Сименон Жорж. Красный свет

   Намерен ли он его убить? Впрочем, это ему ничего не даст, а лишь рано или поздно приведет на электрический стул, как он сам недавно выразился.
   А может, бросит его здесь? Стив пожалел, что не надел плаща: он стал мерзнуть.
   Раз ему все-таки удается не заснуть, он, пожалуй, еще соберется с силами. Хотя голова у него была как свинцом налита, он не позволял себе закрыть глаза и впасть в беспамятство. Если бы не распухший, словно парализованный язык, он сумел бы повторить все, что наговорил за вечер. Может, не по порядку, но все же сумел бы.
   Он был убежден, что не наболтал глупостей. В сущности, он все время гнул свое и ни о чем теперь не жалеет.
   Ни о чем, кроме плаща, и еще о том, что вовремя не спросил о судьбе матери той девчушки. Он убежден, Сид ответил бы. При тех отношениях, которые между ними сложились, у него не было оснований скрывать от Стива что бы то ни было. К тому же обо всем уже сообщали по радио.
   Вероятно, Ненси все еще в автобусе. Как она устроится, очутившись в Хэмптоне? Оттуда до лагеря еще миль двадцать плохой дороги вдоль моря. Как она поступит, если не достанет такси, а хэмптонские гостиницы, что вполне возможно, окажутся переполнены?
   Сбросив твидовую куртку, чтобы легче было работать, Сид уже затягивал гайки. Поставил запасное колесо на место, запер багажник, но не потрудился сунуть туда продырявленную покрышку. Машина-то не его!
   Стиву было интересно, что собирается делать Хэллиген. Он, кажется, в затруднении, вид у него озабоченный. Наконец, надев куртку, тот подошел к откосу. Стал над Стивом, долго смотрел на него, потом наклонился и беззлобно, как бы для очистки совести, отвесил ему две пощечины.
   — Теперь подымешься?
   Стиву не хотелось вставать. Пощечины не вывели его из приятного оцепенения, и он равнодушно смотрел на попутчика.
   — Пробуй!
   Стив легонько покачал головой. Он не успел прикрыть лицо рукой и получил еще две затрещины — Ну а теперь?
   Он встал — сначала на четвереньки, потом на колени; губы его шевелились, но слов было не разобрать.
   — Не бей меня!
   Почему он думал о девчушке и улыбался? Положение-то — хоть плачь! С помощью Хэллигена он добрел до машины и плюхнулся на сиденье, но не туда, где место водителя.

IV

   Еще не раскрыв глаз, он уже удивился своей неподвижности. Он не успел еще ни вспомнить, как ехал в машине, ни сообразить, где может сейчас находиться, но инстинкт подсказывал ему, что в этой неподвижности есть нечто неестественное, даже угрожающее.
   Вероятно, Стив слегка пошевелился и оттого почувствовал острую боль в затылке, словно тело пронзили тысячи иголок. Он решил, что ранен, чем и объясняется тяжесть в голове.
   Он готов был поклясться, что ни минуты не спал, и не мог понять, чем объясняется провал в памяти: он же ни на секунду не переставал ощущать ровное движение машины.
   Сейчас, однако, это ощущение утрачено. Он или ранен, или болен. Из боязни узнать правду, которая обязательно будет безрадостной, Стив оттягивал встречу с ней, вновь и вновь силясь впасть в бесчувственное состояние.
   Ему это почти удалось, и тело опять начало погружаться в оцепенение, когда совсем рядом так пронзительно, как он никогда еще не слышал, загудел клаксон и мимо, со свистом разрезая воздух, промчалась машина.
   Почти сразу за ней прошел грузовик с провисшей цепью, которая, ударяясь об асфальт, дребезжала, словно дюжина колокольчиков.
   Ему показалось, что он слышит перезвон настоящих колоколов, но только очень далеко, дальше, чем щебет птиц и свист дрозда, но это, должно быть, просто плод воображения, такой же, как неестественно голубое небо, где повисли два сверкающих облачка.
