Шрайер Вольфганг. Неоконченный сценарий

   - Вы хотите сказать, что он был членом партии?
   - Точно сказать не могу. Поймите, ГПТ вот уже двадцать лет в подполье, откуда постороннему человеку знать...
   Неожиданно Кремп сказал:
   - Нам нужен консультант, способный объяснить детали происходящего. Не знаете ли вы человека, который мог бы помочь нам понять, что здесь у вас происходит, с точки зрения жертв произвола?
   Адвокат не ответил, ни один мускул на его лице не дрогнул.
   - Мы заплатим за это. Сделаем взнос в фонд вашего комитета...
   Бернсдорф понял: с помощью левого консультанта Кремп хотел сохранить в неприкосновенности дорогую ему идею фильма. Но Зонтгеймер был отнюдь не в восторге от этого предложения.
   - Вопрос не в деньгах, - заметил он. - Кроме всего прочего, мы обязаны с особенной осторожностью принимать пожертвования из-за границы... - И все же он решился. - Виктор Роблес, да, он вам подойдет. К тому же он говорит по-немецки, учился у вас. - И написал. на листке бумаги адрес'
   Выходя из кабинета, Кремп сказал:
   - Фишеру - ни слова! Если он пронюхает, что Кампано коммунист, то еще, чего доброго, перетрусит и протрубит отбой.
   В приемной Бернсдорф, к своему удивлению, увидел Лусию Крус. Ее отказ встретиться неприятно поразил его, но раз она пришла сюда, значит, потеряла кого-то из родственников и глубоко страдает. Он подошел к Лусии.
   - Что произошло? Кто-то из ваших сыновей?..
   - О чем вы говорите? Мои сыновья за границей.
   - Простите, но я полагал...
   - Пожалуйста, оставьте меня! Бернсдорф ушел, даже не попрощавшись. А ведь когда-то они были друзьями...
   На улице Кремп спросил:
   - Откуда вы ее знаете?
   - Она была моей переводчицей в Гаване.
   - И вы с ней заговорили? А если в приемной сидел шпик?
   - Шпик, знающий немецкий?
   - Полиции достаточно узнать, что вы вступили с ней в контакт. Мы на вражеской территории, если вам угодно, и обязаны думать обо всем. И прежде всего в этом наш долг перед людьми, о которых мы снимаем фильм.
   Бернсдорф промолчал. Похоже, Кремп прав. После аудиенции у министра просвещения он начал подозревать, что с какого-то момента они переступили невидимую черту. Они не просто шли по следам событий с камерой в руках, они уже начали влиять на ход событий, кому-то мешать... Его охватило безотчетное чувство, что они начинают запутываться в происходящем сегодня куда сильнее, чем он догадывается, и что добром это не кончится.
   В номере Фишера происходило что-то вроде пресс-конференции. Парни из "Эль Импарсиаль", "Эль Графике" и "Пренса Либре", крупнейшей ежедневной газеты, не желали отдавать такой куш одной "Ла Оре", и Фишер вел себя соответствующе.
   - Мы пересекли океан, чтобы снять фильм, который взволнует людей, воскликнул он с пафосом коммивояжера, рекламирующего туалетную воду. - Этот фильм, господа, начнется с землетрясения, а затем драматизм пойдет по возрастающей.
   Журналисты ухмылялись: он дает им готовые заголовки. Фишеру ставили ловушки. Кто-то спросил:
   - Это президентские выборы в Гватемале побудили вас снимать здесь криминальный финал?
   "Мы на вражеской территории", - вспомнились Бернсдорфу слова Крем-па. Кто из них пишет для газеты, а кто для полиции?
   - Лутц, - сказала Ундина, когда репортеры наконец разошлись. - Я нашла парня, который сыграет Кампано. Это Марселино Торрес, ему всего девятнадцать, но внешне - то, что нужно! Приходила еще одна девушка, ей двадцать три, и похожа она на газель, как ты любишь выражаться.
   Бернсдорф надул щеки, поняв, о ком говорила Ундина.
