Страница:
Молодой человек представился. Он был служащим банка, но сегодня у него выходной.
— Вы найдете Жозе Риалеса у брокера, на которого он уже два года работает. Хотите, я вам его покажу?
Они подошли к двери в глубине помещения.
— Вон там. Высокий брюнет, который разговаривает с господином Паркером, около доски, слева…
— Не знаете, откуда он?
— Я иногда встречал его на бильярде, но никогда не расспрашивал.
Кэли Джон предпочел вновь вернуться в бар вместе со своим спутником.
— Хотите оказать мне услугу, молодой человек?
— Охотно, господин Эванс.
— Риалесу покажется странным, если вы спросите, не его ли отец Алоиз Риалес, а если он еще жив, то в этом случае, где он живет?
— Может, сегодня не очень кстати, понимаете? Но я все же могу попытаться…
Он непринужденно устремился в соседнюю комнату, а Кэли Джон остался в баре, предпочитая не показываться там самому.
Тут все пришло в движение, был момент, когда все лица повернулись в одну сторону и без видимых причин возникла уверенность, что сейчас все станет известно.
Билл Джексон, утирая лицо, прошел по коридору, направляясь в туалет.
Он уже больше часа не отходил от телефона, в то время как его секретарь крутил диск второго аппарата.
— Он улетел в Феникс…
Подробности выяснились тут же. Энди Спенсер не заказывал себе места заранее. Он прибыл в Феникс ночью. Было только одно свободное место и только до Лос-Анджелеса. Он купил этот билет, в то время как его секретарь в полседьмого утра, в свою очередь, нашел место на чикагский рейс.
Секретарь Джексона продолжал крутить телефонный диск, одновременно вызывая и Лос-Анджелес, и Чикаго. Линии, как всегда по утрам в понедельник, были перегружены.
— Это его сын… — прозвучало подле Джона.
Кэли Джон нашел в толпе банковского служащего, который был горд, что сумел выполнить свою миссию в такой трудный момент.
— Он меня едва слушал. Не спросил даже, почему я задаю ему такие вопросы. Он был настолько занят, что едва на меня взглянул и сказал не думая:
— Это мой отец… Если он вам нужен, найдете его в Бисбее. У него там табачная лавка на Главной улице…
Кэли Джон захотел угостить молодого человека виски, но тот скромно отказался.
— Всегда к вашим услугам, господин Эванс. Я в банке каждый день, кроме понедельника. Найдете меня во втором окошке слева…
Новость уже вышла на улицы. Все теперь знали, что Спенсер вылетел в Лос-Анджелес, куда он уже к этому времени должен был прилететь.
Встретится ли он со своим секретарем в Чикаго? Отправится в Нью-Йорк? Или в Вашингтон?
Уезжал ли он добровольно? Конечно, от Чикаго рукой подать до Канады, но если Спенсер хотел исчезнуть из этих мест, то ему было бы проще меньше часа на машине — отправиться в Мексику, где у него были вложены большие деньги.
Многие посмотрели на часы, ибо все они подумали об одном и том же расследование в сенатской комиссии по делу Дж. Б. Акетта, авиационного конструктора, будет продолжено.
Было ли предъявлено обвинение Энди Спенсеру? Или его вызвали? Или же он сам отправился туда, чтобы предстать перед комиссией?
Кто-то начал крутить радио, но до начала работы комиссии еще было несколько минут, и музыка, которая неслась из радиоприемника, казалась неуместной.
Кэли Джон не двигался с места: он колебался, о чем-то думал, смотрел на дверь, за которой светило солнце, и вдруг встал и вышел из бара; Майлз Дженкинс по-прежнему подпирал стену.
— Знаешь дорогу на Бисбей?
— Мы по ней уже ехали, когда отправились в Санбурн.
— Бензин у тебя есть?
— По дороге куплю.
Может быть, Кэли Джон просто не мог переносить это напряжение, царившее в Тусоне. Или же драматизм ситуации для него был не там, где его видели остальные. Большинство боялись за свои деньги и положение. Те же, кто не участвовал в делах Энди Спенсера, следили за событиями, как будто смотрели бой быков, из спортивного интереса, чтобы выяснить, как будет защищаться человек, выдержит ли он до конца или сдастся.
Пустыня и голубой горный цирк, дорога с белой полосой по одной стороне, по которой они ехали, действовала успокаивающе. Мимо них проносились большие и маленькие грузовики, перед ними была линия горизонта, к которой они стремились, и никаких телефонных звонко», аэродромов, пожиманий плечами брокера, который наверняка уже занял свое место у телефонного аппарата.
Лос-Анджелес? Чикаго? Нью-Йорк или Канада? Все это не имело значения.
Кстати, выключила ли телефон у себя дома Пегги Клам и погрузился ли ее дом наконец в тишину? Если нет, то ее наверняка одолели подруги — а имя им легион — все они были дамами из того самого общества, где мужья вели дела с Энди Спенсером или без него.
Снова проехали Санбурн, и этим утром Кэли Джон смотрел на городской скелет равнодушно. Без малейшего желания выходить из машины и идти здороваться он увидел доктора Швоба, который заканчивал сушку самого себя на веранде.
Немного отъехав от города, Майлз Дженкинс пришел в замешательство, какую выбрать дорогу, наконец он свернул направо, и они начали подъем в гору, перевалили горы: то тут, то там на foot-hills тонули в зелени ранчо.
Наконец совсем внизу появился город, который горы так зажали с двух сторон, что в нем оставалось место всего для одной, петлявшей, как ручей, улицы: дома вокруг нее приткнулись на склоне, и к ним вели лестницы, вырубленные в скале.
Жизнь тем не менее шла, бурная и явная, — она напоминала жизнь Санбурна во времена его расцвета. Повсюду, вокруг низины, где в одну линию, как в любом городе Соединенных Штатов, вытянулись магазины, почва была изрыта машинами, земля была медно-красного цвета, как бы с вкраплениями лавы, из нее добывали руду, и вагонетки, иногда даже по навесной дороге, развозили ее во все стороны.
— Остановись где сможешь…
На этой единственной улице было нелегко припарковаться, и Майлзу Дженкинсу потребовалось на это некоторое время.
Кэли Джон решил идти пешком, потому что, когда они проезжали по улице на машине, он обнаружил одну лавочку с двумя витринами, внутри нее было темно, а на пороге восседал индеец, куривший трубку.
Стекла были пыльными, и пыль была красной, слой ее лежал повсюду.
Дверь в лавку была приоткрыта, а через нее тянуло едва уловимым запахом сигар и табака. Здесь также продавали почтовые открытки, сувениры, дешевую кожу.
