Шпанов Николай Николаевич. Первый удар, Повесть о будущей войне

   На высоте двенадцати с половиной тысяч метров один из спутников Грозы донес по радио, что его мотор задыхается.
   Стрелка подошла как раз к "13", когда и второй летчик сообщил, что его самолет проваливается.
   Что мог сделать командир? Его собственная машина с каждым метром высоты теряла устойчивость. Гроза хорошо знал симптомы потолка.
   Гроза сверился с картой: дирижабль летит к границе. Город остался на востоке. Рубеж уже недалеко.
   Дело ясно: или Гроза теперь же доберется до дирижабля, или тот успеет уйти к себе. Гроза от души пожалел, что в руках его, не отпиленная ручка ободранного тренировочного самолета. Здесь все на месте. Мало того: тут еще четыре пулемета в крыльях, пушка в развале мотора.
   До дирижабля больше тысячи метров. Нужно преодолеть метров двести, чтобы иметь возможность открыть огонь из пушки. Двести метров на такой высоте - не шутка. Нужно значительно облегчить машину. Но за счет чего?
   Пришло в голову, что бензин нужен только на дорогу туда, - если удастся добраться до дирижабля, то вниз Гроза спланирует и с сухим баком.
   Потянув рычажок опорожнителя бензиновых баков, он настороженно следил за стрелкой бензиномера. Она была уже близка к нулю, когда Гроза отпустил рычажок. Бак был почти пуст... Машина легко преодолела пятьдесят метров. Следующие пятьдесят она взяла через силу. Дальше идти отказалась. При малейшем движении ручки на себя самолет проваливался. Стоило труда удержать его на прежней высоте.
   Бензин дал сто метров. Мало. На самолете много лишнего масла, но масляный бак не опоражнивается в полете. Гроза огляделся - перед глазами панель радио. До нее легко дотянуться. Ее ничего не стоит сорвать, но самая аппаратура - под сиденьем, ее не вытащишь. Кабина так тесна, что невозможно даже повернуть плечи. Что есть еще лишнего? Пулеметы? Они далеко. Ага! При них есть тысяча бесполезных патронов...
   Сквозь гул мотора отчетливо прерывалось дробное та-такание пулеметов. Гроза не снимал пальца со спуска до тех пор, пока счетчик не показал, что у пулеметов не осталось ни одного заряда.
   Стрелка альтиметра лениво отмеряла десятиметровые деления. Два деления двадцать метров... Мало! Мало!
   Оставалось одно - снаряды. Их сто. Вес снаряда - семьсот граммов. В сумме - это еще полсотни метров. Если оставить себе десять снарядов, можно подойти на дистанцию прямого выстрела.
   Гроза решительно потянул спуск пушки. Четкий белый след каждого третьего снаряда чертил кривую траектории в сторону дирижабля и, не дойдя до него, уходил в пространство[29].
   Фейнрих, стоявший на рулях в гондоле дирижабля, с усмешкой смотрел на эти красивые белые линии. Он бросил командиру корабля:
   - Господин капитан, посмотрите. Этот дурак стреляет в небо.
   Капитан, сухой офицер с седыми усиками, хмуро огрызнулся:
   - Вы бы думали, прежде чем говорить. Облегчить самолет - значит приблизиться к нам.
   Он осторожно постучал толстым пальцем перчатки по покрытому испариной стеклу альтиметра. Не оборачиваясь, Крикнул:
   - Механик! Как с балластом?
   - Чисто, господин капитан.
   Капитан нагнулся к борту. Сквозь заиндевевшее стекло гондолы он смотрел на медленно приближающийся истребитель.
   - Молодец! - сказал он, ни к кому не обращаясь. - С такими можно делать дело. - Проследил глазами новую кривую траектории трассирующего снаряда: Если у него есть еще с десяток снарядов, он до нашей шкуры доберется... Прикажите обстрелять его. Если это ему и не повредит, то, может быть, попугает.
   Фейнрих поднес к губам микрофон:
   - Пулеметный огонь по истребителю противника!
   У Грозы не было десяти снарядов. В глазах счетчика ясно чернела цифра "б". Облегчать самолет было больше нечем. Гроза просительно глядел на альтиметр. Стрелка нерешительно вздрагивала около одного и того же деления: 13 200. Самолет не хотел идти ни на один метр выше. Гроза подумал и выпустил еще четыре снаряда. Они прошли под самой гондолой корабля. Осталось два выстрела.
