Эдди больше никогда не слышал о нем. Если бы кто-нибудь спросил у него, что стало с Ла Моттом, он ответил бы, что Майк, очевидно, умер, так как тот был уже немолод, когда Эдди ходил еще в коротких штанишках.
Теперь он смотрел на старика с почтением, даже с восхищением, и ему более не казалось смешным, что Майк старается походить на судью или политикана из какого-нибудь фильма.
Если бы Майк поднялся, стало бы видно, что это очень высокий человек. Наверно, он еще держался прямо, не утратил своей прежней осанки. Старик на миг приподнял шляпу, чтобы почесать голову, и Эдди увидел его все еще густые белоснежные волосы, резко контрастировавшие с кирпичным цветом кожи.
— Да.., да… Об этом я тоже подумал… Не беспокойся.
Все, что нужно, будет сделано… Я звонил в Лос-Анджелес. Я не мог соединиться с тем, о ком ты говорил, но теперь он уже предупрежден. Я жду их обоих к вечеру.
У него хриплый голос, как у тех, кто много пьет и курит уже не один десяток лет. В этом он тоже похож на политического дельца. Должно быть, на улицах все с ним раскланиваются, люди подходят пожать ему руку, гордясь знакомством с великим Майком.
Тогда, после судебного процесса, у него отобрали несколько миллионов, но, вероятно, он потерял не все и, покинув Алькатрас, не сидел без гроша.
— Согласен, Сид… У него вид разумного человека… Не думаю… Я сейчас у него узнаю.
Он повернулся к Эдди:
— Ты хочешь что-нибудь сказать Сиду?
Только не в таких условиях. Что он может сейчас, не обдумав, сказать Кубику? Он понимал, что все решено помимо него.
— Нет. Он не хочет… Идет! Я тебе позвоню, когда все будет сделано.
Майк протянул трубку Эдди, чтобы тот повесил ее на рычаг, отпил глоток виски и задержал запотевший стакан в руке.
— Ты ел?
— Только утром.
— Голоден?
— Нет.
— Зря ты не выпьешь глоток.
В самом деле, может быть, виски перебьет привкус красного вина, от которого его недавно рвало.
Эдди налил себе виски.
— Сид славный малый, — вздохнул Майк. — Не было ли у него в прежние времена какой-то истории, связанной с твоим отцом?
— Мой отец был убит пулей, предназначенной Кубику.
— Так-так!.. Мне показалось, что он тебя очень любит.
По-твоему, здесь не жарко?
— Слишком жарко.
— Жарче, чем во Флориде?
— Тут совсем другая жара.
— Я никогда там не бывал.
Он затянулся сигарой. Майк редко произносил две фразы подряд — то ли ум его отяжелел, то ли вообще он изъяснялся с трудом. Лицо у него было дряблое, одутловатое, губы безвольные, как губы ребенка. А под постоянно слезящимися светло-голубыми глазами набрякли мешки. Но в этих глазах сохранилась прежняя властность, и трудно было долго смотреть на них.
— Мне шестьдесят восемь лет, сынок. Могу утверждать, что жизнь свою я прожил неплохо, но я не считаю ее оконченной. Так вот, верь не верь, но меня никогда не тянуло выехать за пределы Техаса и Оклахомы на Юге, Юты и Айдахо на Севере. Я не знаю ни Нью-Йорка, ни Чикаго, ни Сент-Луиса, ни Нового Орлеана. Кстати о Новом Орлеане. Зря твой брат Джино надумал удрать.
Он стряхнул с брюк пепел от сигары.
— Передай-ка мне бутылку.
Виски в его стакане нагрелось.
— Я уже не помню, сколько я знал таких, считавших себя хитрецами и совершавших одинаковые ошибки. Что, ты думаешь, его ждет? Окажись твой брат в Бразилии, Аргентине, пусть даже в Венесуэле, он попытается связаться с людьми. Есть дела, которые не поднять в одиночку.
А тем уже известно, почему он уехал отсюда, и они не захотят ссориться с нашими крупными боссами.
Все было справедливо. Эдди это знал. Он был поражен безрассудной выходкой Джино, и она тем более взволновала его, что он смутно догадывался о ее причине.
Он мог бы поступить так же. Может быть, брат приезжал к нему в Санта-Клару, чтобы увезти с собой? Но Джино понял, что разговаривать с ним об этом бесполезно.
Эдди стало стыдно. Он пытался вспомнить последний взгляд брата.
— Что случится, если Джино будет упорствовать, работать в одиночку, попадет в руки полиции или столкнется с кем-либо, кто будет защищать свой собственный рэкет?
Что тогда? Он вскоре скатится на дно и через полгода превратится в бездомного пьяницу, из тех, что валяются в канавах.
— Джино не пьет.
— Запьет.
Почему Майк не говорит ему об инструкциях, которые он получил насчет Тони?
Майк раздавил сигару в пепельнице, вынул из кармана другую, осторожно снял целлофановую оболочку и наконец обрезал кончик красивой серебряной гильотинкой.
Казалось, он собирался долго пробыть в этой комнате.
— Я тебе уже говорил, что никогда не уезжал с Запада.
Он обращался к Эдди снисходительно, как к очень молодому человеку. Неужели ему не известно, что на побережье Мексиканского залива Эдди был почти таким же значительным лицом, как Майк здесь?
— Забавно, что при этом я встречался в моей жизни со всеми, кто имеет вес в Нью-Йорке или в любом другом месте. Видишь ли, всем им рано или поздно случается побывать в Калифорнии.
— Вы не голодны?
— Я ничего не ем днем. Но если ты хочешь есть…
— Нет.
— Тогда покури. У нас есть время.
На минуту Эдди задумался, что Тони воспользуется этой отсрочкой, чтобы скрыться вместе с Норой. Это была нелепая мысль. Человек, подобный Майку, несомненно, принял меры предосторожности. Его люди наверняка следят за домом Феличи.
Можно было подумать, что Ла Мотт читает его мысли.
— Твой брат вооружен?
Эдди притворился, что не понял вопроса.
— Джино?
— Я говорю о меньшом.
Это слово причинило Эдди боль — мать тоже говорила иногда «меньшой».
— Не знаю. Вероятно.
— Это не имеет значения.
Воздух кондиционировался, в комнате было прохладно, но жара все-таки ощущалась. Она давила на город, на поля, на пустыню. Дневной свет был как расплавленное золото. Казалось, даже машины на улице с трудом пробиваются сквозь массу нагретого воздуха.
