– Надо внедрить в окружение Жигановского своего человека, Миша.
   Польщенный высоким доверием губернатора, секретарь с готовностью кивнул головой:
   – Тут такое дело, Виссарион Дмитриевич... К этим экстрасенсам нужен особый подход. Может, привлечь к делу Колю Бабкина? Он все-таки кое-что соображает в психиатрии и прочих того же сорта науках.
   – А доверять твоему Коле можно? А если он связан с Жигановским? Сиротин ведь вернулся в его дежурство.
   – Мне Бабкин по секрету сказал, что он какое-то время отсутствовал на рабочем месте. У него роман с врачихой. А она – замужняя. Понимаете, Виссарион Дмитриевич?.. Коля на вахтера грешит: мол, Егорычу только бутылку покажи – и с ним сразу случается куриная слепота. Не знает об этом только главврач. Так что ничего таинственного в возвращении Евграфа нет. Пока Бабкин отсутствовал на своем посту, его могли семь раз вынести и внести.
   Вот вам и мистика!.. Пацаков засмеялся и покачал головой. A ведь он едва не поверил в магов и инопланетян. Кабы не врожденная трезвость ума, чего доброго, побежал бы в органы с просьбой защитить от нечистой силы... Ну, Венедикт, ну, шут гороховый! Ладно, будут тебе инопланетяне. И маги будут. И масоны. Вся журналистская орда ахнет от ужаса и удовольствия! Пацакова экстрасенсами не возьмешь – он и не таких «магов» видел-перевидел. Против него и ОБХСС рыл, и партийный контроль, и всесильный КГБ в его сторону щурился... Где они теперь?! А Пацаков как был на коне, так на коне и остался!..
   – Хорошо, Миша, действуй. Но за Колей Бабкиным присматривай – нам только перевертышей не хватало!.. Я на тебя надеюсь.
   Очухавшийся поутру Сиротин сильно маялся с похмелья. Однако разум больше не терял, вел себя скромно, знакомством с магами и инопланетянами не козырял. И Виссарион Дмитриевич, посоветовавшись с Загоруйко, решил, что пора отдать столичного финансиста на растерзание журналистам. Загоруйко хотел было подлечить Евграфа рюмкой французского коньяка, но Коля Бабкин воспротивился: спиртное, чего доброго, опять направит мысли Сиротина в заоблачные дали и поломает состряпанную для него легенду. Легенда, к слову, была проста, как малосольный огурец, и сводилась к всем известной и не нуждающейся в комментариях фразе: «Был пьян... Ничего не помню...»
   ...Пресс-конференция, на которую Сиротин явился, бережно опекаемый Загоруйко и Мишей, вызвала глубокое разочарование как у братии электронной, так и у братии пишущей. Кого у нас, скажите на милость, можно удивить запоем? Сел человек, себя не помня, в самолет и вместо города Парижа оказался в городе Кацапове – с последующими принудительным лечением от белой горячки и попыткой бегства... Абсолютно тривиальная история, в которой областная администрация проявила себя с самой лучшей и наигуманнейшей стороны. Сам губернатор хлопотал о попавшем в беду госте!
   Поскольку наш благородный электорат пьяным, безусловно, сочувствует, то не приходилось сомневаться, что первый раунд схватки между областной администрацией и столичным конкурентом Пацаков выиграл вчистую. Все местные и некоторые столичные газеты особо отметили душевность Виссариона Дмитриевича, который не только не отказал в помощи видному члену противостоящей ему на выборах Партии солидарного прогресса, но даже не стал «пиарить» столь щекотливое обстоятельство. Это, конечно же, выгодно отличало его от Венедикта Жигановского, попытавшегося из обычного пьяного конфуза (с кем не бывает!) раздуть вселенский скандал, введя в заблуждение солидные издания и ТВ.
