Страница:
— Угу. Злюка.
Он поморщился, отвернулся и едва не задел дипломатом проходившую мимо студентку.
— Я не злюка, но не люблю говорить о том, о чем не имею представления.
— И не хочешь иметь.
Он посмотрел ей в глаза.
— Не дразнись. Ты притащила меня в этот город черт знает зачем. И ты, кстати, живешь у мамы и кушаешь домашние вареники, а я торчу в гостинице.
— Я и не дразнюсь. Но иногда все же полезно знать, во что и в кого ты инвестируешь все эти немерянные миллионы. Книжки надо читать.
— Ну да, знаю. Слышал. Есть внутренние отчеты по этой тематике. «Гейткиперы как класс». Перестраховщики считают, что возникновение такой прослойки может иметь далеко идущие последствия. Люди, которые отбирают информацию для клиента, в принципе, формируют его мнение. Некий индивидуализированный вариант средств массовой информации. Если GK смогут организоваться и действовать сообща, то в качестве орудия политической борьбы или лоббирования они имеют все возможности стать в один ряд с традиционными СМИ. При этом им не придется обслуживать широкие слои населения подобно газетам, им достаточно делать точечные удары по нужным людям в нужное время. Я читал об этом, но это не более чем предположения.
— Леваков упомянул про иерархию. Есть интересные цифры в этой области — некоторые личные данные членов групп GK-сцены. Если сравнивать их, например, с хакерскими релизными группами, где основной возраст колеблется от пятнадцати до двадцати пяти, то тут основная масса приходится на людей в возрасте от тридцати до тридцати пяти. Мотивация у этих людей другая — они занимаются подобными вещами не из-за того, что не знают, куда девать свои таланты. Тут не бывает хакерских соплей — «мы просто хотели проверить, насколько мы круты, мы больше не будем». Средний гейткипер — это человек со сформировавшимся взглядом на жизнь и кругозором, выходящим за рамки чисто технических аспектов информационных технологий. Это люди с высшим образованием, высокой коммуникабельностью и широкой эрудицией в самых различных областях. Они знают, чего хотят. Я думаю, берлинская встреча — один из этапов. Будут еще. Кстати, ты не спрашивал себя, почему именно Берлин? Это последний крупный город Западной Европы на Востоке. Основная масса групп географически располагается в Восточной Европе и странах бывшего Союза.
— Это о чем-то говорит?
— Возраст людей и место. Их созревание совпало с большими переменами. Мой старший брат из этого поколения. Он как-то рассказывал — в газетах одно, утром в школе другое. На первом курсе он еще учил историю партии, а через два года те же люди рассказывали ему, как это было неправильно. Они наблюдали этот вселенский цинизм не один год, и любая идеология для них — не больше, чем слова. Шелуха, которая слетает, как только ветер начинает дуть в другую сторону.
— Так или иначе, через это прошли не только они. Рано или поздно все мы приходим к разочарованиям. Ну и что из этого?
— Я читала их ранние тексты. Это не было похоже на обычный послепубертатный бунт. Я не знаю точно… Там не было пафоса, восклицательных знаков, каких-то манифестов. Как репортаж с места событий, без комментариев и выводов, сухо и по существу. Очень холодно для такого возраста. Они не были бунтарями. Такое впечатление, что они и тогда знали, чего хотели, и шли к этому. И готовы пойти дальше.
— Например?
— Что, если они будут не просто фильтровать информацию или даже работать на политиков и рекламные компании для больших фирм? Если они поработают для себя? Сделают распространенным мнение о том, что борьба с информационным хаосом в сети есть первоочередная задача всех прогрессивных людей. Убедят последних в том, что они должны пользоваться их услугами. Не забывая, однако, что это всего лишь повод получить прибыль. А то и заняться политической деятельностью, имея в руках передовое оружие.
— Еще одна стая акул? Не они первые, не они последние. Подумай, сколько лапши вешают нам на уши каждый день. «Наши товары — самые лучшие».
— Одно дело — торговля телевизорами и сантехникой. Ты вспомни, чем занимались ребята из Тетрагона. Разрушение тоталитарных сект! Вообрази себе их потенциал. Эти люди знают, что такое психотехника, представляют себе механизмы, управляющие толпой и индивидуумами. Они способны на серьезные манипуляции массовым и индивидуальным сознанием. С их цинизмом и способностями… Они могут пойти значительно дальше, чем прорыв на рынке.
Он опять поставил дипломат на бордюр, освободив руки для жестикуляции.
— Ну хорошо, допустим, гейткиперы и ребята, похожие на твоих старых знакомых, собираются сделать что-то большее, чем переманить клиентов у ортодоксов. Снижая цены, улучшая сервис… Все равно. Допустим, они решили взять власть в свои руки в каком-то отдельно взятом месте. Ну и пусть — места хватит всем. Почему ты видишь в них какую-то серьезную угрозу?
— Все, что я пока вижу, Андрюша, — это медленное оседание на Холме ребят, так или иначе связанных с гейткиперами.
— Большие игры внутри Холма. Кому-то не нравится клановость и кучкование земляков. Ты что, получила от кого-то ценные указания?
— Нет.
— Хочешь прогнуться и предупредить боссов о надвигающейся опасности?
— Да нет же…
— Ну а что?!
— Чего ты кричишь?
— Извини. Извини пожалуйста. Просто я не знаю, зачем ты притащила меня сюда. Могла бы поговорить со своим шефом, изложить предмет твоих волнений и приехать без меня. Используешь меня как ширму, а ничего путного сказать не можешь.
— Прости, Андрюша…
— Да… ладно тебе… Не хочешь говорить — не надо. Встречайся, разговаривай с ним, выясняй все свои проблемы. Только без меня. Хорошо?
— Хорошо.
— Тебе по-прежнему нужны части мозаики?
— Нужны. Иначе бы меня здесь не было, верно…?
На следующий день Андрей остался в гостинице, и она пошла на лекцию одна.
