– Джон, от тебя вином пахнет.
– Это от одежды. Разбился кувшин красного вина, – я услышал, как за спиной охнула Саманта. – Тетя Элли, после завтрака я уезжаю на неделю.
– Куда?
– В замок сэра Добура.
– Ты что, сдурел! Никуда ты не поедешь! – закричала Саманта. – Отец тебе яйца отрежет! Не пущу!
– Выйди! – рявкнул я.
– Никуда не выйду! Ты думаешь, крутой очень, если меня одолел? Отец тебя в пять секунд как свинью заколет!
– Еще два слова, и ты получишь десять плетей на конюшне.
– Хоть сто. А если ты отца убьешь, я тебе этого никогда не прощу! Я тебя в кровати прирежу. Зубами горло перегрызу, понял?
– Я не собираюсь с ним драться.
– Санта, девочка, выйди, пожалуйста, на минуту, – мягко попросила тетя Элли.
Слышу, как за Самантой закрывается дверь.
– В угол бы тебя поставить, да взрослый уже, – вздыхает тетя Элли. – Итак, ты решил ехать в одиночку к сэру Добуру. Это мудрое и рискованное решение.
– Я не один. Со мной поедет Уртон.
– Один или вдвоем – это ничего не меняет. Если сэр Добур тебе не поверит, возьмет тебя в плен, у лорда Райли будет масса неприятностей. У Саманты тоже. О тебе не говорю. Если же он тебе поверит, ты предотвратишь войну, спасешь множество жизней, сэр Добур вновь станет вассалом твоего отца, твоим родственником и самым верным вассалом. Давай подумаем, как строить беседу с ним.
Я вышел от тети Элли только часа через два. Мы обсудили множество вариантов на все случаи жизни. Под конец я рассказал о разговоре с отцом. Тетя Элли сказала, что у меня переходный возраст плюс гипертрофированное чувство собственной значимости. Еще немного, и я зазнаюсь.
Саманта ждала меня, сидя на ступеньках. Она завернулась в одеяло и дремала, прислонившись к стенке.
– Я отцу письмо напишу. Только поклянись, что читать не будешь. И еще поклянись, что не будешь вызывать отца на бой.
– Не буду.
– Поклянись.
– Глупышка. Тебе мало слова Конгов?
Завтракали в хмурой столовой. Саманту я, разумеется, отослал завтракать на кухню. Видимо, между отцом и матерью тоже состоялся серьезный разговор. Сидели хмурые, насупленные, бросая изредка друг на друга сердитые взгляды. Мать явно собиралась побеседовать со мной после завтрака, поэтому я очень быстро, не поднимая глаз от тарелки, умял свою порцию и выскользнул из столовой. Бегом добрался до своей комнаты, затолкал в мешок одеяло, охотничью одежду, арбалет, кинжал, сунул меч под мышку, мешок – за спину и выбежал из комнаты. В коридоре столкнулся с Самантой.
– Ты куда?
– К твоему отцу.
– Джон, стой, я еще письмо не написала.
– Некогда.
– Ты слово дал.
– Хорошо. Иди за мной, – мы припустили по коридорам вдвоем. Я торопился на конюшню, но выбирал такой маршрут, чтоб не повстречать мать. Иначе поездка сорвалась бы. Уртон, уже предупрежденный тетей Элли, кончал седлать лошадей. Тех, на которых мы поедем, и сменных. Я кинул ему мешок. Уртон встряхнул его, в мешке забрякало. Уртон с грустью посмотрел на меня.
– Не обращай внимания. На первом же привале сложу все как следует.
– Джон, письмо…
– Видишь, некогда.
– Это очень важно!
Я задумался.
– Хорошо. Напишешь письмо и пошлешь с гонцом. Мы будем ждать его за лесом. Уртон, поезжай вперед и открой ворота замка.
Я это здорово придумал. Если бы мы вдвоем возились у ворот, мать могла бы заметить меня и приказать остаться. А теперь я проскачу галопом, даже если она меня заметит, не успеет открыть окно, чтобы крикнуть. Уртон шагом подъехал к воротам, ведя в поводу сменную лошадь, груженую нашим имуществом, отдал распоряжение солдатам. Те налегли на рукоятки ворота. Тем временем Саманта обняла меня и поцеловала. Я обалдел. Вчера это было совсем не так…
Потом я опомнился, что время идет, мать наверняка уже разыскивает меня. И, конечно, у тети Элли. Потом пошлет кого-нибудь на главную башню, и только после этого – на конюшню.
– Джон, сними, пожалуйста, с меня ошейник, – попросила Саманта. Я дал ей ключ.
– Можешь снимать его в моей комнате и у тети Элли. Если отец увидит тебя без ошейника, поставит клеймо воровки на лоб. Или прижжет пятки и вденет железное кольцо в нос, как беглой.
Это я тоже здорово придумал. Теперь Саманта не будет приставать ко мне, чтобы я снял с нее ошейник. Вроде бы, я и разрешил его снять, но снимать все равно нельзя. Конечно, отец не будет ее клеймить, разве что прикажет выпороть на конюшне, но она-то этого не знает!
Я проверил в последний раз подпругу (моя кобылка любит иногда надувать живот) и вскочил в седло. Намотал на кулак повод второй лошади.
– Джон, не забудь, ты дал слово не читать мое письмо. Ой, Джон, стой! Как же я пошлю гонца? Меня же никто слушать не будет. И за ворота не выпустят.
Саманта была права.
– Йорик! – позвал я помощника Уртона. – Пока Уртона нет, головой отвечаешь за леди Элану. Саманта сейчас принесет тебе письмо, отвезешь его Уртону. Он будет ждать тебя за лесом. Поедешь на этой лошади, – я бросил ему поводья второй лошади. – Лошадь оставишь Уртону. Все понял?
– Чего не понять. Назад пешком топать.
Я рассмеялся, хлопнул его по плечу, подмигнул Саманте и пустил кобылку с места в карьер. Распугивая кур, пронесся по двору, круто свернул к воротам и был таков. За воротами перешел на легкую рысь. Нет, положительно, я сегодня молодец! Даже если Йорика спросят, где я, он не знает. Где искать Уртона, он знает. Но Уртон сам по себе, я сам по себе… Сегодня я предвижу все не хуже тети Элли. А может, зазнаваться начал?
