Сименон Жорж. Мегрэ и одинокий человек

   — Сколько вы ему выдали?
   — Примерно двенадцать с половиной тысяч франков…
   — Он показался вам нервозным?
   — Нет. Он был веселым человеком, имевшим прекрасную работу. Даже крупные антиквары доверяли ему мебель… для ремонта…
   — Как долго он держал мастерскую на улице Лепик?
   — Чуть меньше десяти лет. Восемь или девять. Он был спокойным человеком, проживал на улице Коленкур.
   — Благодарю вас, месье Фрошо… Секунду… Еще один вопрос… В дальнейшем вам не доводилось встречать его на улице?
   — С того момента, как он вышел из банка, я его больше не видел. Не понимаю, с чего он стал клошаром, потому что он всегда производил впечатление уравновешенного человека…
   Мегрэ вернулся в машину, в которой его ждал Торранс.
   — Нашли, что искали, патрон?
   — И да и нет. Во всяком случае, то немногое, что я узнал, не слишком мне полезно.
   — Куда вас отвезти?
   Домохозяйки осаждали маленькие тележки с овощами, и их голоса создавали непрерывный гул.
   — На Набережную.
   В этот самый момент в этом же квартале трое инспекторов в поисках следов Вивьена ходили от отеля к отелю. Процедура могла занять много дней, потому что в этом квартале полно маленьких гостиниц. Но удача могла сразу же навести их на нужный след.
   Отчасти так и получилось. Едва Мегрэ сел за свой стол, как ему позвонил один из троицы — инспектор Дюпе.
   — Вы откуда звоните, Дюпе?
   — Из отеля «Морван» на улице Клиньянкур. Вивьен когда-то жил здесь, и хозяин его отлично помнит. Будет лучше, если вы сами допросите.
   — Выезжаем, Торранс…
   Торрансу только это и было нужно. Ему нравилось исполнять функции водителя патрона.
   — Улица Клиньянкур, отель «Морван».
   Дюпе курил на тротуаре. Табличка из фальшивого мрамора, висевшая возле двери отеля, сообщала: «Комнаты на месяц, на неделю и на день».
   Они вошли втроем. Хозяин был небритый мужчина с выпирающим пузом, в войлочных тапочках. Очевидно, он и не умывался. Распахнутая рубашка открывала волосатую грудь. Он выглядел уставшим, а глаза у него слезились.
   — Значит, это вы Мегрэ, — произнес он, протягивая сомнительной чистоты руку.
   — Мне сказали, что вы были здесь в сорок шестом…
   — Я был здесь и раньше…
   — Вы нашли имя Марселя Вивьена в ваших регистрационных журналах?
   — Я не храню регистрационные журналы по двадцать лет.
   — Но вы его помните?
   — Отлично помню. Красивый был мужчина, приветливый.
   — Как долго он у вас прожил?
   — С января по июнь…
   — Вы уверены, что не до середины августа?
   — Уверен, потому что вместо него въехала одна ломака, которую мне пришлось потом выставить за дверь.
   — Вивьен был не один… Вы знаете имя его подружки?.. Очевидно, заполняли карточку и на нее…
   — Карточка не понадобилась, потому что она не оставалась тут на ночь…
   — Вы хотите сказать, что они не жили вместе?
   — Да.
   Мегрэ был поражен. Этого он ожидал меньше всего.
   — Она никогда не приходила в гостиницу?
   — Бывало, заходила за ним ближе к обеду. Он поднимался поздно, потому что редко возвращался раньше двух или трех часов утра…
   — И вы уверены, что он жил один?
   — В противном случае мне пришлось бы зарегистрировать его подружку. Бригада по надзору за гостиницами с такими вещами не шутит.
   — Она никогда не поднималась к нему в номер?
   — Довольно часто, но только днем. Я не мог этому помешать.
   — Вам известно ее имя?
   — Я слышал, как ее называл Вивьен: Нина…
   — У нее были особые приметы?
   — Родинка на щеке.
   — Как она одевалась?