   - Послушай, завтра группа разделится. Мы с шефом поедем в Сакапу, так что на субботу и воскресенье он в твоих услугах не нуждается. Мы осмотрим места боев... А ты под присмотром Кремпа поплаваешь в озере Атитлан. Подходит тебе?
   Они попрощались в некотором смущении. Ундина сказала еще:
   - А все-таки ты хороший режиссер.
   Бернсдорф поднял голову, потому что в номер кто-то вошел. Лусия Крус! Вот. так, вдруг? Что ей нужно? Он предложил ей сесть.
   - Слушаю вас.
   - Я пришла поговорить о вашем фильме, - начала она едва слышно. - Я слышала, будто вы ищете исполнителей, непрофессионалов, на небольшие роли. Не могли бы занять мою дочь? Правда, Беатрис всего семнадцать, но тем герильерос было не больше.
   Он налил себе воды со льдом, во рту пересохло. Слишком все это неожиданно.
   - А вас не скомпрометирует знакомство со мной?
   - Я от политической деятельности отошла, господин Бернсдорф. Все это в прошлом. Как бы я иначе получила место в отеле... Тем более что Хасинта, моя старшая, с октября в тюрьме. Она была членом ГПТ... Но мне поверили, что я ничего о ее деятельности не знала. Что ж, она человек взрослый. Беатрис же пришлось оставить из-за нее школу. А ведь она действительно ни сном ни духом!.. У Беатрис в голове совсем другое: вечеринки, свидания, флирт. Но теперь этому пришел конец. Если она не найдет работы, ее вышлют из города.
   - Какую работу я мигу предложить? В лучшем случае, занятие недели на три.
   - Я вас очень прошу! Это важно! Она посещает вечерние курсы стенографии, с нового года Зонтгеймер обещал взять ее к себе.
   - А ваши сыновья?
   - Хосе убит, он был в Венесуэле... Артуро остался на Кубе, работает инженером на цементном заводе.
   О муже Бернсдорф спросить не решился. У него появилось чувство, что он впутывается в какую-то сомнительную историю. Но было и другое: воспоминание о Кубе, о Лусии и ее детях; самую младшую, очевидно, эту Беатрис, она приводила с собой на переговоры в "Гавану-Хилтон" - дома за ней некому было присмотреть. Нет, он обязан помочь ей хоть чем-нибудь. Душа У него еще не окончательно очерствела.
   - Спасибо, господин Бернсдорф. - Лусия судорожно пожала его руку. - И извините меня за вчерашнее. Я сама не своя...
   После ухода Лусии Бернсдорф принял душ, лег на диван и принялся листать уже порядком истрепанную книжку Кремпа в ядовито-зеленой обложке. В приложении к основному тексту было напечатано открытое письмо президенту республики господину Хулио Мендесу Монтенегро от доктора Роблеса - тою самого, адрес которою он получил от Зонтгеймера и с которым предстояло встретиться.
   "Господин президент! И конце прошлой недели неизвестные люди распространяли во время футбольного матча на стадионе "Матео Флорес" брошюры, где вновь грозили расправиться со многими представителями интеллигенции, в том числе и со мной. Призыв линчевать всех, чьи фотографии есть в брошюре, выражен следующим образом: "Народ Гватемалы, запомни лица предателей родины, преступных герильерос, и сообщи об их местонахождении органам безопасности, чтобы с ними можно было покончить!" Да не допустит судьба, чтобы на президента пало еще больше крови! Меня хотят убить, поскольку я, будучи интеллигентом и преподавателем университета, ощущаю ответственность за судьбу родной страны. Разве это не свидетельство распада, когда эти чудовища, эти мракобесы, в наше время размахивающие штандартами с фашистской свастикой, изрыгают варварские вопли: "Смерть интеллигенции!.."? С уважением, Виктор Роб-лес".
   Бернсдорф закрыл книжку. Эти слова человек, которому он собирается нанести визит, написал более четырех лет назад, при режиме сравнительно либеральном. Сегодня все обстояло куда хуже.
