Шумил Павел. Давно забытая планета

   — Тихо! — скомандовала Сандра. — Стоять! Кто начал? Начали матка и… Лужа. Сандра поставила обеих рядышком лицом к стене и хорошенько прошлась по спинам новой плеткой матки, стараясь делить удары поровну. Вспомнила о ведрах, послала за ними двух женщин, остальным приказала разводить костер. Лужа таскалась сзади побитой собакой и скулила. Матка тоже держалась неподалеку.
   — Делите молоко на всех — приказала Сандра и села у костра. Получилось по полстакана на человека.
   — Госпожа, почему ты меня наказала, — ныла Лужа. — Я же твоя.
   — Она тоже моя — Сандра зло кивнула на матку. Та втянула голову в плечи.
   — Ты меня от смерти спасла, а она тебя убить хотела. — гнула свое Лужа.
   — Ты тоже меня убить хотела. Забыла что-ли? А ее я вчера спасла.
   Лужа затихла. Сандра огляделась и увидела неожиданное. Женщины после драки выглядели возбужденными, веселыми и даже дружелюбными. Хвастались синяками, царапинами, разбитыми губами и носами, изучали друг у друга поредевшие прически.
   Чуть позднее к костру подошли незанятые девушки из мужского дома. Их встретили радостными воплями, неприличными шутками, но вскоре затихли, так как Сандра начала петь. Когда совсем стемнело, к костру приблизились три угрюмые фигуры, остановились за пределами освещенного круга.
   — Кто это? — спросила Сандра.
   — Они ворот крутят, — объяснила Лужа.
   Сандра заглянула в ведра. Там было пусто. Тогда она погнала Лужу домой, велев принести две крынки молока из коридора. Сандра уже изучила иерархическую систему рабства в форте. Наибольшими правами и льготами обладали рабыни хозяина. За ними шли девушки из мужского дома. Красивые, гордые и заносчивые. Власти у них было, может, и больше, чем у рабынь хозяина, но побоев доставалось тоже больше. Потеряв привлекательность, они попадали в бараки. В бараках была своя иерархия, где самым страшным считалось попасть на ворот. Это была тяжелая, однообразная работа — крутить с утра до ночи огромный ворот насоса, качать на поля воду. На ворот попадали те, кто выжил после страшных наказаний — выжигания глаз и отрубания рук. Для того, чтобы крутить ворот нужны были только сильные ноги. Глаза и руки были не нужны. Тех, кто работал на вороте, сторонились и боялись. С ними старались не разговаривать, их старались не замечать.
   Когда Лужа вернулась, Сандра взяла у нее крынку, подошла к темным фигурам.
   — Пейте, бабы. Это ваша доля.
   — Ты знаешь, кто мы? — недоверчиво спросила одна из женщин.
   — Вы на вороте работаете. Пейте молоко, оно хорошее. Я сегодня утром надоила.
   Сандра сунула крынку в руки одной из женщин, та осторожно взяла ее лопатками ладоней, с которых были обрублены все пальцы, поднесла ко рту, отхлебнула.
   — Молоко… Настоящее. Сколько лет не пила.