   А запах моря и сосен тоже плод воображения? А шорох в траве, который он принял за прыжки белки?
   Он пошарил вокруг рукой в надежде коснуться шелковистой травы, но нащупал лишь изношенную ткань, которой покрывают сиденья в машине.
   Он внезапно, с вызовом раскрыл глаза, и его ослепил небывало яркий утренний свет.
   В интервалах между машинами, всякий раз обдававшими его струей свежего воздуха, наступала тишина, нарушаемая лишь пением птиц, и Стив растрогался, убедившись, что рядом с ним действительно побывала белка: теперь она сидела на середине золотистого ствола сосны и поглядывала на человека быстрыми круглыми глазками.
   Теплые испарения летнего дня окутывали землю дымкой, она преломляла солнечные лучи, и они с такой силой били Стиву в глаза, что голова у него закружилась и он ощутил во рту тошнотворный привкус виски.
   В машине, кроме него, никого не было, и сидел он за рулем, а не на месте пассажира, на которое рухнул, когда влез в автомобиль. Шоссе было широкое, гладкое, блестящее, как бы нарочно проложенное для триумфаторов, и белая разметка делила его на три полосы в каждом направлении; по обочинам до самого горизонта тянулись сосновые леса, а справа над ними, там, откуда, очевидно, рукой подать до белой каймы прибоя, набегающего на песчаный берег, раскинулось перламутрово-синее небо.
   Он попытался распрямить скорченное тело, но сверлящая боль вновь пронизала его затылок со стороны открытого окна, и, даже не ощупав кожу, он убедился, что не ранен. Его просто продуло. Рубашка до сих пор была влажной от ночной сырости. Он нашел в кармане сигарету и раскурил, но вкус у нее был такой мерзкий, что Стив заколебался — не бросить ли, но все же не сделал этого. Держа ее в зубах, вдыхая дым, а потом привычным движением отбрасывая окурок, он чувствовал, что возвращается к жизни.
   Прежде чем вылезти, он дождался интервала между машинами, шедшими не так, как вчера на выезде из Нью-Йорка или минувшей ночью, а спокойно и равномерно. На всех номера штата Массачусетс, водители и пассажиры одеты в светлое: мужчины в полосатых рубашках, женщины в шортах, некоторые в купальниках. На верхних багажниках — клюшки для игры в гольф и байдарки. Идут машины, видимо, из Бостона и направляются к ближайшим пляжам.
   Воздух был теплый, но Стив никак не мог согреться.
   Ни твидовой куртки, ни габардинового плаща он так и не нашел. В чемодане у него была другая куртка, полегче.
   Обогнув машину, он открыл багажник, и лицо его выразило изумление и разочарование.
   Тоска, охватившая его в это утро, была беспредельной, почти комической. Чемодан исчез, но, прежде чем его унесли, оттуда вытряхнули вещи Ненси: белье, сандалеты, купальник — все это валялось вперемежку с инструментом. Несессер, в котором помимо прочего лежали его расческа, зубная щетка и бритвенный прибор, тоже исчез.
   Он даже не пробовал осмыслить случившееся. Он был только очень опечален и дорого бы дал, чтобы события не приняли столь мерзкий оборот.
   Захлопнув багажник, он заметил, что спустило правое заднее колесо. До сих пор он не задумывался, отчего машина остановилась на обочине.
   Прокол был на том же колесе, что и в первый раз. Ничего удивительного: запасная покрышка настолько старая, что он и не собирался отдавать ее на вулканизацию.
   Он ничего не слышал. Хэллиген не потрудился разбудить его, а если и пытался, не смог. Да и зачем? Он унес чемодан, для облегчения выбросив из него женские тряпки, и предосторожности ради, чтобы остановившаяся на обочине машина не привлекала внимания, перетащил Стива на водительское место.
   Нет ли поблизости какой-нибудь маленькой железнодорожной станции? А может быть, Хэллиген просто «проголосовал» на шоссе? Чемодан в руке внушает доверие к человеку.
