Никитин сразу же узнал профессора. Он сделал последний поворот, точным и красивым движением соскочил на смерзшиеся опилки. Очень хотелось сразу же подойти к профессору Дроздову, но Володя заставил себя пробежать вокруг площадки и проделать весь комплекс дыхательных упражнений. Пусть знает научный руководитель экспедиции, что режим дня стал для его нового подчиненного железным законом...
Дроздов ожидал на веранде.
- Здравствуйте, здравствуйте, товарищ спецкор, - приветствовал он Никитина. - Тренируетесь? Ну, а как центрифуга? Крепко досталось?
- Крепко, - улыбнулся Володя. И тут же не удержался, похвастался. - Но я выдержал шестикратную.
- Шестикратную? - притворно изумился профессор. - Ах, варвары! Никакого снисхождения к новичкам. Задам же я им!
- Первые космонавты не на таких перегрузках тренировались, - с обидой сказал Володя.
- Им нужно было. А на современных ракетах больше тройной не бывает. Впрочем, все это вы и без меня знаете. М-да... Так вы, значит, как говорят спортсмены, в форме? Готовы лететь? Или страшновато?
- Готов, Виктор Иванович, - сказал Володя. Ему даже захотелось отодвинуться от профессора, чтобы тот не услышал, как бешено застучало его сердце.
- Вот и хорошо. Конечно, волнуетесь, но иначе не бывает.
- Заходите к нам, Виктор Иванович.
- Спасибо. Я сюда мимоходом. А сейчас спешу, извините. Да, вечером в семнадцать ноль-ноль прошу к Соколову. На "генеральный совет". Ясно?
Он весело подмигнул Володе и пошел к своей машине. Открыв дверцу, обернулся и крикнул:
- Можете позвонить в Омск, что завтра будете там. Отпустим вас на день. Устраивает, не мало?
- Достаточно, Виктор Иванович!
- Тогда - до вечера!
Турболет басовито взревел, поднялся над землей метра на два и полетел к корпусу, где помещалось управление. Через минуту он опустился на плоской крыше здания. На фоне просветлевшего неба было хорошо видно, как голубая фигурка снова легко выпрыгнула из кабины, прошлась немного и исчезла в широких дверях лифта.
Холодный ветер нес колючие крупинки снега, забирался за воротник. Но Володя не обращал на это внимания. Он думал о том большом, новом, что через день-два войдет в его жизнь. Минет немного времени - и это серое небо, и снежное дыхание ноября, и земля, по которой струится слабая поземка, и синий лес, и ладные, уютные домики - все сделается бесконечно далеким, останется в другом мире. А он полетит на Луну...
Как ни старался Володя быть спокойным, весь день ходил он под впечатлением разговора с Дроздовым. Его не покидало странное чувство. Плещется под душем, а сам в это время думает, что там вода является величайшей драгоценностью и так беззаботно тратить ее не придется. Шагает по лестнице, и тут же вспоминает, что вскоре он будет совершать громадные прыжки, взбираться на такую лестницу за один шаг.
"Генеральный совет", о котором говорил Дроздов, оказался до обидного коротким. Кроме пятерых космонавтов, на нем присутствовали начальник подготовки Карпенко и прилетевший вместе с Дроздовым академик - совершенно седой, не расстающийся с тонкой черной тростью. Когда Володя вошел в комнату, ему захотелось почтительно вытянуться перед этим строгим стариком. Человек, который принимал участие в запуске первых спутников и космических кораблей, провожал в звездную дорогу Юрия Гагарина, стал легендарным уже при жизни.
Володя ожидал, что вести совет будет или академик, или Дроздов - научный руководитель экспедиции. Но оказалось иначе. Академик почти не говорил - лишь вначале, здороваясь с космонавтами, сказал каждому несколько дружеских и ободряющих фраз. А Дроздов скромно сел в уголке, словно подчеркивал, что главный здесь не он. Зато Соколов совсем преобразился. Пока шли тренировки, теоретические занятия, он был точно такой же, как все они. Володя в первые дни даже удивлялся, когда видел, что Соколов не отдает никаких приказаний, ничего не требует с других, словно не его назначили командиром экипажа.
А сейчас это был действительно начальник экспедиции строгий, требовательный. Даже голос у него приобрел особые стальные нотки, даже рост словно стал выше. Вот теперь он очень походил на свой портрет в Аллее Вечной Славы. В его взгляде появилось то же удивительное, зажигающее других вдохновение. Взгляд человека, который взял в руки штурвал корабля, уходящего в большое плавание...
- Итак, - сказал Соколов, - правительственная комиссия утвердила срок нашего отлета. Отправляемся через два дня двадцать пятого в девять утра. Завтрашний день для всех свободный. Двадцать четвертого утром экипаж должен быть здесь. Вопросы есть?
Все молчали. Соколов поочередно посмотрел на членов своего экипажа, задерживая взгляд на каждом, потом добавил:
- Любой из вас может сейчас отказаться от участия в полете. Физически все подготовлены, врачи дали о каждом положительные отзывы. Но если есть хотя бы малейшая неуверенность - решайте.
Наступила традиционная минута молчания. И хотя за все время космической эры не было ни одного случая отказа от полета, всякий раз экипажу задавался один и тот же вопрос. Он как бы напоминал: не забывайте, вы свободны в своих решениях, и личное желание каждого - закон.
Секундные стрелки часов обогнули круг. Володя шумно перевел дыхание - в тишине это прозвучало особенно громко. Все заулыбались, обернулись к Никитину. А он, окончательно смутившись, совсем некстати спросил Дроздова, можно ли передать информацию об отлете.
- Пока рано, - ответил тот. - Ради своего же спокойствия воздержитесь. Поедете завтра в Омск, от энтузиастов отбою не будет... Вот завтра вечером - пожалуйста. Можете сообщать на здоровье.
Потом Дроздов, Соколов, Карпенко и академик остались, чтобы обсудить технические и хозяйственные вопросы. А Володя вышел вместе с Костровым и Чумаком.
- Значит, летим, товарищ журналист? - спросил Сергей. Настроение, говоришь, боевое?
- Как у всех.
- Нам проще. У нас, как-никак какой-то космический стаж. И то волнуемся. Правда, Леша?
- Если имеешь в виду себя - правда.
- Да, я и забыл, что у тебя нервная система отсутствует. Так, несколько обратных связей. А мы вот человеки...
- Кончай, - сказал Чумак.
- Все. Перехожу на другую тему. У меня деловое предложение. Отправиться всем в Москву. Пройдемся по традиции по Красной площади, постоим у Мавзолея, зайдем в Кремль... Согласны?
