Страница:
Когда она вернулась на кухню, Сол варил кофе.
– Хорошо съездила? – спросил он. – Без проблем?
– Да. – Натали положила одну из папок на грубо отесанную поверхность стола. – Похоже, Сара Хэпшоу увидит все те места, где никогда не бывала Натали Престон, – рассмеялась она.
Сол кивнул и поставил перед ней большую белую чашку с густым черным кофе.
– Здесь тоже ничего не происходило? – поинтересовалась Натали.
– Нет, – откликнулся Сол. – Ничего и не могло произойти.
Она положила себе сахар и только теперь поняла, насколько устала. Сидя напротив, Сол протянул руку и ободряюще похлопал ее по плечу. Несмотря на его худое, покрытое морщинами лицо, Натали подумала, что сейчас он выглядит гораздо моложе, чем с бородой. Всего три месяца прошло, а кажется, целое столетие.
– Есть новые сведения от Джека, – произнес он. – Не хочешь прогуляться?
Она бросила взгляд на недопитый кофе.
– А ты возьми чашку с собой, – предложил Сол. – Мы пойдем к ипподрому.
Он встал и на минуту удалился в свою спальню. Вернулся он в свободной рубашке навыпуск, которая не смогла полностью скрыть выпирающую кобуру, засунутую за ремень, с револьвером сорок пятого калибра.
Они двинулись по склону на запад, мимо изгородей и апельсиновых рощ, туда, где песчаные дюны подползали к обработанным полям и зеленым лужайкам частных вилл. Сол перешел на акведук, который вздымался на двадцать футов над песком и простирался на многие мили по направлению к груде развалин и новым строениям, видневшимся на побережье. Юноша в белой рубашке, крича и размахивая руками, бросился к ним, но Сол что-то тихо сказал ему на иврите, тот кивнул и отошел. Сол и Натали двинулись дальше по грубому покрытию акведука.
– Что ты ему сказал? – поинтересовалась она.
– Я упомянул, что знаком с троицей Фрова, Ави-Йона и Негев, – пояснил он. – Все трое занимались здесь раскопками, начиная с пятидесятых годов.
– И все?
– Да. – Он остановился и огляделся. Справа от них синело море, а впереди, на расстоянии мили, в солнечном свете купалось целое скопление белых новых домов.
– Когда ты рассказывал мне о своем доме, я представляла себе хижину в пустыне, – сказала Натали.
– Так оно и было, когда я приехал сюда сразу после войны. Сначала мы строили и расширяли кибуцы Гааш, Кфар Виткин и Ма'аган Микаэль. А после Войны за независимость Давид и Ребекка обосновали здесь свою ферму…
– Это же настоящее поместье! – воскликнула Натали.
Сол улыбнулся и допил остатки кофе.
– Поместье – это место обитания барона Ротшильда. Теперь там расположен пятизвездочный отель «Дан Кесария».
– Мне нравятся эти развалины, – призналась Натали. – Акведук, театр, город крестоносцев – все такое древнее.
Сол кивнул:
– Когда я жил в Америке, мне очень недоставало этих временных слоев разных эпох.
Натали сняла с плеча красную сумку и положила в нее пустые кофейные чашки, предварительно аккуратно завернув их в полотенце.
– Я скучаю по Америке, – вздохнула она и, обхватив руками колени, взглянула на море песка, расстилавшееся внизу. – Мне кажется, я скучаю по Америке, – поправилась она. – Эти последние дни были такими кошмарными…
Сол ничего не ответил, и в течение нескольких минут оба сидели молча.
Первой заговорила Натали:
– Интересно, кто был на похоронах Роба?
Сол искоса взглянул на нее, и солнечный свет отразился от стекол его очков.
– Джек Коуэн написал, что шерифа Джентри похоронили на чарлстонском кладбище в присутствии представителей местной полиции и нескольких местных агентств.
– Нет, я имела в виду близких ему людей. Присутствовали ли там члены семьи? Его приятель Дерил Микс? Кто-нибудь из тех… кто любил его? – Она умолкла.
– Это было бы безумием, если бы ты отправилась туда, – тихо промолвил он после паузы. – Они бы тебя узнали. Кроме того, ты все равно не могла этого сделать. Врачи в Иерусалимской больнице сказали, что у тебя был очень тяжелый перелом. – Сол с улыбкой глянул на девушку. – А сегодня я что-то не замечаю, чтобы ты хромала.
– Да. – Натали улыбнулась в ответ. – Нога стала гораздо лучше. – И, переводя разговор на другую тему, тряхнула головой. – О'кей, так с чего начнем?
– Мне кажется, у Джека довольно интересные новости, но сначала я бы хотел все узнать о Вене.
Натали кивнула:
– Регистрационные книги отеля «Империал» подтвердили, что они были там – мисс Мелани Фуллер и Нина Хокинс, это девичья фамилия Дрейтон, – в тысяча девятьсот двадцать пятом, двадцать шестом и двадцать седьмом годах. А в отеле «Метрополь» – в тысяча девятьсот тридцать третьем, тридцать четвертом и тридцать пятом. Они могли ездить в Вену еще несколько раз, останавливаясь в других отелях, которые утратили свои архивы во время войны и вследствие разных причин. Мистер Визенталь продолжает поиски.
– А фон Борхерт? – осведомился Сол.
– Записей в регистрационных книгах нет, но Визенталь подтвердил, что Вильгельм фон Борхерт с двадцать второго по двадцать девятый год арендовал небольшую виллу в Перхтольдсдорфе, неподалеку от города. Она была разрушена после войны.
– А относительно… другого? – спросил Сол. – Убийств?
– Обычный набор уличной преступности, политические убийства, убийства на почве ревности и так далее. Потом, летом двадцать пятого года, три странных, необъяснимых случая. Два важных человека и женщина, известная венская социалистка, – убиты своими знакомыми. Во всех трех случаях у преступников не было ни мотивов, ни алиби, ни объясняющих причин. Газеты назвали это «летним помешательством», поскольку убийцы клялись, что не помнят, как совершали свои преступления. Все трое были признаны вменяемыми и виновными. Один казнен, второй покончил жизнь самоубийством, а женщина, зарезавшая свою подругу, была отправлена в сумасшедший дом, где через неделю утопилась в пруду.
– Похоже, наши молодые мозговые вампиры именно тогда и начинали свою Игру, – заметил Сол. – Обретали вкус к убийствам.
– Мистер Визенталь не смог установить связи, – продолжила Натали, – но он будет заниматься расследованиями для нас. Семь необъяснимых убийств летом двадцать шестого года. Одиннадцать – между июнем и августом двадцать седьмого… Но это было лето неудавшегося путча, когда на вышедшей из-под контроля демонстрации погибли восемьдесят рабочих, и венские власти были гораздо больше обеспокоены другими проблемами, чем смертью каких-то граждан из низшего сословия.
