- В котором часу это было?
   - Первый раз - в восемь, второй - совсем недавно.
   Несколько минут спустя Мегрэ уже дремал в маленькой черной машине, которая везла его домой.
   - Я страшно устал, - признался он жене, переодеваясь.
   - Надеюсь, ты хорошо поужинал?
   - Очень. Я должен повести тебя в этот ресторан. Его хозяйка, бывшая опереточная певичка, теперь целиком посвятила себя кулинарному искусству. Она готовит такое жаркое...
   - В котором часу завтра тебе вставать?
   - В семь.
   - Так рано?
   Действительно, очень рано. Потому что скоро, почти сразу же, наступило семь часов утра. Мегрэ показалось, что он даже не успел заснуть, как почувствовал запах кофе и жена трясла его за плечо, прежде чем раздвинуть шторы.
   Яркое солнце приятно грело. Как чудесно открыть окно спальни и услышать чириканье воробьев!
   - Странная история... Странные люди... Я попал в мир кино, и, как в кино, все началось с пустяка - у меня украли бумажник.
   - Ты думаешь, он - убийца?
   Мадам Мегрэ, которая знала об этом деле только из газет и по радио, тут же пожалела, что задала такой вопрос.
   - Прости, пожалуйста.
   - Во всяком случае, я вряд ли смог бы тебе ответить.
   - Ты идешь без пальто?
   - Да. Погода не хуже, чем вчера, а вчера мне не было холодно. Даже когда я возвращался домой, ночью.
   Он не стал дожидаться автобуса, остановил такси и отправился на остров Сен-Луи. Напротив гостиницы "Аист" находилось бистро, где вокруг стойки валялись груды досок и мешки с углем. Торранс с помятым от усталости лицом пил кофе, когда вошел комиссар.
   - Как прошла ночь?
   - Нормально. Ничего не произошло, разве что теперь я в курсе, где и когда гасят свет. На пятом этаже справа, наверное, кто-то болен, потому что свет в окне горел до шести утра. Ваш Рикен не выходил. Постояльцы вернулись. Двое туристов приехали на такси...
   Ко мне пристала собака и почти всю ночь ходила за мной. Вот и все.
   - Можешь идти спать.
   - А рапорт?
   - Сдашь завтра.
   Мегрэ вошел в гостиницу, хозяина которой знал уже лет тридцать. Это было скромное заведение, в котором останавливались лишь завсегдатаи, почти все из восточной Франции, потому что хозяин был эльзасец.
   - Мой клиент проснулся?
   - Звонил десять минут назад и просил принести в номер чашку кофе и рогалики. Только что понесли.
   - Что он ел вчера на ужин?
   - Ничего. Вероятно, сразу же заснул, потому что около семи ему в дверь стучали, но он не ответил.
   Лифта не было. Мегрэ пешком поднялся на пятый этаж, остановился на площадке, чтобы отдышаться, а потом уже постучал в сорок третий номер.
   - Входите.
   Поставив поднос на одеяло, Фрэнсис выпрямился в кровати, голый и худой, небритый, с воспаленными глазами. Он держал в руке рогалик.
   - Извините, что я не встал, но у меня нет пижамы.
   - Хорошо выспались?
   - Меня словно оглушили. Я так крепко спал, что до сих пор голова тяжелая. Который час?
   - Четверть девятого.
   Из приоткрытого окна маленького, бедно обставленного номера были видны двор и крыши соседних домов. Из школьного двора доносились голоса, крики детей.
   - Вы кого-нибудь нашли?
   - Я ужинал "У старого виноградаря".
   Рикен внимательно и недоверчиво смотрел на Мегрэ, словно защищаясь, и чувствовалось, что всех на свете он считает обманщиками.
   - Они там были?
   - Был Карю.
   - Что он сказал?
   - Он клянется, что вы в своем роде гений.
   - Полагаю, Нора не преминула ввернуть, что я - ничтожество.
   - Примерно так. Наверняка она любит вас меньше, чем он.
   - А еще меньше она любила Софи.
