— Я хочу навестить своих сыновей. Они должны знать, что происходит. Они будут волноваться.
   — Мы поедем вместе.
   — Мне кажется, что сейчас не самое подходящее время для вашего знакомства.
   Рамиэль опустился рядом с Элизабет на стул и выдернул из ее рук свернутую газету.
   — Тебе стыдно появляться со мной на людях?
   Лицо Элизабет вспыхнуло. Она виновато потупила глаза.
   — Не говори глупостей.
   — Значит, тебе стыдно, что ты спишь с лордом Сафиром.
   — Мне придется объяснить Ричарду и Филиппу, что я оставила их отца. И если ты появишься вместе со мной, они решат, что я опозорила свою семью исключительно ради тебя.
   — И мы, конечно, оба знаем, что это не так.
   В голосе Рамиэля звучала горечь, бирюзовые глаза наполнились тоской.
   Элизабет вспомнила слова Ребекки, утверждавшей, что в основном все мужчины — эгоисты и что особенно такой человек, как лорд Сафир, не позволит детям — тем более не своим — мешать ему наслаждаться жизнью.
   — Прежде всего я должна думать о своих сыновьях.
   — Я не требую от тебя того, чтобы ты бросила своих детей. Все, чего я хочу, это чтобы время, проведенное со мной, не вызывало потом у тебя ни стыда, ни сожаления.
   — В моей жизни произошло всего три очень важных для меня события: это рождение Ричарда, рождение Филиппа и то, что произошло с нами вчера. Я не чувствую ни раскаяния, ни тем более стыда. Но сейчас я должна повидаться с сыновьям. Надеюсь, ты понимаешь это. Когда-нибудь, я уверена, ты познакомишься с моими детьми, и они тебе понравятся. Но не сегодня.
   — И когда же это произойдет, Элизабет?
   Как ее сыновья отнесутся к человеку, не принадлежащему ни Западу, ни Востоку? Что они подумают, когда, узнают, что их мать променяла будущее своих детей на презираемого всеми бастарда?
   — Я не знаю.
   — Ты сама захотела связать свою жизнь со мной. Значит, нужно пройти и через это. Сегодня я уступлю тебе. Но знай, что я намерен познакомиться с твоими сыновьями в ближайшем будущем. И чем скорее ты это поймешь, тем лучше. Ты не сможешь так просто выкинуть меня из своей жизни.
   Элизабет почувствовала в груди легкий холодок. Она вдруг ясно осознала, что очень плохо знает стоящего перед ней человека, который неожиданно стал предъявлять на нее свои права.
   — Ричард и Филипп привыкли к тому, что я привожу им гостинцы. Ты не возражаешь, если я попрошу твоего повара приготовить для них корзину с угощением? — спросила Элизабет, пытаясь скрыть свое замешательство. Она не хотела бояться мужчины, разбудившего в ней настоящую женщину.
   Бирюзовые глаза Рамиэля были непроницаемы.
   — Мой дом — это твой дом. Ты можешь делать здесь все, что пожелаешь. Но только помни, что тебя пытались убить. Ты пришла ко мне в поисках защиты. И я не позволю тебе подвергать свою жизнь опасности. Ты собираешься есть?
   Элизабет посмотрела на кольцо жира, расплывшегося вокруг ветчины; затем на алый клубничный сок, пропитавший взбитые сливки.
   — Нет.
   — Тогда пойдем, я представлю тебя своему шеф-повару. Ему будет приятно приготовить что-нибудь для твоих сыновей.
   Они спустились в кухню.
   — Этьен, ты будешь слушаться миссис Петре, как меня самого, и выполнять все ее приказы, — обратился Рамиэль к повару. — Двое ее сыновей учатся в Итоне. Она хочет навестить их сегодня и отвезти им корзину с гостинцами.
   — Мадам, — темные глаза Этьена светились от удовольствия, — вы оказываете мне честь. Я буду счастлив приготовить угощение для ваших сыновей. Как раз вчера я испек кекс, сделанный из манки и пропитанный сиропом. У меня также есть печенье, которое просто тает во рту. Или же, если вы немного подождете, я приготовлю…
   Элизабет улыбнулась. Этьен представлял собой полную противоположность Мухаммеда.
