Никто не пытался его удержать. В общем, его присутствием здесь не дорожили, да и он сам не горел желанием оставаться в этом доме. Выйдя на улицу, он набил трубку и медленно пошел к порту. Его уже знали. Известно было, что он пропустил стаканчик с завсегдатаями бистро, и здоровались с ним почти по-свойски. Когда он подходил к пирсу, машина с телом капитана Жориса удалялась в сторону Кана. За оконным стеклом первого этажа дома можно было различить лицо Жюли, которую женщины пытались увести на кухню.
   Вокруг рыбацкого баркаса, только что вернувшегося с уловом, толпилось несколько человек. Матросы сортировали рыбу. Таможенники, опершись на парапет моста, коротали долгие часы дежурства.
   — Я сейчас получил подтверждение, что «Сен-Мишель» прибывает завтра, — сказал капитан, подходя к Мегрэ. — Он три дня простоял в Фекане на ремонте бушприта…
   — Скажите, он перевозит иногда сушеную тресковую икру?
   — Тресковую икру? Нет. Ее привозят из Норвегии на скандинавских шхунах или пароходиках. Они не заходят в Кан, а идут прямо к портам, где ловят сардины, — в Конкарно, Сабль-д'Олонн, Сен-Жан-де-Люз…
   — А моржовое масло?
   На этот раз капитан вытаращил глаза!
   — Это зачем?
   — Не знаю…
   — Нет! Суда каботажного плавания перевозят почти всегда одно и то же: овощи, особенно лук, в Англию, уголь — в бретонские порты, камень, цемент, шифер… Я справлялся у шлюзовщиков по поводу последнего захода «Сен-Мишеля». Шестнадцатого сентября он пришел из Кана как раз к концу прилива. Портовики собирались заканчивать работу. Жорис сказал, что в Фарватере было уже мало воды для выхода в море, особенно в тумане. А капитан судна настоял на том, чтобы все-таки пройти шлюз и отплыть на следующее утро прямо на рассвете. Они провели ночь вот тут, пришвартовались к сваям в передней части порта. Во время отлива судно едва не село на мель и могло отплыть только около девяти утра.
   — Брат Жюли был на борту?
   — Конечно! Их всего трое: капитан, он же хозяин судна, и два матроса. Большой Луи…
   — Это каторжник?
   — Да. Он ростом повыше вас и придушит любого одной рукой…
   — Опасный тип?
   — Если вы спросите об этом мэра или другого местного буржуа, они вам ответят: да. Ну, а я не знал его до того, как он попал на каторгу. Не часто он тут и бывает. В Вистреаме он никогда не делал глупостей — вот и все, что я могу сказать. Пьет, конечно… Или, пожалуй… Трудно сказать… Всегда под градусом; появится — исчезнет… Прихрамывает, голова и плечи наискось, что ли, — вот и выглядит подозрительно… Только капитан «Сен-Мишеля» им вполне доволен…
   — И он был вчера здесь до возвращения сестры, Делькур отвернулся, не решаясь отрицать. И Мегрэ понял, что ему никогда всего не скажут, что эти моряки связаны чем-то вроде круговой поруки.
   — Не он один.
   — Что вы хотите сказать?
   — Ничего… Говорят, видели какого-то неизвестного. Впрочем, кто его знает…
   — Кто его видел?
   — Не знаю… Болтают себе… Выпьем что-нибудь?
   Второй раз Мегрэ вошел в бистро, пожимая протянутые руки.
   — Скажите на милость! Быстро они управились, эти господа из прокуратуры…
   — Что будете пить?
   — Пиво.
   Солнце ни разу не спряталось за весь день. Но к вечеру полоски тумана протянулись между деревьями, и казалось, что вода в канале задымилась.
   — Снова на всю ночь в эту вату! — вздохнул капитан.
   В тот же миг послышался вой сирены.
   — Это сигнальный буй, там, при входе в фарватер.
   — Капитан Жорис часто ходил в Норвегию? — спросил вдруг Мегрэ.