- Только сначала побываем у своих, - заметил Чумак. - В Москву - завтра вечером.
- Что ж, завтра так завтра, - нехотя согласился Костров.
Володя понимающе улыбнулся. Он знал, что в Москве живет некая девушка, которой Костров посвятил множество стихов. По секрету Сергей сообщил, что она кончает медицинский и что они обязательно поженятся после его возвращения иа экспедиции.
Володя мог вылететь немедленно. Ракетоплан доставит его в Омск за час. Но что-то мешало ему пойти к аэровокзалу...
- Я немного попозже полечу, - сказал он товарищам. - Нужно еще здесь с одним человеком повидаться.
Теперь Кострову пришел черед понимающе улыбнуться. Он сразу понял, о ком говорит Никитин...
- Что ж, не будем задерживать друг друга, - заявил Сергей. - Значит, договорились. Завтра в двадцать часов Москвы встречаемся все вместе на Красной площади. Счастливого пути, ребята!
И вот Володя остался один. Он пошел по заснеженной дорожке мимо стартовых площадок, мимо ангаров и строений вспомогательной службы. На первый взгляд, он прогуливался, бродил от нечего делать. Больше того - и себе Володя старался внушить эту мысль. Но конечной точкой его пути была насосная станция...
Зарокотал мотор, гул его стал стремительно нарастать. Из-за поворота вынырнул мотороллер. На космодроме было светло круглые сутки - сотни газосветных ламп заливали окрестности пронзительным белым светом - и Володя сразу узнал водителя. Он уже встречался с этим нескладным длинноруким парнем во время своего первого неудачного визита в насосную. Они познакомились, долго беседовали. Парень работает слесарем. Если он сейчас на вахте, Гали на станции нет. Они в разных сменах...
- Привет, товарищ корреспондент! - крикнул водитель, затормозив около Володи. - Снова к нам?
- Да нет, гуляю просто. А вы далеко?
- Понимаете, роликовый подшипник полетел. А запасного на складе не оказалось. У, деятели! - погрозил он кому-то кулаком. - Дам же я вам на собрании!
- А кто сейчас дежурный инженер? - спросил Володя как можно равнодушнее.
- Вера Николаевна. Помните?
- Помню, как же...
- Может быть, зайдете к нам? Могу вернуться,. подвезти.
- Спасибо. Я, пожалуй, обратно пойду.
- Тогда еще лучше. Садитесь, садитесь...
Володя почувствовал, что парень обидится, если он откажется ехать, и устроился на заднем сиденье. Через несколько минут он очутился неподалеку от домика, где недавно проходил совет. Окна были темными - очевидно, Соколов и ученые уже ушли.
- Остановитесь, пожалуйста, - сказал Володя. - Мне дальше не нужно.
Он сам толком не мог объяснить, почему решил сойти здесь. Во всяком случае, ничего такого, что могло привлечь внимание, он не заметил.
Конечно, ему следовало вернуться к себе, собраться и ехать на аэровокзал. Дома его давно ждут - еще утром сообщил отцу, что приедет. А вместо этого он сел на мягкую пластмассовую скамейку под косым козырьком выступающей стены. Сел, не зная, что делать дальше.
Если бы мысли Володи можно было записать на пленку, получился бы невероятный сумбур. С одной стороны, - критика возмущенного ума, суровое осуждение в свой адрес. И в то же время очень хотелось увидеть Галю, попытаться поговорить с ней. Правда... Дом специалистов, где она живет, находится далеко, но это, в конце концов, пустяки.
И вдруг ему стало жарко. За углом в нескольких шагах от него послышался голос, который он узнал бы из тысячи:
- Добрый вечер, Андрей Федорович!
Володя так никогда и не узнал, случайно оказалась здесь Галя или она специально ждала где-то неподалеку. Но в тот момент, когда Соколов собирался войти к себе, она вышла ему навстречу. Володя не видел их, ню ему отчетлшво было слышно каждое слово. Конечно, полагалось немедленно уйти. Но он только глубже отодвинулся в тень. Пусть некрасиво, недостойно, только уходить - выше его сил. Будь что будет...
- Добрый вечер, - вежливо сказал Соколов.
- Вы не узнаете меня?
- Узнаю. Вас зовут Галина... Простите, не знаю отчества.
- Просто Галя. И я хочу сказать вам... Раз уж мы увиделись... Словом, мне хочется попросить у вас прощения.
- Прощения? За что?
- За глупую выходку на реке. Я ведь тогда не тонула. Все это было нарочно.
- И что же здесь особенного? Ну, пошутили. Я ничуть не обижаюсь. Пустяки!
- Я не хотела шутить. И говорю об этом сейчас только потому, что знаю: вы скоро улетаете. А я не могу быть спокойной, если на совести у меня есть царапинка.
- Я не придал тому случаю никакого значения, - возразил Соколов. - Я давно забыл об этом.
- А я не забыла. И мне хотелось бы объяснить, почему я так поступила. Я не задерживаю вас?
- Я свободен. Но... может быть, мы пройдем в комнату? Здесь довольно прохладно.
- Спасибо, - не сразу сказала Галя. - Мне лучше тут.
Они сели совсем рядом с Володей, сразу за углом. При желании он мог бы даже дотянуться до них рукой. "Какой будет ужас, если меня заметят, - мелькнула мысль, - пропал, совсем пропал". Но уйти было уже нельзя. Первые же шаги выдадут его. Зачем это он не ушел сразу?!
Короткое молчание. И - прерывающийся девичий голос:
- Конечно, это была выходка сумасшедшей девчонки, потерявшей голову. Я скажу правду: мне хотелось, чтобы вы обратили на меня внимание. А теперь можете думать обо мне что угодно. Прощайте.
Володя услышал, как она поднялась с места, но Соколов остановил ее.
- Сидите. Я прошу - сидите. Так вот. Откровенность за откровенность. Я не забыл о том случае. Я много раз вспоминал о нем. Очень хорошо вспоминал. И никогда - слышите, никогда! - я не подумаю о вас дурно.
Галя молчала. Володя отчетливо слышал ее быстрое, прерывистое дыхание. Он сидел в странном оцепенении - нет ни мыслей, ни чувств, ни малейшей попытки оценить происходящее. Словно он видит сон, знает, что в любую минуту может скомандовать себе проснуться, но не делает этого - интересно, что будет дальше...
А дальше опять негромкий, твердый голос Соколова:
- Мы, космонавты, не можем пожаловаться, что нашего возвращения никто не ждет. Но среди миллионов людей должен быть один человек, который дороже всех. Четыре года нет у меня такого человека. А теперь я думаю - он может быть...
