Страница:
Если подытожить впечатления Джулии, квартира профессора Эмерсона была обставлена и оформлена с большим вкусом, отличалась безупречной чистотой и подчеркнуто мужским характером. Здесь было красиво, как в музее, но по ощущениям – очень и очень холодно. Интересно, а женщин в свое стерильное жилище он приводит? Джулия изо всех сил старалась не представлять, как он обращается с женщинами, если кто-то из них попадает в его святилище. Наверное, у него для таких целей есть специальная комната, чтобы женщины не запачкали его музейных интерьеров… Джулия провела рукой по холодному черному граниту кухонной панели и вздрогнула.
Рейчел деловито включила плиту, вымыла руки и собралась готовить.
– Габриель, а почему бы тебе не устроить для Джулии обзорную экскурсию, пока я вожусь с готовкой?
Джулия лихорадочно прижала к груди свой рюкзак, боясь положить его даже на кухонную табуретку. Габриель осторожно забрал у нее рюкзак и положил под стол. Джулия благодарно улыбнулась ему, и он, сам того не желая, улыбнулся ей.
Однако он вовсе не хотел устраивать для мисс Митчелл обзорную экскурсию по квартире. Не было и речи о том, чтобы показать ей его спальню и черно-белые фотографии, украшавшие ее стены. Но поскольку Рейчел напомнила ему об обязанностях хозяина, он, как (вынужденно) любезный хозяин, не мог отказаться. Зато он был вправе ограничить экскурсию показом комнат для гостей.
Так они оказались в его кабинете – третьей по счету гостевой комнате, превращенной им в комфортабельный кабинет и библиотеку. Все стены от пола до потолка были заняты книжными полками. Джулия с завистью взирала на профессорскую библиотеку. Почти все книги, включая и современные, были в твердых переплетах. Помимо английского и итальянского, профессор читал на французском, немецком и латыни. Кабинет, как и вся квартира, тоже имел ярко выраженный мужской характер. Те же льдисто-голубые шторы, тот же темный паркет и антикварный персидский ковер.
Габриель уперся руками в массивный дубовый письменный стол.
– Вам нравится? – спросил он, обведя жестом кабинет-библиотеку.
– Очень, – выдохнула Джулия. – Здесь так чудесно.
Она хотела было потрогать красный бархат кресла – близнеца того, что стояло возле камина. Но не решилась. Еще неизвестно, как на это отреагирует хозяин. Профессор Эмерсон не любил, когда другие трогали его вещи. А вдруг отчитает ее за то, что посмела немытыми руками касаться его мебели.
– Я очень люблю это кресло. В нем потрясающе удобно сидеть. Если хотите, можете проверить.
Джулия улыбнулась, будто ей сделали подарок, и тут же уселась, подтянула под себя ноги и свернулась калачиком, как котенок.
Габриель мог поклясться, что слышит ее мурлыканье. Взглянув на Джулию, он испытал мгновение покоя и почти счастья. Надо же, ему стало приятно, что эта девчонка устроилась в его кресле!
– Хочу вам кое-что показать, – произнес он.
Джулия вскочила с кресла и встала рядом с ним. Профессор выдвинул ящик и достал оттуда две пары белых хлопчатобумажных перчаток.
– Наденьте, – сказал он, подавая ей одну из пар. – (Джулия молча взяла перчатки и надела, стараясь подражать его движениям.) – Здесь у меня хранится одно из самых дорогих моих приобретений. Касаться их без перчаток – это святотатство.
Он открыл дверцу правой тумбы стола и извлек большую деревянную шкатулку, которую поставил на стол. У Джулии мелькнула мысль, что сейчас она увидит нечто страшное. Например, ссохшийся скальп какой-нибудь аспирантки, прогневавшей профессора.
Он открыл шкатулку и достал предмет, внешне похожий на книгу. Но это была не книга, а несколько сложенных гармошкой карманов из плотной бумаги. Каждый карман был подписан по-итальянски. Габриель пролистал карманы, пока не нашел нужный. Оттуда он осторожно извлек… Джулия затаила дыхание. Она не верила своим глазам.
– Узнаете? – горделиво улыбаясь, спросил Габриель.
– Конечно! Но ведь это… это не может быть подлинником.
Он тихо рассмеялся:
– К сожалению, нет. Для моих скромных финансовых возможностей подлинник недосягаем. Оригинальные работы были созданы в пятнадцатом веке. Это репродукции шестнадцатого века.
В руках он держал репродукцию известной иллюстрации к «Божественной комедии»: Данте и Беатриче в раю. Над их головами сияют неподвижные звезды. Сандро Боттичелли. Рисунок пером. Размер репродукции повторял размер оригинала – где-то пятнадцать на двадцать дюймов. Он тоже был сделан пером на пергаменте, завораживая обилием мелких деталей.
– Как вам удалось это достать? Я и не знала о существовании копий.
– Копии были. Эти, вероятнее всего, делал кто-то из учеников Боттичелли. Здесь полный набор. Известно, что Боттичелли нарисовал сто иллюстраций к «Божественной комедии», из которых сохранились лишь девяносто две. У меня есть все сто.
Глаза Джулии лихорадочно заблестели от волнения и восторга.
– Вы шутите?
– Ничуть, – со смехом ответил Габриель.
– Мне повезло. Когда я училась во Флоренции, Галерея Уффици устроила выставку этих иллюстраций. Восемь предоставил Ватикан. Остальные принадлежали какому-то берлинскому музею.
– Совершенно верно. Думаю, вы сумели оценить эти шедевры.
– Естественно. Но там было лишь девяносто две иллюстрации. Оставшиеся восемь я так и не видела.
– Их почти никто не видел. Но я вам покажу те самые восемь недостающих иллюстраций.
Время перестало существовать. Габриель показывал Джулии свои сокровища, а она в немом восторге взирала. Все это казалось красочным сном, пока голос Рейчел не вернул их обоих к реальности:
– Габриель, ты бы лучше угостил Джулию вином. И хватит мучить ее своим антикварных барахлом!
Услышав такое, Габриель выпучил глаза, а Джулия по-девчоночьи захихикала.
– Как вам удалось их заполучить? И почему они не в музее? – спросила она, видя, как профессор бережно возвращает иллюстрации в бумажные карманы.
Вопрос был не из приятных. Габриель поджал губы.
– Почему они не в музее? По очень простой причине: я не желаю раскрывать факт их существования. И никто не знает, что они хранятся у меня, за исключением моего адвоката, моего страхового агента, а теперь еще и вас. – Он выпятил челюсть, давая понять, что эта тема закрыта.