Уртона догнал в лесу. За лесом мы остановились, я переоделся в охотничий костюм, прицепил к поясу ножны меча, с другой стороны повесил кинжал, сунул нож за голенище сапога. Перебрал вещи и сложил в мешок как полагается. Йорик все не ехал. Уртон бросил на траву попону и улегся досыпать. Я высмотрел самое высокое дерево, залез на него, но именно в этот момент подъехал Йорик. Кроме письма он передал Уртону какой-то сверток. Я решил не показываться Йорику на глаза, чтоб у него не возникало ненужных вопросов. Вскоре тот ушел. Я слез с дерева, развернул сверток и застыл с открытым ртом. Там была кольчуга. Да какая! Все звенья маленькие, блестящие, не больше пяти миллиметров. Вы видели кольчуги простых солдат? У них звенья размером с маленькую монетку. Кинжал милосердия проходит сквозь них беспрепятственно. Эта была не такая. Эта была как изделие ювелира. И вместе с кольчугой были кольчужные перчатки такой же тонкой работы. Очень дорогой подарок. Я не удержался и надел ее. Уртон хмыкнул. Он не признавал кольчугу. Говорил, какая от нее польза, если тебе не отрубят руку, а сломают. Ведь следующим ударом все равно голову снесут. Вот панцирь из пластин – это другое дело. Я не стал спорить. Я любовался кольчугой. Она сидела на мне как вторая кожа. Замечательное ощущение. Я решил ее не снимать. Откинул только капюшон за спину, а поверх накинул легкий плащ. Уртон опять хмыкнул. Моя кобылка обнюхала обновку, фыркнула и потрясла головой. Не понравилось. Нет, ей далеко до рыцарского коня. Конечно, у нее есть свои достоинства, но конь рыцаря должен одобрять все, что защищает его хозяина. Даже если ему придется нести чуть больше груза.
Если очень торопиться, до замка сэра Добура можно доехать за сутки. Только торопиться мне совсем не хотелось. Все же, я спросил Уртона.
– Чем тебе не нравится этот свет? – поинтересовался он. И мы поехали шагом. С таким расчетом, чтоб добраться за два дня, переночевать где-нибудь поблизости, а утром третьего дня войти в замок. Погода была чудесная, светило солнце, копыта лошадей весело стучали по дороге. Мимо проплывали поля, а на мне сияла новая кольчуга. Жаль, что никто меня не видит.
Неужели так никто и не увидит меня в кольчуге?
Ну хоть бы один селянин попался. Что они, повымерли, что ли?
Сволочи! Гнусные сволочи! Когда не надо, их навалом. Так и путаются под ногами со своими повозками. А когда надо – ни одного! Хоть бы один полюбовался на своего лорда. Потом рассказал бы остальным. Ради кого я, спрашивается, терплю эту муку? Попробовали бы сами весь день походить в кольчуге. – Я подсунул ладонь под воротник и покрутил шеей. Кольчужный капюшон, который я не стал надевать, оттягивал ворот назад и звенья кольчуги давили на горло, затрудняя дыхание. Пальцами ощутил, что кожа на шее не гладкая, на ней отпечатался узор, словно чешуя. Плечи тоже болят. Надо было надеть вниз толстую фланелевую рубашку, но кто мог знать?
Все… Наконец-то Уртон решил остановиться на ночь. Слезаю с лошади и раскорякой ковыляю в кусты. Даже когда я ездил со сборщиками подати, и то проводил в седле меньше времени. А тут еще эта кольчуга. Завтра еду без нее. Если вообще еду. Если Уртон сумеет меня разогнуть и посадить на лошадь.
Просыпаюсь поздно. Уртон готовит завтрак. Поднимаюсь, потягиваюсь. Солнышко светит, птички поют, травка зеленеет. Мышцы не болят. Хорошо! И тут вспоминаю, куда и зачем мы едем. Завтракаем в хмуром молчании (с моей стороны). Уртон доволен жизнью и любуется пейзажем. А я думаю, что делать, если со стены в меня начнут стрелять. Хороший арбалет – он латы пробивает. А еще есть луки такие – в рост человека. И стрела для этого лука полтора метра. Лучник ложится на землю, упирается в лук ногами, оттягивает тетиву обеими руками. Если стрела попадает коню в грудь, она вся в него уходит. Только оперение торчит. Нет, из такого лука по мне стрелять не будут. Со стен из такого стрелять неудобно.
В подобных веселых размышлениях пребываю до самого обеда.
– Уртон, о чем ты сейчас думаешь?
– О леди Элане.
– Ты думаешь, Йорик не справится?
– Справится, конечно. Куда он денется, – сердито буркнул Уртон и надолго замолчал. Молча проезжаем километра два. – Понимаешь, Джон, в темнице должны сидеть узники, – неожиданно продолжает Уртон. – Пока дракона была узницей, я знал, что делать. И отец мой знал, и дед. Но ты все перевернул. Теперь все ее уважают, но она по-прежнему в темнице. Это неправильно. Так не может продолжаться долго.
– Ты предлагаешь разбить стену и выпустить тетю Элли? – с надеждой спросил я.
– Твой отец принес клятву. И есть предание…
– Знаю я это предание. Его Томас Конг из вредности выдумал.
– Может быть, и так. Но с тех пор прошло двести лет, а оно не умерло.
– Ты думаешь, что за двести лет ложь может стать правдой?
– Как знать, как знать… Джон, а почему ты думаешь, что предание – ложь?
– Но… – я замолчал. А что я мог сказать? Один человек выдвинул гипотезу. Как ее проверить? Провести эксперимент, как сказала бы тетя Элли. Выпустить ее на свободу. Если мой род захиреет, а власть в замке захватит узурпатор, значит гипотеза Томаса Конга была верна. А сколько лет (или поколений) надо ждать результата эксперимента? А как поставить контрольный опыт? Тетя Элли говорила, что нужно ставить хотя бы три эксперимента. Только тогда можно судить о достоверности результата. А чем кончилось бы дело с Каспером, если б не тетя Элли?
Я не сразу заметил, что Уртон с интересом наблюдает за мной. А когда заметил, мотнул головой и рассмеялся.
– Все это – собачья чушь. Если сэр Добур пристрелит меня из арбалета, мой род захиреет без всякой драконы.
– Вот именно, если… – многозначительно буркнул Уртон. Я понял, что он верит – пока тетя Элли в подземелье, со мной ничего не случится. Как бы он ни относился к драконе, на волю выпустить ее не захочет. Ни за что. Знал бы он, что тетя Элли уже на три четверти свободна. Или даже на четыре пятых. Осталось освободить только шею, лапы и живот. Она сама уже подкапывает себя кончиком хвоста, а меня зовет только унести камни, или если попадается уж очень крепко сидящий камень. И перепонки на крыльях у нее растут нормально. А если так – я нарушил клятву Конгов. И сэр Добур на самом деле запросто может пристрелить меня. Нет, глупости. Отец клятву давал, но я-то еще нет. И тетя Элли по-прежнему в подземелье.
Почему-то спокойнее от этих мыслей не стало. Ночью я спал плохо. Поминутно просыпался от каждого шороха. Утром встал с тяжелой головой, забыв абсолютно все наставления тети Элли. Поковырял ложкой в котелке, запихнул что-то из еды в себя. После долгих колебаний надел кольчугу. Уртон запряг лошадей.
Подъемный мост был опущен, ворота замка открыты. Но, когда нас заметили, ворота закрыли.
– Надо было тебе надеть что-то поверх кольчуги, – буркнул Уртон.