- Он будет, - тихо сказала Галя. - Он уже есть.
- Не надо ничего больше говорить. Но мы обязательно продолжим этот разговор. После моего возвращения...
И тут произошло самое страшное для Володи. Галя быстро поднялась с места, поцеловала Соколова и, не оглядываясь, бросилась прочь. Она пробежала мимо Володи, совсем рядом с ним. Но он знал, что остался незамеченным. Впрочем, это не имело теперь никакого значения...
Игорь расспрашивает брата
Все говорят, что Игорь очень похож на Володю. У него такие же светлые, чуть вьющиеся волосы, такие же быстрые глаза - карие, с золотистыми искорками, И лицо смуглое, как у брата - недаром он каждый день ходит на зимний пляж, расположенный на берегу искусственного озера термальных вод, часами лежит под лучами горячих кварцевых "солнц". Игорь старается подражать Володе даже в походке. Он заранее представляет, как все будут спрашивать его: "Скажи, мальчик, ты не родственник тому Никитину?" И как все потом будут ахать - до чего похож, ну просто вылитый... Да, это очень здорово - быть братом знаменитого человека!
Когда Игорь узнал, что Володя должен полететь на Луну, он испытал одновременно и огромную гордость за брата и самую черную зависть. Хотя много раз говорили в школе, что в коммунистическом обществе люди не должны завидовать друг другу, что чувство зависти - пережиток прошлого, он не мог справиться с собой. Кажется, все отдал бы за возможность очутиться на Володином месте!
Володя сообщил родным о предстоящем полете только после того, как прошел последнюю медицинскую комиссию. Что же касается Игоря - он узнал обо всем в самую последнюю очередь, за день до того, как Володя приехал прощаться. Было немного обидно, что ему не доверяют. Но отчасти это и к лучшему. О будущей экспедиции в печати сообщалось скупо, не назывались фамилии космонавтов. И Игорь после некоторого раздумья согласился, что ему очень трудно было бы хранить секрет, ни о чем не намекать товарищам...
Володя прилетел ночью, Игорь уже спал. Мальчику удалось поговорить с братом лишь после обеда, когда в школе кончались занятия. Зато этот разговор шел без всяких помех. Родители были на работе, Володины друзья собирались прийти только под вечер. Игорь знал, что у него больше не окажется такой возможности обо всем расспросить, все выяснить. И его вопросам не было конца...
- Ваша ракета атомная? Да?
- Нет, дружок. У нее термоядерный двигатель. Как бы тебе понятней объяснить? Про термоядерные реакции ты вообще-то знаешь?
- Знаю немного. Это когда-то водородные бомбы были. И на Солнце такие реакции идут все время.
- Правильно. Когда еще не был подписан Договор о всеобщем и полном разоружении, существовало такое страшное оружие. В бомбе соединение, или, как говорят, синтез легких ядер в более тяжелые происходит мгновенно, вот и получается очень сильный взрыв. Но наши ученые еще в шестидесятых годах научились управлять термоядерной реакцией. Сначала, как ты знаешь, были построены электростанции - одна из них в нашем Омске. А недавно сконструирован первый в мире космический корабль на термоядерном горючем. Это и есть наш "Циолковский".
- И до вас никто-никто не летал на термоядерной ракете? Вы будете самыми первыми?
- Из людей - да. А автоматические ракеты с термоядерными двигателями летали много раз. Сам понимаешь, сначала нужно все испытать, проверить.
- А это опасно?
- Не так, чтобы очень... но и не очень, чтобы так, - ответил Володя старой шуткой. - Как и на любом другом космическом корабле. Максимум гарантии. Это ведь только в капиталистических странах могут ради рекламы пойти на неоправданный риск. Помнишь ионолет Ситжера?
- Читал. Он погиб, не долетев до Марса. А потом стало известно, что людей послали почти на верную гибель.
- А у нас в стране жизнь человека ставится выше всего. Так что наши ученые и конструкторы постарались сделать все, чтобы мы могли лететь спокойно.
Игорь спросил, как устроен "Циолковский".
Володя задумался. Он вспомнил громадную модель космического корабля, изготовленную в одну десятую натуральной величины, на которой с ювелирной точностью были воспроизведены все детали. По этой модели космонавты изучали свой корабль, находящийся за пределами атмосферы.
Володя взял лист бумаги, вытащил из кармана авторучку и быстро набросал причудливое сооружение, мало напоминающее строгие контуры космических ракет.
- Смотри, - сказал он. - Может, что разберешь. Правда, художник из меня неважный, но тут особенной красоты и не требуется. Вот здесь, в верхней части корабля, помещение для экипажа. По форме немного похоже на удлиненную шляпку гриба. Там три этажа. В верхнем центральный пост управления, потом жилые кабины и внизу - грузовые отсеки. Еще ниже - шлюзовая камера, через которую можно выходить наружу, находясь в космосе. А вот эти пять огромных шаров - емкости для рабочего вещества. На "Циолковском" применен жидкий водород. Прямо под шарами расположен главный двигатель. Устройство его в двух словах не объяснишь, да тебе все равно будет трудно понять.
- А ты расскажи хотя бы примерно, - сказал Игорь.
- Примерно? Тоже нелегкая задача. Скажи, тебе известно, что такое плазма?
- Немного. Но подробно мы это еще не проходили.
- Тогда вспомни, в каких состояниях может быть любое вещество.
- А чего тут вспоминать: в твердом, жидком и газообразном.
- А плазма - четвертое состояние. При этом электроны в атомах оторваны от своих ядер, существуют самостоятельно от них. И поэтому на составные части плазмы можно воздействовать магнитными и электрическими полями. Иначе говоря, веществом в состоянии плазмы нетрудно управлять. Например, получить огненный шнур из тяжелого водорода - дейтерия, висящий в вакууме. Он будет удерживаться электромагнитными силами.
- А зачем это нужно?
- Слушай дальше. Если плазменный шнур разогревать, повышать его температуру до сотен миллионов градусов, движение ядер дейтерия будет все ускоряться. И они начнут все чаще сталкиваться одно с другим. А при каждом слиянии таких ядер будет выделяться огромная энергия. Скорость реакции можно, разложить, регулировать...
- Постой. Ты же рассказываешь про нашу термоядерную электростанцию!