— Который час?
— Половина третьего.
— Мне должны позвонить.
В самом деле, не прошло и двух минут, как зазвонил телефон. Словно это подразумевалось само собой, Эдди снял трубку и, не произнеся ни слова, протянул ее Майку.
— Да. Да. Хорошо!.. Нет! Ничего не изменилось… Я останусь здесь… Согласен. Я жду звонка, как только они прибудут.
Майк вздохнул, поудобнее устроился в кресле.
— Не удивляйся, если я немного вздремну. — И добавил:
— У меня двое людей внизу.
Это была не угроза, а лишь предостережение. Майк сделал его, чтобы оказать Эдди услугу — избавить от ложного шага.
А Эдди по-прежнему не осмеливался его расспрашивать. У него было чувство, что он попал в немилость и заслужил ее. Он видел, как Майк постепенно погружается в забытье, и не без почтительности вынул сигару из его пальцев в тот миг, когда она готова была упасть на пол.
Потом — это продолжалось около двух часов — Эдди сидел, не двигаясь, изредка протягивая руку, чтобы взять фляжку с виски. Боясь шуметь, он не налил себе воды, ограничиваясь тем, что лишь смачивал губы виски.
Ни разу он не подумал об Эллис, о детях, о своем прекрасном доме в Санта-Кларе. Наверное, потому, что они были слишком далеко, они, казалось, вообще перестали существовать.
Если ему случалось вспоминать о прошлом, то о прошлом более далеком, о трудных днях в Бруклине, о своих первых связях с Организацией, когда он так стремился сделать все как можно лучше. Всю свою жизнь он был одержим этим желанием.
До сегодняшнего разговора по поводу Джино, когда он заявил, что не виделся с ним, Эдди никогда не лгал партнерам. В этом отношении ему не в чем было себя упрекнуть.
Как только Сид Кубик вызвал его в Майами, он повиновался. Он отправился в Уайт-Клауд и постарался ловко поговорить со старым Малаксом, затем поехал в Бруклин.
Когда мать невольно навела его на след Тони, он не колеблясь сел в самолет.
Знал ли об этом Майк? Что сказал о нем Майку Кубик? Майк не был с ним груб, скорее напротив. Но так не говорят с теми, с кем считаются. Может быть, старик полагал, что по иерархии Эдди стоит почти на той же ступени, что Джино или Тони.
У них составлен план, и все решено. В этом плане ему, Эдди, отведена какая-то роль. В противном случае человек, подобный Майку, не потрудился бы дожидаться его в комнате и отдыхать в ней.
Майк не задал ему ни одного вопроса, кроме вопроса об оружии. Тони, конечно, вооружен, он всегда носил при себе оружие. Он недавно упомянул о чем-то, что позволяло сделать такой вывод. Но Эдди уже не помнил, что это было. Хотя объяснение с братом произошло лишь несколько часов назад, у него образовались провалы в памяти. Он слышал отдельные реплики, видел выражение лиц, в особенности Нориного лица, но не мог бы связно рассказать о том, что произошло.
Некоторые внешние подробности запомнились лучше, чем слова брата, например завиток волос на его лбу, мускулы его рук и загорелых плеч, подчеркнутые белизной майки. Да еще маленькая девочка, высунувшаяся из окна в кухне, чтобы показать ему язык.
Он считал минуты, нервничал, боясь, что Майк проснется, смотрел на телефон в надежде, что тот зазвонит.
Но вскоре запутался в счете, комната поплыла в тумане, он видел только сверкающую желтизну, проникавшую сквозь опущенные веки, а когда он вскочил, перед ним по-прежнему сидел человек в серой шляпе и задумчиво смотрел на него.
— Я спал? — смущенно спросил Эдди.
— Похоже.
— Долго?
Майк посмотрел на свои часы и ответил, что уже половина шестого.
— Ты, однако, недурно выспался и прошлой ночью, сынок!
Ему было известно, что Эдди лег спать сразу же по приезде с аэродрома. Значит, уже тогда его люди следили за ним. От них не ускользнул ни один шаг, ни одно его движение.
— Все еще не проголодался?
— Нет.
Плоская фляжка была пуста.
— Надо бы чего-нибудь выпить.
Эдди вызвал официанта, и тот не удивился, найдя их вдвоем в шесть часов вечера в номере Эдди.
— Бутылку виски.
Слуга назвал марку, глядя не на Эдди, а на Майка Ла Мотта, — видно, знал его вкус.
— Эту самую, сынок!
Когда он уже подошел к двери, Майк бросил ему в спину:
— Сигар!
Наконец он снял шляпу и положил ее на кровать.
— Меня удивляет, что они еще не приехали. Должно быть, произошла авария при переезде через пустыню.
Эдди не осмелился спросить, о ком идет речь. К тому же он предпочитал этого не уточнять.
— Утром я послал шерифа в горы, за восемьдесят миль отсюда, и он не вернется до завтра.
Эдди опять не спросил, как ему это удалось. У Майка, должно быть, есть основания для того, чтобы так разговаривать с ним. Может быть, он просто хотел дать ему понять, что карта Тони бита, что ему не на что надеяться.
Эдди думал об этом до того, как заснул. Не решила ли Нора позвонить в полицию? Он представлял себе скорее Нору, чем Тони, в этой роли. Вызвать шерифа, чтобы попросить у него защиты.
— Один из двух помощников шерифа лежит в постели с температурой сорок — заражение крови. Что касается другого, Хьюли, то посадил его на эту должность я. Если он выполнил мои указания — а я убежден, что он их выполнил, — то его телефон испорчен и не заработает до завтра.
На лице Эдди невольно мелькнула едва заметная одобрительная улыбка.
— Мне сейчас опять позвонят.
На этот раз потребовалось немного больше времени, но телефон все же зазвонил.
— Они здесь?.. Прекрасно. Пусть их отведут — ты знаешь куда — и постараются, чтобы они не шатались по улицам. Они поставили машину в гараж? Сменили номер? Минутку… — Слуга принес виски и сигары. Майк дождался, пока он вышел. — Пусть ничего пока не делают. Надо дать им поесть, и пусть режутся в карты, если захотят. Ничего спиртного. Понятно?
Тишина. Майк выслушал ответ.
— Идет! Теперь передай Гонсалесу, чтобы он зашел ко мне. Да, сюда, в номер.
«Главный штаб, по-видимому, недалеко, не в самом ли отеле? — подумал Эдди. — Уж не Майк ли его настоящий владелец?»