– Значит, наша троица сменила свои мишени, – задумчиво произнес Сол. – Возможно, убийство представителей их собственного круга стало для них небезопасным.
– За лето и зиму тысяча девятьсот двадцать восьмого года нам не удалось обнаружить никаких отчетов о преступности, – сказала Натали. – Зато в двадцать девятом в австрийском курортном городке Бад Ишль произошли семь таинственных исчезновений. Венская пресса писала о заунерском оборотне, потому что всех исчезнувших – а среди них были очень влиятельные лица как в Вене, так и в Берлине, – в последний раз видели в шикарном ресторане «Заунер».
– Однако подтверждений того, что в это время там находился наш молодой немец со своими двумя американскими подружками, нет? – спросил Сол.
– Пока нет, – ответила Натали. – Но мистер Визенталь сказал, что в округе имелось множество частных вилл и отелей, которых давно не существует.
Сол удовлетворенно кивнул. Одновременно, как по команде, оба подняли головы и проводили взглядом эскадру из пяти израильских Ф-16, которые с ревом низко пролетели над морем, направляясь к югу.
– Это только начало, – сказал Сол. – Конечно, нам нужны подробности, гораздо больше подробностей, но начало положено.
Несколько минут они сидели в тишине. Солнце спускалось к юго-западу, отбрасывая изощренные тени от акведука на песок дюн. Весь мир купался в красновато-золотистом сиянии.
– Этот город в двадцать втором году до нашей эры начал строить Ирод Великий – доносчик и прихлебатель – в честь Цезаря Августа. К шестому веку нашей эры он стал административным центром с сияющими белизной театром, ипподромом и акведуком, – наконец промолвил Сол. – В течение десяти лет здесь был прокуратором Понтий Пилат.
– Ты уже рассказывал мне все это в прошлый раз, – напомнила Натали.
– Да, – кивнул Сол. – Смотри. – Он указал на дюны, наползающие на каменные арки. – Большая часть всего этого была скрыта на протяжении последних пятнадцати столетий. Акведук, на котором мы сидим, раскопали лишь в начале шестидесятых годов.
Натали о чем-то напряженно думала, и ей было, видимо, не до исторических экскурсов.
– Так что же осталось от власти Цезаря? Чем кончились политические замыслы Ирода? Куда подевались страхи и предчувствия апостола Павла, сидевшего здесь в заключении? – Сол помолчал несколько секунд. – Все погибло, – ответил он сам себе. – Погибло и занесено прахом времен. Погибла власть, исчезли и погребены ее символы. Ничего не осталось, кроме камней и воспоминаний.
– О чем ты, Сол?
– Оберсту и этой Фуллер, должно быть, сейчас по меньшей мере семьдесят. На фотографии, которую мне показывал Арон, изображен мужчина лет шестидесяти. Как однажды сказал Роб Джентри, все они смертны. И со следующим полнолунием уже не восстанут из мертвых.
– Значит, ты предлагаешь, чтобы мы оставались здесь? Сидели у моря и ждали погоды? – Голос Натали задрожал от гнева. – Мы будем прятаться, пока эти… эти монстры не перемрут от старости или не угробят друг друга?
– Здесь или в каком-нибудь другом безопасном месте, – ответил Сол. – Тебе же известна альтернатива – нам тоже придется лишать кого-то жизни.
Натали вскочила и прошлась взад-вперед по узкой каменной стене.
– Ты забываешь, Сол, что я уже убила одного человека. Я застрелила того ужасного парня Винсента, которого использовала старуха.
– К тому времени он уже не был человеком, – заметил Сол. – Вовсе не ты, а Мелани Фуллер лишила его жизни. Ты просто освободила его тело из-под ее контроля.
– И все-таки мы должны вернуться, – вздохнула Натали.
– Да, но… – начал Сол.
– Я не могу поверить, что ты всерьез готов отказаться от преследования, – перебила она. – Подумай о том риске, на который ради нас пошел Джек Коуэн в Вашингтоне, используя свои компьютеры, чтобы получить все необходимые сведения? А долгие недели моих поисков в Торонто, Франции, Вене? А сотни часов, проведенных тобой в Яд-Вашеме?..
– Это было просто предложение. – Сол поднялся. – По крайней мере, совершенно не обязательно, чтобы мы оба…
– Ах вот в чем дело! – воскликнула Натали. – Ну так забудь об этом, Сол. Они убили моего отца, убили Роба, посмели прикоснуться ко мне своими грязными мыслями. И пусть нас только двое, и я еще не знаю, что мы можем сделать, но я возвращаюсь в Америку. С тобой или без тебя, Сол.
– Со мной. – Он протянул Натали ее сумку. – Мне просто нужно было убедиться.
– Лично я ни в чем не сомневаюсь, – сказала она. – Расскажи мне о той информации, которую ты получил от Коуэна.
– Потом, после обеда. – Он взял ее под руку, и они двинулись обратно. Их тени сливались и изгибались в высоких волнах набегающего песка.
Сол приготовил восхитительный обед: салат из свежих фруктов, домашний хлеб, который он называл багеле, запеченная в восточном стиле баранина и сладкий турецкий кофе на десерт. Когда они вернулись в его комнату, чтобы поработать, уже стемнело, и им пришлось включить свет.
Длинный стол был завален папками, горами переснятых документов, фотографиями с изображениями жертв концлагерей, взиравших в объектив с безучастным видом. Повсюду валялись сотни желтоватых листков, исписанных убористым почерком Сола, а на стенах висели списки имен, дат и карты расположения концлагерей. Натали заметила старую фотокопию, на которой был изображен молодой полковник с несколькими офицерами СС – все они улыбались со старой газетной вырезки. Рядом – цветной снимок Мелани Фуллер, где она стояла с Торном во дворе своего чарлстонского дома.
Они уселись в большие удобные кресла, и Сол достал толстую папку.
– Джек считает, что им удалось обнаружить местонахождение Мелани Фуллер, – начал он.
Натали резко выпрямилась:
– Где она?
– В Чарлстоне. Снова в своем старом доме. Натали медленно покачала головой:
– Это невозможно. Она не настолько глупа, чтобы вернуться туда.
Сол открыл папку и взглянул на текст, отпечатанный на бланках израильского посольства.