   В вестибюле своего дома Тони Толедо достал из шкафа с оружием револьвер 38-го калибра, проверил, действует ли сигнал тревоги и на постах ли охранники. Их ему предоставил не министр внутренних дел - в этом случае Толедо не чувствовал бы себя в безопасности, - а подобрали друзья. Кто готовится в Гватемале стать президентом, должен опасаться за собственную жизнь. Помнить об этом так же важно, как иметь многообещающую избирательную программу.
   У него в кармане лежал листок бумаги - настоящее объявление войны, о возможности которой недавно только поговаривали. Сегодня днем неизвестные сунули ее в руки сыну, выходившему из школы. На глазах охранников, ждавших сына у ограды! "ТОЛЕДО! ГВАТЕМАЛА БУДЕТ ВЫБИРАТЬ В МАРТЕ МЕЖДУ ПОЛКОВНИКОМ И ГЕНЕРАЛОМ. А ТЫ ВЫБИРАЙ СЕГОДНЯ: МЕЖДУ ЧЕМОДАНОМ И ГРОБОМ!" Ультраправые бандиты, как они смели подумать, что смогут выгнать его из страны! Толедо не запугаешь!
   Министр вышел в сад, полной грудью вдохнул аромат вечной весны. Ну куда годятся конкуренты? Кого они в состоянии убедить, у кого вызовут симпатии? Этот шимпанзе Матарассо, символ ненавистной народу полиции! А Риос Монтт, краса и гордость христианских демократов, делающих вид, будто он даже левее Толедо? Генерал, никогда не нюхавший пороха, да и изобрести его не способный...
   Плеча Толедо коснулись ветки бугенвиллеи, в свете уходящего дня мерцали лиловые цветки. Где еще ночь столь роскошна, столь богата запахами? Он подошел к эвкалипту. Здесь самое красивое и укромное место в его саду. Надо в оставшиеся одиннадцать недель сохранить спокойствие и выдержку, и тогда он - первый, самый могущественный человек в стране. Вступать с ним в открытую словесную дуэль соперники опасаются, отказываются от теледискуссий, чтобы их не высмеяли, - для них это все равно что нож острый...
   С жасминовых деревьев опадали лепестки, ветки спускались к нему, словно ласкаясь. Он приблизился к стене, отделяющей сад от соседнего. Что же, его дела пошли в гору. Киногруппа сослужила ему добрую службу: хотя пока ничего еще не сделано, эта возможность рекламы в национальном масштабе убедила руководство партии не подыскивать новой кандидатуры. Да откуда и взяться сопернику? Вчера Ридмюллер сказал, что американцы возлагают свои надежды на него.
   Толедо подошел к кирпичной стене. Вся ее поверхность была утыкана битыми бутылками, точно так же, как и со стороны сада Ридмюллера. Он взялся за ручку двери в стене. Иногда они с Ридмюллером навещали друг друга запросто, без церемоний. Ключи от калитки были только у них двоих. Но когда он нажал на окованную металлическими пластинами дверь, она с тихим скрипом подалась. У Толедо перехватило дыхание. Именно через нее и проник в его сад Кампано...
   Когда Толедо прикуривал сигарету, вокруг огонька зажигалки кружилась бабочка, руки дрожали. Неужели все повторяется? Неужели убийцы выбрали этот же путь? Да нет, это просто невероятно. Наверное, Ридмюллер просто забыл запереть ее, когда приходил просить за этих киношников... Нервы, нервы! Надо взять себя в руки! Конечно, при такой жизни мания преследования естественна. Вот чем приходится расплачиваться! Толедо повернул обратно. У эвкалипта мелькнула чья-то тень, но теперь он не испугался.
   - Дверь в стене не заперта, Пепе, - сказал телохранителю. - Нельзя во всем полагаться на соседей, надо проверять...
   Едва Бернсдорф вернулся в отель, Фишер пригласил его к себе.
   - Я прошелся по первым игровым сценам, - начал он строго. - И что же оказалось? Нет почти ничего из того, что щекочет зрителю нервы. Недостает человеческого материала, господин Бернсдорф. Что он за человек, этот ваш Кампано? Была у него невеста или подружка? Мстить он хотел или что другое? О чем мечтал, чего добивался в жизни?