Не прошло и десяти минут, как в дверь постучали.
— Входи!
Вошел мексиканец лет тридцати, в брюках из желтоватого полотна и белой рубашке.
— Эдди Рико.
Мексиканец слегка кивнул.
— Гонсалес, нечто вроде моего секретаря.
Гонсалес улыбнулся.
— Садись. Что там делается?
— Хозяин фермы Марко вернулся с поля, и они там проболтали около двух часов.
— А потом?
— Он уехал на своей машине и увез девочку. Сначала он остановился у дома некоего Кифера, одного из своих приятелей, на другом конце поселка, и оставил там ребенка.
Майк слушал, покачивая толовой, словно все это было Предусмотрено.
— Потом поехал в город. Там он зашел к Чемберсу, продавцу спортивных товаров, и купил два ящика патронов.
— Каких?
— Для автоматической винтовки калибра двадцать два.
— Он не заезжал к шерифу?
— Нет. Он сразу же возвратился в Аконду. Ставни дома закрыты, дверь тоже. Да, я забыл про одну вещь.
— Какую?
— Он заменил более яркими лампочки в фонарях вокруг дома.
Майк пожал плечами.
— А как Сидни Даймонд?
— Хорошо. Похоже, он не пил.
— С ним вместе Пако?
— Нет. Новичок, которого я не знаю.
Сидни Даймонд был убийцей — Эдди это было известно. Молодой парень, не старше двадцати двух, но о нем уже говорили. Как видно, это его заставили приехать из Лос-Анджелеса и не дают ему пить.
Все это Эдди знал, все делалось по шаблону. Подобные операции с давних пор были тщательно разработаны, как и все остальное, и потому осуществлялись по почти неизменному ритуалу. Выгоднее было иметь исполнителей, прибывших из других мест, неизвестных в данном районе. Прежде чем его послали в Лос-Анджелес, Сидни Даймонд работал в Канзас-Сити и в Иллинойсе.
Приготовления к убийству велись на глазах у Эдди, и порой ему хотелось крикнуть: «Но это же мой брат!»
Однако Эдди не закричал. С тех пор как он вошел в эту комнату, он оцепенел. Он подозревал, что Майк нарочно все согласовывал в его присутствии — просто, спокойно, словно это было самым обычным делом.
Разве Эдди не принадлежал к Организации? Сейчас только выполнялись ее правила. На него не обращали никакого внимания, вернее, к нему тоже применяли правила. Им воспользовались, чтобы разыскать Тони. Эдди никогда не заблуждался на этот счет. Он разыскивал брата со всей присущей ему старательностью и довел игру до конца.
По сути дела, он все время знал, что Тони не согласится на предложение уехать, да ему и не дадут скрыться.
Джино — тот тоже это понял, и Джино перебрался за границу. Его поступок чрезвычайно удивлял Эдди, усугублял в нем чувство вины.
— Час? — спросил Гонсалес.
— А в котором часу люди ложатся спать в этой дыре?
— Очень рано. Они встают вместе с солнцем.
— Тогда — часов в одиннадцать?
— Идет.
— Отвези людей на дорогу в двухстах метрах от дома.
Ты, конечно, поедешь в другой машине?
— Да.
— Поедешь вслед за ними. Ты выбрал место?
— Все готово.
— Итак, в одиннадцать!
— Ладно.
— Иди и не забудь, что Сидни Даймонд не должен пить. На обратном пути закажи нам обед: мне — холодное мясо, салат и фрукты… — Майк вопросительно посмотрел на Эдди.
— То же самое. Все равно что.
В девять часов вечера Эдди все еще не знал, какая ему уготована роль, и у него не хватало смелости об этом спросить. Майк велел принести местную газету и читал ее, покуривая сигару. Он много пил. Взгляд у него был мутный, лицо становилось все более багровым, но он не терял ясности мысли.
Через некоторое время он отвел глаза от газеты:
— Он любит жену, а?
— Да.
— Она хороша?
— Похоже, она его тоже любит.
— Я не про это спрашиваю. Она хороша собой?
— Да.
— Она должна скоро родить?
— Через три или четыре месяца, точно не знаю.
На улицах уже давно зажглись электрические фонари.
Из какого-то бара доносился хриплый гул радиолы. Иногда с улицы сквозь закрытые окна долетали голоса.
— Который час?
— Десять.
Потом стало четверть одиннадцатого, половина одиннадцатого, и Эдди мучительно сдерживал себя, чтобы не закричать.
— Предупреди меня, когда будет ровно без десяти одиннадцать.
Больше всего Эдди опасался, как бы его не послали на место действия, к дому Феличи. Возможно, если бы Джино не уехал, Фил послал бы туда его.
— Который час, сынок?
— Без двадцати.
— Люди уже уехали.
Значит, его там не будет. Он ничего не понимал. Видно, его приберегали для чего-то более серьезного.
— Тебе не мешало бы выпить стаканчик.
— Я и так много пил.
— Все же выпей еще.
У Эдди больше не было сил сопротивляться. Он повиновался, спрашивая себя, не вырвет ли его, как днем.
— У тебя есть номер телефона Феличи?
— Он в телефонной книге, я видел его утром.
— Поищи.
Эдди нашел номер. Ему мерещилось, что он смотрит на себя со стороны и все, что он делает, происходит во сне. Вселенная утратила свою реальность. Не существовало более ни Эллис, ни Кристины, не Эмили, ни Бэби — ничего, кроме какого-то бесконечного тоннеля, по которому он пробирался ощупью.
— Уже пора?
— Через минуту.
— Пусть тебя соединят с Феличи.
— А что я скажу?
— Ты скажешь, чтобы Тони вышел к ребятам на дорогу. Один. Он увидит стоящую машину.
Грудь Эдди так сдавило, что казалось, он никогда не сможет перевести дух.
— А если Тони откажется? — едва произнес он.
— Ты сказал, что он любит жену? Повтори ему это, он поймет.
Майк по-прежнему спокойно сидел в кресле; с сигарой в одной руке, с газетой в другой, он более чем когда-либо напоминал судью из кинофильма. Эдди почти бессознательно снял трубку, пробормотал номер Феличи.
На другом конце провода послышался голос, которого он не узнал:
— Шестнадцать шестьдесят два слушает. Кто у телефона?
Эдди, чьи глаза были прикованы к человеку в белом, услышал свои слова:
— Мне нужно сообщить нечто очень важное Тони. Это его брат.