– Дом Фуллер был закрыт в ожидании окончательного правового постановления о статусе владелицы. Суд не мог сразу объявить ее умершей, а чтобы продать дом, потребовалось еще больше времени. Похоже, родственников у нее не осталось. Тем временем появился некий Говард Варден, заявивший, что является внучатым племянником Мелани Фуллер. Он предоставил письма и документы, включая последнее завещание, датированное восьмым января тысяча девятьсот семьдесят восьмого года, по которому дом и все его содержимое перешли к нему именно с этого числа, а не в случае смерти владелицы. Варден пояснил, что пожилую леди тревожило ее ухудшающееся самочувствие и наступление старческого маразма. Он якобы не сомневается в том, что его двоюродная бабушка доживет свою жизнь в этом доме, но в связи с ее исчезновением считает необходимым поддерживать хозяйство. В настоящий момент он поселился там со своей семьей.
– Может, это действительно дальний родственник? – спросила Натали.
– Не похоже. Джеку удалось собрать кое-какую информацию о Вардене. Он вырос в штате Огайо, а четырнадцать лет назад переехал в Филадельфию. Последние четыре года работал помощником старшего лесничего в городском парке, и три из них жил в парке Феермаунт…
– Парк Феермаунт! – воскликнула Натали. – Это как раз неподалеку от того места, где исчезла Мелани Фуллер.
– Вот именно, – подтвердил Сол. – Согласно полученной информации, Вардену сейчас тридцать семь лет, он женат, имеет троих детей – двух девочек и мальчика. По сведениям чарлстонской полиции, его жена полностью соответствует описанию, но ребенок при них почему-то всего один… пятилетний мальчик по имени Джастин.
– Но… – начала было Натали.
– Постой, это еще не все, – перебил Сол. – Дом Ходжесов по соседству был продан в марте. Его приобрел некий врач по имени Стивен Хартман, с ним живут жена и двадцатитрехлетняя дочь.
– Ну и что? Я вполне могу понять, почему миссис Ходжес не захотела возвращаться в этот дом.
– Да, – согласился Сол, поправив очки, – но похоже, что доктор Хартман тоже из Филадельфии… Преуспевающий нейрохирург, который внезапно прекращает свою практику, женится и в марте покидает город. И именно тогда же, когда Говард Варден со своим семейством ощутили потребность перебраться на юг. Новая жена доктора Хартмана, третья по счету, некая Сюзанна Олдсмит – бывшая старшая сестра отделения интенсивной терапии в филадельфийской больнице общего профиля. Его друзья крайне изумлены этим браком.
– А что необычного в том, что врач женится на медицинской сестре? – удивилась Натали.
– Ничего, конечно. Но, согласно справкам, которые навел Джек Коуэн, до того момента, как доктор Хартман и сестра Олдсмит уволились и вступили в брак, все считали их отношения сугубо профессиональными. Более того, ни у одного из счастливых новобрачных не было двадцатитрехлетней дочери.
– Тогда кто же?..
– Юная особа, известная в Чарлстоне под именем Констанции Хартман, очень сильно напоминает некую Конни Сьюэлл – медсестру из отделения интенсивной терапии, которая уволилась на той же неделе, что и сестра Олдсмит. Джеку не удалось получить более определенных сведений, но мисс Сьюэлл бросила свою квартиру и друзей, не поставив их в известность, куда направляется.
Натали принялась мерить нервными шагами маленькую комнату, не обращая внимания на шипение лампы и мечущиеся по стенам тени.
– Значит, предполагается, что во время этого безумия в Филадельфии Мелани Фуллер была ранена или получила травму. Газеты писали о том, что в реке Шилкил была найдена машина с трупом возле того места, где потерпел крушение вертолет ФБР. Но тело принадлежало не Мелани. Я знала, что она жива. Я чувствовала это. Выходит, она была лишь ранена и заставила этого лесничего препроводить ее в местную больницу. А Коуэн проверил больничные записи?
– Конечно. – Сол кивнул. – Он выяснил, что перед ним там побывал кто-то из ФБР или под видом агента ФБР. Никаких упоминаний о Мелани Фуллер нет. Масса старух, но ни одна из них не подходит под ее описание.
– Это не имеет значения, – сказала Натали. – Старая ведьма каким-то образом замела следы. Нам ведь известно, что она умеет это делать. – Натали вздрогнула и потерла руки. – Значит, когда наступило время выздоровления, у Мелани Фуллер уже была готова группа обработанных зомби, которые и отвезли ее обратно домой в Чарлстон. Постой-ка, я догадываюсь… мистер и миссис Варден привезли с собой больную бабушку?
– Да, вроде бы мать миссис Варден, – с легкой улыбкой ответил Сол. – Соседи ни разу ее не видели, но кто-то рассказал Джеку, как в дом вносили больничное оборудование. Это тем более странно, ибо, по сведениям, полученным из Филадельфии, мать Нэнси Варден скончалась еще в шестьдесят девятом году.
Натали снова заметалась по комнате.
– А доктор, как его?..
– Хартман.
– Да… Он с сестрой Олдсмит находится в доме Ходжесов, чтобы оказывать Фуллер первоклассную медицинскую помощь. – Натали замерла с широко раскрытыми глазами. – Но, господи, Сол, это же очень рискованно! Что, если власти… – Она замолчала.
– Какие власти? – усмехнулся Сол. – Чарлстонская полиция никогда не заподозрит, что больная мать миссис Варден и исчезнувшая Мелани Фуллер – одно и то же лицо. Это мог заподозрить шериф Джентри, у Роба была потрясающая интуиция… Но он мертв.
Натали бросила на него быстрый взгляд и глубоко вздохнула.
– А что насчет группы Барента? – поинтересовалась она. – Этих… из ФБР и всех остальных?
– Возможно, они объявили перемирие. – Сол пожал плечами. – Вероятно, мистер Барент и его дружки, оставшиеся в живых, не хотят больше подвергаться такому же пристальному вниманию общественности, как в декабре. Натали, представь, если бы ты была Мелани Фуллер и бежала от таких же порождений мрака, не желающих афишировать свои кровавые деяния, куда бы ты направилась?
Натали секунду подумала, затем произнесла:
– В дом, который и без того уже стал центром всеобщего внимания из-за целой череды необъяснимых убийств. Невероятно!
– Да, – согласился Сол. – Невероятно, но именно эта невероятность и стала для нас удачей. Джек Коуэн сделал все, что мог, при этом не навлекая на себя гнев начальства. Я отправил ему закодированное послание с благодарностью и просьбой продолжать расследование. Он будет ждать известий от нас.
– О, если бы только остальные могли нам поверить! – воскликнула Натали.
Сол покачал головой:
– Даже Джек Коуэн верит лишь в часть этой истории. Единственное, в чем он не сомневается, так это в том, что кто-то убил Арона Эшколя и всю его семью и что я говорил правду, когда утверждал, что в гибели моего племянника, его жены и детей каким-то непонятным ему образом замешаны оберст и агенты ФБР.
