– Но он не похож на человека с фотографии, которую я видел, – возразил Кеплер.
– Тони? – вновь спросил Барент.
Хэрод почувствовал, как на его лбу и верхней губе выступили крупные капли пота. Застывший кадр был размытым, искаженным из-за плохого объектива, снят под неправильным углом и на дешевой пленке. Нижний правый край вообще был засвечен. Хэрод мог бы сказать, что изображение слишком плохого качества, что он не уверен. Он мог еще не впутываться во все это – и в то же время не мог.
– Да, – кивнул он. – Это Вилли.
Барент опустил голову. Хейнс выключил экран, зажег в салоне свет и удалился. В течение нескольких секунд стояла полная тишина, если не считать монотонного гула реактивного двигателя.
– Может, это всего лишь случайное совпадение, Джозеф? – спросил К. Арнольд Барент, обойдя стол и усаживаясь в кресло.
– Нет, – откликнулся Кеплер. – И все же я ничего не понимаю! Что он пытается доказать?
– Возможно, всего лишь то, что он по-прежнему действует, – предположил Джимми Уэйн Саттер. – Что он ждет. Что может захватить любого из нас, когда пожелает. – Преподобный покачал головой и улыбнулся Баренту. – Полагаю, ты на время воздержишься от появлений в общественных местах, брат К.?
Барент скрестил на груди руки.
– Это наше последнее собрание перед летним выездом в июне на остров. До этого времени я покину страну… по делам. Прошу всех вас принять необходимые меры предосторожности.
– Меры предосторожности против чего? – поинтересовался Кеплер. – Что ему надо? Мы уже предложили ему членство в клубе по всем возможным каналам. Мы даже послали к нему с этой информацией еврея-психиатра и убеждены, что он успел связаться с Луга-ром прежде, чем оба погибли во время взрыва…
– Идентификация трупов не была исчерпывающей, – оборвал его Барент. – У дантиста в Нью-Йорке мы не обнаружили карточки Соломона Ласки.
– Да, – согласился Кеплер, – ну и что? Наше сообщение почти наверняка было получено немцем. И чего он еще хочет?
– Тони? – спросил Барент, и все трое повернулись к Хэроду.
– Откуда мне знать, чего он хочет?
– Тони, Тони, – покачал головой Барент. – Ты сотрудничал с ним в течение многих лет. Ты обедал с ним, беседовал, шутил… Чего он хочет?
– Играть.
– Что? – спросил Саттер.
– Как играть? – наклонился вперед Кеплер. – Он хочет играть в летнем лагере на острове?
Хэрод покачал головой:
– Он знает о ваших играх на острове, но ему нравятся другие игры. Думаю, ему это напоминает прежние времена. Как в Германии, когда он и эти две старые шлюхи были молодыми. Это как шахматы. Вилли становится сам не свой, когда дело доходит до шахмат. Он как-то рассказывал мне о своих снах. Он считает, что все мы – фигуры в дьявольской шахматной партии.
– Шахматы, – пробормотал Барент, сложив кончики пальцев.
– Да, – подтвердил Хэрод, – Траск сделал неверный ход, позволил нескольким пешкам слишком далеко зайти на поле Вилли, и тот убрал его с доски. То же самое с Колбеном. Дело не в личных отношениях… это просто такая игра.
– А старуха? – осведомился Барент. – Она была добровольным ферзем Вилли или одной из его многочисленных пешек?
– Откуда мне знать? – бросил Хэрод. Он встал и заходил взад-вперед по салону, толстое ковровое покрытие скрадывало звук его шагов. – Насколько я знаю Вилли, в такого рода вещах он не доверяет никому. Может, он ее боится? Я уверен в одном – он навел нас на ее след, поскольку знал, что мы недооценим ее.
– Это и произошло, – согласился Барент. – Эта женщина обладала исключительной Способностью.
– Обладала? – переспросил Саттер.
– У нас нет доказательств, что она жива, – пояснил Джозеф Кеплер.
– А как насчет наблюдения за ее домом в Чарлстоне? – спросил преподобный. – Там кто-нибудь сменил Нимана и группу Чарлза?
– Там сейчас мои люди, – ответил Кеплер. – Пока никаких сведений.