- А тут один и тот же принцип действия. Только на электростанции энергия термоядерной реакции нужна для получения электрического тока, а на космическом корабле происходит иная картина. Вот мы и добрались до главного двигателя. Представь себе камеру, стенки которой могут выдержать температуру в сотни тысяч градусов. Магнитное поле направленного действия удерживает в центральной части камеры плазменное кольцо, в котором идет термоядерный синтез. Из шаровых емкостей буквалыно по каплям в зону реакции поступает жидкий водород. Разумеется, он мгновенно распадается на атомы, и мощная струя раскаленного газа вырывается наружу. При этом и возникает реактивная сила, которая движет корабль. Понял?
- В основном понял.
- Только имей в виду, что я нарисовал очень приблизительную картину. На самом деле устройство двигателя гораздо сложнее. Я сам до конца не разбираюсь в некоторых тонкостях. Ты подумай, как это было непросто - заставить плазму работать не в спокойных земных условиях, а на космическом корабле. Но наши ученые все-таки запрягли солнце...
- Запрягли солнце! - с удовольствием повторил Игорь. Здорово! И оно не может вырваться?
- Не волнуйся, все предусмотрено.
- А что это ты нарисовал сбоку, около двигателя?
- Я просто недоговорил. Сбоку, на выносных кронштейнах, находятся обычные ракетные двигатели точной регулировки. Их пять. Когда мы будем садиться на Луну, пилоты с помощью этих двигателей заставят корабль опуститься...
- Прилуниться, - строго поправил Игорь.
- Да, прилуниться в намеченной точке.
- В Лунограде?
- Правильно. Сначала мы побываем в Лунограде, а потом "Циолковский" перелетит на другую сторону Луны. Там у нас будет базовая стоянка, откуда начнутся поиски.
- И ты думаешь, что вы встретите следы разумных существ?
- Уверен. Какая-то аппаратура там должна быть.
- А вдруг они не все улетели и еще сидят там? Могло же случиться! Построили себе целый город на Луне и живут в нем. А когда вы придете, вас всех поубивают...
Володя улыбнулся.
- Во-первых, никто не думает, что на Луне нас ждут живые космонавты. Очень мало шансов на это - ведь прошло уже столько лет. Нет, как и предполагает Дроздов, там может быть одна автоматическая аппаратура. А во-вторых, это только в старой литературе писался одно время про разных космических агрессоров, рисовали страшные картины захвата Земли пришельцами с чужих планет...
- Уэллс так писал.
- Не только он, а и многие другие. Но мы верим, что разум, создавший .космические корабли, не может оказаться враждебным. К тому же у нас есть точные доказательства. Помнишь, что говорится в рукописи Соснина о встрече с неизвестным Космонавтом? Сам посуди: могло у него быть такое-ннбудь грозное оружие, с помощью которого можно мгновенно уничтожить врага? Конечно. Если космический корабль опускается на чужую планету, надо готовиться к встрече с хищниками, со страшными чудовищами. Мы летим на Луну, где нет никакой жизни, и то вооружены...
- У вас есть оружие? - удивился Игорь.
- Ну, не совсем обычное, но все же... Впрочем, оно пострашнее, чем автоматы или пулеметы. У нас квантовые генераторы - слышал про них?
- Как раз вчера по телевизору был фильм о сверхдальней космической связи. Только я не все понял.
- Придет время - разберешься. Кстати, принцип квантового генератора очень прост. В нем как бы аккумулируется, накапливается свет, а потом наружу вырывается очень узкий пучок в миллион раз ярче солнца. Давление света таково, что луч может свободно резать даже самые прочные металлы...
- Это как в "Гиперболоиде инженера Гарина", да?
- Похоже. Но нам, конечно, генераторы будут служить только для технических целей. Хотя на всякий случай придется быть готовыми ко всему.
- Значит, вы все-таки боитесь, что на вас и там кто-то может напасть?
- Вот заладил: боитесь, боитесь... Не боимся, а принимаем меры разумной предосторожности. Если у человека в руках ружье, оно не обязательно должно стрелять... Но я недоговорил. Когда тот Космонавт опустился на Землю, его, как ты помнишь, встретили неважно.
- Куда уж хуже! - засмеялся Игорь.
- И он, конечно, мог бы обороняться, мог перебить тех, кто его ранил. А что он сделал? Включил какой-то аппарат, который вызвал мгновенный сон у людей и даже животных. Видишь, поступил очень гуманно. Он понял, что перед ним разумные существа, и не стал лишать их жизни. Я думаю, что в мире, где он жил до своего полета, любая жизнь священна. А ты выдумываешь какую-то чепуху...
Игорь вздохнул, отвернулся к окну, глубоко задумался. И Володе вдруг стало жаль брата. Захотелось сделать ему что-то очень хорошее. Будь его воля, он взял бы мальчишку в полет. Пусть даже не до Луны - до межпланетной станции.
- Не вешай носа, Игорек, - сказал он. - Хватит открытий и на твою долю. Может? быть, тоже в космос полетишь...
Игорь оживился.
- Я вчера читал книжку про Соколова. Вот человек! Ты знаешь, он был меньше меня, когда начал готовиться в космонавты. И добился своего.
- А ты тоже хочешь последовать его примеру?
- Хочу. И можешь не смеяться - я буду космонавтом. Вот увидишь!
- Только у телевизора придется меньше сидеть, - заметил Володя.
- А у меня теперь режим. Прилетишь обратно - не узнаешь!
Игорь собирался задать брату еще вопросы, но тут один за другим стали раздаваться звонки видеофона. Знакомые, малознакомые и совершенно незнакомые люди желали Володе счастливого пути, старались сказать несколько теплых слов. Он даже растерялся - о предстоящем полете знали очень немногие. И вдруг такое всеобщее внимание. Но скоро все выяснилось. Оказывается, только что по радио и телевидению было передано первое сообщение ТАСС о предстоящем отлете "Циолковского". Называли и имена участников экспедиции.
- Пойдем, Игорек, погуляем, - предложил Володя. - А то боюсь, как бы не загордиться от всего этого.
Пока они одевались, экран освещался еще два раза. Отец сказал, что будет дома через час. А потом корреспондент местной молодежной газеты, не скрывая восторга от своей удачи (еще бы, первым получил интервью у земляка-космонавта и журналиста!), долго расспрашивал Володю, добивался разрешения приехать к нему домой, чтобы сделать снимок. Впервые в жизни Никитину пришлось поменяться ролями с героями репортажей, и он признался в душе, что это не очень-то приятно. Но что поделаешь - ноблесс оближ, как говорили когда-то французы. От снимка он постарался отказаться, но репортер не растерялся. Экран сверкнул фотовспышкой, и Володя с тоской подумал, что его физиономия все-таки будет в завтрашнем номере газеты...
Они уже вышли в коридор, когда раздался новый звонок.