Натали как подкошенная рухнула на стул. Лицо ее побледнело.
– О господи, Сол, а что же случилось с дочерьми Вардена? С теми двумя девочками, о которых сообщал Джек Коуэн?
– Этого Джеку выяснить не удалось. – Сол захлопнул папку. – Никаких признаков траура, никаких сообщений о смерти ни в Филадельфии, ни в Чарлстоне. Возможно, их отослали к близким родственникам, но у Джека нет способа выяснить это, не засвечиваясь. Если они все обслуживают Мелани Фуллер, то вполне возможно, что старуха устала от такого количества детей и устранила двоих из них.
У Натали даже губы затряслись от ярости.
– Эта тварь должна умереть, – прошептала она.
– Да, – согласился Сол. – Я уверен, что мы выяснили ее местонахождение.
– Наверняка, хотя сама мысль о том, что у нее до сих пор развязаны руки…
– Мы их остановим, – заверил ее Сол, – всех. Но для этого мы должны действовать по плану. Роб Джентри погиб по моей вине. По моей вине погиб Арон и его семья. Я считал, что, если мы незаметно приблизимся к этим людям, нам не будет грозить опасность. Но Джентри был прав, называя это ловлей ядовитых змей с закрытыми глазами. – Он подвинул к себе другую папку и провел по ней пальцами. – Если мы возвращаемся в эту трясину, Натали, мы должны стать охотниками и не дожидаться безучастно, когда эти чудовища первыми нанесут удар.
– Ты ее не видел, – прошептала Натали. – Она… она не человек. А главное – я упустила возможность, Сол. Она отвлеклась, и в течение нескольких секунд я держала в руках заряженный револьвер, но выстрелила не в того, в кого нужно. Роба убил не Винсент, а она. Я просто сразу не сообразила.
Сол крепко сжал ее руку повыше локтя:
– Не нужно, Натали. В этом гнезде Мелани Фуллер – лишь одна из гадюк. Даже если бы ты ее уничтожила, остальные остались бы невредимыми. И их количество не изменилось бы, если считать, что Чарлза Колбена убила именно Фуллер.
– Но если бы я…
– Хватит, – решительно оборвал ее Сол, ласково потрепав по волосам. – Ты очень устала, Натали. Завтра, если захочешь, я возьму тебя с собой в Лохам-Хагетаот.
– Да, – согласилась она, – я бы хотела поехать. – И чуть склонила голову, когда Сол поцеловал ее в макушку.
Несколько позже, когда Натали уже легла, Сол раскрыл тонкую папку, на которой было написано «Тони Хэрод», и в течение некоторого времени изучал досье. Затем он отложил в сторону и ее. Открыв дверь, Сол прислонился к косяку, глубоко вдыхая дивный ночной воздух. Высоко в небе плыла луна, заливая серебром склоны холмов и отдаленные дюны. Дом Давида Эшколя покоился во мраке на вершине холма. С запада долетал аромат апельсинов, слышался тихий шепот далекого моря.
Постояв несколько минут, Сол закрыл дверь, задвинул засовы, проверил окна и вернулся в свою комнату. Затем взял первую папку, которую ему прислал Визенталь. Поверх стопки обычных формуляров, заполненных четкими стенографическими значками Вермахта, была прикреплена фотография еврейской девушки лет восемнадцати, со впалыми щеками, черными, повязанными шарфом волосами и огромными темными глазами. Несколько минут он смотрел на фотографию, гадая, о чем думала эта девушка, когда глядела в объектив нацистской камеры. Как и где умерла она, кто оплакал ее? Сможет ли он найти в ее досье ответы на эти вопросы? По меньшей мере ему нужны были скупые факты: когда ее арестовали за величайшее преступление против арийцев – ведь она еврейка, когда была переведена в лагерь, как закончилась ее короткая юная жизнь, а с нею все надежды, мечты, симпатии… Неужто так и рассеялись, как горстка пепла на холодном ветру? Сол вздохнул и приступил к чтению.
На следующий день они встали рано, и Сол приготовил один из тех обильных завтраков, которые, по его словам, являлись традиционными для Израиля. Солнце едва поднялось над холмами, когда они забросили на заднее сиденье почтенного «лендровера» рюкзак и направились по прибрежному шоссе к северу. Минут через сорок показался порт Хайфы. Город раскинулся у подножия горы Кармил.
– «Голова твоя на тебе, как Кармил, и волосы на голове твоей, как пурпур», – процитировал Сол, перекрывая шум ветра.
– Красиво, – откликнулась Натали. – «Песнь Соломона»?
– «Песнь Песней», – поправил Сол.
Ближе к северному берегу залива начали попадаться указатели с названием Акко в двух вариантах переводов – «Поместье» и «Поместье святого Иоанна». Натали посмотрела на запад, на обнесенный белыми стенами город, купавшийся в щедром утреннем свете. День снова обещал быть жарким.
Из Акко вела узкая дорога к кибуцу, где сонный охранник, взмахнув рукой, подал Солу знак проезжать.
Они миновали зеленеющие поля, комплекс зданий кибуца и остановились у большого блочного дома с вывеской на иврите и английском: «Лохам-Хагетаот – гетто Дом борца», ниже были указаны часы работы. Навстречу им вышел невысокий мужчина, на его правой руке не хватало трех пальцев. Он вступил с Ласки в оживленную беседу на иврите. Сол протянул ему несколько монет, и тот двинулся вперед, указывая им дорогу, улыбаясь и повторяя Натали «шалом».
Они вошли в центральный зал и двинулись мимо застекленных витрин с журналами, рукописями и другими реликвиями обреченного на гибель восстания варшавского гетто. Висевшие на стенах фотографии безмолвно и наглядно повествовали о жизни в гетто и тех нацистских зверствах, которые уничтожили эту жизнь.
– Это не похоже на Яд-Вашем, – заметила Натали. – Здесь нет такого гнетущего ощущения. Может, из-за того, что здесь потолки выше.
Сол пододвинул низкую скамейку и уселся на нее, скрестив ноги. Слева от себя он положил целую кипу папок, а справа – стробоскоп на батарейках.
– Лохам-Хагетаот скорее посвящен идее сопротивления, чем воспоминаниям о геноциде, – ответил он.
Натали остановилась перед снимком с изображением большого семейства, выгружающегося из теплушки, – их пожитки были свалены на земле рядом. Она резко повернулась к Солу:
– Ты можешь загипнотизировать меня? Он поправил очки.
– Могу. Но это займет много времени. А зачем? Натали пожала плечами:
– Мне хочется узнать, какие ощущения у загипнотизированного… Ведь это не составит для тебя никакого труда.
