— Дай мне увидеть! — просил Форст.
   И перед ним внезапно возникла фигура Дэвида Лазаруса. Как и ожидал Форст, он стоял в будущем, широко расставив ноги и подняв руки для благословения своих братьев. Форст вздрогнул от страха. Вскоре фигура воскресшего заколебалась и исчезла. Сухая рука Основателя выпустила руку девушки.
   — Она умерла, — прохрипел он. — Уведите меня!


4


   Один старец отдал приказ, другой — повиновался, третьего попросили о любезности, отказать в которой он не мог. Нат Вайнер всегда был рад услужить своему приятелю Кирби. Ведь они знали друг друга больше, чем длится нормальная человеческая жизнь.
   Вайнер не был ни форстером, ни лазаристом: по традиции марсиане были атеистами и считали, что современные культы, хоть и связанные с наукой, — это пустяки, а то и просто глупость. Марсиане выполняли роль посредников между Землей и Венерой. Деятельность Земли во многом зависела от форстеров, следовательно, для марсианского правительства было выгодно поддерживать контакты с Землей и верхушкой форстеров: научное развитие и застройка планеты требовали огромных средств и выгодных кредитов. Венера, планета Измененных, была в совершенно другом положении: никто точно не знал, что же там происходит, кроме того, что за тридцать-сорок лет на этой планете прочно обосновались лазаристы с такой же монополией, как и форстеры на Земле.
   Вайнер хорошо изучил голубокожих во время пребывания на Венере в качестве посла и терпеть их не мог. Правда, время бурных эмоций прошло, даже для Вайнера.
   С большими трудностями и еще большими затратами была установлена связь между Рейнольдом Кирби в Санта-Фе и Вайнером на Марсе. Последний раз они виделись двенадцать лет назад, когда Вайнер посетил Центр по продлению жизни, чтобы пройти очередной сеанс профилактики нежелательной и преждевременной смерти. Вообще-то неверующим такие услуги в Центре не оказывались, но Кирби удалось сделать исключение для своего друга и еще нескольких приятелей с Марса. Вайнер понимал, что Кирби за свою любезность вправе ожидать аналогичных услуг. Все это было в порядке вещей: в силе находился неписанный закон: ты мне — я тебе. Но в конечном счете важно было одно — жить, жить столько, сколько можно.
   Для того чтобы иметь возможность и в дальнейшем приезжать в Санта-Фе, Нат Вайнер готов был даже сделаться форстером, хотя и не распространялся об этом, так как это могло повредить его политической карьере: здесь недолюбливали как форстеров, так и лазаристов. И лишь благодаря своему другу Кирби Вайнеру удавалось пока удовлетворять свои желания и при этом не наживать себе врагов.
   — Вы уже видели этого так называемого Лазаруса, Вайнер? — спросил Кирби.
   — Я был там два дня назад. Склеп по-прежнему находится под охраной. Вы знаете, что обнаружил его мой племянник. Я бы с радостью убил этого негодяя.
   — Почему?
   — Представляете себе все те неприятности, которые мы имеем и еще будем иметь в связи с этим событием? Почему его не могли похоронить на Земле? Или на Венере? Тогда, по крайней мере, половина неприятностей миновала бы нас.
   — Почему вы решили, что он похоронен нами, Вайнер?
   — А разве не вы его убили? Или охладили? Или заморозили? Называйте это, как хотите.
   — Все это случилось еще до меня, — сказал Кирби. — Только сам Форст знает правду, но держит ее при себе. Кроме того, естественнее было бы предположение, что это дело рук самих лазаристов? А?
   — Возможно, — сказал Вайнер, — но маловероятно. Зачем же тогда им понадобилось лгать в своем писании? Он их пророк. Если бы они его похоронили живым, то проповедовали бы в своем писании о скором воскрешении, не так ли? А ведь они были удивлены больше всех, когда обнаружили этот склеп.
   Некоторое время Вайнер молчал, а потом продолжил:
   — Но, с другой стороны, все стены в склепе испещрены символами лазаристов. Я просто не знаю, что и подумать. Лучше было бы, если бы его никогда не нашли. Но по какому поводу вы мне звоните, Кирби?
   — Форст хочет его.
   — Кого? Лазаруса?
   — Угадали. Он желает его оживить. Мы собираемся отправить склеп в Санта-Фе, вскрыть его там и вывести пророка из спячки. Форст даже хочет говорить об этом по телевидению.
