– А я могу заниматься сексом?
– Я не вижу смысла в том, чтобы ты считала себя мертвой раньше времени. Но надо пользоваться презервативами. Может быть, попытаться отправить тебя домой? Не поговорить ли мне об этом с полковником?
– Нет, нет! Как ты сама сказала, я не хочу чувствовать себя мертвой раньше времени.
– Но здесь ужасающие условия. В этом климате очень легко, например, подхватить воспаление легких. А то и убить могут. Ты сама знаешь…
– Меня уже ничего не пугает.
– Как знаешь…
– А лекарство, которое мы ищем, могло бы меня вылечить? – вдруг с надеждой посмотрела на собеседницу Анна.
– Как ученый считаю, что нет! Даже если мы найдем это лекарство и оно окажется тем, на что мы надеемся, то нам еще придется работать с ним лет пять-десять, пока мы не создадим препарат, который можно будет безбоязненно применять.
– Я могла бы стать чем-то вроде подопытного кролика.
– Ни в коем случае! Даже если ты действительно инфицирована вирусом СПИДа, у тебя совсем неплохие шансы. Можно гарантировать какое-то количество лет жизни. Было бы безумием применять лекарство, которое не прошло экспериментальной проверки хотя бы в лабораторных условиях. Кто знает, какой оно может дать побочный эффект.
– Прекрасно, значит, мне не надо ничего делать, – невесело усмехнулась Анна.
– Только следить за своим здоровьем!
Презервативы Анне не понадобились: сообщив Андре о результате анализа, она больше не подпустила его к себе.
– Вас это удивляет, капитан?
– Да, ты прав, мой дорогой Павел Вячеславович! Возмущаться глупо. У нас так было всегда. Они функционеры и такими остались. Хоть и действуют теперь по частной инициативе. Сдается мне, Павел, что рыночную экономику в России не ждет славное будущее.
– Так и есть, капитан!
– Они мне сообщили, что у них есть информатор и им известно даже больше, чем нам. Например, про какое-то сверхчудесное средство от всех болезней. А почему они нам раньше этого не сказали, как ты думаешь, Павел? Была бы у нас такая информация, и атаки можно было бы избежать. А так все по-дурацки вышло!
– Что будем делать?
– Что делать? Выполнять приказы хозяина, как всегда. Мы вырвем у них это проклятое снадобье, как только оно окажется в их руках. Будем следить за ними маленькой группой, не вызывающей подозрений. И не оставляя свидетелей. Иногда мне кажется, Павел, что миллионы лет развития человечества так ни к чему и не привели.
– Это только мое предположение, полковник.
– Я тоже об этом думал, но не понимаю, где мы могли допустить ошибку.
– Наша единственная ошибка в том, что мы не хватились раньше. Наши враги знали, что мы готовим атаку, какие вам еще нужны доказательства? И раньше тоже бывали случаи, когда они, похоже, имели информацию о наших намерениях.
– Это могло быть совпадением.
– Полковник, у нас тут не научная дискуссия.
– Но тех, русских, мы застали врасплох.
– А я и не говорю, что у нас два предателя.
– Это было бы слишком!
– Мы поступим вот как. Будем действовать так, как если бы среди нас точно находился кто-то, кто передает информацию. Если такого нет, мы ничего не потеряем.
– Это благоразумно! Но кто бы мог быть предателем?…
– Вы полностью уверены в своих солдатах?
– Абсолютно. Они за меня умрут! И потом, большинство из них не владеют информацией, представляющей интерес для врага.
– Насколько это сокращает круг подозреваемых?
– Вы хотите сказать, что мои офицеры…
– Полковник, я ни в чем не уверена.
– У меня три офицера, но один из них тяжело ранен. Это снимает с него подозрения.
– Он мог быть ранен случайно. Будем следить за всеми.
– А ваша группа?
– Да. Мне неприятно об этом думать, но я стараюсь замечать все особенности их поведения, оговорки, оплошности, все, что помогло бы выявить шпиона.
– Может быть, устроить ловушку?
– Я тоже об этом думала. У меня есть кое-какие идеи. А пока я хочу, чтобы вы поговорили с каждым из своих офицеров. Вдруг удастся обнаружить что-нибудь подозрительное. И, чтобы нам снова не сесть в лужу, впредь все самые важные решения мы будем принимать только вдвоем.
Для себя Бия уже выработала план действий и проводила его в жизнь. Но ей не хотелось говорить об этом Наджибулле. У нее не было оснований исключать его из списка подозреваемых.
Глава двадцать первая
Глава двадцать вторая
Глава двадцать третья
– Я не вижу смысла в том, чтобы ты считала себя мертвой раньше времени. Но надо пользоваться презервативами. Может быть, попытаться отправить тебя домой? Не поговорить ли мне об этом с полковником?
– Нет, нет! Как ты сама сказала, я не хочу чувствовать себя мертвой раньше времени.
– Но здесь ужасающие условия. В этом климате очень легко, например, подхватить воспаление легких. А то и убить могут. Ты сама знаешь…
– Меня уже ничего не пугает.
– Как знаешь…
– А лекарство, которое мы ищем, могло бы меня вылечить? – вдруг с надеждой посмотрела на собеседницу Анна.
– Как ученый считаю, что нет! Даже если мы найдем это лекарство и оно окажется тем, на что мы надеемся, то нам еще придется работать с ним лет пять-десять, пока мы не создадим препарат, который можно будет безбоязненно применять.
– Я могла бы стать чем-то вроде подопытного кролика.
– Ни в коем случае! Даже если ты действительно инфицирована вирусом СПИДа, у тебя совсем неплохие шансы. Можно гарантировать какое-то количество лет жизни. Было бы безумием применять лекарство, которое не прошло экспериментальной проверки хотя бы в лабораторных условиях. Кто знает, какой оно может дать побочный эффект.
– Прекрасно, значит, мне не надо ничего делать, – невесело усмехнулась Анна.
– Только следить за своим здоровьем!
Презервативы Анне не понадобились: сообщив Андре о результате анализа, она больше не подпустила его к себе.
* * *
– Проклятые бюрократы! Ты представляешь, Павел? Они знали насчет цитадели и не поставили нас в известность. Мы зря насиловали эту девчонку, хотя, откровенно говоря, я получил удовольствие. Для нас это что, очередная проверка?– Вас это удивляет, капитан?