   — Всегда в черное. Во всяком случае, всякий раз, когда я ее видел.
   — У Вивьена было много вещей?
   — Всего один чемодан, совсем новенький, но достаточно дешевый. Такое впечатление, что он приобрел его накануне приезда сюда…
   Трое полицейских переглянулись. Они узнали только одно: Вивьен съехал из гостиницы «Морван» в июне, то есть июль и часть августа провел где-то в другом месте.
   Что же касается молодой женщины, о ней ничего не было известно, даже фамилия. Где она жила: в другой гостинице, с родителями или же снимала небольшую квартиру?
   Все утро было занято хождениями туда-сюда. Вчерашний дождь не освежил воздух. Напротив, стало еще жарче, чем в предыдущие дни, и многие мужчины несли пиджаки под мышкой.
   Не прошло и пятнадцати минут после возвращения Мегрэ в уголовную полицию, как зазвонил телефон. Это звонил Лурти, и тоже с Монмартра. Сегодня и ему повезло.
   — Я на площади Дез-Аббесс, патрон. Звоню из бистро напротив отеля «Жонар». Хозяин, похоже, мало что знает, но думаю, вы предпочтете сами допросить его.
   — В путь, Торранс…
   — Куда на этот раз?
   — Площадь Дез-Аббесс, отель «Жонар»…
   Фасад гостиницы был облицован белой керамикой, а в вестибюле пахло острыми ароматами южной кухни.
   — Я рассказал вашему инспектору все, что знал.
   Хозяин был неразговорчивым и мрачным субъектом.
   — Вы его хорошо помните?
   — «Хорошо» — сильно сказано. Помню, потому что у него была смазливая подружка…
   — Она зарегистрировалась у вас?
   — Нет. Она ни разу не провела в отеле ночь. Днем заходила к нему в номер…
   — Когда он у вас поселился?
   — Где-то в июне, если не ошибаюсь.
   — А съехал?
   — В августе… Ближе к концу месяца… Он был очень корректным, вежливым, не все постояльцы такие…
   Досадно было, что не удалось получить никаких сведений о молодой женщине, не считая того, что на щеке у нее была родинка.
   — Можете возвращаться на Набережную, — сказал Мегрэ Лурти.
   Сам же он велел отвезти себя в комиссариат I округа. Комиссар Аскан, дверь в кабинет которого была открыта, пошел ему навстречу.
   — Вам передали, что я звонил?
   — Нет. Я только что с Монмартра.
   — Я звонил сказать, что мы получили некоторые результаты. Пока ничего сенсационного, но, думаю, это вам пригодится. Садитесь.
   Мегрэ не спеша набил трубку и, прежде чем раскурить ее, вытер со лба пот.
   — Мои инспекторы задержали самого старого клошара в районе рынка, которого все называют Тото. Отметьте, он обосновался там пятнадцать лет назад. На всякий случай я его запер до вашего приезда, потому что этих людей не так-то просто отыскать…
   Ажан привел того самого Тото, о котором шла речь.
   Это был старик, пропахший вином, однако не пьяный.
   — И долго еще меня будут держать в этой клетке?
   Я свободный человек или нет? И чист — ни одной судимости…
   — Комиссар Мегрэ хочет задать вам несколько вопросов.
   — Откуда вы пришли в район рынка?
   — Из Тулузы.
   — А там чем занимались?
   — Да, почитай, тем же, чем тут. Только в провинции достают больше.
   — Вы никогда не имели постоянной работы?
   Он глубоко задумался.
   — Я всю дорогу таскал ящики да корзины.
   — А в молодости?
   — Я ушел из дома в четырнадцать. Меня трижды возвращали, а я все равно сбегал. Хоть привязывай.
   — И с каких пор вы в Париже?
   — Пятнадцать лет… Я знал всех клошаров… На моих глазах помирали старики, а вместо них приходили новенькие…
   — Вы знали Марселя Вивьена?