ЗЕМЛЯ

   Лекция для пенсионеров прошла отлично. Старички отличались бодростью мышления и цепкой памятью. Рассказал им о гравитомографии, гравилокации, продемонстрировал установку.
   — Если вы говорите о гравитомографии, значит есть и просто томография? — спрашивает кто-то.
   — Конечно, есть! — рассказываю, веду в соседний зал, показываю малый томограф. Возвращаемся. Выливаю на публику боль и печаль по поводу экологической небезопасности нуль-т генераторов. Видимо, я перебрал с эмоциями. Один старичок прослезился. Другой имел несчастье усомниться. Изливаю на них поток формул. Пишу их на графическом планшете, компьютер выводит на панорамные экраны.
   — Что это за значок в третьей формуле? — спрашивает лысенький.
   — Дэ что-то по дэ всем координатным осям сразу.
   — То есть по всем трем? X, Y, Z?
   — Нет, по всем двенадцати. Я его сам придумал. — На отдельном экране выписываю все изобретенные мной символы групповых операций и кванторы. Теперь читаю лекцию только лысенькому. Лысенький предлагает выкинуть три моих знака групповых операций и заменить двумя своими. Бегаем вдоль экранов, тыкаем пальцем в формулы, спорим. Остальные заскучали, но мы не обращаем на них внимания. Выписываю несколько формул в старой и новой нотации. Склонив голову, сравниваю и надолго задумываюсь. Старичок прав. Запись становится короче и понятней. Неужели этот сморчок с ходу въехал в мою математику? Я бы так не смог. Так ему и говорю. Напускаю на себя восхищение, предлагаю пройти тест на ай-кью. Он смеется, утверждает, что правка была чисто редакторская — увидел повторяющиеся куски текста в формулах.
   Тут приоткрывается дверь, в комнату заходит, переваливаясь, Бак и спрашивает:
   — Ча-аю?
   — Хорошая мысль, — одобряю я и сажаю его на плечо.
   Комиссия подхватывает и развивает идею, чуть ли не бегом покидает лабораторию. Напускаю на себя легкое сожаление и провожаю до вагончика.