   — Да, когда работал в Англо-Нормандской компании. Особенно сразу после воины — здесь не хватало леса. Лес — плохой груз, с ним невозможно маневрировать.
   — Вы служили в одной и той же компании?
   — Недолго. Я больше служил в бордоской компании «Вормс». Ходил, как говорят у нас, на «трамвае», то есть всегда по одному маршруту: Бордо-Нант, Нант — Бордо… И так — в течение восемнадцати лет!
   — Откуда родом Жюли?
   — Дочь рыбака из Пор-ан-Бессен. Впрочем, какой там рыбак! Ее отец был непутевый, умер во время войны. Мать и сегодня, должно быть, торгует рыбой на улице и пьет красное в бистро.
   И снова, думая о Жюли, Мэгрэ чуть заметно улыбнулся. Он вспомнил, как в его кабинет в Париже с решительным видом вошла девушка, одетая в приличный синий костюмчик. И как сегодня утром она, как школьница, пыталась вырвать у него записку брата.
   Дом Жориса исчез в тумане. Света не было ни во втором этаже, откуда увезли покойника, ни в столовой. Свет горел только в коридоре и, кажется, на кухне, где соседки сидели с Жюли.
   Помощники шлюзовщиков вошли, в свою очередь, в бистро, но, не желая мешать, сели за столик вглубине и начали партию в домино. Зажегся маяк.
   — Повторите! — сказал капитан, указывая на рюмки. — Теперь я угощаю!
   Тихим и неожиданно мягким голосом Мегрэ спросил:
   — Если бы Жорис был жив, где бы он находился сейчас? Тут?
   — Нет! Сидел бы у себя дома, в домашних тапках!
   — В столовой? В спальне?
   — На кухне… читал бы газету, а потом книгу по садоводству. Он пристрастился к цветам. Глядите! Поздняя осень, а у него в саду полно цветов.
   Рабочие посмеивались, хотя им было немного неловко от того, что они не занимаются выращиванием цветов, а предпочитают сидеть в бистро.
   — Он не ходил на охоту?
   — Редко… Разве если пригласят…
   — Мэр пригласит?
   — Случалось и так… Когда были утки, они вместе охотились из шалаша.
   Бистро так слабо освещалось, что сквозь табачный дым почти не было видно игроков в домино. Воздух от большой печки становился еще тяжелее. На улице почти темно, но из-за тумана темнота эта казалась мутной и нездоровой. По-прежнему выла сирена. Трубка Мегрэ потрескивала.
   Откинувшись на стуле, с полузакрытыми глазами, он пытался собрать воедино разрозненные детали дела, которые образовывали пока бесформенную массу.
   — Жорис исчез на полтора месяца, потом вернулся с раскроенным и залатанным черепом! — сказал он, не замечая, что думает вслух. — В день возвращения его ждал яд. И только на следующий день Жюли нашла записку от брата.
   Мегрэ тяжело вздохнул и пробормотал, как бы подводя итог:
   — В общем, его пытались убить! Потом вылечили! А потом все-таки убили! Если только…
   События никак не вязались одно с другим. И Мегрэ пришла в голову странная мысль, настолько странная, что пугала.
   «Если только в первый раз его пытались не убить, а просто лишить рассудка…»
   Разве парижские медики не утверждали, что операция была сделана превосходным хирургом? Но неужели для того, чтобы лишить человека рассудка, нужно раскроить ему череп? И потом, как доказать, что Жорис действительно невменяем?
   На Мегрэ смотрели в почтительном молчании. Только таможенник показал официантке на рюмки:
   — То же самое!
   Все сидели, удобно устроившись на стульях, разомлевшие от тепла и погруженные в не совсем ясные думы, которые под воздействием спиртного становились еще более смутными.
   Слышно было, как проехали три машины: представители прокуратуры возвращались в Кан после приема у госпожи Гранмэзон.
   Тело капитана Жориса находилось уже в морге Института судебно-медицинской экспертизы.