   Стрелка бензиномера у самого нуля.
   Гроза в последний раз смерил расстояние. Он двинул сектор до конца. Стрелка тахометра прыгнула за красную черточку. Но Гроза уже не смотрел на нее. Его не интересовал больше и альтиметр, стрелка которого медленно двинулась вправо. Не беспокоила даже тревожная вибрация всего самолета. Внимание было сосредоточено на прицеле. Гроза нажал гашетку...
   Стрелки трех счетчиков газа перед механиком дирижабля с катастрофической поспешностью побежали влево.
   - Господин капитан, утечка газа в трех баллонах! - крикнул механик и стал натягивать на лицо резиновую маску.
   Командир скосил глаза на приборы и оттолкнул фейнриха от штурвала:
   - Помогите ему там!
   Объяснений не требовалось. Фейнрих видел: альтиметр падал. Рули не могли удержать высоту. Дирижабль терял газ...
   Гроза видел, как, задирая корму, дирижабль стал терять высоту.
   Фейнрих протиснулся в люк и поспешно сорвал маску. Лицо его было растерянно:
   - Господин капитан...
   Командир не обернулся. Он, как завороженный, смотрел на ускоряющую бег стрелку альтиметра: каждая секунда стоила дирижаблю нескольких десятков метров высоты. К потере подъемной силы прибавлялось динамическое ускорение огромной массы дирижабля.
   - Господин капитан, - повторил фейнрих, - третий и четвертый баллоны вспороты снарядом. Они выбыли из строя. Пятый баллон имеет небольшую пробоину. Механик ее чинит.
   Командир продолжал смотреть на стрелку. Он крикнул:
   - Балласт!..
   Офицер машинально бросился было к рычагу, но вспомнил:
   - Стравлен весь.
   Он подозрительно посмотрел на командира, удивленный его непривычной забывчивостью. Его привел в себя окрик:
   - Какого черта вы мною любуетесь? Балласт! Офицер нерешительно взялся за рычаг балластной цистерны.
   - Дурак! - хлеснул командир и, бросив штурвал, подскочил к главному люку.
   Он стал срывать со стен снаряжение. Рванул столик с картами так, что отлетели петли и вогнулась переборка гондолы. В старике обнаружилась вдруг железная сила. Он хватал все, что попало, и швырял в люк.
   Фейнрих едва успевал действовать крышками[30]. Мимо него летела запасная одежда, бутыли с кислородом, грохнул алюминиевый ларец с провиантом.
   Пролетая, задел его по голове мягкий большой предмет. Уже захлопывая крышку люка, офицер осознал, что это был парашют.
   Следующий парашютный мешок упал на нераскрытую крышку.
   - Люк! - крикнул командир, держа над головой третий мешок.
   Фейнрих не шевельнулся. С его побелевшего лица на командира глядели расширенные страхом глаза.
   - Вы оглохли? - крикнул старик. Губы фейнриха дрогнули; срывающимся мальчишеским голосом он выдавил:
   - Парашюты по уставу...
   - К черту устав! - рявкнул старик, и люк поглотил зеленый мешок парашюта. Последний парашют командир бросил к ногам фейнриха.
   - За борт! - лаконически приказал командир и повернулся к штурвалам. Как сомнамбула, фейнрих нагнулся и столкнул мешок...
   Гроза смотрел: от дирижабля отделялись один за другим какие-то предметы и летели вниз. Он внимательно следил за тем, как это отзовется на снижающемся движении дирижабля, но оно не только не прекращалось, а, наоборот, ускорялось с каждой секундой. Дирижабль сблизился с планирующим самолетом Грозы и обогнал его в движении к земле. Теперь Гроза смотрел сверху на его широкую серебряную спину. Расстояние до этой спины увеличивалось. Гроза дал ручку от себя. Он не хотел отставать от дирижабля, хотя и должен был оставаться пассивным свидетелем его падения: ни одного снаряда, ни единой пули...
   Командир дирижабля смотрел на альтиметр. По мере выбрасывания вещей стрелка замедляла движение, но оно все же оставалось нисходящим. Нужно было во что бы то ни стало преодолеть инерцию корабля и уравновесить его хотя бы на этой высоте. Иначе он войдет в зону зенитного огня и при своих размерах сделается жертвой первой попавшейся батареи советской ПВО.
   В гондолу влез механик. Он едва держался на ногах и, прислонившись к переборке, долго стаскивал маску. Устало обернулся к командиру:
   - Пятый баллон починен, господин капитан.