   - Был Маки.
   - Славный малый.
   - Он тоже не сомневается, что вы многого добьетесь.
   - Это означает, что сейчас я - ничто.
   Он так и не доел свой рогалик. Видно, приход Мегрэ перебил ему аппетит.
   - Что они думают о случившемся?
   - По правде говоря, никто не считает, что вы виноваты. Однако некоторые полагают, что у полиции на этот счет свое мнение, и каждый спрашивает, арестовал ли я вас?
   - Что вы отвечаете?
   - Правду.
   - То есть?
   - Что вы свободны.
   - А это настоящая правда? Так почему же я здесь? Вы же не станете отрицать, что перед гостиницей всю ночь дежурил ваш человек.
   - Вы его видели?
   - Нет. Но я знаю, как это делается. А теперь как со мной поступите?
   Мегрэ задавал, себе этот вопрос. Ему не хотелось оставлять Рикена одного, позволить ему слоняться по Парижу, но, с другой стороны, у него не было достаточных оснований для ареста.
   - Сначала я попрошу вас последовать за мной на набережную Орфевр.
   - Опять?
   - Возможно, придется задать вам еще несколько вопросов, а к тому времени водолазы из речной бригады найдут ваш пистолет.
   - Найдут они его или нет, что это изменит?
   - У вас есть бритва, мыло... В конце коридора находится душ... Приведите себя в порядок, а я буду ждать вас внизу.
   Начинался новый день, такой же безоблачный и теплый, как вчера, но было еще слишком рано, чтобы предсказать, что он принесет.
   Фрэнсис Рикен вызывал любопытство комиссара, а по сведениям, которые он получил о нем накануне, он выглядел человеком весьма незаурядным. Во всяком случае, даже Карю отдавал должное его дарованию.
   Но, может быть, Карю воодушевлялся каждый раз, знакомясь с очередной творческой личностью, а через несколько месяцев или несколько недель полностью разочаровывался?
   Мегрэ следует зайти к нему в контору. Он понял, что Карю мог бы еще сказать что-то важное для дела, но бывает ли с утра он у себя в конторе на улице Бассано и не помешает ли вновь ему любовница высказать то, что думает?
   Пока Мегрэ заглянул лишь в этот узкий мирок, а таких - тысячи, десятки тысяч в Париже. Их составляют приятели, родственники, сослуживцы, любовники и любовницы, завсегдатаи какого-нибудь кафе или ресторана. Эти мирки создаются, распадаются, на их основе возникают новые.
   Как зовут фотографа, который был дважды женат, имеет детей от обеих жен и сделал еще одного ребенка новой любовнице?
   Он еще путал их имена и профессии. Впрочем, убийство Софи совершил хороший знакомый семьи или ее знакомый. Это ясно.
   Мегрэ ходил взад и вперед по улице, как ночью Торранс, с той лишь разницей, что ему светило солнце. Хозяйки, спешащие по своим делам, с удивлением оборачивались и глядели на странного мужчину, топтавшегося на одном месте.
   Да, ему еще нужно о многом расспросить Фрэнсиса. Наверное, как и накануне, перед ним будет сидеть испуганное, недоверчивое, нетерпеливое существо, которое то бунтует, то успокаивается, то выкидывает что-то неожиданное.
   - Я, в вашем распоряжении.
   Мегрэ указал ему на маленькое бистро.
   - Хотите выпить?
   - Нет, спасибо.
   Жаль, потому что сам Мегрэ охотно начал бы свой рабочий день со стаканчика сухого вина.
   ГЛАВА ПЯТАЯ
   Нужно было пережить неприятные минуты. Почти во всех расследованиях у Мегрэ наступал более или менее длительный период неопределенности. Он становился
   похож на мыслителя. На первом этапе, когда он неожиданно попал в новую для себя среду, сталкивался с совершенно незнакомыми людьми, можно было сказать, что он бессознательно впитывал в себя окружающую жизнь и разбухал, как губка.