– А как насчет авиарейсов и прочих средств сообщения? – не унимался Саттер. – Колбен был уверен, что она пыталась выехать из страны, пока что-то не спугнуло ее в Атланте.
– Речь сейчас не о Мелани Фуллер, – перебил Барент. – Как правильно сказал Тони, она была отвлекающим маневром, ложным следом. Если она до сих пор жива, мы можем оставить ее в покое, и совершенно неважно, какую роль она играла. Вопрос заключается в том, как мы должны отвечать на этот последний ход нашего немецкого друга?
– Я предлагаю проигнорировать его, – сказал Кеплер. – Старик просто показал нам свои зубы, организовав события понедельника. Мы все согласились, что если бы он собирался покончить с мистером Барентом, он вполне мог бы преуспеть в этом. Пусть старый извращенец развлекается, а когда успокоится, мы с ним поговорим. Если он согласится с нашими правилами, мы сможем предложить ему место пятого члена в клубе. Если нет… черт побери, джентльмены, откровенно говоря между нами троими… прости, Тони, четверыми… в нашем распоряжении находятся сотни оплачиваемых охранников, а сколько их у Вилли, а, Тони?
– Было двое, когда он уезжал из Лос-Анджелеса, – ответил Хэрод. – Дженсен Лугар и Том Рэйнольдс. Но он им не платил. Они были его личными любимчиками.
– Вот видите, – продолжил Кеплер. – Подождем, пока ему не надоест играть в эту одностороннюю игру, а потом вступим в переговоры. А если он откажется, пошлем Хейнса или кого-нибудь из моих людей.
– Нет! – заорал вдруг преподобный Саттер. – Слишком часто мы подставляли другую щеку. «Мститель Господь и страшен в гневе… Пред негодованием Его кто устоит? И кто стерпит пламя гнева Его? Гнев Его разливается как огонь; скалы распадаются пред ним… и врагов Его постигнет мрак». Пророк Наум, глава первая. Джозеф Кеплер с трудом подавил зевок.
– Ну при чем тут Господь, Джимми? Мы говорим о том, как поступить с выжившим из ума нацистом, одержимым игрой в шахматы.
Лицо Саттера побагровело, и он ткнул в Кеплера своим тупым мясистым пальцем. Большой рубин в его кольце вспыхнул и заиграл всеми своими гранями.
– Не смейся! – басом проревел он. – Господь говорил со мной и через меня, и Он будет услышан! – Саттер огляделся. – «Если же у кого из вас недостает мудрости, да просит у Бога, дающего всем просто и без упреков, – и дастся ему». Соборное послание апостола Иакова, глава первая.
– И что Господь говорит по этому поводу? – тихо поинтересовался Барент.
– Что этот человек вполне может быть Антихристом. – Саттер своим громовым голосом заглушал слабый гул двигателей. – Господь велит нам найти его и истребить. Мы должны сокрушить его ребра и чресла. Мы должны найти и его, и его подручных… «Чтобы они испили чашу гнева Господня; чтобы он был подвергнут мукам геенны огненной в присутствии святых ангелов и Агнца; и чтобы смрад его мучений не прекращался во веки веков…»
Барент слабо улыбнулся:
– Насколько я понял, Джимми, ты против того, чтобы вести переговоры с Вилли и предлагать ему членство в клубе?
Преподобный сделал большой глоток из своего бокала с бурбоном и произнес неожиданно тихо, так что Хэроду даже пришлось наклониться, чтобы расслышать:
– Да, я считаю, мы должны убить его.
Барент кивнул и развернулся в своем большом кожаном кресле.
– Будем голосовать, – промолвил он. – Тони, ты как думаешь?
– Я пас, – ответил Хэрод. – Но я думаю, что решать – это одно, а выслеживать Вилли и иметь с ним дело – совсем другое. Посмотрите, в какое дерьмо мы вляпались с этой Мелани Фуллер.
– Чарлз в этом случае допустил ошибку, и он заплатил за нее. – Барент перевел взгляд на двоих оставшихся. – Ну что ж, поскольку Тони воздерживается, похоже, мне принадлежит право решающего голоса.
Кеплер открыл было рот, но передумал. Саттер в молчании допивал остатки своего бурбона.