   Никто не разговаривал. В углу, где сидели шлюзовщики, костяшки домино стучали по обшарпанному столу. И чувствовалось, что мало-помалу вопросы эти овладели портовиками, стали почти осязаемыми, просто висели в воздухе, давили на каждого из присутствующих. Лица нахмурились. Самый молодой из таможенников, разволновавшись, поднялся, пробормотал:
   — Пойду домой, жена ждет…
   Мегрэ протянул кисет соседу, который, набив трубку, передал его по кругу. Тогда раздался голос Делькура. Он тоже встал, чтобы бежать от этой невыносимой обстановки.
   — Сколько я вам должен, Марта?
   — За два круга?.. Девять франков семьдесят пять сантимов и три франка десять за вчерашнее.
   Все встали. Влажный воздух проникал через закрытую дверь. Рукопожатия перед уходом. На улице, в тумане, каждый направился в свою сторону. Крик сирены перекрывал звук шагов. Мегрэ стоял неподвижно и слушал, как удаляются во всех направлениях их шаги, то тяжелые и неуверенные, то вдруг убыстряющиеся. И он понял, что в этих людях непостижимым образом поселился страх. Они боялись, все те, кто уходил, боялись всего и ничего — какой-то неясной опасности, непредсказуемой катастрофы — боялись и темноты, и света: «Что если этим не кончится?»
   Мегрэ стряхнул пепел из трубки и застегнул пальто.

4. «Сен-Мишель»

   — Вам нравится? — беспокойно спрашивал хозяин при каждом новом блюде.
   — Ничего, — отвечал Мегрэ, который, по правде говоря, даже не замечал того, что ел.
   Он сидел один в ресторанчике гостиницы, рассчитанном на сорок — пятьдесят человек. Гостиница для отпускников, приезжающих покупаться летом в Вистреам. Мебель — как во всех пляжных гостиницах. Вазочки на столах.
   Ничего общего с Вистреамом, интересующим комиссара. Он начинал понимать жизнь городка и испытывал от этого удовлетворение. При каждом новом расследовании он больше всего не любил именно начало; первые неловкие встречи, ложные представления. Например, само название — Вистреам! В Париже ему почему-то казалось, что это — портовый городок типа Сен-Мало. А потом, в первый же вечер, Мегрэ понял, что это — мрачное место, где живут суровые и молчаливые люди. Теперь он знал Вистреам и чувствовал себя в нем как дома. Невзрачный городок, куда ведет дорога, обсаженная деревцами. Примечателен только порт; шлюз, маяк, дом Жориса, бистро, ритм порта: два шлюзования в день, рыбаки со своими корзинами, горстка людей, занятых только тем, что следят за проходом судов.
   Другие слова имели более определенный смысл: капитан, судно, каботажное плавание… Он видел, как живет все это, и постигал правила игры.
   Тайна не прояснилась. Все, что вначале представлялось загадочным, загадочным и осталось. Но, по крайней мере, каждое действующее лицо он видел на своем месте, в своем окружении, занятого своим повседневным делом.
   — Вы тут надолго? — спросил хозяин, подавая кофе.
   — Не знаю.
   — Произойди это во время отпусков, я понес бы ужасные убытки…
   Теперь Мегрэ отчетливо различал четыре Вистреама: Вистреам — порт, Вистреам — городок, Вистреам — респектабельный, с виллами, такими как у мэра, вдоль дорог… Наконец, Вистреам — курортный, временно не существующий.
   — Вы уходите?
   — Пойду прогуляюсь перед сном…
   Начинался прилив. Было холоднее, чем в предыдущие дни, потому что туман, не редея, превращался в капельки ледяной воды. Кругом все было черно, окна и двери закрыты. Виднелся только влажный глаз маяка. Со шлюза доносились голоса.
   Короткий гудок парохода. Приближались два огня — зеленый и красный; какая-то огромная масса двигалась вдоль стены шлюза.
   Теперь Мегрэ понимал, как тут все происходит: пароход шел со стороны моря. Появился силуэт человека. Сейчас примут у судна швартов и укрепят его на первом кнехте. Потом с мостика капитан прикажет дать задний ход, чтобы судно остановилось.