- Пойдем, - решительно сказал Володя. - Иначе это будет до бесконечности.
- А вдруг мама? - спросил Игорь. Пришлось вернуться. Но на экране появилось лицо дежурной телефонистки междугородной станции.
Дроздов ожидал на веранде.
- Здравствуйте, здравствуйте, товарищ спецкор, - приветствовал он Никитина. - Тренируетесь? Ну, а как центрифуга? Крепко досталось?
- Крепко, - улыбнулся Володя. И тут же не удержался, похвастался. - Но я выдержал шестикратную.
- Шестикратную? - притворно изумился профессор. - Ах, варвары! Никакого снисхождения к новичкам. Задам же я им!
- Первые космонавты не на таких перегрузках тренировались, - с обидой сказал Володя.
- Им нужно было. А на современных ракетах больше тройной не бывает. Впрочем, все это вы и без меня знаете. М-да... Так вы, значит, как говорят спортсмены, в форме? Готовы лететь? Или страшновато?
- Готов, Виктор Иванович, - сказал Володя. Ему даже захотелось отодвинуться от профессора, чтобы тот не услышал, как бешено застучало его сердце.
- Вот и хорошо. Конечно, волнуетесь, но иначе не бывает.
- Заходите к нам, Виктор Иванович.
- Спасибо. Я сюда мимоходом. А сейчас спешу, извините. Да, вечером в семнадцать ноль-ноль прошу к Соколову. На "генеральный совет". Ясно?
Он весело подмигнул Володе и пошел к своей машине. Открыв дверцу, обернулся и крикнул:
- Можете позвонить в Омск, что завтра будете там. Отпустим вас на день. Устраивает, не мало?
- Достаточно, Виктор Иванович!
- Тогда - до вечера!
Турболет басовито взревел, поднялся над землей метра на два и полетел к корпусу, где помещалось управление. Через минуту он опустился на плоской крыше здания. На фоне просветлевшего неба было хорошо видно, как голубая фигурка снова легко выпрыгнула из кабины, прошлась немного и исчезла в широких дверях лифта.
Холодный ветер нес колючие крупинки снега, забирался за воротник. Но Володя не обращал на это внимания. Он думал о том большом, новом, что через день-два войдет в его жизнь. Минет немного времени - и это серое небо, и снежное дыхание ноября, и земля, по которой струится слабая поземка, и синий лес, и ладные, уютные домики - все сделается бесконечно далеким, останется в другом мире. А он полетит на Луну...
Как ни старался Володя быть спокойным, весь день ходил он под впечатлением разговора с Дроздовым. Его не покидало странное чувство. Плещется под душем, а сам в это время думает, что там вода является величайшей драгоценностью и так беззаботно тратить ее не придется. Шагает по лестнице, и тут же вспоминает, что вскоре он будет совершать громадные прыжки, взбираться на такую лестницу за один шаг.
"Генеральный совет", о котором говорил Дроздов, оказался до обидного коротким. Кроме пятерых космонавтов, на нем присутствовали начальник подготовки Карпенко и прилетевший вместе с Дроздовым академик - совершенно седой, не расстающийся с тонкой черной тростью. Когда Володя вошел в комнату, ему захотелось почтительно вытянуться перед этим строгим стариком. Человек, который принимал участие в запуске первых спутников и космических кораблей, провожал в звездную дорогу Юрия Гагарина, стал легендарным уже при жизни.
Володя ожидал, что вести совет будет или академик, или Дроздов - научный руководитель экспедиции. Но оказалось иначе. Академик почти не говорил - лишь вначале, здороваясь с космонавтами, сказал каждому несколько дружеских и ободряющих фраз. А Дроздов скромно сел в уголке, словно подчеркивал, что главный здесь не он. Зато Соколов совсем преобразился. Пока шли тренировки, теоретические занятия, он был точно такой же, как все они. Володя в первые дни даже удивлялся, когда видел, что Соколов не отдает никаких приказаний, ничего не требует с других, словно не его назначили командиром экипажа.
А сейчас это был действительно начальник экспедиции строгий, требовательный. Даже голос у него приобрел особые стальные нотки, даже рост словно стал выше. Вот теперь он очень походил на свой портрет в Аллее Вечной Славы. В его взгляде появилось то же удивительное, зажигающее других вдохновение. Взгляд человека, который взял в руки штурвал корабля, уходящего в большое плавание...
- Итак, - сказал Соколов, - правительственная комиссия утвердила срок нашего отлета. Отправляемся через два дня двадцать пятого в девять утра. Завтрашний день для всех свободный. Двадцать четвертого утром экипаж должен быть здесь. Вопросы есть?
Все молчали. Соколов поочередно посмотрел на членов своего экипажа, задерживая взгляд на каждом, потом добавил:
- Любой из вас может сейчас отказаться от участия в полете. Физически все подготовлены, врачи дали о каждом положительные отзывы. Но если есть хотя бы малейшая неуверенность - решайте.
Наступила традиционная минута молчания. И хотя за все время космической эры не было ни одного случая отказа от полета, всякий раз экипажу задавался один и тот же вопрос. Он как бы напоминал: не забывайте, вы свободны в своих решениях, и личное желание каждого - закон.
Секундные стрелки часов обогнули круг. Володя шумно перевел дыхание - в тишине это прозвучало особенно громко. Все заулыбались, обернулись к Никитину. А он, окончательно смутившись, совсем некстати спросил Дроздова, можно ли передать информацию об отлете.
- Пока рано, - ответил тот. - Ради своего же спокойствия воздержитесь. Поедете завтра в Омск, от энтузиастов отбою не будет... Вот завтра вечером - пожалуйста. Можете сообщать на здоровье.
Потом Дроздов, Соколов, Карпенко и академик остались, чтобы обсудить технические и хозяйственные вопросы. А Володя вышел вместе с Костровым и Чумаком.
- Значит, летим, товарищ журналист? - спросил Сергей. Настроение, говоришь, боевое?
- Как у всех.
- Нам проще. У нас, как-никак какой-то космический стаж. И то волнуемся. Правда, Леша?
- Если имеешь в виду себя - правда.
- Да, я и забыл, что у тебя нервная система отсутствует. Так, несколько обратных связей. А мы вот человеки...
- Кончай, - сказал Чумак.
- Все. Перехожу на другую тему. У меня деловое предложение. Отправиться всем в Москву. Пройдемся по традиции по Красной площади, постоим у Мавзолея, зайдем в Кремль... Согласны?
- Только сначала побываем у своих, - заметил Чумак. - В Москву - завтра вечером.
- Что ж, завтра так завтра, - нехотя согласился Костров.