– Назовите себя, – прокричал со стены стражник, когда лошади вступили на мост. Уртон вопросительно взглянул на меня. Я кивнул.
– Симеон, старый пес, ты что, не узнал молодого лорда? – крикнул Уртон. – Открывай ворота.
– Так мы ж, вроде как, воюем с вами.
– Вот если не откроешь, я с твоей задницей точно воевать начну.
– Подожди, у начальства спрошу.
Начало мне понравилось. Пока никто не собирался в меня стрелять. Почему-то я подумал, что если нас не пустят, то можно будет с достоинством уехать.
– Зачем вы приехали? – раздался со стены голос сэра Добура. Я посмотрел вверх. Когда он только успел облачиться в латы? Я обнажил меч и отдал его Уртону. Стянул через голову кольчугу и тоже протянул ему. Выехал на середину моста.
– Нам нужно поговорить.
– Я слушаю.
– Так мы говорить не будем. Откройте ворота.
– У молодого лорда письмо от вашей дочери, – крикнул Уртон.
Одна створка ворот приоткрылась. Я подъехал и остановился.
– В чем дело? – спросил со стены сэр Добур. – Вы передумали?
– Я жду, когда откроются ворота.
Ворота открылись полностью. Я въехал. Уртон крикнул, что подождет меня у леса. Так мы с ним заранее договорились. За воротами десять лучников стояли полукругом в полной готовности. В меня не целились, но стрелы лежали на тетиве. Я повернулся к ним спиной и стал наблюдать, как сэр Добур спускается со стены. Доспехов на нем не было. Он схитрил, надел на голову шлем и накинул кирасу, даже не застегнув, чтоб снизу казалось, что он в доспехах. А сейчас и их снял.
– Сэр Джон Конг, это правда, что у вас письмо от моей дочери?
Я протянул ему изрядно помятое письмо. Конечно, я пока не вступил во владение замком, но если б он назвал меня лордом, не обиделся бы. Мы прошли в кабинет. Сэр Добур приказал служанке налить нам вина. Я сделал один глоток, чтоб он не думал, будто я боюсь, что он меня отравит, и отставил кубок. Сэр Добур выпил свой до дна и склонился над письмом. Читал он страшно медленно, шевеля при этом губами. К тому же, перечитал письмо раза три.
– Джон, вы знаете, что написано в этом письме?
– Я дал слово передать его вам не читая.
– Понятно. Так о чем вы хотели со мной поговорить?
Если б я знал, о чем хочу говорить. Дракона знает. Я вообще говорить не хочу. Убежать хочу, куда подальше.
– Мой отец говорил вам, что заклеймит вашу дочь как воровку?
– Говорил. – Сэр Добур произнес это спокойно и даже с улыбочкой.
– Но вы все равно не открыли ворота. Вы отказались от своей дочери.
– Мальчик мой… – Я грохнул кулаком по столу. Сэр Добур вздрогнул и поднял на меня глаза. – Извините, сэр Джон… Бывают обстоятельства… У меня четыре тысячи крестьянских семей, и они все хотят есть. Того, что осталось, не хватит до следующего урожая. Люди будут голодать. Казна пуста. Отсрочка, которую мне дал ваш отец, истекла полгода назад. Чтобы не было разбоя и грабежа, я забрал у людей все припасы и сам буду распределять их. Отдать последнее сборщикам дани – значит, заморить голодом четыре тысячи семей. Я на это пойти не могу.
– Вы должны были открыть ворота отцу.
– Я не мог рисковать.
– Вы поедете со мной и попросите у отца прощения.
– А вы, сэр Джон, гарантируете, что я вернусь домой?
– Нет.
– Тогда зачем мне ехать?
– Чтоб я мог снять с вашей дочери ошейник рабыни. Я надел его, чтоб отец не заклеймил ее. Ошейник можно снять, клеймо – нет. Клеймо – это на всю жизнь.
– Может, и мне перед поездкой надеть ваш ошейник? – спросил Добур голосом, полным горького сарказма.
– В таком случае я смогу гарантировать вам безопасное возвращение, – серьезно ответил я. Добур фыркнул. – Отец – разумный человек. Он все поймет, – продолжал я, ни на что не надеясь. – И каждый сам должен отвечать за свои поступки. Ваша дочь наказана за вас.
– Сэр Джон, скажите честно, вас отец послал?
– Нет. Он не знает, где я.
– Так я и думал. Расскажите, пожалуйста, что произошло у вас в замке.
Я посмотрел на сэра Добура. Он выглядел просто усталым человеком. Не рыцарем. И я рассказал. Все, что было.
– Спасибо вам, сэр Джон. – произнес сэр Добур. – Я поеду с вами. И будь что будет. Прочитайте это, – он положил передо мной письмо.
– Я дал слово, что не буду его читать, – поспешно перевернул листок бумаги текстом вниз. Тогда сэр Добур взял его и, запинаясь через слово, прочел вслух.
Папа, привет! Этот молокосос, который передал тебе письмо, самый большой осел на свете. Но мечом владеет как бог! Я его проверила, так он разделал меня под орех и даже не запыхался. В остальном – полный наивняк. А теперь представь себе – я втрескалась в него по уши. Можешь в это поверить? Я – нет. Но это так.
Пап, я на тебя очень сержусь. Из-за твоих фокусов меня чуть не заклеймили как воровку. В последний момент уговорила своего ослика надеть на меня ошейник рабыни. Видел бы ты, что у них с отцом было! Посуду били. Честно! Но я уберегла от подпалин свою драгоценную шкурку. Так что не сердись на него и будь с ним добр. Он мужественно меня защищал. За это я подарила ему свою девичью честь (не ругайся, сам виноват!), а к лету собираюсь подарить руку и сердце. Пожелай мне удачи!
Целую.
Будущая первая леди замка Конгов.
P.S. Па, не обижай моего ослика. Очень прошу. Я его люблю.
Мне словно кипятком в лицо плеснули.
– Зачем вы мне это прочитали?
– Мне показалось, что ты хорошо относишься к моей дочери. Ты должен знать, с кем имеешь дело. Иначе разочаруешься позднее, и это будет во много раз больнее для обоих.
– Я знаю Саманту.
– Ну и хорошо. Скажу честно, это письмо очень тебе помогло. Тебя наверняка мучает вопрос, кому я больше верю: тебе или письму. Отвечу. Тебе. Я тоже неплохо знаю Саманту.
Небо за окном потемнело. Начал накрапывать дождь. Я послал человека за Уртоном. Проинструктировал, что он должен сказать. Приказал повторить.
– Я говорю ему: «Ку-ку». Он отвечает: «Кукареку». Тогда я говорю: «Мяу-мяу», а потом уже по-человечески. Боже, впервые несу такой бред.
– Это называется пароль и отзыв, – пояснил сэр Добур.