В трубке замолчали. Марко Феличи, должно быть, колебался. Судя по слабому шуму, Эдди решил, что Тони, догадавшись о том, что происходит, отбирает у него трубку.
— Я слушаю, — сухо произнес Тони.
Эдди не успел подготовиться. Его разум не участвовал в том, что совершалось.
— Тебя ждут.
— Где?
— В двухстах метрах по шоссе — там стоит машина.
Эдди не понадобилось объяснять Тони что-либо еще.
— Если я не пойду туда, они, наверно, возьмутся за Нору?
Молчание.
— Отвечай!
— Да.
— Понятно.
— Ты пойдешь?
Снова молчание. Майк, устремив на него глаза, сохранял неподвижность. Эдди повторил:
— Ты пойдешь?
— Не бойся — пойду.
Небольшая пауза, затем короткое: «Прощай».
Эдди хотелось самому что-нибудь сказать, но он не знал что. Потом он взглянул на руку, которая держала умолкнувшую трубку.
Затянувшись сигарой, Майк удовлетворенно пробормотал:
— Я так и думал.
9
Теперь он смотрел на старика с почтением, даже с восхищением, и ему более не казалось смешным, что Майк старается походить на судью или политикана из какого-нибудь фильма.
Если бы Майк поднялся, стало бы видно, что это очень высокий человек. Наверно, он еще держался прямо, не утратил своей прежней осанки. Старик на миг приподнял шляпу, чтобы почесать голову, и Эдди увидел его все еще густые белоснежные волосы, резко контрастировавшие с кирпичным цветом кожи.
— Да.., да… Об этом я тоже подумал… Не беспокойся.
Все, что нужно, будет сделано… Я звонил в Лос-Анджелес. Я не мог соединиться с тем, о ком ты говорил, но теперь он уже предупрежден. Я жду их обоих к вечеру.
У него хриплый голос, как у тех, кто много пьет и курит уже не один десяток лет. В этом он тоже похож на политического дельца. Должно быть, на улицах все с ним раскланиваются, люди подходят пожать ему руку, гордясь знакомством с великим Майком.
Тогда, после судебного процесса, у него отобрали несколько миллионов, но, вероятно, он потерял не все и, покинув Алькатрас, не сидел без гроша.
— Согласен, Сид… У него вид разумного человека… Не думаю… Я сейчас у него узнаю.
Он повернулся к Эдди:
— Ты хочешь что-нибудь сказать Сиду?
Только не в таких условиях. Что он может сейчас, не обдумав, сказать Кубику? Он понимал, что все решено помимо него.
— Нет. Он не хочет… Идет! Я тебе позвоню, когда все будет сделано.
Майк протянул трубку Эдди, чтобы тот повесил ее на рычаг, отпил глоток виски и задержал запотевший стакан в руке.
— Ты ел?
— Только утром.
— Голоден?
— Нет.
— Зря ты не выпьешь глоток.
В самом деле, может быть, виски перебьет привкус красного вина, от которого его недавно рвало.
Эдди налил себе виски.
— Сид славный малый, — вздохнул Майк. — Не было ли у него в прежние времена какой-то истории, связанной с твоим отцом?
— Мой отец был убит пулей, предназначенной Кубику.
— Так-так!.. Мне показалось, что он тебя очень любит.
По-твоему, здесь не жарко?
— Слишком жарко.
— Жарче, чем во Флориде?
— Тут совсем другая жара.
— Я никогда там не бывал.
Он затянулся сигарой. Майк редко произносил две фразы подряд — то ли ум его отяжелел, то ли вообще он изъяснялся с трудом. Лицо у него было дряблое, одутловатое, губы безвольные, как губы ребенка. А под постоянно слезящимися светло-голубыми глазами набрякли мешки. Но в этих глазах сохранилась прежняя властность, и трудно было долго смотреть на них.
— Мне шестьдесят восемь лет, сынок. Могу утверждать, что жизнь свою я прожил неплохо, но я не считаю ее оконченной. Так вот, верь не верь, но меня никогда не тянуло выехать за пределы Техаса и Оклахомы на Юге, Юты и Айдахо на Севере. Я не знаю ни Нью-Йорка, ни Чикаго, ни Сент-Луиса, ни Нового Орлеана. Кстати о Новом Орлеане. Зря твой брат Джино надумал удрать.
Он стряхнул с брюк пепел от сигары.
— Передай-ка мне бутылку.
Виски в его стакане нагрелось.
— Я уже не помню, сколько я знал таких, считавших себя хитрецами и совершавших одинаковые ошибки. Что, ты думаешь, его ждет? Окажись твой брат в Бразилии, Аргентине, пусть даже в Венесуэле, он попытается связаться с людьми. Есть дела, которые не поднять в одиночку.
А тем уже известно, почему он уехал отсюда, и они не захотят ссориться с нашими крупными боссами.
Все было справедливо. Эдди это знал. Он был поражен безрассудной выходкой Джино, и она тем более взволновала его, что он смутно догадывался о ее причине.
Он мог бы поступить так же. Может быть, брат приезжал к нему в Санта-Клару, чтобы увезти с собой? Но Джино понял, что разговаривать с ним об этом бесполезно.
Эдди стало стыдно. Он пытался вспомнить последний взгляд брата.
— Что случится, если Джино будет упорствовать, работать в одиночку, попадет в руки полиции или столкнется с кем-либо, кто будет защищать свой собственный рэкет?
Что тогда? Он вскоре скатится на дно и через полгода превратится в бездомного пьяницу, из тех, что валяются в канавах.
— Джино не пьет.
— Запьет.
Почему Майк не говорит ему об инструкциях, которые он получил насчет Тони?
Майк раздавил сигару в пепельнице, вынул из кармана другую, осторожно снял целлофановую оболочку и наконец обрезал кончик красивой серебряной гильотинкой.
Казалось, он собирался долго пробыть в этой комнате.
— Я тебе уже говорил, что никогда не уезжал с Запада.
Он обращался к Эдди снисходительно, как к очень молодому человеку. Неужели ему не известно, что на побережье Мексиканского залива Эдди был почти таким же значительным лицом, как Майк здесь?
— Забавно, что при этом я встречался в моей жизни со всеми, кто имеет вес в Нью-Йорке или в любом другом месте. Видишь ли, всем им рано или поздно случается побывать в Калифорнии.
— Вы не голодны?
— Я ничего не ем днем. Но если ты хочешь есть…
— Нет.