   - Третий и четвертый?
   - Безнадежны.
   - Мне нужна высота.
   Механик безнадежно махнул рукой.
   - Уравновесьтесь хоть тут.
   - Все, что можно было стравить, - за бортом, - вставил фейнрих.
   - Нужны еще хотя бы сто кило, - сказал механик.
   - У нас нет ни грамма... - начал было опять фейнрих. Но командир сердито перебил его, повернувшись к механику:
   - На люк!
   - Есть на люк, - машинально ответил тот и двинул рычаг. Крышки опустились.
   Держась левой рукой за штурвал, командир повернулся в гондолу:
   - Живо! - бросил он фейнриху. Тот непонимающе оглянулся.
   - Прыгайте!
   Фейнрих в испуге попятился. Кровь отлила у него от лица:
   - Господин капитан... Мы же выкинули парашюты...
   - Прыгайте!
   Фейнрих в ужасе жался к стене гондолы. Как бы защищаясь, он выставил было руку, но вдруг быстро сунул ее в карман комбинезона и выхватил револьвер...
   Под пристальным взглядом старческих глаз фейнрих опустил руку. Его взор упал на спину механика, молча склонившегося над люком. Тощая фигура механика выражала беспредельную усталость. Казалось, он даже не замечает происходящего вокруг. Комбинезон оттопыривался горбом над выдающимися худыми лопатками.
   Фейнрих нацелился и выстрелил в эту сутулую спину. Механик упал головой в люк. Фейнрих потянул рычаг.
   Замедляя нисходящее движение, дирижабль уравновесился.
   Гроза поглядел вниз. Земля была хорошо видна. Черные массы облаков тяжелыми валами откатывались на юго-восток. Залитый ярким солнцем пейзаж был вырисован в деталях, как хорошая карта. Гроза пригляделся - местность незнакома. Он сравнил ее с картой. Не хотелось верить глазам: выходит, что он миновал над облаками советскую. границу. К сожалению, ошибки быть не может: вот этот узелок тонких паутинок на западе не что иное, как Ровно. Гроза прикинул: если начать сейчас пологое планирование, то есть слабая надежда дотянуть до своих. Но еще небольшая потеря высоты, и посадка в расположении противника станет неизбежной.
   Гроза повернулся к дирижаблю. Расстояние между самолетом и дирижаблем опять сокращалось. Гроза не мог сохранить его. Для устойчивости самолет требовал большей скорости снижения. Еще десять секунд, и Гроза пройдет мимо уравновесившегося дирижабля. Сквозь свист планирования он ясно различил гудение моторов дирижабля.
   Еще пять секунд, и дирижабль уйдет от него навсегда. Гроза уже видел, как шевельнулись огромные поверхности его рулей. Описывая плавную кривую, корабль ложился на северо-западный курс.
   Гроза дал от себя штурвал. Пение крыльев усилилось, перешло в резкий свист. Гроза шевельнул педали. На большой скорости истребитель обрел привычную управляемость. Легкое движение рулей, и нос самолета направился прямо. на широкую спину гиганта. Гроза поспешно выпустил колеса шасси и включил контакт.
   Прежде чем майор Павел Романович Гроза представил себе, как произойдет то, что он задумал, широкая спина дирижабля превратилась в необозримую серебряную плоскость...
   Гроза пришел в себя от свиста и боли в ушах. Он с трудом осознал, что произошло. Вращение падающего тела вызвало непривычное головокружение. Сделав несколько резких движений ногами, Гроза вышел из штопора и потянул кольцо. От рынка раскрывшегося парашюта лямки сдавили грудь и потянули подмышками.
   В стороне и выше себя Гроза увидел пылающий дирижабль. Он парашютировал, оставляя за собой струю густого черного дыма. Больше ничего Грозе не было нужно, он мог теперь спокойно рассматривать простирающуюся под ним местность, приглядывая место для приземления. Хорошо было бы миновать вон ту деревню и сесть на десной полянке, но это, вероятно, не выйдет. Придется сесть на сжатое поле за деревней.
   Приземляясь, Гроза попал в борозду и упал. Парашют тащил его по полю. Гроза попытался подняться, но свалился от острой боли в ноге. С трудом освободился от парашютных лямок и скафандра.