   Рядом с Мегрэ прошел Делькур, беспокойно глядя в сторону пирсов.
   — Что случилось?
   — Не понимаю…
   Он хмурил брови, напрягал зрение, как бы хотел одним усилием воли различить что-то в этой кромешной тьме. Двое рабочих собирались закрывать ворота шлюза. Делькур крикнул им:
   — Погодите немного!
   И вдруг он произнес удивленно:
   — Это он…
   В то же время метрах в пятидесяти раздался голос:
   — Эй, Луи! Ставь фок и подходи левым бортом!
   Голос доносился снизу, из темной дыры, со стороны пирсов. Светлячок приближался. Едва угадывались движущиеся фигуры и парус, падающий со звоном своих колец на леер. Потом на расстоянии вытянутой руки мимо Мегрэ проплыл развернутый грот-парус.
   — Умудрились же! — проворчал капитан и, повернувшись к паруснику, крикнул: — Подайте вперед! Носом к левому борту парохода, иначе ворота не закрыть…
   Какой-то человек соскочил на землю со швартовым и теперь, упершись руками в бока, глядел вокруг себя.
   — «Сен-Мишель»? — спросил Мегрэ.
   — Да… Они шли со скоростью парохода…
   Внизу, на палубе, горела только маленькая лампочка, тускло освещая бочку, кучу канатов, фигуру человека, бегущего от руля к носу шхуны.
   Один за другим подходили шлюзовщики и со странным любопытством смотрели на судно.
   — По местам, ребята! Давайте! Эй там, у рукояток!..
   Когда ворота закрылись, вода стала проникать через затворы и суда начали подниматься. Слабый огонек совсем приблизился. Палуба почти достигла уровня причала, и человек, стоявший там, заговорил с начальником порта.
   — Как дела?
   — Ничего, — смущенно ответил Делькур. — Скоро вы справились!
   — Ветер был попутный, и Луи поставил все паруса. Даже какой-то пароход обошли.
   — Ты в Кан идешь?
   — Да, на разгрузку. А тут что нового?
   Мегрэ стоял в двух шагах, Большой Луи — немного подальше, но они почти не различали друг друга. Разговаривали только начальник порта и капитан «Сен-Мишеля». Впрочем, Делькур вскоре повернулся к Мегрэ, не зная что сказать.
   — Правда, что Жорис вернулся? Кажется, об этом писали в газете…
   — Он вернулся и снова уехал…
   — Как это?
   Большой Луи подошел чуть ближе, руки в карманах, одно плечо выше другого, огромная, бесформенная фигура. В темноте он выглядел обрюзгшим верзилой.
   — Он умер…
   На этот раз Луи приблизился вплотную к Делькуру.
   — Это правда?.. — пробурчал он.
   Мегрэ слышал его голос впервые. Он тоже казался каким-то вялым, хриплым, монотонным. Лицо матроса по-прежнему невозможно было различить.
   — В первую же ночь после возвращения его отравили…
   И осмотрительный Делькур, с явным намерением предупредить, поспешил добавить:
   — А вот и комиссар из Парижа, которому поручено дело.
   Делькур почувствовал облегчение. Уже давно он думал, как об этом сообщить Луи. Может быть, он опасался какой-нибудь неосторожности со стороны экипажа «Сен-Мишеля»?
   — А, это господин из полиции…
   Судно продолжало подниматься. Капитан перемахнул через борт и спрыгнул на пристань, не зная, подавать Мегрэ руку или нет.
   — Ну и дела!.. — произнес он, думая о Жорисе. Луи, наклонив голову набок, переминался с ноги на ногу. Он пролаял что-то неразборчивое.
   — Что он говорит? — спросил комиссар.
   — Бормочет по-местному; «Сволочь на сволочи!»
   — Кто — сволочь? — спросил Мегрэ у бывшего каторжника.
   Но тот только посмотрел ему в глаза. Они теперь стояли близко друг от друга. Видно было, что лицо у Большого Луи одутловатое, одна щека толще другой или казалась такой, потому что он склонил голову набок, большие навыкате глаза.