   Так было и накануне "У старого виноградаря". В памяти запечатлелись малейшие детали обстановки, жесты, лица посетителей. Если бы он не чувствовал себя таким усталым, то обязательно заглянул бы потом в клуб "Зеро", где бывал кое-кто из этой маленькой компании.
   Теперь он вобрал в себя массу новых впечатлений, фразы и слова, полные тайного смысла, или брошенные мимоходом удивленные взгляды, но еще не знал, как всем этим воспользоваться.
   Те, кто давно работал с ним бок о бок, уже усвоили, что сейчас лучше не задавать комиссару вопросов, не смотреть на него выжидательно, потому что он сразу начинал недовольно ворчать.
   Как Мегрэ и предполагал, у него на столе уже лежала записка: следователь Камю просит ему позвонить.
   - Алло... Говорит Мегрэ.
   Ему редко приходилось сталкиваться с Камю, которого нельзя было отнести ни к дотошным исполнителям, ни к представителям правосудия, дающим полиции спокойно заниматься своим делом.
   - Я просил вас позвонить, потому что меня вызывал прокурор. Его интересует, в какой стадии расследование.
   Комиссар едва не сказал: "В начальной..." И это не было бы преувеличением. Преступление - не математическая задача. В нем участвуют живые люди, о существовании которых ты не знал еще накануне. Они были для тебя просто случайными прохожими, и вдруг каждый их жест, каждое слово обретают особый смысл, а их прежняя жизнь подвергается тщательному изучению.
   - Следствие продолжается, - предпочел ответить Мегрэ. - Возможно, через час-другой мы получим оружие, из которого стреляли. На Сене работают водолазы.
   - Как вы поступили с мужем?
   - Он здесь, в "холодильнике".
   Мегрэ спохватился что употребил слово, которое было в ходу только среди инспекторов его бригады. Когда не знали, что делать со свидетелем, но хотели, чтобы он находился под рукой, когда кого-нибудь подозревали, не имея достаточных улик для ареста, его помещали в "холодильник".
   Человека проводили в застекленный зал, выходивший в длинный коридор.
   - Подождите меня минутку.
   Тут всегда сидели какие-то люди, взволнованные женщины, кто-то плакал, кто-то старался сохранить спокойствие.
   После часа или двух, проведенных в "холодильнике", люди обычно становились разговорчивее. Свидетели, пришедшие сюда с твердым намерением молчать, становились покладистыми.
   Случалось, их оставляли здесь на полдня, и они не спускали глаз с двери, всякий раз вставали, когда входил судебный исполнитель, надеясь, что на сей раз очередь дошла до них. Они видели, как в двенадцать часов расходятся инспекторы, и, собрав все свое мужество, обращались к Жозефу:
   - Как вы думаете, комиссар знает, что я здесь?
   - Он все еще на совещании?
   За неимением другого выхода Мегрэ поместил Рикена в "холодильник". А следователю пояснил:
   - Он в приемной. Как только получу новые данные, снова его допрошу.
   - Ну, а как, по-вашему, он виновен? Следователь Камю не задал бы такого вопроса, если бы работал с Мегрэ дольше.
   - У меня еще нет мнения на этот счет.
   Это была правда. Обычно он не торопился делать выводы и не принимал решений до тех пор, пока в его сознании не вырисовывалась истина или противник не сдавался.
   - Долгая история?
   - Надеюсь, нет.
   - Гипотеза об убийстве из корыстных побуждений отпала?
   А разве не все убийства совершались из корыстных побуждений! Поистине, во Дворце Правосудия и в Уголовной полиции говорили на разных языках.
   Трудно предположить, что какой-то неизвестный после
   десяти часов вечера появился на улице Сен-Шарль, собираясь поживиться, и Софи Рикен спокойно впустила его в квартиру.
   Либо у преступника был ключ, либо это был кто-то из знакомых, кому она доверяла. Скорее всего - последнее. Ведь убийца открыл при ней ящик комода, чтобы достать пистолет.
   - Держите, пожалуйста, меня в курсе. Прокуратура в нетерпении.