   С блеском оправдавший возлагавшиеся на него надежды Сиротин был выпущен на глазах разочарованных журналистов в большой мир. Емельян Загоруйко пожелал ему скорейшего выздоровления, а всем присутствующим – долголетия. На этом история, обещавшая стать сенсацией недели, завершилась. Расстроенные корреспонденты потянулись в ресторан – подсчитывать совершенно напрасно растраченные командировочные и ругать Жигановского, который устроил весь этот балаган с упившимся соратником по партии.
   – Стареет Венедикт... – благородно рыгнул Василий Худоркин у стойки.– Попомните мои слова: не видать ему Черноземья, как собственных ушей! С Виссарионом так просто не совладать. Его на голый пиар не возьмешь – он сам кого хочешь отпиарит и голым в Африку отпустит.
   – Так что, собираем чемоданы? – уныло спросил обозревателя «Комсомольского агитатора» коллега-журналист из «Сексуально-политического вестника».
   – Да вы что?! – замахал на собратьев обеими руками Атасов.– Сейчас как раз самое интересное и начнется: битва экстрасенсов, гипнотизеров и прочих пиаргигантов на славной и много чего повидавшей земле Черноземья! Жигановский так просто не сдастся, ребята!..
 

5

   Земля. Россия. Черноземная область. Рассказывает резидент паррийской разведки его высочество принц Ник Арамийский (он же Рыжий, он же Сынок, он же князь Мышкин)
   Город Кацапов мне понравился... После столицы – шумной, многолюдной, переполненной механическими тележками на бензиновом ходу – здесь можно было отдохнуть душой, посидеть за банкой пива, пообщаться с аборигенами, которые, в отличие от столичных жителей, легко шли на контакт.
   Мы с Наташкой чуть ли не целый день бродили по городу – «искали натуру». Что такое «натура», я, честно говоря, не совсем понял. Жена в ответ на мои вопросы только рукой махала... И вообще, вдруг выяснилось, что все знают, как снимать кино, включая доблестного оруженосца Василия, который вроде не был замечен ранее в причастности к искусству. Единственным «лохом» в съемочной группе оказался я, а потому каждый стремился просветить меня на этот счет, давая массу советов. К сожалению, противоречивших друг другу.
   Выслушав знатоков и сопоставив факты, я в конечном итоге пришел к выводу, что собрал команду дремучих дилетантов, не способных не то что снять фильм, но даже более-менее путный сценарий написать. А между тем любой фильм начинается со сценария. (На этом настаивал Жигановский, повторяя, что в начале было Слово.)
   Сценарий взялись писать папа Караваев и Сеня Бенкендорф. Выпив два литра водки, с трудом накропали одну страничку. К нашему с Наташкой возвращению с «натуры» они уже лыка не вязали – в том смысле, что от них в ближайшие сутки можно было не ждать ни хорошего сценария, ни приличных лаптей.
   Наташка подняла страшный крик. Пришлось мне спасать папу Караваева от расходившейся ведьмы и одновременно срочно менять проштрафившихся сценаристов на Степана Степановича Соловьева (то бишь Соловья-разбойника) и шофера Василия, который от безделья забрел к нам в номер – узнать, почем ныне у работников искусства фунт лиха?
   К сожалению, тут же выяснилась неприятная подробность: мобилизованные мною сценаристы придерживаются совершенно разных творческих методов. Так, во всяком случае, объяснила мне всезнающая Наташка. Степан Степанович горой стоял за реализм, временами срываясь в форменный натурализм, тогда как Василий тяготел к андеграунду... Что такое андеграунд, я так и не понял – несмотря на все старания Наташки и Василия.
   – Бред сивой кобылы – вот что такое этот ваш андеграунд! – поднял голову от стола задремавший было Сеня Бенкендорф.– Полный распад сознания. Маразматическое состояние, переходящее в шизофрению!..
   Василий на реплику пьяного Бенкендорфа страшно обиделся и попросил меня оградить его творческую личность от оскорблений типов подозрительной ориентации, склонных чуть ли не к дискредитировавшему себя соцреализму. Мол, человеку с экзистенциальным типом мышления сидеть с такими за одним столом просто противно!..