Она сидела в аудитории, полной студентов, и опять ощущала неловкость. Ее обычная деловая униформа — черная юбка и темно-синий пиджак, подчеркивающие все, что нужно ровно настолько, чтобы это не мешало работе других, здесь, среди джинсов, свитеров, вызывающих мини и модных блузок, смотрелась слишком зрело, слишком тщательно. Лежавшая на парте деловая сумка с ноутбуком и широкий блокнот для записей дополняли имидж как минимум до аспирантки с кафедры, которая внимает последним достижениям гуру от науки. Как максимум эта блондинка с аккуратной короткой стрижкой и едва подкрашенными губами претендовала на методиста с кафедры, который пришла проконтролировать качество чтения и соответствие содержания тематическому плану. Она то и дело ловила на себе взгляды ребят, то ли пытавшихся просто рассмотреть незнакомку, то ли прикидывавших шансы угостить ее кофе в кафе корпуса.
Она ушла минут за десять до конца лекции, громко хлопнув жестким деревянным сидением. Вышло немного неловко. Его плавная речь прервалась на пару мгновений, и, судя по всему, он ее заметил.
Она ждала недолго. Он вышел из аудитории вместе с толпой, руки в карманах, поверх тенниски была одета замшевая куртка. И быстро пошел по направлению к переходу в другой корпус.
— Александр Михайлович!
Он резко обернулся и остановился, не вынимая рук из карманов.
— Да?
— Я хотела бы с вами переговорить.
— Прямо сейчас?
— Если это возможно.
Он вытащил руки из карманов. В левой руке была начатая пачка «Стиморола». Он посмотрел на девушку и засунул ее обратно.
— Что вас интересует?
— Тетрагон. Группа Диспетчера.
Он отвел взгляд и опять полез в карман за пачкой.
— Да? — он не улыбался. — И что же конкретно?
— Почему команда распалась? И… «Тетра» — это четыре, но известно, что вас было пять.
— Это все?
— Это и… все, что вы можете рассказать.
— Слишком долгий разговор может получиться, — большим пальцем он выдавил подушечку. — Поройтесь в сети, там много ерунды про то, что было и про то, чего не было. Почитайте, вы девушка умная. Кроме того, Макс сейчас не последний человек на Холме. Пригласите его на чашку кофе, может, он и расслабится.
— Я приглашала.
— Ну и что?
— Он умеет уходить от разговоров.
— Да? — улыбка едва тронула его лицо. — Даже с такой красивой женщиной?
Она промолчала.
— Понятно. Ну ничего страшного, он всегда таким был. Наверное, вы просто не в его вкусе.
Он посмотрел на нее, ритмично двигая челюстями.
— Вы не слишком ограничены во времени? Я знаю здесь неплохое место.
Они молчали всю дорогу до маленького кафе среди общежитий, образовавших целый микрорайон, который добропорядочные граждане по вечерам обходили стороной.[…]
[…] Она внимательно посмотрела на него. Пауза получилась слишком длинной.
— Если у вас больше нет вопросов, разрешите откланяться.
Он встал из-за столика обошел ее и двинулся в сторону выхода.
— Но у меня есть вопросы.
Он остановился и медленно развернулся.
— Есть ли связь между гейткиперами и «Внешним сценарием»? — спросила она, встав вслед за ним. — Насколько близко к истине то, что вы разработали стратегию, в которой Серебрянный Холм — только часть более подробного плана?
— Что-нибудь еще?
— Сначала ответьте на эти вопросы.
Леваков вынул подушечку. Он еще раз оглядел ее с ног до головы. Сытый удав. Ей стоило усилия подойти к нему ближе.
— Мне кажется, что наш разговор еще не окончен, — сказала она.
— Кто это решил? Вы?
Она ничего не ответила. Леваков посмотрел на нее и вернулся на свое место. Она повернулась к нему лицом, но продолжала стоять.
— Присаживайтесь. Если вы считаете, что наш разговор еще не окончен — я готов поверить на слово.
Она подобрала юбку и присела за столик, оставив сумочку на коленях. Возникла небольшая пауза.
— У вас красивые ноги.
— Что?
— Я сказал, у вас красивые ноги. Выходите замуж и воспитывайте детей.
— К чему вы это?
— Зачем вам это — гейткиперы, сценарий… Скучные мужские игры. Или вы на кого-то работаете?
— Нет. Все, что я говорю сейчас, проявление моей инициативы. Моей собственной. Я просто хотела посмотреть вам в глаза и задать накопившиеся вопросы. И я рассчитываю на вашу откровенность. Может быть, безосновательно.
— У вас много вопросов, причем довольно сумбурных. С глобального на личные дела. Вам чем-то досадил Макс?
— До того, как Диспетчер пришел работать на Холм, для меня он был оригинальным философом с твердыми убеждениями. А сейчас мне кажется, что у него их отродясь не было.
— Не судите…
— Почему? Я и в самом деле так считаю.
— «Слова — это пули. Стреляй и убей». Не я придумал.
— Вы весь вечер цитируете. Но это не меняет дела. Когда-то кто-то не воспринял его неповторимую индивидуальность, и из-за этого общество получило Тетрагон — компанию маньяков, готовых множить на ноль все, что попадается им на пути. Просто так, без причины. Вы имеете больше, чем многие, вы умны, сыты, серьезные лишения вас минули. Но вы выворачиваетесь наизнанку, пытаясь разрушить все, что лежит вокруг. Вы ищете любую возможность. Оглянитесь, сколько людей сохраняют доброту и отзывчивость, несмотря на те страдания и несправедливость, которые они терпят. Сколько молодых парней, поломанных войнами, находят в себе силы и живут, не крича о том, что им пришлось пережить. А вы… Вы беситесь с жиру, вы… истонченный декадентствующий интеллектуал.
— Легко увидеть абсурд в войне. Вам нужен шок, чтобы прочувствовать это. Кровь, грязь, выпущенные кишки. Это просто. Попробуйте увидеть абсурд в тех вещах, которые вы делаете сами и с которыми сталкиваетесь каждый день. Те несуразные мелочи, которые портят нам жизнь, но которых мы стараемся не замечать. Это труднее. Но и фильтрационные лагеря, и отрезанные члены, и дрязги по поводу того, кому сегодня мыть посуду, — это вещи одного порядка. Неумение разобраться не только с вечными вопросами, но просто выяснить отношения друг с другом. Каждый из нас по-своему прошел через это.