   Ну, разумеется! Прокуратура всегда в нетерпении. Телефонный звонок из кабинета министра заставляет трепетать чиновников, которые удобно устроились в своих креслах и представляют себе преступление только по юридическим отчетам или статистическим сводкам.
   Ну, а министра подстегивал ажиотаж, раздуваемый газетами. Для них настоящим было только то дело, которое заметно увеличивало им тираж. Если читателя томить слишком долго, он забывает о происшедшем. Тогда и броские заголовки на первой полосе ни к чему.
   Мегрэ подмигнул Жанвье.
   - Время от времени выходи в коридор и смотри, что он там делает. Чего доброго, с ним случится нервный припадок или, того лучше, взломает дверь моего кабинета.
   Он внимательно просмотрел всю почту и отправился на летучку, где собрались всё коллеги, чтобы спокойно обсудить текущие дела.
   - Ничего нового, Мегрэ?
   - Ничего нового, господин начальник. Здесь не брали за горло.
   Когда комиссар вернулся в кабинет - было около десяти часов, - его ждала речная бригада.
   - Нашли оружие?
   - К счастью, сейчас на Сене слабое течение, а прошлой осенью там проводились работы по очистке дна. В сорока метрах вверх от моста и в десяти от левого берега нашли пистолет бельгийского производства калибром "шесть тридцать пять". В магазине было пять пуль.
   - Отнесите его, пожалуйста, к Гастин-Ренетт. И, обращаясь к Жанвье:
   - Займитесь этим. Пуля уже у них.
   - Слушаю, шеф.
   Мегрэ хотел было позвонить на улицу Бассано, но передумал и направился к главной лестнице таким путем, чтобы не проходить мимо приемной.
   Однако его уход не мог остаться незамеченным для Рикена, который, наверное, недоумевал, куда пошел комиссар. Мегрэ столкнулся с только что приехавшим Лапуэнтом и вместо того, чтобы взять такси, как собирался, попросил довезти его до конторы Карю.
   Он изучил все медные таблички в подворотне, из которых явствовало, что почти на каждом этаже здания размещалась какая-нибудь кинематографическая организация. Общество, которое интересовало Мегрэ, называлось "Кароссок" и располагалось в бельэтаже.
   - Пойти с вами?
   - Идем!
   Это не только входило в его методу, но и рекомендовалось инструкцией для всех офицеров Уголовной полиции,
   Подъезд оказался довольно мрачным, поскольку единственное окно выходило во двор, где шофер надраивал "роллс-ройс". Перед телефонным пультом сидела рыжая секретарша.
   - Мсье Карю у себя?
   - Не знаю, пришел ли он.
   Как будто можно незаметно пройти в контору!
   - Ваше имя? Вам назначено?
   - Комиссар Мегрэ.
   Она поднялась и хотела проводить их в приемную, точнее - посадить в "холодильник".
   - Спасибо. Мы подождем здесь.
   Ей явно не нравилась такая манера поведения. Вместо того чтобы позвонить патрону, она скрылась за обитой дверью и появилась лишь через три-четыре минуты. Но теперь она шла позади свежевыбритого и благоухающего лавандой Карю, одетого в светло-серый с иголочки костюм. Он, несомненно, только что посетил своего парикмахера, и, наверное, ему даже сделали массаж лица. Карю был из породы людей, которые каждое утро проводят добрых полчаса в кресле косметического салона.
   - Как поживаете, дорогой друг?
   Он сердечно протянул руку дорогому другу, с которым познакомился только накануне в шесть часов вечера.
   - Входите, прошу вас. И вы, пожалуйста, молодой человек. Полагаю, это один из ваших сотрудников?
   - Инспектор Лапуэнт.
   - Вы свободны, мадемуазель... Меня ни для кого нет, к телефону я не подхожу. Соедините меня, только если будет звонок из Нью-Йорка.
   И объяснил улыбаясь:
   - Не терплю, когда телефонные звонки прерывают разговор.