   — Пожалуйста, не беспокойтесь. Печенья и кекса будет более чем достаточно. Спасибо. Ричарду и Филиппу они очень понравятся.
   Этьен поклонился.
   — Вы оказываете мне честь, мадам. Лорд Сафир обычно не оценивает мою выпечку должным образом.
   — Если бы я ел все, что ты печешь, я бы в дверь не проходил, — легко парировал Рамиэль.
   — А как еще можно оценить мастерство такого человека, как я? — воскликнул Этьен с притворным возмущением.
   Элизабет, прервав их шутливый спор, торжественно произнесла:
   — Уверяю вас, мои сыновья по достоинству оценят ваши таланты, у них волчий аппетит.
   Этьен оценивающе посмотрел на Элизабет, точнее, на то, что скрывалось под голубым лифом и юбкой.
   — Может быть, мы и вам нарастим немного мяса?
   Рамиэль проследил за взглядом шеф-повара. Элизабет покраснела,
   — Будем надеяться, что этого не произойдет.
   — Нам еще не приходилось готовить для хозяйки дома. Может быть, если мадам составит нам свое меню…
   Глаза Элизабет и Рамиэля встретились.
   Как он объяснил своим слугам ее присутствие в доме? Рамиэль сказал, что не сможет узаконить их отношения. Зачем же он тогда изо всех сил пытался внушить ей, что она хозяйка этого дома?
   — Я пришла сюда не для того, чтобы мешать вам работать, Этьен.
   — Но вы не мешаете, мадам. Наоборот, вы вносите частицу своей красоты в это скромное жилище холостяка.
   Его шутливый комплимент был награжден звонким смехом Элизабет.
   — Ну, это мы еще увидим. Сейчас я хочу лишь получить корзину с угощением для моих мальчиков.
   — Я вам приготовлю не обычную еду для пикника, а настоящий шедевр. Отведав его, ваши сыновья решат, что они попали в рай.
   Рамиэль предложил Элизабет свою руку.
   — Пойдем, оставим этого прохвоста колдовать.
   Элизабет, высоко подобрав подол юбки, чтобы случайно на него не наступить, первой стала подниматься по узкой лестнице для слуг.
   — У тебя необычные люди. Где ты достал Этьена?
   — Я вызволил его из рабства в Алжире.
   Элизабет посмотрела на свои черные лакированные туфли и на тонкую паутинку шелковых чулок. Ее… и его.
   — Я не хотела никому мешать — ни тебе, ни твоей прислуге.
   Горячие, сильные руки схватили ее за талию и потянули назад, несмотря на ее сопротивление.
   — Элизабет, ты мне не мешаешь. И я не возражаю против того, чтобы ты навестила своих сыновей. Если бы я этого не хотел, то отнес бы тебя сейчас наверх и проверил бы, насколько сильно у тебя кое-что болит.
   Элизабет откинулась на грудь Рамиэля и почувствовала сильный жар его тела.
   — Я бы предпочла шампанское.
   Ее шею обожгло жаркое дыхание.
   — Дьявольщина! — Объятия Рамиэля стали крепче, он рассмеялся. — Элизабет, подожди, не торопись. Сначала повидайся со своими сыновьями, проведи с ними как можно больше времени. Потому что когда ты вернешься домой, все твое время будет принадлежать только мне.
   В голосе Элизабет неожиданно для самой себя прозвучал страх:
   — Ты будешь ждать меня?
   Эдварда никогда не было дома…
   — Я буду ждать тебя, дорогая. А сейчас мне тоже надо ехать по делам. Я велю приготовить карету, которая доставит тебя до станции. Когда все будет готово, Мухаммед зайдет за тобой. Он будет тебя сопровождать.
   — В этом нет никакой необходимости.
   — Поверь мне, есть.
   Она не хотела думать о смерти.