   — Имя узнал, только когда его назвал этот месье…
   Он появился тут еще до меня… Он был неразговорчив…
   Часто сидел один, а когда с ним заговаривали, отвечал «да» или «нет», а то и вообще отмалчивался.
   — Где он спал?
   — Где в те времена, не знаю. Я часто встречал его в ночлежках Армии спасения… Потом мне сказали, что он поселился в предназначенном на снос доме…
   — Вы никогда не видели его с женщиной?
   Тото засмеялся, как будто вопрос был очень смешным.
   — Нет, господин комиссар. Здесь это не принято…
   Тем более если мужчина был раньше важным человеком, как он… А я готов поспорить, что он был большой шишкой… Знаете, у нас был один бывший врач, но тот крепко пил и быстро помер…
   — Вам не доводилось встречать Вивьена в обществе незнакомого человека?
   — Нет… К тому же мне не было интереса заниматься им…
   — Благодарю вас…
   Тото повернулся к комиссару Аскану:
   — Я могу идти?
   — Да.
   — Следующую! — приказал Аскан своему подчиненному.
   — Женщина?
   — Да.
   Ее можно было бы назвать монстром. Она была такой толстой, что едва помещалась на стуле. Ноги раздуты, как и груди. Она была пьяна и смотрела на окружающих вызывающим взглядом.
   — Ну, чё у вас есть на Нану?
   — Ничего, — ответил комиссар. — Просто хотим задать вам несколько вопросов.
   — На бутылку дадите?
   — Идет…
   Женщина поднялась, протягивая руку, — она предпочитала предоплату. Комиссар сунул в грязную ладонь пять франков.
   — Поторопитесь, потому что мне хочется пить.
   — Вы сказали инспектору, допрашивавшему вас этой ночью, что видели, как кто-то входил в дом в тупике Вьо-Фур.
   — Истинная правда.
   — Когда это было?
   — Дня три-четыре тому… Я никогда не знаю, какой сегодня день… Мне оно, понимаете, по барабану… Могу сказать только, что было это в ночь перед той, когда вы нашли труп клошара…
   — Который был час?
   — Часа три утра.
   — Что это был за человек?
   — Мужчина. Немолодой, но не старик. Длинный такой, тощий. Шел прямо. Сразу было видно, что он на рынке не завсегдатай.
   — А по чему это было видно?
   — Не знаю, но чувствуется сразу.
   — Раньше вы его видели?
   — Да.
   — Когда?
   — В тот же вечер, около десяти. Он вышел из ресторана «Фарамон» и смотрел, как разгружают овощи, фрукты и рыбу. Ясно было, что он к этому непривычный. Его все интересовало.
   — Марсель Вивьен там был?
   — Это тот, чью фотку напечатали в газетах? Кажется, он помогал разгружать машину.
   — Человек, которого вы видели в три часа утра, не заговорил с ним?
   — Нет… Не знаю… Вы меня совсем запутали вашими вопросами, пить охота дальше некуда…
   Мегрэ сделал знак, что закончил допрос, и бродяжку освободили. Через час ее, купившую литровую бутылку крепленого красного вина, найдут мертвецки пьяной на тротуаре.
   — Мои люди, — сказал Аскан, — продолжат поиски ближайшей ночью, но я подумал, что показания этих двоих вас заинтересуют.
   — Да, — ответил Мегрэ, раскуривая погасшую трубку. — Во-первых, теперь мы знаем, что Вивьен жил здесь более пятнадцати лет. Во-вторых, что мужчина, не привыкший посещать Центральный рынок, оказался там в ночь его убийства… Очевидно, увидел его во время разгрузки овощей… Искал ли он его или встретил случайно, мы не знаем… Но около трех утра он объявляется в тупике Вьо-Фур…
   Если стрелял он, то вероятно, что в промежутке он сходил домой за пистолетом, — вряд ли он посещал «Фарамон» с оружием такого калибра…
   — Вот только мы не имеем ни малейшего понятия — ни кто этот человек, ни где его искать… Вполне возможно, что он приехал из провинции…
   — Как думаете, толстуха не наврала?
