Страница:
- Ну ладно. Попозже разберемся. Спасибо.
"Потом действительно разберемся", тоскливо думает Арина. И переводит взгляд за окно, на белые узоры заиндевевших деревьев. Звонок заставляет половину класса завопить, горестно взвыть, подпрыгнуть... словом, достойно отреагировать на кошмарную несправедливость. Хорошисты и прочие способные математики тянутся к выходу. Остальные прилипают к тетрадям и торопливо строчат, строчат. Арина разглядывает соседку. Та вписывает последние и распоследние значки, выпрямляется с довольным видом и лукаво щурится.
- Класс.
"Точно кошка, слопавшая мышь", - Думает Арина.
- Ну, ты, молоток. А имя не математическое.
- Почему? Разве у математиков особенные имена?
- Особенное у тебя. Я его очень люблю. Правда. Правда.
Возле парты выросла парочка шестерок. Заканючили по очереди.
- Пойдем в буфет, Виноградина.
- Пойдем, а?
- Поведаешь о подвигах.
- Пожалуйста.
Чемпионка зевнула и отвернулась. Подтолкнула Арину пальцем.
- А ты чего копаешься? Не пойдешь?
Родионова молча покачала головой. Праздник закончился. Ссутулясь принялась запихивать вещи в коричневое чрево портфеля.
- Да брось, Швабру. Она припадочная.
- Я не заметила.
Впрочем, Виноградова встает, берет яблоко, всю контрольную оно заманчиво блестело на столе, и азартно брызгая соком, впивается в него. Сумочка послушно взлетела на законное место. Ей полагалось на каждом шаге шлепать хозяйку по бедру. Не короткая, а скажем прямо - микроскопическая юбка, не скрывала от народа и сантиметра мускулистых ног. Марина Львовна с явным неудовольствием приняла тетрадь Виноградовой.
- Сделала что-нибудь?
- Ага.
Колоритная личность подмигнула Арине и выплыла в коридор. Шестерки семенили следом. Осознавать, что именно расскажут чемпионке о Швабре, было нестерпимо больно.
После классного часа в коридоре к Арине подошел Петров.
- Слышь, Швабра. Не торопись. Отдежурь за Комову с Катаевой.
- Нет.
- Это что, бунт?
Игорек вырвал у Арины из рук портфель и под аплодисменты собравшихся метко запулил его в распахнутую дверь.
- Иди делом займись.
Оранжевый свитер Виноградовой отделился от хохочущей кучки одноклассников. Арина отступила на шаг. В животе сжался и запульсировал противными толчками ледяной ком. Нет. Нет! Нет!!! Только не это. Не ЭТО.
Не это и произошло.
Схваченный за нос Игорек тонко верещал и пытался вырваться.
- Ты вот что, дорогуша, быстренько сбегай за сумочкой. Лады?
Освобождая истерзанный Петровский нос, звезда спорта ласково щелкнула его по лбу.
- Поспеши, родной. Жду я.
- С ума спятила, Виноградина! Было б из-за кого.
- Сумку.
Повторила Алена холодно и громко. В рядах козырной пятерки и прихвостней началась легкая паника.
- Немедленно.
- Да ты, че?
Игорек предпринял еще одну попытку проскользнуть мимо. Алена предупредила весело.
- По стене размажу.
Попавший между молотом и наковальней Петров словно вылинял и поблек. Если бы он мог раствориться в воздухе, то непременно сделал бы это.
- Я жду.
Ждали и остальные. Не так, чтобы в полном, но все же - в оцепенении. Классическая театральная немая сцена. Арина не видела себя со стороны. Руки стиснуты и прижаты к груди. Лицо расцвело ярко красными пятнами. Нижняя губа прикушена. Она боялась разрыдаться и сдерживалась изо всех сил. Сказать что странная выходка красивой девочки, с которой они случайно перебросились десятком реплик, повергла ее в шок... значит, ничего не сказать.
Загнанный в угол Петров прыгнул в сторону в надежде обогнуть неожиданное препятствие и спастись. Виноградова изящным и жутким плывущим шагом догнала его через три-четыре метра, не больше. Поймала за кисть руки. Неуловимым движением тела, приседая и разворачиваясь, направила бег Игорька вокруг себя, а затем к стене. Пакостник тонко заверещал, уткнувшись физиономией в портрет лысого вождя всех времен и народов.
- Ты оглох, Петров? Или перепутал меня с кем-нибудь? Я словами не бросаюсь.
- Оставь его, Виноградина.
Издали попросила Катаева.
- Ох, не встревай, подруга.
Нехорошо улыбнулась звезда спорта
- Эта гнида получает небольшой и заслуженный урок.
Без рывка, спокойно и без видимых усилий, она отклеила Петрова от плаката. Отпустила.
- Принесешь?
Уничтоженный Игорек кивнул.
- Давай.
Виноградова стряхнула с юбки несуществующую пылинку и подмигнула Арине.
- Он хороший мальчик. И сделает все как надо.
Сопровождаемый гневным молчанием Оль и их подпевал "хороший мальчик" побрел в класс на подгибающихся конечностях. Через какое-то время вернулся. Сумку он швырнул Арине под ноги.
- Подними и отдай.
Вновь от теплоты в голосе Виноградовой не осталось и следа. Тихо и свирепо она повторила.
- Подними.
Игорек, перекосившись, сделал все, что было велено. В лицо Арине он не смотрел.
- Умница. А теперь пошел вон. От тебя нехорошо пахнет. Дерьмом.
Рассмеялись почти все. Игорек, как ошпаренный снялся с места и рванул прочь.
- Идем, Родионова. Мне еще поесть успеть.
Арина не смогла ответить. Только кивнула. На закушенной губе показалась кровь. И переступив невидимую черту, приблизилась к Великолепной, Непобедимой, Ослепительной нескромной звезде. Она физически ощутила, как ореол чужого блеска окутывает ее.
- Не стой столбом. Так я с голоду помру. Пошли.
Вдвоем...
Вдвоем?
Вдвоем!!! Они проследовали мимо одноклассников. Пушки радостно не палили. И салют никто не отдавал. Пароходы не гудели. Момент Истины свершился в абсолютной тишине, прерванной ласковой фразой победительницы.
- Пока, ребятишки.
Ей ответили. Кто с вежливой ненавистью. Кто весело. Кто равнодушно. Кто потрясенно. Кто задумчиво.
- Пока.
- Бывай.
- До завтра.
Арина спиной ощущала "доброжелательные" взгляды.
- Плюнь на них и разотри.
Громко прокомментировала Несравненная Виноградова.
- А будет, кто возникать... Все равно кто... язык вырву. Запросто. За мной не заржавеет.
Арина провалилась в короткий тревожный сон. В благоухающем дачном сумраке (окна прикрыты ставнями, дверь занавешена марлей от мух) всегда хотелось спать.