Кэли Джону показалось, что за ним следили из глубины лавки, и он предпочел сразу же войти внутрь. За прилавком стоял человек, лицо которого было почти скрыто сивой и очень густой бородой. Те, кого Кэли Джон встретил на улице, тоже носили бороды, и он вспомнил, что через месяц праздники, к которым все мужское население города должно было отрастить бороды, как во времена пионеров Дикого Запада.
Они не сразу узнали друг друга. Мужчина за прилавком выжидал, понимая, что его посетитель пришел не затем, чтобы купить у него сигары.
Он ждал, чувствуя себя не в своей тарелке, потом прокашлялся и водрузил на нос пенсне, которое вытащил из кармана.
— Алой»?
— Да, это я… А вы, вы не… Черт возьми? Да это мистер Эване!
Он снова закашлялся. У него всю жизнь что-то болело. Может быть, что-то с легкими?
— И давно… вы здесь? — спросил Джон.
Некогда он разговаривал с ним более фамильярно, но эта непринужденность разговора возвращалась не сразу.
— Дет десять… Хвастаться нечем, маленькое торговое дело, благодаря которому я могу держаться на плаву.
— А раньше?
Риалес неопределенно махнул рукой, что должно было означать, что Соединенные Штаты велики.
— Проехал с Севера на Юг, мистер Эваве… Даже был женат.
— Я знаю, у вас сын в Тусоне.
— Вы с ним говорили?
Кэли Джон не сказал ни да, ни нет, и собеседник его продолжил:
— У меня еще дочь замужем за врачом во Флориде.
Он меня сюда и определил. Уже десять лет прошло, никому мои старые кости и даром не нужны…
Он говорил, чтобы говорить, это чувствовалось, он держался оборонительной позиции, избегал спрашивать, что нового известно об Энди Спенсере.
— Не кажется ли вам, Алоиз, что мы могли бы поговорить более откровенно?
Кэли Джон был не из тех, кто долго хитрит. Это его утомляло. Точнее, ему становилось противно, как боксеру перед лицом убегающего противника.
— Поговорить о чем?
— Например, о том, что произошло когда-то на ранчо «Кобыла потерялась».
— Не донимаю, что вы имеете в виду, мистер Эванс?
Раньше он так не лукавил. Конечно, открытого взгляда у него никогда не было, но он не производил впечатления человека, который пытается проскользнуть у вас между пальцами, как это было теперь.
— Кроме всего прочего, там неким Ромеро был произведен один выстрел…
— Верно… Я не подумал об этом… Ведь это тот ковбой, которого вы убили?
Это был первый ложный шаг. Как бы плоха ни была у него память, он не мог забыть, что речь шла об организованной западне, а тем более о том, что Ромеро никогда на ранчо не служил. Он тем более не мог этого забыть, поскольку работниками занимался именно он, и он же, в довершение всего, присутствовал на процессе.
— Послушайте, Алоиз…
Губы у Кэли Джона немного дрожали, как всегда, когда он чувствовал, как поднимается в нем ярость или когда ему нужно было сказать что-то неприятное.
— У меня есть основания полагать, что вы могли бы снабдить меня некоторыми подробностями, которые мне хотелось бы выяснить… Слышите?
Которые я хочу выяснить…
Собеседник бросил косой взгляд на улицу, как будто хотел в чем-то удостовериться. Напротив был ресторан, выкрашенный в желтый цвет, и за стеклом можно было различить кассиршу. Чем он рисковал?
— Когда вы ушли от Спенсера, вы утверждали, что едете в Сан-Франциско…
— Я туда действительно поехал.
— Что вы там делали?
— На меня свалилось небольшое наследство…
Он сделал незаметное движение. Скользнул к концу прилавка, который находился ближе всего к двери; он наверняка хотел добраться до порога, где мог бы почувствовать себя в большей безопасности.
Это была его вторая ошибка. В Кэли Джоне жило еще это назойливое нетерпение, которое охватило его поутру в Тусоне.
Он тоже сделал два шага вперед, схватил испанца за пиджак, тот было отступил, но Кэли Джон толкнул его к приоткрытой красной портьере, за которой угадывалась гостиная.
— Иди туда… Иди… И не пробуй кричать, потому что я разобью тебе морду, прежде чем ты успеешь открыть рот…
Такое случалось с ним несколько раз в жизни, особенно с ворами, которые угоняли скот, или с нечестными ковбоями. Каждый раз после этого он надолго успокаивался.
— Я не знаю, чего вы от меня хотите… Оставьте меня… Вы не имеете права…
— Иди туда! И никаких криков, повторяю… И не пытайся улизнуть на улицу… У меня все бумаги Роналда Фелпса, знай это.
Итак, эти слова, сказанные на всякий случай, достигали цели. Испанец вздрогнул, прекратил сопротивляться — пусть будет что будет, поправил воротник пиджака.
Они находились в помещении за лавкой, где было два дивана, обтянутых красным репсом, и столики. Выцветшие обои на стенах и несколько гравюр в черных рамках. Наверняка завсегдатаи приходили сюда после обеда выкурить по сигаре или трубке. Более чем вероятно, здесь играли в карты.
Было тоскливо и пыльно. Непонятно почему, обстановка наводила на мысль о каком-то тайном пороке.
— Ты ведь хорошо знал Роналда Фелпса, да?
— Как все.
— В Тусоне?
— В Тусоне, Санбурне, здесь… Он много ездил…
— А кого еще ты знал?
— Не понимаю, что вы хотите сказать…
— Послушай, Алоиз… Я решил, что ты заговоришь, и ты заговоришь…
Понял? Я нечасто злюсь, но когда злюсь, это становится неприятно для других. Кто заплатил Ромеро, чтобы он убил меня?
— С чего это вы решили, что я знаю?..
— Кто обнаружил жилу?
— Клянусь вам…
На сей раз он попал в цель, и Алоиз не мог сдержать удивленного взгляда, которым наградил своего собеседника.
— Не понимаешь, откуда мне это известно, да? Не имеет значения.
Насколько я тебя знаю, ты бы не ушел с такого места, которое имел у Спенсера, без веских причин…
— Я вам уже сказал, что получил наследство…
— От кого? Будь внимателен… Это ведь можно выяснить. Нужны официальные бумаги, а они не исчезают.
— Мне нечего вам сказать.
Должно быть, он думал: «Если бы только кто-нибудь вошел в магазин».
Был мертвый час. Кэли Джон, который задернул портьеру, начинал все больше нервничать: он зашел слишком далеко, чтобы отступать, но у него не было никакой уверенности, никаких доказательств, он действовал импульсивно.
— Во-первых, это ты сказал Ромеро, что я возвращаюсь не по обычной дороге, а по тропе койотов.