   В конце шоссе, у самого горизонта, виднелась озаренная солнцем красная кровля; то, что сверкает ниже нее, — это, конечно, заправочные колонки. Туда далеко — полмили, если не больше. Чувствуя себя не в силах одолеть такое расстояние, он встал рядом со своей потерпевшей аварию машиной и повернулся влево, поднимая руку перед каждым проходящим автомобилем.
   С полдюжины не остановились. Наконец какая-то красная автоцистерна притормозила, водитель знаком показал ему — прыгай на подножку — и на ходу открыл дверцу.
   — Прокол?
   — Да. Там станция обслуживания?
   — Похоже.
   Стив чувствовал, что весь побелел: от толчков грузовика его тошнило и голова раскалывалась от боли, словно по ней били молотком.
   — Далеко до Бостона? — спросил он.
   Рыжий детина за рулем недоуменно и даже чуть подозрительно уставился на него.
   — Вам в Бостон?
   — Собственно говоря, в Мэн.
   — Бостон в пятидесяти милях сзади. Сейчас мы в Нью-Гэмпшире.
   Они подъехали к строению, действительно оказавшемуся станцией обслуживания. Совсем рядом был кафетерий.
   — По-моему, чашка кофе чертовски пойдет вам на пользу.
   Дело ясное. Каждому видно, что он с похмелья. Во всех проезжающих в столь ранний час машинах сидят люди, которые провели ночь в постели, недавно побрились, переменили белье.
   Он чувствовал себя грязным даже внутри. Движения его не обрели еще обычной четкости, и, когда, выходя из кабины, он распахнул дверцу, ему было стыдно, что у него дрожат руки.
   — Желаю удачи!
   — Благодарю.
   Он даже не предложил водителю сигарету. Продолжай идти дождь, будь погода пасмурной и ветреной, ему, пожалуй, было бы не так тяжело. Но новенькая станция обслуживания сияла безупречной чистотой, заправщики щеголяли в белоснежных фартуках. Он подошел к одному из незанятых.
   — У меня авария. Машина недалеко отсюда на шоссе, — выдавил Стив таким унылым тоном, каким говорят разве что нищие.
   — Пройдите в контору к хозяину.
   Ему пришлось пройти мимо открытой машины, где трое молодых людей и три девицы в шортах уже лакомились трубочками с мороженым. Они с интересом посмотрели на Стива: одежда измятая, на лице щетина. Когда он вошел в помещение, в углу которого громоздились новые покрышки, хозяин в жилетке и с сигарой во рту подождал, пока заговорит посетитель.
   — У меня авария. Машина в полумиле отсюда в направлении на Бостон. Прокол.
   — Я пришлю вам человека. Это займет самое меньшее час.
   Стив увидел телефонную будку, но решил повременить со звонком — сначала он выпьет кофе.
   Он не сердился на Хэллигена за его бегство, понимая, что у того не было выбора. Но он не мог простить Сиду разочарования, которое тот вызвал в нем.
   Если вдуматься, ему стыдно за себя, особенно теперь, когда в памяти начали восстанавливаться отрывочные воспоминания о том, что лучше бы забыть навсегда.
   — Ключ зажигания при вас?
   — Нет, в машине.
   Брякнув это, он сообразил, что ничего толком не знает, так как последним вел машину не сам. Что если Хэллиген захватил ключ с собой или просто забросил в кусты?
   — Вы, надеюсь, подождете здесь?
   — Да. Я ехал всю ночь.
   — Из Нью-Йорка?
   — Да.
   Что означает недоуменная мина хозяина? Очевидно, он убежден, что добраться сюда из Нью-Йорка можно побыстрее чем за ночь и что Стив не раз останавливался по пути.
   Стив счел за благо ретироваться.
   «Ты же мне как брат!»
   Эти слова, лейтмотив его ночных разговоров, казались ему сейчас особенно унизительными. А тогда, забившись в угол, утопая в темноте, он, должно быть, блаженно улыбался. Доказывал попутчику, что счастлив, как никогда в жизни.