Джулия решила не переступать опасную черту. Однако мысли о том, как эти драгоценнейшие копии попали к профессору, продолжали будоражить ее мозг. Вероятно, они были украдены из музея и Габриель купил их на черном рынке антиквариата. Если так, он, конечно же, не будет хвастаться своими приобретениями. Джулия невольно вздрогнула, подумав, что она, в числе очень немногих, удостоилась привилегии видеть эти шедевры. И не столь важно, кто их делал: ученик Боттичелли или нет. Манера великого мастера была воспроизведена с потрясающей точностью.
– Габриель! – укоризненно позвала возникшая в дверном проеме Рейчел.
– Слушаюсь, сестрица. Что желаете выпить, мисс Митчелл? – спросил он, пока они шли на кухню, где у него имелся винный холодильный шкаф.
– Габриель, хватит ломать эту комедию! – напомнила ему Рейчел.
– Что желаете выпить… Джулианна?
Услышав свое имя, хотя «Джулия» было намного привычнее, она слегка опешила. Заметив ее реакцию, Рейчел решила не вмешиваться и полезла в шкаф, где у брата лежали кастрюли и сковородки.
– Меня устроит все, что вы предложите, проф… Габриель.
От удовольствия Джулия даже закрыла глаза. Наконец-то она могла вслух произнести его имя!
В профессорской кухне имелось нечто вроде бара с изящными высокими табуретами. Джулия уселась на один из них. Габриель достал бутылку кьянти и бесшумно поставил на барную стойку.
– Пусть прогреется до комнатной температуры, – пояснил он, ни к кому не обращаясь.
Затем он извинился и сказал, что ненадолго оставляет дам. Джулия решила, что профессор отправился переодеваться.
Рейчел выложила овощи в левую раковину двойной мойки и шепотом спросила:
– Джулия, что между вами происходит? Что за комедию ломает мой братец?
– Это ты у него спроси.
– Обязательно спрошу. Но почему он так странно себя ведет? И почему ты не расскажешь ему, кто ты на самом деле?
Вид у Джулии был такой, что она вот-вот разревется.
– Я думала, он меня вспомнит. А он так и не вспоминает. – Последние слова она произнесла совсем дрогнувшим голосом, опустив голову.
Рейчел удивили и озадачили слова подруги и весьма бурная эмоциональная реакция. Подбежав к Джулии, она порывисто обняла бедняжку:
– Не переживай. Раз я здесь, то вправлю ему мозги. Конечно, шкура у Габриеля толстая, но сердце у него есть. Я знаю. Сама это однажды видела. А теперь помоги мне вымыть овощи. Баранина уже в духовке.
Вернулся Габриель. Он действительно переоделся, хотя его домашняя одежда мало отличалась от официальной. Пощупав бутылку, он быстро откупорил ее и как-то странно улыбнулся. Он предвкушал зрелище. Однажды он уже видел, как Джулианна дегустирует вино, и сейчас жаждал повторения эротического действа. По его телу пробегали судороги нетерпения. Габриель очень жалел, что у него в квартире нет скрытых видеокамер. Они бы сейчас были весьма кстати! У него имелся превосходный цифровой фотоаппарат, но о снимках не могло быть и речи.
Он подал Джулии бутылку и насладился выражением ее лица, когда она прочла все, что было написано на этикетке. Да, мисс Митчелл, это очень редкое тосканское вино, достойное уст лишь настоящих ценителей. Налив ей совсем немного, Габриель встал и отошел, изо всех сил стараясь прогнать с лица улыбку.
Как и тогда, в ресторане, Джулия медленно покачала бокал. Подняла, рассматривая цвет под яркой галогеновой лампой. Потом закрыла глаза и вдохнула аромат, после чего ее полные, созданные для поцелуев губы приникли к кромке бокала. Замерев на пару секунд, она сделала медленный глоток. Потом еще один.
Габриель не удержался от вздоха, следя за движениями ее длинной изящной шеи.
Когда Джулия открыла глаза, Габриель стоял перед нею, слегка покачиваясь. Его синие глаза потемнели, дыхание участилось, а темно-серые брюки в одном месте выразительно оттопыривались…
– Что-то случилось? – хмурясь, спросила Джулия.
Он провел рукой по глазам:
– Ничего особенного. Устал, наверное.
Он налил им обоим почти по полному бокалу, взял свой и стал медленно и чувственно потягивать вино, внимательно следя за Джулией через хрустальные стенки бокала.
– Ответ простой: мой братец проголодался. А когда он голоден, нет зверя опаснее, – сказала Рейчел, занятая приготовлением соуса.
Она стояла спиной к ним и ничего не видела.
– Кстати, а что у нас к баранине? – нарочито бодрым голосом спросил Габриель.
Он, как коршун, следил за Джулией. Вот она поднесла бокал к своим удивительным, чувственным губам и сделала большой глоток.
– Думаю, гарнир тебе понравится, – ответила Рейчел, подходя к стойке. – Вот, посмотри. – Она открыла крышку кастрюли. – Кускус.
Услышав знакомое слово, Джулия поперхнулась вином. Белая рубашка Габриеля покрылась живописными красными пятнами. Шокированная своей неловкостью, она уронила бокал, забрызгав себя и пол. Ударившись о металлическую ножку ее табурета, хрустальный бокал разбился вдребезги.
Габриель стряхивал со своей дорогой рубашки винные капельки. И куда только делись его изысканные манеры? Не стесняясь Джулии, он вслух бормотал проклятия.
Если бы она могла, то охотно провалилась бы сквозь землю. Но это было не в ее силах. Она могла лишь грохнуться на колени и начать лихорадочно собирать осколки.
– Прекратите, – тихо потребовал Габриель.
Джулия будто не слышала его и продолжала собирать острые стеклянные крупинки. Слезы мешали ей смотреть.
– Прекратите, – подходя к ней, уже громче повторил Габриель.
Джулии удалось собрать на ладонь часть осколков, и она упрямо старалась подцепить оставшиеся. В ее ползании по полу было что-то от щенка, у которого покалечена лапа.
– Прекратите, упрямая женщина! – зарычал Габриель. – Так осколки не собирают. Так вы только руки себе располосуете.
Его голос низвергался на нее, как Божий гнев.
Не выдержав, Габриель схватил Джулию за плечи и силой поставил на ноги, подвел к мусорному ведру и заставил стряхнуть туда все осколки, а потом повел в гостевую ванную.
– Садитесь! – велел он.
Джулия послушно села на опущенную крышку унитазного сиденья. Сдерживать слезы у нее уже не хватало сил.
– Покажите ваши руки.
Обе ладони Джулии были забрызганы вином. Естественно, она порезалась до крови. В ранках блестели застрявшие осколки. Габриель покачал головой, пробормотал еще несколько ругательств, после чего открыл дверцу аптечки.