– Какие бы цели наш друг Вилли ни преследовал в Вашингтоне, – промолвил Барент, – мне они не нравятся. Однако будем считать происшедшее вызовом и пока не станем отвечать на него. Возможно, мнение Тони о том, что Вилли одержим игрой в шахматы, является для нас в этом вопросе наилучшим руководством. У нас осталось два месяца до летнего лагеря на острове Долменн и наших… э-э… мероприятий там. Мы должны внятно заявить о своем приоритете. Если Вилли прекратит нас запугивать, возможно, в дальнейшем мы рассмотрим вопрос о том, чтобы начать с ним переговоры. Если же он продолжит чинить нам препятствия, если мы столкнемся хотя бы с еще одним эпизодом подобного рода, мы применим все средства, общественные и частные, чтобы найти и уничтожить его в соответствии со способом, процитированным Джимми из Откровения. Ведь это было Откровение, брат Дж.?
– Именно так, брат К.
– Прекрасно. – Барент встал. – А теперь, думаю, мне надо немного поспать. У меня завтра встреча в Лондоне. Спальные места для всех готовы, так что можете располагаться. Где бы вы хотели, чтобы вас высадили?
– Лос-Анджелес, – ответил Хэрод.
– Новый Орлеан, – сказал Саттер.
– Нью-Йорк, – пробормотал Кеплер.
– Хорошо, – кивнул Барент. – Несколько минут назад Дональд сообщил мне, что мы находимся где-то над Невадой, так что первым мы высадим Тони. Боюсь, Тони, ты не успеешь воспользоваться всеми удобствами, но немного вздремнуть перед посадкой сможешь.
В дверях, ведущих в коридор, появился Хейнс.
– До встречи в летнем лагере Клуба Островитян, джентльмены, – произнес Барент. – Желаю всем удачи.
Стюард в синей униформе проводил Хэрода и Марию Чен в их отсек. Задняя часть «боинга» была превращена в огромный кабинет Барента, гостиную и спальню. Слева по коридору, напоминавшему европейские поезда, шли вместительные комнаты, декорированные нежными оттенками зеленого и кораллового цветов. В них имелись ванная, большая кровать, диван и цветной телевизор.
– А где же камин? – обратился Хэрод к стюарду.
– Кажется, в частном самолете шейха Музада есть действующий камин, – без тени улыбки отозвался миловидный стюард.
Хэрод положил в стакан лед, налил водки и только устроился рядом с Марией Чен на диване, когда в дверь постучали. В комнату вошла молодая женщина точно в такой же униформе.
– Мистер Барент спрашивает, не хотите ли вы с мисс Чен присоединиться к нему в гостиной?
– В гостиной? – переспросил Хэрод. – Черт, конечно хотим.
Они проследовали за женщиной по коридору и миновали дверь с кодовым замком, которая вела к винтовой лестнице. Хэрод знал, что на коммерческих рейсах 747-го образца подобные лестницы вели в гостиные первого класса. Поднявшись наверх, Хэрод и Мария Чен застыли в изумлении. Сопровождавшая их женщина спустилась вниз и закрыла дверь, отрезав последний луч света, шедший из коридора.
Помещение было не слишком большим, но казалось, что кто-то снял здесь верхнюю часть самолета, и теперь сквозь потолок можно было взирать на небо, открывавшееся на высоте тридцати пяти тысяч футов над землей. Над головой сияли мириады звезд, разливая вокруг ровный, немеркнущий свет. Слева и справа были видны темные конусы крыльев, на которых мигали красные и зеленые навигационные огни. Внизу раскинулся полог облаков, освещенный звездным сиянием. Казалось, ничто не отделяет их от бесконечного пространства ночного неба. Лишь смутные контуры указывали на присутствие в гостиной низкой мебели, а в глубине угадывалась фигура сидящего человека.
– Боже мой, – прошептал Хэрод и услышал рядом резкий вздох Марии Чен.
– Я рад, что вам нравится, – донесся из темноты голос Барента. – Проходите и располагайтесь.
Хэрод и Мария Чен осторожно двинулись по направлению к креслам, стоявшим вокруг низкого круглого стола, стараясь свыкнуться с необыкновенным зрелищем. Оставшаяся за их спинами винтовая лестница была обозначена светящейся красной полосой на первой ступеньке. С запада черной полусферой звездное небо закрывало отделение для экипажа. Хэрод и Мария Чен погрузились в мягкие кресла, не отрывая глаз от неба.