   Может быть, он все-таки наболтал меньше, чем воображает? Во всяком случае, делал он это занудным голосом, еле ворочая тяжелым, одеревеневшим языком.
   «Как брат! Тебе этого не понять!»
   Почему, выпив, он неизменно внушает себе, что его никому не понять? Не потому ли, что наружу, поражая и пугая его, вырывается нечто скрытое в тайниках души, такое, чего он не знает и не хотел бы знать в обычное время?
   Он предпочитал думать, что это не так. Нет, это невозможно. Он говорил о Ненси. Он много думал о ней — не как муж или любовник, но как незаурядная личность, которой до мелочей известны истинные мотивы человеческого поведения.
   «Она живет жизнью, какой хотела, какую сама себе создала. Что ей до того, что я…»
   Он не сразу решился войти в кафетерий, опасаясь, как бы там его опять не стали разглядывать с головы до пят.
   В помещении находились большая подковообразная стойка с привинченными к полу табуретами, кофейные автоматы из хромированного металла и кухня.
   — Желаете позавтракать?
   Он уселся за стойку. Официантки были в белых форменных платьях и наколках. Все три свеженькие, миловидные.
   — Прежде всего дайте кофе.
   Нужно позвонить в лагерь, но Стив пока что не осмеливался. Подняв глаза, он поразился: на электрических стенных часах уже восемь утра.
   — Часы идут? — спросил он.
   Молодая веселая девушка задорно отпарировала:
   — А по-вашему, который час? Вам все кажется, что еще вечер?
   Какая, однако, здесь чистота! Запах яичницы с беконом, смешанный с ароматом кофе, напомнил ему их дом в Скоттвилле весной, когда утреннее солнце проникает в кухню. Столовой у них нет. Перегородка на уровне окна делит кухню пополам. Так уютнее. Дети, с заплывшими от сна глазами, выходят к завтраку в пижамах, и у мальчугана в этот час мордашка какая-то странная, словно черты лица стерлись за ночь. Сестра дразнит его:
   — Ты похож на китайца.
   — А ты… Ты… Ты… — заводится малыш, так и не находя достаточно обидного ответа.
   У них дома тоже чисто, светло. И весело. С чего взял он все то, что рассказал или вроде бы рассказал Хэллигену?
   Тогда он видел только его профиль да сигарету в зубах, которую тот, словно боясь заснуть, заменял новой, как только старая догорала.
   — Вот ты настоящий мужчина!
   Это профиль самого обаятельного человека на свете, казалось ему.
   — Только что ты мог запросто убить меня.
   И самое ужасное, теперь он припоминал, что несколько раз его прерывал презрительный голос:
   — Заткнись!
   А ведь он так старательно, хотя и не отчетливо выговаривал слова!
   — Ты мог бы бросить меня на дороге. Если ты не поступил так из боязни, что я выдам тебя полиции, ты не прав. Ты плохо обо мне судишь. Мне обидно, что ты плохо обо мне судишь.
   Сейчас ему приходится стискивать зубы, чтобы не взвыть от злости, от бешенства. Все это говорил он! Не кто-нибудь другой, а именно он.
   — В сущности, я тоже настоящий мужчина, хотя и знаю, что с виду не такой.
   Мужчина! Мужчина с большой буквы! Это было как наваждение. Неужели он так боялся показаться иным?
   Все у него путалось — колея, дорога, жена, уехавшая на автобусе.
   — Я дал ей полезный урок. Когда я вышел из бара и увидел в машине записку…
   Сид посмотрел на него и — Стив в этом почти уверен — улыбнулся, насколько помнится, единственный раз за ночь.
   Не надо просто об этом думать. Иначе он будет не в силах позвонить Ненси. Он не решил еще, что ей скажет. Поверит ли она, если у него хватит мужества и он во всем признается? Насколько он ее знает, она наверняка позвонит в полицию, хотя бы в надежде вернуть унесенные Хэллигеном вещи. Она терпеть не может ничего терять, чего-нибудь лишаться и однажды заставила его проехать обратно три с лишним мили: в магазине ей недодали двадцать пять центов сдачи.