— Пусть вам не повезло, но это еще не повод для открытой агрессии. Вы готовы к разрушению, вы злы, одиноки и холодны. Но не это главное. Этого много и в других. Я могу понять, когда группа политиков идет на махинацию, чтобы получить власть. Торговцы оружием и наркотиками — у них есть цель, корыстная, преступающая моральные нормы, но это цель, которую можно понять. Или проповедники, вещающие о том, чего не было и не будет, и берущие за это деньги. У вас же нет ничего, вы пусты и готовы выжечь все вокруг себя. Просто так, просто потому, что вы увидели абсурд в горе немытой посуды. Но вы — как сталь в руке, вам даже все равно, кто вами манипулирует…
— Какое вам дело до моих мотивов? Я люблю красивых женщин, плотный обед и холодное пиво. Я агрессивен. Мне нужно самоутверждение, как и всем нам. Мне нужна власть, иногда мне нравится подавлять людей, особенно таких самоуверенных и увлеченных, как вы. Единственное, что мне пока удается сохранять, в отличие от большинства лезущих наверх — чувство меры. Я нашел свое место. Оно позволяет мне, с одной стороны, вылезти из того дерьма, в котором копошится большинство, с другой — не лезть в то дерьмо, которое плавает наверху. Мне хватает на жизнь, шлюх и минимум нужных мне развлечений, и на квартиру с горячим душем. Я знаю, кто я есть и что мне нужно делать, чтобы заработать на жизнь. И я буду делать то, что посчитаю нужным. Вам понятно?
— Абсолютно, — сказала она.
— И знаете, что еще? Вам страшно, — произнес он, не дождавшись ответа.
— Да, я опасаюсь вас и таких как вы… Вы…
— Стоп. Весь вечер вы пытаетесь обвинить меня в каких-то преступлениях против общественной морали. Если мы опять начнем этот разговор, ваши вопросы еще долго будут ждать моих ответов. Так что вас интересовало?
— Гейткиперы и «Внешний сценарий». Какое отношение имеет сцена к этому документу?
— Пальцем в небо. Такое же, как вы к «Войне и миру»… Ну ладно, ладно, не буду больше. В деле создания этого текста принимали участие некоторые из тех, кто сейчас записан в ряды вратничества. Я так понимаю, вы в курсе. То есть ваш вопрос звучит примерно так: не пытаются ли ребята воплотить некоторые элементы сценария в жизнь?
— Именно.
— Давайте так. Я принимал участие в написании этого документа. Это раз. Но я больше не являюсь активным участником сцены. Это два. Если хотите, я могу рассказать вам историю того, как закрутилось это дело. Выводов по текущей ситуации, как вы сами понимаете, не будет. Если хотите тратить время на прослушивание — нет проблем. Если женщина просит…
— Я готова послушать, Александр Михайлович.
— Давайте просто — Саша, — он улыбнулся, похоже, в первый раз за сегодняшний вечер. — Тема началась, как всегда, с каких-то бесплодных пересудов на одной из конференций. Весь сыр-бор закрутился вокруг проблемы «физиков и лириков»: ограниченность мировоззрения современного человека, узость и однобокость в принятии решений, пути того, как все это можно изменить. В общем, в конце концов основным вопросом стало следующее — как можно с помощью современных технологий программировать и отслеживать динамику человеческого сознания. Звучит немного коряво, но примерно вокруг таких вот полутоталитарных вещей все и закрутилось…
Они сидели на скамейке и уже о чем-то спорили. Макс плюхнулся рядом, поставил бутылку «Колы» на край скамейки и дожевал хот-дог.
— О чем разговор?
— О конференции. У Шершня срабатывает инстинкт самосохранения. — Саня иронично улыбнулся.
— В каком месте?
— Да… Хватит. Знал бы, что пойдет такой разговор, — вообще бы не заикался.
— Ну ладно, запродай еще раз.
— По его мнению, появился резвый заяц, который нашел способ извлечь из трепа на конференциях какой-то шкурный интерес.
— В смысле?
— В смысле. Головастые ребята чешут языки, что-то доказывая друг другу и выясняя, кто из них круче. Идет бесплодный разговор ни о чем, и тут появляется парень, который начинает задавать наводящие вопросы. Банальная манипуляция. Они думают, что просто разговаривают, а он так же просто получает бесплатные консультации по интересующим его вопросам. «А вот как вы думаете, если это повернуть вот эдак». И тут же наперегонки с десяток мнений.
— Погоди, это что — по поводу новых условий диалога на relcom.philisophy?
— Ну да. Ты как раз уехал, а этот парень подключился к разговору. Причем, судя по грамматике, он не местный. Русский где-то в ненашенском колледже учил. Тактика такая — «я не савсем понимай, что ви хотел сказать, не мог бы ви еще один разочек павтарить». Звучат вопросы коряво, а вот смысл в точку. Начиналось все с того, что Паша из Саратова заикнулся — мы мол, ребята, книжек не читаем, зациклились на наших машинах, а товарищи из гуманитариев не улавливают тему — какая, скажем, разница между полуосью и виндой. Как нам найти общий язык? А сейчас, благодаря нашему другу Брахману, разговор перешел в интересную плоскость. «Как с помощью виртуальной реальности можно заниматься политической пропагандой». Радио «Свобода» в трехмерном виде.
— Ну начинается… Новая угроза с Запада.
— Ничего не начинается. Может, я утрирую, но многое напоминает попытку выяснить — как можно организовать каналы, по которым будет идти нужный диалог для тех, кто сидит далеко отсюда.
— Так о чем все-таки спор? Ты что, хочешь отговорить их от чего-то?
— Ничего я не хочу. Я просто сказал им, что кто-то начал манипулировать их действиями в нужную сторону, а они взъерепенились.
— Ну ты тоже дал. Вечером люди ходят на религиозные собрания, где наставляют на путь истинный несознательно попавшую под влияние сектантов молодежь, а днем ими пытается манипулировать кто-то другой. Обидно, да?
— Я этого не говорил. — буркнул Шершень.
— Говорил-говорил… — отозвался Саня.
— Так, мужики, никто не хочет драки. Если проблема сильно задевает чье-то самолюбие, можно просто проверить, насколько все это может быть правдой.
— Зачем?
— Да я так, просто предложил… Давайте или сменим тему, или выясним, в чем все дело. Я так чувствую, вы это еще долго друг другу вспоминать будете.
— Будут-будут. Они такие, злопамятные, — опять подал голос Саня.
— И как ты хочешь это провернуть?
— Сесть, накатать с десяток страниц откровенной лабуды по перспективам пропаганды в цифровом пространстве, заслать на конференцию и посмотреть, как отреагирует на это Брахман. Вот и все. Если ему понравится — задать пару прямых вопросов, убедиться в том, что он действительно пытается управлять дискуссией, и больше не разговаривать на эту тему. Ребята, за последнее время мы стали слишком часто вспоминать чужие ошибки. Иметь еще один повод, по которому вы будете ругаться, лично мне не хочется.