   — Ничего не выйдет, Кирби. Если уж кому и отдавать этого человека, то только лазаристам, это ведь их пророк. Как же я могу его выдать вам? Ведь именно вы его и убили, убрали с пути, а теперь…
   — А теперь мы его воскресим. Лазаристы не смогут этого сделать из-за своей технической отсталости. Конечно, они могут попытаться, но у них нет необходимого оборудования. А мы готовы его воскресить, а потом отдать лазаристам. И он может проповедовать все, что захочет. Обеспечьте нам доступ к склепу, больше мы ничего не просим.
   — Легко сказать. Я, по меньшей мере, должен заручиться согласием лазаристов.
   — Они могут не согласиться, и у нас будут неприятности. Форст хочет, чтобы Лазарус был доставлен в Санта-Фе именно в склепе.
   — Просто не знаю, что и делать, — в растерянности пробормотал Вайнер, качая головой. — Ведь вы можете повлиять на его мозг, превратив Лазаруса в свою марионетку. И мне кажется, что я уже сейчас слышу упреки в свой адрес. Ведь это дело касается политики, Кирби.
   — Конечно. И мы сознаем это. И тем не менее Форст хочет получить этого человека.
   — Вы слишком много требуете от меня, — недовольно пробурчал Вайнер.
   — Мы и даем вам слишком много…
   Некоторое время Вайнер молчал. «Вот оно! Пришло время расплачиваться. Чтобы я и впредь мог омолаживаться в Санта-Фе, я должен выполнить просьбу Кирби».
   — Лазаристы снимут с меня голову за это, — с тоской проговорил он.
   — Ваша голова держится еще довольно крепко на плечах, Вайнер. Найдите возможность переслать нам склеп вместе с его содержимым. Форст со всеми нами обойдется очень сурово, если мы этого не сделаем.
   Вайнер вздохнул:
   — Ладно, посмотрим, что я смогу сделать, чтобы не рассердить Форста…
   «Но как вообще Форст представляет себе все это, — спросил себя марсианин уже после того, как за кончился разговор с Кирби. — Подавай ему склеп — и все тут! А общественное мнение — ко всем чертям? И как отреагируют на это венериане? До сих пор межпланетных войн еще не было, но это дело может оказаться поводом. Лазаристы, естественно, захотят получить тело своего пророка и имеют на это полное право. Лишь неделю назад здесь был Мартелл — человек, отправившийся на Венеру в качестве миссионера от Форста, но затем перешедший в лагерь лазаристов. Он осмотрел склеп и составил план его перевозки. Он и его шеф Мандштейн взорвутся в буквальном смысле этого слова, когда узнают, что склеп отправляют в Санта-Фе. Да, к этому делу необходимо подходить осторожно».
   И мозг Вайнера начал перебирать и взвешивать различные варианты. У власти он удерживался не только благодаря возрасту: после той памятной ночи в Нью-Йорке, когда ему пришла мысль удрать от Кирби, он многому научился, пройдя хорошую школу жизни.
   После нескольких часов раздумий Вайнер нашел, наконец, удовлетворительный вариант решения проблемы. Хорошее, с политической точки зрения, решение проблемы, которое поможет ему сделать услугу Кирби и сохранить власть.
   Поскольку склеп найден на Марсе, то он, естественно, является собственностью марсианского правительства, и оно вправе решать, как поступить дальше. Раз оно признало символичность этой находки, то и определять судьбу склепа должно с представителями заинтересованных сторон и поэтому предложит созвать конференцию религиозных авторитетов других планет. Таким образом, будет создан комитет, в который войдут по три представителя: а) от марсианского правительства, названные Вайнером, б) лазаристов, в) форстеров.
   Комитет соберется и решит, что делать со склепом. Лазаристы, конечно, потребуют его себе. Форстеры будут настаивать на своем. А представители марсианского правительства будут взвешивать все за и против.
   Затем перейдут к голосованию. Один из марсиан, для большей правдоподобности, проголосует за лазаристов, два других отдадут голоса форстерам за то, чтобы те провели эксперимент, разумеется, под наблюдением. В результате форстеры победят пятью голосами против четырех. Но условия соглашения позволят побывать некоторым лазаристам в Санта-Фе для наблюдения за процессом воскрешения. Это, в какой-то мере, приглушит протест Мандштейна. Конечно, Форст надеется на другое и будет недоволен, но свою задачу Вайнер выполнит… Да, этот вариант в конечном итоге должен удовлетворить всех.