   У него на столе стояло три аппарата. Комната была просторной, стены, как и кресла, обтянуты бежевой кожей, ковер на полу - в светло-коричневых тонах.
   Огромный письменный стол из палисандрового дерева был завален таким количеством папок, что для их разбора потребовалась бы дюжина секретарей.
   - Садитесь, прошу вас. Чем могу угостить?
   Он подошел к низкому шкафу, который оказался баром внушительных размеров.
   - Может быть, аперитив еще рановато, но я слышал, вы - любитель пива? Я - тоже. У меня есть превосходное... прямо из Мюнхена.
   Он держался свободнее, чем накануне, наверное потому, что мог теперь не заботиться о реакции Норы.
   - Вчера вы застали меня врасплох. Когда я шел ужинать к своему старому другу Бобу, у которого я частенько бываю, я не думал, что встречу там вас. До этого я выпил две или три рюмки виски, да еще добавил шампанского. Я не был пьян. Я никогда не пьянею. И все-таки утром я весьма смутно мог вспомнить наш вчерашний разговор. Жена упрекает меня в излишней болтливости и в чрезмерной горячности. Надеюсь, у вас не сложилось обо мне такого же впечатления?
   - Я понял, что вы считаете Фрэнсиса Рикена толковым парнем, у которого есть все возможности стать одним из ведущих режиссеров.
   - Да, вероятно, я это говорил. Это мой принцип - делать ставку на молодых.
   - А сейчас вы придерживаетесь иного мнения?
   - Конечно, нет! Что вы! Однако есть некоторые нюансы. Я нахожу в этом юноше явную склонность к разбросанности, к известной анархии. То он переоценивает себя, то теряет всякую веру в свои силы.
   - Вы говорили, что считаете эту пару очень дружной.
   Карю удобно устроился в кресле, положив ногу на ногу, в одной руке стакан, в другой - сигара.
   - Я это говорил?
   Внезапно он встал, поставил мешавший ему стакан на столик, сделал несколько затяжек и принялся расхаживать взад и вперед по ковру.
   - Я очень надеялся, комиссар, что вы сегодня придете.
   - Я так и понял.
   - Нора - женщина незаурядная. Хоть она никогда не бывает в моей конторе, можно смело сказать, что она моя лучшая сотрудница.
   - Вы мне говорили, что она наделена даром медиума.
   - Я это говорю в ее присутствии, потому что ей это льстит. А на самом деле она обладает изрядной долей здравого смысла и редко ошибается в людях. Я часто увлекаюсь... слишком доверяю... А она - нет.
   - Иначе говоря, она служит вам своего рода стоп-краном?
   - Пожалуй. Я твердо решил: как только получу развод, женюсь на ней. Да, в общем, мы и сейчас уже как муж и жена.
   Чувствовалось, что ему стало труднее говорить, что он подыскивает слова, не спуская глаз со столбика пепла на сигаре.
   - Ну, как бы лучше выразиться? Нора очень ревнива при всей своей незаурядности. Вот почему мне пришлось вам вчера солгать в ее присутствии.
   - Сцена в спальне?
   - Конечно. Разумеется, все происходило не так, как я вам рассказал. Софи действительно уединилась в спальне, чтобы выплакаться после того, как Нора зло съязвила в ее адрес - не помню, как именно, все мы тогда прилично выпили. Короче говоря, я стал ее утешать...
   - Она стала вашей любовницей?
   - Комиссар полиции не колеблясь констатировал бы факт адюльтера.
   Он улыбнулся с довольным видом.
   - Скажите, мсье Карю. Вероятно, в вашей конторе ежедневно мелькают хорошенькие девушки. Большинство из них, конечно, готовы на все, чтобы получить хоть самую крохотную роль?
   - Верно.
   - Полагаю, вы иногда этим пользуетесь?
   - Это одна из составляющих нашей профессии. Все мужчины ведут себя одинаково, разве что не у всех одинаковые возможности. Вы сами, комиссар...
   Мегрэ строго, без улыбки, взглянул на него.