   — Вряд ли… Клошары не любят ссориться с полицией, потому что она может крепко осложнить им жизнь…
   — Между монмартрскими отельчиками и рынком остается пять лет… Возможно, Вивьен провел их здесь…
   — У нас нет клошара старше Тото… Эти люди не доживают до глубокой старости… Парикмахерская школа тогда еще не существовала… Что касается торговцев, они сколачивают состояние и возвращаются в родную деревню… Найти хоть одного из тех, кто был здесь в сорок шестом, очень непросто…
   — Спасибо, — вздохнул Мегрэ, поднимаясь. — Полученные вами сведения имеют большую ценность. Хотелось бы мне сказать то же самое о тех, что получены на Монмартре.
   — Вы не вышли на его след?
   — Вышел. Нашел гостиницу, даже две. Вот только его подружка не жила с ним. Ни разу не провела ночь ни в том отельчике, ни в другом. Она или жила в третьем, или имела собственное жилье. Если бы она жила с родителями, то, очевидно, не могла бы ежедневно возвращаться под утро. Ни фамилии, ни адреса. Только родинка на левой щеке…
   — Рано или поздно вы ее найдете.
   — Это было бы неожиданной удачей. Что же касается клиента «Фарамона», маловероятно, чтобы он вернулся в район рынка. Если это и есть убийца Вивьена, он не захочет светиться…
   — Мы все равно его поищем…
   — Благодарю вас, Аскан…
   Мегрэ вернулся в машину и велел ехать на набережную Орфевр. После очень короткой передышки вернулась сильная жара. Мегрэ захотелось сунуть пиджак под мышку. Он снял его, едва войдя в свой кабинет.
   — Есть новости?
   — Звонила женщина… Мадам Делаво…
   Дочь Вивьена.
   — Она не сказала, что хочет?
   — Нет. Можете ей перезвонить, она все утро будет дома…
   Мегрэ заказал ее номер и скоро услышал доносящиеся с того конца женский голос и детские крики.
   — Алло! Комиссар Мегрэ?
   — Да, мадам.
   Из голоса молодой женщины исчезла агрессивность, звучавшая при их первой встрече.
   — Не знаю, стоит ли вам говорить ту малость, которую я знаю, но, если хотите, заезжайте ко мне сразу после обеда, я вам расскажу, что мне известно. Позже меня не будет дома — я пойду гулять с детьми. Мне кажется, если я поговорю с вами, моя совесть успокоится…
   Комиссар вернулся обедать домой, и жена подала ему петуха в вине — одно из самых любимых его блюд. Но в этот раз он ел рассеянно и не похвалил жену.
   — Нервничаешь, да? — не выдержала она. — С самого начала этого дела ты не в своей тарелке. Такое впечатление, будто тебя что-то раздражает…
   — Ты же знаешь: в расследовании всегда бывает поворот, на котором я теряю уверенность в себе. Так получилось, что в этом деле я иду от поворота к повороту.
   Кажется, будто делаешь шаг вперед, а потом замечаешь, что топчешься на месте. Не забывай, мне приходится восстанавливать события, большей частью случившиеся двадцать лет назад… Кроме того, Марсель Вивьен, тот, кого убили возле Центрального рынка, то кажется мне симпатичным, а то я его ненавижу…
   — Вот увидишь, ты справишься.
   — Придется справляться, так или иначе. Кстати, надо будет зайти к следователю…
   Он вернулся на набережную Орфевр, и Торранс вновь приступил к исполнению обязанностей водителя.
   — Рынок? Монмартр?
   — Монмартр. К Одетт Делаво, улица Маркаде.
   На Одетт было платье в ярких цветах, и выглядела она особенно свежей.
   — Садитесь, пожалуйста.
   Очевидно, дети спали после обеда, потому что их не было ни слышно, ни видно. Кроме того, Одетт Делаво разговаривала вполголоса.
   — Вы нашли адрес той молодой женщины? — спросила она.
   Газеты об этом еще ничего не писали. Эту часть расследования он предпочитал не афишировать.