– Да, ты прав, мой дорогой Павел Вячеславович! Возмущаться глупо. У нас так было всегда. Они функционеры и такими остались. Хоть и действуют теперь по частной инициативе. Сдается мне, Павел, что рыночную экономику в России не ждет славное будущее.
– Так и есть, капитан!
– Они мне сообщили, что у них есть информатор и им известно даже больше, чем нам. Например, про какое-то сверхчудесное средство от всех болезней. А почему они нам раньше этого не сказали, как ты думаешь, Павел? Была бы у нас такая информация, и атаки можно было бы избежать. А так все по-дурацки вышло!
– Что будем делать?
– Что делать? Выполнять приказы хозяина, как всегда. Мы вырвем у них это проклятое снадобье, как только оно окажется в их руках. Будем следить за ними маленькой группой, не вызывающей подозрений. И не оставляя свидетелей. Иногда мне кажется, Павел, что миллионы лет развития человечества так ни к чему и не привели.
* * *
Бия и Наджибулла, сидя в палатке, обсуждали вопрос чрезвычайной важности: по мнению начальницы, среди них был предатель.– Это только мое предположение, полковник.
– Я тоже об этом думал, но не понимаю, где мы могли допустить ошибку.
– Наша единственная ошибка в том, что мы не хватились раньше. Наши враги знали, что мы готовим атаку, какие вам еще нужны доказательства? И раньше тоже бывали случаи, когда они, похоже, имели информацию о наших намерениях.
– Это могло быть совпадением.
– Полковник, у нас тут не научная дискуссия.
– Но тех, русских, мы застали врасплох.
– А я и не говорю, что у нас два предателя.
– Это было бы слишком!
– Мы поступим вот как. Будем действовать так, как если бы среди нас точно находился кто-то, кто передает информацию. Если такого нет, мы ничего не потеряем.
– Это благоразумно! Но кто бы мог быть предателем?…
– Вы полностью уверены в своих солдатах?
– Абсолютно. Они за меня умрут! И потом, большинство из них не владеют информацией, представляющей интерес для врага.
– Насколько это сокращает круг подозреваемых?
– Вы хотите сказать, что мои офицеры…
– Полковник, я ни в чем не уверена.
– У меня три офицера, но один из них тяжело ранен. Это снимает с него подозрения.
– Он мог быть ранен случайно. Будем следить за всеми.
– А ваша группа?
– Да. Мне неприятно об этом думать, но я стараюсь замечать все особенности их поведения, оговорки, оплошности, все, что помогло бы выявить шпиона.
– Может быть, устроить ловушку?
– Я тоже об этом думала. У меня есть кое-какие идеи. А пока я хочу, чтобы вы поговорили с каждым из своих офицеров. Вдруг удастся обнаружить что-нибудь подозрительное. И, чтобы нам снова не сесть в лужу, впредь все самые важные решения мы будем принимать только вдвоем.
Для себя Бия уже выработала план действий и проводила его в жизнь. Но ей не хотелось говорить об этом Наджибулле. У нее не было оснований исключать его из списка подозреваемых.
Глава двадцать первая
По другую сторону лагеря Скотт, не обращая внимания на холод, курил свой гашиш. В последние дни он чувствовал себя лучше. Он уже не был так болезненно одержим цитаделью. Он продолжал усердно работать, но уже мог думать о чем-то другом.
«Не понимаю, что со мной было, – говорил себе археолог. – Возможно, так на меня подействовало похищение Анны. Я до сих пор чувствую себя виноватым. По крайней мере, косвенно. В итоге я как будто потерял перспективу. И чтобы иметь хоть какую-то опору, я поставил себе задачу – найти цитадель. Указания, содержащиеся в манускрипте, – самая настоящая головоломка. Вызов здравому смыслу. И я принимаю этот вызов, хотя, видимо, слишком увлекся. Я даже бросил курить гашиш. Не помню, чтобы такое случалось со мной раньше. Нет, лгу. В тот раз, когда меня арестовали… когда я участвовал в студенческой демонстрации… тогда я тоже не курил несколько дней. Но тогда это было вынужденное воздержание. И вот я снова с удовольствием курю и могу думать о чем угодно. О ножках Бии, например. И потом, я так давно не обладал женщиной. Анна не в счет. Единственная ночь с ней – это как ураган, после которого – сплошное опустошение и хаос в душе. А до того еще в Бразилии, в Сан-Раймунду Нонату была у меня одна миловидная потаскушка. Как же ее звали? Кремозия? Нет, нет. Вот черт, не могу вспомнить! Но у нее не такие красивые ноги, как у Бии, хоть она и моложе. Думаю, я сделал глупость, отказавшись от намерения завоевать Бию. Она, конечно, догадывается о моих чувствах, но если бы я ей тоже нравился, она бы нашла способ ко мне приблизиться. Наверное, она в этих вещах такая же робкая, как я. Интересно, какие у нее подмышки? Мне так нравятся женские подмышки. Странно, но у нее я их никогда не видел. Правда, мы тут ходим в такой одежде… А какая у нее попка? А это самое?… Какие там волосы? Ах, я бы, кажется, все отдал, только бы зарыться в них лицом. А какая аппетитная у нее попка… даже в брюках… хочется ее тискать, кусать легонько… Я, наверное, схожу с ума. Хватит ли у меня смелости? А ножки… ее ножки я уже видел. Раз я даже помог ей снимать сапоги. Как это меня тогда возбудило! Ножки у нее красивые, миниатюрные, совсем как у девочки. Может быть, все-таки попытаться? И посмотреть, как она на это отреагирует. Ладно, надо идти домой… вернее, в палатку. Какой мерзкий холод!»
Оставшись одна, Бия стала напряженно, мучительно думать. Она чувствовала себя ужасно. Ее угнетала мысль о том, что ей, возможно, придется вступить в единоборство с предателем, да еще с таким, по вине которого погибли люди. Бия задыхалась, ей не хватало воздуха. Она всеми силами старалась справиться со своим состоянием, взять себя в руки и спокойно обдумать сложившуюся ситуацию. Она понимала, что у нее нет возможности устроить ловушку каждому из подозреваемых, сообщив ему по секрету какую-нибудь ложную информацию и проследив за реакцией противника. На это потребовалось бы много времени, а следить за ответными действиями врага она не могла без помощи Наджибуллы и его людей. И она решила для начала составить список наиболее вероятных подозреваемых, стараясь внести в свои суждения максимальную объективность.