– Хорошо съездила? – спросил он. – Без проблем?
– Да. – Натали положила одну из папок на грубо отесанную поверхность стола. – Похоже, Сара Хэпшоу увидит все те места, где никогда не бывала Натали Престон, – рассмеялась она.
Сол кивнул и поставил перед ней большую белую чашку с густым черным кофе.
– Здесь тоже ничего не происходило? – поинтересовалась Натали.
– Нет, – откликнулся Сол. – Ничего и не могло произойти.
Она положила себе сахар и только теперь поняла, насколько устала. Сидя напротив, Сол протянул руку и ободряюще похлопал ее по плечу. Несмотря на его худое, покрытое морщинами лицо, Натали подумала, что сейчас он выглядит гораздо моложе, чем с бородой. Всего три месяца прошло, а кажется, целое столетие.
– Есть новые сведения от Джека, – произнес он. – Не хочешь прогуляться?
Она бросила взгляд на недопитый кофе.
– А ты возьми чашку с собой, – предложил Сол. – Мы пойдем к ипподрому.
Он встал и на минуту удалился в свою спальню. Вернулся он в свободной рубашке навыпуск, которая не смогла полностью скрыть выпирающую кобуру, засунутую за ремень, с револьвером сорок пятого калибра.
Они двинулись по склону на запад, мимо изгородей и апельсиновых рощ, туда, где песчаные дюны подползали к обработанным полям и зеленым лужайкам частных вилл. Сол перешел на акведук, который вздымался на двадцать футов над песком и простирался на многие мили по направлению к груде развалин и новым строениям, видневшимся на побережье. Юноша в белой рубашке, крича и размахивая руками, бросился к ним, но Сол что-то тихо сказал ему на иврите, тот кивнул и отошел. Сол и Натали двинулись дальше по грубому покрытию акведука.
– Что ты ему сказал? – поинтересовалась она.
– Я упомянул, что знаком с троицей Фрова, Ави-Йона и Негев, – пояснил он. – Все трое занимались здесь раскопками, начиная с пятидесятых годов.
– И все?
– Да. – Он остановился и огляделся. Справа от них синело море, а впереди, на расстоянии мили, в солнечном свете купалось целое скопление белых новых домов.
– Когда ты рассказывал мне о своем доме, я представляла себе хижину в пустыне, – сказала Натали.
– Так оно и было, когда я приехал сюда сразу после войны. Сначала мы строили и расширяли кибуцы Гааш, Кфар Виткин и Ма'аган Микаэль. А после Войны за независимость Давид и Ребекка обосновали здесь свою ферму…
– Это же настоящее поместье! – воскликнула Натали.
Сол улыбнулся и допил остатки кофе.
– Поместье – это место обитания барона Ротшильда. Теперь там расположен пятизвездочный отель «Дан Кесария».
– Мне нравятся эти развалины, – призналась Натали. – Акведук, театр, город крестоносцев – все такое древнее.
Сол кивнул:
– Когда я жил в Америке, мне очень недоставало этих временных слоев разных эпох.
Натали сняла с плеча красную сумку и положила в нее пустые кофейные чашки, предварительно аккуратно завернув их в полотенце.
– Я скучаю по Америке, – вздохнула она и, обхватив руками колени, взглянула на море песка, расстилавшееся внизу. – Мне кажется, я скучаю по Америке, – поправилась она. – Эти последние дни были такими кошмарными…
Сол ничего не ответил, и в течение нескольких минут оба сидели молча.
Первой заговорила Натали:
– Интересно, кто был на похоронах Роба?
Сол искоса взглянул на нее, и солнечный свет отразился от стекол его очков.
– Джек Коуэн написал, что шерифа Джентри похоронили на чарлстонском кладбище в присутствии представителей местной полиции и нескольких местных агентств.
– Нет, я имела в виду близких ему людей. Присутствовали ли там члены семьи? Его приятель Дерил Микс? Кто-нибудь из тех… кто любил его? – Она умолкла.
– Это было бы безумием, если бы ты отправилась туда, – тихо промолвил он после паузы. – Они бы тебя узнали. Кроме того, ты все равно не могла этого сделать. Врачи в Иерусалимской больнице сказали, что у тебя был очень тяжелый перелом. – Сол с улыбкой глянул на девушку. – А сегодня я что-то не замечаю, чтобы ты хромала.
– Да. – Натали улыбнулась в ответ. – Нога стала гораздо лучше. – И, переводя разговор на другую тему, тряхнула головой. – О'кей, так с чего начнем?
– Мне кажется, у Джека довольно интересные новости, но сначала я бы хотел все узнать о Вене.
Натали кивнула:
– Регистрационные книги отеля «Империал» подтвердили, что они были там – мисс Мелани Фуллер и Нина Хокинс, это девичья фамилия Дрейтон, – в тысяча девятьсот двадцать пятом, двадцать шестом и двадцать седьмом годах. А в отеле «Метрополь» – в тысяча девятьсот тридцать третьем, тридцать четвертом и тридцать пятом. Они могли ездить в Вену еще несколько раз, останавливаясь в других отелях, которые утратили свои архивы во время войны и вследствие разных причин. Мистер Визенталь продолжает поиски.
– А фон Борхерт? – осведомился Сол.
– Записей в регистрационных книгах нет, но Визенталь подтвердил, что Вильгельм фон Борхерт с двадцать второго по двадцать девятый год арендовал небольшую виллу в Перхтольдсдорфе, неподалеку от города. Она была разрушена после войны.
– А относительно… другого? – спросил Сол. – Убийств?
– Обычный набор уличной преступности, политические убийства, убийства на почве ревности и так далее. Потом, летом двадцать пятого года, три странных, необъяснимых случая. Два важных человека и женщина, известная венская социалистка, – убиты своими знакомыми. Во всех трех случаях у преступников не было ни мотивов, ни алиби, ни объясняющих причин. Газеты назвали это «летним помешательством», поскольку убийцы клялись, что не помнят, как совершали свои преступления. Все трое были признаны вменяемыми и виновными. Один казнен, второй покончил жизнь самоубийством, а женщина, зарезавшая свою подругу, была отправлена в сумасшедший дом, где через неделю утопилась в пруду.
– Похоже, наши молодые мозговые вампиры именно тогда и начинали свою Игру, – заметил Сол. – Обретали вкус к убийствам.
– Мистер Визенталь не смог установить связи, – продолжила Натали, – но он будет заниматься расследованиями для нас. Семь необъяснимых убийств летом двадцать шестого года. Одиннадцать – между июнем и августом двадцать седьмого… Но это было лето неудавшегося путча, когда на вышедшей из-под контроля демонстрации погибли восемьдесят рабочих, и венские власти были гораздо больше обеспокоены другими проблемами, чем смертью каких-то граждан из низшего сословия.