   Не исключено, что он рассказал Сиду и об истории с двадцатью пятью центами. Он ничего больше не знает, не хочет знать. Он пил кофе маленькими глотками, но горячая жидкость, приобретая в желудке ужасный привкус, вновь подступала к горлу и наполняла рот горечью.
   Опасаясь рвоты, он вынужден был выпить воды со льдом и посмотрел, где находится туалет, — вдруг ему туда срочно понадобится.
   Стив знал, что принесло бы ему облегчение, но боялся этого лекарства. Стакан виски мгновенно взбодрит его.
   Одна беда: через час ему потребуется второй, затем третий и так далее.
   — Ну как? Решили, хочется вам есть или нет?
   Он попробовал отшутиться:
   — Еще не решил.
   Официантка все поняла и бросила на него насмешливый взгляд.
   — Кофе не проходит?
   — С трудом.
   — Если вам потребуется что-нибудь покрепче, в ста метрах отсюда, за гаражом, торгуют спиртным. Четвертый раз за утро даю адрес, а комиссионных не получаю.
   Разумеется, в таком состоянии пребывает не он один.
   Тысячи, нет, десятки тысяч людей на дорогах чувствуют себя сегодня утром не в своей тарелке.
   Он положил монету на стойку и по аллее, обсаженной соснами, направился к группе домиков. Он предпочел бы выпить стаканчик в баре — он был уверен, что этим и ограничится, но бара поблизости не оказалось, и ему пришлось купить целую бутылку.
   — Маленькую виски, — сказал он.
   — Шотландского?
   От ржаного у него остались слишком дурные воспоминания, чтобы пить его и сегодня.
   — С вас доллар семьдесят пять.
   Он поднес руку к левому карману брюк, и она застыла, равно как взгляд: бумажника там не было. Стив, видимо, побледнел еще больше, если это было возможно, потому что торговец осведомился:
   — Вам худо?
   — Ничего. Просто забыл в машине…
   — Деньги?
   Стив опустил руку в правый карман и несколько успокоился. У него была привычка совать туда бумажные доллары, предварительно свернув их трубочкой. Хэллиген не обшарил этот карман, и Стив насчитал шесть долларов. Ему потребуются деньги для расплаты на станции обслуживания. Но, возможно, там примут чек?
   Он счел за благо уйти в лес, но и там сделал всего два глотка — ровно столько, чтобы взбодриться. Сразу почувствовал себя увереннее, опустил бутылку в карман, снова попробовал закурить, и теперь сигарета не вызвала в нем отвращения. Обернувшись, Стив убедился, что не ошибся, когда недавно ему показалось, что он вдыхает морской воздух: море было поблизости. Искрящееся и спокойное, оно виднелось среди темно-зеленых деревьев.
   В желтой песчаной низине полыхал алый пляжный зонт.
   Что отвечать, если ему учинят допрос в полиции?
   Над морем парили чайки, их белые грудки блестели в небесной синеве, но он старался не смотреть на них: они напоминали, что Бонни и Ден ждут его на другом пляже, не менее чем в семидесяти милях отсюда. Как объяснила их мать его отсутствие?
   Опустив голову, он медленно шел к станции. Насчет полиции можно пока не беспокоиться: она вряд ли установила, что это он подвез Сида.
   Несчастье его в том, что он всегда все усложняет.
   Объяснить кражу чемодана и вещей совсем нетрудно.
   Признаться, что выпил, все равно придется. Ненси это уже знает. Пил в нескольких придорожных барах — в каких, уточнять не надо. Выйдя из одного, обнаружил, что чемодан и запасное колесо исчезли.
   Что касается опоздания со звонком, он объяснит, что там, где он застрял из-за прокола, телефонная линия была повреждена грозой и восстановлена только сейчас.