   Вайнер довольно улыбнулся. Нет такой проблемы, которую нельзя было бы решить.


5


   — Не ездите туда, — сказал Мартелл.
   — Вы им не доверяете? — спросил Мандштейн. — А мне кажется, что это хорошая возможность познакомиться с их техникой и методикой работы. Я с юности не был в Санта-Фе. Почему бы мне и не поехать?
   — Нельзя предвидеть всего, что там может случиться с вами. Ведь форстеры мечтают заполучить вас в свои руки. Вы же являетесь главой движения здесь, на Венере.
   — Неужели вы думаете, что они на виду у трех планет превратят меня лазером в прах? Надо более трезво смотреть на вещи, брат Мартелл. Когда Папа посещает Мекку, с ним обращаются осторожнее, чем с сырым яйцом. Уверяю вас, я буду в Санта-Фе в полной безопасности.
   — А эсперы? Вас же там просветят.
   — Я возьму Мерола в качестве отражателя, — ответил Мандштейн, — и они ничего не смогут предпринять. Мерол в десять раз лучше, чем любой эспер, которых они имеют. Впрочем, мне нечего скрывать от Форста. Они все знают не хуже нас. Мы приняли вас в свои ряды, хотя у вас были побочные шпионские задания от форстеров. Мы были заинтересованы показать Форсту, как далеко мы ушли.
   Но сомнения Мартелла на этом не кончились.
   — Своей поездкой вы как бы даете благословение этому мнимому Лазарусу.
   — Теперь вы заговорили, как Эмори. Вы что, тоже считаете, что это ненастоящий Лазарус?
   — Я придерживаюсь мнения, что мы должны считать этого человека самозванцем, иначе это противоречит легенде о Лазарусе и о его судьбе. Это может быть трюком форстеров, пытающихся вызвать в наших рядах смятение и разногласия. Что мы будем делать, если они возвратят нам ожившего Лазаруса? Ведь нам придется всему ордену объяснять этот факт совершенно иначе, чем раньше.
   — Я понимаю, брат Николас, что это очень щекотливое дело. Мы построили свою веру на существовании святого мученика. А если окажется, что это вовсе и не мученик…
   — Вот именно. Ведь это подорвет все наши основы.
   — А вот в этом я сомневаюсь, — с хитрой улыбкой сказал Мандштейн. — Вы плохо представляете будущее, Николас. Форстеры выбили нас из седла, это я признаю. Они заполучили этого Лазаруса и хотят нам его возвратить воскресшим. Это неприятно, но что мы можем поделать? Давайте все взвесим. Если он умрет во время оживления, мы просто внесем небольшие коррективы в свое писание. Если же он будет жить и доставлять нам неприятности, мы разоблачим его, заявив, что он не истинный Лазарус, а марионетка форстеров, пытающаяся причинить вред нашему движению, и устраним его. В любом случае, наше писание останется правильным, и мы сможем обвинить форстеров в том, что они строят козни против нас.
   — А если он действительно Лазарус?
   Мандштейн хмуро посмотрел на него:
   — Значит, тогда у нас будет пророк, брат Николас. В этом как раз и заключается тот риск, на который мы идем.


6


   Центр Ноэля Форста работал с еще большей активностью, так как здесь ожидали ценный груз с Марса. Все лаборатории по воскрешению приготовились к приему пророка лазаристов, и впервые со дня основания Центра телевидение получило возможность вести передачи прямо с места событий. Ожидалось много гостей: иностранцев-ученых, которые должны контролировать процесс воскрешения, и даже лазаристов. Старейшим форстерам, каким был Рейнольд Кирби, все это казалось немыслимым. Для них уже стало обычным хранить все в тайне. Но выдача Лазаруса производилась марсианами на определенных условиях, которые должны быть выполнены, и Форст сам отдал определенные распоряжения. Как предполагал Кирби, очень неохотно. Лично ему Основатель сказал:
   — Думается, мы можем немного приподнять завесу.