   Вчера произошло событие, которое случается только раз в жизни. Вряд ли Эдвард будет преследовать ее. Ему просто не хватит на это времени. Так же, впрочем, как и ее отцу. Политика — требовательная любовница. Особенно когда политик вынужден разрываться между своей работой и настоящей любовницей, из крови и плоти.
   Элизабет неуверенно сцепила руки на спине Рамиэля. Под дорогой материей скрывались каменные мышцы.
   За завтраком она сильно обидела его, отказавшись ехать к сыновьям вместе с ним. Она попыталась хоть чем-то загладить свою вину.
   — Я думаю, что Филиппу будет интересно познакомиться с Мухаммедом. И он с удовольствием поплавает в твоем бассейне.
   — А как насчет Ричарда?
   — Не знаю. Кажется, с тех пор как я его видела в последний раз, он сильно изменился.
   — Как?
   — Не могу сказать.
   — Он тебе доверяет?
   — Настолько, насколько пятнадцатилетний мальчик доверяет своей матери. Почему ты так заинтересовался моими детьми?
   Одна рука Рамиэля соскользнула с талии Элизабет и легла на ее живот.
   — Они — часть тебя.
   Казалось, тепло его руки достигло самого сокровенного места каждой матери — ее чрева. Внезапно Элизабет почувствовала благодарность к этому человеку. Ребекка ошибалась. Не все мужчины эгоисты — особенно такие, как Рамиэль.
   Вдруг тепло его рук исчезло. И Элизабет почувствовала легкий толчок, побуждавший ее двигаться вперед. Когда они наконец достигли лестничной площадки, Рамиэль не стал целовать ее. Его полуприкрытые глаза лишь на секунду задержались на ней, одарив тем особым взглядом, от которого Элизабет всегда становилось немного не по себе.
   — Мне нужно идти. Можешь осмотреть дом, пока Этьен готовит свой шедевр. Это теперь и твой дом.
   Элизабет хотела было спросить, куда он уходит, но вовремя прикусила язык. А потом уже было поздно — Рамиэль ушел, так и не заметив, что ее кожа пахла апельсином.
   «Как его дом может стать моим домом? — раздраженно думала Элизабет. — Я замужем за другим человеком».
   — Миссис Петре.
   Элизабет резко повернулась, громко прошелестев юбкой. В дверях стоял Мухаммед.
   — В чем дело?
   Несмотря на то что телохранитель Рамиэля стоял в тени, его тюрбан казался ослепительно белым, лицо Мухаммеда светилось торжеством.
   — Вас желает видеть ваш муж.

Глава 21

   Эдвард здесь, в доме Рамиэля. Как он узнал, где ее искать?
   Точно так же, как он узнал о ее занятиях с Рамиэлем, сообразила она. Кто-то следил за ней.
   Леденящий страх охватил ее. По закону Эдвард мог сделать с ней все, что захочет. Он мог вытащить ее из этого дома и поместить в психиатрическую лечебницу. И никто не смел помешать ему.
   У Мухаммеда заблестели глаза. Эдвард пришел, когда Рамиэля не было дома. Может, он нанял кого-нибудь следить за домом и доносить ему, когда Рамиэль уйдет? А может, шпионил кто-нибудь из слуг Рамиэля?
   Ясно было, что Мухаммед не одобрял ее связь с хозяином. Они могли сговориться с Эдвардом: слуга — чтобы удалить ее из дома Рамиэля, муж — чтобы вообще удалить ее из его жизни.
   Ее охватила паника. Но ведь Рамиэль обещал защитить ее. И Мухаммед не причинит ей вреда из страха перед ним.
   Элизабет выпрямилась.
   — Скажи мистеру Петре, что меня здесь нет.
   Лицо Мухаммеда превратилось в непроницаемую маску. Он послушно кивнул:
   — Слушаюсь, экипаж и корзина с продуктами готовы. Мы можем отправиться, когда пожелаете.
   Элизабет изумленно посмотрела на его белый балахон. Как все оказалось просто. Но почему же тогда у нее так дрожат ноги? Она забрала свой ридикюль из спальни Рамиэля, пробежалась взглядом по ночному столику красного дерева и чеканному из жести портрету королевы Виктории над массивной кроватью. В зеркале над туалетным столиком она увидела свое смертельно бледное лицо.