   — Какой молодой женщины? — переспросил Мегрэ с фальшивым простодушием.
   Она хитро улыбнулась:
   — Боитесь себя скомпрометировать, да? Вы мне до конца не доверяете.
   — Вы не ответили на мой вопрос.
   — Женщину, ради которой отец нас бросил. Тогда я ничего о ней не знала. Мать мне ничего не рассказывала. Хотя она утверждает обратное, моя мать очень ревнива и много раз следила за отцом после того, как он выходил из мастерской. Так что она знала об этой связи еще до того, как отец нас бросил. Она ему ничего не говорила, но начала замыкаться в себе. Мне она об этом рассказала много позже, когда я была уже в таком возрасте, когда понимала, что к чему.
   Это произошло много лет назад, когда мы еще жили вместе. У меня в Мо есть дядя, дядя Шарль. У него крупное предприятие по производству минеральных удобрений. Он навещал мать всякий раз, когда приезжал в Париж. Когда мы остались без денег, без поддержки, уверена, это он помогал матери, пока она не смогла сама зарабатывать на жизнь.
   Мегрэ машинально набил трубку, но не раскуривал ее.
   — Можете курить… Мой муж дымит целыми вечерами, когда смотрит телевизор.
   Однажды я сидела в своей комнате, а дверь в гостиную была неплотно закрыта. Дядя Шарль был у нас, и я слышала, о чем они с матерью разговаривали. Как сейчас слышу голос матери:
   «В общем, это оказалось хорошим выходом. Я бы не смогла жить с мужчиной, только что выбравшимся из объятий другой женщины».
   «Ты уверена в том, что говоришь?»
   «Я много раз следила за ними. Я начинаю узнавать их привычки, знаю, где она живет… Они даже не потрудились переехать в другой квартал. Марсель без ума от нее.
   Никогда не видела мужчину в таком состоянии. Он сделает что угодно, чтобы удержать ее…»
   Обратили внимание, что мать сказала дяде Шарлю «…знаю, где она живет…»? Это внезапно всплыло у меня в памяти, потому-то я вам и позвонила.
   — Она не назвала вашему дяде адрес?
   — Нет. Они говорили о деньгах. Дядя спросил, есть ли у нее неоплаченные счета, должны ли нам деньги клиенты… Полагаю, вас интересует адрес?
   — Очень интересует. Несколько моих инспекторов тратят время на ее безуспешные поиски. Мы даже не знаем ее фамилии.
   — Уверена, ее знает моя мать. Не говорите ей, что это я вас к ней направила…
   — Не беспокойтесь… И большое спасибо… Полагаю, вы не помните очень высокого и очень худого мужчину с вытянутым лицом и голубыми глазами?
   — А когда я могла с ним встречаться?
   — Не знаю. Возможно, двадцать лет назад. А может, в последнее время.
   — Я не знаю никого, кто подходил бы под это описание. Его так важно найти?
   — По показаниям одного свидетеля, именно он убил вашего отца.
   Глаза молодой женщины слегка затуманились.
   — Нет. Я его не знаю.
   Когда комиссар уходил, она пожала ему руку.
   — Удачи с мамой…
   Он велел Торрансу отвезти его на улицу Коленкур.
   Дверь долго не открывали.
   — Опять вы! — с отвращением вздохнула мадам Вивьен. — Подождите в прихожей, у меня клиентка.
   Она указала на стул, оказавшийся очень неудобным, и Мегрэ покорно сел на него, положив шляпу на колени и держа в правой руке по-прежнему незажженную трубку. Из соседней комнаты доносились голоса, но неясно, и он выхватывал из общего фона отдельные слова.
   Ожидание затянулось на полчаса. Клиентка оказалась пышногрудой блондинкой с широкой улыбкой, которая с интересом оглядела его, направляясь к двери. Заперев за ней, мадам Вивьен повернулась к комиссару:
   — Вы что, так никогда и не оставите меня в покое?
