В церкви, должно быть, уже возносят святые дары.
   Теперь только от проповеди зависит, скоро ли кончится служба.
   Ж. П. Г, минует квартал Жерико-ла-Тромпет и ждет автобус недалеко от железнодорожного полотна. Сесть в поезд в самой Ла-Рошели он не хочет — на вокзале его обязательно заметят.
   Он доедет сначала до Марана — это в 20 километрах отсюда. Автобус набит крестьянками в черном, в нем едет также очень шумная футбольная команда. Машина катит по равнине, останавливается перед церквями, откуда выходят верующие, и перед кабачками, где играют в русский бильярд.
   Все говорят одновременно, гудит мотор, скрипят тормоза, и в окна врывается сельский шум, шум природы, каждая частица которой живет своей напряженной жизнью.
   Ж. П. Г, не поинтересовался расписанием поездов. В Маране он узнает, что до Люсона выгоднее ехать автобусом; так он и поступает, предварительно выпив в бистро полбутылки белого вина.
   Ему жарко. Это уже не весна, а лето. Солнечные лучи бьют сквозь стекло прямо в затылок, и Ж. П. Г, прикрывается платком, веером засунув его под шляпу.
   Большинство магазинов в Люсоне закрыто. У бензоколонок вереницы машин. На вокзале Ж. П. Г, покупает билет до Ниора: там он сможет наконец сесть на скорый «Бордо — Париже.
   Такого дня еще не было в его жизни. Например, он проводит неповторимый час в вагоне-ресторане, сидя напротив хорошо одетой девушки, которой дважды передает горчицу и соль. Он не ухаживает за нею, но соседство с ней все равно приводит его в восхищение.
   Что скажет жена, обнаружив, что спальня пуста?
   Неужели она настолько подлая, что предупредит полицию?
   «Держу пари, она бросится туда, где прячет две тысячи франков», — думает Ж. П. Г.
   И бросится, не успев даже сунуть молитвенник в ящик стола и снять перчатки!
   За едой он выпивает еще полбутылки бордо, затем, когда официант проносит мимо золоченые графинчики, позволяет себе рюмку шартреза. В поезде нет вагонов третьего класса, и Ж. П. Г, едет во втором. Находит на скамейке юмористические журналы и просматривает их от корки до корки.
   Поезд идет очень быстро. Ж. П. Г, никогда не ощущал так быстроту движения. Она вызывает в нем восторг, опьянение. По вагонным стеклам, словно струи дождя, скатываются потоки солнечного света.
   Поезд минует усеянную лодками Луару. На мачтах развеваются флажки — очевидно, сегодня состязания рыболовов. В какой-то деревне, мимо которой проносятся вагоны, по улице шествует грохочущий духовой оркестр.
   Ж. П. Г, никогда не бывал в лечебницах, но представляет себе, как там все выглядит. В палатах, выкрашенных белой эмалью, образцовая чистота. Сестры, ухаживающие за больными, тоже в белом. За окнами обязательный парк, на худой конец, большой сад; кормят преимущественно молочным, бульонами, диетическими хлебцами…
   Ж. П. Г, был бы почти счастлив попасть туда.
   Но нет! Это уж на самый крайний случай. Он предпочитает отель на Лазурном берегу — должность администратора, визитка, стол старшего обслуживающего персонала…
   В последнюю минуту Ж. П. Г, осеняет мысль, что о его прибытии могли известить Париж, и он выходит в Версале, который совсем ему не знаком. Там тоже ходят автобусы, и он садится со своим чемоданчиком в один из них. Когда машина минует заставу Сен-Клу, уже близится вечер, н тысячи людей с охапками цветов возвращаются из окрестностей.
   Главное теперь разыскать Бебера Итальянца или другого торговца фальшивыми документами.
   Ж. П. Г, даже не приходит в голову, что прошло двадцать лет и нужных людей может не оказаться на прежнем месте.
   Он останавливается в гостинице на авеню Терн, оставляет в номере чемодан, моет руки и выходит, гонимый потребностью идти вперед.

11

   «Насколько они глупее, чем в мое время!» — думает Ж. П. Г.
   «Они» — это хозяева и официанты бистро. Ж. П. Г. еще не забыл места, где ему, быть может, посчастливится встретить тех, кого он разыскивает.