— Тогда покури. У нас есть время.
На минуту Эдди задумался, что Тони воспользуется этой отсрочкой, чтобы скрыться вместе с Норой. Это была нелепая мысль. Человек, подобный Майку, несомненно, принял меры предосторожности. Его люди наверняка следят за домом Феличи.
Можно было подумать, что Ла Мотт читает его мысли.
— Твой брат вооружен?
Эдди притворился, что не понял вопроса.
— Джино?
— Я говорю о меньшом.
Это слово причинило Эдди боль — мать тоже говорила иногда «меньшой».
— Не знаю. Вероятно.
— Это не имеет значения.
Воздух кондиционировался, в комнате было прохладно, но жара все-таки ощущалась. Она давила на город, на поля, на пустыню. Дневной свет был как расплавленное золото. Казалось, даже машины на улице с трудом пробиваются сквозь массу нагретого воздуха.
— Который час?
— Половина третьего.
— Мне должны позвонить.
В самом деле, не прошло и двух минут, как зазвонил телефон. Словно это подразумевалось само собой, Эдди снял трубку и, не произнеся ни слова, протянул ее Майку.
— Да. Да. Хорошо!.. Нет! Ничего не изменилось… Я останусь здесь… Согласен. Я жду звонка, как только они прибудут.
Майк вздохнул, поудобнее устроился в кресле.
— Не удивляйся, если я немного вздремну. — И добавил:
— У меня двое людей внизу.
Это была не угроза, а лишь предостережение. Майк сделал его, чтобы оказать Эдди услугу — избавить от ложного шага.
А Эдди по-прежнему не осмеливался его расспрашивать. У него было чувство, что он попал в немилость и заслужил ее. Он видел, как Майк постепенно погружается в забытье, и не без почтительности вынул сигару из его пальцев в тот миг, когда она готова была упасть на пол.
Потом — это продолжалось около двух часов — Эдди сидел, не двигаясь, изредка протягивая руку, чтобы взять фляжку с виски. Боясь шуметь, он не налил себе воды, ограничиваясь тем, что лишь смачивал губы виски.
Ни разу он не подумал об Эллис, о детях, о своем прекрасном доме в Санта-Кларе. Наверное, потому, что они были слишком далеко, они, казалось, вообще перестали существовать.
Если ему случалось вспоминать о прошлом, то о прошлом более далеком, о трудных днях в Бруклине, о своих первых связях с Организацией, когда он так стремился сделать все как можно лучше. Всю свою жизнь он был одержим этим желанием.
До сегодняшнего разговора по поводу Джино, когда он заявил, что не виделся с ним, Эдди никогда не лгал партнерам. В этом отношении ему не в чем было себя упрекнуть.
Как только Сид Кубик вызвал его в Майами, он повиновался. Он отправился в Уайт-Клауд и постарался ловко поговорить со старым Малаксом, затем поехал в Бруклин.
Когда мать невольно навела его на след Тони, он не колеблясь сел в самолет.
Знал ли об этом Майк? Что сказал о нем Майку Кубик? Майк не был с ним груб, скорее напротив. Но так не говорят с теми, с кем считаются. Может быть, старик полагал, что по иерархии Эдди стоит почти на той же ступени, что Джино или Тони.
У них составлен план, и все решено. В этом плане ему, Эдди, отведена какая-то роль. В противном случае человек, подобный Майку, не потрудился бы дожидаться его в комнате и отдыхать в ней.
Майк не задал ему ни одного вопроса, кроме вопроса об оружии. Тони, конечно, вооружен, он всегда носил при себе оружие. Он недавно упомянул о чем-то, что позволяло сделать такой вывод. Но Эдди уже не помнил, что это было. Хотя объяснение с братом произошло лишь несколько часов назад, у него образовались провалы в памяти. Он слышал отдельные реплики, видел выражение лиц, в особенности Нориного лица, но не мог бы связно рассказать о том, что произошло.
Некоторые внешние подробности запомнились лучше, чем слова брата, например завиток волос на его лбу, мускулы его рук и загорелых плеч, подчеркнутые белизной майки. Да еще маленькая девочка, высунувшаяся из окна в кухне, чтобы показать ему язык.
Он считал минуты, нервничал, боясь, что Майк проснется, смотрел на телефон в надежде, что тот зазвонит.
Но вскоре запутался в счете, комната поплыла в тумане, он видел только сверкающую желтизну, проникавшую сквозь опущенные веки, а когда он вскочил, перед ним по-прежнему сидел человек в серой шляпе и задумчиво смотрел на него.
— Я спал? — смущенно спросил Эдди.
— Похоже.
— Долго?
Майк посмотрел на свои часы и ответил, что уже половина шестого.
— Ты, однако, недурно выспался и прошлой ночью, сынок!
Ему было известно, что Эдди лег спать сразу же по приезде с аэродрома. Значит, уже тогда его люди следили за ним. От них не ускользнул ни один шаг, ни одно его движение.
— Все еще не проголодался?
— Нет.
Плоская фляжка была пуста.
— Надо бы чего-нибудь выпить.
Эдди вызвал официанта, и тот не удивился, найдя их вдвоем в шесть часов вечера в номере Эдди.
— Бутылку виски.
Слуга назвал марку, глядя не на Эдди, а на Майка Ла Мотта, — видно, знал его вкус.
— Эту самую, сынок!
Когда он уже подошел к двери, Майк бросил ему в спину:
— Сигар!
Наконец он снял шляпу и положил ее на кровать.
— Меня удивляет, что они еще не приехали. Должно быть, произошла авария при переезде через пустыню.
Эдди не осмелился спросить, о ком идет речь. К тому же он предпочитал этого не уточнять.
— Утром я послал шерифа в горы, за восемьдесят миль отсюда, и он не вернется до завтра.
Эдди опять не спросил, как ему это удалось. У Майка, должно быть, есть основания для того, чтобы так разговаривать с ним. Может быть, он просто хотел дать ему понять, что карта Тони бита, что ему не на что надеяться.
Эдди думал об этом до того, как заснул. Не решила ли Нора позвонить в полицию? Он представлял себе скорее Нору, чем Тони, в этой роли. Вызвать шерифа, чтобы попросить у него защиты.
— Один из двух помощников шерифа лежит в постели с температурой сорок — заражение крови. Что касается другого, Хьюли, то посадил его на эту должность я. Если он выполнил мои указания — а я убежден, что он их выполнил, — то его телефон испорчен и не заработает до завтра.