— Докажите!
— Ты знал Ромеро.
Алоиз попытался бодриться, поднял голову.
— Не больше, чем вы.
— Ты знал Роналда Фелпса.
— Его знали десять тысяч человек.
— Итак, Роналд Фелпс был в курсе дела. Малыш Гарри тоже. Ромеро платил еще кто-то. Кто?
— Спросите у него…
— Кто-то также должен был обнаружить жилу, прежде чем начали делать вид, что роют артезианские колодцы для того, чтобы была возможность официально ее открыть…
— Возможно… Может быть, если вы спросите у своего друга Энди.
— Послушай, Алоиз… Ты должен отдать себе отчет в том, что я решил выяснить, и я выясню. Предполагаю, что шкура твоя тебе дорога, как бы мало она ни стоила.
— Кому еще есть дело до этих древних историй? Вас поднимут на смех, извлеки вы их на свет Божий… Они больше никому не интересны…
— Интересны. Мне!
— В те времена об этом достаточно посудачили, и правда была у всех на устах…
— Ты уверен, что это правда?
— Вы сами так же решили…
— Потому что у меня еще не было в руках бумаг Роналда Фелпса…
— Покажите их. Он давно вернулся к себе на родину, а он был не из тех, кто оставляет за собой компрометирующие документы…
Он ускользал, искал любой предлог, чтобы за него ухватиться…
— Энди Спенсер воспользовался всем, но…
— Вы это сами сказали!
— Ты знаешь, что Энди на пороге разорения?
— Еще не знаю, но счастлив узнать… Ничто не может доставить мне такого удовольствия.
— Ты скажешь?
— Мне нечего сказать.
В лавке раздались шаги. Алоиз бросился было вперед. Кэли Джон обогнал его, отдернул портьеру.
— Хозяин вышел на несколько минут.
Он повернулся спиной и произнес:
— Зайдите попозже… Теперь, Алоиз, ты заговоришь, потому что я решил, что ты заговоришь, потому что с меня довольно, потому что это уже достаточно тянется, потому что мне нужно обязательно знать…
Из розового лицо его стало белым. Черты заострились. Он двинулся на Алоиза Риалеса, и стало ясно, что он готов действительно на все, что его ничего не остановит, что он любой ценой решил покончить с видениями прошлого.
Пегги Клам его бы не узнала и подавилась бы собственным смехом. Ну а Матильде было известно, что, если ее брат впадал в такое состояние, лучше его не трогать.
— Ты ведь скажешь, да?
Он не сделал больше ни шагу. Он отсчитывал время: сделать надо было еще два шага, и они были последними.
— Ты скажешь, Алоиз. Сначала ты скажешь, кто тот негодяй, что заплатил Ромеро, чтобы убить меня. Затем, кто…
Шаг вперед, последний, и жизнь Алоиза на какой-то миг будет висеть на волоске. Отступать ему было некуда. Риалес почувствовал у своих щиколоток диван, на который он упадет, если еще пошевелится.
— Ты скажешь…
Голос изменил Кэли Джону. Усталость навалилась на него. Тем хуже для того, что случится потом. В этот момент на карту была поставлена вся его жизнь. Он хотел, хотел изо всех сил, чтобы у него из глаз сейчас брызнули слезы. Но слезы не могли принести ему облегчения.
Горячее дыхание обожгло лицо Алоиза.
Тогда коротышка рухнул на репсовый красный диван и в последнюю минуту, как раз вовремя, махнул рукой в знак своего поражения.
— Быстро!
Две большие руки легли ему на плечи, жесткие пальцы закаменели, неумолимо поползли к горлу.
Теперь с сухих горящих губ Кэли Джона срывалась почти мольба:
— Быстро…
В конце концов Алоиз смог пробормотать:
— Слушайте…
Глава 8
— Вы найдете Жозе Риалеса у брокера, на которого он уже два года работает. Хотите, я вам его покажу?
Они подошли к двери в глубине помещения.
— Вон там. Высокий брюнет, который разговаривает с господином Паркером, около доски, слева…
— Не знаете, откуда он?
— Я иногда встречал его на бильярде, но никогда не расспрашивал.
Кэли Джон предпочел вновь вернуться в бар вместе со своим спутником.
— Хотите оказать мне услугу, молодой человек?
— Охотно, господин Эванс.
— Риалесу покажется странным, если вы спросите, не его ли отец Алоиз Риалес, а если он еще жив, то в этом случае, где он живет?
— Может, сегодня не очень кстати, понимаете? Но я все же могу попытаться…
Он непринужденно устремился в соседнюю комнату, а Кэли Джон остался в баре, предпочитая не показываться там самому.
Тут все пришло в движение, был момент, когда все лица повернулись в одну сторону и без видимых причин возникла уверенность, что сейчас все станет известно.
Билл Джексон, утирая лицо, прошел по коридору, направляясь в туалет.
Он уже больше часа не отходил от телефона, в то время как его секретарь крутил диск второго аппарата.
— Он улетел в Феникс…
Подробности выяснились тут же. Энди Спенсер не заказывал себе места заранее. Он прибыл в Феникс ночью. Было только одно свободное место и только до Лос-Анджелеса. Он купил этот билет, в то время как его секретарь в полседьмого утра, в свою очередь, нашел место на чикагский рейс.
Секретарь Джексона продолжал крутить телефонный диск, одновременно вызывая и Лос-Анджелес, и Чикаго. Линии, как всегда по утрам в понедельник, были перегружены.
— Это его сын… — прозвучало подле Джона.
Кэли Джон нашел в толпе банковского служащего, который был горд, что сумел выполнить свою миссию в такой трудный момент.
— Он меня едва слушал. Не спросил даже, почему я задаю ему такие вопросы. Он был настолько занят, что едва на меня взглянул и сказал не думая:
— Это мой отец… Если он вам нужен, найдете его в Бисбее. У него там табачная лавка на Главной улице…
Кэли Джон захотел угостить молодого человека виски, но тот скромно отказался.
— Всегда к вашим услугам, господин Эванс. Я в банке каждый день, кроме понедельника. Найдете меня во втором окошке слева…
Новость уже вышла на улицы. Все теперь знали, что Спенсер вылетел в Лос-Анджелес, куда он уже к этому времени должен был прилететь.
Встретится ли он со своим секретарем в Чикаго? Отправится в Нью-Йорк? Или в Вашингтон?
Уезжал ли он добровольно? Конечно, от Чикаго рукой подать до Канады, но если Спенсер хотел исчезнуть из этих мест, то ему было бы проще меньше часа на машине — отправиться в Мексику, где у него были вложены большие деньги.