— На пустом месте придумали проблему, и теперь собираетесь потратить время на попытки вывести кого-то на чистую воду, — Миша вмешался в разговор, пользуясь возникшей паузой.
— Не хочешь? Я сам сделаю текст и сам раскручу этого парня, — сказал Макс — Идет?
В ответ раздалось нечленораздельное мычание.
— Ну? Кто-то архивировал переписку? Саша? Пришлешь мне все материалы, и я сам все сделаю. И вообще, какого черта мы сегодня собрались? Я так понял, есть более интересный разговор.
— Да, есть серьезный заказ, — Шершень вытащил пачку «Camel». — Радио «Супер-Нова» давно слушал?
— Как уехал на юга. С месяц.
— Наш нестандартный радиопроповедник начал новый этап своей карьеры. Полгода назад он изливался в эфире просто так, потом пошли упоминания про недвижимость, он искал помещение для редакции своей газеты, потом его ашрам открыл семинар для желающих пообщаться душа в душу… Вот, — он глубоко затянулся, — сейчас работает с командой. Уже есть нечто вроде постоянных учеников, которых он стал запускать в эфир и натаскивать в плане работы с прямыми звонками. В общем, вся та же старая чушь, которую он нес по четыре часа в ночном эфире, только теперь ей стали заниматься те, кто прошел через его группу. «Супер-супер». Общение на уровне эмоций.
— Мы предполагали такой сценарий еще полгода назад.
— Да, он пахал почву. Нашлось много дурачков, которые повелись на этом деле и у которых были двести лишних условных единиц, чтобы пообщаться с ним лично.
— Есть обеспокоенные родители?
— Они были с самого начала, но сейчас он начал говорить о более конкретных вещах. А выборы меньше чем через два года. Он и его новые молодые соратники уже начали разговоры о создании политической партии и готовности бороться за места в парламенте нового созыва. Учитывая то, что у него есть аудитория размером в трехмиллионный город, которую он может обрабатывать по восемь часов в неделю и то, что парень имеет неплохие задатки бизнесмена, есть мнение — его хотят прикрыть. Я говорил с Васильевым, ему для начальства нужен прогноз по обстановке. Насколько эта идеология может быть популярна, и как можно без шума поставить на мистере пророке жирный крест. Васильев знает, что мы отслеживали передачи почти с самого начала, ему нужно более-менее компетентный анализ методов его работы.
— Еще три месяца назад мы говорили ему, что он копирует методику дзен. Агрессивная парадоксальность.
— Это был частный разговор. Сейчас ему нужна бумага с нашими подписями.
— Ну, если нужно, тогда будет…
— …Звучит немного коряво, но примерно вокруг таких вот полутоталитарных вещей все и закрутилось. Мы немного коснулись того, что в новых условиях диалог может происходить не только в текстовом виде, что интерьеры трехмерных участков в Сети позволяют внедрить новые рычаги манипуляции психикой, и что высокая скорость обработки реакции человека на определенные действия делает возможным построение его психологического портрета за весьма короткое время, не сравнимое с традиционными методиками тестирования. После чего был еще, по-моему, кусок текста о том, где конкретно уже можно заниматься такими делами — он-лайновые игры, чат-сайты. Разговор у нас шел в основном с парнем по имени Брахман. В конце концов мы сделали небольшой пилотный текст, который потом разросся до размеров «Внешнего сценария».
— Что значит «разросся»?
— То и значит — заработало сетевое творчество. Практически все участники конференции на тот момент проложили руку к этому делу. Всем почему-то очень понравилась тема долгосрочной информационной войны на базе новых технологий и Сети. То, что мы послали Брахману в самом начале, было десятью страницами довольно слабого текста. Мы бросили снежок, который покатился с горы и вырос в ком, называемый «Внешним сценарием». Были и другие моменты, в которых мы еще раз касались темы, — например, была просьба Брахмана перевести некоторые трудные части с русского на английский.
— Он что, был иностранцем?
— Да, конференция была русскоязычной, а он был, по-моему, студентом-славянистом из университета в Оденсе. Мы перевели ему эти дела и все. Он отключился от конференции, а тема прошла еще одной волной в англоязычных конференциях на европейских серверах. Там уже содержался тот самый переведенный с нашей помощью текст. Мы немного следили за этим делом и даже участвовали в разговоре. Кстати, в обсуждении принимали участие люди, которых сейчас считают лидерами гейткипинга. Потом мы с ними не раз говорили и по поводу информационных фильтров, и просто за жизнь. Я не знаю, насколько они тогда впечатлились прочитанным, но вполне могу предположить, что кое-кто из них применил полученную информацию. Текст до сих пор висит на достаточно большом количестве сайтов, и его мог прочитать любой из тысяч сетевых путешественников. Это напоминает футбольный матч. Его смотрят десятки тысяч подростков, но сколько из них после этого начинают играть в футбол? Ваша гипотеза о том, что гейткиперы начали осуществлять «Внешний сценарий», — надумана. То, что они по каким-то причинам собрались в Берлине, чтобы обсудить некие вещи… Если хотите, я могу достать вам протоколы совещаний, чтобы могли убедится в абсолютной невинности их занятий с точки зрения борьбы за политическую власть в отдельно взятой стране. Не пытайтесь искать заговор — его нет. А есть пара сотен людей, объединенных общей идеологией и желанием заработать немного денег. Вы вполне удовлетворены таким изложением дела?
— Нет. Не вполне и не удовлетворена.
— Да? И почему же?
— Вы прекрасно знаете, что гейткипинг — не просто новый подход к методике обработки и подаче информации. Вы сами говорили о том, что разработчики GK-софта исповедуют определенную философию, касающуюся не только чисто технологических сторон вопроса. Есть сильная идеология, требующая от людей не просто навыков, но и определенного мировоззрения, особого взгляда на происходящее. Это не просто сборище технократов нового толка, эти люди исповедуют отличный от остальных взгляд на мир, который объединяет их. А там, где есть общность не только интересов чисто материального плана… Гейткипинг не зря называют движением. Кто знает, чем сможет стать это движение — политической партией или влиятельной группировкой в культуре?