На лице Эдди невольно мелькнула едва заметная одобрительная улыбка.
— Мне сейчас опять позвонят.
На этот раз потребовалось немного больше времени, но телефон все же зазвонил.
— Они здесь?.. Прекрасно. Пусть их отведут — ты знаешь куда — и постараются, чтобы они не шатались по улицам. Они поставили машину в гараж? Сменили номер? Минутку… — Слуга принес виски и сигары. Майк дождался, пока он вышел. — Пусть ничего пока не делают. Надо дать им поесть, и пусть режутся в карты, если захотят. Ничего спиртного. Понятно?
Тишина. Майк выслушал ответ.
— Идет! Теперь передай Гонсалесу, чтобы он зашел ко мне. Да, сюда, в номер.
«Главный штаб, по-видимому, недалеко, не в самом ли отеле? — подумал Эдди. — Уж не Майк ли его настоящий владелец?»
Не прошло и десяти минут, как в дверь постучали.
— Входи!
Вошел мексиканец лет тридцати, в брюках из желтоватого полотна и белой рубашке.
— Эдди Рико.
Мексиканец слегка кивнул.
— Гонсалес, нечто вроде моего секретаря.
Гонсалес улыбнулся.
— Садись. Что там делается?
— Хозяин фермы Марко вернулся с поля, и они там проболтали около двух часов.
— А потом?
— Он уехал на своей машине и увез девочку. Сначала он остановился у дома некоего Кифера, одного из своих приятелей, на другом конце поселка, и оставил там ребенка.
Майк слушал, покачивая толовой, словно все это было Предусмотрено.
— Потом поехал в город. Там он зашел к Чемберсу, продавцу спортивных товаров, и купил два ящика патронов.
— Каких?
— Для автоматической винтовки калибра двадцать два.
— Он не заезжал к шерифу?
— Нет. Он сразу же возвратился в Аконду. Ставни дома закрыты, дверь тоже. Да, я забыл про одну вещь.
— Какую?
— Он заменил более яркими лампочки в фонарях вокруг дома.
Майк пожал плечами.
— А как Сидни Даймонд?
— Хорошо. Похоже, он не пил.
— С ним вместе Пако?
— Нет. Новичок, которого я не знаю.
Сидни Даймонд был убийцей — Эдди это было известно. Молодой парень, не старше двадцати двух, но о нем уже говорили. Как видно, это его заставили приехать из Лос-Анджелеса и не дают ему пить.
Все это Эдди знал, все делалось по шаблону. Подобные операции с давних пор были тщательно разработаны, как и все остальное, и потому осуществлялись по почти неизменному ритуалу. Выгоднее было иметь исполнителей, прибывших из других мест, неизвестных в данном районе. Прежде чем его послали в Лос-Анджелес, Сидни Даймонд работал в Канзас-Сити и в Иллинойсе.
Приготовления к убийству велись на глазах у Эдди, и порой ему хотелось крикнуть: «Но это же мой брат!»
Однако Эдди не закричал. С тех пор как он вошел в эту комнату, он оцепенел. Он подозревал, что Майк нарочно все согласовывал в его присутствии — просто, спокойно, словно это было самым обычным делом.
Разве Эдди не принадлежал к Организации? Сейчас только выполнялись ее правила. На него не обращали никакого внимания, вернее, к нему тоже применяли правила. Им воспользовались, чтобы разыскать Тони. Эдди никогда не заблуждался на этот счет. Он разыскивал брата со всей присущей ему старательностью и довел игру до конца.
По сути дела, он все время знал, что Тони не согласится на предложение уехать, да ему и не дадут скрыться.
Джино — тот тоже это понял, и Джино перебрался за границу. Его поступок чрезвычайно удивлял Эдди, усугублял в нем чувство вины.
— Час? — спросил Гонсалес.
— А в котором часу люди ложатся спать в этой дыре?
— Очень рано. Они встают вместе с солнцем.
— Тогда — часов в одиннадцать?
— Идет.
— Отвези людей на дорогу в двухстах метрах от дома.
Ты, конечно, поедешь в другой машине?
— Да.
— Поедешь вслед за ними. Ты выбрал место?
— Все готово.
— Итак, в одиннадцать!
— Ладно.
— Иди и не забудь, что Сидни Даймонд не должен пить. На обратном пути закажи нам обед: мне — холодное мясо, салат и фрукты… — Майк вопросительно посмотрел на Эдди.
— То же самое. Все равно что.
В девять часов вечера Эдди все еще не знал, какая ему уготована роль, и у него не хватало смелости об этом спросить. Майк велел принести местную газету и читал ее, покуривая сигару. Он много пил. Взгляд у него был мутный, лицо становилось все более багровым, но он не терял ясности мысли.
Через некоторое время он отвел глаза от газеты:
— Он любит жену, а?
— Да.
— Она хороша?
— Похоже, она его тоже любит.
— Я не про это спрашиваю. Она хороша собой?
— Да.
— Она должна скоро родить?
— Через три или четыре месяца, точно не знаю.
На улицах уже давно зажглись электрические фонари.
Из какого-то бара доносился хриплый гул радиолы. Иногда с улицы сквозь закрытые окна долетали голоса.
— Который час?
— Десять.
Потом стало четверть одиннадцатого, половина одиннадцатого, и Эдди мучительно сдерживал себя, чтобы не закричать.
— Предупреди меня, когда будет ровно без десяти одиннадцать.
Больше всего Эдди опасался, как бы его не послали на место действия, к дому Феличи. Возможно, если бы Джино не уехал, Фил послал бы туда его.
— Который час, сынок?
— Без двадцати.
— Люди уже уехали.
Значит, его там не будет. Он ничего не понимал. Видно, его приберегали для чего-то более серьезного.
— Тебе не мешало бы выпить стаканчик.
— Я и так много пил.
— Все же выпей еще.
У Эдди больше не было сил сопротивляться. Он повиновался, спрашивая себя, не вырвет ли его, как днем.
— У тебя есть номер телефона Феличи?
— Он в телефонной книге, я видел его утром.
— Поищи.
Эдди нашел номер. Ему мерещилось, что он смотрит на себя со стороны и все, что он делает, происходит во сне. Вселенная утратила свою реальность. Не существовало более ни Эллис, ни Кристины, не Эмили, ни Бэби — ничего, кроме какого-то бесконечного тоннеля, по которому он пробирался ощупью.
— Уже пора?