У Андре, размышляла Бия, внешность, совершенно не подходящая для шпиона. У него слишком смазливое лицо. Такая внешность скорее подошла бы поэту или сутенеру. Кроме того, он слишком прост и открыт, а чтобы быть тайным агентом, требуется притворство и хладнокровие. А вдруг его простота – лишь игра? Тогда он становится исключительно опасным врагом, настоящим чемпионом двуличия. Ладно, будем иметь это в виду.
А вот Анна внешне очень похожа на шпионку. Ее броская красота приковывает внимание, быстрота реакции делает ее идеальным исполнителем секретной миссии. Настоящая Мата Хари! Но нет! Я к ней несправедлива, подумала Бия. Никто не несет ответственности за свою внешность. Кроме того, теперь, когда она заражена СПИДом, Анна, как никто, заинтересована в успехе экспедиции. Возможно, от этого даже зависит ее жизнь. А впрочем… Она ведь узнала о своем заражении уже после злосчастной атаки. В общем, и ее нельзя сбрасывать со счета.
Скотта трудно подвести под какую-нибудь определенную категорию. У него слишком незаурядная внешность – долговязое сильное тело, длинные волосы в стиле Христа. При любом столкновении с полицией его бы схватили первым. Кроме того, Бия не могла представить себе, какие причины могли бы заставить его стать предателем. Но никаких веских причин сохранять верность у него тоже не было.
Торрес. Бия знала его уже больше года. Они вместе задумали и снаряжали эту экспедицию. Он ее ни разу не подводил. Правда, в наши дни это мало что значит.
У Америку, несмотря на некоторую небрежность одежды и прически, вид преуспевающего специалиста. Такой тип ученого можно встретить в любом месте нашего глобализованного мира. Его рассеянность могла бы служить великолепным прикрытием. Кто знает, что на самом деле царит в голове профессора, что скрывается за его несколько отсутствующим взглядом. Может быть, он действует не из-за корысти, а ему просто нравится творить зло. Этакий гений зла! Надо не спускать с него глаз.
Наджибулла, несомненно, самая подозрительная личность из всех. Прежде всего, он – мусульманин, а каждый, кто носит тюрбан – потенциальный террорист. И потом, его интересы – чисто финансовые. Допустим, соперники предложили ему больше, чем платит она. С другой стороны, с ним вроде бы сложились настоящие дружеские отношения. Хотя… предатели бывают такими замечательными актерами! Правда, Наджибулла очень привязан к своим людям, в этом можно не сомневаться, а многие из них погибли, не говоря уже о его любимом племяннике.
«Кошмар! – вздохнула Бия. – Думала, думала, и ничего не придумала. Каждый из них может быть предателем. Или не быть им».
Занятая своими мыслям Бия не сразу заметила, как в палатку вошел Скотт. Его покрасневшие глаза и несколько отрешенное выражение лица говорили о том, что он накурился гашиша.
– Бия, мне надо с тобой поговорить! – заявил вошедший, впервые обращаясь к ней на «ты».
– Да, и что же ты хочешь мне сказать?
– Хочу попросить у тебя прощения. В последние дни я вел себя, как последний идиот. Не знаю, что на меня нашло. Я думал только о цитадели… и совсем забыл о тебе.
– Хорошо, Скотт! У всех нас бывают такие дни…
– Обещаю, что теперь я всегда буду рядом с тобой!
Говоря это, англичанин взял Бию за локоть и сам удивился своей смелости.
– Спасибо, Скотт! Мне это так нужно!
– Можешь на меня рассчитывать! – Он осторожно погладил ее.
– Меня это радует! – Голос Бии стал нежным, почти детским.
Скотт решил идти дальше. Он обнял ее за плечи. Бия не сопротивлялась. Когда он вошел в палатку, она сразу догадалась о его намерениях. Сначала ей показалось, что это не вовремя. У нее сейчас столько важных забот. Но, с другой стороны, личная жизнь не может быть «не вовремя». Она тоже уже очень давно не знала любви. Жизнь в Иране не способствует сексу.
Он прижал ее к себе, нервно и не совсем уверенно.
– Ты не представляешь себе, как я этого ждал!
– Я тоже.
Говоря с ней, он, казалось, вот-вот ее поцелует, но его губы только слегка касались ее губ. Ему не верилось, что он отважился зайти так далеко. Ему хотелось убежать, чтобы закрепить достигнутую победу, и продолжить завоевание в другой раз. Но Скотт знал, что другого раза может не быть.
Хотя ее тело жаждало любви, Бия не решалась отдаться человеку, которого она подозревала в измене. При таких обстоятельствах между ними не могло возникнуть настоящей близости, которая так нужна всякой женщине. Но в конце концов она не выдержала, махнула на это рукой и дала волю чувствам. Женщине иногда тоже нужен только секс.
– Ты ждал? И как долго?
Набравшись смелости, Скотт крепко поцеловал ее в губы. Его язык исследовал это пока еще неведомое ему пространство. Бия в ответ просунула руку под толщу его одежды и, добравшись до голого тела, стала гладить его.
– Всю мою жизнь, – решился ответить Скотт и тут же почувствовал фальшь этой фразы.
Но слова им были уже не нужны. Скотт помог Бие снять свитер, уложил ее на походную койку и сам лег сверху. Он сжал ее грудь и снова припал к ее губам. Бия, просунув правую руку между его телом и джинсами, с силой стиснула одну из его ягодиц. Другой рукой она расстегнула его брюки и сквозь ткань трусов ощутила твердость и пульсацию его члена.
Англичанин перевернулся на ней так, что его лицо оказалось на ее животе, и стал порывисто целовать его. Потом он расстегнул молнию на ее джинсах и разом снял с нее все. Опустив голову еще ниже, он уткнулся лицом ей в лобок и принялся осыпать его быстрыми поцелуями, зарываясь носом в заросли ее светлых волосков.
Бия с трудом высвободила его член: он был большим, и она провела по нему губами от самого основания к головке. Скотт стиснул бедра Бии и прижался лицом к ее лону. У него захватило дух. Ему хотелось кричать. Как давно он не издавал этот крик!