   Это нередко случается.
   Он почти обрадовался придуманному им выходу из положения. Нужно смотреть фактам в лицо. Любому человеку почти ежедневно приходится идти на мелкие компромиссы. Подуспокоило его и то, что машина уже стояла на гидравлическом приемнике. Один из механиков заправлял камеру в покрышку.
   — Ваша? — поинтересовался он, заметив, что Стив наблюдает за его работой.
   — Да.
   — Вы порядочно проехали после прокола.
   Стив предпочел промолчать.
   — Вас хочет видеть хозяин.
   Стив направился в контору.
   — Шину кое-как залатали. Если спешите, машина будет готова через несколько минут. Но если вам далеко ехать, я советовал бы задержаться. Покрышка лопнула сантиметров на двадцать. Камеру пришлось заменить.
   Стив чуть было не распорядился поставить новую покрышку, решив расплатиться чеком, но вовремя вспомнил о еще одном следствии кражи бумажника. Никто на дороге не примет чека, не удостоверившись в личности предъявителя. А его водительские права и прочие документы находились в бумажнике. В банк тоже не позвонишь: сегодня суббота. До этой минуты ему даже казалось — вероятно, из-за хорошей погоды, — что уже воскресенье.
   — Мне недалеко, — промямлил он.
   Входя в гараж, Стив обещал себе, что сходит перекусить, как только осмотрит машину. Ему хотелось есть: после спиртного желудок успокоился. Он пытался прикинуть, сколько денег у него останется, во что обойдутся ремонт и новая камера.
   А если у него не хватит? Если ему не дадут уехать, не расплатившись?
   — Сейчас вернусь.
   — Как вам угодно.
   Он предпочел позвонить из кафетерия, а не из конторы: хозяин, неизвестно почему, внушал ему робость.
   — На этот раз яичницу с беконом?
   — Нет. Еще раз кофе.
   Мелочь у него нашлась. Зайдя в кабину, он попросил телефонистку соединить его с номером 7 в Попем-Бич.
   Это был номер Кинов. Соединили не сразу.
   Если жена беспокоится о нем, она должна находиться поблизости от кабинета Гертруды Кин и, возможно, сама снимет трубку. Повернувшись к стене, Стив поднес бутылку к губам и сделал глоток, ровно столько, сколько надо, чтобы прочистить горло: голос у него сейчас более хриплый, чем обычно.
   — Лагерь Уолла-Уолла слушает.
   М-с Кин. Голос ее так соответствовал всему облику, что Стиву почудилось, будто он видит ее на другом конце провода.
   — Миссис Кин? Это Стив Хоген.
   — Как поживаете, мистер Стив? Где вы? Мы ждали вас этой ночью, как вы предупреждали, и я оставила ключ под дверью бунгало.
   Прошло некоторое время, прежде чем он сообразил, что означает эта фраза, и, сдерживая нарождающийся страх, спросил:
   — Моя жена у вас?
   — Разве она не с вами? Нет, мистер Стив, она не приехала. Утром к нам прибыли три семьи, все из Бостона. Послушайте, отсюда я вижу вашу Бонни; она сильно загорела, белокурые косички совсем выцвели.
   — Скажите, миссис Кин, вы точно знаете, что моя жена не в лагере? Не остановилась ли она у мальчиков?
   — Муж сказал бы мне — он только что здесь был.
   А вы где?
   Он не посмел признаться, что сам этого не знает: ему даже не пришло в голову спросить, как называется ближайший городок.
   — Я на шоссе, приблизительно в семидесяти милях от вас. Вы не знаете, когда автобус приходит в Хэмптон?
   — Ночной скорый?
   — Да.
   — Он проходит в четыре утра. Не хотите же вы сказать, что ваша жена…
   — Минутку. Допустим, она приехала в Хэмптон в четыре утра. Могла она найти какой-нибудь транспорт, чтобы добраться к вам?
   — Конечно. Местный автобус. Он останавливается у нас в половине шестого.