   От деревни полем бежали двое польских крестьян. Гроза сделал нечеловеческое усилие, чтобы встать. Это ему так и не удалось. Он на четвереньках пополз в сторону леса, но через минуту понял, что не уйти. Крестьяне быстро его нагоняли.
   Гроза сел. Преследователи приблизились. Один из них - тощий в изодранной свитке - снял шапку и заговорил на ломаном русском языке.
   - Пану летчику не тшеба[31] бояться. Пан с тамтей[32] команды, цо упадла з рана[33]?
   - Какая команда? - удивленно спросил Гроза. Крестьяне переглянулись.
   - Пан червоны[34]?
   Гроза не колеблясь ответил:
   - Да.
   - И пан не зна червоней команды, цо сядла на парасолях[35] в тых мейсцах[36]?
   - Когда?
   - На зожи[37].
   Гроза понял, что речь идет о десанте, но прежде чем он решил, как себя держать, со стороны деревни показался еще один крестьянин. Он на ходу делал знаки и что-то кричал.
   Поляки засуетились. Оказалось, к деревне подходит германская часть. Летчика нужно сейчас же унести в ближний лес. Там его спрячут, чтобы при первой возможности перебросить к Березно, куда села на "парасолях" советская команда...
   Над деревней сверкнули клубки шрапнели. Громыхнули разрывы. В ответ застрекотал пулемет, другой, третий. Граната взметнула черный столб среди поля.
   - Тикаем, бо то ваши бьют по герману, - крикнул крестьянин и подхватил Грозу под руки.
   Крестьяне, пригибаясь, потащили его к лесу. От боли Гроза потерял сознание...
   02 ч. - 05 ч. 19/VIII
   I
   С того момента как вторично раненный Дорохов передал командование Волкову, его собственная машина пошла за машиной нового флагмана.
   Командир эскадры лежал в рубке, лишенный сил, впадая время от времени в забытье. Он заставил надеть себе на голову, поверх белой чалмы бинтов, наушники радио. Не вмешиваясь в распоряжения Волкова, он старался не пропустить в них ни слова.
   Закончив составление сводки, капитан Косых мог снова следить за перекличкой флагманского самолета с колоннами и с землей.
   Разведывательный отдел штаба фронта сообщил, что им уловлена шифрованная передача немцев: по-видимому, противник знает о намеченном маршруте обратного движения эскадры. Он готовится отрезать ей путь.
   Приняв .под свою команду всю эскадру, Волков сделался еще осторожней. Он знал, что люди находятся на пределе утомления. Почти восьмичасовой полет с рядом напряженных боев не дался даром. Потери в людях и материальной части ослабили состав эскадры. Повреждения многих машин, большой расход огнеприпасов - все это понижало боеспособность.
   Взвесив все обстоятельства, Волков решил совершить обходное движение. Взяв к югу, он рассчитывал пройти под хвостом у брошенных ему наперерез сил противника. Но проверка содержимого баков СБД показала, что тогда не хватит горючего, чтобы дотянуть до собственной границы. Запасы топлива оставляли возможность возвращения домой лишь по кратчайшей линии - прямой.
   Естественной была в таких условиях попытка обойти заслон сверху. Ведя облегченные от бомб, огнеприпасов и топлива машины, Волков вполне мог рассчитывать на некоторое превышение над массой самолетов противника. Если отдельные типы истребителей и достанут его, то справиться с ними будет не трудно. Но флаг-инженер доложил, что и этот путь закрыт: расход горючего на набор нужной высоты превысит возможности эскадры.
   Волков передумал рад комбинаций, - все они упирались в одно и то же: топливо, топливо, топливо. Бригкомиссар продолжал упрямо изыскивать способ, который позволил бы достичь своего расположения с минимальными возможностями встретить врага. Сохранить жизнь вверенных ему людей, сохранить каждый лишний СБД для будущей работы - вот задача Волкова. Теперь, когда они не несут бомб и единственной их задачей является достижение своих аэродромов, было бы преступно не уклониться от столкновения в воздухе.
   Но, по-видимому, средств к тому, чтобы избежать встречи, все же не было, если не считать плана, противоречащего всем установившимся представлениям о .нормах воздушной войны и вождения больших авиасоединений.
   Обдумывая этот последний план, Волков предвидел, что командиры отнесутся к нему отрицательно. Трудность его выполнения усугублялась незнакомством с лежащей внизу территорией. Штурманы были бы поставлены в совершенно необычные условия работы.
   И все же он решился - флагманская рация передала по колоннам приказ: всем машинам перейти на снижающийся полет.