– Значит, наша троица сменила свои мишени, – задумчиво произнес Сол. – Возможно, убийство представителей их собственного круга стало для них небезопасным.
– За лето и зиму тысяча девятьсот двадцать восьмого года нам не удалось обнаружить никаких отчетов о преступности, – сказала Натали. – Зато в двадцать девятом в австрийском курортном городке Бад Ишль произошли семь таинственных исчезновений. Венская пресса писала о заунерском оборотне, потому что всех исчезнувших – а среди них были очень влиятельные лица как в Вене, так и в Берлине, – в последний раз видели в шикарном ресторане «Заунер».
– Однако подтверждений того, что в это время там находился наш молодой немец со своими двумя американскими подружками, нет? – спросил Сол.
– Пока нет, – ответила Натали. – Но мистер Визенталь сказал, что в округе имелось множество частных вилл и отелей, которых давно не существует.
Сол удовлетворенно кивнул. Одновременно, как по команде, оба подняли головы и проводили взглядом эскадру из пяти израильских Ф-16, которые с ревом низко пролетели над морем, направляясь к югу.
– Это только начало, – сказал Сол. – Конечно, нам нужны подробности, гораздо больше подробностей, но начало положено.
Несколько минут они сидели в тишине. Солнце спускалось к юго-западу, отбрасывая изощренные тени от акведука на песок дюн. Весь мир купался в красновато-золотистом сиянии.
– Этот город в двадцать втором году до нашей эры начал строить Ирод Великий – доносчик и прихлебатель – в честь Цезаря Августа. К шестому веку нашей эры он стал административным центром с сияющими белизной театром, ипподромом и акведуком, – наконец промолвил Сол. – В течение десяти лет здесь был прокуратором Понтий Пилат.
– Ты уже рассказывал мне все это в прошлый раз, – напомнила Натали.
– Да, – кивнул Сол. – Смотри. – Он указал на дюны, наползающие на каменные арки. – Большая часть всего этого была скрыта на протяжении последних пятнадцати столетий. Акведук, на котором мы сидим, раскопали лишь в начале шестидесятых годов.
Натали о чем-то напряженно думала, и ей было, видимо, не до исторических экскурсов.
– Так что же осталось от власти Цезаря? Чем кончились политические замыслы Ирода? Куда подевались страхи и предчувствия апостола Павла, сидевшего здесь в заключении? – Сол помолчал несколько секунд. – Все погибло, – ответил он сам себе. – Погибло и занесено прахом времен. Погибла власть, исчезли и погребены ее символы. Ничего не осталось, кроме камней и воспоминаний.
– О чем ты, Сол?
– Оберсту и этой Фуллер, должно быть, сейчас по меньшей мере семьдесят. На фотографии, которую мне показывал Арон, изображен мужчина лет шестидесяти. Как однажды сказал Роб Джентри, все они смертны. И со следующим полнолунием уже не восстанут из мертвых.
– Значит, ты предлагаешь, чтобы мы оставались здесь? Сидели у моря и ждали погоды? – Голос Натали задрожал от гнева. – Мы будем прятаться, пока эти… эти монстры не перемрут от старости или не угробят друг друга?
– Здесь или в каком-нибудь другом безопасном месте, – ответил Сол. – Тебе же известна альтернатива – нам тоже придется лишать кого-то жизни.
Натали вскочила и прошлась взад-вперед по узкой каменной стене.
– Ты забываешь, Сол, что я уже убила одного человека. Я застрелила того ужасного парня Винсента, которого использовала старуха.
– К тому времени он уже не был человеком, – заметил Сол. – Вовсе не ты, а Мелани Фуллер лишила его жизни. Ты просто освободила его тело из-под ее контроля.
– И все-таки мы должны вернуться, – вздохнула Натали.
– Да, но… – начал Сол.
– Я не могу поверить, что ты всерьез готов отказаться от преследования, – перебила она. – Подумай о том риске, на который ради нас пошел Джек Коуэн в Вашингтоне, используя свои компьютеры, чтобы получить все необходимые сведения? А долгие недели моих поисков в Торонто, Франции, Вене? А сотни часов, проведенных тобой в Яд-Вашеме?..
– Это было просто предложение. – Сол поднялся. – По крайней мере, совершенно не обязательно, чтобы мы оба…
– Ах вот в чем дело! – воскликнула Натали. – Ну так забудь об этом, Сол. Они убили моего отца, убили Роба, посмели прикоснуться ко мне своими грязными мыслями. И пусть нас только двое, и я еще не знаю, что мы можем сделать, но я возвращаюсь в Америку. С тобой или без тебя, Сол.
– Со мной. – Он протянул Натали ее сумку. – Мне просто нужно было убедиться.
– Лично я ни в чем не сомневаюсь, – сказала она. – Расскажи мне о той информации, которую ты получил от Коуэна.
– Потом, после обеда. – Он взял ее под руку, и они двинулись обратно. Их тени сливались и изгибались в высоких волнах набегающего песка.
Сол приготовил восхитительный обед: салат из свежих фруктов, домашний хлеб, который он называл багеле, запеченная в восточном стиле баранина и сладкий турецкий кофе на десерт. Когда они вернулись в его комнату, чтобы поработать, уже стемнело, и им пришлось включить свет.
Длинный стол был завален папками, горами переснятых документов, фотографиями с изображениями жертв концлагерей, взиравших в объектив с безучастным видом. Повсюду валялись сотни желтоватых листков, исписанных убористым почерком Сола, а на стенах висели списки имен, дат и карты расположения концлагерей. Натали заметила старую фотокопию, на которой был изображен молодой полковник с несколькими офицерами СС – все они улыбались со старой газетной вырезки. Рядом – цветной снимок Мелани Фуллер, где она стояла с Торном во дворе своего чарлстонского дома.
Они уселись в большие удобные кресла, и Сол достал толстую папку.
– Джек считает, что им удалось обнаружить местонахождение Мелани Фуллер, – начал он.
Натали резко выпрямилась:
– Где она?
– В Чарлстоне. Снова в своем старом доме. Натали медленно покачала головой:
– Это невозможно. Она не настолько глупа, чтобы вернуться туда.
Сол открыл папку и взглянул на текст, отпечатанный на бланках израильского посольства.