После ужина я ушел в комнату, которую отвел мне сэр Добур, а он сам и Уртон остались дегустировать бочонок вина. Я решил лечь пораньше, но никак не мог уснуть. Перебирал в памяти события дня. Каких только страхов я не навыдумывал вчера. Теперь никак не мог успокоиться. Меня трясло. Днем все было нормально, если не считать тех минут, когда стоял спиной к лучникам, а сейчас трясло. Тетя Элли сказала бы, что у меня замедленная реакция. Уртона здесь все знали. И он всех знал. Даже странно, ведь он очень редко покидал замок. Меня в лицо почти никто не видел, но были наслышаны. И даже слишком. Пришлось продемонстрировать, как надо метать кинжал. Четыре кинжала я метнул в столб с восьми шагов, а потом с разворота запустил пятый в дверь сарая шагах в двадцати. К счастью, попал. Это было ребячество, но авторитет мой среди солдат поднялся до невиданных высот. Бородатые мужики начали метать в стену амбара все, что только можно. Ножи, кинжалы, мечи и даже топор. Шумели, кричали, радовались и ругались как дети.
Только успокоился и начал засыпать, в дверь постучал сэр Добур. Он был здорово пьян. Присел на кровать и начал рассказывать про Саманту. Как они жили после смерти ее матери. Я понял, что ему нужно было выговориться.
– Может, я завтра буду жалеть о том, что говорю сегодня. Ты славный парень, Джон. Я понял это еще в тот раз, когда первый раз тебя увидел. Ты тогда заступался за мою девочку. Наверно, ты не помнишь.
– Я помню.
– Понимаешь, Джон, характером она пошла в меня, а умом в мать. Вот ведь какая штука! А в семье и в отряде должен быть один начальник. У тела должна быть одна голова. Одна! Если будет две, левая рука начнет воевать с правой. Ты сильный и храбрый, но добрый. А ее надо держать в строгости. Поэтому – что? Не снимай с нее ошейник, пока не поумнеет. Но я тебе этого не говорил! – он погрозил пальцем. – Ты понял меня? Береги ее, но не снимай. И еще. Этот замок – вашему второму сыну. Я уже стар и сына у меня нет. Твой первый сын получит твой замок и станет лордом, а второй – мой замок. Это будет хорошо. Ты не знаешь, сколько крови пролилось из-за того, что почти все наследство достается старшему сыну.
Он еще долго говорил, а я размышлял, в какую глупую ситуацию я попал. Если я послушаюсь сэра Добура и не сниму ошейник, на меня обидится тетя Элли. И Саманта. Если сниму, мы вечно будем ругаться с Самантой. По каждому пустяку. Здорово получается… Что же мне делать: снимать или не снимать?
Наконец я придумал. Отведу сэра Добура к тете Элли. Пусть поспорят. А я поступлю так, как сам захочу!
ГЛАВА 21
– Это от одежды. Разбился кувшин красного вина, – я услышал, как за спиной охнула Саманта. – Тетя Элли, после завтрака я уезжаю на неделю.
– Куда?
– В замок сэра Добура.
– Ты что, сдурел! Никуда ты не поедешь! – закричала Саманта. – Отец тебе яйца отрежет! Не пущу!
– Выйди! – рявкнул я.
– Никуда не выйду! Ты думаешь, крутой очень, если меня одолел? Отец тебя в пять секунд как свинью заколет!
– Еще два слова, и ты получишь десять плетей на конюшне.
– Хоть сто. А если ты отца убьешь, я тебе этого никогда не прощу! Я тебя в кровати прирежу. Зубами горло перегрызу, понял?
– Я не собираюсь с ним драться.
– Санта, девочка, выйди, пожалуйста, на минуту, – мягко попросила тетя Элли.
Слышу, как за Самантой закрывается дверь.
– В угол бы тебя поставить, да взрослый уже, – вздыхает тетя Элли. – Итак, ты решил ехать в одиночку к сэру Добуру. Это мудрое и рискованное решение.
– Я не один. Со мной поедет Уртон.
– Один или вдвоем – это ничего не меняет. Если сэр Добур тебе не поверит, возьмет тебя в плен, у лорда Райли будет масса неприятностей. У Саманты тоже. О тебе не говорю. Если же он тебе поверит, ты предотвратишь войну, спасешь множество жизней, сэр Добур вновь станет вассалом твоего отца, твоим родственником и самым верным вассалом. Давай подумаем, как строить беседу с ним.
Я вышел от тети Элли только часа через два. Мы обсудили множество вариантов на все случаи жизни. Под конец я рассказал о разговоре с отцом. Тетя Элли сказала, что у меня переходный возраст плюс гипертрофированное чувство собственной значимости. Еще немного, и я зазнаюсь.
Саманта ждала меня, сидя на ступеньках. Она завернулась в одеяло и дремала, прислонившись к стенке.
– Я отцу письмо напишу. Только поклянись, что читать не будешь. И еще поклянись, что не будешь вызывать отца на бой.
– Не буду.
– Поклянись.
– Глупышка. Тебе мало слова Конгов?
Завтракали в хмурой столовой. Саманту я, разумеется, отослал завтракать на кухню. Видимо, между отцом и матерью тоже состоялся серьезный разговор. Сидели хмурые, насупленные, бросая изредка друг на друга сердитые взгляды. Мать явно собиралась побеседовать со мной после завтрака, поэтому я очень быстро, не поднимая глаз от тарелки, умял свою порцию и выскользнул из столовой. Бегом добрался до своей комнаты, затолкал в мешок одеяло, охотничью одежду, арбалет, кинжал, сунул меч под мышку, мешок – за спину и выбежал из комнаты. В коридоре столкнулся с Самантой.
– Ты куда?
– К твоему отцу.
– Джон, стой, я еще письмо не написала.
– Некогда.
– Ты слово дал.
– Хорошо. Иди за мной, – мы припустили по коридорам вдвоем. Я торопился на конюшню, но выбирал такой маршрут, чтоб не повстречать мать. Иначе поездка сорвалась бы. Уртон, уже предупрежденный тетей Элли, кончал седлать лошадей. Тех, на которых мы поедем, и сменных. Я кинул ему мешок. Уртон встряхнул его, в мешке забрякало. Уртон с грустью посмотрел на меня.
– Не обращай внимания. На первом же привале сложу все как следует.
– Джон, письмо…
– Видишь, некогда.
– Это очень важно!
Я задумался.
– Хорошо. Напишешь письмо и пошлешь с гонцом. Мы будем ждать его за лесом. Уртон, поезжай вперед и открой ворота замка.
Я это здорово придумал. Если бы мы вдвоем возились у ворот, мать могла бы заметить меня и приказать остаться. А теперь я проскачу галопом, даже если она меня заметит, не успеет открыть окно, чтобы крикнуть. Уртон шагом подъехал к воротам, ведя в поводу сменную лошадь, груженую нашим имуществом, отдал распоряжение солдатам. Те налегли на рукоятки ворота. Тем временем Саманта обняла меня и поцеловала. Я обалдел. Вчера это было совсем не так…
Потом я опомнился, что время идет, мать наверняка уже разыскивает меня. И, конечно, у тети Элли. Потом пошлет кого-нибудь на главную башню, и только после этого – на конюшню.