   Плавно теряя высоту, при крейсерских оборотах турбин, СБД приобретут скорость порядка 580 - 600 километров. При снижении, примерно, в 1/50 нынешняя семитысячная высота позволит с указанной скоростью пройти около 350 километров. Это будет как раз та полоса, где противник намерен встретить эскадру. Но так как противник рассчитывает на скорость СБД максимум 510 - 520 километров в час, то Волков пройдет зону намеченной встречи раньше, чем ожидают немцы. Если же этот расчет не оправдается и немцы будут уже на месте, остается еще шанс не быть замеченным патрулирующими на большой высоте истребителями. И, наконец, если, несмотря на благоприятные условия, немцы его все-таки заметят, - им придется вступить в бой с сбд, идущими на высоте не более двухсот метров. Иными словами, истребительные силы немцев будут лишены всякой возможности маневрировать по вертикали. Волкову останется защищать только верхнюю полусферу. Прифронтовую полосу зенитной артиллерии он пройдет без малого на бреющем полете. Во-первых, это даст ему шанс неожиданности, во-вторых, зенитные пушки будут почти бессильны ему повредить.
   Оставалось преодолеть одно большое препятствие - суметь провести эскадру "впритирку" к поверхности незнакомой гористой территории.
   В первой части расчеты Волкова не оправдались. Появиться в намеченной зоне раньше противника ему не удалось. Германские авиачасти были уже стянуты к району столкновения. Но, предполагая встретить СБД на обычной для них высоте семь тысяч, немцы старались держаться как можно выше и прозевали передовые части Волкова. Только сигналы наземного наблюдения обратили наконец внимание истребителей на идущие внизу СБД.
   Германские летчики бросились на обнаруженного врага.
   Они должны были во что бы то ни стало навязать большевикам бой, прежде чем те уйдут в свое расположение или под прикрытие высланных им навстречу истребителей. У немцев уже не было времени для выхода в бой на параллельных курсах. Нужно было использовать самую невыгодную атаку - из пике. Наблюдая сверху, да еще при боковом утреннем солнце, очень трудно было определить высоту полета СБД. Немцы стремительно пикировали на много численные отряды бомбардировщиков. Скорость их снижения доходила до 800 километров в час. Инерция, приобретенная аппаратами, была огромна. Слишком поздно офицеры увидели свою ошибку: большевики неслись впритирку к земле. Атакуя с огромными скоростями, немцы не имели возможности пройти мимо большевиков, - они неизбежно врезались бы в землю. Нужно было выйти из пике, не доходя до противника. Такой маневр делал невозможным сколько-нибудь действительный огонь. Между тем СБД имели возможность с наибольшими удобствами пользоваться своим вооружением.
   Германские командиры поняли это, но было уже поздно. Остановить низвергающиеся истребители не было возможности. Командиры отдельных отрядов попытались вовремя вывести свои части из безрассудной атаки. Резким маневром они вырывали машины в горку. Положение не оставляло места для элементарной осторожности. Следуя за командирами, летчики также резко выходили из пике. У некоторых машин от такой перегрузки, превысившей все разумные запасы прочности, разрушались крылья. При мгновенном переходе от скорости снижения в 800 километров к стремительному подъему тела людей оказывались прижатыми машинам с такой силой, что выдавливался металл сидений. У летчиков ломались позвоночные столбы. Покровы тела лопались от чрезмерного давления крови. Кровь хлестала из ушей. Внутренние органы в силу инерции смещались вниз с такой силой, что у многих легкие были смяты. Люди теряли сознание.
   Бешеный огонь ощетинившихся в верхнюю полусферу СБД завершал то, что начал неудачный маневр противника. Но немцы вовсе не считали, что первая неудачная атака решает дело и советскую эскадру можно оставить в покое. На их стороне было то преимущество, что летчики Волкова не могли переходить в преследование и вообще заниматься широким маневрированием. Они вынуждены были держаться принятого курса. Поэтому у немцев была возможность перестроиться и повести бой на параллельных курсах. При ограниченности остатков боеприпасов у Волкова это ставило советских летчиков в очень трудное положение; они должны были экономить заряды. Подчас немцам удавалось из-за этой экономии подходить на дистанции, которые прежде были бы для них безусловно смертельными. Но и это не давало им надежды одержать верх на СБД. Немцы скоро убедились в том, что им не удастся осуществить свой план уничтожения советской эскадры. К тому же истребители были крайне нужны германскому командованию на другом участке. К району расположения штаба и резервов южной ударной группы генерала Шверера приближались соединения советских десантных самолетов. Точная цель полета ТД[38] не была еще ясна немцам, но они стремились прервать их движение. Можно было предполагать серьезные задачи, возложенные на ТД: фронтовые силы красных ВВС приложили большие усилия для проведения ТД сквозь зоны местного воздушного сопротивления немцев. Все это заставило германское командование оторвать истребители от преследования Волкова.