Многие посмотрели на часы, ибо все они подумали об одном и том же расследование в сенатской комиссии по делу Дж. Б. Акетта, авиационного конструктора, будет продолжено.
Было ли предъявлено обвинение Энди Спенсеру? Или его вызвали? Или же он сам отправился туда, чтобы предстать перед комиссией?
Кто-то начал крутить радио, но до начала работы комиссии еще было несколько минут, и музыка, которая неслась из радиоприемника, казалась неуместной.
Кэли Джон не двигался с места: он колебался, о чем-то думал, смотрел на дверь, за которой светило солнце, и вдруг встал и вышел из бара; Майлз Дженкинс по-прежнему подпирал стену.
— Знаешь дорогу на Бисбей?
— Мы по ней уже ехали, когда отправились в Санбурн.
— Бензин у тебя есть?
— По дороге куплю.
Может быть, Кэли Джон просто не мог переносить это напряжение, царившее в Тусоне. Или же драматизм ситуации для него был не там, где его видели остальные. Большинство боялись за свои деньги и положение. Те же, кто не участвовал в делах Энди Спенсера, следили за событиями, как будто смотрели бой быков, из спортивного интереса, чтобы выяснить, как будет защищаться человек, выдержит ли он до конца или сдастся.
Пустыня и голубой горный цирк, дорога с белой полосой по одной стороне, по которой они ехали, действовала успокаивающе. Мимо них проносились большие и маленькие грузовики, перед ними была линия горизонта, к которой они стремились, и никаких телефонных звонко», аэродромов, пожиманий плечами брокера, который наверняка уже занял свое место у телефонного аппарата.
Лос-Анджелес? Чикаго? Нью-Йорк или Канада? Все это не имело значения.
Кстати, выключила ли телефон у себя дома Пегги Клам и погрузился ли ее дом наконец в тишину? Если нет, то ее наверняка одолели подруги — а имя им легион — все они были дамами из того самого общества, где мужья вели дела с Энди Спенсером или без него.
Снова проехали Санбурн, и этим утром Кэли Джон смотрел на городской скелет равнодушно. Без малейшего желания выходить из машины и идти здороваться он увидел доктора Швоба, который заканчивал сушку самого себя на веранде.
Немного отъехав от города, Майлз Дженкинс пришел в замешательство, какую выбрать дорогу, наконец он свернул направо, и они начали подъем в гору, перевалили горы: то тут, то там на foot-hills тонули в зелени ранчо.
Наконец совсем внизу появился город, который горы так зажали с двух сторон, что в нем оставалось место всего для одной, петлявшей, как ручей, улицы: дома вокруг нее приткнулись на склоне, и к ним вели лестницы, вырубленные в скале.
Жизнь тем не менее шла, бурная и явная, — она напоминала жизнь Санбурна во времена его расцвета. Повсюду, вокруг низины, где в одну линию, как в любом городе Соединенных Штатов, вытянулись магазины, почва была изрыта машинами, земля была медно-красного цвета, как бы с вкраплениями лавы, из нее добывали руду, и вагонетки, иногда даже по навесной дороге, развозили ее во все стороны.
— Остановись где сможешь…
На этой единственной улице было нелегко припарковаться, и Майлзу Дженкинсу потребовалось на это некоторое время.
Кэли Джон решил идти пешком, потому что, когда они проезжали по улице на машине, он обнаружил одну лавочку с двумя витринами, внутри нее было темно, а на пороге восседал индеец, куривший трубку.
Стекла были пыльными, и пыль была красной, слой ее лежал повсюду.
Дверь в лавку была приоткрыта, а через нее тянуло едва уловимым запахом сигар и табака. Здесь также продавали почтовые открытки, сувениры, дешевую кожу.
Кэли Джону показалось, что за ним следили из глубины лавки, и он предпочел сразу же войти внутрь. За прилавком стоял человек, лицо которого было почти скрыто сивой и очень густой бородой. Те, кого Кэли Джон встретил на улице, тоже носили бороды, и он вспомнил, что через месяц праздники, к которым все мужское население города должно было отрастить бороды, как во времена пионеров Дикого Запада.
Они не сразу узнали друг друга. Мужчина за прилавком выжидал, понимая, что его посетитель пришел не затем, чтобы купить у него сигары.
Он ждал, чувствуя себя не в своей тарелке, потом прокашлялся и водрузил на нос пенсне, которое вытащил из кармана.
— Алой»?
— Да, это я… А вы, вы не… Черт возьми? Да это мистер Эване!
Он снова закашлялся. У него всю жизнь что-то болело. Может быть, что-то с легкими?
— И давно… вы здесь? — спросил Джон.
Некогда он разговаривал с ним более фамильярно, но эта непринужденность разговора возвращалась не сразу.
— Дет десять… Хвастаться нечем, маленькое торговое дело, благодаря которому я могу держаться на плаву.
— А раньше?
Риалес неопределенно махнул рукой, что должно было означать, что Соединенные Штаты велики.
— Проехал с Севера на Юг, мистер Эваве… Даже был женат.
— Я знаю, у вас сын в Тусоне.
— Вы с ним говорили?
Кэли Джон не сказал ни да, ни нет, и собеседник его продолжил:
— У меня еще дочь замужем за врачом во Флориде.
Он меня сюда и определил. Уже десять лет прошло, никому мои старые кости и даром не нужны…
Он говорил, чтобы говорить, это чувствовалось, он держался оборонительной позиции, избегал спрашивать, что нового известно об Энди Спенсере.
— Не кажется ли вам, Алоиз, что мы могли бы поговорить более откровенно?
Кэли Джон был не из тех, кто долго хитрит. Это его утомляло. Точнее, ему становилось противно, как боксеру перед лицом убегающего противника.
— Поговорить о чем?
— Например, о том, что произошло когда-то на ранчо «Кобыла потерялась».
— Не донимаю, что вы имеете в виду, мистер Эванс?
Раньше он так не лукавил. Конечно, открытого взгляда у него никогда не было, но он не производил впечатления человека, который пытается проскользнуть у вас между пальцами, как это было теперь.
— Кроме всего прочего, там неким Ромеро был произведен один выстрел…
— Верно… Я не подумал об этом… Ведь это тот ковбой, которого вы убили?
Это был первый ложный шаг. Как бы плоха ни была у него память, он не мог забыть, что речь шла об организованной западне, а тем более о том, что Ромеро никогда на ранчо не служил. Он тем более не мог этого забыть, поскольку работниками занимался именно он, и он же, в довершение всего, присутствовал на процессе.
— Послушайте, Алоиз…
Губы у Кэли Джона немного дрожали, как всегда, когда он чувствовал, как поднимается в нем ярость или когда ему нужно было сказать что-то неприятное.