– Неужели вас не научили слушать старших? – строго спросил он.
Джулия моргала. Это был единственный способ освободить глаза от беспрестанно текущих слез.
– И делать так, как вам говорят старшие, вас тоже не научили. – Габриель посмотрел на нее и вдруг замолчал.
Он и сам не понимал, что заставило его умолкнуть. Спроси его потом – он вряд ли дал бы вразумительное объяснение. Он увидел сжавшуюся, плачущую девушку, нагромоздившую целую гору нелепых поступков, и почувствовал… Нет, не раздражение, не новый приступ гнева и даже не всплеск сексуального возбуждения. Он почувствовал сострадание. Ему стало стыдно, что он довел ее до слез.
Габриель наклонился и очень нежно, кончиками пальцев, стал вытирать ей слезы. Каждое его движение сопровождалось каким-то странным жужжащим звуком, вылетавшим из ее губ. И опять ее кожа показалась ему удивительно знакомой. Вытерев все слезы, он взял в свои руки ее бледное лицо, чуть запрокинул ей подбородок… и тут же занялся ее израненными ладонями.
– Спасибо, – прошептала Джулия, заметив, с какой заботой Габриель вытаскивает мелкие осколки, застрявшие в ее ладонях.
Вооружившись тонким пинцетом, он внимательно осмотрел каждую ладонь и не успокоился, пока не извлек последнюю хрустальную крупинку.
– Спасибо… Габриель.
– Не за что. – Покончив с осколками, он смочил ватный тампон йодом: – Сейчас будет жечь.
Джулия сжалась, как ребенок в ожидании укола. Габриель почувствовал: она боится не жгучего йода, а его прикосновения. Он вовсе не собирался причинять ей вред. Прошло минуты полторы, прежде чем он решился смазать йодом эти нежные, хрупкие ладошки. Все это время она сидела с широко раскрытыми глазами и по привычке кусала нижнюю губу.
– Ну вот. Так-то лучше, – угрюмо заключил Габриель, закончив дезинфекцию ее ладоней.
– Какая же я растяпа, – вздохнула Джулия. – Разбила ваш бокал. А ведь это настоящий хрусталь.
– У меня хватает бокалов. В двух шагах от моего дома есть весьма недурной посудный магазин. Там этого добра навалом.
– Спасибо, что подсказали. Я куплю вам точно такой же.
– И вашей стипендии – как не бывало.
Он вовсе не собирался ее обижать. Слова просто сорвались у него с языка, и их было уже не затолкнуть назад. Лицо Джулии вспыхнуло, затем побледнело. Разумеется, она тут же склонила голову и стала кусать губы. Габриель мысленно отругал себя за свой дурацкий язык.
– Мисс Митчелл, пожалуйста, не обижайтесь. Я ведь не скряга из диккенсовских романов. Мне совсем не нужно, чтобы вы так неразумно тратили свои деньги. И потом, это нарушает правила гостеприимства.
«Тебе в очередной раз показали твое место», – подумала Джулия.
– Я ведь еще и рубашку вам запачкала. Позвольте хотя бы заплатить за химчистку.
Габриель оглядел безнадежно испорченную рубашку и мысленно выругался. Это была его любимая рубашка. Полина привезла ее из Лондона. Никакая химчистка не сумеет бесследно удалить пятна от кьянти, слюны и крови.
– Не волнуйтесь. У меня есть еще несколько таких рубашек, – уверенным тоном соврал Габриель. – А пятна можно будет удалить и без химчистки. Рейчел мне поможет.
Теперь Джулия терзала свою верхнюю губу, зажав ее зубами и двигая взад-вперед. Это зрелище вызвало у Габриеля что-то вроде приступа морской болезни. Он был бы рад отвести глаза, но губы Джулии были такими чувственными и зовущими, что он продолжал смотреть. Чем-то это было похоже на автомобильную аварию, которую наблюдаешь с палубы корабля.
– Даже самый аккуратный человек не застрахован от случайностей, – сказал он, ободряюще похлопывая Джулию по руке. – Вы в этом совсем не виноваты. – Габриель улыбнулся ей и тут же был вознагражден ответной улыбкой.
«Посмотри на нее. От доброты она мгновенно расцветает, раскрывая лепестки своей души».
– Ну как? Первая медицинская помощь оказана? – спросила неожиданно подошедшая Рейчел.
Габриель тут же отдернул руку.
– Да. Надо было заранее спросить Джулианну, любит ли она кускус. Как мы теперь убедились, она это блюдо терпеть не может. – Габриель лукаво подмигнул ей.
На фарфоровых щеках снова появился румянец. «А она и впрямь кареглазый ангел».
– Еще не поздно все исправить. Значит, кускус отменяется. Я приготовлю плов.
Рейчел ушла. Габриель последовал за сестрой, оставив Джулию наедине с ее бешено бьющимся сердцем.
Пока Рейчел убирала в холодильник отвергнутый кускус и рылась в бакалейных запасах брата, ища рис, Габриель сходил к себе в спальню, где не без изрядного сожаления выбросил в мусорное ведро бывшую белую рубашку. Потом он вернулся в кухню заметать осколки и оттирать винные пятна с пола.
– Я хочу кое-что рассказать тебе о Джулии, – не поворачиваясь к брату, сказала Рейчел.
– Я не настроен это слушать, – отозвался Габриель, шумно хлопнув крышкой мусорного ведра.
– Какая муха тебя укусила? Она моя подруга, черт бы тебя подрал!
– Твоя подруга, но моя аспирантка. Улавливаешь разницу? Мне нет дела до ее личной жизни. Достаточно того, что ваша дружба уже создала конфликт интересов. Для меня это вообще полная неожиданность.
Рейчел упрямо тряхнула головой, расправила плечи, а ее глаза стали темно-серыми.
– Знаешь, дорогой братец, плевать мне с этого этажа на твои конфликты интересов! Я очень люблю Джулию. И мама ее любила. Вспомни мои слова, когда тебе в следующий раз захочется на нее наорать.
– Прикажешь пушинки с нее сдувать?
– Да пойми ты, болван: у нее был тяжелый душевный кризис. Она целый год ни с кем не общалась. Даже со мной. Как улитка, спряталась в свою раковину и закрылась. Я уже сомневаться начинала, выберется ли она оттуда. А она выбралась. Ты что, хочешь снова загнать ее в раковину?
– Я?! – не выдержал Габриель. – Это чем же?