   — Вчера вы были здесь, — сказал ему комиссар.
   Шлюзование закончилось. Открывались верхние ворота. Пароход заскользил по каналу, и Делькуру пришлось бежать за ним, чтобы спросить, какой у него тоннаж и откуда он идет. Слышно было, как с мостика крикнули:
   — Девятьсот тонн!.. Руан…
   Но «Сен-Мишель» не выходил из шлюза. Люди, стоявшие на своих местах для проведения маневра, чувствовали, что происходит что-то необычное, и ждали в темноте/напрягая слух. Вернулся Делькур, на ходу записывая в свою книжку полученные данные.
   — Ну так как? — торопил Мегрэ.
   — Что — как? — проворчал Луи. — Вы говорите, что я был здесь. Ну, значит, был…
   Его трудно было понять, потому что он как-то особенно глотал слова, говорил, не открывая рта, как будто при этом жевал что-то. К тому же у него был характерный местный выговор.
   — Зачем же вы приходили?
   — Повидаться с сестрой…
   — А поскольку ее не было дома, вы оставили ей записку.
   Мегрэ рассматривал украдкой капитана шхуны, который был одет так же, как и его матрос. В нем не было ничего особенного. Скорее похож на заводского мастера, чем на капитана каботажного плавания.
   — Простояли три дня на ремонте в Фекане. Вот Луи и воспользовался случаем проведать Жюли! — вмешался капитан.
   Очевидно, люди, стоявшие вокруг шлюза, прислушивались к разговору и старались не шуметь. Вдали, не переставая, выла сирена. Туман становился все более влажным и оседал на блестящую черную мостовую.
   На палубе шхуны открылся люк, из которого высунулась голова человека с растрепанными волосами и небритым лицом.
   — Ну что?.. Так и будем стоять?..
   — Заткнись, Селестен! — проворчал хозяин шхуны. Делькур притоптывал ногами, чтобы согреться, или, может быть, чтобы скрыть замешательство: он не знал, что делать — остаться или уйти.
   — Почему вы считаете, Луи, что Жорису грозила опасность?
   — Ну… раз ему раскроили череп, — ответил Луи, пожимая плечами, — тут немудрено догадаться.
   Трудно было обойтись без переводчика — настолько нечленораздельно звучала речь Луи, похожая на ворчание.
   Чувство крайней неловкости, казалось, отягощалось тревогой, висевшей в воздухе. Луи посмотрел в сторону дома Жориса, но ничего не увидел, даже пятна в ночной тьме.
   — Жюли там?
   — Да… Вы пойдете к ней?
   Он отрицательно помотал головой, как медведь.
   — Почему?
   — Она ревет, конечно…
   Луи произнес что-то вроде «она рвет», с отвращением, как человек, который терпеть не может слез.
   Они продолжали стоять. Туман сгущался, оседал на плечах. Делькур почувствовал необходимость прервать молчание.
   — Может, пойти выпить…
   Один из его подчиненных, стоявший неподалеку в темноте, предупредил его:
   — Бистро только что закрыли.
   Тогда капитан «Сен-Мишеля» предложил:
   — Давайте пропустим в кубрике по одной…
   Они сидели вчетвером: Мегрэ, Делькур, Большой Луи и капитан, которого звали Ланнек. Кубрик был невелик. Маленькая печка давала сильный жар, от которого все вокруг запотело. Свет от подвесной керосиновой лампы казался почти красным. Стенки кубрика были сделаны из сосновых досок, покрытых лаком. Дубовый стол был так стерт и изрезан ножом, что поверхность его являла собой сплошные неровности. На нем стояли грязные тарелки, липкие захватанные стаканы из толстого стекла, полбутылки красного вина. В перегородке там и сям виднелись прямоугольные отверстия, как шкафы без створок. Кровати капитана и его помощника — Луи — были незаправлены. На них валялись сапоги и грязная одежда. Пахло смолой, спиртным, кухней и спальней, но все перекрывали трудно определимые запахи корабля.