СЭКОНД

   Ночью раздался звук рога. Очень хотелось спать, мышцы ныли после работы в кузнице, но такой случай нельзя было упускать. Торопливо одевшись, Сандра прицепила на пояс нож, закинула арбалет за спину, схватила меч и побежала во двор. Рог все еще трубил короткими сигналами. По улице с факелами в руках бежали мужчины. Все — на юг. Сандра накинула уздечку на хромого лошака, огляделась в поисках седла, не нашла, вскочила на спину и пустила его рысью вслед за факелами.
   — Завры с юга! Идут на поля! — кричал кто-то с вышки.
   Сандра огляделась. Факелы были уже далеко впереди. По границам обрабатываемых полей разгоралась цепочка костров. Девушка поскакала туда, где мужчин и криков было особенно много.
   — Что мне делать? — спросила она у парня, раздававшего что-то остальным. Тот молча сунул ей два факела. Сандра переложила меч в левую руку, зажгла один от ближайшего костра. Где-то впереди раздался страшный звериный рев. Ему откликнулись несколько других, менее громких.
   — Вожака заверните! Заверните вожака! — кричали сбоку.
   — Куда тебя верхом несет! Кретин безмозглый! — обругал кто-то Сандру. Она поскакала на крики, обогнала цепочку факельщиков.
   Внезапно факел осветил огромную уродливую голову. Пасть открылась, как крышка чемодана, раздался тот самый страшный рев, от которого сводило мускулы живота. Сандра аккуратно кинула в черную глотку горящий факел. Пасть закрылась, наступила темнота. В тот же миг лошак взвился на дыбы, Девушка упала на спину и потеряла сознание.
   Видимо, она лежала без сознания недолго, меньше минуты. Впереди плотной стеной стояли мужчины, каждый держал по два факела. За ними появлялись и исчезали во мгле огромные чешуйчатые тела. Сандра разыскала второй факел, подняла меч, похромала к мужчинам. Зажгла от чужого свой факел. Мужчины раздвинулись, уступили место. Теперь она стояла в общей шеренге и могла хорошо разглядеть животных. Ростом с лошака, но намного массивнее и длиннее, те напоминали гибрид бегемота с крокодилом.
   А ведь они травоядные, — подумала Сандра, разглядывая широкие плоские зубы.
   — Все, можно расходиться. Самки пошли. — сказал кто-то.
   — Постоим, пока детеныши не пройдут. Если детеныши отобьются, матки их искать будут.
   Напряжение спало. В цепи факельщиков послышались разговоры, шутки. На ящеров теперь внимания обращали не больше, чем на стадо овец.
   — А кто вожака завернул?
   — Пацан какой-то, придурочный. В руке меч, за спиной арбалет. На лошаке подскакал, завру в пасть факел засунул. Тот аж глаза вылупил.
   Все рассмеялись.
   — Где он сейчас?
   — Я тут — сказала Сандра.
   — Ты чей будешь? Я тебя раньше не видел.
   — Братва, это же девка Скара!
   — Сейчас судить будем, или утром?
   — Сейчас. Зачем откладывать.
   — Тогда Умника позвать надо.
   Сандру схватили за волосы, потащили в форт.
   — Мужики, вы чего, мужики? — лепетала она. Дело складывалось не по сценарию. По сценарию должны были хлопать по спине, хвалить, ругать, восхищаться и удивляться. А ошейник — палочка-выручалочка — остался под подушкой.
   На площади, недалеко от врытого в землю столба, развели костер, посадили Сандру на землю, сами расселись вокруг.
   Я вам покажу — суд! Я из вашего суда такой спектакль сделаю, вы еще… еще… — дальше она не додумала. Было страшно.
   Пришел злой, невыспавшийся Умник, хмуро глянул на девушку.
   — Что она на этот раз натворила?
   Играй, музыкант…
   — Я ничего плохого не делала, — сказала Сандра.
   — Не делала? Оружие на землю!