   — Будьте уверены, я стараюсь вас беспокоить как можно меньше…
   — Что ж было, если б вы не были столь любезны…
   — Я уважаю ваш траур…
   — О трауре нет и речи, — перебила она. — На кладбище я поехала только по вашей просьбе… Теперь, когда его наконец похоронили, а я присутствовала при этом, вы довольны?..
   — Вы его, кажется, ненавидите…
   — Это правда.
   Они прошли в соседнюю комнату, где на столе лежало платье, сколотое булавками.
   — Из-за его любовницы?
   Она пожала плечами, как будто вопрос показался ей нелепым.
   — Послушайте, господин комиссар… Наверное, лучше мне сказать вам откровенно… Несколько лет Марсель был превосходным человеком, добросовестным работником и прекрасным мужем. Он, считай, и из дому-то не выходил без меня и дочки… А потом, в один прекрасный день, все переменилось… Чуть не каждый вечер он отсутствовал и даже не трудился придумать оправдание…
   Просто уходил… И возвращался поздно, после полуночи…
   — И тогда вы стали за ним следить?
   — Так поступила бы любая женщина, разве не так?
   Любила она его хоть когда-нибудь? Трудно сказать. Он был спутником ее жизни, добытчиком хлеба для семьи.
   Но испытывала ли она к нему нежность?
   — Да, я за ними следила. Конечно, он гулял не один.
   Они напоминали влюбленных подростков, которые все время хихикают и восторгаются уже тому, что находятся вместе… Его подружке было не больше двадцати, а ему уже тридцать пять.
   Очевидно, он даже не понимал, насколько смешон. Он обнимал ее за талию. Бывало, они принимались танцевать прямо на тротуаре, потом целовались и хохотали. Знаете почему? Потому что еще раз поцеловались под уличным фонарем.
   Однажды я вошла в кинотеатр следом за ними, и они вели себя там так разнузданно, как только можно. А потом пошли выпить стаканчик в соседнюю пивную.
   — В «Сирано»?
   — Вы в курсе?
   — Очевидно, это происходило в январе или феврале сорок шестого.
   — Да, в январе… Он только что бросил меня… Но я следила за ним и тогда, когда он еще жил здесь…
   — Вы ни разу не заговаривали с ним об этом?
   — Нет… Мне нечего было ему сказать… Не могла же я вернуть его силой, правда?.. К тому же он стал совсем другим человеком, я даже не подозревала, что он может быть таким…
   — Он жил в отеле «Морван»?
   — Откуда вы знаете?
   — А в июне переехал в отель «Жонар», площадь Дез-Аббесс…
   — Тут я потеряла его из виду.
   — Его подруга не жила с ним.
   — У нее была квартира на бульваре Рошешуар, которую она получила в наследство от матери, умершей годом раньше…
   — Вы знаете имя этой девушки?
   — Да. Спросила у консьержки. Ее зовут Нина Лассав…
   — Вы видели ее в последние двадцать лет?
   — Нет.
   — Никогда не заходили на бульвар Рошешуар, чтобы узнать, что с ней стало?
   — Тем более… Я начала работать…
   Она говорила это суровым, холодным голосом, без малейшего следа эмоций.
   — Вы знаете номер дома на бульваре Рошешуар?
   — Нет… Это недалеко от площади Пигаль… С одной стороны аптека, а с другой — булочная-кондитерская…
   — Вас не удивило, что муж стал клошаром?
   — Во всяком случае, это доказывает, что он уже не был с ней. Когда он появился в районе рынка?
   — Минимум пятнадцать лет назад, возможно, и раньше…
   — Так ему и надо…
   Мегрэ пришлось сдерживаться, чтобы не улыбнуться.
   Ее буквально распирало от ненависти.
   — Спасибо, что согласились принять меня.
   Теперь, когда вам известны мои чувства, может быть, вы оставите меня в покое?..
   — Я постараюсь беспокоить вас как можно меньше…
   Вы сказали — Нина Лассав, не так ли? Вы не знаете, она работала?