   - Доктор Роблес был с ним знаком.
   - Кто это?
   - Бывший преподаватель университета, сейчас водитель загородного такси... Он с ним одного года рождения, ходил в ту же школу, в параллельный класс. Кстати, я хотел бы, чтобы Роблес играл Кампано.
   - Но ведь у нас есть для этого Торрес, - сказала Ундина. - Тип тот же: худощавое, удлиненное, с горящими глазами лицо. Торрес показывал мне фотографию Кампано из "Лайфа".
   - Откуда он узнал, что нас интересует Кампано?
   - Дружит с одним из телохранителей Толедо, тот ему и намекнул: похож.
   - А нам от этого Торреса какая польза? Нам нужна личность! Личность! А Роблес - личность. Придется только сделать его чуть помоложе.
   Обсудили список действующих лиц. Кроме Беатрисы Крус, Марселино Торреса и Виолы Санчес, в нем появился двадцатилетний индеец по имени Габриэль Паис.
   - Атлет! - сказала Ундина. - Кстати, в налете на виллу Толедо участвовал и индеец. А с твоим Роблесом команда у нас укомплектована.
   - При чем тут индеец? - воскликнул Фишер. - Нам необходима любовная история!
   - Герою не хватает партнерши, тут господин Фишер прав, - сказала Ундина и, извинившись, ушла в свой номер.
   Бернсдорф понял: Фишер размечтался, ему грезится успех в широком прокате, ему нужен кассовый фильм! Одобрив первоначальный замысел, шеф решил круто повернуть руль и взять художественное руководство на себя.
   - Самые опытные режиссеры прибегают сегодня к сильнодействующим средствам. Толедо рассказывал, что во время налета одну из девушек ранили и она попала в руки полиции. Мы не знаем, была ли она девушкой Кампано. Однако нам известно, что другая девушка, его подруга, эта бывшая "Мисс Гватемала", была впоследствии убита самым зверским образом. Разве из этого ничего нельзя слепить?
   - Вы считаете, что надо показывать зверства?
   - Я считаю, вам имеет смысл спросить Санчес, согласится ли она сняться в такой сцене. Правде жизни это противоречить не будет, а сборы нам обеспечит!
   - Чтобы она, раздетая, лежала в канаве?
   - Глупости! Неужели вы не в состоянии поставить сцену пыток? Детали ваша забота.
   - Здесь нам этого не снять. Что скажет господин Понсе, если мы покажем полицию с такой стороны?
   - Доснимем дома. Предложите Санчес экстрагонорар: три тысячи плюс путевые расходы...
   "Вот я и сказал ему, куда ветер дует, - подумал Фишер, когда Бернсдорф ушел. - К чему церемониться? Сказано - боевик, пусть будет боевик! А политический или какой другой, неважно. Лишь бы зрители на него сбежались, как на пожар!"
   Кремп вошел в номер к Бернсдорфу.
   - Если в фильме останутся сцены пыток и насилия, я уйду, так Фишеру и передайте! Насилие всегда было тайной движущей силой коммерческого кино. Особенно в финальных сценах - конфликт всегда разрешается насилием. Потому что герой агрессивен и вдобавок в нужный момент быстрее стреляет или сильнее бьет.
   - Наш герой не таков. Зачем тогда мы собираемся снять неудачи Кампано у "Формозы", в саду виллы Толедо?
   - Согласен. Но то, чего хочет Фишер, это схема. Нет,никакого низменного насилия, никакого секса на заказ вы от меня не дождетесь!
   - А что мы дадим зрителю вместо этого?
   - Насилие мы ему покажем, но это будет насилие власти, насилие сверху! Его будничное лицо, которое почти никем уже не воспринимается как насилие, а считается нормой.
   - Снять это будет неимоверно сложно!
   - Сложно, но необходимо. И важно для нас с вами, разве не так?
   Бернсдорф решил сменить пластинку; насколько он опытнее в вопросах чисто творческих, настолько Кремп чувствует себя увереннее в проблемах социальных и политических.
   - А откуда набралось столько исполнителей? - спросил он. - Где фрау Раух их нашла?