   Когда пришел назначенный день, Кирби попытался «приподнять завесу» в своем собственном мозгу. Его нервировали давно замеченные им провалы в памяти, и он, используя свое служебное положение второго человека, решил спокойно порыться в архивах форстеров, чтобы восстановить забытые события. Он, например, ничего не знал о карьере Дэвида Лазаруса в Братстве, который добрался до высокого поста прежде, чем основал свое еретическое учение и нашел смерть… Кроме того, Кирби придерживался мнения, что неплохо бы узнать историю движения больше, чем о ней было официально известно. Кто вообще был этот Лазарус? Как он попал к форстерам? Какую играл роль?
   Кирби вступил в общину форстеров в 2077 году в маленьком заброшенном зале — храме на окраине Нью-Йорка. Будучи новичком, он не имел никакого представления о политике, иерархии движения, он знал только, что программа общины основана на таких понятиях, как стабильность экономики, надежда на долгую жизнь, мечта о достижении звезд, хотя сам он не очень-то верил во все это. Кирби нравилась идея достижения и освоения других солнечных систем, но сам он не надеялся на это, впрочем и перспектива долгой жизни — мечта большинства верующих — ему тоже не казалась реальной.
   Когда он сорокалетним мужчиной вступил в ряды Братства, его там больше всего привлекла строгая дисциплина. Дисциплина и целеустремленность. В его жизни, предшествующей вступлению в Братство, не хватало целеустремленности, да и мир вокруг него был в таком хаотическом состоянии, что ему жизненно необходимо было найти какую-то опору. Форст предложил основанную на науке веру, а Кирби счел ее, в определенной мере, приемлемой для себя. В первое время он довольствовался малым — ролью простого верующего, а затем занял должность аколита. Его организаторский талант и прежние светские связи благоприятствовали карьере, способствовали быстрому продвижению вверх по ступенькам иерархической лестницы, пока в возрасте восьмидесяти лет он не стал первым помощником Форста.
   Согласно официальным источникам, Лазарус погиб в 2090 году. В то время Кирби уже тридцать лет находился на службе у форстеров, и как начальник общины был ответственным за тысячи людей. Однако, насколько он помнил, даже имени Лазаруса ему не встречалось…
   Через несколько лет от Братства отделились первые лазаристы, которые организовали свои первые ячейки и тут же напали на светские, направленные на приобретение власти, действия форстеров. Они утверждали, что являются последователями убитого форстерами Лазаруса, но даже тогда — Кирби помнил это — они мало говорили о самом Лазарусе. Лишь позднее, когда установили на Венере монополию, миф о Лазарусе расцвел в полную силу.
   Как же могло случиться, что он, современник Лазаруса, никогда не слышал этого имени?
   Кирби отправился в архив, идентифицировал себя перед портье-роботом и прошел по выложенному кафелем коридору к центральному архиву, помещению с оливково-зелеными обоями и с десятком читальных ниш вдоль стены. Кирби сел в ближайшую нишу, включил прибор, нажал кнопку запроса и отстучал на клавиатуре свою просьбу: Лазарус, Дэвид.
   В нижней части архива закрутился барабан с микрофильмами, и датчики прибора отыскали нужный материал. Относящийся к этой рубрике текст был увеличен через систему линз и послан на экран, находящийся перед Кирби:
   «Лазарус Дэвид, родился 13 марта 2051 года, кончил школу в Чикаго, университетское образование получил в Гарварде. Окончил университет в 2075 году по специальности археолога.
   Внешние данные (на 1 января 2088 г.): рост — 179 см, вес — 83 кг, глаза и волосы темные.
   Особые приметы отсутствуют. Принят в общину Кэмбриджа — 4 ноября 2073 года…»
   Затем следовал послужной список. Сообщение заканчивалось короткой фразой: «Умер 2 сентября 2090 года».
   И это все. Скупой перечень дат без каких-либо характеристик, без оценки, как это было принято в архиве. Никаких намеков на разлад с Форстом. Ничего… Такой листок можно напечатать в любое время и сунуть в архив.
   Кирби не был удовлетворен этими данными. Он задал машине более конкретные вопросы, надеясь таким образом получить более полные сведения о странном еретике, но потерпел неудачу. Может быть, материал, относящийся к Лазарусу, уже изъяли и заменили этими скупыми данными? Все возможно. И нет никаких серьезных оснований для недоверия. Лазарус был уже мертв. Наверное, поэтому архив не имеет никаких подробных сведений — они просто не нужны.
   И все-таки, несмотря на эти мысли, Кирби почувствовал беспокойство.