— Через минуту.
— Пусть тебя соединят с Феличи.
— А что я скажу?
— Ты скажешь, чтобы Тони вышел к ребятам на дорогу. Один. Он увидит стоящую машину.
Грудь Эдди так сдавило, что казалось, он никогда не сможет перевести дух.
— А если Тони откажется? — едва произнес он.
— Ты сказал, что он любит жену? Повтори ему это, он поймет.
Майк по-прежнему спокойно сидел в кресле; с сигарой в одной руке, с газетой в другой, он более чем когда-либо напоминал судью из кинофильма. Эдди почти бессознательно снял трубку, пробормотал номер Феличи.
На другом конце провода послышался голос, которого он не узнал:
— Шестнадцать шестьдесят два слушает. Кто у телефона?
Эдди, чьи глаза были прикованы к человеку в белом, услышал свои слова:
— Мне нужно сообщить нечто очень важное Тони. Это его брат.
В трубке замолчали. Марко Феличи, должно быть, колебался. Судя по слабому шуму, Эдди решил, что Тони, догадавшись о том, что происходит, отбирает у него трубку.
— Я слушаю, — сухо произнес Тони.
Эдди не успел подготовиться. Его разум не участвовал в том, что совершалось.
— Тебя ждут.
— Где?
— В двухстах метрах по шоссе — там стоит машина.
Эдди не понадобилось объяснять Тони что-либо еще.
— Если я не пойду туда, они, наверно, возьмутся за Нору?
Молчание.
— Отвечай!
— Да.
— Понятно.
— Ты пойдешь?
Снова молчание. Майк, устремив на него глаза, сохранял неподвижность. Эдди повторил:
— Ты пойдешь?
— Не бойся — пойду.
Небольшая пауза, затем короткое: «Прощай».
Эдди хотелось самому что-нибудь сказать, но он не знал что. Потом он взглянул на руку, которая держала умолкнувшую трубку.
Затянувшись сигарой, Майк удовлетворенно пробормотал:
— Я так и думал.
9
Для Эдди все на этом кончилось. Ничего другого от него не потребовали. От него никогда больше не требовали ничего неприятного, трудного.
Эта ночь тоже окончилась, как кончаются с сотворения мира все ночи, — окончилась с восходом солнца. Он увидел его не восходящим над Калифорнией, а уже высоко в небе, над пустыней Аризоны, увидел из самолета, в который его посадили в три часа утра. И так же, как это сделал Боб в Тусоне, ему опустили в карман плоскую фляжку.
Он к ней не притронулся. В ту минуту, когда самолет Эдди сделал первую посадку. Сидни Даймонд и его спутник должны были проезжать предместье Лос-Анджелеса.
На какой-то стоянке Эдди перепутал самолет. Около двух часов пополудни он оказался в третьеразрядном аэропорту, над которым разразилась гроза, и ему пришлось до вечера ждать вылета. Лишь на другой день из Миссисипи он позвонил в Санта-Клару.
— Это ты?
Он слушал голос Эллис, но этот голос не пробуждал в нем никакого волнения.
— Да.
— Дома все в порядке?
Слова приходили сами собой, привычные слова, так что ему не приходилось думать.
— Да. А как у тебя?
— Что дети?
— Я не пустила Эмили в школу. Доктор думает, что у нее начинается корь. Если так — а это станет окончательно известно сегодня вечером, — Кристина тоже не сможет ходить в школу.
— Анджело тебе не звонил?
— Нет. Я утром проходила мимо магазина. Все, кажется, в порядке. Я заметила нового продавца.
— Я знаю о нем.
— Звонили из «Фламинго». Я ответила, что ты скоро вернешься. Так и надо было сказать?
— Да.
— Тебя плохо слышно. Ты, вероятно, очень далеко.
— Да.
Сказал ли он «да»? Ведь он не думал о расстоянии между Флоридой и Миссисипи, он думал.., впрочем, он ни о чем не думал.
— Когда ты будешь дома?
— Не знаю. Возможно, скоро будет самолет.
— Ты не посмотрел расписание?
— Нет еще.
— Ты не болен?
— Нет.
— Устал?
— Да.
— Ты от меня ничего не скрываешь?
— Я устал.
— Почему бы тебе не отдохнуть хорошенько, хотя бы одну ночь, прежде чем снова лететь?
— Я, может быть, так и сделаю.
Он так и сделал. В гостинице Эдди получил лишь маленький номер без кондиционера, так как в городе происходил какой-то съезд. В коридорах встречались люди со значками и с повязками на рукавах. К петлицам у них были прикреплены карточки с фамилиями.
В гостинице было шумно, но, как и в Эль-Сентро, Эдди погрузился в томительный сон, дважды или трижды просыпался и каждый раз испытывал отвращение от запаха собственного пота.
Конечно, это из-за печени. Там он много пил. Он уже отвык от этого. В Санта-Кларе надо будет посоветоваться с Биллом Спанглером, врачом.
Два раза на летном поле, на солнцепеке, у него начинали плясать перед глазами черные точки. Это тоже могло быть признаком болезни.
Когда Эдди проснулся в незнакомой комнате, ему вдруг захотелось плакать. Никогда он не чувствовал себя таким усталым, смертельно усталым, усталым до того, что, окажись он на улице, он, наверно, улегся бы все равно где — на мостовой, под ногами у прохожих. Ему хотелось, чтобы его пожалели, чтобы кто-нибудь говорил ему успокоительные слова, положив прохладную руку на лоб.
У него не было такого друга и никогда не будет. Завтра или послезавтра, когда у него хватит духу вернуться, Эллис заботливо посоветует ему отдохнуть.
Жена у него внимательная, заботливая, но она его не знает. Он ничего ей не рассказывал. Она думает, что он сильный, что он ни в ком не нуждается.
Он не понял тогда смысла приезда Джино. У него нет еще уверенности, что он понимает брата и теперь. Очевидно, тот приезжал, чтобы предостеречь его.
Почему Джино не был с ним более откровенен? Неужели не доверял ему?
Братья никогда ему не доверяли. Нужно было суметь им объяснить.
Но как? И что объяснить?
Он пошел принять душ и заметил, что полнеет. У него появились маленькие мягкие груди, как у двенадцатилетней девочки.
Потом он побрился и, как в то утро в Санта-Кларе, порезал родинку. К счастью, при нем всегда был квасцовый карандаш.
Ему пришлось ждать около часа, пока принесли легкий костюм, который он отдал прогладить. Полную фляжку виски он выбросил в корзину для бумаг.