   - Искать особенно не пришлось, только выбирать. Тут о нас много говорят... Один даже пришел с вырезкой из "Лайфа", чтобы показать, что действительно похож на Кампано. Его зовут Торрес, и она его взяла.
   Кремп положил статью из "Тайма" рядом с фотографией из "Лайфа" - кроме этих двух снимков, у них никакого документального материала не было. Но, похоже, на снимках разные люди. На том, что из "Тайма", был снят хрупкий худощавый юноша в кубинской фуражке, с тоненькими усиками. Его называли "высокообразованным, хотя и малоизвестным вожаком герильерос". В статье говорилось о гибели на мексиканской границе руководителя МР-14 Йона Сосы, а Хуана Кампано представляли как "его наиболее вероятного преемника".
   Снимок из "Лайфа" был нечетким. Худой безбородый молодой человек стоял под деревом в джунглях в окружении восьми своих соратников. Подпись под снимком: "Вожак ФАР со своим штабом в Сьерра-де-лас-Минас".
   Бернсдорф спросил:
   - Откуда снимок у Торреса? Разве не рискованно носить с собой фотографию государственного преступника?.
   - Он горд своим сходством с ним/ Здесь к полиции относятся с презрением, а герильерос восхищаются! На роль полицейского нам пришлось бы еще поискать исполнителя, а герильеро хочет сыграть каждый.
   - Итак, мы начинаем переделывать мир, улучшать его! На деньги человека, которого в этом мире все устраивает.
   Лежа рядом с Виолой, Бернсдорф вспомнил слова Фишера, сказанные накануне.
   "Девушка из буржуазной, католической семьи... Играть на всех струнах... Не хватает человеческого материала... В налете на виллу Толедо участвовал один цветной... Неужели вы не можете поставить сцену насилия... Вы имеете полное право, это соответствует действительности". Он всегда слышал чужие голоса, когда предстояло раскусить орешек нового фильма.
   - Расскажи мне что-нибудь, - сказала Виола. - А я попытаюсь заснуть.
   - О чем рассказать?
   - Что-нибудь о себе. Откуда ты, где рос, ну что-нибудь.
   - Я вырос в предместье большого города, жил в доме рядом с кинотеатром, хозяином которого был отец моего школьного товарища. И пересмотрел все фильмы, тайком даже те, что для нас не предназначались. Больше всего мне запомнился первый цветной фильм, в середине тридцатых годов. Там один белый без всякой причины убил индейца. Убил и продолжал еще стрелять в него, мертвого уже - это меня ужасно возмутило. Я почти в деталях могу описать тебе эту сцену, а ведь прошло почти сорок лет. Наверняка этот фильм не был произведением искусства, но я понял раз и навсегда, каким может быть воздействие кино... Тебе правда интересно?
   - Еще бы!
   - После войны меня обуревали великие планы, и они осуществились Я стал ассистентом режиссера и помогал создавать фильмы о больших людях. О рабочих лидерах, между прочим, которые пытались предотвратить приход к власти нацистов. Это были ленты о больших, интересных людях! Длилось это недолго... Затем приходилось снимать всякую дребедень, пусть и ультрасовременную, и герои у меня все больше попадались из отбросов общества: гангстеры, продажные женщины, фальшивомонетчики.
   Он умолк.
   - Рассказывай, Лутц. Не так часто приходится встречаться с людьми, для которых деньги не застят белого света.
   - Кстати, киношники сами по себе лучше, чем их репутация. "Деньги уходят, а позор остается", - говорят у нас. Во,обще, каждый делает что-то не ради одних денег... И делают это, наверное, чтобы убедиться, живы они еще или нет.
   - Ты себе хорошо представляешь, чем вы тут рискуете? Вам полицию обмануть не удастся. Я уверена, за вами следят и лишь ждут момента, когда вы установите контакт с некоторыми людьми. Завтра...
   - Завтра мы едем в Сакапу, в бывший повстанческий район, - сказал он.
   Она не ответила, взяла с тумбочки сигареты.
   - Лутц, возьми меня с собой! Он дал ей прикурить. В такси Роблеса места хватит, но нельзя же увечить Фишера от Ундины, а самому..
