Шрайер Вольфганг. Неоконченный сценарий

   Майор даже дыхание задержал, пораженный своей идеей. Он может повлиять на судьбу страны! Если план увенчается успехом, победе Матарассо на выборах ничто не помешает, а он, проложивший генералу дорогу, займет теперешний пост Матарассо. Подполковник Понсе, главнокомандующий силами безопасности и заместитель министра внутренних дел! Им не может не повезти, ведь все средства для этого в его, Понсе, руках.
   Бернсдорф высунул руку в окно машины. Солнце раскалило крышу; у Эль-Прогресо они достигли Рио-Гранде, но жара сделалась невыносимой. Никто не произносил ни слова. Эта дорога была частью трансконтинентального шоссе, соединявшего тихоокеанский порт Сан-Хосе с Пуэрто-Барриосом на берегу Карибского моря. Виктор Роб-лес мог проехать по ней с закрытыми глазами; его большие руки небрежно лежали на руле.
   Пока они еще спускались в долину, доктор Роблес рассказывал о Кампано: о проделках в школе, о драках, о его влюбчивости. Бернсдорф и сам был таким в школе. Кампано. Бледный, веселый мальчишка, находчивый и изобретательный, пользовавшийся поэтому любовью товарищей, хотя в классе многие ребята были посильнее. Первые демонстрации. Обычно шли к кадетскому училищу: армию не то чтобы не любили, а даже ненавидели, и кадетов всячески высмеивали; по дороге били пару окон в "эскуэла политекника", спецшколе для детей из богатых семей. Все начиналось достаточно безобидно.
   - А правда, - спросил Бернсдорф, - что Кампано был коммунистом?
   - Да, после возвращения с Кубы, - ответил Роблес.
   Он не был застегнут на все пуговицы, как вчера, при первом знакомстве, но в глазах Бернсдорфа походил скорее на крестьянина, чем на интеллигента.
   - Не забывайте, вооруженное сопротивление, и особенно в столице, вела ГПТ и больше никто.
   - Кампано пришлось как-то проявить себя, прежде чем его приняли?
   - Конечно! Партия настаивала на том, чтобы кадры ее выковывались в борьбе.
   - Но ведь не обязательно в вооруженной?
   - А в какой же еще? - Роблес сухо рассмеялся. - Конечно, партийная молодежь не обязательно уходила в подполье. Возьмите, к примеру, агитационную работу. Или наклеивать листовки... Или писать лозунги на стенах домов. Риск не меньший! Связь! Кроме этого, подыскивать надежные явки в городе и в предместьях, заботиться о транспорте. По сути дела, молодежь сама хотела понюхать пороха, причем своего, а не полицейского. С чего начать? Отправлялись в Национальную библиотеку, почитывали литературу по этому вопросу.
   - Вы в то время с Кампано встречались?
   - Да, дважды. Поначалу он жил еще полулегально, а потом уже нет. Во время второй встречи он как раз собирался уйти в глубокое подполье. А впоследствии, если верить слухам, он организовал на противоположной стороне Сьерра-де-лас-Минас новый фронт сопротивления.
   - И чего он от вас хотел?
   - Ничего конкретного. Его партия считала важным поддерживать всевозможные контакты. Члены партии, соблюдая меры предосторожности, конечно, должны были восстановить старые связи... А второй раз, незадолго до моего отъезда в Европу, он приехал со мной попрощаться. Но не ко мне домой. С тех пор прошло девять лет, но я отлично помню, с какими сложностями была связана наша встреча. Его прикрывала целая группа. Оно и понятно: полиция охотилась за Кампано.
   - Кстати, где они доставали взрывчатку?
   - Иногда из армейских запасов, иногда на рудниках. Они охотно брали там "депарит", это такая клейкая масса, которой можно придать любую форму, на удары и сотрясения она не реагирует, взрывается только после электрического импульса, так что случайности исключены.