   К этому времени обстановка на земле складывалась следующим образом: группа прорыва командарма второго ранга Михальчука, о которой ночью говорил Главком, атаковала фронт Шверера, в свою очередь готовившегося к прорыву. Шверер не успел осуществить свой план из-за того, что его танковый корпус и мотоциклетные пулеметчики были заперты красной авиацией в дефиле, служившем им накануне укрытием. Они не могли вырваться в поле и развернуться для боя. Шверер остался с одной моторизованной пехотой и с легкой "артиллерией прорыва". Теперь, когда Михальчук бросился на группу Шверера, сминая ее своими бронетанковыми фалангами, генералу оказалось нечем защищаться. Красная авиация продолжала держать его мехчасти взаперти.
   В штаб Шверера пришли тревожные вести. Передовые части группы смяты ударом Михальчука. Лишенная помощи бронесил, пехота начала отход. Пока еще он носит спокойный, планомерный характер, но если пехоте не будет немедленно оказана решительная поддержка...
   Шверер сжимал радиотелефонную трубку так, что склеротические вены на его руке набухли. Он доказывал требовал, просил. У командования не было средств дать генералу резервы в срок, который он считал решающим для всей своей операции, - два-три часа.
   Шверер прервал разговор на полуслове и, не глядя, швырнул трубку. Осколки эбонита разлетелись по столу.
   Это было выходом для старческого раздражения, но не для его ударной группы. Судьба ста двадцати тысяч отступающих солдат требовала немедленных решений, и Шверер решил: мехчасти должны быть освобождены любою ценой и брошены в бой. Шверер приказал во что бы то ни стало отогнать советскую авиацию, держащую взаперти германские бронечасти, и не давать ей возможности в дальнейшем приблизиться к злополучному дефиле, пока из него не выберутся танки.
   Генералу доложили, что к аэродромам 173 и 174 приблизились десантные самолеты большевиков. Шверер распорядился перенести штаб в фольварк к востоку от Березно.
   С крыльца штаба он смотрел, как от самолетов отделяются черные точки парашютистов. Во мгле утра, видны были сотни точек. Они стремительно падали. Ни одного раскрытого парашюта. Точно люди решили разбиться о поверхность земли. Но вот над точками раскрылись парашюты. Стремительное падение перешло в плавный полет. Противник спускался уверенно, выбирая направление.
   Шверер приказал бросить к местам приземления парашютистов кавполк собственной охраны и эскадрон связи, - все, что было под рукой.
   За спиной генерала началась суета. Никто не мог определить расстояние до места высадки. Указывались самые различные рубежи. Дистанции колебались между километром и пятью.
   Шверер пренебрежительно пожал плечами: офицер без глазомера - не офицер.
   Он взял карту из рук адъютанта. Выпуклый старческий ноготь выдавил на ней три четких креста - места предполагаемой им высадки трех головных десантных отрядов Богульного.
   Подали броневик, и Шверер уехал в сопровождении адъютанта.
   Шоссе сменилось проселком. Кончился проселок, перешли на луга. Потом пошла пахота. Лавируя между деревьями, броневик шел лесными прогалинами. Генерал приказал ехать к новому расположению своего штаба кратчайшим путем.
   - Мы. рискуем попасть в руки десанта, - сказал адъютант нерешительно.
   Шверер упрямо приказал ехать. Броневик продирался сквозь кусты, переезжал ручьи. Вдруг вся машина загудела от неожиданного грохота. Водитель поспешно опустил заслонку перед глазами. Стрелок захлопнул верхний люк. По броне резанула вторая пулеметная очередь.
   Броневик остановился. Командир машины, безусый офицер, внимательно присмотрелся и показал генералу на опушку леса: кустарник шевелился. Кустики двигались навстречу броневику. По броне снова стучали пули. Машина задрожала от выстрелов своих пулеметов. Оглушенный Шверер схватился за голову: грохот был нестерпим.