   - Зачем тебе туда? В Сакапе ужасно жарко.
   - Сакапа. Кому нужна Сакапа! Возьми меня в Германию, когда вы отсюда уедете... - Голос ее дрогнул.
   В рассеянном свете занимающегося утра он видел ее профиль и ощутил вдруг то же смутное, тягостное чувство, как и в разговоре с Лусией Крус после ее просьбы. Он понимал, что Виола с ним не до конца откровенна. Что он вообще о ней знает? У нее неприятности, но говорить о них она не желает; пусть так, надо уважать чувства других. Здесь чужая страна, и люди остаются чужими и непонятными, даже когда с ними сближаешься... Откуда он набрался смелости изображать их жизнь?
   В это субботнее утро майор Понсе корпел над годовым отчетом. Есть три варианта отчета: первоначальный, сокращенный и составленный им лично. Но Матарассо до сих пор не подписал тщательно отшлифованный последний вариант! Конечно, полковник прав, отчет слишком прямолинеен, в нем недвусмысленно говорится, что пока не удалось покончить с активностью подрывных сил в Сьерра-де-лас-Минас и в Сьерра-Мадре. Там, в департаменте Сан-Маркое, группа герильерос то и дело ускользала из рук карателей, переходя мексиканскую границу. Дикие джунгли и безлюдная гористая местность не давали возможности продолжать преследование.
   Не забыл Понсе отметить и наиболее тревожный факт, подтверждаемый документальными данными за несколько последних лет: хуже всего с общественной безопасностью обстоит в столице. Сьюдад-де-Гватемала, город, в котором жило более девятисот тысяч человек всех цветов и оттенков кожи. всех социальных слоев, с его двумястами тысячами домов и хижин и десятками тысяч автомашин, в которых можно было перевозить взрывчатку или переезжать с места на место, - этот город представлял собой идеальное убежище и питательную среду для герильерос.
   Понсе положил папку на стопку других материалов для заключительного отчета: да, сизифов труд. Две трети полицейских сил сосредоточены в столице, и оставшихся не хватает, чтобы защитить двадцать один провинциальный город; о сельской местности и говорить нечего.
   Он вздрогнул, когда по селектору прозвучал гортанный голос капитана Торо:
   - Майор, тут явился один агент... Утверждает, будто Хуан Кампано в городе! И вроде бы он собирается провернуть одно важное дело!
   Понсе приказал привести агента. Этот доносчик, которого Торо втолкнул в кабинет, будто он был арестованным, оказался старым знакомым майора. Звали его Фелиппе Корда, он был профсоюзным функционером на большом металлургическом комбинате, строительство которого еще не завершилось.
   - А ну, повтори! - прикрикнул на него Торо. - Открой пасть! Кто тебе рассказал эту мерзость?
   От крика Торо у доносчика отнялся язык, и он с трудом выдавил из себя:
   - Два источника... Два надежных человека, я им доверяю...
   Запинаясь, Корда поведал, что по комбинату ходят слухи, будто Кампано вернулся и готовит перед выборами "мощнейшую штуку".
   - Какую "штуку"? - крикнул Торо. - Выражайся яснее!
   - Покушение, господин капитан. Покушение на одного из кандидатов.
   - На одного?! На кого? Имя называли?
   - Извините... Да... Но все это как-то странно...
   - Выкладывай! - Торо побагровел. - Только это и важно, идиот!
   - Ну да, они говорят... Тони Толедо...
   - Глупец, осел! - бушевал Торо. - Ты считаешь Кампано таким болваном, что он решил убрать самого слабака? Он из-за него и пальцем не пошевелит, ради такого ничтожества жизнью не рискуют!
   Капитан был настолько разъярен, что невольно выдал доносчику объективную информацию, а это противоречило основным правилам политической полиции; Понсе оказался вынужденным отослать его, В случаях, требовавших остроты ума, полагаться на Торо было бессмысленно.
   - Садись, Фелиппе, - сказал он. - Успокойся, подумай. Может быть, вспомнишь какие-то подробности.