Он поморщился, отвернулся и едва не задел дипломатом проходившую мимо студентку.
— Я не злюка, но не люблю говорить о том, о чем не имею представления.
— И не хочешь иметь.
Он посмотрел ей в глаза.
— Не дразнись. Ты притащила меня в этот город черт знает зачем. И ты, кстати, живешь у мамы и кушаешь домашние вареники, а я торчу в гостинице.
— Я и не дразнюсь. Но иногда все же полезно знать, во что и в кого ты инвестируешь все эти немерянные миллионы. Книжки надо читать.
— Ну да, знаю. Слышал. Есть внутренние отчеты по этой тематике. «Гейткиперы как класс». Перестраховщики считают, что возникновение такой прослойки может иметь далеко идущие последствия. Люди, которые отбирают информацию для клиента, в принципе, формируют его мнение. Некий индивидуализированный вариант средств массовой информации. Если GK смогут организоваться и действовать сообща, то в качестве орудия политической борьбы или лоббирования они имеют все возможности стать в один ряд с традиционными СМИ. При этом им не придется обслуживать широкие слои населения подобно газетам, им достаточно делать точечные удары по нужным людям в нужное время. Я читал об этом, но это не более чем предположения.
— Леваков упомянул про иерархию. Есть интересные цифры в этой области — некоторые личные данные членов групп GK-сцены. Если сравнивать их, например, с хакерскими релизными группами, где основной возраст колеблется от пятнадцати до двадцати пяти, то тут основная масса приходится на людей в возрасте от тридцати до тридцати пяти. Мотивация у этих людей другая — они занимаются подобными вещами не из-за того, что не знают, куда девать свои таланты. Тут не бывает хакерских соплей — «мы просто хотели проверить, насколько мы круты, мы больше не будем». Средний гейткипер — это человек со сформировавшимся взглядом на жизнь и кругозором, выходящим за рамки чисто технических аспектов информационных технологий. Это люди с высшим образованием, высокой коммуникабельностью и широкой эрудицией в самых различных областях. Они знают, чего хотят. Я думаю, берлинская встреча — один из этапов. Будут еще. Кстати, ты не спрашивал себя, почему именно Берлин? Это последний крупный город Западной Европы на Востоке. Основная масса групп географически располагается в Восточной Европе и странах бывшего Союза.
— Это о чем-то говорит?
— Возраст людей и место. Их созревание совпало с большими переменами. Мой старший брат из этого поколения. Он как-то рассказывал — в газетах одно, утром в школе другое. На первом курсе он еще учил историю партии, а через два года те же люди рассказывали ему, как это было неправильно. Они наблюдали этот вселенский цинизм не один год, и любая идеология для них — не больше, чем слова. Шелуха, которая слетает, как только ветер начинает дуть в другую сторону.
— Так или иначе, через это прошли не только они. Рано или поздно все мы приходим к разочарованиям. Ну и что из этого?
— Я читала их ранние тексты. Это не было похоже на обычный послепубертатный бунт. Я не знаю точно… Там не было пафоса, восклицательных знаков, каких-то манифестов. Как репортаж с места событий, без комментариев и выводов, сухо и по существу. Очень холодно для такого возраста. Они не были бунтарями. Такое впечатление, что они и тогда знали, чего хотели, и шли к этому. И готовы пойти дальше.
— Например?
— Что, если они будут не просто фильтровать информацию или даже работать на политиков и рекламные компании для больших фирм? Если они поработают для себя? Сделают распространенным мнение о том, что борьба с информационным хаосом в сети есть первоочередная задача всех прогрессивных людей. Убедят последних в том, что они должны пользоваться их услугами. Не забывая, однако, что это всего лишь повод получить прибыль. А то и заняться политической деятельностью, имея в руках передовое оружие.
— Еще одна стая акул? Не они первые, не они последние. Подумай, сколько лапши вешают нам на уши каждый день. «Наши товары — самые лучшие».
— Одно дело — торговля телевизорами и сантехникой. Ты вспомни, чем занимались ребята из Тетрагона. Разрушение тоталитарных сект! Вообрази себе их потенциал. Эти люди знают, что такое психотехника, представляют себе механизмы, управляющие толпой и индивидуумами. Они способны на серьезные манипуляции массовым и индивидуальным сознанием. С их цинизмом и способностями… Они могут пойти значительно дальше, чем прорыв на рынке.
Он опять поставил дипломат на бордюр, освободив руки для жестикуляции.
— Ну хорошо, допустим, гейткиперы и ребята, похожие на твоих старых знакомых, собираются сделать что-то большее, чем переманить клиентов у ортодоксов. Снижая цены, улучшая сервис… Все равно. Допустим, они решили взять власть в свои руки в каком-то отдельно взятом месте. Ну и пусть — места хватит всем. Почему ты видишь в них какую-то серьезную угрозу?
— Все, что я пока вижу, Андрюша, — это медленное оседание на Холме ребят, так или иначе связанных с гейткиперами.
— Большие игры внутри Холма. Кому-то не нравится клановость и кучкование земляков. Ты что, получила от кого-то ценные указания?
— Нет.
— Хочешь прогнуться и предупредить боссов о надвигающейся опасности?
— Да нет же…
— Ну а что?!
— Чего ты кричишь?
— Извини. Извини пожалуйста. Просто я не знаю, зачем ты притащила меня сюда. Могла бы поговорить со своим шефом, изложить предмет твоих волнений и приехать без меня. Используешь меня как ширму, а ничего путного сказать не можешь.
— Прости, Андрюша…
— Да… ладно тебе… Не хочешь говорить — не надо. Встречайся, разговаривай с ним, выясняй все свои проблемы. Только без меня. Хорошо?
— Хорошо.
— Тебе по-прежнему нужны части мозаики?
— Нужны. Иначе бы меня здесь не было, верно…?
5 сентября 2006 года. Киев
На следующий день Андрей остался в гостинице, и она пошла на лекцию одна.
Она сидела в аудитории, полной студентов, и опять ощущала неловкость. Ее обычная деловая униформа — черная юбка и темно-синий пиджак, подчеркивающие все, что нужно ровно настолько, чтобы это не мешало работе других, здесь, среди джинсов, свитеров, вызывающих мини и модных блузок, смотрелась слишком зрело, слишком тщательно. Лежавшая на парте деловая сумка с ноутбуком и широкий блокнот для записей дополняли имидж как минимум до аспирантки с кафедры, которая внимает последним достижениям гуру от науки. Как максимум эта блондинка с аккуратной короткой стрижкой и едва подкрашенными губами претендовала на методиста с кафедры, который пришла проконтролировать качество чтения и соответствие содержания тематическому плану. Она то и дело ловила на себе взгляды ребят, то ли пытавшихся просто рассмотреть незнакомку, то ли прикидывавших шансы угостить ее кофе в кафе корпуса.