   На верхней площадке лестницы Элизабет остановилась.
   А вдруг Эдвард откажется покинуть дом Рамиэля, пока не встретится с ней? Или Мухаммед специально не сказал ему, что ее здесь нет? Но внизу ее никто не ждал. Она едва не рассмеялась от облегчения.
   На столе в холле стояла корзина. Крышка на ней была слегка сдвинута, словно приглашая заглянуть в нее. Поддавшись любопытству, она посмотрела внутрь… и от медового аромата рот у нее наполнился слюной. На льняной салфетке аккуратными рядами лежали печенья и пирожные. Не удержавшись, Элизабет схватила дольку торта из корзины. По ее пальцам потек сироп. Сверху торт был посыпан темными, тонко молотыми орехами. Филиппу и Ричарду он наверняка понравится.
   Она улыбнулась и откусила краешек ломтика. Тот оказался необычайно сладким. Она посмотрела на оставшийся в руке кусочек и аккуратно поправила выложенные на льняной салфетке ломтики. Под сладким сиропом и хрустящими орешками оказался перец. Торт, казалось, обжигал ей горло на пути к желудку.
   Элизабет резко повернулась и уткнулась головой прямо в черный шерстяной балахон, скрывавший стальные мускулы. Она отступила назад.
   — Прошу простить меня. Я только хотела… экипаж уже у входа?
   Мухаммед склонил голову. На одной руке у него висел ее плащ, в другой он держал ее шляпку и перчатки.
   — Карета подана, миссис Петре.
   Элизабет физически ощущала его враждебность, хотя она и выражалась лишь небольшим подрагиванием века. Ей не хотелось нарушать согласие в доме Рамиэля и вызывать трения между обоими мужчинами. Она переступила через свою гордость.
   — Благодарю за то, что вы не впустили моего мужа,
   Мухаммед.
   — Всегда к вашим услугам, госпожа.
   — Я сожалею, что прибегла к недостойным средствам, стремясь попасть в дом лорда Сафира, и поставила вас в неловкое положение. Пожалуйста, примите мои извинения.
   В непроницаемых черных глазах Мухаммеда промелькнуло волнение, но тут же исчезло.
   — На все воля Аллаха.
   Она робко взяла у него из рук свою шляпку, надела ее на голову и завязала черные ленточки под подбородком.
   — И все же я хочу, чтобы вы знали — я не намерена причинить вам зла. — Она приняла от него черные кожаные перчатки и решительно натянула их на руки. — Так же, как и лорду Сафиру.
   Мухаммед безмолвно развернул ее плащ. Она позволила ему надеть его ей на плечи.
   От перца у нее все горело во рту. Несмотря на то что рот был полон слюны, она просто умирала от жажды. Она хотела попросить стакан воды, но затем передумала. Общественные удобства в поездах оставляли желать лучшего.
   — Мне жаль, что вам придется сопровождать меня, Мухаммед. Если бы я не чувствовала себя так…
   Слуга молча открыл дверь. Элизабет шагнула вперед. Мухаммед закрыл корзинку и поднял ее за плетеные ручки. И в тот же миг словно красный огненный шар взорвался у нее внизу живота.
   Элизабет задохнулась, пораженная силой охватившего ее без всякой причины физического желания.
   — С вами все в порядке, миссис Петре?
   Голос Мухаммеда раздавался громко, словно он кричал ей на ухо. Элизабет с усилием выпрямилась, чувствуя унижение от того, что происходило с ее телом. Его переполняла неуправляемая, животная похоть, бьющее через край желание, все мускулы судорожно сжимались.
   — Все хорошо, спасибо, Мухаммед.
   Собравшись с силами, она решительно сделала шаг вперед. Лишь бы только подняться в экипаж и поскорее добраться до сыновей… Словно разряд электрического тока поразил ее, когда затянутые в шелк бедра соприкоснулись.
   Элизабет выронила сумочку.