   Стив даже не заметил, что вытащил из кармана грязный платок и вытирает им лоб и щеки.
   — Вы знаете хэмптонские гостиницы?
   — Их всего две: отель «Мэн» и «Амбассадор». Надеюсь, с миссис Хоген ничего не случилось? Позвать вам Бонни?
   — Не сейчас.
   — Что ей передать? Она смотрит на меня в окно.
   Видимо, догадывается, что я разговариваю с вами.
   — Скажите, чго мы застряли в пути и запаздываем.
   — А если приедет ваша жена?
   — Передайте, что я звонил. Все в порядке. Чуть позже позвоню еще.
   Руки у него дрожали, колени тоже. Он опять обратился к телефонистке:
   — Отель «Мэн» в Хэмптоне, будьте добры.
   Через несколько секунд голос ответил:
   — Опустите тридцать центов.
   Он услышал, как провалились монеты.
   — Отель «Мэн» слушает.
   — Скажите, не останавливалась у вас этой ночью миссис Ненси Хоген?
   Фамилию пришлось повторить по буквам, потом ждать какое-то время, показавшееся ему бесконечным.
   — Эта дама прибыла вчера вечером?
   — Нет. В четыре утра скорым автобусом.
   — Простите, у нас нет ни одного клиента, приехавшего этим автобусом.
   Он истратил еще тридцать центов и вызвал «Амбаесадор».
   Под фамилией Хоген там тоже никто не числился, и последний постоялец прибыл в половине первого ночи.
   — Не слыхали, скорый этой ночью не попал в аварию?
   — Конечно нет. Об этом бы уже говорили и утренняя газета напечатала бы. Я как раз ее читаю. К тому же автобусный парк напротив и…
   Стиву пришлось выйти из кабины — он задыхался в ней. Даже улыбка официантки причиняла ему боль. Где ей понять? Она просто мило подтрунивает над ним.
   — Решились наконец?
   Как узнать, что произошло с Ненси? Он бессознательно уставился в чашку с кофе. В эту минуту он любил жену, как никогда еще не любил. Он отдал бы руку, ногу, десять лет жизни, чтобы она была здесь и он мог попросить у нее прощения, умолять снова улыбнуться, быть счастливой, обещать, что теперь она всегда будет счастлива.
   Одна, ночью, захватив с собой только сумочку, Ненси ушла к огням на перекрестке. А тогда лил дождь — вспомнил он и представил себе, как она шлепает по лужам и машины, проносящиеся по шоссе, обдают ее грязью.
   Плакала ли она? Неужели она чувствовала себя несчастной лишь оттого, что ему захотелось выпить? Ключ зажигания он вынул без всякого дурного умысла. Это была просто мгновенная реакция, нечто вроде шуточного ответа на ее угрозу забрать машину и уехать одной.
   Сделала бы она это или нет?
   Стив знал, что, несмотря на внешнюю суровость, Ненси добра. Но не любил себе в этом признаваться, особенно после стаканчика.
   «В такие минуты ты меня ненавидишь, так ведь?»
   Он клялся ей, что нет, что это всего лишь вспышка, нечто вроде ребячьего бунта.
   «Нет! Я это знаю. По глазам вижу. Ты смотришь на меня так, словно жалеешь, что связал свою жизнь с моей».
   Не правда! Нужно отыскать ее во что бы то ни стало, выяснить, что с ней стряслось. Он с мучительным беспокойством спрашивал себя, куда обратиться: ему без всяких на то оснований втемяшилось, что Ненси в Хэмптоне.
   — Разменяйте, пожалуйста, доллар. Мне нужно позвонить.
   Можно подумать, что официантка — ясновидящая!
   Она насмешливо осведомилась:
   — Потеряли кого-нибудь?
   И он, дурак, чуть не расплакался перед ней от этих слов.
   Девушка, видимо, сообразила, в каком он состоянии, и другим тоном торопливо добавила:
   — Извините.
   Телефонистка уже узнавала его по голосу.