- Сурки, ленивые.
Подтвердила хозяйка и заразительно зевнула.
- Дурной пример подаете, паразиты. А, впрочем, можно и подремать. После сытного обеда по закону великого древнего грека Архимеда полагается... Чего там собственно то говорится?
Лодыри усердно сопят и не отвечают.
На дачу Арину брали редко. Помощи от нее никакой, хлопот, правда, особенных тоже не доставляет. Подруги, повзрослев, изрядно отдалились друг от друга. Хотя, как и прежде, звонок в дверь мог раздаться безо всякого предупреждения. И любая половина этого странного тандема имела право плакать или смеяться не одна, а ВМЕСТЕ. Практически в любое время суток. Была бы необходимость.
Оставив большой спорт, из которого Виноградова помимо разболтанного здоровья и огромного количества травм вынесла умение "пахать до упада", Алена едва не пропала. Сбежав от родных - сестра, мать и отец (тихий алкоголик) в честно заработанную однокомнатную квартиру, добыв правдами и неправдами гараж для призовой колымаги, она занялась жизнью. Тем, что раньше проходило мимо: гулянки-пьянки, мужчины и все, что этому сопутствовало. Арина ничего не могла поделать. Она и разговаривала с подругой, и ругала ее, и плакала, все без толку. Но видимо ангел-хранитель Алены, однажды протрезвев, пришел в себя, ужаснулся увиденному и взялся за дело. Круто взялся, однако.
Виноградова попала в аварию. Шесть месяцев в больнице. Такое ломало и людей покрепче. Василий, студент-вечерник с медфака, как раз в травматологии по ночам медбратом и подрабатывал. Бывшую чемпионку из жуткой депрессии, перерастающей в окончательный пиз..., (полный привет) он вывел случайно. Почти. Ох уж эти всемогущие русские "авось", "почти", "на кого Бог пошлет" и многие другие им подобные законы жизни. В нашем случае в действие вступил целый ряд псевдослучайностей. Не иначе как стараниями выше упоминавшегося ангела они выстроились монолитной стеной и защитили хрупкий пожухший росток Алениной души.
Обматерив и выгнав (в тридцатый раз) несчастную любимую подругу, Алена тихо подвывая, созерцала потолок. Старушки соседки, наученные горьким опытом, расползлись по чужим палатам. Василия накануне вечером перевели с первого сестринского поста на второй. И Виноградова попала, сама того еще не ведая, в зону особого внимания. Вася много слышал от напарниц про переломанную бывшую спортсменку с поганым характером. Но нос к носу они не сталкивались. В ту самую палату медбрат вошел, деловито размахивая тонометром..
- По какому поводу паника?
Разумеется, пациентка со скверным нравом и ему посоветовала удалиться по известному адресу. Ступай, мол, прочь, гребаный отрок, и не морочь голову умирающему человеку. Проигнорировав грубость, Василий примостился на краешке кровати и спросил ласково:
- Ты когда в последний раз какала?
От неожиданности Алена перестала подвывать.
- Что?
Переспросила она на всякий случай.
- Лежачему больному главное опорожнить кишечник. Ну и последить хорошо за телом, чтоб пролежней не было. А все остальное просто фигня. Пока. Тем более что тебя, слава Богу, никто к полной неподвижности не приговорил! Ну, поваляешься еще месяц-другой и от винта. Вперед с песнями.
Он отбросил в сторону одеяло и наставил палец на вздутое пузо.
- Запор. Будем с ним бороться.
- И что станем делать?
Яда в голосе Виноградовой Вася снова "не заметил".
- Попозже, как освобожусь, поставлю тебе клизму. А на будущее - научу правильно есть, дышать, покажу несколько специальных упражнений. Книжку принесу. Изучишь.
Так и завязались их отношения. С клизмы и бесед о том, как стул отрегулировать. Василий ни на учебе, ни на дежурствах не халтурил. От его уколов реже образовывались шишки. Он медленно вводил лекарства. Сердечникам и гипертоникам не забывал померить давление. Старушки его боготворили. "Сегодня Васенька дежурит" - поздравляли они друг друга. Васенька не кричал, не злился, был деловит и вежлив. От него исходило доброе тепло и спокойствие. Алена тоже понемногу приободрилась, оттаяла. Начала по человечески общаться с медсестрами и товарками по палате. Стала вслух размышлять о будущем.
- Восстановлюсь на физвосе.
- Да?
- Или переведусь на заочное, начну работать. Девчонки пачками в аэробику подались. У нас же подготовка ай-ай. Что мне эта аэробика или танцы? Подучиться и вперед.
Василий редко поддакивал, еще реже спорил. Выкраивал время и сидел на колченогом табурете у чемпионской кровати. Молчать и улыбаться он мог сутками. Алена думала вслух. Василий делал ей массаж стоп.
- Очень помогает.
Кое-чему это действительно помогло...
После очередной операции, когда Алену, наконец, отцепили от груза, запаковав ногу в аппарат Елизарова, позволили вставать. Слабость была жуткая, голова кругом. В первое же дежурство Василия ЭТО и произошло. В ночь с субботы на воскресенье Алена на костылях приковыляла в сестринскую. Сестрички там спали, если удавалось, и дежурство не было особенно суматошным. Василий вырос в деревне (на вечернее отделение медфака, его, кстати, скоро прикрыли, он поступил после армии и медучилища), словом был он в некоторых вопросах парнишкой очень простым, вернее консервативным. Ну, пару порнушек видел само собой, все же в городе учился, да и в общаге много чего разного происходило. Но ТАКОГО лично с ним никто не делал, никогда. Алена просочилась в дверь без скрипа. И посреди обыкновенного серого сна он вдруг ощутил прикосновение горячих губ к щиколотке. Мама дорогая!!! Спал-то по общаговской привычке, натянув одеяло на голову, брюки тоже слегка задрались. Пытался отбиваться, дурачок.
- Не надо. Так не надо.
- Будет очень хорошо, вот увидишь.
Он и увидел - седьмое небо в алмазах. Не меньше. На глаза навернулись слезы. Это у него то? У самого железного и непрошибаемого парня их заставы?! (Вася служил на границе). Не может быть... Не может быть...
- Чего?
Лениво поинтересовалась Алена. Последние мысли Вася и не заметил, как высказал вслух.
- Чего?