– Это специальное пластиковое покрытие, – пояснил Барент. – Более тридцати слоев. Но почти идеально прозрачное и очень прочное. Оно крепится к бесчисленному количеству опор, толщиной с волос, и потому они не препятствуют целостному восприятию. Внешняя поверхность при дневном свете отражает лучи и выглядит как обычный блестящий черный корпус. Мои инженеры работали над ее созданием целый год, а потом еще два года мне потребовалось на то, чтобы убедить комитет гражданской авиации, что эта штука может летать.
– Невероятно! – восхищенно прошептала Мария Чен, и Хэрод увидел отражение звездного света в ее темных глазах.
– Тони, я пригласил вас сюда, потому что дело касается вас обоих, – начал Барент.
– Какое дело?
– Вы, наверное, уловили некоторое напряжение, возникшее не так давно в наших кругах? Атмосфера накаляется.
– Я заметил, что все еле сдерживались, – сказал Хэрод.
– Так вот, – кивнул Барент. – События последних нескольких месяцев были довольно неприятными.
– Не понимаю почему, – усмехнулся Хэрод. – По-моему, мало кого заботит, что их коллег разорвало на части или они утонули в реке Шилкил.
– Дело в том, что мы слишком расслабились, – промолвил К. Арнольд Барент. – Наш клуб существует уже много лет, даже десятилетий, и, возможно, затеянная Вилли игра даст нам шанс осуществить необходимое… э-э… сокращение.
– Только в том случае, если речь не идет лично о нас, – ответил Хэрод.
– Вот именно. – Барент налил вина в хрустальный бокал и поставил его перед Марией Чен.
Глаза Хэрода уже привыкли к темноте, так что теперь он отчетливо различал лица, но от этого сияние звезд казалось лишь ярче, а верхушки облаков приобретали еще более переливчатые оттенки.
– Меж тем, – продолжил Барент, – в нашей группе произошла определенная разбалансировка, и то, что было действенным при иных обстоятельствах, перестало работать.
– Что вы имеете в виду? – осведомился Хэрод.
– Я имею в виду, что образовался вакуум власти. – Голос Барента был столь же холоден, как сияние звезд, в котором они купались. – Или, точнее, общее ощущение того, что образовался вакуум власти. Вилли Борден дал возможность ничтожествам счесть себя титанами, и за это ему придется заплатить жизнью.
– Вилли заплатит жизнью? – переспросил Хэрод. – Так, значит, все разговоры о дальнейшем сотрудничестве и вступлении его в клуб не более чем блеф?
– Да, – подтвердил Барент. – Если потребуется, я лично буду руководить клубом, но ни при каких обстоятельствах этот бывший нацист за нашим столом не появится.
– Тогда зачем… – начал Хэрод и умолк. – Вы думаете, что Кеплер и Саттер готовы предпринять самостоятельные шаги? – спросил он после паузы.
Барент улыбнулся:
– Я знаком с Джимми очень давно. Впервые я увидел его сорок лет назад, когда он читал проповедь в Техасе. Он обладал несфокусированной, но непреодолимой Способностью. Он мог заставить целую толпу потных агностиков делать то, чего он от них хотел, и делать это с восторгом во имя Господа. Но Джимми стареет и все меньше и меньше полагается на свою силу убеждения, пользуясь вместо этого аппаратом убеждения, который он создал. Я знаю, что на прошлой неделе вы посетили его маленькое королевство… – Резким движением руки Барент пресек возражения Хэрода. – Ничего страшного, Тони. Джимми наверняка предупредил тебя, что мне станет об этом известно… и что я пойму. Не думаю, что Джимми желает опрокинуть нашу тележку с яблоками, но он чувствует грядущие перемены во властных взаимоотношениях и хочет оказаться на нужной стороне, когда это произойдет. Вмешательство Вилли нарушило наше шаткое равновесие, как может показаться на первый взгляд.
– А в действительности? – поинтересовался Хэрод.
– Нет, – жестко сказал Барент. – Они позабыли о существенных вещах. – Он выдвинул ящик стола, за которым они сидели, и достал маленький пистолет. – Возьми, Тони.