7


   Стеклянный склеп с Дэвидом Лазарусом, присланный с Марса, стоял в центре операционного зала, окруженный множеством приборов и телевизионной аппаратурой. Зрелище было впечатляющим, да так, собственно, и должно быть. Проходили, если так можно выразиться, смотрины форстеровской науки.
   Самого Форста не было. Это было запланировано. Он и Кирби наблюдали за происходящим из бюро Форста по телеэкрану. Самым высоким по рангу среди присутствующих был брат Каподимонте. Рядом с ним находился Кристофер Мандштейн — представитель лазаристов. В былые времена Каподимонте и Мандштейн, когда последний служил в Санта-Фе аколитом, считались приятелями, почти друзьями. Это было около шестидесяти лет назад. Теперь же лазарист представлял странное для землян зрелище: хотя на его лице была маска, измененное тело и голубоватый цвет кожи делали его похожим на призрак. От него ни на шаг не отходил спутник — уроженец Венеры. Все лазаристы, сопровождавшие Мандштейна, стояли молча в напряженном ожидании, почти не шевелясь, похожие друг на друга. С другой стороны толстенного стеклянного склепа трое независимых ученых следили за работой форстеровских эсперов.
   Телекомментатор говорил:
   — Уже установлено, что атмосфера в стеклянном склепе представляет собой искусственную смесь газов с большим процентом аргона. Сам Лазарус находится в питательной ванне и с помощью шлангов связан с системой обеспечения, автоматически поддерживающей его жизненные функции на необходимом уровне. Склеп был вскрыт вчера в присутствии представителей лазаристов. Сейчас производится постепенная замена атмосферы. Скоро вступят в работу очень сложные механизмы, и начнется процесс восстановления нормальных жизненных функций.
   Форст глухо рассмеялся.
   — Разве это не так? — поинтересовался Кирби.
   — Более или менее согласен. Но ведь этот человек и сейчас такой же живой, как вы или я. Им ничего не надо делать. Только открыть склеп и вытащить его из ванны.
   — Это было бы не так эффектно.
   — Возможно, — согласился с ним Основатель.
   Комментатор между тем сопровождал скучные события потоком сочной прозы. Приборы передвигались с места на место. Форст взглянул на лицо, точнее на маску Кристофера Мандштейна. Он никак не думал, что Мандштейн лично прибудет в Санта-Фе. «Удивительная личность, — подумал он. — Начал свою деятельность на Венере, совершенно ничего не имея, и так многого добился, несмотря на тяжелейшие условия».
   — Склеп открыт, — заметил Кирби.
   — Я вижу. Сейчас мы будем свидетелями, как встанет и пойдет мумия Тутанхамона.
   — Вы слишком легко на все это смотрите, мистер Форст.
   — Хи! — хмыкнул Основатель и едва заметно улыбнулся.
   Склеп на экране был почти полностью закрыт приборами, которые протянули свои щупальца внутрь, удаляя шланги питания от спящего.
   Внезапно Лазарус пошевелился! Мученик возвращался к жизни!
   — Теперь мой выход! — произнес Форст.
   Все было готово: лифт с Основателем начал медленно спускаться в операционный зал как раз в тот момент, когда Лазарус садился. Форста сопровождали его люди в голубых рясах.
   Судорожно поднялась худая рука Лазаруса. Хриплый голос начал издавать звуки.
   — Форст! — прохрипел Дэвид Лазарус. Дружелюбным этот голос назвать было нельзя.
   Основатель скривил лицо, что означало улыбку, и поднял правую руку, собираясь сделать благословение; за кулисами кто-то включил рубильник, и с одной стороны зала с театральным эффектом, полился Голубой Свет. Кристофер Мандштейн сжал кулаки: если бы он предугадал, что форстеры используют этот случай, как рекламу для своей организации…
   — Да будет свет, который мы благодарим, — глухим голосом произнес Форст. — И да будет тепло, которое мы воспринимаем. И да будет энергия, которую мы рассматриваем, как благословение… Добро пожаловать снова в жизнь, Дэвид Лазарус. В силе спектра, кванта и святого ангстрема. Помилуем и простим тех, кто причинил тебе зло.
   Лазарус встал. Руки нащупали край склепа. Эмоции исказили лицо. Он непонимающе оглянулся вокруг, провел руками по глазам, открыл рот, снова закрыл его и наконец пробормотал:
   — Я… Я, кажется, спал.