   Понсе тоже размышлял. Кампано в городе? Возможно. Его цель - Толедо? Тоже не исключено. Он однажды уже покушался на него. И, если подумать, Толедо наиболее "достижимая" цель: у него только собственная личная охрана, от государственной он высокомерно отказался.
   Почему вдруг об этом говорят на комбинате? Если бы ему сказали, что о Кампано говорят в университетских кругах, городская молодежь, он скорее поверил бы. Но верить или не верить - вопрос один, а проверить - другой!
   Тут Корда сказал:
   - Да, вспомнил: говорили еще об одной журналистке... и еще об одном бывшем доценте университета. Они прибыли вместе с ним, с Кампано!
   Понсе чуть не расхохотался. Теперь все ясно. Ложная тревога! Слух возник из-за фильма, из-за запланированной в саду Толедо сцены. Журналистку звали Санчес, доцента Роблес, а пролетарии приняли это воспроизведение давнишнего события за нечто реальное... Он отпустил Корду.
   - Я зря потерял время! - сказал он Торо.
   - Свинство! А ведь он наш надежный доносчик, майор, наше доверенное лицо.
   Зазвонил темно-зеленый телефон; Понсе снял трубку и услышал сонный голос Матарассо:
   - Камило, этот парень начинает меня беспокоить. Его партия отказалась менять кандидатуру! Вчера мы послали ему коротенькое предупреждение, и знаешь, что он сделал? Ничего!.. Никакого внимания, вроде бы и не получал его! Вместо того чтобы снять деньги со счета и бежать, бросается в объятия этих немцев и собирается сняться у них, ты знаешь? Его надо успокоить! Подумай как.
   Понсе не мог не услышать скрытой угрозы.
   - Я как раз этим занимаюсь, полковник, - сказал он.
   - Вот как? Я в восторге. За немцами по-прежнему идет слежка?
   - Разумеется. Я даже внедрил к ним двух своих людей.
   Понсе хотел было объяснить подробности - это внедрение было продумано и осуществлено безукоризненно. Но Матарассо тонкости не интересовали, он хотел лишь знать, чем занимаются немцы.
   - Двое у Ридмюллера на озере, полковник, а двое поехали к Вилану в Сакапу.
   - К Вилану? Странно!
   - Он, как обычно, хочет показать "План Пилото" в действии. Но я позвонил ему и предупредил, с кем он имеет дело.
   - Ну, хорошо, Камило. Не забывай о главной проблеме!
   Едва успел Понсе положить трубку, как родилась великолепная мысль. Он поглубже уселся в кресле, сложив кончики пальцев рук. Что-то глухо клокотало в нем, становясь все более и более осязаемым, - нити Матарассо сплетались с пряжей Корды... И вдруг он увидел картину в целом, сотканную из хитрости и интуиции. Вот она, спасительная идея! И, как каждый классический план, он решал несколько задач одновременно. До сих пор Понсе лишь смутно представлял себе что-то подобное: если в эту киногруппу подослать своих людей, можно будет скомпрометировать Толедо. Например, арестовав их в его присутствии, в его собственном доме, перед телекамерами. Обычно чего-то похожего оказывалось за глаза довольно, чтобы кандидат выбросил белое полотенце. Такова была исходная мысль.
   Но теперь, когда министр пренебрег предупреждениями и настоял на выдвижении своей кандидатуры, бросая вызов им всем, осталось одно уничтожить его физически. Убить! У двух исполнителей мелких ролей будет во время съемок оружие с боевыми патронами, и они убьют Толедо; ничего другого он не заслужил. "Группа Кампано" действительно совершит налет, причем с совершенно другим эффектом, чем несколько лет назад! Он, Понсе, предоставит убийцам машины для бегства, деньги, а потом переловит поодиночке всех, кто связан с этим делом прямо или косвенно... В глазах всего мира Толедо окажется главным виновником трагедии: зачем он покровительствовал этим киношникам из Германии, почему отказался от государственной охраны? Зачем он вообще заигрывал с левыми? Нет, в своей смерти он виновен сам, каждый скажет. И, значит, не будет у Толедо ореола мученика.