   Что такое «экзистенциализм», опять никто мне объяснить не смог. Сам Василий, по-моему, не знал, что это слово означает.
   – Конечно... – обиделся верный оруженосец Жигановского.– Не родился еще интеллигент, который понял бы ранимую душу пролетария!.. А ты, Никита, даже не интеллигент: ты у нас феодал – извини уж за недоброе слово, но из песни его не выкинешь.
   – Ты не прав, Василий,– заступился за меня Соловей-разбойник.– При чем здесь феодализм? Просто все должно быть натурально!.. Как эксперт по нечистой силе, привлеченный к съемкам продюсером господином Мышкиным, я настаиваю на реалистическом подходе к поднимаемым фильмом проблемам! Система Станиславского предполагает...
   – Ты мне волну не гони, Степаныч! – прервал Соловья Василий.– Что мне твой Станиславский? Я Сокурова возил по молодости лет! С Германом пиво пил! Мне сам Кончаловский руку жал!
   – Подумаешь... – хмыкнула Наташка.– Андеграунд здесь при чем? Кто его смотреть будет? Нам боевик нужен! Можешь ты это понять, чмо бензиновое?!
   – Так бы и сказали... – пожал плечами Василий.– Я-то думал – вы в Канны собрались с фильмом ехать... Пиши, Степаныч. Багровый закат окрасил небо пурпурным цветом. Группа одетых в черное ковбоев вышла из салуна и нетрезво направилась к лошадям, мирно стоявшим у коновязи...
   – Стоп! – остановил Василия Соловей.– Какая коновязь, какой салун? Тут по сценарию дело происходит в королевстве Трахимундия на планете Аргамасадор в пять тысяч двести семьдесят седьмом году от Великого мора, опустошившего всю планету, в месяц Желтого Дракона, день седьмой...
   – Что еще за Трахимундия?! – возмутился Василий, отбирая у Степана Степановича листок, исписанный каракулями Сени Бенкендорфа.– Они с ума посходили, эти артисты? Кто такую чушь будет смотреть?! Пиши, Степаныч... Багровый закат окрасил небо пурпурным цветом...
   – Про пурпурный цвет я уже написал,– огрызнулся Соловей.
   – ...Группа одетых в черное братков вышла из ресторана и нетрезво направилась к «мерседесам», мирно стоявшим у коновязи...
   – У какой коновязи? Ты что, рехнулся, экзистенциалист?! А куда мы дракона денем?
   – Какого еще дракона?! – взвился Василий.– Выбрось ты его к чертовой матери вместе с Трахимундией!!
   – Как хочешь, Василий, но дракона я выбрасывать не буду! – заупрямился Соловей.– Тем более на драконе настаивает заказчик.
   – Какой еще заказчик?! – заорал вошедший в раж Василий.
   – Заказчик – это я... – пришлось мне напомнить рассеянному сценаристу.– Без дракона фильм финансировать не буду.
   – Вот ведь эксплуататор умственного труда! – вздохнул Василий.– Ладно, пиши, Степаныч...
   – Про багровый закат пурпурного цвета уже написал... – на всякий случай напомнил Соловей.
   – Группа одетых в черное грозных разбойников из клана Дикой Обезьяны нетрезво вышла из кабака... Кабак-то в этой Трахимундии есть?
   – Есть,– успокоил я Василия.
   – ...вышла из кабака и направилась к драконам, мирно стоявшим у коновязи. Атаман шайки Рваный Билл, прежде чем сесть в седло огнедышащего дракона, поправил револьвер, болтавшийся на поясе...
   – Лучше бластер,– подсказала Наташка.– Все-таки дело в космосе происходит.
   – Тогда пусть будут энергетические мечи! – не согласился я.– Так реалистичнее.
   – ...Энергетический меч, болтавшийся на поясе, и сказал хриплым голосом, обращаясь к верным подельникам: «Славная работенка нам предстоит, мужики»... Нет, «мужики» вычеркни, Степаныч. «Братки» тоже не подходят... Тут непременно надо дать местный колорит.