– Дом Фуллер был закрыт в ожидании окончательного правового постановления о статусе владелицы. Суд не мог сразу объявить ее умершей, а чтобы продать дом, потребовалось еще больше времени. Похоже, родственников у нее не осталось. Тем временем появился некий Говард Варден, заявивший, что является внучатым племянником Мелани Фуллер. Он предоставил письма и документы, включая последнее завещание, датированное восьмым января тысяча девятьсот семьдесят восьмого года, по которому дом и все его содержимое перешли к нему именно с этого числа, а не в случае смерти владелицы. Варден пояснил, что пожилую леди тревожило ее ухудшающееся самочувствие и наступление старческого маразма. Он якобы не сомневается в том, что его двоюродная бабушка доживет свою жизнь в этом доме, но в связи с ее исчезновением считает необходимым поддерживать хозяйство. В настоящий момент он поселился там со своей семьей.
– Может, это действительно дальний родственник? – спросила Натали.
– Не похоже. Джеку удалось собрать кое-какую информацию о Вардене. Он вырос в штате Огайо, а четырнадцать лет назад переехал в Филадельфию. Последние четыре года работал помощником старшего лесничего в городском парке, и три из них жил в парке Феермаунт…
– Парк Феермаунт! – воскликнула Натали. – Это как раз неподалеку от того места, где исчезла Мелани Фуллер.
– Вот именно, – подтвердил Сол. – Согласно полученной информации, Вардену сейчас тридцать семь лет, он женат, имеет троих детей – двух девочек и мальчика. По сведениям чарлстонской полиции, его жена полностью соответствует описанию, но ребенок при них почему-то всего один… пятилетний мальчик по имени Джастин.
– Но… – начала было Натали.
– Постой, это еще не все, – перебил Сол. – Дом Ходжесов по соседству был продан в марте. Его приобрел некий врач по имени Стивен Хартман, с ним живут жена и двадцатитрехлетняя дочь.
– Ну и что? Я вполне могу понять, почему миссис Ходжес не захотела возвращаться в этот дом.
– Да, – согласился Сол, поправив очки, – но похоже, что доктор Хартман тоже из Филадельфии… Преуспевающий нейрохирург, который внезапно прекращает свою практику, женится и в марте покидает город. И именно тогда же, когда Говард Варден со своим семейством ощутили потребность перебраться на юг. Новая жена доктора Хартмана, третья по счету, некая Сюзанна Олдсмит – бывшая старшая сестра отделения интенсивной терапии в филадельфийской больнице общего профиля. Его друзья крайне изумлены этим браком.
– А что необычного в том, что врач женится на медицинской сестре? – удивилась Натали.
– Ничего, конечно. Но, согласно справкам, которые навел Джек Коуэн, до того момента, как доктор Хартман и сестра Олдсмит уволились и вступили в брак, все считали их отношения сугубо профессиональными. Более того, ни у одного из счастливых новобрачных не было двадцатитрехлетней дочери.
– Тогда кто же?..
– Юная особа, известная в Чарлстоне под именем Констанции Хартман, очень сильно напоминает некую Конни Сьюэлл – медсестру из отделения интенсивной терапии, которая уволилась на той же неделе, что и сестра Олдсмит. Джеку не удалось получить более определенных сведений, но мисс Сьюэлл бросила свою квартиру и друзей, не поставив их в известность, куда направляется.
Натали принялась мерить нервными шагами маленькую комнату, не обращая внимания на шипение лампы и мечущиеся по стенам тени.
– Значит, предполагается, что во время этого безумия в Филадельфии Мелани Фуллер была ранена или получила травму. Газеты писали о том, что в реке Шилкил была найдена машина с трупом возле того места, где потерпел крушение вертолет ФБР. Но тело принадлежало не Мелани. Я знала, что она жива. Я чувствовала это. Выходит, она была лишь ранена и заставила этого лесничего препроводить ее в местную больницу. А Коуэн проверил больничные записи?
– Конечно. – Сол кивнул. – Он выяснил, что перед ним там побывал кто-то из ФБР или под видом агента ФБР. Никаких упоминаний о Мелани Фуллер нет. Масса старух, но ни одна из них не подходит под ее описание.
– Это не имеет значения, – сказала Натали. – Старая ведьма каким-то образом замела следы. Нам ведь известно, что она умеет это делать. – Натали вздрогнула и потерла руки. – Значит, когда наступило время выздоровления, у Мелани Фуллер уже была готова группа обработанных зомби, которые и отвезли ее обратно домой в Чарлстон. Постой-ка, я догадываюсь… мистер и миссис Варден привезли с собой больную бабушку?
– Да, вроде бы мать миссис Варден, – с легкой улыбкой ответил Сол. – Соседи ни разу ее не видели, но кто-то рассказал Джеку, как в дом вносили больничное оборудование. Это тем более странно, ибо, по сведениям, полученным из Филадельфии, мать Нэнси Варден скончалась еще в шестьдесят девятом году.
Натали снова заметалась по комнате.
– А доктор, как его?..
– Хартман.
– Да… Он с сестрой Олдсмит находится в доме Ходжесов, чтобы оказывать Фуллер первоклассную медицинскую помощь. – Натали замерла с широко раскрытыми глазами. – Но, господи, Сол, это же очень рискованно! Что, если власти… – Она замолчала.
– Какие власти? – усмехнулся Сол. – Чарлстонская полиция никогда не заподозрит, что больная мать миссис Варден и исчезнувшая Мелани Фуллер – одно и то же лицо. Это мог заподозрить шериф Джентри, у Роба была потрясающая интуиция… Но он мертв.
Натали бросила на него быстрый взгляд и глубоко вздохнула.
– А что насчет группы Барента? – поинтересовалась она. – Этих… из ФБР и всех остальных?
– Возможно, они объявили перемирие. – Сол пожал плечами. – Вероятно, мистер Барент и его дружки, оставшиеся в живых, не хотят больше подвергаться такому же пристальному вниманию общественности, как в декабре. Натали, представь, если бы ты была Мелани Фуллер и бежала от таких же порождений мрака, не желающих афишировать свои кровавые деяния, куда бы ты направилась?
Натали секунду подумала, затем произнесла:
– В дом, который и без того уже стал центром всеобщего внимания из-за целой череды необъяснимых убийств. Невероятно!
– Да, – согласился Сол. – Невероятно, но именно эта невероятность и стала для нас удачей. Джек Коуэн сделал все, что мог, при этом не навлекая на себя гнев начальства. Я отправил ему закодированное послание с благодарностью и просьбой продолжать расследование. Он будет ждать известий от нас.
– О, если бы только остальные могли нам поверить! – воскликнула Натали.
Сол покачал головой:
– Даже Джек Коуэн верит лишь в часть этой истории. Единственное, в чем он не сомневается, так это в том, что кто-то убил Арона Эшколя и всю его семью и что я говорил правду, когда утверждал, что в гибели моего племянника, его жены и детей каким-то непонятным ему образом замешаны оберст и агенты ФБР.