– Джон, сними, пожалуйста, с меня ошейник, – попросила Саманта. Я дал ей ключ.
– Можешь снимать его в моей комнате и у тети Элли. Если отец увидит тебя без ошейника, поставит клеймо воровки на лоб. Или прижжет пятки и вденет железное кольцо в нос, как беглой.
Это я тоже здорово придумал. Теперь Саманта не будет приставать ко мне, чтобы я снял с нее ошейник. Вроде бы, я и разрешил его снять, но снимать все равно нельзя. Конечно, отец не будет ее клеймить, разве что прикажет выпороть на конюшне, но она-то этого не знает!
Я проверил в последний раз подпругу (моя кобылка любит иногда надувать живот) и вскочил в седло. Намотал на кулак повод второй лошади.
– Джон, не забудь, ты дал слово не читать мое письмо. Ой, Джон, стой! Как же я пошлю гонца? Меня же никто слушать не будет. И за ворота не выпустят.
Саманта была права.
– Йорик! – позвал я помощника Уртона. – Пока Уртона нет, головой отвечаешь за леди Элану. Саманта сейчас принесет тебе письмо, отвезешь его Уртону. Он будет ждать тебя за лесом. Поедешь на этой лошади, – я бросил ему поводья второй лошади. – Лошадь оставишь Уртону. Все понял?
– Чего не понять. Назад пешком топать.
Я рассмеялся, хлопнул его по плечу, подмигнул Саманте и пустил кобылку с места в карьер. Распугивая кур, пронесся по двору, круто свернул к воротам и был таков. За воротами перешел на легкую рысь. Нет, положительно, я сегодня молодец! Даже если Йорика спросят, где я, он не знает. Где искать Уртона, он знает. Но Уртон сам по себе, я сам по себе… Сегодня я предвижу все не хуже тети Элли. А может, зазнаваться начал?
Уртона догнал в лесу. За лесом мы остановились, я переоделся в охотничий костюм, прицепил к поясу ножны меча, с другой стороны повесил кинжал, сунул нож за голенище сапога. Перебрал вещи и сложил в мешок как полагается. Йорик все не ехал. Уртон бросил на траву попону и улегся досыпать. Я высмотрел самое высокое дерево, залез на него, но именно в этот момент подъехал Йорик. Кроме письма он передал Уртону какой-то сверток. Я решил не показываться Йорику на глаза, чтоб у него не возникало ненужных вопросов. Вскоре тот ушел. Я слез с дерева, развернул сверток и застыл с открытым ртом. Там была кольчуга. Да какая! Все звенья маленькие, блестящие, не больше пяти миллиметров. Вы видели кольчуги простых солдат? У них звенья размером с маленькую монетку. Кинжал милосердия проходит сквозь них беспрепятственно. Эта была не такая. Эта была как изделие ювелира. И вместе с кольчугой были кольчужные перчатки такой же тонкой работы. Очень дорогой подарок. Я не удержался и надел ее. Уртон хмыкнул. Он не признавал кольчугу. Говорил, какая от нее польза, если тебе не отрубят руку, а сломают. Ведь следующим ударом все равно голову снесут. Вот панцирь из пластин – это другое дело. Я не стал спорить. Я любовался кольчугой. Она сидела на мне как вторая кожа. Замечательное ощущение. Я решил ее не снимать. Откинул только капюшон за спину, а поверх накинул легкий плащ. Уртон опять хмыкнул. Моя кобылка обнюхала обновку, фыркнула и потрясла головой. Не понравилось. Нет, ей далеко до рыцарского коня. Конечно, у нее есть свои достоинства, но конь рыцаря должен одобрять все, что защищает его хозяина. Даже если ему придется нести чуть больше груза.
Если очень торопиться, до замка сэра Добура можно доехать за сутки. Только торопиться мне совсем не хотелось. Все же, я спросил Уртона.
– Чем тебе не нравится этот свет? – поинтересовался он. И мы поехали шагом. С таким расчетом, чтоб добраться за два дня, переночевать где-нибудь поблизости, а утром третьего дня войти в замок. Погода была чудесная, светило солнце, копыта лошадей весело стучали по дороге. Мимо проплывали поля, а на мне сияла новая кольчуга. Жаль, что никто меня не видит.
Неужели так никто и не увидит меня в кольчуге?
Ну хоть бы один селянин попался. Что они, повымерли, что ли?
Сволочи! Гнусные сволочи! Когда не надо, их навалом. Так и путаются под ногами со своими повозками. А когда надо – ни одного! Хоть бы один полюбовался на своего лорда. Потом рассказал бы остальным. Ради кого я, спрашивается, терплю эту муку? Попробовали бы сами весь день походить в кольчуге. – Я подсунул ладонь под воротник и покрутил шеей. Кольчужный капюшон, который я не стал надевать, оттягивал ворот назад и звенья кольчуги давили на горло, затрудняя дыхание. Пальцами ощутил, что кожа на шее не гладкая, на ней отпечатался узор, словно чешуя. Плечи тоже болят. Надо было надеть вниз толстую фланелевую рубашку, но кто мог знать?
Все… Наконец-то Уртон решил остановиться на ночь. Слезаю с лошади и раскорякой ковыляю в кусты. Даже когда я ездил со сборщиками подати, и то проводил в седле меньше времени. А тут еще эта кольчуга. Завтра еду без нее. Если вообще еду. Если Уртон сумеет меня разогнуть и посадить на лошадь.
Просыпаюсь поздно. Уртон готовит завтрак. Поднимаюсь, потягиваюсь. Солнышко светит, птички поют, травка зеленеет. Мышцы не болят. Хорошо! И тут вспоминаю, куда и зачем мы едем. Завтракаем в хмуром молчании (с моей стороны). Уртон доволен жизнью и любуется пейзажем. А я думаю, что делать, если со стены в меня начнут стрелять. Хороший арбалет – он латы пробивает. А еще есть луки такие – в рост человека. И стрела для этого лука полтора метра. Лучник ложится на землю, упирается в лук ногами, оттягивает тетиву обеими руками. Если стрела попадает коню в грудь, она вся в него уходит. Только оперение торчит. Нет, из такого лука по мне стрелять не будут. Со стен из такого стрелять неудобно.
В подобных веселых размышлениях пребываю до самого обеда.
– Уртон, о чем ты сейчас думаешь?
– О леди Элане.
– Ты думаешь, Йорик не справится?
– Справится, конечно. Куда он денется, – сердито буркнул Уртон и надолго замолчал. Молча проезжаем километра два. – Понимаешь, Джон, в темнице должны сидеть узники, – неожиданно продолжает Уртон. – Пока дракона была узницей, я знал, что делать. И отец мой знал, и дед. Но ты все перевернул. Теперь все ее уважают, но она по-прежнему в темнице. Это неправильно. Так не может продолжаться долго.