   При свете люди казались менее загадочными. У Ланнека были темные усы, живые, умные глаза. Он уже достал из шкафа бутылку спиртного и споласкивал теперь стаканы, выливая воду прямо на пол.
   — Кажется, вы были здесь в ночь на шестнадцатое сентября?
   Большой Луи сидел ссутулившись и положив локти на стол. Наполняя стаканы, Ланнек ответил:
   — Да, мы были здесь!
   — Вы редко ночуете в порту, ведь так? Из-за прилива здесь глаз нельзя спускать со швартовых…
   — Иногда случается, — ответил Ланнек, не моргнув глазом.
   — Это позволяет выиграть несколько часов, — вступил в разговор Делькур, который, казалось, взял на себя роль примирителя.
   — Капитан Жорис поднимался к вам на борт?
   — Только во время шлюзования, а больше нет.
   — Вы не видели и не слышали ничего странного?
   — Ваше здоровье!.. Нет, ничего…
   — Вы, Луи, уже спали?
   — Надо думать, спал…
   — Что вы сказали?
   — Я сказал: надо думать, что спал… И уже давно.
   — Вы не заходили к сестре?
   — Может, и заходил… Ненадолго…
   — А разве Жорис не запретил вам являться в свой дом?
   — Болтовня!
   — Что вы хотите этим сказать?
   — Ничего… Болтовня все это… Я вам еще нужен? Против него не было серьезных улик. Кроме того, Мегрэ вовсе не хотелось его арестовывать.
   — Сегодня нет.
   Луи сказал что-то по-бретонски хозяину, поднялся, допил из стакана и прикоснулся рукой к козырьку.
   — Что он вам сказал? — спросил комиссар.
   — Сказал, что я обойдусь без него, чтобы сходить в Кан и обратно. Я заберу его на обратном пути, как разгрузимся.
   — Куда он пошел?
   — Этого он не сказал.
   Делькур подошел к люку, высунул голову и прислушался. Вскоре он вернулся и охотно сообщил:
   — Он на борту драги.
   — На борту чего?
   — Вы видели две драги в канале? Они стоят на приколе. Там можно переночевать. Моряки предпочитают провести ночь на каком-нибудь судне, чем в гостинице.
   — Еще стаканчик? — предложил Ланнек. Прищурившись, Мегрэ смотрел вокруг. Он устроился поудобнее.
   — В какой порт вы зашли сразу после Вистреама шестнадцатого сентября?
   — В Саутхэмптон… Мне нужно было там выгрузить строительный камень…
   — А потом?
   — Булонь.
   — А в Норвегию вы не заходили после этого?
   — Я был там только раз, шесть лет тому назад
   — Вы хорошо знали Жориса?
   — Понимаете, я здесь со всеми знаком, от Ля-Рошели до Роттердама… Ваше здоровье! Вот джин, как раз из Голландии. Сигары курите?
   Он вынул из ящика коробку сигар.
   — Они стоят там десять центов один франк!.. Сигары были толстые, с золотыми ободками.
   — Странно! — вздохнул Мегрэ. — Мне сказали, что Жорис поднимался к вам на борт уже в порту, в сопровождении какого-то человека…
   Ланнек сосредоточенно обрезал кончик сигары. Когда он поднял голову, его лицо оставалось бесстрастным.
   — Мне незачем было бы это скрывать…
   Послышался шум: наверху кто-то вскочил на палубу. Над лестницей показалась голова.
   — Пароход из Гавра!
   Делькур вскочил и уже на ходу бросил Мегрэ:
   — Надо подготовить шлюз… «Сен-Мишель» сейчас отправится…
   Ланнек сказал:
   — Я думаю, мне можно идти дальше?
   — В Кан?
   — Да. Канал ведет только туда. Завтра вечером мы, очевидно, закончим разгрузку…
   Все они казались простодушными! У них были открытые лица! И все-таки во всем этом чувствовалась фальшь. Чувствовалась так неуловимо, что трудно было сказать, что именно было фальшивым. Хорошие люди! Ланнек, Делькур, Жорис, как и завсегдатаи «Приюта моряка»! А разве сам Большой Луи не производил впечатления славного малого?