Вместо ответа он снова обнял ее и прижал к широченной груди. Так нежно и бережно, что развеселил. Алена искренне считала, что просто развлекается, ну и парня благодарит за все хорошее. Два взрослых человека расслабились. Какие проблемы? Василий же твердо знал: Если синяя птица из каприза или по оплошности уселась на грудь, ее надо немедленно хватать обеими руками, чтоб не вырвалась. И отбиться от Василия Алене не удалось. Ни сразу. Ни через год. Ни через два. Правда замуж за него она выйти никак не решалась. Но частый гость, в конце концов, в ее квартире насовсем поселился. Хозяйством так занимался, что все замужние подруги посинели от зависти. Терпимо относился к слабостям. Утешал. И работал, работал, работал. Вдрызг разбитую машину отремонтировал Васин друг. Гараж они привели в порядок уже втроем, кум из деревни приезжал. Алена поражалась, как некоторые люди умеют помнить добро. В ее кругу, в том мире, из которого она вылетела прямо на больничную койку - это было не принято. Вернее это было невозможно. Много ли людей навещало бывшую чемпионку? Может тренер приходил? Не смешите. Алена не могла понять, почему с Василием все происходило по-другому. Бывшие пациенты звонили порой и интересовались, не надо ли чего. Несли. Везли. Выручали. Почему? Это было его счастливой особенностью - притягивать к себе людские сердца. Незамужние подруги, да и кое-кто из окольцованных дамочек тоже, строили ему глазки. Вася не реагировал. Боготворил свою спортсменку. Медфак закончил. Трудился хирургом. Обрастал связями. Выходил в люди. Руки у него были воистину платиновыми. Коллеги, пациенты и начальство постепенно осознали, сей факт, и сделали надлежащие выводы. Наконец то Василий смог достойным образом одевать и обувать любимую женщину и старикам в деревне подбрасывать деньжат. Жизнь входила в колею. Василий даже начал обрастать жирком. Алена десятком ехидных шуток пресекла это непотребство. И милый прекратил ночные набеги на холодильник, выкроил пару вечеров в неделю для посещения секции русского рукопашного боя. ( Люди далекие от единоборств упорно именовали клуб "каратистским".) Стал появляться на работе со свежими синяками. Народ не проведешь разной ересью про необходимость держать себя в форме!!! Медсестры и ординаторы дружно решили, что видно у бывшей чемпионки рука тяжелая. Жизнь входила в колею. Не без ухабов, конечно. А вот у Арины дела не ладились совершенно.
И кого ей было винить? Дом понемногу разваливался. Парализованная бабушка, пережившая свой ум, требовала постоянной заботы. Пеленки-клеенки не спасали. Старушка ухитрялась обделаться от пяток до затылка. Вымыть лежащего человека не так просто как кажется. Хорошо, что бабушка была легкой в кости, точно птичка. Не то для худенькой Арины это было бы непосильным трудом. Телевизор сгорел. Горячая вода появлялась лишь глубокой ночью и пропадала к шести часам утра. На работе не давали денег. И кого ей было винить? Университет - заочно, конечно, но все же закончен. Скажите, кому нужны филологи в не особо большом городе, когда их каждый год целой кучей выпускают на свободу из стен "альма-матер"? Весь год Арина продолжала тянуть лямку в заводской конторе. С девяти до пяти, плюс полчаса на обед и два часа на дорогу туда обратно. Делать на работе было решительно нечего. Сотрудники плели интриги, вязали кофты, смотрели все без исключения телесериалы по переносному черно-белому телевизору и бесконечно чаевничали.
Арина читала. За время ее долгой - шесть лет - учебы, все привыкли к этому, притерпелись. И толстые классические романы воспринимали равнодушно. Ну, читает человек, и пусть читает. Чушь всякую. Ну да ладно. Что с нее взять, с хорошо образованной дуры? Ни поесть как человек (она никогда не могла угнаться за тумбообразными сотрудницами, нагуливающими аппетит на дачах и картофельных участках), ни выпить, ни поругаться всласть - сбросить напряжение...
- Кто тебя такую возьмет?
Вопрошала Дина Петровна, многотонным монолитом возвышаясь над столом.
- В тебе же с какой стороны не подступись, и на половину приличного человека не наберется, а?
Арина отмалчивалась. Как самая молодая в отделе, покорно мыла чайные чашки и спускалась вниз, на второй этаж в женский туалет за водой. Управленческие ловеласы к ней не приставали. Шмыгает себе мышка серенькая. Ни то ни се. Ни рыба ни мясо.
Раз и навсегда заведенное колесо: Умыть-накормить бабушку с утра, прибрать за ней в шесть, приготовить ко сну, перестирать белье, проделать профилактические процедуры по борьбе с пролежнями (Василий научил Арину разным хитростям и тонкостям), сбегать в магазины, навести подобие порядка в квартире - раз и навсегда заведенное колесо катилось себе по дороге и дребезжало на кочках. А недавно, глядя в зеркало, Арина с ужасом обнаружила первые морщины. Двадцать шесть. Не замужем, вместо приданого полупомешанная парализованная старушка. Никакой надежды подыскать приличную работу. Пустой холодильник и пыль на шкафу.
Хреновые итоги.
В восемнадцать ее изнасиловали. Три мерзких, пахнущих пивом мужика, в собственном подъезде, у двери в подвал. Ударили по голове. Забили глубоко в рот, чтобы не кричала варежки, те самые, подарок крестной, стянули курточку... Один держал, двое, сменяя друг друга, работали. Арина несколько раз теряла сознание и не помнила деталей. Кто-то из соседей вроде бы и поднимался мимо, но на подозрительную возню внимания не обратил. А позвать на помощь она не могла. Растерзанную, исщипанную до кровавых синяков (один из насильников иначе не мог) ее оставили со связанными шарфом руками, полуголую, в натянутой на голову одежде и порванном белье. Она долго мучилась, катаясь по грязному полу, прежде чем освободила руки и смогла подняться. Ключи затерялись. И в три часа ночи ей пришлось позвонить в дверь. Вот тогда старушку и хватил первый удар. С памятной ночи прошло восемь лет. Арина провела их механически, в полусне. Ее преследовали однообразные кошмары: три безликие фигуры (в подъезде было темно) снова и снова набрасывались на нее, били и мучили. Арина ухаживала за бабушкой, слушала любимый "Наутилус", раз в неделю ездила в гости к Алене. А вчера, возвращаясь с работы, вновь испытала унижение. Более слабое, разумеется, чем в юности. Зато публичное. Любуйтесь, люди добрые! Нашелся, правда, престарелый, но настоящий Дон Кихот и вступился за поруганную честь молодой дамы.
Где Вы, Илья Ильич?
Кто Вы?
Как Ваши дела?
"Пойми, подруга, - разглагольствовала она - я даю людям то, в чем они отчаянно нуждаются: уверенность в себе, хорошее настроение, силу. Они смеются, визжат, шалят после занятий. Море положительных эмоций. Я... как личность для них на пьедестале. Они снизу вверх с восхищением смотрят".
Алена ни на грамм не преувеличивала. Когда ее крепкое тело с тонкой талией, казавшейся еще более тонкой по сравнению с плечами и бедрами, затянутое в фирменный купальник - двигалось под музыку, можно было только любоваться. "Они сами меняются! Из клуш превращаются в подвижных, почти грациозных дам. Это их радует, меня тоже. Я вижу результат. Он меня вдохновляет. Словом, все в экстазе".