   Она чувствовала, что Мухаммед и кучер пристально следят за ней. И тут Элизабет поняла, что сходит с ума, потому что мужские глаза никогда раньше не вызывали в ней такой страсти. Сейчас же их взгляды заставляли Элизабет сгорать от желания. Вдруг сквозь ее затуманенное сознание прорвался чей-то громкий возглас:
   — Миссис… осторожно… ступеньки!
   У Элизабет подкосились ноги. Однако в ту же секунду, когда она уже готова была упасть, чьи-то сильные руки подхватили ее.
   Элизабет с трудом смогла вытерпеть это прикосновение. Ей казалось, что она состоит из одних обнаженных нервов. Каждая клеточка ее тела чувствовала тепло мужских рук… мужской запах. Элизабет в ужасе дернулась в сторону, понимая, что хочет большего от обнимающих ее рук телохранителя, она желала…
   — Не дотрагивайся до меня, — прошептала она. Со всех сторон за ней следили внимательные глаза. Кто-нибудь из этих людей мог оказаться шпионом Эдварда. Он доложит об этом происшествии, и ее муж, родители и дети наконец-то узнают о ней правду.
   — Что это с ней?
   — Может, послать за доктором, Мухаммед?
   В черных глазах телохранителя вспыхнул опасный огонь. Резким движением Мухаммед откинул крышку корзины и схватил кусок кекса. Этьен сказал, что он сделан из манки; однако повар не упомянул ни об орешках, ни о перце, которыми было обильно сдобрено это блюдо. Так что, с испугом подумала Элизабет, она и представления не имела о том, что сейчас съела.
   Араб, который на самом деле не был арабом, понюхал кусок кекса. Тут Элизабет услышала, как кто-то громко сплюнул, а затем мимо нее пролетел кусок кекса — кажется, Мухаммед попробовал его и он ему тоже не понравился.
   — Великий Аллах! Бегите за графиней!
   Ему не понравился кекс так же, как и женщина, пытавшаяся удовлетворить свою страсть с человеком, не являющимся ее мужем.
   Элизабет попыталась сдвинуться с места, но тело перестало ее слушаться. Она почувствовала, что медленно падает…
   «Я не позволю тебе упасть, дорогая…»
   Элизабет с удивлением посмотрела на быстро приближавшийся тротуар, затем на появившиеся из ниоткуда руки, которые тут же подхватили ее.
   — Во имя Аллаха! Скорее же вы, идиоты! Помогите мне!
 
   Рамиэль внимательно посмотрел на двух мужчин, расположившихся в темном углу пивнушки. Один из них сидел, низко опустив голову. Его грубые черты было трудно разобрать из-за тени, отбрасываемой широкими полями старой фетровой шляпы, венчавшей его голову. «Школьный дворник», — сообщил ему бармен. Голову второго украшал поношенный цилиндр. Морщинистое лицо его хозяина выражало сильнейшее раздражение. Рамиэль швырнул бармену флорин. Затем взял две пинты эля и подошел к сидящим в углу мужчинам.
   — Как я понимаю, вы оба работаете в школе.
   — Да, мы там работаем.
   Обладатель цилиндра поднял голову и, увидев Рамиэля, сердито нахмурился.
   — Ну и что с того?
   Рамиэль сел рядом с выпивохами за деревянный стол.
   — У меня есть для вас работа.
   — Тут такое дело, мистер. Я, конечно, не прочь заработать лишний шиллинг, но сутенерство — это не по мне. Сводничать ни для вас, ни для кого другого я не стану.
   Лицо Рамиэля стало каменным.
   — Уверяю вас, господа, мое дело совсем иного свойства, — произнес он ледяным голосом и толкнул им через заляпанный стол две кружки эля. — Я хочу, чтобы вы следили за двумя молодыми джентльменами, а также чтобы вы сообщали мне любую информацию о неком обществе.
   — Мы простые люди, мистер, и ни о чем таком не знаем.
   На лице Рамиэля появилась циничная улыбка, когда он увидел, с какой жадностью дворник схватился за кружку. Тогда он вынул из кармана пригоршню монет и, выбрав две по полсоверена, положил их перед ними на стол.