– Зачем? – Хэрод почувствовал, как по коже у него поползли мурашки.
– Пистолет настоящий и заряжен, – произнес Барент. – Возьми его, пожалуйста.
Хэрод выполнил просьбу.
– О'кей, что дальше?
– Прицелься в меня, Тони.
Хэрод вздрогнул. Что бы Барент ни собирался демонстрировать, он не желал принимать в этом никакого участия. Он знал, что поблизости находится Хейнс и еще дюжина крепких парней.
– Я не хочу, – сказал Хэрод. – Не люблю эти чертовой игры.
– Целься в меня, Тони.
– Пошли вы знаете куда! – разозлился Хэрод и встал, чтобы уйти. Сделав прощальный жест рукой, он направился к красной полосе, обозначившей лестницу.
– Тони, – послышался из темноты голос Барента. – Иди сюда.
Хэроду показалось, что он натолкнулся на одну из невидимых стен. Мышцы его сжались, превратившись в тугие узлы, тело покрылось потом. Он попытался броситься вперед, прочь от Барента, но единственное, что ему удалось, это упасть на колени.
Однажды, лет пять назад, у них с Вилли была беседа, во время которой старик попытался продемонстрировать на нем свои Способности. Это была чисто дружеская забава в ответ на какой-то вопрос Хэрод а о венских играх, о которых рассказывал Вилли. И тогда, вместо того чтобы почувствовать волну возбуждения, которой пользовался сам Хэрод по отношению к женщинам, он ощутил необъяснимое, но жуткое вторжение в свой мозг чужой воли и полную обреченность. Однако тогда Хэрод не утратил возможности саморегуляции. Он тут же понял, что Способность Вилли гораздо мощнее его собственной, гораздо кровожаднее, как подумал он тогда. И хотя сам Тони вряд ли смог бы использовать кого-нибудь во время вторжения Вилли, он был убежден, что и Вилли не сможет по-настоящему использовать его.
– Ja-ja, – сказал тогда старик, – так бывает всегда. Мы можем вторгаться друг в друга, но те, кто умеет использовать других, сами не могут быть использованы, не так ли? Мы испытываем свои силы на третьих лицах, верно? А жаль. Но король не может брать короля, Тони, запомни это.
И Хэрод помнил об этом вплоть до настоящего момента.
– Иди сюда, – повторил Барент. Голос его по-прежнему был тихим, с изысканными модуляциями, но казалось, теперь он заполнил весь мозг Хэрода, всю гостиную, а потом и Вселенную, так что даже небосвод завибрировал. – Иди сюда, Тони.
Хэрод напрягся из последних сил, но что-то толкнуло его, и он упал на спину, как ковбой, сброшенный с лошади невидимой натянутой проволокой. Тело его охватили судороги, а ноги в ботинках задергались на ковре. Челюсти сжались до боли, глаза чуть не вылезли из орбит. Он чувствовал, как внутри него нарастает крик, но понял, что никогда не сможет его издать, что крик этот будет расти и шириться внутри, пока не взорвется и не разметает куски его плоти по всей гостиной. Он лежал на спине с вытянутыми ногами, мышцы его сжимались и разжимались, ногти впились в ковер, как хищные птичьи когти.
– Иди сюда, Тони, – прозвучало в третий раз, и он, как младенец, послушно пополз вперед.
Когда голова его стукнулась о ножку стола, Хэрод почувствовал, что тиски разжались. По телу его прокатилась завершающая судорога, и все члены настолько обмякли, что он едва не обмочился. Он поднялся на колени и облокотился о черное стекло столешницы.
– Прицелься же в меня, Тони, – повторил Барент тем же непринужденным голосом.
Хэрод почувствовал, как его затопляет волна слепой ярости. Дрожащими руками он нащупал пистолет и сжал его. Но как только он попробовал поднять руку, к горлу подступила тошнота. Много лет назад, в свой первый год жизни в Голливуде, у Хэрода случился приступ почечнокаменной болезни. Боль была невыносимой. Позднее его приятель рассказывал, будто Тони убеждал всех, что ему в спину воткнули нож. Но это было гораздо больнее, потому что, когда в молодости он был членом чикагской банды, ему действительно воткнули нож в спину. Тогда же, во время приступа, ему казалось, что его проткнули изнутри, острые лезвия впивались во внутренности и кровеносные сосуды, и эта невероятная, чудовищная боль сопровождалась тошнотой, рвотой, судорогами и лихорадкой.