– Своим высокомерием, вот чем! Своей идиотской снисходительностью. Не понимаю, почему ты занимаешься Данте. Тебе впору вести семинары по английской литературе восемнадцатого и девятнадцатого веков. Ты же как две капли воды похож на всех этих мистеров рочестеров, дарси и хитклифов! Манеры, правила приличия! Знай: Джулия – настоящее сокровище и заслуживает более бережного обращения, чем твои антикварные бумажки. Если только она мне пожалуется, я приеду и вставлю тебе клизму в задницу!
– Ты это в прямом или в переносном смысле? – спросил Габриель, с некоторой тревогой глядя на сестру. – В прошлый раз ты грозилась отшлепать меня туфлей.
Рейчел выдержала его взгляд не дрогнув. Она даже стала выше ростом. Весь ее облик не сулил Габриелю ничего хорошего.
– Ладно, Рейчел. Договорились.
– Наконец-то. Мне не верится, что ты не вспомнил ее имени. Я тебе столько о ней рассказывала. Много ты знаешь жителей Селинсгроува, всерьез интересующихся Данте?
Габриель подошел к сестре и поцеловал ее в наморщенный лоб:
– Не грузи меня, Рейч. Я вообще стараюсь не думать ни о чем, что имеет хоть какую-то связь с Селинсгроувом.
Злость Рейчел тут же испарилась.
– Знаю, – произнесла она, крепко обнимая брата.
Спустя несколько часов, когда была съедена баранина с рисом и распиты две бутылки изысканного и дорогого кьянти, Джулия почувствовала, что ей пора домой. Она поблагодарила за обед и встала, закинув на плечо рюкзак.
– Я тебя отвезу, – сказала Рейчел.
Она отправилась в прихожую за плащом. Туда же пошел и Габриель. Вид у него был хмурый.
– Не волнуйтесь. Здесь недалеко. Я и пешком дойду, – заявила Джулия.
– Не выдумывай, – возразила Рейчел. – Сейчас уже темно. Я не знаю, насколько у вас тут безопасно ходить в темноте. Вдобавок на улице дождь.
После этого между братом и сестрой завязалась оживленная дискуссия. Джулии вовсе не хотелось слушать их препирательства. Она и так догадывалась, что Габриель не хочет, чтобы Рейчел садилась за руль его дорогой игрушки. Но и везти Джулию он тоже не хотел.
Она думала незаметно выскользнуть из квартиры, но Рейчел и Габриель, оба в плащах, перехватили ее у дверей. Потом они втроем вышли в холл. Габриель вызвал лифт, и тут у Рейчел зазвонил мобильный телефон.
– Это Эрон, – сказала Рейчел, крепко обнимая подругу. – Я сегодня весь день пыталась до него дозвониться. Никак не могла его поймать. Сплошные совещания. Слушай, мы с тобой завтра куда-нибудь сходим. Старший брат может не волноваться. У меня есть свои ключи от его пентхауса.
Рейчел скрылась за дверью квартиры, а продолжающий хмуриться Габриель и неуютно чувствующая себя Джулия спустились в подвальный этаж, где находился гараж.
– У вас когда-нибудь появится желание рассказать о себе? – спросил Габриель. В его голосе ощущался упрек.
Джулия покачала головой. Чувствуя, что наспех пришитая лямка грозит оторваться снова, она сняла рюкзак и крепко прижала к груди.
Габриель мог вытерпеть и разбитый бокал, и залитую вином рубашку. Но зрелище «рюкзачного недоразумения» вызывало в нем тихую ярость, грозящую перерасти в бурную. Он принял решение, окончательное и бесповоротное: нужно избавить Джулию от этого монстра, иначе он собственными руками выбросит ее любимый реликт. Более того, к рюкзаку прикасались руки Пола, а значит, он был не просто уродливым, но еще и нечистым.
Джулия подошла к профессорскому «ягуару» и очень удивилась, когда от нажатия кнопки на пульте замка вспыхнули фары стоящего рядом внедорожника.
– Мы поедем на нем. Как-никак, полный привод. Самое лучшее для дождливой погоды. «Ягуар» не любит дождь.
Джулия старалась не показывать своего удивления. Почему бы профессору Эмерсону не иметь две машины? Габриель открыл дверь. Джулия села на пассажирское сиденье. Ее мысли были не о салоне внедорожника. Почувствовал ли он что-то, когда коснулся ее руки? Не мог не почувствовать.
– Из-за вас я оказываюсь в дурацком положении, – хмуро посетовал Габриель, выводя машину из гаража.
«Себя благодари», – мысленно ответила Джулия.
Интересно, насколько искусен профессор Эмерсон в чтении чужих мыслей?
– Если бы я знал, то отнесся бы к вам совсем по-другому. И не было бы… всего того.
– Вы в этом уверены? Вы хотите сказать, что тогда нашли бы себе другую жертву? Если да, я рада, что ваш гнев пал на меня.
Габриель холодно посмотрел на нее:
– Все равно это ничего не меняет. Я рад, что вы давняя подруга Рейчел. Однако вы еще и моя аспирантка, а это значит, отношения между нами должны быть строго официальными. Понимаете, мисс Митчелл? И вы должны об этом помнить, разговаривая со мной и сейчас, и в дальнейшем.
– Да, профессор Эмерсон.
Это было сказано без малейшей доли сарказма. Джулия сидела ссутулившись и смотрела в пол. Его маленькая роза увяла, и он сам в этом виноват. А ведь она цвела и благоухала. Он все погубил.
«Моя маленькая роза? Эмерсон, ты никак спятил?»
– Рейчел очень рада, что вы в Торонто. Кстати, вы знаете, что она была помолвлена?
– Почему была? – удивилась Джулия. – Разве помолвка расстроилась?
– Наверное, вы знаете Эрона Уэбстера. Он сделал Рейчел предложение. Она согласилась. Это было незадолго до того, как Грейс… – Габриель тяжело выдохнул. – Словом, Рейчел сейчас не до свадебных приготовлений. Она все отменила и приехала сюда.
– Как я ей сочувствую. Я им обоим сочувствую. Мне всегда нравился Эрон. Они были бы отличной парой.
Эти слова почему-то заставили Габриеля нахмуриться.
– Отменена лишь свадьба. А так… они по-прежнему вместе. Эрон ее любит и ко всему относится с пониманием. Рейчел нужно время… Знаете, в родительском доме всегда шли какие-то баталии. Рейчел сбегала ко мне, чтобы передохнуть. Странно, если учесть, что паршивая овца в семье Кларк – это как раз я, а Рейчел – всеобщая любимица. – (Джулия кивнула, будто понимала, о чем речь.) – Должен вам признаться, мисс Митчелл, что мне не всегда удается сдерживать свой гнев. У меня скверный характер. Ценой определенных усилий я еще могу его контролировать, но стоит мне выйти из себя, и я начинаю крушить все на своем пути.