Она ушла минут за десять до конца лекции, громко хлопнув жестким деревянным сидением. Вышло немного неловко. Его плавная речь прервалась на пару мгновений, и, судя по всему, он ее заметил.
Она ждала недолго. Он вышел из аудитории вместе с толпой, руки в карманах, поверх тенниски была одета замшевая куртка. И быстро пошел по направлению к переходу в другой корпус.
— Александр Михайлович!
Он резко обернулся и остановился, не вынимая рук из карманов.
— Да?
— Я хотела бы с вами переговорить.
— Прямо сейчас?
— Если это возможно.
Он вытащил руки из карманов. В левой руке была начатая пачка «Стиморола». Он посмотрел на девушку и засунул ее обратно.
— Что вас интересует?
— Тетрагон. Группа Диспетчера.
Он отвел взгляд и опять полез в карман за пачкой.
— Да? — он не улыбался. — И что же конкретно?
— Почему команда распалась? И… «Тетра» — это четыре, но известно, что вас было пять.
— Это все?
— Это и… все, что вы можете рассказать.
— Слишком долгий разговор может получиться, — большим пальцем он выдавил подушечку. — Поройтесь в сети, там много ерунды про то, что было и про то, чего не было. Почитайте, вы девушка умная. Кроме того, Макс сейчас не последний человек на Холме. Пригласите его на чашку кофе, может, он и расслабится.
— Я приглашала.
— Ну и что?
— Он умеет уходить от разговоров.
— Да? — улыбка едва тронула его лицо. — Даже с такой красивой женщиной?
Она промолчала.
— Понятно. Ну ничего страшного, он всегда таким был. Наверное, вы просто не в его вкусе.
Он посмотрел на нее, ритмично двигая челюстями.
— Вы не слишком ограничены во времени? Я знаю здесь неплохое место.
Они молчали всю дорогу до маленького кафе среди общежитий, образовавших целый микрорайон, который добропорядочные граждане по вечерам обходили стороной.[…]
[…] Она внимательно посмотрела на него. Пауза получилась слишком длинной.
— Если у вас больше нет вопросов, разрешите откланяться.
Он встал из-за столика обошел ее и двинулся в сторону выхода.
— Но у меня есть вопросы.
Он остановился и медленно развернулся.
— Есть ли связь между гейткиперами и «Внешним сценарием»? — спросила она, встав вслед за ним. — Насколько близко к истине то, что вы разработали стратегию, в которой Серебрянный Холм — только часть более подробного плана?
— Что-нибудь еще?
— Сначала ответьте на эти вопросы.
Леваков вынул подушечку. Он еще раз оглядел ее с ног до головы. Сытый удав. Ей стоило усилия подойти к нему ближе.
— Мне кажется, что наш разговор еще не окончен, — сказала она.
— Кто это решил? Вы?
Она ничего не ответила. Леваков посмотрел на нее и вернулся на свое место. Она повернулась к нему лицом, но продолжала стоять.
— Присаживайтесь. Если вы считаете, что наш разговор еще не окончен — я готов поверить на слово.
Она подобрала юбку и присела за столик, оставив сумочку на коленях. Возникла небольшая пауза.
— У вас красивые ноги.
— Что?
— Я сказал, у вас красивые ноги. Выходите замуж и воспитывайте детей.
— К чему вы это?
— Зачем вам это — гейткиперы, сценарий… Скучные мужские игры. Или вы на кого-то работаете?
— Нет. Все, что я говорю сейчас, проявление моей инициативы. Моей собственной. Я просто хотела посмотреть вам в глаза и задать накопившиеся вопросы. И я рассчитываю на вашу откровенность. Может быть, безосновательно.
— У вас много вопросов, причем довольно сумбурных. С глобального на личные дела. Вам чем-то досадил Макс?
— До того, как Диспетчер пришел работать на Холм, для меня он был оригинальным философом с твердыми убеждениями. А сейчас мне кажется, что у него их отродясь не было.
— Не судите…
— Почему? Я и в самом деле так считаю.
— «Слова — это пули. Стреляй и убей». Не я придумал.
— Вы весь вечер цитируете. Но это не меняет дела. Когда-то кто-то не воспринял его неповторимую индивидуальность, и из-за этого общество получило Тетрагон — компанию маньяков, готовых множить на ноль все, что попадается им на пути. Просто так, без причины. Вы имеете больше, чем многие, вы умны, сыты, серьезные лишения вас минули. Но вы выворачиваетесь наизнанку, пытаясь разрушить все, что лежит вокруг. Вы ищете любую возможность. Оглянитесь, сколько людей сохраняют доброту и отзывчивость, несмотря на те страдания и несправедливость, которые они терпят. Сколько молодых парней, поломанных войнами, находят в себе силы и живут, не крича о том, что им пришлось пережить. А вы… Вы беситесь с жиру, вы… истонченный декадентствующий интеллектуал.
— Легко увидеть абсурд в войне. Вам нужен шок, чтобы прочувствовать это. Кровь, грязь, выпущенные кишки. Это просто. Попробуйте увидеть абсурд в тех вещах, которые вы делаете сами и с которыми сталкиваетесь каждый день. Те несуразные мелочи, которые портят нам жизнь, но которых мы стараемся не замечать. Это труднее. Но и фильтрационные лагеря, и отрезанные члены, и дрязги по поводу того, кому сегодня мыть посуду, — это вещи одного порядка. Неумение разобраться не только с вечными вопросами, но просто выяснить отношения друг с другом. Каждый из нас по-своему прошел через это.