   Бернсдорф спросил:
   - О чем вы говорили во время последней встречи?
   - Больше говорил он. В тот раз Кампано произвел на меня впечатление человека, абсолютно уверенного в успехе своего дела. Тогда им действительно многое удавалось. Агенты службы безопасности, особенно шпики, боялись герильерос как огня. С помощью простых ручных гранат они взорвали три военных самолета - в то время это была десятая часть всех ВВС. Тренируясь "на макете", как они это называли, готовились даже штурмовать Дворец конгресса. Верные своему принципу учиться не только по книгам, проводили учения в условиях, близких к реальным... Но этого своего намерения они не осуществили. Кампано сказал мне тогда: "Если мы хотим победить нашего общего врага, мы должны воспитать боеспособный авангард". Он чувствовал себя на высоте требований времени.
   Доктор Роблес умолк. "Занятный человек, - подумал Бернсдорф. - Не боец, но из сочувствующих. А при определенных условиях может стать бойцом". С момента их первой встречи Бернсдорф испытывал к Роблесу полное доверие будучи, конечно, под впечатлением его открытого письма к президенту.
   За Кабаньясом свернули с главного шоссе вправо, неподалеку от Сакапы их остановили.
   - А тебя я знаю, - сказал сержант, которому Роблес предъявил документы. - Мы ведь с тобой встречались, а?
   - Нас ждет синьор Вилан из американской экономической миссии, он в курсе дела.
   - Ты разве не был в моей строительной колонне?
   - Если вы позвоните в Сакапу, вам подтвердят, кто мы такие.
   Сержант ушел с документами в руках. Чтобы не задохнуться в машине, все вышли.
   - Похоже, места здесь не вполне безопасные, - сказал Фишер.
   Роблес отмахнулся:
   - Эти контрольные пункты остались с шестидесятых годов. Надо же чем-то занять жандармов.
   - Пойду подгоню их. - Фишер, тяжело ступая, направился к полицейскому бараку.
   Бернсдорф спросил:
   - Вы этого человека знаете?
   - Возможно, он знает меня. Я участвовал в строительстве дороги, в конце шестидесятых. Тогда мне было полезно исчезнуть из города.
   Бернсдорф поморщился: что-то кольнуло в области диафрагмы. А Роблес спросил:
   - А вы не подумали о том, что полиция может подставить вам ногу? Понсе заставили вернуть вам аппаратуру, а полицейские - люди обидчивые и злопамятные. Я бы на вашем месте ждал их ответного хода... Кто остальные исполнители ролей?
   - Журналистка из "Ла Оры", она нам во многом помогла, дочь женщины, которую я знаю по Кубе; потом безработный по фамилии Торрес, похожий на молодого Кампано, и, наконец, индеец по имени Паис.
   - Кто нанял двух последних?
   - Фрау Раух.
   - И что ей о них известно?
   - Наверняка очень мало. С предложениями явилось человек десять, она выбрала наиболее подходящих...
   Рубашка прилипла к телу Бернсдорфа: в эту богом забытую долину ветерок, как видно, не заглядывает.
   - Вы полагаете, полиция подослала нам Торреса и Паиса?
   - Кто знает. Такие попытки она делает часто, и любит подсылать двоих, чтобы сравнивать потом отчеты. Зачастую эти двое друг с другом не знакомы.
   - Ну ладно. С кого начнем? - Бернсдорф ухмыльнулся. -.А начнем-ка с вас.
   - Ко мне вас направил Зонтгеймер.
   - Разве я могу быть уверен в Зонтгеймере?
   - Вы читали мое открытое письмо.
   - Оно четырехлетней давности. Вас уволили со службы, вы работали на строительстве шоссе; может быть, как арестант? Может быть, под угрозой пыток вы изменили своим убеждениям?
   - Допустим, вы не хотите исключить из числа подозреваемых даже меня. Если следовать дедуктивно-логическому методу... И все-таки вы должны мне доверять. Другого выхода у вас нет, если мои подозрения не беспочвенны.
   Вернулся Фишер. Рубаха расстегнута до пупа, штанина над протезом потемнела от пота.
   - Они действительно созванивались, - сказал он. - Но не с экономической миссией, а с военной... Что вы так приуныли, господа? Вы чем-то обеспокоены?
   Роблес сел за руль, включил мотор, а Бернсдорф сказал:
   - Не исключено, полиция подложила тухлое яичко в наше гнездо. А когда это выяснится, разразится скандал.
   - Нам только того и надо, скандалы тоже двигатель торговли!
   Бернсдорфу вспомнилось предупреждение Виолы: она, как и Роблес, намекала на какие-то шаги полиции.
   - Не нервничайте, - сказал Фишер. - У нас появились здесь влиятельные покровители. С человеком вроде Вилана портить отношения Понсе не станет. Или как там этого кока-кольного майора зовут?.. Не забывайте к тому же о Ридмюллере и Толедо!
   Они проехали покрытый пылью щит с надписью САКАПА. Белые кубики домов, солнцепек. Да, их предупреждают вторично, а Фишеру все нипочем, кроме финансовой стороны вопроса. Продать фильм, да подороже, а там - трава не расти. Прет вперед, как бульдозер. Под Монте-Кассино в окопах сидел, золотой "Немецкий крест" получил - над такими солнце не заходит.
   Они сидели на берегу озера. Поэтичный закат, тихий плеск волн, аромат душистых плодов из сада; вдали в зеленовато-синей дымке виднеется вулкан Сан-Педро, над лысоватой вершиной кратера розовое облачко.
   Кремп осторожно завел разговор о том, как Ридмюллер попал в плен к герильерос.
   - Охрана моя ничем помочь не сумела, ее разоружили. Я и не подумал сопротивляться. Опасно! Но что удивительно: в виде выкупа они потребовали от фирмы восстановить на работе всех уволенных горняков и принять столько новых, сколько мы собирались со временем взять. Откуда они об этом узнали?..
   - В письме, которое вы написали руководству фирмы, есть такие слова: "Я верю, что герильерос сдержат свое честное слово". Вам этот текст продиктовали?
   Днем, за обедом, Ридмюллер, хвастаясь своим героическим прошлым, показал им несколько документов. Об одном из них Кремп и говорил.
   - Нет. Это мои собственные слова.
   - А ведь обычно вы называете их бандитами.
   - В моих глазах они бандиты и есть. - На лбу Ридмюллера появилась складка.
   - Но вы верили, что они сдержат свое честное слово?
   Глаза Ридмюллера остановились на Ундине.
   - Когда один из них, может быть, ваш Кампано, сказал: "Мы даем вам честное слово гватемальских революционеров", - меня это убедило. Они вполне могли обращаться со мной куда хуже, ведь в их глазах я кровопийца, эксплуататор, но они и волоска на моей голове не тронули. Я много раз спорил с ними. Они объясняли мне, что с их точки зрения должно измениться в Гватемале: почти все! Я возражал, но они вели себя корректно.
   - Мы хотим в своем фильме поставить вопрос: могут ли люди чести быть убийцами? А если нет, значит, герильерос - бойцы, солдаты на полях гражданской войны?
   - Сами они в этом убеждены. И, признаюсь, временами у меня складывалось впечатление, что так оно и есть. Мне хотелось верить в их чувство чести, в их человечность, ведь от этого зависела моя жизнь. И я не ошибся... - Понизив голос, он обращался уже к одной Ундине. - Местность, где меня держали в плену, была окружена правительственными войсками. Наши судьбы странным образом переплелись: они в окружении, а я у них в плену. Под конец я даже желал им удачи... Одной из девушек я пожал руку и сказал: "Надеюсь, вы пробьетесь, амига".
   Спустилась ночь, в саду зажглись разноцветные лампочки. Кремп нажал на кнопку магнитофона, спрятанного под курткой. Самому ему никогда бы таких признаний из Ридмюллера не выудить. Все это Ридмюллер выложил только ради фрау Раух.
   - Это было с вашей стороны весьма порядочно, - проговорил Кремп ледяным голосом. - Однако с тех пор ваша шкала ценностей вновь претерпела изменения. Амигос опять стали для вас бандитами.
   Красноватое лицо Ридмюллера застыло.
   - Все мы черви, молодой человек, вы же, как видно, хотите быть светлячком.
   Он поднялся.
   - Прошу меня извинить, милостивая госпожа, день сегодня был долгим. Комната вам понравилась? Тогда пожелаю вам спокойной ночи.
   Поклонился и ушел.
   - Зачем вам это понадобилось? - спросила Ундина. - Такими друзьями не разбрасываются.
   - Ридмюллер мне не друг.
   - Но нам-то он помощь оказывает; что вы с ним все спорите, по возрасту он мог бы быть вашим отцом...
   - Да, и есть даже сходство. Не внешнее...
   - О съемках на никелевом руднике забудьте! Не думала, что вы способны зайти столь далеко: мы рискуем уехать отсюда с пустыми руками...
   В дверь комнаты Кремпа постучали, и перед ним предстала фрау Раух с мокрыми после душа волосами.
   Кремп вскочил с постели.
   - Что случилось? Вас... побеспокоили?..
   - Можно сказать и так. - Вид у нее был какой-то опустошенный. Сначала Ридмюллер позвонил, сделал вид, будто желает извиниться за преждевременный уход. А потом явился собственной персоной.
   - И что?.. - Кремп достал из шкафа тонкое шерстяное одеяло, подошел к ней.
   - Сделала ему некоторые авансы, а что мне оставалось?
   Стуча зубами и дрожа всем телом, она присела на его постель.
   - Меня знобит. Понервничала я порядком...
   - Пожалуйста, укутайтесь... - Он протянул Ундине одеяло. - Если вы чего-то опасаетесь, давайте поменяемся комнатами.
   Она подняла голову. Кремп не смог бы объяснить точно, каким был ее взгляд: злым, презрительным или зовущим.
   - Это не я, это вы боитесь, - проговорила она до неузнаваемости понизившимся голосом.
   - Может быть, вы все-таки останетесь у меня? - тоже совсем тихо, в тон ей, предложил Кремп и даже покраснел, досадуя на двусмысленность собственного вопроса.
   - Это уж тебе виднее...
   Со стороны озера подул ветер, озеро глухо зароптало. Вот резкие порывы ветра засвистели поверх пальм, и ветви затрещали, будто охваченные огнем.
   - Ундина, Ундина, - шептал Кремп, обнимая ее. - Мне так хорошо с тобой... Я никогда и не думал, что бывает так хорошо...
   Уже почти засыпая, Ундина сказала:
   - А помнишь, Хассо, нашу первую встречу? Эта машина в снегу... Ты ее не заметил? Перевернувшаяся машина... Не будь ее, мы бы сюда не попали. Я проехала мимо, и меня совесть замучила. Только поэтому и взяла тебя в свою машину - внешне ты особого доверия не вызывал.
   - Еще бы не помнить! Это ведь был мой "порше", а в нем мои товарищ, мертвый. Он не удержал руль на повороте. - И он рассказал ей об истории в Бремене, о бегстве, обо всем. - Теперь ты знаешь, почему мне не терпелось уехать. "Оказание помощи лицу, официально разыскиваемому полицией", ну и все такое.
   - Зачем ты это мне рассказал? Я и так знаю. И не притворяйся: ты не потому взялся за это дело, чтобы былое поскорее быльем поросло. У тебя есть цель в жизни. Ты не хочешь думать, что твой товарищ погиб зря. И поэтому ты ищешь Кампано.
   - И это тоже.
   - Я в тебе ошиблась, Хассо. Я принимала тебя за теоретика, а ты, оказывается, человек дела...
   Конвой состоял из трех "джипов", набитых солдатами в видавших виды комбинезонах цвета хаки. За рулем первого сидел Ральф Вилан, посадивший рядом Фишера и обращавшийся с ним как с почетным гостем. Во втором устроились Бернсдорф и Роблес. Бернсдорф никак не мог'сообразить, для чего понадобилась третья машина с тяжелым пулеметом и шестью гватемальскими военными полицейскими в пятнистой форме американских рейнджеров. Вчера охраны не было, значит, ее появление имеет какую-то связь с конечной целью поездки. Но какую, если в сьерре все спокойно? "Таков порядок, - объяснил Вилан. - Для зарубежных гостей выделяется специальная охрана - это приказ, отданный в 60-е годы. А приказы военных не так легко отменить".
   На листьях кустов и траве лежали еще капли росы, но дорога пылила, и "джипы" соблюдали интервал. Исполинские кактусы отбрасывали длинные тени. В этой степи, объяснил Роблес, произошло одно из двух самых серьезных сражений "банановой войны" 1954 года. Свое опороченное имя компания поспешила сменить, называется теперь не "Юнайтед фрут", а "Юнайтед брэнд" и поставляет на мировой рынок бананы марки "Чикита"...
   - Здесь, на этой дороге, которая была жизненным нервом восстания, сказал Роблес, - стоял Галло Гиро, крестьянин, герильеро в прошлом. После одного из маскированных налетов авиации он перебежал к противнику. Стоял у контрольно-пропускного пункта с опущенным на лицо капюшоном и выдавал всех, кто осмеливался нести в горы продовольствие и медикаменты. Однажды он узнал в человеке, выдававшем себя за сельского врача, своего бывшего команданте Хуана Кампано. Это случилось в начале 1968 года, когда Кампано, сбривший бороду и усы, явился в столицу и в ответ на убийство своей подруги застрелил полковника Уэббера, начальника американской военной миссии. Неизвестно почему, но Галло Гиро не осмелился выдать Хуана Кампано. Впоследствии это выяснилось, и за "содействие противнику" его предали военному суду. Когда зачитали смертный приговор, Галло Гиро плюнул судьям в лицо, выкрикивая лозунги герильерос, снова стал прежним смельчаком, каким был все время, пока напалм не деморализовал его... Его застрелили на месте.
   Бернсдорфу сделалось не по себе. Да, не бывает освободительной борьбы без стойкости и героизма ее бойцов, как не бывает ее и без кровавого предательства. После предупреждения Роблеса ему часто приходила в голову мысль о предательстве, и то, о чем рассказывали, он воспринимал уже не только как драматургический материал, детали для возведения здания фильма, а относил это к самому себе. Со вчерашнего дня он считал, что группе угрожает опасность. Пусть подозрение было и неясным, смутным, неизвестно на чем основывающимся. Поверить в него до конца трудно, это как бы игра ума, когда не знаешь, где кончается действительность и начинается фантазия... Спросил:
   - Как вы думаете, какие планы могут быть у полиции? Выяснить, что мы действительно снимаем?
   - Это им наверняка известно. Насколько я знаю майора Понсе...
   - Вы с ним знакомы?
   - Страна у нас маленькая, и люди с определенным общественным положением не могут не знать друг друга. Конечно, он знает меня лучше, чем я его, у него заведено на меня досье... Трудно сказать, что он задумал; важно скомпрометировать Толедо.
   - С нашей помощью?
   Роблес кивнул.
   - Вы были на Кубе, он это знает. Не следует недооценивать возможностей нашей уголовной и политической полиции... Понсе просто арестует тех, кого внедрил к вам. Арест в саду министра - это в его стиле. Тем самым с Толедо как с кандидатом будет покончено. А вас вышлют за поддержку подрывных элементов.