   Первый бар возле церкви Троицы остался таким же, как прежде, только внутри сняли перегородку. Ж. П. Г. облокачивается на стойку, заказывает перно и тоном завсегдатая тихо спрашивает:
   — Бебер Итальянец по-прежнему здесь?
   Официант внимательно смотрит на Ж. П. Г., оборачивается и подмигивает хозяину.
   — Не знаю такого.
   Ж. П. Г, не настолько наивен, чтобы ему поверить.
   Наверно, он просто слишком уж нелепо выглядит в своем котелке и черном костюме учителя из лицея.
   Хорош бы он был, если бы вдобавок сохранил усы!
   Слегка покраснев, Ж. П. Г, продолжает:
   — Да вы меня не опасайтесь Я из его дружков…
   Ему не верят. Его принимают за шпика. Он уходит с брезгливым выражением лица и направляется на улицу Бланш, где ему известны два таких же ресторанчика.
   Но один из них больше не существует, а другой содержит белокурая толстуха, которая кого-то напоминает Ж. П. Г., но слишком смутно.
   — Перно, — заказывает он.
   Он сдвинул котелок на затылок. В такой час, да еще в воскресенье, все подобные заведения пусты.
   — Сегодня скачки? — осведомляется он.
   Вопрос вызывает удивление.
   — А как же! Открытие сезона в Довиле.
   В его время на скачки в Довиль не ездили. Ж. П. Г. едва сдерживает раздражение.
   — Вы знаете Бебера-Итальянца?
   — Кого?
   — Бебера… Такого маленького, худого. Впрочем, он не итальянец, а корсиканец.
   Нет, Бебера тут не знают, и Ж. П. Г, обосновывается на площади Пигаль в баре, не слишком посещаемом приличной публикой, но зато до отказа набитом проститутками и темными личностями в кепи. Ж. П. Г. пробирается к стойке. Он утратил самоуверенность. Париж, по которому он блуждает уже два часа, сбивает его с толку. А ведь это квартал Бебера!.. Если только тот в свою очередь не угодил на каторгу.
   «Нет, — думает Ж. П. Г., — для этого он слишком хитер».
   Постепенно он придвигается к хозяину.
   — Скажите, Бебер у вас давно не бывает?
   — Какой Бебер?
   — Итальянец.
   Хозяин опасливо осматривается по сторонам, славно эти слова таят в себе опасность.
   — Ты откуда? — цедит он сквозь зубы, наклоняясь к слегка захмелевшему Ж. П. Г.
   — С «дачи».
   — А зачем тебе Бебер?
   — Это мой дружок. У меня к нему дельце.
   Ж. П. Г, слишком утрирует свою роль: он только что опрокинул не то третью, не то четвертую рюмку перно.
   — Больше не говори «Бебер», ясно? Теперь это господин Филипп.
   — Господин Филипп?
   — Знаешь большой дансинг на бульваре Клиши? Так вот, он его хозяин. А я тебе ничего не говорил. Но если ты соврал…
   Ж. П. Г, и не представлял себе, что Монмартр может быть столь шумным. Впечатление такое, словно сюда перебрались увеселительные заведения всего Парижа!
   На газоне бульвара выстроились ярмарочные балаганы.
   Террасы черны от посетителей. В нос бьет запах пива.
   Ж. П. Г, голоден, но безуспешно заходит в два ресторанчика — свободное место находится только в бульонной со стандартными ценами в конце улицы Лепик.
   Обед стоит шесть франков. Подавальщицы снуют между столиками, выкрикивая заказанные блюда:
   — Кому тут пирожное? А сосиски? Сейчас рассчитаюсь.
   Освободившись от стопки глубоких десертных тарелок, женщина в белом переднике подходит к столику, отрывает кусок от бумажной скатерти и столбиком пишет на нем цифры.
   За шатобриан[7] десять су дополнительно. Что еще брали?
   На многих молодых людях пиджаки с квадратными плечами, каких в Ла-Рошели не увидишь. Они пришли на смену прежним полупердончикам и остроносым туфлям.
   Ж. П. Г, смотрит на молодых людей с некоторой обескураженностью. А они его даже не замечают. Как, впрочем, и молоденькие женщины, обедавшие в одиночестве за соседними столиками.