Бия, чувствуя себя все более уверенно, продолжала ласкать губами его пенис. Скотт, предвкушая близость вожделенного мига, раздвинул языком нижние губки Бии, познавая ее тайный вкус.
Обоим хотелось большего. Бия протянула Скотту презерватив, попросила надеть его и, став на колени, призывно повернулась к нему задом. Он наклонился и начал вылизывать ей лоно, иногда касаясь языком ануса.
Бия не выдержала. Стиснув зубы, она опрокинула Скотта навзничь, нанизалась на его пенис и стала скользить по нему вверх-вниз, энергично двигая бедрами.
Как давно у Скотта не было такой роскошной любовницы! С проститутками он чувствовал себя наполовину онанистом. Они только раздвигали ноги, стараясь, чтобы все произошло как можно быстрее. Анне нужен был только его член. А эта женщина по-настоящему желала его, его поцелуев, объятий, его нежных слов… Ему это и льстило, и одновременно слегка пугало.
Придя немного в себя, он стал помогать ей, двигаясь навстречу, пытаясь попасть в ритм. Получилось не так эффектно, как в фильмах, но оба испытали редкостное упоение. Затем Бия ускорила движения. Скотт уже едва поспевал за ней. Ее голова запрокинулась, рот был приоткрыт, и судорожное дыхание вырывалось из груди… Но вот, закусив губу, она содрогнулась, еще раз, еще… И тут Скотта точно прорвало, и он закричал от непереносимого наслаждения.
«Не понимаю, что со мной было, – говорил себе археолог. – Возможно, так на меня подействовало похищение Анны. Я до сих пор чувствую себя виноватым. По крайней мере, косвенно. В итоге я как будто потерял перспективу. И чтобы иметь хоть какую-то опору, я поставил себе задачу – найти цитадель. Указания, содержащиеся в манускрипте, – самая настоящая головоломка. Вызов здравому смыслу. И я принимаю этот вызов, хотя, видимо, слишком увлекся. Я даже бросил курить гашиш. Не помню, чтобы такое случалось со мной раньше. Нет, лгу. В тот раз, когда меня арестовали… когда я участвовал в студенческой демонстрации… тогда я тоже не курил несколько дней. Но тогда это было вынужденное воздержание. И вот я снова с удовольствием курю и могу думать о чем угодно. О ножках Бии, например. И потом, я так давно не обладал женщиной. Анна не в счет. Единственная ночь с ней – это как ураган, после которого – сплошное опустошение и хаос в душе. А до того еще в Бразилии, в Сан-Раймунду Нонату была у меня одна миловидная потаскушка. Как же ее звали? Кремозия? Нет, нет. Вот черт, не могу вспомнить! Но у нее не такие красивые ноги, как у Бии, хоть она и моложе. Думаю, я сделал глупость, отказавшись от намерения завоевать Бию. Она, конечно, догадывается о моих чувствах, но если бы я ей тоже нравился, она бы нашла способ ко мне приблизиться. Наверное, она в этих вещах такая же робкая, как я. Интересно, какие у нее подмышки? Мне так нравятся женские подмышки. Странно, но у нее я их никогда не видел. Правда, мы тут ходим в такой одежде… А какая у нее попка? А это самое?… Какие там волосы? Ах, я бы, кажется, все отдал, только бы зарыться в них лицом. А какая аппетитная у нее попка… даже в брюках… хочется ее тискать, кусать легонько… Я, наверное, схожу с ума. Хватит ли у меня смелости? А ножки… ее ножки я уже видел. Раз я даже помог ей снимать сапоги. Как это меня тогда возбудило! Ножки у нее красивые, миниатюрные, совсем как у девочки. Может быть, все-таки попытаться? И посмотреть, как она на это отреагирует. Ладно, надо идти домой… вернее, в палатку. Какой мерзкий холод!»
Оставшись одна, Бия стала напряженно, мучительно думать. Она чувствовала себя ужасно. Ее угнетала мысль о том, что ей, возможно, придется вступить в единоборство с предателем, да еще с таким, по вине которого погибли люди. Бия задыхалась, ей не хватало воздуха. Она всеми силами старалась справиться со своим состоянием, взять себя в руки и спокойно обдумать сложившуюся ситуацию. Она понимала, что у нее нет возможности устроить ловушку каждому из подозреваемых, сообщив ему по секрету какую-нибудь ложную информацию и проследив за реакцией противника. На это потребовалось бы много времени, а следить за ответными действиями врага она не могла без помощи Наджибуллы и его людей. И она решила для начала составить список наиболее вероятных подозреваемых, стараясь внести в свои суждения максимальную объективность.
У Андре, размышляла Бия, внешность, совершенно не подходящая для шпиона. У него слишком смазливое лицо. Такая внешность скорее подошла бы поэту или сутенеру. Кроме того, он слишком прост и открыт, а чтобы быть тайным агентом, требуется притворство и хладнокровие. А вдруг его простота – лишь игра? Тогда он становится исключительно опасным врагом, настоящим чемпионом двуличия. Ладно, будем иметь это в виду.
А вот Анна внешне очень похожа на шпионку. Ее броская красота приковывает внимание, быстрота реакции делает ее идеальным исполнителем секретной миссии. Настоящая Мата Хари! Но нет! Я к ней несправедлива, подумала Бия. Никто не несет ответственности за свою внешность. Кроме того, теперь, когда она заражена СПИДом, Анна, как никто, заинтересована в успехе экспедиции. Возможно, от этого даже зависит ее жизнь. А впрочем… Она ведь узнала о своем заражении уже после злосчастной атаки. В общем, и ее нельзя сбрасывать со счета.
Скотта трудно подвести под какую-нибудь определенную категорию. У него слишком незаурядная внешность – долговязое сильное тело, длинные волосы в стиле Христа. При любом столкновении с полицией его бы схватили первым. Кроме того, Бия не могла представить себе, какие причины могли бы заставить его стать предателем. Но никаких веских причин сохранять верность у него тоже не было.
Торрес. Бия знала его уже больше года. Они вместе задумали и снаряжали эту экспедицию. Он ее ни разу не подводил. Правда, в наши дни это мало что значит.