   — Кто-нибудь из вас знает мальчиков по имени Ричард и Филипп Петре?
   — Да. — На этот раз ответил обладатель фетровой шляпы. Он поднял голову; его слезящиеся глаза смотрели совершенно трезво. — Мистер Ричард изучает инженерное дело, так он мне говорил. Помог построить мост, взял и помог. Это хороший парень, мистер. Не то что другие, которые просто шутки ради рвут цветы и ломают кустарник.
   Элизабет по праву гордилась своим старшим сыном.
   — Мистер Филипп, да, я его знаю, — хмыкнул дворник в цилиндре. — Как-то раз он помог мне вымыть пол в их спальне. Залил его целым ведром мыльной воды.
   Рамиэль с трудом удержал улыбку. Элизабет была права, когда называла младшего сына маленьким негодником.
   — Я бы не хотел, чтобы с мистером Ричардом приключилось что-нибудь скверное, — пригрозил дворник низким голосом.
   — Я тоже, — в тон ему ответил Рамиэль. — Я хочу, чтобы ты присматривал за обоими мальчиками. Каждое утро и каждый вечер перед часовней тебя будет ждать человек. На нем будет шляпа с оранжевой лентой. Станешь докладывать ему.
   — А какой для нас в этом интерес? — спросил уборщик.
   — Обоим по полсоверена сейчас и в конце каждой недели еще по кроне.
   — Хорошо, — вновь подал голос дворник. — Только о чем нам докладывать?
   Рамиэль молча изучал обоих мужчин, пытаясь определить, как много они знали и как быстрее их можно разговорить.
   — Обо всем, что касается общества уранианцев, — резко произнес Рамиэль. Голова дворника невольно втянулась в плечи, словно у черепахи, прячущейся в свой панцирь. Горькое сознание своей правоты охватило Рамиэля при виде этого испуганного движения.
   Значит, общество по-прежнему существовало. И состоящие в нем «джентльмены» продолжали совращать мальчиков.
   — Не понимаю я, о чем вы толкуете, мистер.
   Уборщик в цилиндре сделал большой глоток эля и нетвердой рукой вытер губы.
   — А я думаю, что ты прекрасно знаешь, о чем идет речь. Иначе ты не стал бы сразу отказываться от работы сутенером.
   — Мы ничего не знаем, — продолжал упорствовать уборщик.
   Рамиэль, пожав плечами, потянулся за монетами.
   — Есть тут один тип, — проворчал наконец дворник. Рука лорда Сафира застыла в воздухе.
   — Кого ты имеешь в виду?
   Дворник слегка приподнял голову.
   — Это учитель. Я видел, как иногда по ночам хорошо одетые джентльмены вроде вас встречались с ним в бельведере. Туда-то он и приводил им мальчиков. А потом я видел, как эти джентльмены брали их покататься в своих шикарных каретах.
   Рамиэль внимательно посмотрел на дворника.
   — Ты когда-нибудь видел, чтобы он отводил туда Ричарда или Филиппа?
   — Да, — неохотно проворчал дворник в ответ. — Это было всего один раз. Я видел там мистера Ричарда месяц назад. С тех пор он больше не приходил мне помогать.
   Ответ уборщика не был для Рамиэля неожиданностью, потому что Элизабет не раз говорила ему о странном поведении старшего сына. Однако от этого правда не стала менее ужасной.
   — Ты видел, что это был за джентльмен, к которому отвели Ричарда?
   — Нет, я не видел его лица.
   — Кто этот человек, о котором ты говоришь?
   — Он преподает греческий, его зовут мистер Уинтроп.
   Рамиэль встал.
   — Так что же нам надо будет сообщать этому парню в шляпе с оранжевой лентой? — еще раз поинтересовался обладатель цилиндра, желая получить побольше монет.
   — Имена этих «джентльменов». — Ледяной тон Рамиэля заставил уборщика умерить свой пыл.
   — Грязные делишки там творятся, — пробормотал дворник.
   — Да.