— У меня есть основания полагать, что вы могли бы снабдить меня некоторыми подробностями, которые мне хотелось бы выяснить… Слышите?
Которые я хочу выяснить…
Собеседник бросил косой взгляд на улицу, как будто хотел в чем-то удостовериться. Напротив был ресторан, выкрашенный в желтый цвет, и за стеклом можно было различить кассиршу. Чем он рисковал?
— Когда вы ушли от Спенсера, вы утверждали, что едете в Сан-Франциско…
— Я туда действительно поехал.
— Что вы там делали?
— На меня свалилось небольшое наследство…
Он сделал незаметное движение. Скользнул к концу прилавка, который находился ближе всего к двери; он наверняка хотел добраться до порога, где мог бы почувствовать себя в большей безопасности.
Это была его вторая ошибка. В Кэли Джоне жило еще это назойливое нетерпение, которое охватило его поутру в Тусоне.
Он тоже сделал два шага вперед, схватил испанца за пиджак, тот было отступил, но Кэли Джон толкнул его к приоткрытой красной портьере, за которой угадывалась гостиная.
— Иди туда… Иди… И не пробуй кричать, потому что я разобью тебе морду, прежде чем ты успеешь открыть рот…
Такое случалось с ним несколько раз в жизни, особенно с ворами, которые угоняли скот, или с нечестными ковбоями. Каждый раз после этого он надолго успокаивался.
— Я не знаю, чего вы от меня хотите… Оставьте меня… Вы не имеете права…
— Иди туда! И никаких криков, повторяю… И не пытайся улизнуть на улицу… У меня все бумаги Роналда Фелпса, знай это.
Итак, эти слова, сказанные на всякий случай, достигали цели. Испанец вздрогнул, прекратил сопротивляться — пусть будет что будет, поправил воротник пиджака.
Они находились в помещении за лавкой, где было два дивана, обтянутых красным репсом, и столики. Выцветшие обои на стенах и несколько гравюр в черных рамках. Наверняка завсегдатаи приходили сюда после обеда выкурить по сигаре или трубке. Более чем вероятно, здесь играли в карты.
Было тоскливо и пыльно. Непонятно почему, обстановка наводила на мысль о каком-то тайном пороке.
— Ты ведь хорошо знал Роналда Фелпса, да?
— Как все.
— В Тусоне?
— В Тусоне, Санбурне, здесь… Он много ездил…
— А кого еще ты знал?
— Не понимаю, что вы хотите сказать…
— Послушай, Алоиз… Я решил, что ты заговоришь, и ты заговоришь…
Понял? Я нечасто злюсь, но когда злюсь, это становится неприятно для других. Кто заплатил Ромеро, чтобы он убил меня?
— С чего это вы решили, что я знаю?..
— Кто обнаружил жилу?
— Клянусь вам…
На сей раз он попал в цель, и Алоиз не мог сдержать удивленного взгляда, которым наградил своего собеседника.
— Не понимаешь, откуда мне это известно, да? Не имеет значения.
Насколько я тебя знаю, ты бы не ушел с такого места, которое имел у Спенсера, без веских причин…
— Я вам уже сказал, что получил наследство…
— От кого? Будь внимателен… Это ведь можно выяснить. Нужны официальные бумаги, а они не исчезают.
— Мне нечего вам сказать.
Должно быть, он думал: «Если бы только кто-нибудь вошел в магазин».
Был мертвый час. Кэли Джон, который задернул портьеру, начинал все больше нервничать: он зашел слишком далеко, чтобы отступать, но у него не было никакой уверенности, никаких доказательств, он действовал импульсивно.
— Во-первых, это ты сказал Ромеро, что я возвращаюсь не по обычной дороге, а по тропе койотов.
— Докажите!
— Ты знал Ромеро.
Алоиз попытался бодриться, поднял голову.
— Не больше, чем вы.
— Ты знал Роналда Фелпса.
— Его знали десять тысяч человек.
— Итак, Роналд Фелпс был в курсе дела. Малыш Гарри тоже. Ромеро платил еще кто-то. Кто?
— Спросите у него…
— Кто-то также должен был обнаружить жилу, прежде чем начали делать вид, что роют артезианские колодцы для того, чтобы была возможность официально ее открыть…
— Возможно… Может быть, если вы спросите у своего друга Энди.
— Послушай, Алоиз… Ты должен отдать себе отчет в том, что я решил выяснить, и я выясню. Предполагаю, что шкура твоя тебе дорога, как бы мало она ни стоила.
— Кому еще есть дело до этих древних историй? Вас поднимут на смех, извлеки вы их на свет Божий… Они больше никому не интересны…
— Интересны. Мне!
— В те времена об этом достаточно посудачили, и правда была у всех на устах…
— Ты уверен, что это правда?
— Вы сами так же решили…
— Потому что у меня еще не было в руках бумаг Роналда Фелпса…
— Покажите их. Он давно вернулся к себе на родину, а он был не из тех, кто оставляет за собой компрометирующие документы…
Он ускользал, искал любой предлог, чтобы за него ухватиться…
— Энди Спенсер воспользовался всем, но…
— Вы это сами сказали!
— Ты знаешь, что Энди на пороге разорения?
— Еще не знаю, но счастлив узнать… Ничто не может доставить мне такого удовольствия.
— Ты скажешь?
— Мне нечего сказать.
В лавке раздались шаги. Алоиз бросился было вперед. Кэли Джон обогнал его, отдернул портьеру.
— Хозяин вышел на несколько минут.
Он повернулся спиной и произнес:
— Зайдите попозже… Теперь, Алоиз, ты заговоришь, потому что я решил, что ты заговоришь, потому что с меня довольно, потому что это уже достаточно тянется, потому что мне нужно обязательно знать…
Из розового лицо его стало белым. Черты заострились. Он двинулся на Алоиза Риалеса, и стало ясно, что он готов действительно на все, что его ничего не остановит, что он любой ценой решил покончить с видениями прошлого.
Пегги Клам его бы не узнала и подавилась бы собственным смехом. Ну а Матильде было известно, что, если ее брат впадал в такое состояние, лучше его не трогать.
— Ты ведь скажешь, да?
Он не сделал больше ни шагу. Он отсчитывал время: сделать надо было еще два шага, и они были последними.
— Ты скажешь, Алоиз. Сначала ты скажешь, кто тот негодяй, что заплатил Ромеро, чтобы убить меня. Затем, кто…
Шаг вперед, последний, и жизнь Алоиза на какой-то миг будет висеть на волоске. Отступать ему было некуда. Риалес почувствовал у своих щиколоток диван, на который он упадет, если еще пошевелится.