Услышав такое признание, Джулия выпучила глаза и даже открыла рот, но ничего не сказала.
– Вот почему мне бы очень не хотелось срываться на такой, как вы. Мы оба пострадали бы.
Его признание было настолько искренним и пугающим, что слова, будто клейма, вжигались ей в душу.
Рейчел деловито включила плиту, вымыла руки и собралась готовить.
– Габриель, а почему бы тебе не устроить для Джулии обзорную экскурсию, пока я вожусь с готовкой?
Джулия лихорадочно прижала к груди свой рюкзак, боясь положить его даже на кухонную табуретку. Габриель осторожно забрал у нее рюкзак и положил под стол. Джулия благодарно улыбнулась ему, и он, сам того не желая, улыбнулся ей.
Однако он вовсе не хотел устраивать для мисс Митчелл обзорную экскурсию по квартире. Не было и речи о том, чтобы показать ей его спальню и черно-белые фотографии, украшавшие ее стены. Но поскольку Рейчел напомнила ему об обязанностях хозяина, он, как (вынужденно) любезный хозяин, не мог отказаться. Зато он был вправе ограничить экскурсию показом комнат для гостей.
Так они оказались в его кабинете – третьей по счету гостевой комнате, превращенной им в комфортабельный кабинет и библиотеку. Все стены от пола до потолка были заняты книжными полками. Джулия с завистью взирала на профессорскую библиотеку. Почти все книги, включая и современные, были в твердых переплетах. Помимо английского и итальянского, профессор читал на французском, немецком и латыни. Кабинет, как и вся квартира, тоже имел ярко выраженный мужской характер. Те же льдисто-голубые шторы, тот же темный паркет и антикварный персидский ковер.
Габриель уперся руками в массивный дубовый письменный стол.
– Вам нравится? – спросил он, обведя жестом кабинет-библиотеку.
– Очень, – выдохнула Джулия. – Здесь так чудесно.
Она хотела было потрогать красный бархат кресла – близнеца того, что стояло возле камина. Но не решилась. Еще неизвестно, как на это отреагирует хозяин. Профессор Эмерсон не любил, когда другие трогали его вещи. А вдруг отчитает ее за то, что посмела немытыми руками касаться его мебели.
– Я очень люблю это кресло. В нем потрясающе удобно сидеть. Если хотите, можете проверить.
Джулия улыбнулась, будто ей сделали подарок, и тут же уселась, подтянула под себя ноги и свернулась калачиком, как котенок.
Габриель мог поклясться, что слышит ее мурлыканье. Взглянув на Джулию, он испытал мгновение покоя и почти счастья. Надо же, ему стало приятно, что эта девчонка устроилась в его кресле!
– Хочу вам кое-что показать, – произнес он.
Джулия вскочила с кресла и встала рядом с ним. Профессор выдвинул ящик и достал оттуда две пары белых хлопчатобумажных перчаток.
– Наденьте, – сказал он, подавая ей одну из пар. – (Джулия молча взяла перчатки и надела, стараясь подражать его движениям.) – Здесь у меня хранится одно из самых дорогих моих приобретений. Касаться их без перчаток – это святотатство.
Он открыл дверцу правой тумбы стола и извлек большую деревянную шкатулку, которую поставил на стол. У Джулии мелькнула мысль, что сейчас она увидит нечто страшное. Например, ссохшийся скальп какой-нибудь аспирантки, прогневавшей профессора.
Он открыл шкатулку и достал предмет, внешне похожий на книгу. Но это была не книга, а несколько сложенных гармошкой карманов из плотной бумаги. Каждый карман был подписан по-итальянски. Габриель пролистал карманы, пока не нашел нужный. Оттуда он осторожно извлек… Джулия затаила дыхание. Она не верила своим глазам.
– Узнаете? – горделиво улыбаясь, спросил Габриель.
– Конечно! Но ведь это… это не может быть подлинником.
Он тихо рассмеялся:
– К сожалению, нет. Для моих скромных финансовых возможностей подлинник недосягаем. Оригинальные работы были созданы в пятнадцатом веке. Это репродукции шестнадцатого века.
В руках он держал репродукцию известной иллюстрации к «Божественной комедии»: Данте и Беатриче в раю. Над их головами сияют неподвижные звезды. Сандро Боттичелли. Рисунок пером. Размер репродукции повторял размер оригинала – где-то пятнадцать на двадцать дюймов. Он тоже был сделан пером на пергаменте, завораживая обилием мелких деталей.
– Как вам удалось это достать? Я и не знала о существовании копий.
– Копии были. Эти, вероятнее всего, делал кто-то из учеников Боттичелли. Здесь полный набор. Известно, что Боттичелли нарисовал сто иллюстраций к «Божественной комедии», из которых сохранились лишь девяносто две. У меня есть все сто.
Глаза Джулии лихорадочно заблестели от волнения и восторга.
– Вы шутите?
– Ничуть, – со смехом ответил Габриель.
– Мне повезло. Когда я училась во Флоренции, Галерея Уффици устроила выставку этих иллюстраций. Восемь предоставил Ватикан. Остальные принадлежали какому-то берлинскому музею.
– Совершенно верно. Думаю, вы сумели оценить эти шедевры.
– Естественно. Но там было лишь девяносто две иллюстрации. Оставшиеся восемь я так и не видела.
– Их почти никто не видел. Но я вам покажу те самые восемь недостающих иллюстраций.
Время перестало существовать. Габриель показывал Джулии свои сокровища, а она в немом восторге взирала. Все это казалось красочным сном, пока голос Рейчел не вернул их обоих к реальности:
– Габриель, ты бы лучше угостил Джулию вином. И хватит мучить ее своим антикварных барахлом!
Услышав такое, Габриель выпучил глаза, а Джулия по-девчоночьи захихикала.
– Как вам удалось их заполучить? И почему они не в музее? – спросила она, видя, как профессор бережно возвращает иллюстрации в бумажные карманы.
Вопрос был не из приятных. Габриель поджал губы.
– Почему они не в музее? По очень простой причине: я не желаю раскрывать факт их существования. И никто не знает, что они хранятся у меня, за исключением моего адвоката, моего страхового агента, а теперь еще и вас. – Он выпятил челюсть, давая понять, что эта тема закрыта.
Джулия решила не переступать опасную черту. Однако мысли о том, как эти драгоценнейшие копии попали к профессору, продолжали будоражить ее мозг. Вероятно, они были украдены из музея и Габриель купил их на черном рынке антиквариата. Если так, он, конечно же, не будет хвастаться своими приобретениями. Джулия невольно вздрогнула, подумав, что она, в числе очень немногих, удостоилась привилегии видеть эти шедевры. И не столь важно, кто их делал: ученик Боттичелли или нет. Манера великого мастера была воспроизведена с потрясающей точностью.