   Рамиэль подумал, как это все отразится на Элизабет, если она когда-нибудь узнает о том, что произошло с ее сыном.
   — Да, действительно грязные делишки.
   Оказавшись наконец на свежем воздухе, Рамиэль с удовольствием вдохнул полной грудью. Он надеялся, что ему повезет и он успеет застать сводника за обедом, как и этих двух трудяг.
   Однако его ожидания не оправдались. Учитель, как сообщила ему секретарша декана, находился в отъезде и собирался вернуться только на следующей неделе.
   Рамиэль уже намеревался спросить, не приезжала ли в этот день Элизабет навестить своих сыновей, но потом передумал. Он не хотел, чтобы она знала о его визите, а находясь в главном холле школы, он рисковал столкнуться с ней лицом к лицу.
   Надвинув на глаза шляпу и намотав повыше шарф, Рамиэль вышел из здания и сел в кеб, ждавший его снаружи.
   Ричарду было всего пятнадцать. Еще один грех на душе Эдварда Петре.
   Рамиэль боролся с желанием вернуться в школу и забрать оттуда и Элизабет, и ее сыновей. Но вместо этого он сел в поезд, закрыл глаза и попытался не думать о той боли, которую должен был испытывать сейчас Ричард.
   Элизабет пришла в ужас, когда поняла, что Эдвард пытался убить ее. Рамиэль надеялся, что она никогда не узнает, каким чудовищем на самом деле был ее муж. Он понимал, что теперь уже слишком поздно пытаться защитить старшего сына Элизабет. Хотя, вероятно, в будущем и наступят времена, когда он сможет помочь Ричарду примириться со своим несчастьем. Сейчас же ему нужно хорошенько подумать о том, каким образом остановить Эдварда Петре.
   Лондонский вокзал встретил его обычным гомоном, суматохой и вонью. Рамиэлю вдруг стало интересно, что бы ощутила Элизабет, окажись она в пустыне, где не было ничего, кроме белого, чистого песка и бесконечно голубого неба.
   Мадам Тюссо не слишком обрадовалась Рамиэлю, когда тот вновь появился в ее ателье и, как всегда воспользовавшись своим обаянием, выманил у нее несколько готовых обновок для Элизабет. Предвкушение скорой встречи переполняло Рамиэля, когда он с грудой коробок в руках подходил к двери своего дома.
   Он очень жалел, что этим утром не смог уделить Элизабет больше внимания.
   Рамиэль представил ее разгоряченную кожу, покрытую капельками пота и издающую слабый аромат флердоранжа. Дверь его дома неожиданно резко распахнулась.
   Рамиэлю почудилось, будто на него обрушился чей-то невидимый кулак. Мухаммед должен был сопровождать Элизабет в Итон. Единственное, что могло заставить его остаться дома, было…
   — Где Элизабет? — спросил Рамиэль внезапно охрипшим голосом.
   Лицо корнуэльца было непроницаемым.
   — Приходил муж.
   Сердце Рамиэля похолодело.
   — Ты, конечно, не впустил его?
   — Нет, впустил.
   Сорвавшись с места и уронив несколько коробок, Рамиэль разом перемахнул через две ступеньки и оказался на крыльце.
   — Где она?
   Мухаммед упорно смотрел поверх плеча своего хозяина.
   — Она сейчас с графиней, в вашей спальне.
   С души Рамиэля словно камень свалился. Она не вернулась к своему мужу. Он сделал шаг в сторону, чтобы обойти корнуэльца.
   Но Мухаммед заслонил ему дорогу.
   — Да свершится воля Аллаха, хозяин. Жизнь за жизнь, так завещал он. Я предлагаю вам взять мою жизнь за жизнь миссис Петре.
   Элизабет… мертва?
   В ту же секунду несколько коробок, которые Рамиэль продолжал прижимать к себе, оказались на полу, а его руки уже крепко держали корнуэльца за шиворот.
   — Объясни!
   Мухаммед и не пытался освободиться.
   — Я подверг жизнь миссис Петре опасности, поэтому моя жизнь теперь в вашем распоряжении. Поступайте с ней, как посчитаете нужным.