   — Сиди, Ланнек! Я сам отдам швартовы…
   И начальник порта пошел снять трос с кнехта. Выйдя из будки, старый матрос, совсем окоченевший и недовольный, пробормотал:
   — Большой Луи опять смылся!
   И он поставил паруса — фок и бом-кливер, потом багром оттолкнул шхуну от причала. Мегрэ соскочил на землю в последний момент. Туман окончательно превратился в дождь. Теперь можно было различить огни в порту, силуэты людей, пароход из Гавра, нетерпеливо подававший гудки.
   Скрипели рукоятки. Вода вытекала из шлюза через открытые подъемные затворы. Паруса шхуны закрывали собой перспективу канала.
   Стоя на мосту, Мегрэ различал две драги — жуткие сооружения со сложными контурами и зловещего вида надстройками, покрытыми ржавчиной.
   Он подошел к ним осторожно, так как вокруг валялся всякий мусор, старые канаты, якоря и железный лом. Он прошел по доске, служившей сходнями, и увидел сквозь щели слабый свет.
   — Большой Луи!.. — позвал он. Свет тотчас погас. Из люка, на котором не было крышки, высунулся Большой Луи и проворчал:
   — Чего вам?
   И в то же самое время под ним, в трюме драги, послышался шорох. Потом осторожно проскользнула какая-то тень. Слышно было, как человек на что-то натыкался и как глухо при этом звенело железо.
   — Кто тут с тобой?
   — Со мной?..
   Мегрэ поискал вокруг, чуть не упал в трюм драги, на дне которой было около метра жидкой грязи. Несомненно, кто-то здесь находился, но теперь был уже далеко Скрипы доносились теперь с другой стороны драги. Не зная, куда ступить, Мегрэ ударился головой об огромный ковш: он понятия не имел об устройстве этого апокалиптического судна.
   — Молчишь?
   В ответ — неясное бормотание, оно, должно быть, значило: «Не знаю, о чем вы говорите…»
   В такой темноте понадобилось бы с десяток полицейских, чтобы отыскать обе драги, да вдобавок полицейских, хорошо знавших все закоулки порта. Мегрэ отступил. Из-за дождя голоса были слышны удивительно далеко. Кто-то в порту говорил:
   — …как раз поперек фарватера…
   Мегрэ подошел к шлюзу. Помощник капитана с гаврского парохода показывал что-то Делькуру, который, завидя комиссара, пришел в замешательство.
   — Трудно поверить, что они потеряли ее и не заметили, — продолжал помощник капитана.
   — Что потеряли? — спросил Мегрэ.
   — Шлюпку.
   — Какую шлюпку?
   — Ту, на которую мы наткнулись прямо в порту. Она с парусника, что шел впереди нас. Название написано на корме: «Сен-Мишель».
   — Возможно, она отвязалась, — вставил Делькур, пожимая плечами. — Это случается…
   — Она не могла отвязаться, по той простой причине, что в плохую погоду шлюпку держат не на воде, за кормой, а поднимают на палубу.
   Рабочие, каждый на своем месте, по-прежнему прислушивались к разговору.
   — Завтра разберемся. Оставьте лодку здесь.
   Повернувшись к Мегрэ, Делькур проговорил, неестественно улыбаясь:
   — Видите, что за работа. Вечно что-то случается.
   Но комиссар не улыбнулся в ответ. Напротив, самым серьезным тоном он произнес:
   — Если завтра в семь или, скажем, в восемь утра меня здесь не будет, позвоните в прокуратуру Кана.
   — Что?
   — Спокойной ночи! А шлюпка пусть останется здесь.
   Желая сбить их с толку, Мегрэ пошел вдоль пирса, засунув руки в карманы и подняв воротник. Море шумело у его ног, впереди, справа и слева. Воздух, пропитанный йодом, наполнял его легкие.
   Дойдя почти до конца пирса, он нагнулся и подобрал что-то с земли.