   Сандра положила меч, сняла со спины арбалет, колчан со стрелами. Отстегнула от пояса нож. Чьи-то руки руки начали ее обыскивать. Пока шарили по одежде, она стояла неподвижно, разведя руки в стороны. Когда обыск кончился, наклонилась, вытащила из-за голенищ два ножа и положила в кучу. Раздался смех.
   — Тихо! — скомандовал Умник. — Что она натворила?
   Ему рассказали. Умник задумался.
   — Она хотела убежать?
   — Нет, — ответили многие голоса.
   — Тут два поступка. Тому, кто отвернул завра, полагается награда. А рабыне, которая ночью вышла из дома, да еще с оружием, полагается наказание. Ты что скажешь? — обратился он к Сандре.
   — Я все правильно делала. Хозяин приказал мне дом охранять. Он не говорил, что нельзя оружие ночью носить. Он говорил, что нельзя его оружие трогать, а это, — Сандра подняла арбалет, — это я сама сделала.
   Тут она увидела, что ложе арбалета расколото. Оно треснуло, когда девушка упала на него спиной с лошади. Сандра села на землю и заплакала, прижимая приклад к груди.
   — Что еще? — спросил Умник.
   — Сломался, — Сандра протянула ему арбалет, размазывая слезы по лицу. — Я его целый день делала.
   Арбалет пустили по рукам.
   — Да, его теперь только выкинуть, — посочувствовал кто-то. — На него что, завер наступил?
   — Нет, это я на него упала, всхлипнула девушка. — Я не знала, что мой лошак завров боится. Я торопилась, седло не надела. А он на дыбы. — Сандра увидела, что завладела всеобщим вниманием, и начала рассказывать все с самого начала, с того момента, как проснулась от тревожного сигнала. Мужчины слушали, затаив дыхание. Они все там были, все видели своими глазами, но в рассказе события становились весомее и важнее. Тот, о котором упоминала Сандра, гордо оглядывал окружающих и подтверждал, что все так и было.
   Кузнец протолкался из задних рядов, сел рядом с Сандрой, принялся изучать заточку ножей и клинка, недовольно хмурясь и качая головой. Сандра взяла его за локоть.
   — Не ругай меня, пожалуйста. Я сама знаю, что затачивать не умею. Меня никто не учил.
   — Приходи завтра в кузню, посмотрим, что можно сделать.
   — Как же я приду? Меня же судят, — напомнила ему на ухо Сандра. Кузнец задумался.
   — Мужики, я, это, я вот что решил. Девка глупая, но храбрая. Поэтому ее наказывать не будем.
   — Правильно говоришь, Завер! — поддержал Крот. Собрание одобрительно загудело.
   — Итак, наказывать не будем, — подвел итог Умник, — А награждать?
   Все задумались.
   — Зачем бабе — баба? спросил кто-то.
   — Разрешите мне оружие носить, — попросила Сандра.
   Разгорелся спор. Пока спорили, Сандра сбегала домой, отнесла меч и ножи, постанывая от тяжести, принесла четырехведерный боченок вина из подвала и ковшик. Спор быстро закончился в пользу Сандры, так как взгляды устремились на боченок. Пустили ковш по кругу.
   — С тебя Скар за этот боченок голову снимет, — шепнул ей на ухо Умник.
   — Снимет. И за боченок, и за лошака, и за все остальное, — согласилась девушка. — Ой, боюсь…
   — А много за тобой грехов накопилось?
   Сандра полоснула ребром ладони по шее и доверчиво улыбнулась.
   Гулянка пошла по накатанной программе. Кто-то принес кружки, копченое мясо, соленые овощи непонятного вида, но вкусные и возбуждающие жажду. Потом появился второй боченок. Сандра рассказывала анекдоты, мужики пели и пили. Девушка тоже подставляла свою кружку наравне со всеми и выливала вино на землю, если это удавалось сделать незаметно. Удавалось редко. Голоса гудели, уже никто никого не слушал, но всем было интересно и весело.