– Ты предлагаешь разбить стену и выпустить тетю Элли? – с надеждой спросил я.
– Твой отец принес клятву. И есть предание…
– Знаю я это предание. Его Томас Конг из вредности выдумал.
– Может быть, и так. Но с тех пор прошло двести лет, а оно не умерло.
– Ты думаешь, что за двести лет ложь может стать правдой?
– Как знать, как знать… Джон, а почему ты думаешь, что предание – ложь?
– Но… – я замолчал. А что я мог сказать? Один человек выдвинул гипотезу. Как ее проверить? Провести эксперимент, как сказала бы тетя Элли. Выпустить ее на свободу. Если мой род захиреет, а власть в замке захватит узурпатор, значит гипотеза Томаса Конга была верна. А сколько лет (или поколений) надо ждать результата эксперимента? А как поставить контрольный опыт? Тетя Элли говорила, что нужно ставить хотя бы три эксперимента. Только тогда можно судить о достоверности результата. А чем кончилось бы дело с Каспером, если б не тетя Элли?
Я не сразу заметил, что Уртон с интересом наблюдает за мной. А когда заметил, мотнул головой и рассмеялся.
– Все это – собачья чушь. Если сэр Добур пристрелит меня из арбалета, мой род захиреет без всякой драконы.
– Вот именно, если… – многозначительно буркнул Уртон. Я понял, что он верит – пока тетя Элли в подземелье, со мной ничего не случится. Как бы он ни относился к драконе, на волю выпустить ее не захочет. Ни за что. Знал бы он, что тетя Элли уже на три четверти свободна. Или даже на четыре пятых. Осталось освободить только шею, лапы и живот. Она сама уже подкапывает себя кончиком хвоста, а меня зовет только унести камни, или если попадается уж очень крепко сидящий камень. И перепонки на крыльях у нее растут нормально. А если так – я нарушил клятву Конгов. И сэр Добур на самом деле запросто может пристрелить меня. Нет, глупости. Отец клятву давал, но я-то еще нет. И тетя Элли по-прежнему в подземелье.
Почему-то спокойнее от этих мыслей не стало. Ночью я спал плохо. Поминутно просыпался от каждого шороха. Утром встал с тяжелой головой, забыв абсолютно все наставления тети Элли. Поковырял ложкой в котелке, запихнул что-то из еды в себя. После долгих колебаний надел кольчугу. Уртон запряг лошадей.
Подъемный мост был опущен, ворота замка открыты. Но, когда нас заметили, ворота закрыли.
– Надо было тебе надеть что-то поверх кольчуги, – буркнул Уртон.
– Назовите себя, – прокричал со стены стражник, когда лошади вступили на мост. Уртон вопросительно взглянул на меня. Я кивнул.
– Симеон, старый пес, ты что, не узнал молодого лорда? – крикнул Уртон. – Открывай ворота.
– Так мы ж, вроде как, воюем с вами.
– Вот если не откроешь, я с твоей задницей точно воевать начну.
– Подожди, у начальства спрошу.
Начало мне понравилось. Пока никто не собирался в меня стрелять. Почему-то я подумал, что если нас не пустят, то можно будет с достоинством уехать.
– Зачем вы приехали? – раздался со стены голос сэра Добура. Я посмотрел вверх. Когда он только успел облачиться в латы? Я обнажил меч и отдал его Уртону. Стянул через голову кольчугу и тоже протянул ему. Выехал на середину моста.
– Нам нужно поговорить.
– Я слушаю.
– Так мы говорить не будем. Откройте ворота.
– У молодого лорда письмо от вашей дочери, – крикнул Уртон.
Одна створка ворот приоткрылась. Я подъехал и остановился.
– В чем дело? – спросил со стены сэр Добур. – Вы передумали?
– Я жду, когда откроются ворота.
Ворота открылись полностью. Я въехал. Уртон крикнул, что подождет меня у леса. Так мы с ним заранее договорились. За воротами десять лучников стояли полукругом в полной готовности. В меня не целились, но стрелы лежали на тетиве. Я повернулся к ним спиной и стал наблюдать, как сэр Добур спускается со стены. Доспехов на нем не было. Он схитрил, надел на голову шлем и накинул кирасу, даже не застегнув, чтоб снизу казалось, что он в доспехах. А сейчас и их снял.
– Сэр Джон Конг, это правда, что у вас письмо от моей дочери?
Я протянул ему изрядно помятое письмо. Конечно, я пока не вступил во владение замком, но если б он назвал меня лордом, не обиделся бы. Мы прошли в кабинет. Сэр Добур приказал служанке налить нам вина. Я сделал один глоток, чтоб он не думал, будто я боюсь, что он меня отравит, и отставил кубок. Сэр Добур выпил свой до дна и склонился над письмом. Читал он страшно медленно, шевеля при этом губами. К тому же, перечитал письмо раза три.
– Джон, вы знаете, что написано в этом письме?
– Я дал слово передать его вам не читая.
– Понятно. Так о чем вы хотели со мной поговорить?
Если б я знал, о чем хочу говорить. Дракона знает. Я вообще говорить не хочу. Убежать хочу, куда подальше.
– Мой отец говорил вам, что заклеймит вашу дочь как воровку?
– Говорил. – Сэр Добур произнес это спокойно и даже с улыбочкой.
– Но вы все равно не открыли ворота. Вы отказались от своей дочери.
– Мальчик мой… – Я грохнул кулаком по столу. Сэр Добур вздрогнул и поднял на меня глаза. – Извините, сэр Джон… Бывают обстоятельства… У меня четыре тысячи крестьянских семей, и они все хотят есть. Того, что осталось, не хватит до следующего урожая. Люди будут голодать. Казна пуста. Отсрочка, которую мне дал ваш отец, истекла полгода назад. Чтобы не было разбоя и грабежа, я забрал у людей все припасы и сам буду распределять их. Отдать последнее сборщикам дани – значит, заморить голодом четыре тысячи семей. Я на это пойти не могу.
– Вы должны были открыть ворота отцу.
– Я не мог рисковать.
– Вы поедете со мной и попросите у отца прощения.
– А вы, сэр Джон, гарантируете, что я вернусь домой?
– Нет.
– Тогда зачем мне ехать?
– Чтоб я мог снять с вашей дочери ошейник рабыни. Я надел его, чтоб отец не заклеймил ее. Ошейник можно снять, клеймо – нет. Клеймо – это на всю жизнь.
– Может, и мне перед поездкой надеть ваш ошейник? – спросил Добур голосом, полным горького сарказма.
– В таком случае я смогу гарантировать вам безопасное возвращение, – серьезно ответил я. Добур фыркнул. – Отец – разумный человек. Он все поймет, – продолжал я, ни на что не надеясь. – И каждый сам должен отвечать за свои поступки. Ваша дочь наказана за вас.
– Сэр Джон, скажите честно, вас отец послал?