— Ты скажешь…
Голос изменил Кэли Джону. Усталость навалилась на него. Тем хуже для того, что случится потом. В этот момент на карту была поставлена вся его жизнь. Он хотел, хотел изо всех сил, чтобы у него из глаз сейчас брызнули слезы. Но слезы не могли принести ему облегчения.
Горячее дыхание обожгло лицо Алоиза.
Тогда коротышка рухнул на репсовый красный диван и в последнюю минуту, как раз вовремя, махнул рукой в знак своего поражения.
— Быстро!
Две большие руки легли ему на плечи, жесткие пальцы закаменели, неумолимо поползли к горлу.
Теперь с сухих горящих губ Кэли Джона срывалась почти мольба:
— Быстро…
В конце концов Алоиз смог пробормотать:
— Слушайте…
Глава 8
— Что вы хотите знать?
Они поняли друг друга. Коротышка с седенькой бородкой, сидевший на краешке дивана, поправил галстук и отвороты пиджака, посмотрел скорее с любопытством, чем с ужасом и ненавистью, на стоящего перед ним и немного задыхающегося Кэли Джона.
Тут и Кэли Джон понял, что может ослабить поводок и позволить торговцу сигарами обслужить клиентов у прилавка. Алоиз покорно вернулся: всякое сопротивление его было сломлено той волей, что в пароксизме выплеснулась наружу. Кэли чувствовал себя опустошенным и обессиленным, так много ушло у него на это сил.
Алоиз еще не выпустил свой яд. Он все еще мог ужалить за пятку, но не сразу.
— Могу я выпить стакан воды?
За портьерой был кран, и Джон решил не унижаться и не следить за своим собеседником.
— Вы тоже хотите?
Он сказал «нет», потом — «да», и бывший управляющий, который еще несколько минут назад имел совершенно реальную возможность умереть от его руки, протянул Джону стакан и снова устроился на краешке дивана.
Он ждал вопросов, а Джон, со все еще немного трясущимися коленями, продолжал стоять, не зная что сказать. Тридцать восемь лет его мучил один и тот же вопрос — он то обозначался резче, то терял свою актуальность.
Поначалу, например, сомнение в предательстве Энди Спенсера редко закрадывалось в мысли Кэли Джона.
Сомнения рождались в его голове постепенно, и их становилось больше по мере того, как он старел: детство начинало казаться ему все дороже и как будто ближе — с возрастом сомнений этих становилось все больше, и они приобретали большую отчетливость.
Теперь, когда сомнения эти приобрели характер навязчивой идеи, которая преследовала его последние дни, ему предстояло все выяснить.
Надо было только спросить. И Алоиз заговорит.
Но не Алоиз, а сам Кэли Джон выглядел так, как будто он чего-то боится и не знает, на что решиться. Почему было просто не спросить:
«Кто? «
В Тусоне в брокерской конторе и в баре становилось все больше любопытных и тех, кто потерял всякое терпение. Следы Спенсера нашлись в Сент-Луисе. Он там недавно сошел с трапа самолета на землю и теперь был там, в Сент-Луисе, в аэропорту. Собирался ли он сесть на другой самолет?
Ему пришлось пройти в контору авиакомпании, он был сух, нервничал, а надо было еще разговаривать со служащим.
— Куда ближайшие рейсы? — спрашивал по телефону Джексон.
И оттуда доносилось: «Есть во всех направлениях, но неизвестно, взлетят ли они… с утра тут просто ураганный ветер…» — по голосу можно было догадаться, что человек смотрит в окно на цементные дорожки.
В Тусоне же было тепло и спокойно.
— Не можете ли вы выяснить, по-прежнему ли он находится в здании аэровокзала и нельзя ли позвать его к телефону?
— Все, что я могу сделать, это вызвать его по громкоговорителю.
Из Тусона было слышно, как звучал в громкоговорителе голос:
— Мистера Энди Спенсера просят к телефону. Мистера Энди Спенсера просят к телефону для важного разговора…
Пауза. Что бы сказал Джексон, подойди Спенсер к аппарату. Он искал, кого бы поважнее позвать к аппарату вместо себя, но как бы случайно все были чем-то заняты или направлялись в бар.
— Никто не подходит. Однако Спенсер находится в списке пассажиров, прилетевших на рейсе из Лос-Анджелеса. Может быть, он уже уехал из аэропорта?
Ну уж нет! Получасом позже та же самая служащая, которой позвонили снова, заявила, что Энди Спенсер только что поднялся на борт «Констелласьона», который, несмотря на плохую погоду, в ту самую минуту брал курс на Нью-Йорк.
— Самолет делает посадку в Чикаго?
— Да.
Не забронировал ли секретарь место на этот рейс для второй части путешествия?
Час за часом не только в баре, но и во всем городе крутили ручки радиоприемников. Матильда на ранчо тоже ждала каждую трансляцию из Вашингтона.
— Этим утром отношения во время заседания между председателем и адвокатом Дж. Б. Акетта все более и более накаляются. Адвокат, который на прошлой неделе наметил несколько вопросов, сегодня выказывает признаки усталости. Вот несколько реплик, которыми они обменялись не более получаса назад…
Голос диктора, доносившийся до помещения за лавкой Алоиза, звучал то ли из соседнего дома, то ли из желтого ресторанчика напротив.
Председатель: Мною выявлено, что некая персона, приближенная к правительству, получала от вас суммы, которые, судя по всему, превосходили сто тысяч долларов.
Акетт Приблизительно столько. Это старый друг.
Председатель: Вас повсюду встречали вместе в самых шикарных ресторанах, где он приглашал к столу своих друзей, не скупясь на угощение, а счета оплачивали вы…
Акетт: Эти суммы были мне возмещены.
Председатель — На эти встречи часто приглашались для развлечения очень красивые женщины и очень дорогие…
Акетт. Предполагаю, что меня это не касается…
Председатель: Если не считать, что я нашел цену норкового манто, проведенную через вашу бухгалтерию в графе «реклама».
Для Кэли Джона это было как музыкальный фон. Он не отрывал от Алоиза тяжелого взгляда, и ему надо было сделать над собой усилие, чтобы увидеть того таким, каким он был прежде: худой и невысокий, это точно, вероятно, здоровьем похвастаться не мог, но не сидел на месте и был полон нервной энергии, взгляд его был острым, и глаза блестели.
— Кто нашел жилу? — спросил он наконец, отчетливо произнося каждый слог. — Стоп! Помолчи. Прежде я хочу знать, какие у тебя были в то время отношения с англичанином?
Настал черед Алоиза задавать вопросы:
— До или после?
— До того, как Ромеро стрелял в меня.