Появились у Алены новые присказки, шутки, улыбки. "Если за занятия дамы платят десять баксов в месяц - инструктор должен выглядеть на пару тысяч. Тогда все идеально".
Алена была живой рекламой "Найку". Потому, что предпочитала их спортивную одежду всем прочим фирмам. Стильные белые кроссовки, специальные коротенькие маечки и шорты, по меньшей мере, три комбинезона, в одном из которых она и красовалась сегодня.
- Ты потрясающе смотришься, Виноградина.
- Это моя работа - потрясающе смотреться. Проходи, лентяйка. Решила позаниматься?
- Да.
- Не прыгай и не бегай, сегодня.
- Почему?
- Большой перерыв. Мотор штука ценная. Любит бережное обращение. Ты ему организуешь стресс - наскачешься с дури, он может взбрыкнуть. Оно тебе надо? Рекорды, вроде бить не собираешься.
- Хорошо. Халтурить - не пахать! Запросто.
- Вот и ладушки.
Большое хорошо освещенное помещение с зеркальной стеной и ярко красными коврами на полу постепенно заполнялось народом. Дамы собирались в кучки, по три-пять человек, и хихикали. Телефоны, цепи и бриллианты они, не рискуя оставить в раздевалке, аккуратной горкой сложили на подоконнике. Алена, щеголявшая своей точностью похлеще, чем граф Монте Кристо, ворвалась в зал секунда в секунду. Девятнадцать ноль-ноль.
- Всем привет, милые мои. Мы начинаем наш концерт!
- О!
- Ура!
- Подъем! Строимся. Домашние проблемы. Что мы с ними сделаем? Выслушиваю варианты.
- За борт!
- По боку!
- На фиг.
Арина, как обычно, спряталась подальше, в углу. Она стеснялась своих старых кроссовок и заштопанного купальника. Лосины, новые, перламутровые ей подарила Алена. Но, в общем, и целом, одни лосины погоды не сделают.
- Лапки вверх. Улыбаться я одна буду?!! Ку-ку. Лена, покажи мне, как ты умеешь улыбаться. Маша, не горбись! Пузики подбираем. От винта. Процесс пошел. Молодцы!
Бодрый Аленин бас подстегивал нерадивых и задумавшихся. Старательно копируя любимого инструктора, дамы разогревались.
- Арина! Уймись! Перейди на шаг! Не вздумай прыгать. Накажу.
- Как?
- В угол положу.
- Одну? Это не гуманно.
Дамы запищали и завизжали. Алена сделала свирепую морду и рявкнула.
- Продолжают все кроме Лены, Лены и Арины. Они шагают!
В боку закололо. Сердце припустилось вскачь. Просто удивительно, сколько может весить собственная нога в конце занятия. Ее невозможно оторвать от коврика. Тонна. Не меньше. Ух. И еще - ух. Занятие длилось чуть больше часа. Заморенные и счастливые дамы старательно выполнили небольшой комплекс упражнений для растяжки мышц.
- Достаточно.
С воплями и стонами восторга, взмыленные "аэробистки" распростерлись на полу. Алена поменяла кассету. Зал заполнился нежной инструментальной музыкой.
- Между прочим, не хухры-мухры. Английский королевский симфонический оркестр.
- Боже.
- Кайфуйте, королевы!
Плоские Аленины шутки неизменно находили горячий отклик. Все заулыбались.
- Приступим.
В дверь не постучали, тихо поскреблись. Выглянув, Алена просияла. Подхватила олимпийку. Скомандовала.
- Лежим. Глазоньки закрыты. Арина проведет "релакс".
И упорхнула. Слушаться, так слушаться. Арина выключила свет. Стандартные фразы расслабления оживали и плавно опускались в темноту на разгоряченные тела, голос плыл, обволакивая, укутывая, давая отдых. Никто ее не видел, и Арина дала волю чувствам, ощущая себя Волшебной Сиреной, чей голос, как известно, мог заворожить любого. Звуки журчали и вибрировали, музыка подражала бегущей воде.
- Она уносит наши проблемы и беспокойства...
Голос стремился вслед за мелодией, неторопливо и сладко вплетаясь в рисунок. Арина чувствовала непривычную власть над людьми. И это не тяготило, наоборот, было приятно. Но всему на свете есть конец.
- На счет "один" я полностью приду в себя...
Кажется, у нее все получилось неплохо. Так?
- "Пять"! Мое тело теплое и расслабленное. Мое тело постепенно заполняется силой. Она вливается в каждую клеточку моего тела. Я точно свечусь изнутри. "Четыре"! Я ощущаю уверенность и спокойствие. Теплая, светлая сила пронизывает мое тело. Я спокойна. Я счастлива. "Три"! Я осознаю, что нахожусь в зале, мое потрудившееся, послушное тело отдыхает и восстанавливается. Мне хорошо, как никогда. Волшебно. Радостно. Спокойно. "Два"! Я полна энергии. Я замечательно поработала над собой. "Один"...
Арина щелкнула выключателем.
- Я медленно, лениво, открываю глаза. Потягиваюсь и улыбаюсь. Занятие окончено.
- Хорошо то как, девочки!
Выдохнула одна из дам. Все засмеялись.
-Спасибо.
- Спасибо.
- Как ты воркуешь замечательно.
Арина, смущенно улыбаясь, подобрала свое полотенце. Свет расставил все по местам. Эта девушка с тусклыми волосами и привычкой сутулиться не могла быть сводящей с ума волшебницей. Никак. Сказка растаяла, но вязкий студень будней еще не вполне окутал жертву. И "нечто" необъяснимо притягательное продолжало витать в воздухе над родионовской макушкой. Дамы, вернее некоторые из них, с вялым любопытством смотрели на подругу инструктора, несколько минут назад совершенно всех заворожившую. Арина вытерла потную физиономию и шею. С собой на занятия полагалось приносить по крошечному полотенчику, как раз для этой цели. И направилась в тренерскую. По праву ближайшей, вернее единственной, подруги королевы аэробики она раздевалась там, вместе с ней. Иначе ей пришлось бы сгореть от стыда перед дамами за свое доисторическое белье и штопаные колготки.
"Потом действительно разберемся", тоскливо думает Арина. И переводит взгляд за окно, на белые узоры заиндевевших деревьев. Звонок заставляет половину класса завопить, горестно взвыть, подпрыгнуть... словом, достойно отреагировать на кошмарную несправедливость. Хорошисты и прочие способные математики тянутся к выходу. Остальные прилипают к тетрадям и торопливо строчат, строчат. Арина разглядывает соседку. Та вписывает последние и распоследние значки, выпрямляется с довольным видом и лукаво щурится.
- Класс.
"Точно кошка, слопавшая мышь", - Думает Арина.
- Ну, ты, молоток. А имя не математическое.