– Габриель! – укоризненно позвала возникшая в дверном проеме Рейчел.
– Слушаюсь, сестрица. Что желаете выпить, мисс Митчелл? – спросил он, пока они шли на кухню, где у него имелся винный холодильный шкаф.
– Габриель, хватит ломать эту комедию! – напомнила ему Рейчел.
– Что желаете выпить… Джулианна?
Услышав свое имя, хотя «Джулия» было намного привычнее, она слегка опешила. Заметив ее реакцию, Рейчел решила не вмешиваться и полезла в шкаф, где у брата лежали кастрюли и сковородки.
– Меня устроит все, что вы предложите, проф… Габриель.
От удовольствия Джулия даже закрыла глаза. Наконец-то она могла вслух произнести его имя!
В профессорской кухне имелось нечто вроде бара с изящными высокими табуретами. Джулия уселась на один из них. Габриель достал бутылку кьянти и бесшумно поставил на барную стойку.
– Пусть прогреется до комнатной температуры, – пояснил он, ни к кому не обращаясь.
Затем он извинился и сказал, что ненадолго оставляет дам. Джулия решила, что профессор отправился переодеваться.
Рейчел выложила овощи в левую раковину двойной мойки и шепотом спросила:
– Джулия, что между вами происходит? Что за комедию ломает мой братец?
– Это ты у него спроси.
– Обязательно спрошу. Но почему он так странно себя ведет? И почему ты не расскажешь ему, кто ты на самом деле?
Вид у Джулии был такой, что она вот-вот разревется.
– Я думала, он меня вспомнит. А он так и не вспоминает. – Последние слова она произнесла совсем дрогнувшим голосом, опустив голову.
Рейчел удивили и озадачили слова подруги и весьма бурная эмоциональная реакция. Подбежав к Джулии, она порывисто обняла бедняжку:
– Не переживай. Раз я здесь, то вправлю ему мозги. Конечно, шкура у Габриеля толстая, но сердце у него есть. Я знаю. Сама это однажды видела. А теперь помоги мне вымыть овощи. Баранина уже в духовке.
Вернулся Габриель. Он действительно переоделся, хотя его домашняя одежда мало отличалась от официальной. Пощупав бутылку, он быстро откупорил ее и как-то странно улыбнулся. Он предвкушал зрелище. Однажды он уже видел, как Джулианна дегустирует вино, и сейчас жаждал повторения эротического действа. По его телу пробегали судороги нетерпения. Габриель очень жалел, что у него в квартире нет скрытых видеокамер. Они бы сейчас были весьма кстати! У него имелся превосходный цифровой фотоаппарат, но о снимках не могло быть и речи.
Он подал Джулии бутылку и насладился выражением ее лица, когда она прочла все, что было написано на этикетке. Да, мисс Митчелл, это очень редкое тосканское вино, достойное уст лишь настоящих ценителей. Налив ей совсем немного, Габриель встал и отошел, изо всех сил стараясь прогнать с лица улыбку.
Как и тогда, в ресторане, Джулия медленно покачала бокал. Подняла, рассматривая цвет под яркой галогеновой лампой. Потом закрыла глаза и вдохнула аромат, после чего ее полные, созданные для поцелуев губы приникли к кромке бокала. Замерев на пару секунд, она сделала медленный глоток. Потом еще один.
Габриель не удержался от вздоха, следя за движениями ее длинной изящной шеи.
Когда Джулия открыла глаза, Габриель стоял перед нею, слегка покачиваясь. Его синие глаза потемнели, дыхание участилось, а темно-серые брюки в одном месте выразительно оттопыривались…
– Что-то случилось? – хмурясь, спросила Джулия.
Он провел рукой по глазам:
– Ничего особенного. Устал, наверное.
Он налил им обоим почти по полному бокалу, взял свой и стал медленно и чувственно потягивать вино, внимательно следя за Джулией через хрустальные стенки бокала.
– Ответ простой: мой братец проголодался. А когда он голоден, нет зверя опаснее, – сказала Рейчел, занятая приготовлением соуса.
Она стояла спиной к ним и ничего не видела.
– Кстати, а что у нас к баранине? – нарочито бодрым голосом спросил Габриель.
Он, как коршун, следил за Джулией. Вот она поднесла бокал к своим удивительным, чувственным губам и сделала большой глоток.
– Думаю, гарнир тебе понравится, – ответила Рейчел, подходя к стойке. – Вот, посмотри. – Она открыла крышку кастрюли. – Кускус.
Услышав знакомое слово, Джулия поперхнулась вином. Белая рубашка Габриеля покрылась живописными красными пятнами. Шокированная своей неловкостью, она уронила бокал, забрызгав себя и пол. Ударившись о металлическую ножку ее табурета, хрустальный бокал разбился вдребезги.
Габриель стряхивал со своей дорогой рубашки винные капельки. И куда только делись его изысканные манеры? Не стесняясь Джулии, он вслух бормотал проклятия.
Если бы она могла, то охотно провалилась бы сквозь землю. Но это было не в ее силах. Она могла лишь грохнуться на колени и начать лихорадочно собирать осколки.
– Прекратите, – тихо потребовал Габриель.
Джулия будто не слышала его и продолжала собирать острые стеклянные крупинки. Слезы мешали ей смотреть.
– Прекратите, – подходя к ней, уже громче повторил Габриель.
Джулии удалось собрать на ладонь часть осколков, и она упрямо старалась подцепить оставшиеся. В ее ползании по полу было что-то от щенка, у которого покалечена лапа.
– Прекратите, упрямая женщина! – зарычал Габриель. – Так осколки не собирают. Так вы только руки себе располосуете.
Его голос низвергался на нее, как Божий гнев.
Не выдержав, Габриель схватил Джулию за плечи и силой поставил на ноги, подвел к мусорному ведру и заставил стряхнуть туда все осколки, а потом повел в гостевую ванную.
– Садитесь! – велел он.
Джулия послушно села на опущенную крышку унитазного сиденья. Сдерживать слезы у нее уже не хватало сил.
– Покажите ваши руки.
Обе ладони Джулии были забрызганы вином. Естественно, она порезалась до крови. В ранках блестели застрявшие осколки. Габриель покачал головой, пробормотал еще несколько ругательств, после чего открыл дверцу аптечки.
– Неужели вас не научили слушать старших? – строго спросил он.
Джулия моргала. Это был единственный способ освободить глаза от беспрестанно текущих слез.
– И делать так, как вам говорят старшие, вас тоже не научили. – Габриель посмотрел на нее и вдруг замолчал.