— Я знал его понаслышке, как все вокруг. Наверное, видел на улицах Тусона или Санбурна…
— Никогда не говорил с ним?
— Нет.
— Ты знал, что он был хозяином Малыша Гарри?
— Не знал.
— Ты часто ездил в Санбурн?
— Можно сказать — никогда.
— У тебя там были друзья, которые держали тебя в курсе дела?
Алоиз думал каждый раз, перед тем как ответить, как будто хотел взвесить точность своих слов.
— Нет. Только потом…
— Таким образом, до пятнадцатого августа тысяча девятьсот девятого года ты Роналда Фелпса не знал?
— Я этого не сказал. Я сказал «до того, как была открыта жила».
— Кто ее открыл?
Может быть, тут Алоиз не был так откровенен. Было заметно, что он колеблется.
— Послушайте… Несколько раз в июне или июле — скорее, это было в июне — я видел, как Роналд Фелпс бродил по территории ранчо, на его юго-западной границе. Первые два раза я решил, что он просто проходит мимо, и даже не направил в его сторону лошадь. Но вечером я издалека увидел лошадь без всадника. Подъехал ближе… На земле лежал человек, и я сразу же понял, что он там делает. Это был англичанин… Он сказал мне, что подумал было по строению участка, что в этом месте проходит жила, но ошибся.
— Ты лжешь!
Кэли Джон заявил это так уверенно, просто потому что концы с концами не сходились. С удивительной легкостью, без какого бы то ни было нажима Риалес согласился.
— Если угодно…
Правда, более он ничего не сказал.
— Это ты открыл жилу. Ты пошел к Роналду Фелпсу, чтобы тот тайком приехал изучить участок…
— Это был не самый умный и выгодный поступок в моей жизни.
— Что помешало тебе сказать об этом Энди и мне?
Алоиз по-прежнему молчал, и в этот момент кто-то вошел в лавку.
Коротышка взглядом попросил разрешения пойти обслужить клиента, и Джон дал это разрешение. Отсутствовал Алоиз довольно долго, потому что вслед за первым вошли еще два посетителя.
После этого Риалес покорно уселся на свое место. Он был совершенно спокоен.
— Будет легче, если ты сам скажешь всю правду.
— Я сомневался, есть ли жила, это правда. Я отправился к англичанину только потому, что мне была нужна техническая консультация, только она.
Простое подтверждение, прежде чем двигаться дальше…
— Что ты сделал затем?
— Я знал, что у мистера Спенсера есть долги…
— То есть тебе также было известно, что он довольно часто ездит играть в Санбурн?
— Да.
— Что он должен Малышу Гарри?
— Но я еще не знал, что за ним стоит англичанин, иначе бы я обратился к другому геологу. Фелпс приезжал не один раз…
— И ты еще надеялся так или иначе получить шахту в свое распоряжение?
— Почему бы и нет?
— Как бы ты мог этого достичь?
— Хорошо выбрав момент, я бы в конце концов добился от мистера Спенсера, чтобы тот продал мне часть концессии. Так как никто не подозревал о существовании жилы, я бы получил землю почти даром…
— А я?
Молчание.
— Как ты думал договориться со мной?
— Вы все равно сейчас ничего не можете мне сделать.
Прошло тридцать восемь лет. И если вам суждено было меня убить, вы уже это бы сделали. Я сказал себе, что вы мешаете…
— Почему я, а не Спенсер?
— По целому ряду причин… Он не был настоящим ранчеро. Он занимался этим, как мог заниматься чем угодно… Ковбои это хорошо знали. Если бы он увидел, что ему выгодно уступить часть концессии, он бы это сделал. А вы — нет!
Это было правдой.
— Деньги на первые издержки я бы нашел. Я бы обратился к банкам.
Понадобилось бы, я бы взял компаньона…
Они поняли друг друга. Коротышка с седенькой бородкой, сидевший на краешке дивана, поправил галстук и отвороты пиджака, посмотрел скорее с любопытством, чем с ужасом и ненавистью, на стоящего перед ним и немного задыхающегося Кэли Джона.
Тут и Кэли Джон понял, что может ослабить поводок и позволить торговцу сигарами обслужить клиентов у прилавка. Алоиз покорно вернулся: всякое сопротивление его было сломлено той волей, что в пароксизме выплеснулась наружу. Кэли чувствовал себя опустошенным и обессиленным, так много ушло у него на это сил.
Алоиз еще не выпустил свой яд. Он все еще мог ужалить за пятку, но не сразу.
— Могу я выпить стакан воды?
За портьерой был кран, и Джон решил не унижаться и не следить за своим собеседником.
— Вы тоже хотите?
Он сказал «нет», потом — «да», и бывший управляющий, который еще несколько минут назад имел совершенно реальную возможность умереть от его руки, протянул Джону стакан и снова устроился на краешке дивана.
Он ждал вопросов, а Джон, со все еще немного трясущимися коленями, продолжал стоять, не зная что сказать. Тридцать восемь лет его мучил один и тот же вопрос — он то обозначался резче, то терял свою актуальность.
Поначалу, например, сомнение в предательстве Энди Спенсера редко закрадывалось в мысли Кэли Джона.
Сомнения рождались в его голове постепенно, и их становилось больше по мере того, как он старел: детство начинало казаться ему все дороже и как будто ближе — с возрастом сомнений этих становилось все больше, и они приобретали большую отчетливость.
Теперь, когда сомнения эти приобрели характер навязчивой идеи, которая преследовала его последние дни, ему предстояло все выяснить.
Надо было только спросить. И Алоиз заговорит.
Но не Алоиз, а сам Кэли Джон выглядел так, как будто он чего-то боится и не знает, на что решиться. Почему было просто не спросить:
«Кто? «
В Тусоне в брокерской конторе и в баре становилось все больше любопытных и тех, кто потерял всякое терпение. Следы Спенсера нашлись в Сент-Луисе. Он там недавно сошел с трапа самолета на землю и теперь был там, в Сент-Луисе, в аэропорту. Собирался ли он сесть на другой самолет?
Ему пришлось пройти в контору авиакомпании, он был сух, нервничал, а надо было еще разговаривать со служащим.
— Куда ближайшие рейсы? — спрашивал по телефону Джексон.
И оттуда доносилось: «Есть во всех направлениях, но неизвестно, взлетят ли они… с утра тут просто ураганный ветер…» — по голосу можно было догадаться, что человек смотрит в окно на цементные дорожки.
В Тусоне же было тепло и спокойно.
— Не можете ли вы выяснить, по-прежнему ли он находится в здании аэровокзала и нельзя ли позвать его к телефону?
— Все, что я могу сделать, это вызвать его по громкоговорителю.