   — В начале их связи еще работала. В магазине женского нижнего белья на улице Лепик. Но скоро бросила профессию продавщицы, потому что нашла более легкий источник дохода…
   — Спасибо, мадам…
   Мегрэ почти церемонно поклонился ей и оставил наедине со сто раз пережеванными обидами.
   Торранс читал дневной выпуск газеты.
   — Поехали на улицу Лепик.
   — К его мастерской?
   — Нет. Найдете магазин женского нижнего белья…
   Мне кажется, я видел его в конце улицы…
   Витрина была узкой. Стоявшая за прилавком высохшая старая дева складывала комбинации. Она удивилась, увидев, что в магазин входит одинокий мужчина.
   — Чем могу служить?
   — Я комиссар уголовной полиции… Разыскиваю женщину, которая здесь когда-то работала… Как долго вы держите этот магазин?
   — Сорок лет, месье…
   — Значит, вы уже были здесь в сорок пятом и в сорок шестом?
   — В своей жизни я брала отпуск лишь трижды. Раньше мы работали вместе с сестрой, но в прошлом году она умерла.
   — Вы помните некую Нину Лассав?
   — Она работала у меня два года. Когда поступала на работу, ей было всего восемнадцать, такая свежая, такая хорошенькая…
   — Вы на нее не жаловались как на работницу?
   — В последнее время ее поведение доставляло мне заботы. Я заметила, что в конце рабочего дня на противоположной стороне улицы ее стал дожидаться мужчина намного старше ее. Продолжалось это месяца два, а потом она мне сказала, что увольняется. «Выходите замуж?» — спросила я. А она расхохоталось, как будто я сказала что-то смешное.
   — После этого вы ее видели?
   — Нет. И не знаю, что с ней стало. Боюсь, она плохо кончила. Однако, повторяю вам, когда она поступала ко мне на работу, была такой свежей и милой…
   Мегрэ поблагодарил и вернулся в полицейскую машину.
   — Вы заинтересовались дамским нижним бельем?
   — Я наконец-то узнал фамилию любовницы Вивьена… Двадцать лет тому назад она работала в этом магазине… Теперь поехали к ее дому, надо узнать, живет ли она там по-прежнему. Возможно, живет, потому что квартиру она унаследовала от матери…
   — Адрес?
   — Бульвар Рошешуар… Недалеко от Пигаль… С одной стороны аптека, с другой — булочная-кондитерская…
   — Понял!.. Это хозяйка бельевого магазина вам дала адрес?
   — Нет, мадам Вивьен… Буквально выплюнула его мне в лицо… Никогда не видел такой ненависти, какая была в глазах этой женщины, когда она говорила о своем муже и его любовнице…
   Улицы и бульвары были спокойными. Сначала они заметили аптеку, потом булочную. Между ними была покрашенная в коричневый цвет боковая дверь, в которой имелась еще одна, более маленькая, эта была открыта.
   За ней был вымощенный камнем дворик и великолепная липа.
   Мегрэ постучал в дверь комнаты консьержки. Ему открыла миловидная молодая женщина в белом фартучке.
   — Вам кого?
   — Учитывая вашу молодость, полагаю, вы здесь работаете недавно.
   — Как-никак пять лет.
   — У вас, случайно, нет жилицы по имени Нина Лассав?
   — Никогда не слышала этого имени.
   — А фамилию Вивьен?
   — Человек, которого застрелили возле Центрального рынка? Я читала газеты за последние дни.
   — Вы знаете, что стало с прежней консьержкой?
   — Вернулась доживать в родные края, это где-то под Сансерром. У нее сын занимается виноделием…
   — Вы знаете ее имя?
   — Погодите… Я ведь ее немного знала… Мишу…
   Точно… Легко запоминающаяся фамилия… Клемантин Мишу.
   — Благодарю вас. — И Мегрэ обратился к Торрансу: — Возвращаемся на Набережную.
   — И даже по стаканчику пивка не пропустим?
   Они выпили по стакану пива в баре на улице Нотр-Дам-де-Лоретт. Мегрэ увидел некоторый просвет в деле.