   — Да, ты проспал шестьдесят лет, Дэвид Лазарус! И те, которые осудили меня и стали твоими последователями, обрели власть и силу. Видишь зеленые рясы? У тебя могучая армия приверженцев, владеющая Венерой. Иди к ним, Дэвид Лазарус! Помоги им словом и делом. Я возвращаю тебя им: это мой подарок твоим сподвижникам…
   И он, который был мертв, вернулся к жизни…
   Лазарус ничего не ответил. Мандштейн застыл, опершись на своего спутника. Комментатор на какое-то мгновение замолчал, словно очарованный этой сценой. Даже Кирби, наблюдая происходящее по телеэкрану, почувствовал благочестивое содрогание, которое на мгновение погасило его скептицизм.
   Потоки Голубого Света теперь уже залили весь зал, а в лучах единственного белого прожектора с протянутыми руками к воскресшему из мертвых стоял Ноэль Форст, Основатель, Первый бессмертный. Глаза его блестели.


8


   Лазарус был в высшей степени удивлен. Он спал какое-то время, а теперь его вдруг окружили пугающие голубокожие существа в масках и приветствовали как своего пророка. А вокруг них со всех сторон возвышалась метрополия Форста — огромное здание, свидетельствующее о величии братства Космического Единства.
   Старый толстый венерианин, если Лазарус не перепутал, его звали, кажется, Мандштейн, пожал ему руку, сунув при этом книгу.
   — Это «Книга Лазаруса», — сказал он торжественно. — Описание вашей жизни и ваших деяний.
   — И моей смерти?
   — Да, и вашей смерти!
   — Вам придется теперь выпустить новое издание этой книги, — заметил пророк. Он уже почувствовал в своем теле жизненные силы и не мог понять, как за время такого длительного сна не деградировали, не атрофировались его мышцы. Не мог он понять и того, как ему удалось встать, ходить среди людей, говорить с ними…
   Сейчас он был один со своими сторонниками. Через несколько дней они заберут его с собой на Венеру, где он должен будет жить в искусственных условиях. Форст предложил ему стать венерианином, но Лазарус не дал пока окончательного ответа — он не мог сразу решиться и превратиться в существо с жабрами. Ему необходимо обо всем основательно подумать. Мир, в который он так неожиданно вернулся, очень здорово отличался от мира, который он покинул несколько десятилетий назад.
   Да, прошло более шестидесяти лет. И как оказалось, Форст взял под свой контроль половину планеты, а то и больше. И он придерживался того же направления, что и в восьмидесятых годах прошлого столетия, когда Лазарус начал отдаляться от него. Форст проводил тогда политику соединения религиозного движения с наукой: ловкие трюки с кобальтовыми реакторами, песнопениями о спектрах и электронах, сдобренные изрядной дозой спиритизма. Но в целом это была вера, основанная на реальностях бытия с обещаниями удлиненной, а в будущем и вечной жизни… Когда же движение окрепло, Форст стал действовать более решительно, устраивая своих сторонников в парламент и наблюдательные комиссии. Затем он прибрал к рукам банки, предприятия, больницы, страховые общества и подобные организации.
   Лазарус был не согласен с капиталистическими проявлениями политики Форста и протестовал против превращения Братства в большой концерн. Но Форст отклонил его аргументы.
   — Все идет по плану, — сказал он. — Но это не соответствует нашим религиозным воззрениям.
   Лазарус не мог примириться с мыслью, что цель оправдывает средства. Он в тайне стал собирать своих единомышленников, формально сохраняя верность Братству. Время учения у Форста не прошло даром, теперь он хорошо понимал, как надо основывать учение. И он провозгласил царство вечной Гармонии, снабдил своих последователей зелеными рясами, символикой, молитвами и песнопениями. К сожалению, нельзя было утверждать, что основанное им движение приобрело больший размах по сравнению с движением Форста, но, во всяком случае, оно стало представлять определенную опасность поскольку уже ежемесячно принимало в свои ряды несколько сот новых членов.
   А однажды ночью, это случилось в 2090 году, в его дом проникли люди в голубых рясах. Что произошло потом, он не знал. В его сознании оказался большой пробел, и только здесь, в Санта-Фе, он вновь обрел способность мыслить.
   Ему сказали, что сейчас уже 2152 год и что за это время его сторонники приобрели большое влияние на Венере.
   Мандштейн спросил его: