мне в соавторы небезызвестный в журналистских кругах мистер Солсбери и что мне надо поторапливаться с окончанием работы над романом, так как Солсбери уже придумал конец для романа, причем такой конец, который, очевидно, больше всего устраивает непрошеного соавтора или его хозяев; а именно: уничтожить героев романа коммунистов руками представителей советской власти. Я полагал, что после этого в мистере Солсбери проснется честный мальчик Гарри. Однако ожидания мои не оправдались: беспробудным сном спит в бизнесмене Солсбери маленький Гарри, удушил его нечистыми руками матерый, ничем не брезгающий журналист мистер Солсбери…
И вот 19 февраля в «Нью-Йорк таймс» появляется новая статья Солсбери под броским заголовком: «Герой Шолохова умирает новой смертью». Статья новая, но в ней повторяются прежние досужие домыслы, хотя с некоторыми добавлениями. Так, например, Солсбери пишет: «…Давыдов был злонамеренно обвинен советской полицией, арестован и заключен в тюрьму, где, как рассказывают, застрелился».
Что мистеру Солсбери до того, что сообщаемое им выглядит явной нелепицей? Он, знай, гонит строку! А хотелось бы у него спросить, где он видел такую тюрьму, в которой заключенные расхаживали бы с пистолетами и сами чинили бы над собой суд и расправу?
Все остальное в статье Солсбери на таком же уровне, и не поймешь, где у него кончается подлость и начинается глупость.
Под конец, касаясь заключительной главы, Солсбери пишет: «Вместо цельного финала даны пять эпизодов, едва связанных между собой. Во втором эпизоде о смерти Давыдова рассказывается как бы мимоходом, случайным языком».
Это — уже прямое вторжение в область искусства, и тут я должен прямо сказать мистеру Солсбери: «Посторонитесь. Здесь, мягко выражаясь, не ваша сфера деятельности. Если, по вашему мнению, язык у меня в последней главе случайный, то в вашей статье и язык и само содержание далеко не случайны!»
Всерьез спорить с мистером Солсбери по вопросам искусства — значит не уважать само искусство, и не об этом идет речь. У меня возникает законный вопрос: если м-ра Солсбери действительно интересовал конец книги, то почему он не обратился с таким вопросом ко мне, так сказать, к первоисточнику, хотя бы в тридцатых годах, после выхода первой книги? Или почему он не спросил у меня об этом, когда я был в Америке? Ведь у него были все возможности увидеться со мной. Я в нескольких фразах сообщил бы ему о развязке. А эта развязка как была задумана в ходе работы еще над первой книгой, так и завершена теперь безо всяких изменений и переделок. Секрета из этого я никогда не делал. Но м-р Солсбери предпочитает ссылаться на разговоры в «московских литературных кругах». Любопытно, где он нашел эти «круги»: в редакции «Нью-Йорк таймс», у себя на квартире или в Москве на Тишинском рынке?
Нечестный путь избрал м-р Солсбери, но это уже дело его совести, разумеется, если она есть у него в наличии хотя бы в микроскопическом размере.
В начале своей статьи Солсбери пишет:
«После смерти маленькой Нелли в романе Чарльза Диккенса „Лавка древностей“, опубликованном в 1841 году, очень редко случалось, чтобы судьба литературного героя возбуждала такой широко распространенный интерес».
И я невольно подумал о том, что если бы в добрые диккенсовские времена школьник Гарри Солсбери совершил какой-нибудь неблаговидный поступок, то учитель непременно его высек бы. Подумал я и пожалел о том, что нельзя сейчас взрослого м-ра Солсбери высечь, а надо бы! Более сурового наказания он, пожалуй, не заслуживает, но розги заслужил, безусловно! И на что уж я мягкий по характеру человек, но и то стоял бы сбоку доброго американского учителя и подбадривал бы его возгласами: «А ну, прибавь этому блудливому парню еще горяченьких!»
Если же телесные наказания, применявшиеся всюду в школах в прошлом веке, покажутся мистеру Солсбери слишком жестокими, то я поступил бы как чеховский Игнат из рассказа «Белолобый»: вздохнув, я сказал бы в адрес Солсбери: «Пружина в мозгу лопнула. Смерть не люблю глупых!» И, поручив наказывать мистера Солсбери какому-нибудь плечистому американскому учителю, я бы лишь мягко, но назидательно говорил:
— Ходи в дверь! Ходи в дверь! Ходи в дверь!
1960
Но жизнь шла, и со временем из маленького мальчика, как и положено, Гарри превратился в юношу, а затем в оборотистого малого, знающего цену доллару, и постепенно докатился до того, что стал мистером Солсбери, довольно известным журналистом, подвизающимся на страницах не менее известной в США газеты «Нью-Йорк таймс».
Маленький Гарри меня не интересует. Его жизнь для меня, как для писателя, не находка. Я — не Марк Твен, а Гарри, конечно, не Том Сойер. Но вот теперешний мистер Солсбери мне интересен с чисто психологической стороны, и то лишь потому, что его самого интересует мое творчество, и отнюдь не с психологической или художественной стороны, а чисто с политической.
Еще в прошлом году мистер Солсбери выступил в «Нью-Йорк таймс» со статьей, в которой, ссылаясь на слухи, якобы ходившие в «московских литературных кругах», писал, будто бы я давно уже закончил «Поднятую целину», но закончил смертью Давыдова в советской тюрьме, и будто бы именно поэтому книга так долго не печаталась. Мало этого, мистер Солсбери даже приезд в Вешенскую Н. С. Хрущева ставит в прямую связь с концом книги… Далеко шагает мистер Солсбери, ведомый своей злой, но неумной фантазией, да и дорожку для сенсации и заработка выбрал он грязную и нечестную.
Будучи в прошлом году в Америке и ознакомившись с его статьей, я шутливо заметил представителям американской прессы, что в США набивается ко мне в соавторы небезызвестный в журналистских кругах мистер Солсбери и что мне надо поторапливаться с окончанием работы над романом, так как Солсбери уже придумал конец для романа, причем такой конец, который, очевидно, больше всего устраивает непрошеного соавтора или его хозяев; а именно: уничтожить героев романа коммунистов руками представителей советской власти. Я полагал, что после этого в мистере Солсбери проснется честный мальчик Гарри. Однако ожидания мои не оправдались: беспробудным сном спит в бизнесмене Солсбери маленький Гарри, удушил его нечистыми руками матерый, ничем не брезгающий журналист мистер Солсбери…
И вот 19 февраля в «Нью-Йорк таймс» появляется новая статья Солсбери под броским заголовком: «Герой Шолохова умирает новой смертью». Статья новая, но в ней повторяются прежние досужие домыслы, хотя с некоторыми добавлениями. Так, например, Солсбери пишет: «…Давыдов был злонамеренно обвинен советской полицией, арестован и заключен в тюрьму, где, как рассказывают, застрелился».
Что мистеру Солсбери до того, что сообщаемое им выглядит явной нелепицей? Он, знай, гонит строку! А хотелось бы у него спросить, где он видел такую тюрьму, в которой заключенные расхаживали бы с пистолетами и сами чинили бы над собой суд и расправу?
Все остальное в статье Солсбери на таком же уровне, и не поймешь, где у него кончается подлость и начинается глупость.
Под конец, касаясь заключительной главы, Солсбери пишет: «Вместо цельного финала даны пять эпизодов, едва связанных между собой. Во втором эпизоде о смерти Давыдова рассказывается как бы мимоходом, случайным языком».
Это — уже прямое вторжение в область искусства, и тут я должен прямо сказать мистеру Солсбери: «Посторонитесь. Здесь, мягко выражаясь, не ваша сфера деятельности. Если, по вашему мнению, язык у меня в последней главе случайный, то в вашей статье и язык и само содержание далеко не случайны!»
Всерьез спорить с мистером Солсбери по вопросам искусства — значит не уважать само искусство, и не об этом идет речь. У меня возникает законный вопрос: если м-ра Солсбери действительно интересовал конец книги, то почему он не обратился с таким вопросом ко мне, так сказать, к первоисточнику, хотя бы в тридцатых годах, после выхода первой книги? Или почему он не спросил у меня об этом, когда я был в Америке? Ведь у него были все возможности увидеться со мной. Я в нескольких фразах сообщил бы ему о развязке. А эта развязка как была задумана в ходе работы еще над первой книгой, так и завершена теперь безо всяких изменений и переделок. Секрета из этого я никогда не делал. Но м-р Солсбери предпочитает ссылаться на разговоры в «московских литературных кругах». Любопытно, где он нашел эти «круги»: в редакции «Нью-Йорк таймс», у себя на квартире или в Москве на Тишинском рынке?
Нечестный путь избрал м-р Солсбери, но это уже дело его совести, разумеется, если она есть у него в наличии хотя бы в микроскопическом размере.
В начале своей статьи Солсбери пишет:
«После смерти маленькой Нелли в романе Чарльза Диккенса „Лавка древностей“, опубликованном в 1841 году, очень редко случалось, чтобы судьба литературного героя возбуждала такой широко распространенный интерес».
И я невольно подумал о том, что если бы в добрые диккенсовские времена школьник Гарри Солсбери совершил какой-нибудь неблаговидный поступок, то учитель непременно его высек бы. Подумал я и пожалел о том, что нельзя сейчас взрослого м-ра Солсбери высечь, а надо бы! Более сурового наказания он, пожалуй, не заслуживает, но розги заслужил, безусловно! И на что уж я мягкий по характеру человек, но и то стоял бы сбоку доброго американского учителя и подбадривал бы его возгласами: «А ну, прибавь этому блудливому парню еще горяченьких!»
Если же телесные наказания, применявшиеся всюду в школах в прошлом веке, покажутся мистеру Солсбери слишком жестокими, то я поступил бы как чеховский Игнат из рассказа «Белолобый»: вздохнув, я сказал бы в адрес Солсбери: «Пружина в мозгу лопнула. Смерть не люблю глупых!» И, поручив наказывать мистера Солсбери какому-нибудь плечистому американскому учителю, я бы лишь мягко, но назидательно говорил:
— Ходи в дверь! Ходи в дверь! Ходи в дверь!
1960