- Почему? Разве у математиков особенные имена?
- Особенное у тебя. Я его очень люблю. Правда. Правда.
Возле парты выросла парочка шестерок. Заканючили по очереди.
- Пойдем в буфет, Виноградина.
- Пойдем, а?
- Поведаешь о подвигах.
- Пожалуйста.
Чемпионка зевнула и отвернулась. Подтолкнула Арину пальцем.
- А ты чего копаешься? Не пойдешь?
Родионова молча покачала головой. Праздник закончился. Ссутулясь принялась запихивать вещи в коричневое чрево портфеля.
- Да брось, Швабру. Она припадочная.
- Я не заметила.
Впрочем, Виноградова встает, берет яблоко, всю контрольную оно заманчиво блестело на столе, и азартно брызгая соком, впивается в него. Сумочка послушно взлетела на законное место. Ей полагалось на каждом шаге шлепать хозяйку по бедру. Не короткая, а скажем прямо - микроскопическая юбка, не скрывала от народа и сантиметра мускулистых ног. Марина Львовна с явным неудовольствием приняла тетрадь Виноградовой.
- Сделала что-нибудь?
- Ага.
Колоритная личность подмигнула Арине и выплыла в коридор. Шестерки семенили следом. Осознавать, что именно расскажут чемпионке о Швабре, было нестерпимо больно.
* * *
Остальные уроки Виноградова действительно провела на последней парте. Там беспрерывно шушукались. Смеялись. Арина с ужасом ждала развязки, и казалась себе средневековой прокаженной в холщовом одеянии, обшитом колокольчиками. Дабы звон их оповещал о приближении оскверненного неизлечимой болезнью тела. Некоторые изгои помимо всего еще и обязаны были носить в руках трещотку и громыхать ею. Люди издали распознавали, КТО к ним приближается. И принимали меры. Один просто скрывался внутрь дома и захлопывал ставни. Другой спешил прочь. Некоторые готовили палки и камни. На всякий случай.После классного часа в коридоре к Арине подошел Петров.
- Слышь, Швабра. Не торопись. Отдежурь за Комову с Катаевой.
- Нет.
- Это что, бунт?
Игорек вырвал у Арины из рук портфель и под аплодисменты собравшихся метко запулил его в распахнутую дверь.
- Иди делом займись.
Оранжевый свитер Виноградовой отделился от хохочущей кучки одноклассников. Арина отступила на шаг. В животе сжался и запульсировал противными толчками ледяной ком. Нет. Нет! Нет!!! Только не это. Не ЭТО.
Не это и произошло.
Схваченный за нос Игорек тонко верещал и пытался вырваться.
- Ты вот что, дорогуша, быстренько сбегай за сумочкой. Лады?
Освобождая истерзанный Петровский нос, звезда спорта ласково щелкнула его по лбу.
- Поспеши, родной. Жду я.
- С ума спятила, Виноградина! Было б из-за кого.
- Сумку.
Повторила Алена холодно и громко. В рядах козырной пятерки и прихвостней началась легкая паника.
- Немедленно.
- Да ты, че?
Игорек предпринял еще одну попытку проскользнуть мимо. Алена предупредила весело.
- По стене размажу.
Попавший между молотом и наковальней Петров словно вылинял и поблек. Если бы он мог раствориться в воздухе, то непременно сделал бы это.
- Я жду.
Ждали и остальные. Не так, чтобы в полном, но все же - в оцепенении. Классическая театральная немая сцена. Арина не видела себя со стороны. Руки стиснуты и прижаты к груди. Лицо расцвело ярко красными пятнами. Нижняя губа прикушена. Она боялась разрыдаться и сдерживалась изо всех сил. Сказать что странная выходка красивой девочки, с которой они случайно перебросились десятком реплик, повергла ее в шок... значит, ничего не сказать.
Загнанный в угол Петров прыгнул в сторону в надежде обогнуть неожиданное препятствие и спастись. Виноградова изящным и жутким плывущим шагом догнала его через три-четыре метра, не больше. Поймала за кисть руки. Неуловимым движением тела, приседая и разворачиваясь, направила бег Игорька вокруг себя, а затем к стене. Пакостник тонко заверещал, уткнувшись физиономией в портрет лысого вождя всех времен и народов.
- Ты оглох, Петров? Или перепутал меня с кем-нибудь? Я словами не бросаюсь.
- Оставь его, Виноградина.
Издали попросила Катаева.
- Ох, не встревай, подруга.
Нехорошо улыбнулась звезда спорта
- Эта гнида получает небольшой и заслуженный урок.
Без рывка, спокойно и без видимых усилий, она отклеила Петрова от плаката. Отпустила.
- Принесешь?
Уничтоженный Игорек кивнул.
- Давай.
Виноградова стряхнула с юбки несуществующую пылинку и подмигнула Арине.
- Он хороший мальчик. И сделает все как надо.
Сопровождаемый гневным молчанием Оль и их подпевал "хороший мальчик" побрел в класс на подгибающихся конечностях. Через какое-то время вернулся. Сумку он швырнул Арине под ноги.
- Подними и отдай.
Вновь от теплоты в голосе Виноградовой не осталось и следа. Тихо и свирепо она повторила.
- Подними.
Игорек, перекосившись, сделал все, что было велено. В лицо Арине он не смотрел.
- Умница. А теперь пошел вон. От тебя нехорошо пахнет. Дерьмом.
Рассмеялись почти все. Игорек, как ошпаренный снялся с места и рванул прочь.
- Идем, Родионова. Мне еще поесть успеть.
Арина не смогла ответить. Только кивнула. На закушенной губе показалась кровь. И переступив невидимую черту, приблизилась к Великолепной, Непобедимой, Ослепительной нескромной звезде. Она физически ощутила, как ореол чужого блеска окутывает ее.
- Не стой столбом. Так я с голоду помру. Пошли.
Вдвоем...
Вдвоем?
Вдвоем!!! Они проследовали мимо одноклассников. Пушки радостно не палили. И салют никто не отдавал. Пароходы не гудели. Момент Истины свершился в абсолютной тишине, прерванной ласковой фразой победительницы.
- Пока, ребятишки.
Ей ответили. Кто с вежливой ненавистью. Кто весело. Кто равнодушно. Кто потрясенно. Кто задумчиво.
- Пока.
- Бывай.
- До завтра.
Арина спиной ощущала "доброжелательные" взгляды.
- Плюнь на них и разотри.
Громко прокомментировала Несравненная Виноградова.
- А будет, кто возникать... Все равно кто... язык вырву. Запросто. За мной не заржавеет.
* * *
Арина провалилась в короткий тревожный сон. В благоухающем дачном сумраке (окна прикрыты ставнями, дверь занавешена марлей от мух) всегда хотелось спать.
- Сурки, ленивые.
Подтвердила хозяйка и заразительно зевнула.