— Пусть вам не повезло, но это еще не повод для открытой агрессии. Вы готовы к разрушению, вы злы, одиноки и холодны. Но не это главное. Этого много и в других. Я могу понять, когда группа политиков идет на махинацию, чтобы получить власть. Торговцы оружием и наркотиками — у них есть цель, корыстная, преступающая моральные нормы, но это цель, которую можно понять. Или проповедники, вещающие о том, чего не было и не будет, и берущие за это деньги. У вас же нет ничего, вы пусты и готовы выжечь все вокруг себя. Просто так, просто потому, что вы увидели абсурд в горе немытой посуды. Но вы — как сталь в руке, вам даже все равно, кто вами манипулирует…
— Какое вам дело до моих мотивов? Я люблю красивых женщин, плотный обед и холодное пиво. Я агрессивен. Мне нужно самоутверждение, как и всем нам. Мне нужна власть, иногда мне нравится подавлять людей, особенно таких самоуверенных и увлеченных, как вы. Единственное, что мне пока удается сохранять, в отличие от большинства лезущих наверх — чувство меры. Я нашел свое место. Оно позволяет мне, с одной стороны, вылезти из того дерьма, в котором копошится большинство, с другой — не лезть в то дерьмо, которое плавает наверху. Мне хватает на жизнь, шлюх и минимум нужных мне развлечений, и на квартиру с горячим душем. Я знаю, кто я есть и что мне нужно делать, чтобы заработать на жизнь. И я буду делать то, что посчитаю нужным. Вам понятно?
— Абсолютно, — сказала она.
— И знаете, что еще? Вам страшно, — произнес он, не дождавшись ответа.
— Да, я опасаюсь вас и таких как вы… Вы…
— Стоп. Весь вечер вы пытаетесь обвинить меня в каких-то преступлениях против общественной морали. Если мы опять начнем этот разговор, ваши вопросы еще долго будут ждать моих ответов. Так что вас интересовало?
— Гейткиперы и «Внешний сценарий». Какое отношение имеет сцена к этому документу?
— Пальцем в небо. Такое же, как вы к «Войне и миру»… Ну ладно, ладно, не буду больше. В деле создания этого текста принимали участие некоторые из тех, кто сейчас записан в ряды вратничества. Я так понимаю, вы в курсе. То есть ваш вопрос звучит примерно так: не пытаются ли ребята воплотить некоторые элементы сценария в жизнь?
— Именно.
— Давайте так. Я принимал участие в написании этого документа. Это раз. Но я больше не являюсь активным участником сцены. Это два. Если хотите, я могу рассказать вам историю того, как закрутилось это дело. Выводов по текущей ситуации, как вы сами понимаете, не будет. Если хотите тратить время на прослушивание — нет проблем. Если женщина просит…
— Я готова послушать, Александр Михайлович.
— Давайте просто — Саша, — он улыбнулся, похоже, в первый раз за сегодняшний вечер. — Тема началась, как всегда, с каких-то бесплодных пересудов на одной из конференций. Весь сыр-бор закрутился вокруг проблемы «физиков и лириков»: ограниченность мировоззрения современного человека, узость и однобокость в принятии решений, пути того, как все это можно изменить. В общем, в конце концов основным вопросом стало следующее — как можно с помощью современных технологий программировать и отслеживать динамику человеческого сознания. Звучит немного коряво, но примерно вокруг таких вот полутоталитарных вещей все и закрутилось…
6 мая 1996 года, 18:43. Киев
Они сидели на скамейке и уже о чем-то спорили. Макс плюхнулся рядом, поставил бутылку «Колы» на край скамейки и дожевал хот-дог.
— О чем разговор?
— О конференции. У Шершня срабатывает инстинкт самосохранения. — Саня иронично улыбнулся.
— В каком месте?
— Да… Хватит. Знал бы, что пойдет такой разговор, — вообще бы не заикался.
— Ну ладно, запродай еще раз.
— По его мнению, появился резвый заяц, который нашел способ извлечь из трепа на конференциях какой-то шкурный интерес.
— В смысле?
— В смысле. Головастые ребята чешут языки, что-то доказывая друг другу и выясняя, кто из них круче. Идет бесплодный разговор ни о чем, и тут появляется парень, который начинает задавать наводящие вопросы. Банальная манипуляция. Они думают, что просто разговаривают, а он так же просто получает бесплатные консультации по интересующим его вопросам. «А вот как вы думаете, если это повернуть вот эдак». И тут же наперегонки с десяток мнений.
— Погоди, это что — по поводу новых условий диалога на relcom.philisophy?
— Ну да. Ты как раз уехал, а этот парень подключился к разговору. Причем, судя по грамматике, он не местный. Русский где-то в ненашенском колледже учил. Тактика такая — «я не савсем понимай, что ви хотел сказать, не мог бы ви еще один разочек павтарить». Звучат вопросы коряво, а вот смысл в точку. Начиналось все с того, что Паша из Саратова заикнулся — мы мол, ребята, книжек не читаем, зациклились на наших машинах, а товарищи из гуманитариев не улавливают тему — какая, скажем, разница между полуосью и виндой. Как нам найти общий язык? А сейчас, благодаря нашему другу Брахману, разговор перешел в интересную плоскость. «Как с помощью виртуальной реальности можно заниматься политической пропагандой». Радио «Свобода» в трехмерном виде.
— Ну начинается… Новая угроза с Запада.
— Ничего не начинается. Может, я утрирую, но многое напоминает попытку выяснить — как можно организовать каналы, по которым будет идти нужный диалог для тех, кто сидит далеко отсюда.
— Так о чем все-таки спор? Ты что, хочешь отговорить их от чего-то?
— Ничего я не хочу. Я просто сказал им, что кто-то начал манипулировать их действиями в нужную сторону, а они взъерепенились.
— Ну ты тоже дал. Вечером люди ходят на религиозные собрания, где наставляют на путь истинный несознательно попавшую под влияние сектантов молодежь, а днем ими пытается манипулировать кто-то другой. Обидно, да?
— Я этого не говорил. — буркнул Шершень.
— Говорил-говорил… — отозвался Саня.
— Так, мужики, никто не хочет драки. Если проблема сильно задевает чье-то самолюбие, можно просто проверить, насколько все это может быть правдой.
— Зачем?
— Да я так, просто предложил… Давайте или сменим тему, или выясним, в чем все дело. Я так чувствую, вы это еще долго друг другу вспоминать будете.
— Будут-будут. Они такие, злопамятные, — опять подал голос Саня.
— И как ты хочешь это провернуть?
— Сесть, накатать с десяток страниц откровенной лабуды по перспективам пропаганды в цифровом пространстве, заслать на конференцию и посмотреть, как отреагирует на это Брахман. Вот и все. Если ему понравится — задать пару прямых вопросов, убедиться в том, что он действительно пытается управлять дискуссией, и больше не разговаривать на эту тему. Ребята, за последнее время мы стали слишком часто вспоминать чужие ошибки. Иметь еще один повод, по которому вы будете ругаться, лично мне не хочется.