ЗЕМЛЯ

   Гуляю по берегу речки с одним из членов комиссии. Приблизительно по тому месту, где познакомился с Кенти. Дорожки нет. Здесь поляну окаймляет лес с подлеском, там — ухоженный английский парк. Но что поразительно — скамеечка у воды на том же самом месте. Есть на свете вещи, которым не страшны ни годы, ни пространства.
   — Что за мелодию вы напеваете?
   — Третий концерт Дебюсси, — машинально отвечаю я, потом задумываюсь. А может, и не третий. Может, и не Дебюсси.
   — Сэр Джафар — так можно вас называть?
   — Да-да, конечно. — Какие манеры, какой тон. Мысленно примеряю на себя фрак, белую манишку и галстук-бабочку.
   — Сэр Джафар, скажите, сколько вам лет?
   — Вы, видимо, знакомы с моим досье.
   — Да, но в нем есть пробелы. Ничего не известно почти о двадцати годах вашей жизни. Я имею в виду ваши первые годы жизни как дракона.
   — Мне тоже о них ничего не известно. Иногда, под утро бродят какие-то отрывочные воспоминания. О джунглях на океанском берегу, белоснежных горных вершинах. Ничего не могу отчетливо вспомнить. И не пытаюсь. Скорее, наоборот. Так что отчетливо помню только 45 лет своего существования. Это и человеческие годы, и драконьи.
   — Понимаю. Вы являетесь главой специальной экспедиции по изучению планеты Сэконд, куда эмигрировали наши предки.
   Ага, начинаются вопросы с подковыками. Политику отдаю, как договаривались, Анне.
   — Номинально, чисто номинально. Мои интересы — академические. Единая теория пространства-времени. Лет десять-пятнадцать интенсивной работы, и я выведу наши знания о мире на принципиально новый уровень. В ближайшее время собираюсь начать строительство лаборатории в дальнем космосе. Понимаете, эти эксперименты не всегда безопасны…
   — Да, я в курсе. Но мне кажется, вы уходите от ответа.
   Прогоняю через себя быструю волну полярных эмоций. Спектакль должен быть интересен для зрителя. И должен оставлять место для фантазии.
   — Видите-ли, есть еще одна причина. Я неудачник. Случайно застрял в вашем мире, допустил множество ошибок, попал под удар электротока, потерял память, приобрел дурную манеру транслировать в эфир эмоции. Я бы не хотел, чтоб мои ошибки отражались на судьбе экспедиции.
   — Но одиннадцать лет назад вы совершили настоящую революцию на нашей планете. Изменили политический курс.
   Внимание! осторожно! Напускаю на себя стыдливость.
   — Не надо приписывать мне чужие заслуги. Я когда-то интересовался вашей историей. Программу форсированного развития вы разработали за много веков до моего появления. Исторический момент назрел. (Враки. Расчеты Коры говорят о другом.) Нужен был только слабый толчок. (Ха. Ха-ха.) Катализатор. Им стала Анна. Меня в тот момент интересовали совсем другие вопросы — кто я, откуда, что делаю в вашем мире.
   — Но магистром она стала благодаря вашей поддержке.
   — Не буду скромничать. Да, это я вытолкал ее в магистры. Можно сказать, силой. Но преследовал при этом сугубо эгоистические цели — прекратить охоту на дракона, которую затеял предыдущий магистр. Политический курс церкви меня тогда мало интересовал.
   — А сейчас?
   — Не обижайтесь, но сейчас — еще меньше. Поворот произошел, процесс развивается в нужном направлении. Назад пути нет. (Хотел бы, чтоб так было на самом деле.) Такой ход событий меня устраивает и больше не интересует.
   — Огромное спасибо за то, что уделили мне время для беседы. Вы совершенно по-новому осветили некоторые вопросы.
   Тут он вынимает из кармана диктофон, демонстративно выключает и машет кому-то рукой. Оглядываюсь. К нам спешит Анна. Целует мужчину, забирает диктофон, прослушивает запись.
   — Великолепно, Мастер. Ты неподражаем! Сама готова поверить, что все так и было. Матфей, ты сможешь переправить эту запись стабилистам?
   — Нет ничего проще. Я живу в одной комнате с Луко Феррачи. Сегодня вечером при нем прослушаю и застенографирую запись. Если заинтересуется, дам прослушать ему. А утром и диктофон и стенограмму оставлю на тумбочке. Он итальянец, а итальянцы любопытны. В крайнем случае пустим запись как официальный документ комиссии.
   Оказывается, это и есть тот самый Матфей. Анна могла бы меня предупредить. Впрочем, тогда я бы не осторожничал в беседе, не получилось бы этой записи. Слушаю их разговор с Анной, и понимаю, что назрел очередной политический кризис. Придется отложить исследования до лучших времен и заняться политикой. Опять изучать новую дисциплину. Господи, кончится это когда-нибудь, или нет?