Володя понимающе улыбнулся. Он знал, что в Москве живет некая девушка, которой Костров посвятил множество стихов. По секрету Сергей сообщил, что она кончает медицинский и что они обязательно поженятся после его возвращения иа экспедиции.
Володя мог вылететь немедленно. Ракетоплан доставит его в Омск за час. Но что-то мешало ему пойти к аэровокзалу...
- Я немного попозже полечу, - сказал он товарищам. - Нужно еще здесь с одним человеком повидаться.
Теперь Кострову пришел черед понимающе улыбнуться. Он сразу понял, о ком говорит Никитин...
- Что ж, не будем задерживать друг друга, - заявил Сергей. - Значит, договорились. Завтра в двадцать часов Москвы встречаемся все вместе на Красной площади. Счастливого пути, ребята!
И вот Володя остался один. Он пошел по заснеженной дорожке мимо стартовых площадок, мимо ангаров и строений вспомогательной службы. На первый взгляд, он прогуливался, бродил от нечего делать. Больше того - и себе Володя старался внушить эту мысль. Но конечной точкой его пути была насосная станция...
Зарокотал мотор, гул его стал стремительно нарастать. Из-за поворота вынырнул мотороллер. На космодроме было светло круглые сутки - сотни газосветных ламп заливали окрестности пронзительным белым светом - и Володя сразу узнал водителя. Он уже встречался с этим нескладным длинноруким парнем во время своего первого неудачного визита в насосную. Они познакомились, долго беседовали. Парень работает слесарем. Если он сейчас на вахте, Гали на станции нет. Они в разных сменах...
- Привет, товарищ корреспондент! - крикнул водитель, затормозив около Володи. - Снова к нам?
- Да нет, гуляю просто. А вы далеко?
- Понимаете, роликовый подшипник полетел. А запасного на складе не оказалось. У, деятели! - погрозил он кому-то кулаком. - Дам же я вам на собрании!
- А кто сейчас дежурный инженер? - спросил Володя как можно равнодушнее.
- Вера Николаевна. Помните?
- Помню, как же...
- Может быть, зайдете к нам? Могу вернуться,. подвезти.
- Спасибо. Я, пожалуй, обратно пойду.
- Тогда еще лучше. Садитесь, садитесь...
Володя почувствовал, что парень обидится, если он откажется ехать, и устроился на заднем сиденье. Через несколько минут он очутился неподалеку от домика, где недавно проходил совет. Окна были темными - очевидно, Соколов и ученые уже ушли.
- Остановитесь, пожалуйста, - сказал Володя. - Мне дальше не нужно.
Он сам толком не мог объяснить, почему решил сойти здесь. Во всяком случае, ничего такого, что могло привлечь внимание, он не заметил.
Конечно, ему следовало вернуться к себе, собраться и ехать на аэровокзал. Дома его давно ждут - еще утром сообщил отцу, что приедет. А вместо этого он сел на мягкую пластмассовую скамейку под косым козырьком выступающей стены. Сел, не зная, что делать дальше.
Если бы мысли Володи можно было записать на пленку, получился бы невероятный сумбур. С одной стороны, - критика возмущенного ума, суровое осуждение в свой адрес. И в то же время очень хотелось увидеть Галю, попытаться поговорить с ней. Правда... Дом специалистов, где она живет, находится далеко, но это, в конце концов, пустяки.
И вдруг ему стало жарко. За углом в нескольких шагах от него послышался голос, который он узнал бы из тысячи:
- Добрый вечер, Андрей Федорович!
Володя так никогда и не узнал, случайно оказалась здесь Галя или она специально ждала где-то неподалеку. Но в тот момент, когда Соколов собирался войти к себе, она вышла ему навстречу. Володя не видел их, ню ему отчетлшво было слышно каждое слово. Конечно, полагалось немедленно уйти. Но он только глубже отодвинулся в тень. Пусть некрасиво, недостойно, только уходить - выше его сил. Будь что будет...
- Добрый вечер, - вежливо сказал Соколов.
- Вы не узнаете меня?
- Узнаю. Вас зовут Галина... Простите, не знаю отчества.
- Просто Галя. И я хочу сказать вам... Раз уж мы увиделись... Словом, мне хочется попросить у вас прощения.
- Прощения? За что?
- За глупую выходку на реке. Я ведь тогда не тонула. Все это было нарочно.
- И что же здесь особенного? Ну, пошутили. Я ничуть не обижаюсь. Пустяки!
- Я не хотела шутить. И говорю об этом сейчас только потому, что знаю: вы скоро улетаете. А я не могу быть спокойной, если на совести у меня есть царапинка.
- Я не придал тому случаю никакого значения, - возразил Соколов. - Я давно забыл об этом.
- А я не забыла. И мне хотелось бы объяснить, почему я так поступила. Я не задерживаю вас?
- Я свободен. Но... может быть, мы пройдем в комнату? Здесь довольно прохладно.
- Спасибо, - не сразу сказала Галя. - Мне лучше тут.
Они сели совсем рядом с Володей, сразу за углом. При желании он мог бы даже дотянуться до них рукой. "Какой будет ужас, если меня заметят, - мелькнула мысль, - пропал, совсем пропал". Но уйти было уже нельзя. Первые же шаги выдадут его. Зачем это он не ушел сразу?!
Короткое молчание. И - прерывающийся девичий голос:
- Конечно, это была выходка сумасшедшей девчонки, потерявшей голову. Я скажу правду: мне хотелось, чтобы вы обратили на меня внимание. А теперь можете думать обо мне что угодно. Прощайте.
Володя услышал, как она поднялась с места, но Соколов остановил ее.
- Сидите. Я прошу - сидите. Так вот. Откровенность за откровенность. Я не забыл о том случае. Я много раз вспоминал о нем. Очень хорошо вспоминал. И никогда - слышите, никогда! - я не подумаю о вас дурно.
Галя молчала. Володя отчетливо слышал ее быстрое, прерывистое дыхание. Он сидел в странном оцепенении - нет ни мыслей, ни чувств, ни малейшей попытки оценить происходящее. Словно он видит сон, знает, что в любую минуту может скомандовать себе проснуться, но не делает этого - интересно, что будет дальше...
А дальше опять негромкий, твердый голос Соколова:
- Мы, космонавты, не можем пожаловаться, что нашего возвращения никто не ждет. Но среди миллионов людей должен быть один человек, который дороже всех. Четыре года нет у меня такого человека. А теперь я думаю - он может быть...
- Он будет, - тихо сказала Галя. - Он уже есть.
- Не надо ничего больше говорить. Но мы обязательно продолжим этот разговор. После моего возвращения...