   – Может, «кореша»? – подсказала Наташка.
   – Какие кореша могут быть на Аргамасадоре? Соображай все-таки, что городишь... Степаныч, пока сделай прочерк.
   – Угу,– отозвался старательно маравший бумагу Соловей.– «Славная работенка нам предстоит – прочерк».
   – «...Караван трахимундийцев пересекает Моровую впадину сегодня в полночь. Самое время пощипать их так, чтобы другим неповадно было разъезжать по нашей земле!..» В смысле – почве... Рваного Билла буду играть я! – тут же поставил условие Василий.
   – А с драконом ты справишься? – с сомнением покачал я головой.– Все-таки оседлать огромную летающую рептилию и заставить ее мирно стоять у коновязи не каждому дано.
   – Справлюсь! – легкомысленно махнул рукой Василий.– Я с «мерседесом» справляюсь, а тут какое-то доисторическое животное...
   Мне почему-то показалось, что Василий никогда не видел драконов – даже одноглавых, не говоря уж о трех– или шестиглавых... Кроме того, я никогда не слышал, чтобы драконы ходили под седлом. Потому предложил заменить их на летающих коней.
   – Ну, ты, Никита, ляпнул так ляпнул! – обиделся Василий.– А еще продюсер называется!.. Я, Рваный Билл из клана Дикой Обезьяны, буду летать на пегасе как какой-нибудь жалкий поэтишка?! Да меня же кореша засмеют!
   – Дракон, однако, слишком круто! – поддержал меня Соловей.– Тем более, тут написано, что их целая группа у коновязи. Это сколько же?
   – Десять! – быстро сказал Василий, но, заметив наши с Соловьем вытянувшиеся лица, тут же поправился: – Ладно, пусть будет семь. И ни драконом меньше! Караван-то большой – полторы тысячи верблюдов!
   – Какие-такие верблюды? – удивился Соловей.– Нет в сценарии никаких верблюдов.
   – Они не водятся на планете Аргамасадор,– поддержал я Степаныча.
   – А кто есть? – спросил Василий.
   – Там в качестве вьючных животных используют мастодонтов,– пояснил я доблестному водителю механической тележки.
   – Ох, и намаемся мы с этими мастодонтами... – покачал головой Соловей.– Может, все-таки используем верблюдов?
   – Нет уж, Степаныч! – наступил на горло андеграунду Василий.– Сам же говоришь, что все должно быть натурально. А кто они такие, эти мастодонты?
   – Большие травоядные ящеры,– пояснил я.
   – Динозавры, что ли? – поразился Василий.– Они ж вроде вымерли?.. Хотя так даже лучше. Будет – как в «Парке Юрского периода»!.. Пиши, Степаныч. Принцесса Трахимундийского королевства едет на мастодонте к своему жениху – злобному и ужасному колдуну Кукую. Замуж она за него, естественно, выходить не хочет, но такова воля ее отца – короля Абалдуина Восьмого, пьяницы и мота, проигравшего в карты злодею Кукую огромную сумму денег... Абалдуина Восьмого будет играть Караваев, а колдуна Кукуя – Степан Степанович.
   – Не буду! – обиделся Соловей.– Не надо путать реальную жизнь с искусством! Допустим, по жизни я разбойник, но это вовсе не означает, что я им должен быть и в кино!
   – Пусть Кукуя Сеня Бенкендорф играет: у него внешность подходящая... – предложила Наташка.
   – Какая там внешность! – запротестовал Соловей.– Из Сени чародей и колдун – как из собачьего хвоста сито.
   – Я тебя не понимаю, Степаныч... – развел руками Василий.– Ты же систему Станиславского изучал! Артист должен уметь перевоплощаться. Вот пусть Сеня Курицын и перевоплотится!
   – Он же в магии – полный ноль! – стоял на своем Соловей.– Вот ты, скажем, шофера играешь, а машину водить не умеешь, не знаешь, что она собой представляет,– может у тебя образ получиться убедительный?