   - Простите, если я вас шокирую. Так о чем я говорил? Я в курсе, что вы беседовали с некоторыми из наших друзей и еще вернетесь к этому. Предпочитаю играть в открытую. Вы слышали, как Нора отзывалась о Софи? Мне не хотелось, чтобы вы составили представление о бедной девочке по ее словам. Она вовсе не была карьеристкой и совсем не походила на женщину, которая ляжет в постель с первым встречным. Какой-то порыв толкнул ее, совсем юную, почти девочку, к Рикену, он обладает фатальной для женщин притягательностью. На них всегда производят впечатление страдальцы, честолюбцы, циники, мужчины с необузданным темпераментом. Словом, она вышла за него замуж. Она поверила в него. Ходила за ним по пятам, как дрессированная собачка, замолкала, если он не желал, чтобы она говорила, почти не занимала места, чтобы ему не мешать, и соглашалась на то неопределенное существование, которое он ей мог предложить.
   - Она была несчастлива?
   - Она страдала, но старалась не подавать виду. В общем, если он и нуждался в ней, в ее неназойливом присутствии, то бывали минуты, когда она его раздражала. Тогда он упрекал ее в том, что она для него обуза, мешает его карьере, говорил, что она глупа, как ослица.
   - Это она вам сказала?
   - Я об этом догадывался по некоторым репликам, которыми они обменивались.
   - И вы стали ее доверенным лицом?
   - Если хотите... Против воли, уверяю вас. Она чувствовала себя очень одиноко в чужой для себя среде, ей не на кого было опереться.
   - Когда вы стали ее любовником?
   - До чего не люблю это слово! Я к ней испытывал сострадание и нежность. Мне хотелось ей помочь.
   - Сделать карьеру в кино?
   - Да. Но она возражала. Она не обладала яркой красотой, на таких, как она, на улице не оглядываются, как на Нору.
   - Итак, вы хотели "запустить" ее на орбиту?
   - Да, я об этом подумывал.
   - Ас ней вы говорили?
   - Очень осторожно.
   - Где вы встречались?
   - Я обязательно должен отвечать на этот вопрос?
   - Иначе мне самому придется искать ответ.
   - Я снимал меблированную квартирку, довольно изящную, комфортабельную, в новом доме на улице Франциска Первого. Чтобы быть совсем точным, - на углу авеню Георга Пятого. В трехстах метрах отсюда.
   - Минутку. Эта квартирка предназначалась только для ваших встреч с Софи? Или там происходили и другие свидания?
   - Мы там встречались с Софи.
   - Вы никогда не бывали у нее дома в отсутствие мужа?
   - Был недавно - недели две назад. Она не позвонила мне, как обычно. На улице Франциска Первого ее тоже не оказалось. Я позвонил, и она сказала, что плохо себя чувствует.
   - Она была больна?
   - Пала духом... Фрэнсис становился все более раздражителен. Иногда на него нападали приступы ярости. Потеряв терпение, она хотела уйти, все равно куда, устроиться продавщицей в первый попавшийся магазин.
   - Вы ей посоветовали ничего не предпринимать?
   - Я дал ей адрес одного из моих адвокатов, чтобы она проконсультировалась по поводу развода. Так было бы лучше для них обоих.
   - Она согласилась?
   - Колебалась. Она жалела Фрэнсиса. Считала своим долгом оставаться с ним, пока он не добьется успеха.
   - Она говорила с ним об этом?
   - Конечно, нет.
   - Почему вы так уверены?
   - Он бы отреагировал весьма бурно.
   - Я хотел бы задать вам вопрос, мсье Карю. Подумайте, прежде чем отвечать. Не скрою, это весьма важно. Знали ли вы, что примерно год назад Софи была беременна?
   Внезапно он стал пунцовым и нервно погасил сигарету в хрустальной пепельнице.
   - Да, я знал, - сказал он, усаживаясь в кресло. - Однако клянусь вам всем святым, это не имело ко мне Отношения. Тогда между нами ничего не было. Именно этот факт и послужил нашему сближению. Я видел, что она нервничает, что ее что-то мучит. Я поговорил с ней доверительно. Она призналась, что ждет ребенка и Фрэнсис придет в ярость, если узнает.