Но то, что происходило сейчас, было еще хуже.
Не успев поднять пистолет, Хэрод упал на пол, испачкав рвотными массами свою шелковую рубашку и ковер. Одновременно с болью, тошнотой и чувством унижения возникла всепоглощающая мысль о том, что он пытался причинить вред мистеру Баренту, и это было невыносимо. Мысль эта вызывала у Тони неведомое ему ранее отвращение, и он просто взвыл от боли. Пистолет выпал из его разжавшихся пальцев.
– Я вижу, ты не очень хорошо себя чувствуешь, – тихо произнес Барент. – Может, тогда в меня прицелится мисс Чен?
– Нет, – еле выдохнул Хэрод, скрючившись на ковре.
– Да, – возразил Барент. – Я так хочу. Скажи ей, чтобы она прицелилась в меня, Тони.
– Целься! – крикнул Хэрод. – Целься в него!
Мария Чен медленно шевельнулась, словно двигалась под водой. Она подняла пистолет своими изящными руками и направила его в голову Тони Хэрода.
– Нет! В него! – И Хэрод снова согнулся от судорог. – В него!
Барент иронично усмехнулся:
– Ей совершенно не обязательно слышать мои распоряжения, чтобы подчиняться, Тони.
Большим пальцем Мария Чен взвела курок. Черное смертоносное отверстие было направлено прямо в лицо Хэрода. Он видел боль и ужас в ее глазах. Никто и никогда до сих пор не использовал Марию Чен!
– Невероятно, – прошептал Хэрод, чувствуя, как отступают боль и тошнота, и понимая, что, возможно, ему осталось жить всего несколько секунд. Он поднялся на колени и бессмысленно вытянул вперед руку, пытаясь заслониться от пули. – Это невозможно… Она же нейтрал!
– Что такое нейтрал? – спокойно осведомился К. Арнольд Барент. – Никогда не встречался с такими. – Он повернул голову. – Нажми, пожалуйста, на курок, Мария.
Раздался сухой щелчок. Мария Чен еще раз взвела курок, и снова последовал холостой выстрел.
– Как непредусмотрительно, – улыбнулся Барент. – Мы забыли его зарядить. Мария, помоги, пожалуйста, Тони сесть на место.
Не переставая дрожать, Хэрод опустился в кресло и свесил голову на испачканную рубашку, пропитавшуюся потом.
– А теперь Дебора проводит тебя вниз и поможет привести себя в порядок, – сказал Барент. – Если потом захочешь подняться и выпить что-нибудь до того, как мы приземлимся, добро пожаловать. Это уникальное место, Тони. Но, пожалуйста, не забудь о появляющемся у некоторых искушении… э-э… пересмотреть естественное положение вещей. В какой-то степени в этом есть и моя вина. Большинство из них уже много лет не подвергались подобной… демонстрации. Воспоминания меркнут даже в тех случаях, когда жизненные интересы человека требуют помнить о них. – Барент наклонился вперед. – Когда Джозеф Кеплер обратится к тебе с предложением, ты примешь его. Понятно, Тони?
– Тони? – вновь спросил Барент.
Хэрод почувствовал, как на его лбу и верхней губе выступили крупные капли пота. Застывший кадр был размытым, искаженным из-за плохого объектива, снят под неправильным углом и на дешевой пленке. Нижний правый край вообще был засвечен. Хэрод мог бы сказать, что изображение слишком плохого качества, что он не уверен. Он мог еще не впутываться во все это – и в то же время не мог.
– Да, – кивнул он. – Это Вилли.
Барент опустил голову. Хейнс выключил экран, зажег в салоне свет и удалился. В течение нескольких секунд стояла полная тишина, если не считать монотонного гула реактивного двигателя.
– Может, это всего лишь случайное совпадение, Джозеф? – спросил К. Арнольд Барент, обойдя стол и усаживаясь в кресло.
– Нет, – откликнулся Кеплер. – И все же я ничего не понимаю! Что он пытается доказать?