И тут произошло самое страшное для Володи. Галя быстро поднялась с места, поцеловала Соколова и, не оглядываясь, бросилась прочь. Она пробежала мимо Володи, совсем рядом с ним. Но он знал, что остался незамеченным. Впрочем, это не имело теперь никакого значения...
Игорь расспрашивает брата
Все говорят, что Игорь очень похож на Володю. У него такие же светлые, чуть вьющиеся волосы, такие же быстрые глаза - карие, с золотистыми искорками, И лицо смуглое, как у брата - недаром он каждый день ходит на зимний пляж, расположенный на берегу искусственного озера термальных вод, часами лежит под лучами горячих кварцевых "солнц". Игорь старается подражать Володе даже в походке. Он заранее представляет, как все будут спрашивать его: "Скажи, мальчик, ты не родственник тому Никитину?" И как все потом будут ахать - до чего похож, ну просто вылитый... Да, это очень здорово - быть братом знаменитого человека!
Когда Игорь узнал, что Володя должен полететь на Луну, он испытал одновременно и огромную гордость за брата и самую черную зависть. Хотя много раз говорили в школе, что в коммунистическом обществе люди не должны завидовать друг другу, что чувство зависти - пережиток прошлого, он не мог справиться с собой. Кажется, все отдал бы за возможность очутиться на Володином месте!
Володя сообщил родным о предстоящем полете только после того, как прошел последнюю медицинскую комиссию. Что же касается Игоря - он узнал обо всем в самую последнюю очередь, за день до того, как Володя приехал прощаться. Было немного обидно, что ему не доверяют. Но отчасти это и к лучшему. О будущей экспедиции в печати сообщалось скупо, не назывались фамилии космонавтов. И Игорь после некоторого раздумья согласился, что ему очень трудно было бы хранить секрет, ни о чем не намекать товарищам...
Володя прилетел ночью, Игорь уже спал. Мальчику удалось поговорить с братом лишь после обеда, когда в школе кончались занятия. Зато этот разговор шел без всяких помех. Родители были на работе, Володины друзья собирались прийти только под вечер. Игорь знал, что у него больше не окажется такой возможности обо всем расспросить, все выяснить. И его вопросам не было конца...
- Ваша ракета атомная? Да?
- Нет, дружок. У нее термоядерный двигатель. Как бы тебе понятней объяснить? Про термоядерные реакции ты вообще-то знаешь?
- Знаю немного. Это когда-то водородные бомбы были. И на Солнце такие реакции идут все время.
- Правильно. Когда еще не был подписан Договор о всеобщем и полном разоружении, существовало такое страшное оружие. В бомбе соединение, или, как говорят, синтез легких ядер в более тяжелые происходит мгновенно, вот и получается очень сильный взрыв. Но наши ученые еще в шестидесятых годах научились управлять термоядерной реакцией. Сначала, как ты знаешь, были построены электростанции - одна из них в нашем Омске. А недавно сконструирован первый в мире космический корабль на термоядерном горючем. Это и есть наш "Циолковский".
- И до вас никто-никто не летал на термоядерной ракете? Вы будете самыми первыми?
- Из людей - да. А автоматические ракеты с термоядерными двигателями летали много раз. Сам понимаешь, сначала нужно все испытать, проверить.
- А это опасно?
- Не так, чтобы очень... но и не очень, чтобы так, - ответил Володя старой шуткой. - Как и на любом другом космическом корабле. Максимум гарантии. Это ведь только в капиталистических странах могут ради рекламы пойти на неоправданный риск. Помнишь ионолет Ситжера?
- Читал. Он погиб, не долетев до Марса. А потом стало известно, что людей послали почти на верную гибель.
- А у нас в стране жизнь человека ставится выше всего. Так что наши ученые и конструкторы постарались сделать все, чтобы мы могли лететь спокойно.
Игорь спросил, как устроен "Циолковский".
Володя задумался. Он вспомнил громадную модель космического корабля, изготовленную в одну десятую натуральной величины, на которой с ювелирной точностью были воспроизведены все детали. По этой модели космонавты изучали свой корабль, находящийся за пределами атмосферы.
Володя взял лист бумаги, вытащил из кармана авторучку и быстро набросал причудливое сооружение, мало напоминающее строгие контуры космических ракет.
- Смотри, - сказал он. - Может, что разберешь. Правда, художник из меня неважный, но тут особенной красоты и не требуется. Вот здесь, в верхней части корабля, помещение для экипажа. По форме немного похоже на удлиненную шляпку гриба. Там три этажа. В верхнем центральный пост управления, потом жилые кабины и внизу - грузовые отсеки. Еще ниже - шлюзовая камера, через которую можно выходить наружу, находясь в космосе. А вот эти пять огромных шаров - емкости для рабочего вещества. На "Циолковском" применен жидкий водород. Прямо под шарами расположен главный двигатель. Устройство его в двух словах не объяснишь, да тебе все равно будет трудно понять.
- А ты расскажи хотя бы примерно, - сказал Игорь.
- Примерно? Тоже нелегкая задача. Скажи, тебе известно, что такое плазма?
- Немного. Но подробно мы это еще не проходили.
- Тогда вспомни, в каких состояниях может быть любое вещество.
- А чего тут вспоминать: в твердом, жидком и газообразном.
- А плазма - четвертое состояние. При этом электроны в атомах оторваны от своих ядер, существуют самостоятельно от них. И поэтому на составные части плазмы можно воздействовать магнитными и электрическими полями. Иначе говоря, веществом в состоянии плазмы нетрудно управлять. Например, получить огненный шнур из тяжелого водорода - дейтерия, висящий в вакууме. Он будет удерживаться электромагнитными силами.
- А зачем это нужно?
- Слушай дальше. Если плазменный шнур разогревать, повышать его температуру до сотен миллионов градусов, движение ядер дейтерия будет все ускоряться. И они начнут все чаще сталкиваться одно с другим. А при каждом слиянии таких ядер будет выделяться огромная энергия. Скорость реакции можно, разложить, регулировать...
- Постой. Ты же рассказываешь про нашу термоядерную электростанцию!
- А тут один и тот же принцип действия. Только на электростанции энергия термоядерной реакции нужна для получения электрического тока, а на космическом корабле происходит иная картина. Вот мы и добрались до главного двигателя. Представь себе камеру, стенки которой могут выдержать температуру в сотни тысяч градусов. Магнитное поле направленного действия удерживает в центральной части камеры плазменное кольцо, в котором идет термоядерный синтез. Из шаровых емкостей буквалыно по каплям в зону реакции поступает жидкий водород. Разумеется, он мгновенно распадается на атомы, и мощная струя раскаленного газа вырывается наружу. При этом и возникает реактивная сила, которая движет корабль. Понял?