Из Тусона было слышно, как звучал в громкоговорителе голос:
— Мистера Энди Спенсера просят к телефону. Мистера Энди Спенсера просят к телефону для важного разговора…
Пауза. Что бы сказал Джексон, подойди Спенсер к аппарату. Он искал, кого бы поважнее позвать к аппарату вместо себя, но как бы случайно все были чем-то заняты или направлялись в бар.
— Никто не подходит. Однако Спенсер находится в списке пассажиров, прилетевших на рейсе из Лос-Анджелеса. Может быть, он уже уехал из аэропорта?
Ну уж нет! Получасом позже та же самая служащая, которой позвонили снова, заявила, что Энди Спенсер только что поднялся на борт «Констелласьона», который, несмотря на плохую погоду, в ту самую минуту брал курс на Нью-Йорк.
— Самолет делает посадку в Чикаго?
— Да.
Не забронировал ли секретарь место на этот рейс для второй части путешествия?
Час за часом не только в баре, но и во всем городе крутили ручки радиоприемников. Матильда на ранчо тоже ждала каждую трансляцию из Вашингтона.
— Этим утром отношения во время заседания между председателем и адвокатом Дж. Б. Акетта все более и более накаляются. Адвокат, который на прошлой неделе наметил несколько вопросов, сегодня выказывает признаки усталости. Вот несколько реплик, которыми они обменялись не более получаса назад…
Голос диктора, доносившийся до помещения за лавкой Алоиза, звучал то ли из соседнего дома, то ли из желтого ресторанчика напротив.
Председатель: Мною выявлено, что некая персона, приближенная к правительству, получала от вас суммы, которые, судя по всему, превосходили сто тысяч долларов.
Акетт Приблизительно столько. Это старый друг.
Председатель: Вас повсюду встречали вместе в самых шикарных ресторанах, где он приглашал к столу своих друзей, не скупясь на угощение, а счета оплачивали вы…
Акетт: Эти суммы были мне возмещены.
Председатель — На эти встречи часто приглашались для развлечения очень красивые женщины и очень дорогие…
Акетт. Предполагаю, что меня это не касается…
Председатель: Если не считать, что я нашел цену норкового манто, проведенную через вашу бухгалтерию в графе «реклама».
Для Кэли Джона это было как музыкальный фон. Он не отрывал от Алоиза тяжелого взгляда, и ему надо было сделать над собой усилие, чтобы увидеть того таким, каким он был прежде: худой и невысокий, это точно, вероятно, здоровьем похвастаться не мог, но не сидел на месте и был полон нервной энергии, взгляд его был острым, и глаза блестели.
— Кто нашел жилу? — спросил он наконец, отчетливо произнося каждый слог. — Стоп! Помолчи. Прежде я хочу знать, какие у тебя были в то время отношения с англичанином?
Настал черед Алоиза задавать вопросы:
— До или после?
— До того, как Ромеро стрелял в меня.
— Я знал его понаслышке, как все вокруг. Наверное, видел на улицах Тусона или Санбурна…
— Никогда не говорил с ним?
— Нет.
— Ты знал, что он был хозяином Малыша Гарри?
— Не знал.
— Ты часто ездил в Санбурн?
— Можно сказать — никогда.
— У тебя там были друзья, которые держали тебя в курсе дела?
Алоиз думал каждый раз, перед тем как ответить, как будто хотел взвесить точность своих слов.
— Нет. Только потом…
— Таким образом, до пятнадцатого августа тысяча девятьсот девятого года ты Роналда Фелпса не знал?
— Я этого не сказал. Я сказал «до того, как была открыта жила».
— Кто ее открыл?
Может быть, тут Алоиз не был так откровенен. Было заметно, что он колеблется.
— Послушайте… Несколько раз в июне или июле — скорее, это было в июне — я видел, как Роналд Фелпс бродил по территории ранчо, на его юго-западной границе. Первые два раза я решил, что он просто проходит мимо, и даже не направил в его сторону лошадь. Но вечером я издалека увидел лошадь без всадника. Подъехал ближе… На земле лежал человек, и я сразу же понял, что он там делает. Это был англичанин… Он сказал мне, что подумал было по строению участка, что в этом месте проходит жила, но ошибся.
— Ты лжешь!
Кэли Джон заявил это так уверенно, просто потому что концы с концами не сходились. С удивительной легкостью, без какого бы то ни было нажима Риалес согласился.
— Если угодно…
Правда, более он ничего не сказал.
— Это ты открыл жилу. Ты пошел к Роналду Фелпсу, чтобы тот тайком приехал изучить участок…
— Это был не самый умный и выгодный поступок в моей жизни.
— Что помешало тебе сказать об этом Энди и мне?
Алоиз по-прежнему молчал, и в этот момент кто-то вошел в лавку.
Коротышка взглядом попросил разрешения пойти обслужить клиента, и Джон дал это разрешение. Отсутствовал Алоиз довольно долго, потому что вслед за первым вошли еще два посетителя.
После этого Риалес покорно уселся на свое место. Он был совершенно спокоен.
— Будет легче, если ты сам скажешь всю правду.
— Я сомневался, есть ли жила, это правда. Я отправился к англичанину только потому, что мне была нужна техническая консультация, только она.
Простое подтверждение, прежде чем двигаться дальше…
— Что ты сделал затем?
— Я знал, что у мистера Спенсера есть долги…
— То есть тебе также было известно, что он довольно часто ездит играть в Санбурн?
— Да.
— Что он должен Малышу Гарри?
— Но я еще не знал, что за ним стоит англичанин, иначе бы я обратился к другому геологу. Фелпс приезжал не один раз…
— И ты еще надеялся так или иначе получить шахту в свое распоряжение?
— Почему бы и нет?
— Как бы ты мог этого достичь?
— Хорошо выбрав момент, я бы в конце концов добился от мистера Спенсера, чтобы тот продал мне часть концессии. Так как никто не подозревал о существовании жилы, я бы получил землю почти даром…
— А я?
Молчание.
— Как ты думал договориться со мной?
— Вы все равно сейчас ничего не можете мне сделать.
Прошло тридцать восемь лет. И если вам суждено было меня убить, вы уже это бы сделали. Я сказал себе, что вы мешаете…
— Почему я, а не Спенсер?
— По целому ряду причин… Он не был настоящим ранчеро. Он занимался этим, как мог заниматься чем угодно… Ковбои это хорошо знали. Если бы он увидел, что ему выгодно уступить часть концессии, он бы это сделал. А вы — нет!
Это было правдой.
— Деньги на первые издержки я бы нашел. Я бы обратился к банкам.
Понадобилось бы, я бы взял компаньона…