– Возможно, всего лишь то, что он по-прежнему действует, – предположил Джимми Уэйн Саттер. – Что он ждет. Что может захватить любого из нас, когда пожелает. – Преподобный покачал головой и улыбнулся Баренту. – Полагаю, ты на время воздержишься от появлений в общественных местах, брат К.?
Барент скрестил на груди руки.
– Это наше последнее собрание перед летним выездом в июне на остров. До этого времени я покину страну… по делам. Прошу всех вас принять необходимые меры предосторожности.
– Меры предосторожности против чего? – поинтересовался Кеплер. – Что ему надо? Мы уже предложили ему членство в клубе по всем возможным каналам. Мы даже послали к нему с этой информацией еврея-психиатра и убеждены, что он успел связаться с Луга-ром прежде, чем оба погибли во время взрыва…
– Идентификация трупов не была исчерпывающей, – оборвал его Барент. – У дантиста в Нью-Йорке мы не обнаружили карточки Соломона Ласки.
– Да, – согласился Кеплер, – ну и что? Наше сообщение почти наверняка было получено немцем. И чего он еще хочет?
– Тони? – спросил Барент, и все трое повернулись к Хэроду.
– Откуда мне знать, чего он хочет?
– Тони, Тони, – покачал головой Барент. – Ты сотрудничал с ним в течение многих лет. Ты обедал с ним, беседовал, шутил… Чего он хочет?
– Играть.
– Что? – спросил Саттер.
– Как играть? – наклонился вперед Кеплер. – Он хочет играть в летнем лагере на острове?
Хэрод покачал головой:
– Он знает о ваших играх на острове, но ему нравятся другие игры. Думаю, ему это напоминает прежние времена. Как в Германии, когда он и эти две старые шлюхи были молодыми. Это как шахматы. Вилли становится сам не свой, когда дело доходит до шахмат. Он как-то рассказывал мне о своих снах. Он считает, что все мы – фигуры в дьявольской шахматной партии.
– Шахматы, – пробормотал Барент, сложив кончики пальцев.
– Да, – подтвердил Хэрод, – Траск сделал неверный ход, позволил нескольким пешкам слишком далеко зайти на поле Вилли, и тот убрал его с доски. То же самое с Колбеном. Дело не в личных отношениях… это просто такая игра.
– А старуха? – осведомился Барент. – Она была добровольным ферзем Вилли или одной из его многочисленных пешек?
– Откуда мне знать? – бросил Хэрод. Он встал и заходил взад-вперед по салону, толстое ковровое покрытие скрадывало звук его шагов. – Насколько я знаю Вилли, в такого рода вещах он не доверяет никому. Может, он ее боится? Я уверен в одном – он навел нас на ее след, поскольку знал, что мы недооценим ее.
– Это и произошло, – согласился Барент. – Эта женщина обладала исключительной Способностью.
– Обладала? – переспросил Саттер.
– У нас нет доказательств, что она жива, – пояснил Джозеф Кеплер.
– А как насчет наблюдения за ее домом в Чарлстоне? – спросил преподобный. – Там кто-нибудь сменил Нимана и группу Чарлза?
– Там сейчас мои люди, – ответил Кеплер. – Пока никаких сведений.
– А как насчет авиарейсов и прочих средств сообщения? – не унимался Саттер. – Колбен был уверен, что она пыталась выехать из страны, пока что-то не спугнуло ее в Атланте.
– Речь сейчас не о Мелани Фуллер, – перебил Барент. – Как правильно сказал Тони, она была отвлекающим маневром, ложным следом. Если она до сих пор жива, мы можем оставить ее в покое, и совершенно неважно, какую роль она играла. Вопрос заключается в том, как мы должны отвечать на этот последний ход нашего немецкого друга?
– Я предлагаю проигнорировать его, – сказал Кеплер. – Старик просто показал нам свои зубы, организовав события понедельника. Мы все согласились, что если бы он собирался покончить с мистером Барентом, он вполне мог бы преуспеть в этом. Пусть старый извращенец развлекается, а когда успокоится, мы с ним поговорим. Если он согласится с нашими правилами, мы сможем предложить ему место пятого члена в клубе. Если нет… черт побери, джентльмены, откровенно говоря между нами троими… прости, Тони, четверыми… в нашем распоряжении находятся сотни оплачиваемых охранников, а сколько их у Вилли, а, Тони?