Натали как подкошенная рухнула на стул. Лицо ее побледнело.
– О господи, Сол, а что же случилось с дочерьми Вардена? С теми двумя девочками, о которых сообщал Джек Коуэн?
– Этого Джеку выяснить не удалось. – Сол захлопнул папку. – Никаких признаков траура, никаких сообщений о смерти ни в Филадельфии, ни в Чарлстоне. Возможно, их отослали к близким родственникам, но у Джека нет способа выяснить это, не засвечиваясь. Если они все обслуживают Мелани Фуллер, то вполне возможно, что старуха устала от такого количества детей и устранила двоих из них.
У Натали даже губы затряслись от ярости.
– Эта тварь должна умереть, – прошептала она.
– Да, – согласился Сол. – Я уверен, что мы выяснили ее местонахождение.
– Наверняка, хотя сама мысль о том, что у нее до сих пор развязаны руки…
– Мы их остановим, – заверил ее Сол, – всех. Но для этого мы должны действовать по плану. Роб Джентри погиб по моей вине. По моей вине погиб Арон и его семья. Я считал, что, если мы незаметно приблизимся к этим людям, нам не будет грозить опасность. Но Джентри был прав, называя это ловлей ядовитых змей с закрытыми глазами. – Он подвинул к себе другую папку и провел по ней пальцами. – Если мы возвращаемся в эту трясину, Натали, мы должны стать охотниками и не дожидаться безучастно, когда эти чудовища первыми нанесут удар.
– Ты ее не видел, – прошептала Натали. – Она… она не человек. А главное – я упустила возможность, Сол. Она отвлеклась, и в течение нескольких секунд я держала в руках заряженный револьвер, но выстрелила не в того, в кого нужно. Роба убил не Винсент, а она. Я просто сразу не сообразила.
Сол крепко сжал ее руку повыше локтя:
– Не нужно, Натали. В этом гнезде Мелани Фуллер – лишь одна из гадюк. Даже если бы ты ее уничтожила, остальные остались бы невредимыми. И их количество не изменилось бы, если считать, что Чарлза Колбена убила именно Фуллер.
– Но если бы я…
– Хватит, – решительно оборвал ее Сол, ласково потрепав по волосам. – Ты очень устала, Натали. Завтра, если захочешь, я возьму тебя с собой в Лохам-Хагетаот.
– Да, – согласилась она, – я бы хотела поехать. – И чуть склонила голову, когда Сол поцеловал ее в макушку.
Несколько позже, когда Натали уже легла, Сол раскрыл тонкую папку, на которой было написано «Тони Хэрод», и в течение некоторого времени изучал досье. Затем он отложил в сторону и ее. Открыв дверь, Сол прислонился к косяку, глубоко вдыхая дивный ночной воздух. Высоко в небе плыла луна, заливая серебром склоны холмов и отдаленные дюны. Дом Давида Эшколя покоился во мраке на вершине холма. С запада долетал аромат апельсинов, слышался тихий шепот далекого моря.
Постояв несколько минут, Сол закрыл дверь, задвинул засовы, проверил окна и вернулся в свою комнату. Затем взял первую папку, которую ему прислал Визенталь. Поверх стопки обычных формуляров, заполненных четкими стенографическими значками Вермахта, была прикреплена фотография еврейской девушки лет восемнадцати, со впалыми щеками, черными, повязанными шарфом волосами и огромными темными глазами. Несколько минут он смотрел на фотографию, гадая, о чем думала эта девушка, когда глядела в объектив нацистской камеры. Как и где умерла она, кто оплакал ее? Сможет ли он найти в ее досье ответы на эти вопросы? По меньшей мере ему нужны были скупые факты: когда ее арестовали за величайшее преступление против арийцев – ведь она еврейка, когда была переведена в лагерь, как закончилась ее короткая юная жизнь, а с нею все надежды, мечты, симпатии… Неужто так и рассеялись, как горстка пепла на холодном ветру? Сол вздохнул и приступил к чтению.
На следующий день они встали рано, и Сол приготовил один из тех обильных завтраков, которые, по его словам, являлись традиционными для Израиля. Солнце едва поднялось над холмами, когда они забросили на заднее сиденье почтенного «лендровера» рюкзак и направились по прибрежному шоссе к северу. Минут через сорок показался порт Хайфы. Город раскинулся у подножия горы Кармил.
– «Голова твоя на тебе, как Кармил, и волосы на голове твоей, как пурпур», – процитировал Сол, перекрывая шум ветра.
– Красиво, – откликнулась Натали. – «Песнь Соломона»?
– «Песнь Песней», – поправил Сол.
Ближе к северному берегу залива начали попадаться указатели с названием Акко в двух вариантах переводов – «Поместье» и «Поместье святого Иоанна». Натали посмотрела на запад, на обнесенный белыми стенами город, купавшийся в щедром утреннем свете. День снова обещал быть жарким.
Из Акко вела узкая дорога к кибуцу, где сонный охранник, взмахнув рукой, подал Солу знак проезжать.
Они миновали зеленеющие поля, комплекс зданий кибуца и остановились у большого блочного дома с вывеской на иврите и английском: «Лохам-Хагетаот – гетто Дом борца», ниже были указаны часы работы. Навстречу им вышел невысокий мужчина, на его правой руке не хватало трех пальцев. Он вступил с Ласки в оживленную беседу на иврите. Сол протянул ему несколько монет, и тот двинулся вперед, указывая им дорогу, улыбаясь и повторяя Натали «шалом».
Они вошли в центральный зал и двинулись мимо застекленных витрин с журналами, рукописями и другими реликвиями обреченного на гибель восстания варшавского гетто. Висевшие на стенах фотографии безмолвно и наглядно повествовали о жизни в гетто и тех нацистских зверствах, которые уничтожили эту жизнь.
– Это не похоже на Яд-Вашем, – заметила Натали. – Здесь нет такого гнетущего ощущения. Может, из-за того, что здесь потолки выше.
Сол пододвинул низкую скамейку и уселся на нее, скрестив ноги. Слева от себя он положил целую кипу папок, а справа – стробоскоп на батарейках.
– Лохам-Хагетаот скорее посвящен идее сопротивления, чем воспоминаниям о геноциде, – ответил он.
Натали остановилась перед снимком с изображением большого семейства, выгружающегося из теплушки, – их пожитки были свалены на земле рядом. Она резко повернулась к Солу:
– Ты можешь загипнотизировать меня? Он поправил очки.
– Могу. Но это займет много времени. А зачем? Натали пожала плечами:
– Мне хочется узнать, какие ощущения у загипнотизированного… Ведь это не составит для тебя никакого труда.