   - Что вы посоветуете?
   - Необходимо проверить ваших исполнителей. Поедемте прямо к ним домой. И если возникнут малейшие подозрения, отказывайтесь от их услуг и найдите замену.
   Довольно убедительно. Бернсдорф потирал виски. Они пригласили Роблеса на фильм как консультанта и исполнителя роли Кампано; какую же роль он играет в действительности? О себе Роблес рассказал мало, слишком даже мало, по его, Бернсдорфа, понятиям.
   - Я возьму на себя обоих мужчин, - услышал он голос Роблеса. - А с Санчес и с малышкой КРУС или с ее матерью переговорите сами.
   "Всегда мне достаются женщины, - подумалось Бернсдорфу. - Только на сей раз в этом ничего веселого нет". Считая себя достаточно проницательным, он привык тем не менее полагаться на чувства, на ощущения. Он инстинктивно поверил Виоле и Лусие, как и Роблесу, но что ему о них известно? Глядя в затылок водителю, представил себе, что интуиция подвела его. Что, если один из трех его перехитрил?
   - Мне вдруг показалось, что шофер понимает нас.
   - Он и испанского толком не знает, где уж ему понимать немецкий?
   - Ну ладно, это я разнервничался. Мы вот что сделаем: перенесем день съемок, устраивает это министра или нет.
   - В его интересах, чтобы съемка состоялась. Толедо поймет нас.
   - Значит, в отличие от Кремпа вы его фигляром не считаете?
   - Нет, он - актер, но человек смелый и даже имеющий программу действий. Гражданские права для него не только оружие в избирательной борьбе. Он относится к ним серьезно. Хотя бы по той простой причине, что хочет выжить сам.
   - Можно было бы найти способ попроще. Зачем так рисковать?
   - Разве вам неизвестно, что такое власть? А власть главы государства здесь почти не ограничена. Кроме того, президент получает самый высокий оклад среди всех высокооплачиваемых государственных чиновников. Так что игра стоит свеч.
   Пыль в сьерре улеглась, воздух сделался нежным, шелковистым, и пока Вилан, включив вторую скорость, вел "джип" в гору, он рассказывал Фишеру о партизанской воине.
   - Когда я прибыл сюда, - рассказывал Вилан, - сьерру от партизан в основном очистили, оставалось провести "косметические" операции. Несколько групп укрепились вон там, в горах, и пока мы наводили порядок в сьерре, они спускались и мешали нам. Мне хотелось выяснить, с чего здесь все началось чтобы понять, как с этим покончить. Вы меня понимаете, ведь вы были солдатом?
   - Десантником.
   Фишер никогда в объяснения не пускался, он не из тех, кто любит поразглагольствовать о пережитом. Сказал "десантником", и хватит. Он понимает других солдат, разбирается в ходе военных действии! "План Пилото" воспринимает как человек мира рекламы, а партизанскую борьбу - как старый вояка.
   - Кое в чем мы сами виноваты, - продолжал Вилан. - Мы открыто использовали Гватемалу как трамплин для прыжка на Кубу. Наши военизированные лагеря для кубинских "гусанос" бесили здешних молодых офицеров. В ноябре шестидесятого в столице восстала казарма "Матаморос" во главе с полковником Перейрой. Две недели они контролировали северо-восток страны, потом их оттеснили в джунгли, где они разоружились. Перейра бежал в Мексику, но двое из его младших командиров, лейтенанты Йон Соса и Турсио Лима, с двумястами людьми ушли в эти горы. В годовщину восстания они основали "Революционное движение 13 ноября".
   - Неужели командиры герильерос были в прошлом офицерами?