- Дурной пример подаете, паразиты. А, впрочем, можно и подремать. После сытного обеда по закону великого древнего грека Архимеда полагается... Чего там собственно то говорится?
Лодыри усердно сопят и не отвечают.
* * *
На дачу Арину брали редко. Помощи от нее никакой, хлопот, правда, особенных тоже не доставляет. Подруги, повзрослев, изрядно отдалились друг от друга. Хотя, как и прежде, звонок в дверь мог раздаться безо всякого предупреждения. И любая половина этого странного тандема имела право плакать или смеяться не одна, а ВМЕСТЕ. Практически в любое время суток. Была бы необходимость.
Оставив большой спорт, из которого Виноградова помимо разболтанного здоровья и огромного количества травм вынесла умение "пахать до упада", Алена едва не пропала. Сбежав от родных - сестра, мать и отец (тихий алкоголик) в честно заработанную однокомнатную квартиру, добыв правдами и неправдами гараж для призовой колымаги, она занялась жизнью. Тем, что раньше проходило мимо: гулянки-пьянки, мужчины и все, что этому сопутствовало. Арина ничего не могла поделать. Она и разговаривала с подругой, и ругала ее, и плакала, все без толку. Но видимо ангел-хранитель Алены, однажды протрезвев, пришел в себя, ужаснулся увиденному и взялся за дело. Круто взялся, однако.
Виноградова попала в аварию. Шесть месяцев в больнице. Такое ломало и людей покрепче. Василий, студент-вечерник с медфака, как раз в травматологии по ночам медбратом и подрабатывал. Бывшую чемпионку из жуткой депрессии, перерастающей в окончательный пиз..., (полный привет) он вывел случайно. Почти. Ох уж эти всемогущие русские "авось", "почти", "на кого Бог пошлет" и многие другие им подобные законы жизни. В нашем случае в действие вступил целый ряд псевдослучайностей. Не иначе как стараниями выше упоминавшегося ангела они выстроились монолитной стеной и защитили хрупкий пожухший росток Алениной души.
Обматерив и выгнав (в тридцатый раз) несчастную любимую подругу, Алена тихо подвывая, созерцала потолок. Старушки соседки, наученные горьким опытом, расползлись по чужим палатам. Василия накануне вечером перевели с первого сестринского поста на второй. И Виноградова попала, сама того еще не ведая, в зону особого внимания. Вася много слышал от напарниц про переломанную бывшую спортсменку с поганым характером. Но нос к носу они не сталкивались. В ту самую палату медбрат вошел, деловито размахивая тонометром..
- По какому поводу паника?
Разумеется, пациентка со скверным нравом и ему посоветовала удалиться по известному адресу. Ступай, мол, прочь, гребаный отрок, и не морочь голову умирающему человеку. Проигнорировав грубость, Василий примостился на краешке кровати и спросил ласково:
- Ты когда в последний раз какала?
От неожиданности Алена перестала подвывать.
- Что?
Переспросила она на всякий случай.
- Лежачему больному главное опорожнить кишечник. Ну и последить хорошо за телом, чтоб пролежней не было. А все остальное просто фигня. Пока. Тем более что тебя, слава Богу, никто к полной неподвижности не приговорил! Ну, поваляешься еще месяц-другой и от винта. Вперед с песнями.
Он отбросил в сторону одеяло и наставил палец на вздутое пузо.
- Запор. Будем с ним бороться.
- И что станем делать?
Яда в голосе Виноградовой Вася снова "не заметил".
- Попозже, как освобожусь, поставлю тебе клизму. А на будущее - научу правильно есть, дышать, покажу несколько специальных упражнений. Книжку принесу. Изучишь.
Так и завязались их отношения. С клизмы и бесед о том, как стул отрегулировать. Василий ни на учебе, ни на дежурствах не халтурил. От его уколов реже образовывались шишки. Он медленно вводил лекарства. Сердечникам и гипертоникам не забывал померить давление. Старушки его боготворили. "Сегодня Васенька дежурит" - поздравляли они друг друга. Васенька не кричал, не злился, был деловит и вежлив. От него исходило доброе тепло и спокойствие. Алена тоже понемногу приободрилась, оттаяла. Начала по человечески общаться с медсестрами и товарками по палате. Стала вслух размышлять о будущем.
- Восстановлюсь на физвосе.
- Да?
- Или переведусь на заочное, начну работать. Девчонки пачками в аэробику подались. У нас же подготовка ай-ай. Что мне эта аэробика или танцы? Подучиться и вперед.
Василий редко поддакивал, еще реже спорил. Выкраивал время и сидел на колченогом табурете у чемпионской кровати. Молчать и улыбаться он мог сутками. Алена думала вслух. Василий делал ей массаж стоп.
- Очень помогает.
Кое-чему это действительно помогло...
После очередной операции, когда Алену, наконец, отцепили от груза, запаковав ногу в аппарат Елизарова, позволили вставать. Слабость была жуткая, голова кругом. В первое же дежурство Василия ЭТО и произошло. В ночь с субботы на воскресенье Алена на костылях приковыляла в сестринскую. Сестрички там спали, если удавалось, и дежурство не было особенно суматошным. Василий вырос в деревне (на вечернее отделение медфака, его, кстати, скоро прикрыли, он поступил после армии и медучилища), словом был он в некоторых вопросах парнишкой очень простым, вернее консервативным. Ну, пару порнушек видел само собой, все же в городе учился, да и в общаге много чего разного происходило. Но ТАКОГО лично с ним никто не делал, никогда. Алена просочилась в дверь без скрипа. И посреди обыкновенного серого сна он вдруг ощутил прикосновение горячих губ к щиколотке. Мама дорогая!!! Спал-то по общаговской привычке, натянув одеяло на голову, брюки тоже слегка задрались. Пытался отбиваться, дурачок.
- Не надо. Так не надо.
- Будет очень хорошо, вот увидишь.
Он и увидел - седьмое небо в алмазах. Не меньше. На глаза навернулись слезы. Это у него то? У самого железного и непрошибаемого парня их заставы?! (Вася служил на границе). Не может быть... Не может быть...
- Чего?
Лениво поинтересовалась Алена. Последние мысли Вася и не заметил, как высказал вслух.
- Чего?