У Америку, несмотря на некоторую небрежность одежды и прически, вид преуспевающего специалиста. Такой тип ученого можно встретить в любом месте нашего глобализованного мира. Его рассеянность могла бы служить великолепным прикрытием. Кто знает, что на самом деле царит в голове профессора, что скрывается за его несколько отсутствующим взглядом. Может быть, он действует не из-за корысти, а ему просто нравится творить зло. Этакий гений зла! Надо не спускать с него глаз.
Наджибулла, несомненно, самая подозрительная личность из всех. Прежде всего, он – мусульманин, а каждый, кто носит тюрбан – потенциальный террорист. И потом, его интересы – чисто финансовые. Допустим, соперники предложили ему больше, чем платит она. С другой стороны, с ним вроде бы сложились настоящие дружеские отношения. Хотя… предатели бывают такими замечательными актерами! Правда, Наджибулла очень привязан к своим людям, в этом можно не сомневаться, а многие из них погибли, не говоря уже о его любимом племяннике.
«Кошмар! – вздохнула Бия. – Думала, думала, и ничего не придумала. Каждый из них может быть предателем. Или не быть им».
Занятая своими мыслям Бия не сразу заметила, как в палатку вошел Скотт. Его покрасневшие глаза и несколько отрешенное выражение лица говорили о том, что он накурился гашиша.
– Бия, мне надо с тобой поговорить! – заявил вошедший, впервые обращаясь к ней на «ты».
– Да, и что же ты хочешь мне сказать?
– Хочу попросить у тебя прощения. В последние дни я вел себя, как последний идиот. Не знаю, что на меня нашло. Я думал только о цитадели… и совсем забыл о тебе.
– Хорошо, Скотт! У всех нас бывают такие дни…
– Обещаю, что теперь я всегда буду рядом с тобой!
Говоря это, англичанин взял Бию за локоть и сам удивился своей смелости.
– Спасибо, Скотт! Мне это так нужно!
– Можешь на меня рассчитывать! – Он осторожно погладил ее.
– Меня это радует! – Голос Бии стал нежным, почти детским.
Скотт решил идти дальше. Он обнял ее за плечи. Бия не сопротивлялась. Когда он вошел в палатку, она сразу догадалась о его намерениях. Сначала ей показалось, что это не вовремя. У нее сейчас столько важных забот. Но, с другой стороны, личная жизнь не может быть «не вовремя». Она тоже уже очень давно не знала любви. Жизнь в Иране не способствует сексу.
Он прижал ее к себе, нервно и не совсем уверенно.
– Ты не представляешь себе, как я этого ждал!
– Я тоже.
Говоря с ней, он, казалось, вот-вот ее поцелует, но его губы только слегка касались ее губ. Ему не верилось, что он отважился зайти так далеко. Ему хотелось убежать, чтобы закрепить достигнутую победу, и продолжить завоевание в другой раз. Но Скотт знал, что другого раза может не быть.
Хотя ее тело жаждало любви, Бия не решалась отдаться человеку, которого она подозревала в измене. При таких обстоятельствах между ними не могло возникнуть настоящей близости, которая так нужна всякой женщине. Но в конце концов она не выдержала, махнула на это рукой и дала волю чувствам. Женщине иногда тоже нужен только секс.
– Ты ждал? И как долго?
Набравшись смелости, Скотт крепко поцеловал ее в губы. Его язык исследовал это пока еще неведомое ему пространство. Бия в ответ просунула руку под толщу его одежды и, добравшись до голого тела, стала гладить его.
– Всю мою жизнь, – решился ответить Скотт и тут же почувствовал фальшь этой фразы.
Но слова им были уже не нужны. Скотт помог Бие снять свитер, уложил ее на походную койку и сам лег сверху. Он сжал ее грудь и снова припал к ее губам. Бия, просунув правую руку между его телом и джинсами, с силой стиснула одну из его ягодиц. Другой рукой она расстегнула его брюки и сквозь ткань трусов ощутила твердость и пульсацию его члена.
Англичанин перевернулся на ней так, что его лицо оказалось на ее животе, и стал порывисто целовать его. Потом он расстегнул молнию на ее джинсах и разом снял с нее все. Опустив голову еще ниже, он уткнулся лицом ей в лобок и принялся осыпать его быстрыми поцелуями, зарываясь носом в заросли ее светлых волосков.
Бия с трудом высвободила его член: он был большим, и она провела по нему губами от самого основания к головке. Скотт стиснул бедра Бии и прижался лицом к ее лону. У него захватило дух. Ему хотелось кричать. Как давно он не издавал этот крик!
Бия, чувствуя себя все более уверенно, продолжала ласкать губами его пенис. Скотт, предвкушая близость вожделенного мига, раздвинул языком нижние губки Бии, познавая ее тайный вкус.
Обоим хотелось большего. Бия протянула Скотту презерватив, попросила надеть его и, став на колени, призывно повернулась к нему задом. Он наклонился и начал вылизывать ей лоно, иногда касаясь языком ануса.
Бия не выдержала. Стиснув зубы, она опрокинула Скотта навзничь, нанизалась на его пенис и стала скользить по нему вверх-вниз, энергично двигая бедрами.
Как давно у Скотта не было такой роскошной любовницы! С проститутками он чувствовал себя наполовину онанистом. Они только раздвигали ноги, стараясь, чтобы все произошло как можно быстрее. Анне нужен был только его член. А эта женщина по-настоящему желала его, его поцелуев, объятий, его нежных слов… Ему это и льстило, и одновременно слегка пугало.
Придя немного в себя, он стал помогать ей, двигаясь навстречу, пытаясь попасть в ритм. Получилось не так эффектно, как в фильмах, но оба испытали редкостное упоение. Затем Бия ускорила движения. Скотт уже едва поспевал за ней. Ее голова запрокинулась, рот был приоткрыт, и судорожное дыхание вырывалось из груди… Но вот, закусив губу, она содрогнулась, еще раз, еще… И тут Скотта точно прорвало, и он закричал от непереносимого наслаждения.
Глава двадцать вторая
После длинного тяжелого перехода участники экспедиции трудились над устройством лагеря. Андре и Скотт вместе с солдатами ставили палатки. Бия собирала хворост – теперь надо было экономить горючее. Торрес и Анна готовили ужин, Америку ходил по территории лагеря, внимательно все разглядывая. Наконец он выразил свои мысли в форме старинной французской пословицы: «Труд освобождает нас от трех больших зол – скуки, порока и нужды».