– Нет. Он не знает, где я.
– Так я и думал. Расскажите, пожалуйста, что произошло у вас в замке.
Я посмотрел на сэра Добура. Он выглядел просто усталым человеком. Не рыцарем. И я рассказал. Все, что было.
– Спасибо вам, сэр Джон. – произнес сэр Добур. – Я поеду с вами. И будь что будет. Прочитайте это, – он положил передо мной письмо.
– Я дал слово, что не буду его читать, – поспешно перевернул листок бумаги текстом вниз. Тогда сэр Добур взял его и, запинаясь через слово, прочел вслух.
Папа, привет! Этот молокосос, который передал тебе письмо, самый большой осел на свете. Но мечом владеет как бог! Я его проверила, так он разделал меня под орех и даже не запыхался. В остальном – полный наивняк. А теперь представь себе – я втрескалась в него по уши. Можешь в это поверить? Я – нет. Но это так.
Пап, я на тебя очень сержусь. Из-за твоих фокусов меня чуть не заклеймили как воровку. В последний момент уговорила своего ослика надеть на меня ошейник рабыни. Видел бы ты, что у них с отцом было! Посуду били. Честно! Но я уберегла от подпалин свою драгоценную шкурку. Так что не сердись на него и будь с ним добр. Он мужественно меня защищал. За это я подарила ему свою девичью честь (не ругайся, сам виноват!), а к лету собираюсь подарить руку и сердце. Пожелай мне удачи!
Целую.
Будущая первая леди замка Конгов.
P.S. Па, не обижай моего ослика. Очень прошу. Я его люблю.
Мне словно кипятком в лицо плеснули.
– Зачем вы мне это прочитали?
– Мне показалось, что ты хорошо относишься к моей дочери. Ты должен знать, с кем имеешь дело. Иначе разочаруешься позднее, и это будет во много раз больнее для обоих.
– Я знаю Саманту.
– Ну и хорошо. Скажу честно, это письмо очень тебе помогло. Тебя наверняка мучает вопрос, кому я больше верю: тебе или письму. Отвечу. Тебе. Я тоже неплохо знаю Саманту.
Небо за окном потемнело. Начал накрапывать дождь. Я послал человека за Уртоном. Проинструктировал, что он должен сказать. Приказал повторить.
– Я говорю ему: «Ку-ку». Он отвечает: «Кукареку». Тогда я говорю: «Мяу-мяу», а потом уже по-человечески. Боже, впервые несу такой бред.
– Это называется пароль и отзыв, – пояснил сэр Добур.
После ужина я ушел в комнату, которую отвел мне сэр Добур, а он сам и Уртон остались дегустировать бочонок вина. Я решил лечь пораньше, но никак не мог уснуть. Перебирал в памяти события дня. Каких только страхов я не навыдумывал вчера. Теперь никак не мог успокоиться. Меня трясло. Днем все было нормально, если не считать тех минут, когда стоял спиной к лучникам, а сейчас трясло. Тетя Элли сказала бы, что у меня замедленная реакция. Уртона здесь все знали. И он всех знал. Даже странно, ведь он очень редко покидал замок. Меня в лицо почти никто не видел, но были наслышаны. И даже слишком. Пришлось продемонстрировать, как надо метать кинжал. Четыре кинжала я метнул в столб с восьми шагов, а потом с разворота запустил пятый в дверь сарая шагах в двадцати. К счастью, попал. Это было ребячество, но авторитет мой среди солдат поднялся до невиданных высот. Бородатые мужики начали метать в стену амбара все, что только можно. Ножи, кинжалы, мечи и даже топор. Шумели, кричали, радовались и ругались как дети.
Только успокоился и начал засыпать, в дверь постучал сэр Добур. Он был здорово пьян. Присел на кровать и начал рассказывать про Саманту. Как они жили после смерти ее матери. Я понял, что ему нужно было выговориться.
– Может, я завтра буду жалеть о том, что говорю сегодня. Ты славный парень, Джон. Я понял это еще в тот раз, когда первый раз тебя увидел. Ты тогда заступался за мою девочку. Наверно, ты не помнишь.
– Я помню.
– Понимаешь, Джон, характером она пошла в меня, а умом в мать. Вот ведь какая штука! А в семье и в отряде должен быть один начальник. У тела должна быть одна голова. Одна! Если будет две, левая рука начнет воевать с правой. Ты сильный и храбрый, но добрый. А ее надо держать в строгости. Поэтому – что? Не снимай с нее ошейник, пока не поумнеет. Но я тебе этого не говорил! – он погрозил пальцем. – Ты понял меня? Береги ее, но не снимай. И еще. Этот замок – вашему второму сыну. Я уже стар и сына у меня нет. Твой первый сын получит твой замок и станет лордом, а второй – мой замок. Это будет хорошо. Ты не знаешь, сколько крови пролилось из-за того, что почти все наследство достается старшему сыну.
Он еще долго говорил, а я размышлял, в какую глупую ситуацию я попал. Если я послушаюсь сэра Добура и не сниму ошейник, на меня обидится тетя Элли. И Саманта. Если сниму, мы вечно будем ругаться с Самантой. По каждому пустяку. Здорово получается… Что же мне делать: снимать или не снимать?
Наконец я придумал. Отведу сэра Добура к тете Элли. Пусть поспорят. А я поступлю так, как сам захочу!
ГЛАВА 21
О том, как отец простил сэра Добура
Утром мы еще раз все обсудили и решили, что сэру Добуру пока рано показываться на глаза отцу. Сначала я должен провести среди родителей воспитательную работу. Это тетя Элли так изъясняется, когда на нее нападает игривое настроение.
Дома я рассказал отцу, что сэр Добур завещал мне свой замок. И я решил отдать его второму сыну. Отец зарычал и долго сердито смотрел на маму. Потом приказал:
– Рассказывай все.
И я рассказал. Как бедно живут селяне на землях сэра Добура, как он борется с судьбой, как заботится о своих людях. В общем, все как есть. Отец это выслушал с нахмуренным челом, а потом резко встал и вышел из комнаты. Угадайте, куда он пошел? К леди Элане! Мне Саманта потом рассказала. Она как раз у тети Элли была, когда отец вошел. Зло взглянул на нее и указал глазами на дверь. Уртон был прав. Рано еще сэру Добуру на глаза отцу показываться.
Тетя Элли отказалась мне рассказать, о чем они говорили. Но вскоре мне стало не до этого, потому что она такое сделала!
Она дернулась всем телом назад и оторвала шею от камня. Кровь пошла так обильно, что мы оба испугались. И как раз в этот момент вошел Уртон.
– Что с вами, леди Элана? – вскрикнул он.
– Я оторвала шею от камня, – честно ответила дракона.
– Я зову лекаря.
– Он не поможет…
Но Уртон уже выбежал из комнаты. Прибежали отец, мать, лекарь и Перли.