   - Почему?
   - Потому что это будет помехой для его карьеры. Они и так едва концы с концами сводили, а с ребенком... Короче говоря, она не сомневалась, что он ей этого не простит, и спрашивала, не знаю ли я адреса акушерки или врача, оказывающего услуги.
   - Вы дали ей адрес?
   - Я помог ей в этом.
   - Фрэнсис ни о чем не узнал?
   - Нет... Он слишком занят собой, его не волнует, что творится вокруг, даже если речь идет о его собственной жене.
   Он поднялся и пошел к бару за новой бутылкой.
   С уважительной фамильярностью его называли мсье Гастон. Это был человек серьезный и достойный, сознающий, какая ответственность лежит на плечах портье крупного отеля. Он заметил Мегрэ прежде, чем тот успел пройти через вращающуюся дверь, и, морща лоб, перебирал в памяти лица клиентов, из-за которых он мог удостоиться визита полиции.
   - Минутку, Лапуэнт.
   Мегрэ пришлось подождать, пока пожилая дама узнает час прибытия самолета из Буэнос-Айреса, чтобы пожать руку Гастону.
   - Когда я вас вижу, я всегда начинаю думать...
   - Не волнуйтесь. Ничего страшного. Если не ошибаюсь, мсье Карю снимает у вас апартаменты на четвертом этаже?
   - Да... С мадам Карю.
   - Она значится у вас под этим именем?
   - Во всяком случае, мы так ее называем.
   Мсье Гастону даже не следовало бы улыбаться при этих словах: Мегрэ и так все было ясно.
   - Она у себя?
   Портье взглянул на доску с ключами, ключа не было. Не знаю, зачем я туда смотрю. Старая привычка... В это время она обычно завтракает.
   - Мсье Карю отсутствовал на этой неделе, не правда ли?
   - В среду и в четверг.
   - Он уезжал один?
   - Да. Шофер отвез его в Орли к пятичасовому рейсу. Кажется, он летал во Франкфурт.
   - Когда он вернулся?
   - Вчера днем - из Лондона.
   - Вы ночью не дежурите, но, наверное, можете выяснить, уходила ли куда-нибудь в среду вечером мадам Карю и в котором часу вернулась.
   - Это сделать нетрудно.
   Он перелистал большую книгу в черном переплете.
   - Возвращаясь вечером, клиенты обычно сообщают моему коллеге, который дежурит ночью, когда их следует разбудить утром и что подать на завтрак. Мадам Карю обязательно это делает. Мы не отмечаем, в котором часу клиенты возвращаются, но по порядку, в каком записаны фамилии, можно приблизительно установить время. Например, в среду перед мадам Карю значится всего десяток имен. Могу побиться об заклад, что мадам Карю вернулась до двенадцати. Во всяком случае, до театрального разъезда. Вечером я точно выясню у своего коллеги.
   - Спасибо. Доложите ей обо мне.
   - Вы хотите ее видеть? Вы с ней знакомы?
   - Вчера вечером мы пили кофе с ней и с ее мужем. Сейчас назовем это визитом вежливости.
   - Соедините, пожалуйста, с четыреста третьим. Алло! Мадам Карю? Это портье. Комиссар Мегрэ просит разрешения подняться к вам в номер. Да. Хорошо. Я передам.
   И обращаясь к Мегрэ:
   - Она просит подождать минут десять.
   Зачем ей понадобились десять минут? Чтобы закончить свой мудреный и жуткий грим? Или позвонить на улицу Бассано?
   Комиссар вернулся к Лапуэнту, и они стали молча ходить от витрины к витрине, любуясь драгоценностями лучших ювелиров Парижа, меховыми манто, шикарным женским бельем.
   Их не покидало неприятное ощущение, что они выставлены на всеобщее обозрение, и когда прошло десять минут, они, облегченно вздохнув, вошли в один из лифтов.