- В основном понял.
- Только имей в виду, что я нарисовал очень приблизительную картину. На самом деле устройство двигателя гораздо сложнее. Я сам до конца не разбираюсь в некоторых тонкостях. Ты подумай, как это было непросто - заставить плазму работать не в спокойных земных условиях, а на космическом корабле. Но наши ученые все-таки запрягли солнце...
- Запрягли солнце! - с удовольствием повторил Игорь. Здорово! И оно не может вырваться?
- Не волнуйся, все предусмотрено.
- А что это ты нарисовал сбоку, около двигателя?
- Я просто недоговорил. Сбоку, на выносных кронштейнах, находятся обычные ракетные двигатели точной регулировки. Их пять. Когда мы будем садиться на Луну, пилоты с помощью этих двигателей заставят корабль опуститься...
- Прилуниться, - строго поправил Игорь.
- Да, прилуниться в намеченной точке.
- В Лунограде?
- Правильно. Сначала мы побываем в Лунограде, а потом "Циолковский" перелетит на другую сторону Луны. Там у нас будет базовая стоянка, откуда начнутся поиски.
- И ты думаешь, что вы встретите следы разумных существ?
- Уверен. Какая-то аппаратура там должна быть.
- А вдруг они не все улетели и еще сидят там? Могло же случиться! Построили себе целый город на Луне и живут в нем. А когда вы придете, вас всех поубивают...
Володя улыбнулся.
- Во-первых, никто не думает, что на Луне нас ждут живые космонавты. Очень мало шансов на это - ведь прошло уже столько лет. Нет, как и предполагает Дроздов, там может быть одна автоматическая аппаратура. А во-вторых, это только в старой литературе писался одно время про разных космических агрессоров, рисовали страшные картины захвата Земли пришельцами с чужих планет...
- Уэллс так писал.
- Не только он, а и многие другие. Но мы верим, что разум, создавший .космические корабли, не может оказаться враждебным. К тому же у нас есть точные доказательства. Помнишь, что говорится в рукописи Соснина о встрече с неизвестным Космонавтом? Сам посуди: могло у него быть такое-ннбудь грозное оружие, с помощью которого можно мгновенно уничтожить врага? Конечно. Если космический корабль опускается на чужую планету, надо готовиться к встрече с хищниками, со страшными чудовищами. Мы летим на Луну, где нет никакой жизни, и то вооружены...
- У вас есть оружие? - удивился Игорь.
- Ну, не совсем обычное, но все же... Впрочем, оно пострашнее, чем автоматы или пулеметы. У нас квантовые генераторы - слышал про них?
- Как раз вчера по телевизору был фильм о сверхдальней космической связи. Только я не все понял.
- Придет время - разберешься. Кстати, принцип квантового генератора очень прост. В нем как бы аккумулируется, накапливается свет, а потом наружу вырывается очень узкий пучок в миллион раз ярче солнца. Давление света таково, что луч может свободно резать даже самые прочные металлы...
- Это как в "Гиперболоиде инженера Гарина", да?
- Похоже. Но нам, конечно, генераторы будут служить только для технических целей. Хотя на всякий случай придется быть готовыми ко всему.
- Значит, вы все-таки боитесь, что на вас и там кто-то может напасть?
- Вот заладил: боитесь, боитесь... Не боимся, а принимаем меры разумной предосторожности. Если у человека в руках ружье, оно не обязательно должно стрелять... Но я недоговорил. Когда тот Космонавт опустился на Землю, его, как ты помнишь, встретили неважно.
- Куда уж хуже! - засмеялся Игорь.
- И он, конечно, мог бы обороняться, мог перебить тех, кто его ранил. А что он сделал? Включил какой-то аппарат, который вызвал мгновенный сон у людей и даже животных. Видишь, поступил очень гуманно. Он понял, что перед ним разумные существа, и не стал лишать их жизни. Я думаю, что в мире, где он жил до своего полета, любая жизнь священна. А ты выдумываешь какую-то чепуху...
Игорь вздохнул, отвернулся к окну, глубоко задумался. И Володе вдруг стало жаль брата. Захотелось сделать ему что-то очень хорошее. Будь его воля, он взял бы мальчишку в полет. Пусть даже не до Луны - до межпланетной станции.
- Не вешай носа, Игорек, - сказал он. - Хватит открытий и на твою долю. Может? быть, тоже в космос полетишь...
Игорь оживился.
- Я вчера читал книжку про Соколова. Вот человек! Ты знаешь, он был меньше меня, когда начал готовиться в космонавты. И добился своего.
- А ты тоже хочешь последовать его примеру?
- Хочу. И можешь не смеяться - я буду космонавтом. Вот увидишь!
- Только у телевизора придется меньше сидеть, - заметил Володя.
- А у меня теперь режим. Прилетишь обратно - не узнаешь!
Игорь собирался задать брату еще вопросы, но тут один за другим стали раздаваться звонки видеофона. Знакомые, малознакомые и совершенно незнакомые люди желали Володе счастливого пути, старались сказать несколько теплых слов. Он даже растерялся - о предстоящем полете знали очень немногие. И вдруг такое всеобщее внимание. Но скоро все выяснилось. Оказывается, только что по радио и телевидению было передано первое сообщение ТАСС о предстоящем отлете "Циолковского". Называли и имена участников экспедиции.
- Пойдем, Игорек, погуляем, - предложил Володя. - А то боюсь, как бы не загордиться от всего этого.
Пока они одевались, экран освещался еще два раза. Отец сказал, что будет дома через час. А потом корреспондент местной молодежной газеты, не скрывая восторга от своей удачи (еще бы, первым получил интервью у земляка-космонавта и журналиста!), долго расспрашивал Володю, добивался разрешения приехать к нему домой, чтобы сделать снимок. Впервые в жизни Никитину пришлось поменяться ролями с героями репортажей, и он признался в душе, что это не очень-то приятно. Но что поделаешь - ноблесс оближ, как говорили когда-то французы. От снимка он постарался отказаться, но репортер не растерялся. Экран сверкнул фотовспышкой, и Володя с тоской подумал, что его физиономия все-таки будет в завтрашнем номере газеты...
Они уже вышли в коридор, когда раздался новый звонок.
- Пойдем, - решительно сказал Володя. - Иначе это будет до бесконечности.
- А вдруг мама? - спросил Игорь. Пришлось вернуться. Но на экране появилось лицо дежурной телефонистки междугородной станции.