   – Не может... – нехотя согласился Василий.– Но ведь, между прочим, нанят эксперт по нечистой силе. Тебе и карты в руки, Степаныч.
   В принципе, Василий был прав – во всяком случае, мне так показалось, о чем я не замедлил сказать вслух. Соловей-разбойник почесал заросший жестким волосом затылок и с сомнением посмотрел на безмятежно спавшего Сеню Курицына, которого я по привычке называл Бенкендорфом. Между прочим, шефа жандармов он, по-моему, сыграл довольно убедительно, хотя в правоохранительных органах никогда не служил. Мой последний аргумент показался Степанычу весомым. Он крякнул с досадой и сказал:
   – Придется натаскивать его по укороченной программе. Доброго мага, конечно, не получится, но видимость будет!.. А вот из Васьки, прямо скажу, разбойник никакой. Рожа у него больно добродушная!
   – Это у меня рожа добродушная?! – подхватился Василий.– Интересно, а у тебя, Степаныч, какая рожа? Со стороны посмотреть – добрый старый гриб из провинциальной глубинки. Тебе бы в валенках сидеть на завалинке, а ты почти тысячу лет бандитствовал в Муромских лесах! По тебе же Магадан плачет!
   – Не родился еще тот прокурор, который доведет меня до Магадана! – взвился Соловей.– Я вам не олигарх, чтобы штаны на нарах протирать!
   – О чем спор-то? – ошалело спросил проснувшийся от поднявшегося ора папа Караваев.
   – Роли распределяем,– пояснила ему Наташка.
   – Как – роли?! – очухался и Сеня Курицын.– А как же мы?! А сценарий, где сценарий?
   – Хватились... – хмыкнул разгоряченный спором Василий.– Готов уже сценарий!
   Оба артиста схватились за Соловьевы каракули и принялись их перечитывать, после чего дружно забраковали все, в один голос утверждая, что подобная мазня годится разве что для колхозной самодеятельности, а приличного фильма на таком материале не сделать. И вообще, надо привлечь профессионалов высокого класса, которые знают, как выстроить сюжет и прописать характеры, достойные зрительского внимания.
   – Вот уж дудки! – злорадно сказал Василий.– Сценарий принят продюсером. И запущен в производство. Попрошу к авторскому гонорару не примазываться! А если кто-то не желает участвовать в съемках, скатертью дорога. Мы никого не держим. У нас очереди актеров, готовых трудиться день и ночь на благо отечественного кинематографа!.. Я правильно говорю, Никита Алексеевич?
   Василий, конечно, маленько приврал, но опровергать его я не стал. Просто испугался, что если в дело опять вмешаются папа Караваев с Бенкендорфом, то процесс написания сценария может затянуться на годы и к съемкам мы так никогда и не приступим... Сюжетец Василия и Соловья мне нравился. В нем было все: и злодей маг, и папа пьяница, и похищенная прекрасная принцесса, и разбойники, и даже драконы с мастодонтами... Чего же еще, спрашивается, надо?
   – Ну, хотя бы коррективы можно вносить? – со стоном спросил проспавший важный производственный цикл Бенкендорф.
   – Можно... – свеликодушничал Василий.– Но без права участия в разделе гонорара!.. Кстати, а сколько нам со Степанычем причитается?
   – По сто тысяч на брата! – твердо сказала Наташка.– В рублях. Большего он не стоит.
   – Как пить дать! – мстительно поддержал мою жену Курицын-Бенкендорф.– Я бы вообще больше пятидесяти тысяч не дал – и то в монгольских тугриках!
   – Кругом завистники! – вскинул руки к потолку Василий.– Нет, ты посмотри на них, Степаныч! Бездарно провалили порученное дело! Перепились, как свиньи, на рабочем месте, а теперь злобно интригуют против спасших их от увольнения людей!.. Вот они – деятели искусства – во всей своей красе!
   – По полмиллиона на брата,– решил исправить я вопиющую, на мой взгляд, несправедливость и, перехватив Наташкин взгляд, тут же уточнил: – В рублях.