Он и сам не понимал, что заставило его умолкнуть. Спроси его потом – он вряд ли дал бы вразумительное объяснение. Он увидел сжавшуюся, плачущую девушку, нагромоздившую целую гору нелепых поступков, и почувствовал… Нет, не раздражение, не новый приступ гнева и даже не всплеск сексуального возбуждения. Он почувствовал сострадание. Ему стало стыдно, что он довел ее до слез.
Габриель наклонился и очень нежно, кончиками пальцев, стал вытирать ей слезы. Каждое его движение сопровождалось каким-то странным жужжащим звуком, вылетавшим из ее губ. И опять ее кожа показалась ему удивительно знакомой. Вытерев все слезы, он взял в свои руки ее бледное лицо, чуть запрокинул ей подбородок… и тут же занялся ее израненными ладонями.
– Спасибо, – прошептала Джулия, заметив, с какой заботой Габриель вытаскивает мелкие осколки, застрявшие в ее ладонях.
Вооружившись тонким пинцетом, он внимательно осмотрел каждую ладонь и не успокоился, пока не извлек последнюю хрустальную крупинку.
– Спасибо… Габриель.
– Не за что. – Покончив с осколками, он смочил ватный тампон йодом: – Сейчас будет жечь.
Джулия сжалась, как ребенок в ожидании укола. Габриель почувствовал: она боится не жгучего йода, а его прикосновения. Он вовсе не собирался причинять ей вред. Прошло минуты полторы, прежде чем он решился смазать йодом эти нежные, хрупкие ладошки. Все это время она сидела с широко раскрытыми глазами и по привычке кусала нижнюю губу.
– Ну вот. Так-то лучше, – угрюмо заключил Габриель, закончив дезинфекцию ее ладоней.
– Какая же я растяпа, – вздохнула Джулия. – Разбила ваш бокал. А ведь это настоящий хрусталь.
– У меня хватает бокалов. В двух шагах от моего дома есть весьма недурной посудный магазин. Там этого добра навалом.
– Спасибо, что подсказали. Я куплю вам точно такой же.
– И вашей стипендии – как не бывало.
Он вовсе не собирался ее обижать. Слова просто сорвались у него с языка, и их было уже не затолкнуть назад. Лицо Джулии вспыхнуло, затем побледнело. Разумеется, она тут же склонила голову и стала кусать губы. Габриель мысленно отругал себя за свой дурацкий язык.
– Мисс Митчелл, пожалуйста, не обижайтесь. Я ведь не скряга из диккенсовских романов. Мне совсем не нужно, чтобы вы так неразумно тратили свои деньги. И потом, это нарушает правила гостеприимства.
«Тебе в очередной раз показали твое место», – подумала Джулия.
– Я ведь еще и рубашку вам запачкала. Позвольте хотя бы заплатить за химчистку.
Габриель оглядел безнадежно испорченную рубашку и мысленно выругался. Это была его любимая рубашка. Полина привезла ее из Лондона. Никакая химчистка не сумеет бесследно удалить пятна от кьянти, слюны и крови.
– Не волнуйтесь. У меня есть еще несколько таких рубашек, – уверенным тоном соврал Габриель. – А пятна можно будет удалить и без химчистки. Рейчел мне поможет.
Теперь Джулия терзала свою верхнюю губу, зажав ее зубами и двигая взад-вперед. Это зрелище вызвало у Габриеля что-то вроде приступа морской болезни. Он был бы рад отвести глаза, но губы Джулии были такими чувственными и зовущими, что он продолжал смотреть. Чем-то это было похоже на автомобильную аварию, которую наблюдаешь с палубы корабля.
– Даже самый аккуратный человек не застрахован от случайностей, – сказал он, ободряюще похлопывая Джулию по руке. – Вы в этом совсем не виноваты. – Габриель улыбнулся ей и тут же был вознагражден ответной улыбкой.
«Посмотри на нее. От доброты она мгновенно расцветает, раскрывая лепестки своей души».
– Ну как? Первая медицинская помощь оказана? – спросила неожиданно подошедшая Рейчел.
Габриель тут же отдернул руку.
– Да. Надо было заранее спросить Джулианну, любит ли она кускус. Как мы теперь убедились, она это блюдо терпеть не может. – Габриель лукаво подмигнул ей.
На фарфоровых щеках снова появился румянец. «А она и впрямь кареглазый ангел».
– Еще не поздно все исправить. Значит, кускус отменяется. Я приготовлю плов.
Рейчел ушла. Габриель последовал за сестрой, оставив Джулию наедине с ее бешено бьющимся сердцем.
Пока Рейчел убирала в холодильник отвергнутый кускус и рылась в бакалейных запасах брата, ища рис, Габриель сходил к себе в спальню, где не без изрядного сожаления выбросил в мусорное ведро бывшую белую рубашку. Потом он вернулся в кухню заметать осколки и оттирать винные пятна с пола.
– Я хочу кое-что рассказать тебе о Джулии, – не поворачиваясь к брату, сказала Рейчел.
– Я не настроен это слушать, – отозвался Габриель, шумно хлопнув крышкой мусорного ведра.
– Какая муха тебя укусила? Она моя подруга, черт бы тебя подрал!
– Твоя подруга, но моя аспирантка. Улавливаешь разницу? Мне нет дела до ее личной жизни. Достаточно того, что ваша дружба уже создала конфликт интересов. Для меня это вообще полная неожиданность.
Рейчел упрямо тряхнула головой, расправила плечи, а ее глаза стали темно-серыми.
– Знаешь, дорогой братец, плевать мне с этого этажа на твои конфликты интересов! Я очень люблю Джулию. И мама ее любила. Вспомни мои слова, когда тебе в следующий раз захочется на нее наорать.
– Прикажешь пушинки с нее сдувать?
– Да пойми ты, болван: у нее был тяжелый душевный кризис. Она целый год ни с кем не общалась. Даже со мной. Как улитка, спряталась в свою раковину и закрылась. Я уже сомневаться начинала, выберется ли она оттуда. А она выбралась. Ты что, хочешь снова загнать ее в раковину?
– Я?! – не выдержал Габриель. – Это чем же?
– Своим высокомерием, вот чем! Своей идиотской снисходительностью. Не понимаю, почему ты занимаешься Данте. Тебе впору вести семинары по английской литературе восемнадцатого и девятнадцатого веков. Ты же как две капли воды похож на всех этих мистеров рочестеров, дарси и хитклифов! Манеры, правила приличия! Знай: Джулия – настоящее сокровище и заслуживает более бережного обращения, чем твои антикварные бумажки. Если только она мне пожалуется, я приеду и вставлю тебе клизму в задницу!