   - Некоторые - да. Причем мы сами их и обучили. Турсио Лима младшим лейтенантом прошел курс обучения в Форт-Беннинге. А Йона Сосу в зоне Панамского канала готовили к борьбе против партизан. - Вилан обнажил зубы. - Отплатили за добро черной неблагодарностью.
   - А Кампано, его тоже...
   - Нет, тут нашей вины нет! Этот прошел школу у Че и был сначала адъютантом Турсио Лимы, а впоследствии, когда тот погиб в автомобильной катастрофе, стал его преемником. Видите вон те хижины? Это селение называется Эсперанса, оно было последним оплотом Турсио Лимы, когда Кампано ходил еще в его адъютантах.
   Настоящее партизанское гнездо! Для документальной части фильма то, что показывал Вилан, многого стоило.
   Военный комендант селения предложил напитки; сейчас они стояли перед настенной картой в бывшем штабе Турсио Лимы, и Вилан с уверенностью опытного гида давал им пояснения - откуда взялись те или иные экспонаты: письма, документы, листовки, оружие и амуниция герильерос. На стенах фотографии победителей, и самая крупная из них - президента Араны в форме полковника.
   "Выставку устроили, что-то вроде музея контрреволюции собирают! подумал Бернсдорф. - Скоро будут привозить сюда туристов, объяснять: вот, мол, они, последние следы, оставленные ослепленными дураками, вот оно, окончание легенды, экзотичной и загадочной, как гробницы майя. Но нет, найдутся и более надежные свидетели, другие документы, в том числе и фильм под названием "Черный декабрь".
   - В конце шестьдесят четвертого МР-13, как сокращенно называлось движение Йона Сосы, разделилось, и образовались Революционные вооруженные силы под командованием Турсио Лимы, ФАР - Фуэрсас Армадас Революсионариас. Обе группы разделили сферы действий, - указка Вилана описала овал в нижнем течении Мотагуа. - МР-13 оперировала в районе банановых плантаций между Лос-Аматесом и Атлантикой. А ФАР, в свою очередь, пробивался -из этих гор в глубь страны. В вооруженных вылазках принимали участие и студенты, которые после завершения операций преспокойно возвращались на лекции.
   Бернсдорф спросил:
   - А почему они разделились? Исповедовали разную тактику?
   - Да. Йон Соса предпочитал на армейские соединения не нападать, а привлекать на свою сторону крестьян и создавать так называемые "освобожденные зоны", постепенно их расширяя. А Турсио Лима делал ставку на "пропаганду с помощью действий". Постоянными стычками с армией он стремился деморализовать ее и вызвать энтузиазм населения. Его преемники, такие, как Сесар Монтес и Кампано, пошли еще дальше. Террористические акты в городах, захват заложников, которых обменивали на политических заключенных. - Вилан не сводил взгляда с Бернсдорфа, словно желая вызвать на спор.
   Но тот ничего не сказал: гладкий, обтекаемый "доклад" Вилана отбил у него всякое желание возражать и спорить.
   Влажная духота жаркого полдня. Стоя посреди нищего селения у колодца, Фишер ворчал:
   - Ну и подвели же вы меня! Выходит, ваш Кампано был коммунистом! Вилан прямо намекнул...
   - Для меня самого это новость, - не моргнув глазом солгал Бернсдорф.
   - И что теперь? Кто из прокатчиков или директоров телепрограмм купит у нас фильм? Видели вы хоть раз у нас фильм, где главный герой был бы коммунистом? Левый католик - да, но член компартии?
   Бернсдорф делал маленькие глотки из высокого стакана виски с содовой.
   - Мы не обязаны показывать, что он был коммунистом.
   Фишер кивнул, такой выход его, похоже, удовлетворял. Очень удобно все-таки, что идеология его почти не тревожит. Бернсдорф разложил карту, концы которой постоянно скатывались.
   - Дорога ведет дальше, к противоположной границе сьерры, видите?
   - Но не дальше Мараньона, - сказал Роблес. - Там был последний опорный пункт Кампано.