   – Это уже кое-что,– сразу помягчел Василий.– Пятьсот так пятьсот... Я – не жлоб какой-нибудь! Готов иной раз и даром работать – просто из любви к кинематографу!.. Конечно, сказанное не следует понимать слишком буквально.
   – Простите! – взвился со своего места папа Караваев.– Кого-кого вы мне изображать предлагаете?
   – А что такое? – изумился Василий.– Абалдуин Восьмой, король Трахимундии – в своем роде выдающаяся личность.
   – Вот именно – в своем роде!.. Он же у вас развратник, пьяница, мот! А у меня амплуа – благородный отец!
   – Ты извини, конечно, Саша... – вздохнул Соловей.– Но в таких случаях обычно говорят: чья бы корова мычала.
   – Нет, я отказываюсь! Отказываюсь наотрез! Эта роль подорвет мою репутацию! Пойдут намеки, возникнут ненужные ассоциации... А я – актер с именем! У меня авторитет в театральных и кинематографических кругах! Я не могу подрывать его участием в сомнительных мероприятиях!
   – Да что же это такое?! – всплеснул руками Василий.– Не актеры, а примадонны какие-то! Я вот – разбойника играю. Рваного Билла из клана Дикой Обезьяны. А у меня по жизни – ни одной судимости, всего два привода в милицию – по недоразумению!.. Вот ты скажи, Караваев, может благородный отец продуться в карты негодяю, да еще и магу в придачу? Межзвездному кидале и катале?
   – В определенных ситуациях, конечно, все может быть... – слегка снизил тон Александр Сергеевич.– Но чтобы родную дочь в уплату долга отдать – это, знаете ли, моветон!
   – А если злодей грозит уничтожить все королевство? Стариков, женщин, детей?! И никто заступаться не хочет, потому как карточный долг – долг чести?.. Да тут, брат, сценарного материала на короля Лира хватит!– вдохновенно вещал Василий, защищая свое детище.– А кто, кроме тебя, Саша, может сыграть страдающего отца, обрекшего на заклание собственную дочь?! Не знаю, дадут ли тебе, Караваев, Оскара за эту роль, но Нику и Золотого Орла получишь гарантированно!..
   Красноречие Василия подействовало на папу Караваева. Он благородно задумался над открывающимися перспективами и временно выпал из разгоревшейся буйной дискуссии... Взял слово Сеня Бенкендорф:
   – А эротические сцены предусмотрены?
   – Какая может быть еротика в фильме для широкой аудитории? – возмутился Степаныч.
   – Тут написано, что Кукуй – развратный тип, чуть ли не Синяя Борода, что у него двадцать семь жен... Воля ваша – либо количество жен сократите, либо впишите эротическую сцену! Нельзя играть сексуального маньяка без объекта приложения творческих сил!
   – Тебе что, гарем нужен? – изумился Василий.
   – Сеня,– остерег Степаныч,– у тебя на всех потенции не хватит.
   – Вот он и просит сократить... – разъяснил я претензию Кукуя-Бенкендорфа, на мой взгляд, вполне разумную.– Двадцать семь эротических сцен в одном фильме – действительно многовато.
   – С кем я связался?! – покачал головой Василий.– Зачем все снимать-то, когда хватит и одной?!
   – А я тебе о чем толкую? – согласился Сеня.– Но девица должна быть – кровь с молоком! Чтобы у зрителя слезы на глаза навернулись: какая невинная – а злодею досталась!
   – Не лишено... – неожиданно легко признал правоту Бенкендорфа Василий.– Надо поискать в местном театре нежную и удивительную... Пиши, Степаныч. Зульфия – жертва сексуальных домогательств колдуна и чародея Кукуя.
   – А кто ее спасать будет? – спросил я, обеспокоенный печальной судьбой несчастной Зульфии.– Принц, что ли?
   – Во-первых, не принц, а царевич Елисей... – поправил меня автор сценария.– А во-вторых, Зульфию он спасать не будет. Нам только многоженца в фильме не хватало.