— На пустом месте придумали проблему, и теперь собираетесь потратить время на попытки вывести кого-то на чистую воду, — Миша вмешался в разговор, пользуясь возникшей паузой.
— Не хочешь? Я сам сделаю текст и сам раскручу этого парня, — сказал Макс — Идет?
В ответ раздалось нечленораздельное мычание.
— Ну? Кто-то архивировал переписку? Саша? Пришлешь мне все материалы, и я сам все сделаю. И вообще, какого черта мы сегодня собрались? Я так понял, есть более интересный разговор.
— Да, есть серьезный заказ, — Шершень вытащил пачку «Camel». — Радио «Супер-Нова» давно слушал?
— Как уехал на юга. С месяц.
— Наш нестандартный радиопроповедник начал новый этап своей карьеры. Полгода назад он изливался в эфире просто так, потом пошли упоминания про недвижимость, он искал помещение для редакции своей газеты, потом его ашрам открыл семинар для желающих пообщаться душа в душу… Вот, — он глубоко затянулся, — сейчас работает с командой. Уже есть нечто вроде постоянных учеников, которых он стал запускать в эфир и натаскивать в плане работы с прямыми звонками. В общем, вся та же старая чушь, которую он нес по четыре часа в ночном эфире, только теперь ей стали заниматься те, кто прошел через его группу. «Супер-супер». Общение на уровне эмоций.
— Мы предполагали такой сценарий еще полгода назад.
— Да, он пахал почву. Нашлось много дурачков, которые повелись на этом деле и у которых были двести лишних условных единиц, чтобы пообщаться с ним лично.
— Есть обеспокоенные родители?
— Они были с самого начала, но сейчас он начал говорить о более конкретных вещах. А выборы меньше чем через два года. Он и его новые молодые соратники уже начали разговоры о создании политической партии и готовности бороться за места в парламенте нового созыва. Учитывая то, что у него есть аудитория размером в трехмиллионный город, которую он может обрабатывать по восемь часов в неделю и то, что парень имеет неплохие задатки бизнесмена, есть мнение — его хотят прикрыть. Я говорил с Васильевым, ему для начальства нужен прогноз по обстановке. Насколько эта идеология может быть популярна, и как можно без шума поставить на мистере пророке жирный крест. Васильев знает, что мы отслеживали передачи почти с самого начала, ему нужно более-менее компетентный анализ методов его работы.
— Еще три месяца назад мы говорили ему, что он копирует методику дзен. Агрессивная парадоксальность.
— Это был частный разговор. Сейчас ему нужна бумага с нашими подписями.
— Ну, если нужно, тогда будет…
5 сентября 2006 года. Киев
— …Звучит немного коряво, но примерно вокруг таких вот полутоталитарных вещей все и закрутилось. Мы немного коснулись того, что в новых условиях диалог может происходить не только в текстовом виде, что интерьеры трехмерных участков в Сети позволяют внедрить новые рычаги манипуляции психикой, и что высокая скорость обработки реакции человека на определенные действия делает возможным построение его психологического портрета за весьма короткое время, не сравнимое с традиционными методиками тестирования. После чего был еще, по-моему, кусок текста о том, где конкретно уже можно заниматься такими делами — он-лайновые игры, чат-сайты. Разговор у нас шел в основном с парнем по имени Брахман. В конце концов мы сделали небольшой пилотный текст, который потом разросся до размеров «Внешнего сценария».
— Что значит «разросся»?
— То и значит — заработало сетевое творчество. Практически все участники конференции на тот момент проложили руку к этому делу. Всем почему-то очень понравилась тема долгосрочной информационной войны на базе новых технологий и Сети. То, что мы послали Брахману в самом начале, было десятью страницами довольно слабого текста. Мы бросили снежок, который покатился с горы и вырос в ком, называемый «Внешним сценарием». Были и другие моменты, в которых мы еще раз касались темы, — например, была просьба Брахмана перевести некоторые трудные части с русского на английский.
— Он что, был иностранцем?
— Да, конференция была русскоязычной, а он был, по-моему, студентом-славянистом из университета в Оденсе. Мы перевели ему эти дела и все. Он отключился от конференции, а тема прошла еще одной волной в англоязычных конференциях на европейских серверах. Там уже содержался тот самый переведенный с нашей помощью текст. Мы немного следили за этим делом и даже участвовали в разговоре. Кстати, в обсуждении принимали участие люди, которых сейчас считают лидерами гейткипинга. Потом мы с ними не раз говорили и по поводу информационных фильтров, и просто за жизнь. Я не знаю, насколько они тогда впечатлились прочитанным, но вполне могу предположить, что кое-кто из них применил полученную информацию. Текст до сих пор висит на достаточно большом количестве сайтов, и его мог прочитать любой из тысяч сетевых путешественников. Это напоминает футбольный матч. Его смотрят десятки тысяч подростков, но сколько из них после этого начинают играть в футбол? Ваша гипотеза о том, что гейткиперы начали осуществлять «Внешний сценарий», — надумана. То, что они по каким-то причинам собрались в Берлине, чтобы обсудить некие вещи… Если хотите, я могу достать вам протоколы совещаний, чтобы могли убедится в абсолютной невинности их занятий с точки зрения борьбы за политическую власть в отдельно взятой стране. Не пытайтесь искать заговор — его нет. А есть пара сотен людей, объединенных общей идеологией и желанием заработать немного денег. Вы вполне удовлетворены таким изложением дела?
— Нет. Не вполне и не удовлетворена.
— Да? И почему же?
— Вы прекрасно знаете, что гейткипинг — не просто новый подход к методике обработки и подаче информации. Вы сами говорили о том, что разработчики GK-софта исповедуют определенную философию, касающуюся не только чисто технологических сторон вопроса. Есть сильная идеология, требующая от людей не просто навыков, но и определенного мировоззрения, особого взгляда на происходящее. Это не просто сборище технократов нового толка, эти люди исповедуют отличный от остальных взгляд на мир, который объединяет их. А там, где есть общность не только интересов чисто материального плана… Гейткипинг не зря называют движением. Кто знает, чем сможет стать это движение — политической партией или влиятельной группировкой в культуре?