Вместо ответа он снова обнял ее и прижал к широченной груди. Так нежно и бережно, что развеселил. Алена искренне считала, что просто развлекается, ну и парня благодарит за все хорошее. Два взрослых человека расслабились. Какие проблемы? Василий же твердо знал: Если синяя птица из каприза или по оплошности уселась на грудь, ее надо немедленно хватать обеими руками, чтоб не вырвалась. И отбиться от Василия Алене не удалось. Ни сразу. Ни через год. Ни через два. Правда замуж за него она выйти никак не решалась. Но частый гость, в конце концов, в ее квартире насовсем поселился. Хозяйством так занимался, что все замужние подруги посинели от зависти. Терпимо относился к слабостям. Утешал. И работал, работал, работал. Вдрызг разбитую машину отремонтировал Васин друг. Гараж они привели в порядок уже втроем, кум из деревни приезжал. Алена поражалась, как некоторые люди умеют помнить добро. В ее кругу, в том мире, из которого она вылетела прямо на больничную койку - это было не принято. Вернее это было невозможно. Много ли людей навещало бывшую чемпионку? Может тренер приходил? Не смешите. Алена не могла понять, почему с Василием все происходило по-другому. Бывшие пациенты звонили порой и интересовались, не надо ли чего. Несли. Везли. Выручали. Почему? Это было его счастливой особенностью - притягивать к себе людские сердца. Незамужние подруги, да и кое-кто из окольцованных дамочек тоже, строили ему глазки. Вася не реагировал. Боготворил свою спортсменку. Медфак закончил. Трудился хирургом. Обрастал связями. Выходил в люди. Руки у него были воистину платиновыми. Коллеги, пациенты и начальство постепенно осознали, сей факт, и сделали надлежащие выводы. Наконец то Василий смог достойным образом одевать и обувать любимую женщину и старикам в деревне подбрасывать деньжат. Жизнь входила в колею. Василий даже начал обрастать жирком. Алена десятком ехидных шуток пресекла это непотребство. И милый прекратил ночные набеги на холодильник, выкроил пару вечеров в неделю для посещения секции русского рукопашного боя. ( Люди далекие от единоборств упорно именовали клуб "каратистским".) Стал появляться на работе со свежими синяками. Народ не проведешь разной ересью про необходимость держать себя в форме!!! Медсестры и ординаторы дружно решили, что видно у бывшей чемпионки рука тяжелая. Жизнь входила в колею. Не без ухабов, конечно. А вот у Арины дела не ладились совершенно.
* * *
И кого ей было винить? Дом понемногу разваливался. Парализованная бабушка, пережившая свой ум, требовала постоянной заботы. Пеленки-клеенки не спасали. Старушка ухитрялась обделаться от пяток до затылка. Вымыть лежащего человека не так просто как кажется. Хорошо, что бабушка была легкой в кости, точно птичка. Не то для худенькой Арины это было бы непосильным трудом. Телевизор сгорел. Горячая вода появлялась лишь глубокой ночью и пропадала к шести часам утра. На работе не давали денег. И кого ей было винить? Университет - заочно, конечно, но все же закончен. Скажите, кому нужны филологи в не особо большом городе, когда их каждый год целой кучей выпускают на свободу из стен "альма-матер"? Весь год Арина продолжала тянуть лямку в заводской конторе. С девяти до пяти, плюс полчаса на обед и два часа на дорогу туда обратно. Делать на работе было решительно нечего. Сотрудники плели интриги, вязали кофты, смотрели все без исключения телесериалы по переносному черно-белому телевизору и бесконечно чаевничали.
Арина читала. За время ее долгой - шесть лет - учебы, все привыкли к этому, притерпелись. И толстые классические романы воспринимали равнодушно. Ну, читает человек, и пусть читает. Чушь всякую. Ну да ладно. Что с нее взять, с хорошо образованной дуры? Ни поесть как человек (она никогда не могла угнаться за тумбообразными сотрудницами, нагуливающими аппетит на дачах и картофельных участках), ни выпить, ни поругаться всласть - сбросить напряжение...
- Кто тебя такую возьмет?
Вопрошала Дина Петровна, многотонным монолитом возвышаясь над столом.
- В тебе же с какой стороны не подступись, и на половину приличного человека не наберется, а?
Арина отмалчивалась. Как самая молодая в отделе, покорно мыла чайные чашки и спускалась вниз, на второй этаж в женский туалет за водой. Управленческие ловеласы к ней не приставали. Шмыгает себе мышка серенькая. Ни то ни се. Ни рыба ни мясо.
Раз и навсегда заведенное колесо: Умыть-накормить бабушку с утра, прибрать за ней в шесть, приготовить ко сну, перестирать белье, проделать профилактические процедуры по борьбе с пролежнями (Василий научил Арину разным хитростям и тонкостям), сбегать в магазины, навести подобие порядка в квартире - раз и навсегда заведенное колесо катилось себе по дороге и дребезжало на кочках. А недавно, глядя в зеркало, Арина с ужасом обнаружила первые морщины. Двадцать шесть. Не замужем, вместо приданого полупомешанная парализованная старушка. Никакой надежды подыскать приличную работу. Пустой холодильник и пыль на шкафу.
Хреновые итоги.
В восемнадцать ее изнасиловали. Три мерзких, пахнущих пивом мужика, в собственном подъезде, у двери в подвал. Ударили по голове. Забили глубоко в рот, чтобы не кричала варежки, те самые, подарок крестной, стянули курточку... Один держал, двое, сменяя друг друга, работали. Арина несколько раз теряла сознание и не помнила деталей. Кто-то из соседей вроде бы и поднимался мимо, но на подозрительную возню внимания не обратил. А позвать на помощь она не могла. Растерзанную, исщипанную до кровавых синяков (один из насильников иначе не мог) ее оставили со связанными шарфом руками, полуголую, в натянутой на голову одежде и порванном белье. Она долго мучилась, катаясь по грязному полу, прежде чем освободила руки и смогла подняться. Ключи затерялись. И в три часа ночи ей пришлось позвонить в дверь. Вот тогда старушку и хватил первый удар. С памятной ночи прошло восемь лет. Арина провела их механически, в полусне. Ее преследовали однообразные кошмары: три безликие фигуры (в подъезде было темно) снова и снова набрасывались на нее, били и мучили. Арина ухаживала за бабушкой, слушала любимый "Наутилус", раз в неделю ездила в гости к Алене. А вчера, возвращаясь с работы, вновь испытала унижение. Более слабое, разумеется, чем в юности. Зато публичное. Любуйтесь, люди добрые! Нашелся, правда, престарелый, но настоящий Дон Кихот и вступился за поруганную честь молодой дамы.
Где Вы, Илья Ильич?
Кто Вы?
Как Ваши дела?
* * *
В последние дни ноября похолодало. Топили еле-еле. Арине едва удавалось заставить себя вылезти из нагретой постели и заняться делами, а потом отправиться на работу. Слава Богу, сегодня суббота. Домашняя хозяйка из Арины никудышная. А это значит, что кроме забот о бабушке и кой-каких, о хлебе насущном других дел нет. Ура! Можно всласть поваляться с книжкой или сходить в спортзал к Алене. Последние три года подруга подрабатывала и весьма успешно, аэробикой, коланетикой, стретчингом, шейпингом и прочей гадостью. Вслед за модой на новые направления Алена не гналась. Моду она ухитрялась опережать на несколько шагов. Более того, в моду вошла она сама. Посему ее группы посещали дамы отнюдь не бедные."Пойми, подруга, - разглагольствовала она - я даю людям то, в чем они отчаянно нуждаются: уверенность в себе, хорошее настроение, силу. Они смеются, визжат, шалят после занятий. Море положительных эмоций. Я... как личность для них на пьедестале. Они снизу вверх с восхищением смотрят".