– Зачем ты встревожил столько людей? – укорила Уртона тетя Элли. Тете Элли было очень больно, зубы стучали, а зрачки расширились во всю радужку. Кровь текла по полу к водостоку, темнела, густела. Лекарь суетился вокруг, но ничего не мог сделать. Чтоб что-то сделать, нужно было бы разобрать стену. Тетя Элли положила голову на каменный стол. Мама села рядом и нежно гладила ее по шее. А шея стала короче на целых полметра. Я прикинул, сколько крови вытекло. Не так и много. Бывало больше. Но потом я подумал, что с той стороны стены, наверное, вдвое больше.
Через два часа тетя Элли приоткрыла глаза и слабо улыбнулась.
– Кажется, обошлось.
– Что вы с собой сделали, леди? – спросил отец.
– Я оторвала шею от камня. Теперь на основании шеи вновь нарастет чешуя. Я смогу свободнее крутить головой.
– Но как вы смогли сделать это? Вы же замурованы в камень, – удивился Уртон.
– Ах, дорогой Уртон, – ответила тетя Элли. – Я помню твою мать высокой, стройной девушкой. Она даже не вставала на цыпочки, когда протирала мою чешую. А теперь? А ведь я намного старше…
Я попытался представить мать Уртона высокой и стройной и хихикнул. Тетя Элли всегда знает, как повернуть беседу.
Вернулся лекарь. Двое слуг внесли за ним бочонок красного вина. Лекарь сказал, что это лекарство. Помогает кроветворчеству. И он останется на ночь здесь. Я посмотрел на тетю Элли, и она сделала такое выражение лица, словно пожимает плечами. Ведь если лекарь останется здесь, я не смогу посмотреть, что делается с другой стороны стены. Лекарь увидит в щель свет, или услышит, как я там хожу. Поэтому я пошел к себе и послал Саманту с Перли принести лекарю тюфяк, одеяло, кувшинчик вина и все остальное, что необходимо для сна.
А через два дня тетя Элли сказала мне, чтоб я скорее освобождал ее лапы. Произошел переход количества в качество, процесс регенерации запустился в полную силу, и, если я сейчас не освобожу лапы, ей будет очень и очень больно. Как в первые годы. Я расспросил, что это за переход, и принялся за дело. Тетя Элли сказала, что переход количества в качество – это диалектика. Очень понятно!.. А суть в том, что у нее по всему телу начала расти чешуя. И ей надо дать место, куда расти.
За четыре дня я освободил ей лапы со всех сторон, только не снизу. снизу освободим, когда с боков кожица нарастет. Крови опять было очень много. Но тетя Элли пила красное вино бочками, а сырые овощи и фрукты лопала в таком количестве, что ее даже понос пробрал.
Все были так обеспокоены здоровьем тети Элли, что когда приехал сэр Добур, отец приказал показать ему его покои, накормить с дороги и сказать, что ему сейчас не до этого.
Дома я рассказал отцу, что сэр Добур завещал мне свой замок. И я решил отдать его второму сыну. Отец зарычал и долго сердито смотрел на маму. Потом приказал:
– Рассказывай все.
И я рассказал. Как бедно живут селяне на землях сэра Добура, как он борется с судьбой, как заботится о своих людях. В общем, все как есть. Отец это выслушал с нахмуренным челом, а потом резко встал и вышел из комнаты. Угадайте, куда он пошел? К леди Элане! Мне Саманта потом рассказала. Она как раз у тети Элли была, когда отец вошел. Зло взглянул на нее и указал глазами на дверь. Уртон был прав. Рано еще сэру Добуру на глаза отцу показываться.
Тетя Элли отказалась мне рассказать, о чем они говорили. Но вскоре мне стало не до этого, потому что она такое сделала!
Она дернулась всем телом назад и оторвала шею от камня. Кровь пошла так обильно, что мы оба испугались. И как раз в этот момент вошел Уртон.
– Что с вами, леди Элана? – вскрикнул он.
– Я оторвала шею от камня, – честно ответила дракона.
– Я зову лекаря.
– Он не поможет…
Но Уртон уже выбежал из комнаты. Прибежали отец, мать, лекарь и Перли.
– Зачем ты встревожил столько людей? – укорила Уртона тетя Элли. Тете Элли было очень больно, зубы стучали, а зрачки расширились во всю радужку. Кровь текла по полу к водостоку, темнела, густела. Лекарь суетился вокруг, но ничего не мог сделать. Чтоб что-то сделать, нужно было бы разобрать стену. Тетя Элли положила голову на каменный стол. Мама села рядом и нежно гладила ее по шее. А шея стала короче на целых полметра. Я прикинул, сколько крови вытекло. Не так и много. Бывало больше. Но потом я подумал, что с той стороны стены, наверное, вдвое больше.
Через два часа тетя Элли приоткрыла глаза и слабо улыбнулась.
– Кажется, обошлось.
– Что вы с собой сделали, леди? – спросил отец.
– Я оторвала шею от камня. Теперь на основании шеи вновь нарастет чешуя. Я смогу свободнее крутить головой.
– Но как вы смогли сделать это? Вы же замурованы в камень, – удивился Уртон.
– Ах, дорогой Уртон, – ответила тетя Элли. – Я помню твою мать высокой, стройной девушкой. Она даже не вставала на цыпочки, когда протирала мою чешую. А теперь? А ведь я намного старше…
Я попытался представить мать Уртона высокой и стройной и хихикнул. Тетя Элли всегда знает, как повернуть беседу.
Вернулся лекарь. Двое слуг внесли за ним бочонок красного вина. Лекарь сказал, что это лекарство. Помогает кроветворчеству. И он останется на ночь здесь. Я посмотрел на тетю Элли, и она сделала такое выражение лица, словно пожимает плечами. Ведь если лекарь останется здесь, я не смогу посмотреть, что делается с другой стороны стены. Лекарь увидит в щель свет, или услышит, как я там хожу. Поэтому я пошел к себе и послал Саманту с Перли принести лекарю тюфяк, одеяло, кувшинчик вина и все остальное, что необходимо для сна.
А через два дня тетя Элли сказала мне, чтоб я скорее освобождал ее лапы. Произошел переход количества в качество, процесс регенерации запустился в полную силу, и, если я сейчас не освобожу лапы, ей будет очень и очень больно. Как в первые годы. Я расспросил, что это за переход, и принялся за дело. Тетя Элли сказала, что переход количества в качество – это диалектика. Очень понятно!.. А суть в том, что у нее по всему телу начала расти чешуя. И ей надо дать место, куда расти.
За четыре дня я освободил ей лапы со всех сторон, только не снизу. снизу освободим, когда с боков кожица нарастет. Крови опять было очень много. Но тетя Элли пила красное вино бочками, а сырые овощи и фрукты лопала в таком количестве, что ее даже понос пробрал.
Все были так обеспокоены здоровьем тети Элли, что когда приехал сэр Добур, отец приказал показать ему его покои, накормить с дороги и сказать, что ему сейчас не до этого.