За ужином говорили мало. Усталость сделала всех понурыми и молчаливыми. Окончив есть, Америку оглядел присутствующих.
– Есть чешская поговорка: «Усталому коню собственная грива в тяжесть», – изрек он и вышел.
– Что это на него нашло? – спросила Анна.
– И не говори. Кто знает, что у него в голове? – ответила ей Бия. – Кстати, – продолжила она, обращаясь уже ко всем, – завтра мы покинем эту тропу и пойдем пешком через горы. Советую вам освободиться от всего лишнего. Каждому придется самому нести свой багаж. Мы оставим здесь все грузовики и джипы. Возьмем только нескольких лошадей и верблюдов. Путь будет трудным.
– Мы уже достаточно прошли, но нет никаких признаков цитадели! – заявил Торрес. – Боюсь, что содержание манускрипта неверно трактуется.
– Я не знаю, каких признаков вы ждете, – ответил задетый за живое Скотт, – но я готов дать руку на отсечение, что мы на верном пути. И у меня такое предчувствие, что мы уже близко. Надо только расшифровать последние указания, содержащиеся в манускриптах. Кстати, сам тот факт, что мы свернули к Хайберскому ущелью, является хорошим признаком.
– Что это еще за чертовщина такая – Хайберское ущелье? – спросил Андре.
– Это естественный проход между Афганистаном и Пакистаном. Имеет огромное стратегическое значение. В течение долгого времени его считали воротами Индии. Говорят, по нему прошло войско Александра Великого, – пояснил Скотт.
– Значит, нам предстоит войти в Пакистан?
– Возможно.
Идти по горам было трудно. Подъем оказался крутым, глубокий рыхлый снег затруднял движение, скользкие участки ледяной поверхности таили немалую опасность.
Америку, не внявший совету Бии взять с собой только самое необходимое, тащил на себе едва не десяток словарей и всяких других справочников. Под таким грузом его ноги увязали в снегу по колено. Несколько часов он держался, но потом, боясь отстать, стал ускорять шаг, тратя на это слишком много энергии. Разреженный горный воздух окончательно доконал его. Профессор воскликнул:
– «Сдвинет гору тот, кто начнет с маленьких камней» – древняя китайская поговорка, – и упал без чувств.
Бия привела его в себя, но ему нужен был отдых, так что участники экспедиции решили здесь же разбить лагерь, несмотря на протесты Наджибуллы, который убеждал их поискать более безопасное место – подальше от нависающих круч и отвесных обрывов.
За ужином Анна, к которой, несмотря на угрозу заболеть СПИДом, вновь вернулось хорошее настроение, решила поддразнить Америку.
– Надеюсь, профессор, завтра нам уже не придется с вами возиться?
– Не бойтесь, моя дорогая! Как говорит одна ирландская пословица: «Выздоровевший больной – сам врач».
– Значит, вы расстанетесь с частью своих книг?
– Придется… Однако надо всегда помнить латинское изречение: «Cave ab homine unius liber» – «Бойся человека одной книги».
– Ты уверена, что с ним все в порядке? Ты хорошо его осмотрела? – прошептал Скотт на ухо Бие, пользуясь случаем, чтобы коснуться ее губами.
– С ним ничего серьезного… мания пословиц началась еще до обморока.
– Да, правда.
– «Длинный язык сокращает жизнь» – персидская поговорка! – Америку выразительно указал на шепчущуюся парочку.
– «Обвиняющий всегда немного лжет», Китай, – вставил Андре, у которого тоже был запас поговорок.
– «Кроме моих отца и матери, все лгут», берберское высказывание, – парировал лингвист.
– А это заразно… – заметил Скотт Бие, на этот раз гладя ей локоть.
– Возможно, что так даже лучше. Это доброкачественная болезнь, – ответила ему Бия. – «Тело, никогда не болеющее – опасное пристанище для души»! Шведская поговорка! – провозгласила она.
– Пойду, покурю, а то так и рехнуться можно, – объявил археолог.
За ужином говорили мало. Усталость сделала всех понурыми и молчаливыми. Окончив есть, Америку оглядел присутствующих.
– Есть чешская поговорка: «Усталому коню собственная грива в тяжесть», – изрек он и вышел.
– Что это на него нашло? – спросила Анна.
– И не говори. Кто знает, что у него в голове? – ответила ей Бия. – Кстати, – продолжила она, обращаясь уже ко всем, – завтра мы покинем эту тропу и пойдем пешком через горы. Советую вам освободиться от всего лишнего. Каждому придется самому нести свой багаж. Мы оставим здесь все грузовики и джипы. Возьмем только нескольких лошадей и верблюдов. Путь будет трудным.
– Мы уже достаточно прошли, но нет никаких признаков цитадели! – заявил Торрес. – Боюсь, что содержание манускрипта неверно трактуется.
– Я не знаю, каких признаков вы ждете, – ответил задетый за живое Скотт, – но я готов дать руку на отсечение, что мы на верном пути. И у меня такое предчувствие, что мы уже близко. Надо только расшифровать последние указания, содержащиеся в манускриптах. Кстати, сам тот факт, что мы свернули к Хайберскому ущелью, является хорошим признаком.
– Что это еще за чертовщина такая – Хайберское ущелье? – спросил Андре.
– Это естественный проход между Афганистаном и Пакистаном. Имеет огромное стратегическое значение. В течение долгого времени его считали воротами Индии. Говорят, по нему прошло войско Александра Великого, – пояснил Скотт.
– Значит, нам предстоит войти в Пакистан?
– Возможно.
Идти по горам было трудно. Подъем оказался крутым, глубокий рыхлый снег затруднял движение, скользкие участки ледяной поверхности таили немалую опасность.
Америку, не внявший совету Бии взять с собой только самое необходимое, тащил на себе едва не десяток словарей и всяких других справочников. Под таким грузом его ноги увязали в снегу по колено. Несколько часов он держался, но потом, боясь отстать, стал ускорять шаг, тратя на это слишком много энергии. Разреженный горный воздух окончательно доконал его. Профессор воскликнул:
– «Сдвинет гору тот, кто начнет с маленьких камней» – древняя китайская поговорка, – и упал без чувств.
Бия привела его в себя, но ему нужен был отдых, так что участники экспедиции решили здесь же разбить лагерь, несмотря на протесты Наджибуллы, который убеждал их поискать более безопасное место – подальше от нависающих круч и отвесных обрывов.