Не важно, что его не понимают. Сид Кубик знает, что он всегда выполнит любое приказание. Когда в половине первого ночи Майк позвонил Сиду и сообщил, что все кончено, тот лично подошел к телефону и сказал: «Передай Эдди, что это хорошо». Это слово в слово. Майк не выдумал.
«Передай Эдди».
Если Фил находился в комнате, на губах у него, наверное, появилась кривая усмешка.
«Передай Эдди».
Он намеренно не сообщил жене, в котором часу приедет. Взяв такси, он прямо с аэродрома поехал в магазин.
Анджело, прыгая через ступеньки, сбежал к нему навстречу.
— Все в порядке, патрон?
— Все в порядке, Анджело.
Мир по-прежнему казался ему тусклым, бесцветным, безжизненным.
Но может быть, все еще вернется? Ведь от слов Анджело ему уже стало легче.
«Патрон!»
Он столько, столько трудился с тех времен, когда жил в лавчонке в Бруклине, чтобы этого достичь!..
Эта ночь тоже окончилась, как кончаются с сотворения мира все ночи, — окончилась с восходом солнца. Он увидел его не восходящим над Калифорнией, а уже высоко в небе, над пустыней Аризоны, увидел из самолета, в который его посадили в три часа утра. И так же, как это сделал Боб в Тусоне, ему опустили в карман плоскую фляжку.
Он к ней не притронулся. В ту минуту, когда самолет Эдди сделал первую посадку. Сидни Даймонд и его спутник должны были проезжать предместье Лос-Анджелеса.
На какой-то стоянке Эдди перепутал самолет. Около двух часов пополудни он оказался в третьеразрядном аэропорту, над которым разразилась гроза, и ему пришлось до вечера ждать вылета. Лишь на другой день из Миссисипи он позвонил в Санта-Клару.
— Это ты?
Он слушал голос Эллис, но этот голос не пробуждал в нем никакого волнения.
— Да.
— Дома все в порядке?
Слова приходили сами собой, привычные слова, так что ему не приходилось думать.
— Да. А как у тебя?
— Что дети?
— Я не пустила Эмили в школу. Доктор думает, что у нее начинается корь. Если так — а это станет окончательно известно сегодня вечером, — Кристина тоже не сможет ходить в школу.
— Анджело тебе не звонил?
— Нет. Я утром проходила мимо магазина. Все, кажется, в порядке. Я заметила нового продавца.
— Я знаю о нем.
— Звонили из «Фламинго». Я ответила, что ты скоро вернешься. Так и надо было сказать?
— Да.
— Тебя плохо слышно. Ты, вероятно, очень далеко.
— Да.
Сказал ли он «да»? Ведь он не думал о расстоянии между Флоридой и Миссисипи, он думал.., впрочем, он ни о чем не думал.
— Когда ты будешь дома?
— Не знаю. Возможно, скоро будет самолет.
— Ты не посмотрел расписание?
— Нет еще.
— Ты не болен?
— Нет.
— Устал?
— Да.
— Ты от меня ничего не скрываешь?
— Я устал.
— Почему бы тебе не отдохнуть хорошенько, хотя бы одну ночь, прежде чем снова лететь?
— Я, может быть, так и сделаю.
Он так и сделал. В гостинице Эдди получил лишь маленький номер без кондиционера, так как в городе происходил какой-то съезд. В коридорах встречались люди со значками и с повязками на рукавах. К петлицам у них были прикреплены карточки с фамилиями.
В гостинице было шумно, но, как и в Эль-Сентро, Эдди погрузился в томительный сон, дважды или трижды просыпался и каждый раз испытывал отвращение от запаха собственного пота.
Конечно, это из-за печени. Там он много пил. Он уже отвык от этого. В Санта-Кларе надо будет посоветоваться с Биллом Спанглером, врачом.
Два раза на летном поле, на солнцепеке, у него начинали плясать перед глазами черные точки. Это тоже могло быть признаком болезни.
Когда Эдди проснулся в незнакомой комнате, ему вдруг захотелось плакать. Никогда он не чувствовал себя таким усталым, смертельно усталым, усталым до того, что, окажись он на улице, он, наверно, улегся бы все равно где — на мостовой, под ногами у прохожих. Ему хотелось, чтобы его пожалели, чтобы кто-нибудь говорил ему успокоительные слова, положив прохладную руку на лоб.
У него не было такого друга и никогда не будет. Завтра или послезавтра, когда у него хватит духу вернуться, Эллис заботливо посоветует ему отдохнуть.
Жена у него внимательная, заботливая, но она его не знает. Он ничего ей не рассказывал. Она думает, что он сильный, что он ни в ком не нуждается.
Он не понял тогда смысла приезда Джино. У него нет еще уверенности, что он понимает брата и теперь. Очевидно, тот приезжал, чтобы предостеречь его.
Почему Джино не был с ним более откровенен? Неужели не доверял ему?
Братья никогда ему не доверяли. Нужно было суметь им объяснить.
Но как? И что объяснить?
Он пошел принять душ и заметил, что полнеет. У него появились маленькие мягкие груди, как у двенадцатилетней девочки.
Потом он побрился и, как в то утро в Санта-Кларе, порезал родинку. К счастью, при нем всегда был квасцовый карандаш.
Ему пришлось ждать около часа, пока принесли легкий костюм, который он отдал прогладить. Полную фляжку виски он выбросил в корзину для бумаг.
Не важно, что его не понимают. Сид Кубик знает, что он всегда выполнит любое приказание. Когда в половине первого ночи Майк позвонил Сиду и сообщил, что все кончено, тот лично подошел к телефону и сказал: «Передай Эдди, что это хорошо». Это слово в слово. Майк не выдумал.
«Передай Эдди».
Если Фил находился в комнате, на губах у него, наверное, появилась кривая усмешка.
«Передай Эдди».
Он намеренно не сообщил жене, в котором часу приедет. Взяв такси, он прямо с аэродрома поехал в магазин.
Анджело, прыгая через ступеньки, сбежал к нему навстречу.
— Все в порядке, патрон?
— Все в порядке, Анджело.
Мир по-прежнему казался ему тусклым, бесцветным, безжизненным.
Но может быть, все еще вернется? Ведь от слов Анджело ему уже стало легче.
«Патрон!»
Он столько, столько трудился с тех времен, когда жил в лавчонке в Бруклине, чтобы этого достичь!..