   Необходимо разыскать г-на Филиппа, раз таково теперь имя Бебера. Это самое важное. Документы нужны Ж. П. Г, немедленно: их могут у него потребовать даже в гостинице.
   Когда он уходит из ресторанчика, на часах половина десятого, и у входа в кино на площади Бланш выстраивается очередь.
   Ж. П. Г, ищет дансинг, о котором узнал. Это новое, незнакомое ему здание. Он платит пять франков за вход и попадает в зал, освещенный так ослепительно, что глазам больно.
   Зал почти полон. Он работает, словно завод. Официанты мечутся так же, как подавальщицы в ресторане.
   Играют два оркестра. Во всех углах зала различные аттракционы, тиры, силомеры для пальцев или запястья, машины-боксеры и метательные стенды.
   На секунду Ж. П. Г, вспоминается Льежская выставка — там тоже был павильон аттракционов. Но здесь все не так.
   Главное, публика совсем иная. Ему не нравятся ни тщедушные молодые люди, задевающие его на коду, ни худые, полуодетые, лишенные всякой женственности дамы.
   Ж. П. Г, обращается к рассыльному в небесно-голубой униформе:
   — Мне господина Филиппа.
   — Насчет места?
   — Нет. По личному делу.
   — Вы его знаете?
   Очень хорошо знал.
   В таком случае вы найдете его в зале.
   Это занимает больше получаса. Ж. П. Г, протискивается между парочками в поисках Бебер Итальянца. Он не уверен, что узнает его: они мало встречались. Виделась с ним, главным образом, Мадо: она-то и купила документы на имя Гийома.
   Несколько мужчин в смокингах наблюдают за залом и обслуживанием посетителей. Ж. П. Г, трижды проходит мимо довольно низкого розоволицего и почти лысого человека с солидным брюшком, который время от временя перекидывается несколькими словами с кем-нибудь из официантов.
   — Вы не видели господина Филиппа? — спрашивает Ж. П. Г, одного из мужчин.
   — Патрона? Да вот же он!
   Это Бебер! Он отрастил живот и стал неузнаваем.
   Ж. П. Г, робко приближается к нему. Он больше не желает, чтобы его принимали за простофилю.
   — Бебер! — окликает Ж. П. Г., подходя к директору, и думает:
   «Он сразу поймет, кто я».
   Но тот равнодушно смотрит на него.
   — Что вам угодно?
   — Я хотел бы переговорить с вами.
   — Слушаю вас.
   Они в самой гуще толпы: Бебер не забывает следить за официантами.
   — Лучше бы не здесь.
   Бебер пристально смотрит ему в глаза, хмурит брови, словно результаты осмотра неблагоприятны для Ж. П. Г. и, сделав несколько шагов назад, оказывается в отдалении от танцующих.
   — В чем дело?
   — Вы продали мне документы на имя Жана Поля Гийома. Я был другом Мадо.
   — А!
   Бебер издает это восклицание с полным безразличием.
   — Что поделывает Мадо?
   — Она маникюрша в Ла-Рошели.
   — Недурно. Вы по-прежнему с ней?
   — Припоминаете меня?
   — Смутно.
   — Дело в «Гранд-отеле». Двадцать лет тому назад…
   Десять лет каторги со всеми вытекающими последствиями.
   — Я же велел не занимать ложу номер семь! — кричит патрон официанту.
   — Но в ней уже сидят.
   — Ну и что? Пересадите в другую, а если не нравится…
   Бебер снова смотрит на Ж. П. Г.
   — Я слушаю.
   — Я остепенился, у меня жена, дети. Но недавно я снова встретил Мадо.
   — Да?
   Слушает ли его г-н Филипп? Он ничего не упускает из виду. Подает знак второму оркестру играть с большим рвением.
   — Думаю, что меня разыскивают. Мне нужны документы. Я небогат, но по частям мог бы заплатить довольно дорого.
   Собеседник впивается в него взглядом и резко бросает:
   — Кончай темнить!
   — О чем вы? — лепечет Ж. П. Г.
   — Что, пришел меня шантажировать? Теперь я понимаю, зачем ты мне заливал насчет фальшивых документов и Мадо. Кстати, какая это Мадо?
   — Мадо? Та, что…
   — Вот что, хозяин этой лавочки — я. Понятно? И мне нет расчета портить себе репутацию. По-моему, я вообще тебя никогда не видел.