Алена ни на грамм не преувеличивала. Когда ее крепкое тело с тонкой талией, казавшейся еще более тонкой по сравнению с плечами и бедрами, затянутое в фирменный купальник - двигалось под музыку, можно было только любоваться. "Они сами меняются! Из клуш превращаются в подвижных, почти грациозных дам. Это их радует, меня тоже. Я вижу результат. Он меня вдохновляет. Словом, все в экстазе".
Появились у Алены новые присказки, шутки, улыбки. "Если за занятия дамы платят десять баксов в месяц - инструктор должен выглядеть на пару тысяч. Тогда все идеально".
Алена была живой рекламой "Найку". Потому, что предпочитала их спортивную одежду всем прочим фирмам. Стильные белые кроссовки, специальные коротенькие маечки и шорты, по меньшей мере, три комбинезона, в одном из которых она и красовалась сегодня.
- Ты потрясающе смотришься, Виноградина.
- Это моя работа - потрясающе смотреться. Проходи, лентяйка. Решила позаниматься?
- Да.
- Не прыгай и не бегай, сегодня.
- Почему?
- Большой перерыв. Мотор штука ценная. Любит бережное обращение. Ты ему организуешь стресс - наскачешься с дури, он может взбрыкнуть. Оно тебе надо? Рекорды, вроде бить не собираешься.
- Хорошо. Халтурить - не пахать! Запросто.
- Вот и ладушки.
Большое хорошо освещенное помещение с зеркальной стеной и ярко красными коврами на полу постепенно заполнялось народом. Дамы собирались в кучки, по три-пять человек, и хихикали. Телефоны, цепи и бриллианты они, не рискуя оставить в раздевалке, аккуратной горкой сложили на подоконнике. Алена, щеголявшая своей точностью похлеще, чем граф Монте Кристо, ворвалась в зал секунда в секунду. Девятнадцать ноль-ноль.
- Всем привет, милые мои. Мы начинаем наш концерт!
- О!
- Ура!
- Подъем! Строимся. Домашние проблемы. Что мы с ними сделаем? Выслушиваю варианты.
- За борт!
- По боку!
- На фиг.
Арина, как обычно, спряталась подальше, в углу. Она стеснялась своих старых кроссовок и заштопанного купальника. Лосины, новые, перламутровые ей подарила Алена. Но, в общем, и целом, одни лосины погоды не сделают.
- Лапки вверх. Улыбаться я одна буду?!! Ку-ку. Лена, покажи мне, как ты умеешь улыбаться. Маша, не горбись! Пузики подбираем. От винта. Процесс пошел. Молодцы!
Бодрый Аленин бас подстегивал нерадивых и задумавшихся. Старательно копируя любимого инструктора, дамы разогревались.
- Арина! Уймись! Перейди на шаг! Не вздумай прыгать. Накажу.
- Как?
- В угол положу.
- Одну? Это не гуманно.
Дамы запищали и завизжали. Алена сделала свирепую морду и рявкнула.
- Продолжают все кроме Лены, Лены и Арины. Они шагают!
В боку закололо. Сердце припустилось вскачь. Просто удивительно, сколько может весить собственная нога в конце занятия. Ее невозможно оторвать от коврика. Тонна. Не меньше. Ух. И еще - ух. Занятие длилось чуть больше часа. Заморенные и счастливые дамы старательно выполнили небольшой комплекс упражнений для растяжки мышц.
- Достаточно.
С воплями и стонами восторга, взмыленные "аэробистки" распростерлись на полу. Алена поменяла кассету. Зал заполнился нежной инструментальной музыкой.
- Между прочим, не хухры-мухры. Английский королевский симфонический оркестр.
- Боже.
- Кайфуйте, королевы!
Плоские Аленины шутки неизменно находили горячий отклик. Все заулыбались.
- Приступим.
В дверь не постучали, тихо поскреблись. Выглянув, Алена просияла. Подхватила олимпийку. Скомандовала.
- Лежим. Глазоньки закрыты. Арина проведет "релакс".
И упорхнула. Слушаться, так слушаться. Арина выключила свет. Стандартные фразы расслабления оживали и плавно опускались в темноту на разгоряченные тела, голос плыл, обволакивая, укутывая, давая отдых. Никто ее не видел, и Арина дала волю чувствам, ощущая себя Волшебной Сиреной, чей голос, как известно, мог заворожить любого. Звуки журчали и вибрировали, музыка подражала бегущей воде.
- Она уносит наши проблемы и беспокойства...
Голос стремился вслед за мелодией, неторопливо и сладко вплетаясь в рисунок. Арина чувствовала непривычную власть над людьми. И это не тяготило, наоборот, было приятно. Но всему на свете есть конец.
- На счет "один" я полностью приду в себя...
Кажется, у нее все получилось неплохо. Так?
- "Пять"! Мое тело теплое и расслабленное. Мое тело постепенно заполняется силой. Она вливается в каждую клеточку моего тела. Я точно свечусь изнутри. "Четыре"! Я ощущаю уверенность и спокойствие. Теплая, светлая сила пронизывает мое тело. Я спокойна. Я счастлива. "Три"! Я осознаю, что нахожусь в зале, мое потрудившееся, послушное тело отдыхает и восстанавливается. Мне хорошо, как никогда. Волшебно. Радостно. Спокойно. "Два"! Я полна энергии. Я замечательно поработала над собой. "Один"...
Арина щелкнула выключателем.
- Я медленно, лениво, открываю глаза. Потягиваюсь и улыбаюсь. Занятие окончено.
- Хорошо то как, девочки!
Выдохнула одна из дам. Все засмеялись.
-Спасибо.
- Спасибо.
- Как ты воркуешь замечательно.
Арина, смущенно улыбаясь, подобрала свое полотенце. Свет расставил все по местам. Эта девушка с тусклыми волосами и привычкой сутулиться не могла быть сводящей с ума волшебницей. Никак. Сказка растаяла, но вязкий студень будней еще не вполне окутал жертву. И "нечто" необъяснимо притягательное продолжало витать в воздухе над родионовской макушкой. Дамы, вернее некоторые из них, с вялым любопытством смотрели на подругу инструктора, несколько минут назад совершенно всех заворожившую. Арина вытерла потную физиономию и шею. С собой на занятия полагалось приносить по крошечному полотенчику, как раз для этой цели. И направилась в тренерскую. По праву ближайшей, вернее единственной, подруги королевы аэробики она раздевалась там, вместе с ней. Иначе ей пришлось бы сгореть от стыда перед дамами за свое доисторическое белье и штопаные колготки.