За ужином Анна, к которой, несмотря на угрозу заболеть СПИДом, вновь вернулось хорошее настроение, решила поддразнить Америку.
– Надеюсь, профессор, завтра нам уже не придется с вами возиться?
– Не бойтесь, моя дорогая! Как говорит одна ирландская пословица: «Выздоровевший больной – сам врач».
– Значит, вы расстанетесь с частью своих книг?
– Придется… Однако надо всегда помнить латинское изречение: «Cave ab homine unius liber» – «Бойся человека одной книги».
– Ты уверена, что с ним все в порядке? Ты хорошо его осмотрела? – прошептал Скотт на ухо Бие, пользуясь случаем, чтобы коснуться ее губами.
– С ним ничего серьезного… мания пословиц началась еще до обморока.
– Да, правда.
– «Длинный язык сокращает жизнь» – персидская поговорка! – Америку выразительно указал на шепчущуюся парочку.
– «Обвиняющий всегда немного лжет», Китай, – вставил Андре, у которого тоже был запас поговорок.
– «Кроме моих отца и матери, все лгут», берберское высказывание, – парировал лингвист.
– А это заразно… – заметил Скотт Бие, на этот раз гладя ей локоть.
– Возможно, что так даже лучше. Это доброкачественная болезнь, – ответила ему Бия. – «Тело, никогда не болеющее – опасное пристанище для души»! Шведская поговорка! – провозгласила она.
– Пойду, покурю, а то так и рехнуться можно, – объявил археолог.
Глава двадцать третья
Скотт был счастлив. Бия оказалась идеальной возлюбленной (она не задавала ненужных вопросов и всегда была готова заняться сексом), путь к цитадели, похоже, был верным, и у него всегда было вдоволь гашиша с тех пор, как Абдул, один из лейтенантов Наджибуллы, вернулся из Пакистана. Археолога беспокоили только его международные связи. Правда, он намеревался отказаться от них, к тому же его тайная деятельность носила крайне эпизодический характер и, как он поначалу считал, не приносила вреда экспедиции. Однако после похищения Анны словно заноза засела у него в душе. К тому же, он чувствовал, что не сможет создать серьезные отношения с Бией, не рассказав ей все. Это было необходимо не только ей, но и ему самому.
Скотт приготовил самокрутку с гашишем и направился к краю пропасти. Там он мог в свое удовольствие слушать шум ветра. Другим по душе любоваться звездами или морскими волнами. Он, Скотт, предпочитал ветер. Вой летящего ветра взывает к реальности и в то же время создает атмосферу видений и грез.
Да, он должен рассказать Бие все, ничего не утаив. Даже те эпизоды – а их было немало, – о которых ему самому хотелось забыть: как увлекся в юношестве коммунистическими идеями, как оказался в группе сверстников, играющих в революционеров, как потом оказалось, что лидер группы имел связь с Москвой и получал оттуда задания… Их отношения с Бией должны строиться на полном взаимном доверии. Ошибки совершают все, он не является исключением. Бия поймет его, а если нет… что ж, тогда им придется расстаться. Сначала она, конечно, будет шокирована, но потом поймет и простит. Кто-то сказал, что любить – значит, прощать. Сейчас еще не время говорить о любви между ними, но рано или поздно она обязательно придет. Таков естественный ход вещей. Все начинается с секса, потом он преображается в страсть. А из страсти вырастает в любовь. Не та любовь, о которой пишут в романах, это все глупости, а зрелое чувство мужчины и женщины, которые знают, чего хотят. Как все было бы замечательно, если бы не его проклятое прошлое. Но сейчас не стоит об этом думать. Сейчас лучше всего – слушать шум ветра и курить гашиш. Наступит подходящий момент, и он откроет Бие свое сердце. И она простит его и, может быть, полюбит еще больше. Они найдут цитадель со всеми ее сокровищами.
Впервые в жизни Скотт верил, что его ждет блестящее будущее. И он решил выкурить еще одну порцию.
То была необыкновенная ночь. Прозрачный свет растущей луны, отражаясь от снега, мягко освещал все вокруг. Горные цепи четко вырисовывались на фоне неба и, казалось, жили собственной жизнью. Шум ветра придавал этой величественной картине нечто фантасмагорическое. Скотт наслаждался великолепием открывавшейся перед ним панорамы. Он сидел на камне лицом к пропасти и ощущал себя неотъемлемой частью окружавшего его мира. И даже его прошлое перестало казаться ему таким уж ужасным. В мире все неразрывно связано, и все мы – составные части единого целого. Скотт решил, что завтра же он расскажет Бие все. И будь что будет… Он не допустит, чтобы его прошлое вставало между ним и его будущим.
Курево закончилось, но Скотту не хотелось покидать это место. Какая-то магическая сила удерживала его здесь. Возможно, желание продлить мысли о том, что завтра для него и Бии начнется новая жизнь. Да, он полюбит, он обязательно полюбит ее.
Он бы сидел там и мечтал еще бесконечно долго, если бы не мороз и ледяной ветер. Тут ему пришло в голову, что еще не так поздно и можно заглянуть в палатку Бии, чтобы вновь насладиться ее ласками. Скотт встал и движением оловянного солдатика повернулся спиной к пропасти. Но, сделав шаг в направлении лагеря, внезапно почувствовал, что теряет опору. Пласт снега, на котором он так долго сидел, подтаял от тепла и тяжести его тела и теперь неудержимо соскальзывал в бездну, увлекая его за собой.
Летя вниз, Скотт пытался удержаться, хватаясь за выступы скал, в кровь раздирая колени и локти. Его судорожные усилия несколько замедлили скорость падения, но до дна оставались еще десятки метров. Все-таки ему удалось зацепиться за край какой-то расщелины и закрепиться в ней.
Он не ощущал своих ног и каждый вздох причинял ему страшную боль. Он подумал, что у него, наверное, сломано несколько ребер. Самое главное сейчас было – не впасть в панику и попытаться трезво оценить ситуацию. Без посторонней помощи ему отсюда не выбраться. Кричать бесполезно, его никто не услышит. Лагерь далеко, а он лежит метрах в двадцати-тридцати ниже края обрыва. Его единственной надеждой была мысль о том, что Бия, хватившись его, догадается организовать поиски. А пока надо бороться с холодом.