– Ты это в прямом или в переносном смысле? – спросил Габриель, с некоторой тревогой глядя на сестру. – В прошлый раз ты грозилась отшлепать меня туфлей.
Рейчел выдержала его взгляд не дрогнув. Она даже стала выше ростом. Весь ее облик не сулил Габриелю ничего хорошего.
– Ладно, Рейчел. Договорились.
– Наконец-то. Мне не верится, что ты не вспомнил ее имени. Я тебе столько о ней рассказывала. Много ты знаешь жителей Селинсгроува, всерьез интересующихся Данте?
Габриель подошел к сестре и поцеловал ее в наморщенный лоб:
– Не грузи меня, Рейч. Я вообще стараюсь не думать ни о чем, что имеет хоть какую-то связь с Селинсгроувом.
Злость Рейчел тут же испарилась.
– Знаю, – произнесла она, крепко обнимая брата.
Спустя несколько часов, когда была съедена баранина с рисом и распиты две бутылки изысканного и дорогого кьянти, Джулия почувствовала, что ей пора домой. Она поблагодарила за обед и встала, закинув на плечо рюкзак.
– Я тебя отвезу, – сказала Рейчел.
Она отправилась в прихожую за плащом. Туда же пошел и Габриель. Вид у него был хмурый.
– Не волнуйтесь. Здесь недалеко. Я и пешком дойду, – заявила Джулия.
– Не выдумывай, – возразила Рейчел. – Сейчас уже темно. Я не знаю, насколько у вас тут безопасно ходить в темноте. Вдобавок на улице дождь.
После этого между братом и сестрой завязалась оживленная дискуссия. Джулии вовсе не хотелось слушать их препирательства. Она и так догадывалась, что Габриель не хочет, чтобы Рейчел садилась за руль его дорогой игрушки. Но и везти Джулию он тоже не хотел.
Она думала незаметно выскользнуть из квартиры, но Рейчел и Габриель, оба в плащах, перехватили ее у дверей. Потом они втроем вышли в холл. Габриель вызвал лифт, и тут у Рейчел зазвонил мобильный телефон.
– Это Эрон, – сказала Рейчел, крепко обнимая подругу. – Я сегодня весь день пыталась до него дозвониться. Никак не могла его поймать. Сплошные совещания. Слушай, мы с тобой завтра куда-нибудь сходим. Старший брат может не волноваться. У меня есть свои ключи от его пентхауса.
Рейчел скрылась за дверью квартиры, а продолжающий хмуриться Габриель и неуютно чувствующая себя Джулия спустились в подвальный этаж, где находился гараж.
– У вас когда-нибудь появится желание рассказать о себе? – спросил Габриель. В его голосе ощущался упрек.
Джулия покачала головой. Чувствуя, что наспех пришитая лямка грозит оторваться снова, она сняла рюкзак и крепко прижала к груди.
Габриель мог вытерпеть и разбитый бокал, и залитую вином рубашку. Но зрелище «рюкзачного недоразумения» вызывало в нем тихую ярость, грозящую перерасти в бурную. Он принял решение, окончательное и бесповоротное: нужно избавить Джулию от этого монстра, иначе он собственными руками выбросит ее любимый реликт. Более того, к рюкзаку прикасались руки Пола, а значит, он был не просто уродливым, но еще и нечистым.
Джулия подошла к профессорскому «ягуару» и очень удивилась, когда от нажатия кнопки на пульте замка вспыхнули фары стоящего рядом внедорожника.
– Мы поедем на нем. Как-никак, полный привод. Самое лучшее для дождливой погоды. «Ягуар» не любит дождь.
Джулия старалась не показывать своего удивления. Почему бы профессору Эмерсону не иметь две машины? Габриель открыл дверь. Джулия села на пассажирское сиденье. Ее мысли были не о салоне внедорожника. Почувствовал ли он что-то, когда коснулся ее руки? Не мог не почувствовать.
– Из-за вас я оказываюсь в дурацком положении, – хмуро посетовал Габриель, выводя машину из гаража.
«Себя благодари», – мысленно ответила Джулия.
Интересно, насколько искусен профессор Эмерсон в чтении чужих мыслей?
– Если бы я знал, то отнесся бы к вам совсем по-другому. И не было бы… всего того.
– Вы в этом уверены? Вы хотите сказать, что тогда нашли бы себе другую жертву? Если да, я рада, что ваш гнев пал на меня.
Габриель холодно посмотрел на нее:
– Все равно это ничего не меняет. Я рад, что вы давняя подруга Рейчел. Однако вы еще и моя аспирантка, а это значит, отношения между нами должны быть строго официальными. Понимаете, мисс Митчелл? И вы должны об этом помнить, разговаривая со мной и сейчас, и в дальнейшем.
– Да, профессор Эмерсон.
Это было сказано без малейшей доли сарказма. Джулия сидела ссутулившись и смотрела в пол. Его маленькая роза увяла, и он сам в этом виноват. А ведь она цвела и благоухала. Он все погубил.
«Моя маленькая роза? Эмерсон, ты никак спятил?»
– Рейчел очень рада, что вы в Торонто. Кстати, вы знаете, что она была помолвлена?
– Почему была? – удивилась Джулия. – Разве помолвка расстроилась?
– Наверное, вы знаете Эрона Уэбстера. Он сделал Рейчел предложение. Она согласилась. Это было незадолго до того, как Грейс… – Габриель тяжело выдохнул. – Словом, Рейчел сейчас не до свадебных приготовлений. Она все отменила и приехала сюда.
– Как я ей сочувствую. Я им обоим сочувствую. Мне всегда нравился Эрон. Они были бы отличной парой.
Эти слова почему-то заставили Габриеля нахмуриться.
– Отменена лишь свадьба. А так… они по-прежнему вместе. Эрон ее любит и ко всему относится с пониманием. Рейчел нужно время… Знаете, в родительском доме всегда шли какие-то баталии. Рейчел сбегала ко мне, чтобы передохнуть. Странно, если учесть, что паршивая овца в семье Кларк – это как раз я, а Рейчел – всеобщая любимица. – (Джулия кивнула, будто понимала, о чем речь.) – Должен вам признаться, мисс Митчелл, что мне не всегда удается сдерживать свой гнев. У меня скверный характер. Ценой определенных усилий я еще могу его контролировать, но стоит мне выйти из себя, и я начинаю крушить все на своем пути.
Услышав такое признание, Джулия выпучила глаза и даже открыла рот, но ничего не сказала.
– Вот почему мне бы очень не хотелось срываться на такой, как вы. Мы оба пострадали бы.
Его признание было настолько искренним и пугающим, что слова, будто клейма, вжигались ей в душу.