СЭКОНД

   Солнце стояло высоко. Сандра приподняла голову и застонала.
   Лучше бы меня вчера наказали, — подумала она и села, прислонившись к стенке. Голова раскалывалась. Болела оцарапанная спина, болела правая ягодица, отбитая при падении с лошади, болело все остальное. — Хорошо, что меня мама не видит. Стыд-то какой — на полу спать.
   Рядом с ножкой кровати стояла глиняная кружка. Сандра заглянула в нее и допила содержимое. На дворе мычала недоеная корова. Хромая и постанывая, девушка занялась хозяйством. Подоила корову, открыла ворота, выпустила во двор. Лошак, убежавший вчера, щипал траву у забора. Сандра прижалась лбом к его теплой шее, погладила, взяла ведра, пошла за водой.
   У колодца мужчины поили лошаков. Кто-то рассказывал:
   — А внутренний голос и говорит: — Убей вождя! — Убил! — Ну теперь, ты как хочешь, а я сматываюсь!
   Девушка слабо улыбнулась.
   — А, Санди! Я твои истории рассказываю! Мужики, пропустите! Это она вчера завров повернула. Как голова? болит?
   Девушка поставила ведра на скамейку, скорчила гримассу и вяло махнула рукой, пытаясь вспомнить, как же зовут эту небритую личность. Кто-то налил ей воды. Повинуясь внезапному порыву, она сунула голову в ведро, насколько хватило дыхания, шумно отфыркалась, мотая волосами, остатки вылила за шиворот.
   — Вот это по-нашему, — одобрительно загудели мужики.
   Сухой одежды дома не оказалось. Сандра вспомнила, что заходила баба Кэти и взяла все в стирку и починку. Пришлось ходить в мокром.
   Напоив лошака и корову, девушка отправилась на розыски хозяина глиняной кружки и боченка из-под вина. Отдала кружку свирепой женщине в ошейнике, попросила прощения, выслушала много неприятного. Нашла боченок и огорчилась еще больше. Боченок представлял собой набор деталей — два донышка, два обруча и много-много планок. Кто-то на него сел и раздавил. Девушка собрала все планки в охапку, отнесла домой, попыталась собрать. Не получилось — не хватало рук и опыта. Плюнув, пошла в кузницу.
   По пути встретила Лужу. Та отвернулась и хотела проскочить мимо. Сандра поймала ее за руку, развернула заплаканной физиономией к себе.
   — Кто тебя обидел?
   — Тебе вчера девка в награду полагалась. Я думала, ты меня из бараков в дом возьмешь, а ты ножик на поясе выбрала. — Вырвалась и убежала.
   — А, Санди, — встретил ее кузнец. — Я все утро думал над твоей идеей. Плохая это идея, вредная. С виду хорошая, а как подумаешь — плохая. Да и баб жалко.
   — Какая идея? — не поняла Сандра.
   — Ветряную вертушку сделать, чтоб воду качала. Сделать просто. Я уже матерьял подыскивать начал. Хорошо, Умник спросил, куда баб девать?
   — Каких баб?
   — Которые сейчас ворот крутят. Они ж больше ни на что не годятся. У кого глаз нет, у кого руки по плечи отрублены. Их тогда убить надо будет. А с остальными еще хуже. Сейчас они ворота боятся, а тогда ничего бояться не будут.
   Сандра застонала, села на порог, обхватила руками голову.
   — Социальные последствия технической революции. Том первый, глава четвертая, — забормотала она. — Уничтожение рабочих мест, безработица, обеспечение занятости. Я думала, это чистая теория. Боже, что мне делать?
   — Выпей рассолу, — посоветовал кузнец.