…Когда его нашли, он был без сознания. Он пролежал более четырех часов в снегу при температуре минус восемь градусов.
Бия импровизировала, как могла, она ввела ему в вены жидкость, подогретую на водяной бане, собрала все одеяла и все лампы, какие были в лагере, чтобы его согреть. Когда раненого принесли, температура его тела едва достигала тридцати двух градусов.
Но медицинского оборудования не хватало. Большей его частью Бия решила пожертвовать, когда пришлось освобождаться от всего лишнего. И все же при помощи имеющихся препаратов ей удалось увеличить частоту ударов сердца и хотя бы на время избежать самого худшего. Она продолжала делать внутривенные вливания, чтобы увеличить объем крови и поднять кровяное давление, от которого зависит работа жизненно важных органов. Бию больше всего беспокоили легкие. Она вводила диуретики и молилась, чтобы не развился отек.
– Я полностью согласен, – заявил Америку, – с немецкой пословицей: «Снег – чистота обманчивая».
– Не понимаю, как он не убился насмерть, – равнодушно заметил Торрес. – Он же упал с высоты не менее тридцати метров…
Скотт приготовил самокрутку с гашишем и направился к краю пропасти. Там он мог в свое удовольствие слушать шум ветра. Другим по душе любоваться звездами или морскими волнами. Он, Скотт, предпочитал ветер. Вой летящего ветра взывает к реальности и в то же время создает атмосферу видений и грез.
Да, он должен рассказать Бие все, ничего не утаив. Даже те эпизоды – а их было немало, – о которых ему самому хотелось забыть: как увлекся в юношестве коммунистическими идеями, как оказался в группе сверстников, играющих в революционеров, как потом оказалось, что лидер группы имел связь с Москвой и получал оттуда задания… Их отношения с Бией должны строиться на полном взаимном доверии. Ошибки совершают все, он не является исключением. Бия поймет его, а если нет… что ж, тогда им придется расстаться. Сначала она, конечно, будет шокирована, но потом поймет и простит. Кто-то сказал, что любить – значит, прощать. Сейчас еще не время говорить о любви между ними, но рано или поздно она обязательно придет. Таков естественный ход вещей. Все начинается с секса, потом он преображается в страсть. А из страсти вырастает в любовь. Не та любовь, о которой пишут в романах, это все глупости, а зрелое чувство мужчины и женщины, которые знают, чего хотят. Как все было бы замечательно, если бы не его проклятое прошлое. Но сейчас не стоит об этом думать. Сейчас лучше всего – слушать шум ветра и курить гашиш. Наступит подходящий момент, и он откроет Бие свое сердце. И она простит его и, может быть, полюбит еще больше. Они найдут цитадель со всеми ее сокровищами.
Впервые в жизни Скотт верил, что его ждет блестящее будущее. И он решил выкурить еще одну порцию.
То была необыкновенная ночь. Прозрачный свет растущей луны, отражаясь от снега, мягко освещал все вокруг. Горные цепи четко вырисовывались на фоне неба и, казалось, жили собственной жизнью. Шум ветра придавал этой величественной картине нечто фантасмагорическое. Скотт наслаждался великолепием открывавшейся перед ним панорамы. Он сидел на камне лицом к пропасти и ощущал себя неотъемлемой частью окружавшего его мира. И даже его прошлое перестало казаться ему таким уж ужасным. В мире все неразрывно связано, и все мы – составные части единого целого. Скотт решил, что завтра же он расскажет Бие все. И будь что будет… Он не допустит, чтобы его прошлое вставало между ним и его будущим.
Курево закончилось, но Скотту не хотелось покидать это место. Какая-то магическая сила удерживала его здесь. Возможно, желание продлить мысли о том, что завтра для него и Бии начнется новая жизнь. Да, он полюбит, он обязательно полюбит ее.
Он бы сидел там и мечтал еще бесконечно долго, если бы не мороз и ледяной ветер. Тут ему пришло в голову, что еще не так поздно и можно заглянуть в палатку Бии, чтобы вновь насладиться ее ласками. Скотт встал и движением оловянного солдатика повернулся спиной к пропасти. Но, сделав шаг в направлении лагеря, внезапно почувствовал, что теряет опору. Пласт снега, на котором он так долго сидел, подтаял от тепла и тяжести его тела и теперь неудержимо соскальзывал в бездну, увлекая его за собой.
Летя вниз, Скотт пытался удержаться, хватаясь за выступы скал, в кровь раздирая колени и локти. Его судорожные усилия несколько замедлили скорость падения, но до дна оставались еще десятки метров. Все-таки ему удалось зацепиться за край какой-то расщелины и закрепиться в ней.
Он не ощущал своих ног и каждый вздох причинял ему страшную боль. Он подумал, что у него, наверное, сломано несколько ребер. Самое главное сейчас было – не впасть в панику и попытаться трезво оценить ситуацию. Без посторонней помощи ему отсюда не выбраться. Кричать бесполезно, его никто не услышит. Лагерь далеко, а он лежит метрах в двадцати-тридцати ниже края обрыва. Его единственной надеждой была мысль о том, что Бия, хватившись его, догадается организовать поиски. А пока надо бороться с холодом.
…Когда его нашли, он был без сознания. Он пролежал более четырех часов в снегу при температуре минус восемь градусов.
Бия импровизировала, как могла, она ввела ему в вены жидкость, подогретую на водяной бане, собрала все одеяла и все лампы, какие были в лагере, чтобы его согреть. Когда раненого принесли, температура его тела едва достигала тридцати двух градусов.
Но медицинского оборудования не хватало. Большей его частью Бия решила пожертвовать, когда пришлось освобождаться от всего лишнего. И все же при помощи имеющихся препаратов ей удалось увеличить частоту ударов сердца и хотя бы на время избежать самого худшего. Она продолжала делать внутривенные вливания, чтобы увеличить объем крови и поднять кровяное давление, от которого зависит работа жизненно важных органов. Бию больше всего беспокоили легкие. Она вводила диуретики и молилась, чтобы не развился отек.
– Я полностью согласен, – заявил Америку, – с немецкой пословицей: «Снег – чистота обманчивая».
– Не понимаю, как он не убился насмерть, – равнодушно заметил Торрес. – Он же упал с высоты не менее тридцати метров…