   — Уверяю вас, вы ошибаетесь. Ну, вспомните же.
   Мне так нужно…
   — А ты не пьян?
   — Нет, не пьян. Я ехал целый день. Если не достану документов…
   Слово «документы» не нравится директору. Он притворяется, что не слушает больше посетителя.
   — Я сразу подумал о вас. Искал в барах, где вы бывали прежде.
   Ж. П. Г, в отчаянии. Он умоляет. Он достиг того, к чему так стремился, и вот цель ускользает от него.
   — Сколько тебе надо?
   — Но…
   — Могу дать тебе на жратву несколько луи.
   Г-н Филипп встречает клиентов в вечерних костюмах, которые направляются к ложе номер семь. Там происходит объяснение. Официант еще не успел удалить тех, кто ее занял. Директор устремляется ему на помощь.
   — Минутку, господин депутат, прошу прощения. Сударыня — эта ложа занята. Вам придется освободить ее.
   Для вас подыщут хорошие места поближе к танцующим.
   Ж. П. Г, не двигается. Он ждет. Кровь бросается ему в голову.
   «Сорвалось!» — думает он.
   Теперь Ж. П. Г, убежден, что у него ничего не выйдет.
   И все более теряет самообладание. Видит, как г-н Филипп разговаривает с мужчиной в черном, который прохаживается неподалеку от бара. Ему кажется, что патрон указывает мужчине на него, Ж. П. Г.
   Директор возвращается.
   — У меня нет времени заниматься с вами сейчас.
   — Но документы необходимы мне сегодня же вечером. У меня нет желания возвращаться туда.
   — Зайдите на днях. Я подумаю.
   — Вы что, не понимаете?..
   — Простите, меня зовут…
   Одним взглядом Ж. П. Г, охватывает весь зал — высокий потолок, люстры, балконы, оба оркестра. У него создается впечатление, что мужчина в черном незаметно приближается к нему.
   Ж. П. Г, понимает все или считает, что понимает.
   Это полицейский. В заведениях такого рода всегда дежурит полицейский. И директор, который зависит от полиции, вынужден оказывать ему мелкие услуги.
   Почему г-н Филипп исчез? Да чтобы не присутствовать при том, что сейчас произойдет, черт побери!
   Вероятно, он сказал полицейскому:
   — Займитесь типом, с которым я только что говорил. Это наверняка хорошая добыча.
   В прежние времена так при случае поступал Польти, выдававший мелких мошенников, чтобы его самого ставили в покое.
   Ж. П. Г, подходит к бару, заказывает стакан чего-нибудь покрепче.
   — Виски?
   — Да, пожалуйста.
   Ж. П. Г, выпивает виски залпом, без воды. Он не ошибся. Мужчина в черном не больше чем в трех метрах от него и безуспешно пытается разыгрывать непринужденность. Правую руку он держит в кармане, Ж. П. Г. опять-таки понимает — зачем.
   — Еще один! — бросает он.
   И бормочет себе под нос:
   — Нет, не так-то я прост.
   У Ж. П. Г, есть план. Он с загадочной усмешкой поочередно оглядывает своих соседей, соседок и думает:
   «Через несколько секунд у них будут презабавные физиономии!»
   Директор, то бишь Бебер Итальянец, устроился на галерее и следит оттуда за Ж. П. Г. Тот замечает это, показывает ему язык, внезапно с невероятной быстротой сбрасывает пиджак, жилет, брюки и пытается сорвать с себя рубашку.
   Музыка не перестает играть, но в баре раздаются крики, и женщины, опрокидывая табуреты, спасаются бегством.
   Человек в черном бросается на Ж. П. Г., хватает его за руки и с бранью бьет ногой в бедро.
   — Не валяй дурака!
   Но Ж. П. Г, продолжает валять дурака! И валяет так, что приходится связать ему ноги и вынести на улицу.
   Он думает о палате, где стены выкрашены белой эмалью, о сестрах в белом, о большом парке с пятнами тени и солнца.
   Второй оркестр сменяет первый, и посетители со смехом возвращаются на свои места.
   — Пошевеливайтесь! — бросает г-н Филипп официантам. — В седьмую еще не подано шампанское.
   В такси Ж. П. Г., зажатый между двумя инспекторами, не может даже пошевелиться: при малейшем поползновении ему выворачивают руки.