   – Вот именно! – горячо поддержала Василия Наташка.– Кому нужна эта Зульфия?! Тебе Анастасию надо спасать – принцессу Трахимундийскую!.. Будешь на других засматриваться – я тебе шею еще до фильма намылю!
   Интересно, на кого это я засматриваюсь, если Зульфия пока еще в проекте? И почему вдруг я на ней непременно должен жениться? Ну, спас от злодея – и отправил к родителям. Пусть впредь за своей дочерью лучше присматривают...
   – Ты мне сказочную традицию не ломай! – обиделся Василий.– Освободил красавицу – будь добр жениться, как порядочный человек!
   – На Анастасии он должен жениться! – угрожающе выкрикнула Наташка.– При чем здесь какая-то Зульфия?!
   – Абсолютно ни при чем,– поддержал расходившуюся принцессу Анастасию злодей Кукуй.– Она падет жертвой моих домогательств. В результате зрители еще больше будут переживать за судьбу несчастной Анастасии. А то по сценарию не совсем понятно, из-за чего сыр-бор разгорелся? Ну, маг этот Кукуй, ну, чародей... А мужем может оказаться вполне приличным. Тем более, и собой недурен, и довольно молод.
   – Это Кукуй молод? – удивился Соловей, заглядывая в сценарий.– Да ему же за тысячу лет, и страшен он, как Кощей Бессмертный!.. Между нами, Сеня на Кощея абсолютно не похож... Может, мы эту фразу вычеркнем из соображений политкорректности?
   Что еще за «политкорректность» – разбираться было некогда. Бенкендорф Степана Степановича веско поддержал, и сравнение с Кощеем Бессмертным из сценария выбросили... А меня все-таки беспокоила судьба неведомой Зульфии. Вслух я свои сомнения высказывать не стал, но про себя решил, что тем или иным способом выведу невинную девушку из-под удара, явившись в замок злодея инкогнито.
   – Главные роли, кажется, распределили... – вздохнул с облегчением Василий.– Теперь о ролях второстепенных. Нужны шесть подельников для Рваного Билла. Ребят следует выбирать фактурных – чтобы зритель ахал, на них глядя, и мелко дрожал коленками.
   – Я бы разбойников сократил... – засомневался Соловей.– Из-за драконов... Все-таки семь драконов – многовато.
   – Как это – сократил?! – взъярился Василий.– Да ты что, Степаныч?! Семь – цифра магическая! «Белоснежка и семь гномов», «Сказка о мертвой царевне и семи богатырях»... Не говорю уж о пословицах и поговорках: семеро одного не ждут; семь раз отмерь, один раз отрежь... Нашли на ком экономить! Это же профанация идеи, дорогие мои!
   – А вы разбойников оставьте, а драконов сократите... – посоветовал очнувшийся от дум папа Караваев.– Для семи разбойников и двух драконов за глаза хватит.
 
   – А я говорю – не хватит! – надрывался Василий.– У нас одних мастодонтов полторы тысячи, плюс охрана, и вы хотите, чтобы я двумя драконами всю эту армию опрокинул?!
   – Мастодонтов тоже можно сократить,– вмешалась в спор Наташка.– Сто животных – и баста.
   – И какая ты после этого принцесса Трахимундийская? – хмыкнул Рваный Билл.– Ты – дочь нищего актера Караваева, которая над каждой копейкой трясется! Тебя даже брак с богатым инопланетянином не излечил от скупердяйства! Нет в тебе, Наташка, истинной широты, присущей феодалам. С мужа пример бери!.. Да я о такой, с позволения сказать, караван и рук марать не стану. На что мне сдалась нищая принцесса?! Я, между прочим, из клана Дикой Обезьяны! У меня квалификация! У меня всепланетная слава! И вот я бросаю семь своих драконов на жалкую сотню мастодонтов, груженных шмотками нищей принцессы?!.. Не стану я на такой караван горючку переводить! Пусть эта Анастасия едет к Кукую и терпит сексуальные домогательства – пока ее царевич Елисей не спасет!