СЭКОНД. ОРБИТАЛЬНАЯ

   Подготовка к старту проходила в лихорадочной спешке. Ким, чумазый как негр, в здоровенных стереоочках компьютерного дисплея, сам лично проверял каждое соединение, каждый шов, заваренный киберами. Пол вокруг шаттла был мокрый, скользкий и грязный. Герметичность баков проверяли, накачивая в них воду под трехкратным давлением. После чего ее просто сливали на пол. Дик кончил укреплять блоки СЖО, выдранные с мясом из гермопалаток — три в кабине, три в носовом салоне, два — на корме. Подключил к энергосети корабля, проверил.
   — Нет, так не пойдет! — возмутилась Сандра. Включай от автономных аккумуляторов.
   — Какая разница.
   — Дик, ну пожалуйста!
   Дик ушел на склад, вскоре вернулся вместе с Угольком. Уголек волокла по полу контейнер с аккумуляторами. Открыв его, Дик сорвал с десятка заводскую упаковку, воткнул головками в гнезда подзарядки.
   — Дик, ты их от аккумуляторов шаттла заряжаешь?
   — Нет. Сейчас энергия со станции по кабелю идет. А ты испугалась, что шаттл без тока оставим?
   — Ага, — Сандра принялась аккуратно распаковывать остальные аккумуляторы и втыкать в гнезда.
   — Ты хочешь все зарядить? Их тут полсотни!
   — Пригодиться могут.
   — С ума сошла, — пробормотал Дик, но принялся помогать.
   Когда последний был воткнут, в полу открылся люк, из него высунулся Ким. Сдвинул очки-дисплей на лоб и спросил:
   — Ребята, вы ничего не делали? Энергосистема перегружена.
   — Мы поставили аккумуляторы на зарядку. Убрать часть? — спросил Дик. Ким надвинул очки, забормотал: «Энергосистема. Мониторинг. График. Прогноз.» Поднял очки.
   — Нет, пусть стоят. Новых только не включайте, — скрылся в люке.
   — Дик, чего он очки все время вверх-вниз дергает? — спросила Сандра.
   — Когда очки опущены, компьютер считает, что Ким с ним говорит, пытается все слова как команды интерпретировать.
   — Ну и что?
   — Ну и может получиться нежданчик. Компьютер — парень умный, но дура-ак! Допустим, Ким тебе скажет: «Отцепись», а комп на свой счет примет. И что-нибудь отцепит. Потом будет мучительно больно.
   Дик ушел проверять навигационный компьютер. Сандра поймала Сэма на складе. Тот отбирал груз для погрузки. Обсудили, что в каком порядке грузить, уменьшили тяжесть до четверти земной, начали погрузку. Уголек затаскивала очередную нуль-камеру или контейнер в грузовой отсек. Сэм с Диком принайтовывали к полу и бортам. Сандра снимала двери нуль-камер, складывала их стопкой, закорачивала датчики состояния двери. Потом запускала тест автодиагностики.
   — Сэм, попроси Кима проверить камеры — сказала Сандра. Сэм сунул голову в люк и крикнул:
   — Ким, проверь нуль-камеры!
   — Хорошо-о-о! — донеслось гулкое эхо из недров шаттла. Поставьте аккумуляторы на зарядку. Люк Э-2. По 200 в каждый аккумулятор.
   Сэм выпрыгнул из шаттла, нашел на полу люк с обозначением Э-2, откинул крышку.
   — Уголек, помоги!
   Вытянули конец кабеля толщиной с руку, подключили к шаттлу, Сэм что-то набрал на выносном пульте. Повторили ту же операцию с соседним люком.
   — Сэм, а 200 — не мало? Может, 250?
   — Не беспокойся, Санди. Я 400 задал. Запас карман не тянет.
   Прибежала Ливия, поинтересовалась, как идет погрузка, и убежала готовить станцию к приему комиссии. Дик разложил на полу восемь скафандров, проверил каждый, один забраковал. Только хотел убрать, за проверку взялась Сандра.
   — Я же проверил. Ты что, мне не доверяешь? — обиделся Дик.
   — Не гунди. Санди знает, что делает, — донесся из грузового люка голос Кима.
   Сандра показала Дику язык, чмокнула в щеку, чтоб не обижался, закончила проверку, помогла отнести и развесить по шкафчикам на шаттле.
   Через час из люка, сося ободранный палец, показался Ким.
   — Сэм, самое важное я закончил. Как только заправимся, можно лететь.
   — Мы с Диком тоже кончаем. Вводим в автопилот маршрут и все точки, годные для посадки. Старт назначаю завтра на десять утра. А в девять утра послезавтра будем встречать комиссию.
   — Так не сегодня стартуем?
   — Нет. Сегодня крепко поужинаем, и пораньше ляжем бай-бай. Помнишь, что Дракон говорил? «Чтобы стать великим математиком, нужно прежде всего выспаться. Эйлер».
   — Я от него другое слышал: «Чтобы стать великим человеком, надо спать четыре часа в сутки. Наполеон.» — парировал Дик.
   — Дракон все-е знает, — растягивая слова, подвел итог Ким.

СЭКОНД

   Лесопильню строили неохотно. Поездка в лес за бревнами (десять баб с топорами и пилами, двадцать воинов для охраны) и сооружение простейшей рамы для распиливания бревен заняло весь день. Вечерние работы вообще были сорваны, так как в барак поступила новенькая. Совсем молоденькая девушка, которой Свинтус по пьянке выбил глаз. Бараки гудели как встревоженный улей. В несчастье обвиняли почему-то не Свинтуса, а Сандру, как организатора пьянки.
   Девушки из мужского дома тоже высказали свое «фи». Мол, если напоила да раздразнила мужиков, так сама и обслуживай. Нечего на них сваливать грязную работу с пьяными скотами.
   Уже у крыльца ее встретил Череп и высказался ясно и однозначно, что если она еще раз снимет баб с прополки, то сама пойдет в поле и будет работать одна за всех. Как только он отошел, Сандра сорвала с пояса нож и метнула в сердцах в дверь. Попала рядом. «Дзинь» — сказало окно. «О-ой, мамочки!», — согласилась девушка.
 
   На следующий день Сандра проснулась в мрачном настроении. Подсчитала на пальцах дни. Шел уже пятый после отъезда Скара. Завтра-послезавтра он должен был вернуться. Девушка боялась. У нее наступил период, когда боишься всего — темноты, собственной тени, случайного скрипа.