– Было двое, когда он уезжал из Лос-Анджелеса, – ответил Хэрод. – Дженсен Лугар и Том Рэйнольдс. Но он им не платил. Они были его личными любимчиками.
– Вот видите, – продолжил Кеплер. – Подождем, пока ему не надоест играть в эту одностороннюю игру, а потом вступим в переговоры. А если он откажется, пошлем Хейнса или кого-нибудь из моих людей.
– Нет! – заорал вдруг преподобный Саттер. – Слишком часто мы подставляли другую щеку. «Мститель Господь и страшен в гневе… Пред негодованием Его кто устоит? И кто стерпит пламя гнева Его? Гнев Его разливается как огонь; скалы распадаются пред ним… и врагов Его постигнет мрак». Пророк Наум, глава первая. Джозеф Кеплер с трудом подавил зевок.
– Ну при чем тут Господь, Джимми? Мы говорим о том, как поступить с выжившим из ума нацистом, одержимым игрой в шахматы.
Лицо Саттера побагровело, и он ткнул в Кеплера своим тупым мясистым пальцем. Большой рубин в его кольце вспыхнул и заиграл всеми своими гранями.
– Не смейся! – басом проревел он. – Господь говорил со мной и через меня, и Он будет услышан! – Саттер огляделся. – «Если же у кого из вас недостает мудрости, да просит у Бога, дающего всем просто и без упреков, – и дастся ему». Соборное послание апостола Иакова, глава первая.
– И что Господь говорит по этому поводу? – тихо поинтересовался Барент.
– Что этот человек вполне может быть Антихристом. – Саттер своим громовым голосом заглушал слабый гул двигателей. – Господь велит нам найти его и истребить. Мы должны сокрушить его ребра и чресла. Мы должны найти и его, и его подручных… «Чтобы они испили чашу гнева Господня; чтобы он был подвергнут мукам геенны огненной в присутствии святых ангелов и Агнца; и чтобы смрад его мучений не прекращался во веки веков…»
Барент слабо улыбнулся:
– Насколько я понял, Джимми, ты против того, чтобы вести переговоры с Вилли и предлагать ему членство в клубе?
Преподобный сделал большой глоток из своего бокала с бурбоном и произнес неожиданно тихо, так что Хэроду даже пришлось наклониться, чтобы расслышать:
– Да, я считаю, мы должны убить его.
Барент кивнул и развернулся в своем большом кожаном кресле.
– Будем голосовать, – промолвил он. – Тони, ты как думаешь?
– Я пас, – ответил Хэрод. – Но я думаю, что решать – это одно, а выслеживать Вилли и иметь с ним дело – совсем другое. Посмотрите, в какое дерьмо мы вляпались с этой Мелани Фуллер.
– Чарлз в этом случае допустил ошибку, и он заплатил за нее. – Барент перевел взгляд на двоих оставшихся. – Ну что ж, поскольку Тони воздерживается, похоже, мне принадлежит право решающего голоса.
Кеплер открыл было рот, но передумал. Саттер в молчании допивал остатки своего бурбона.
– Какие бы цели наш друг Вилли ни преследовал в Вашингтоне, – промолвил Барент, – мне они не нравятся. Однако будем считать происшедшее вызовом и пока не станем отвечать на него. Возможно, мнение Тони о том, что Вилли одержим игрой в шахматы, является для нас в этом вопросе наилучшим руководством. У нас осталось два месяца до летнего лагеря на острове Долменн и наших… э-э… мероприятий там. Мы должны внятно заявить о своем приоритете. Если Вилли прекратит нас запугивать, возможно, в дальнейшем мы рассмотрим вопрос о том, чтобы начать с ним переговоры. Если же он продолжит чинить нам препятствия, если мы столкнемся хотя бы с еще одним эпизодом подобного рода, мы применим все средства, общественные и частные, чтобы найти и уничтожить его в соответствии со способом, процитированным Джимми из Откровения. Ведь это было Откровение, брат Дж.?
– Именно так, брат К.
– Прекрасно. – Барент встал. – А теперь, думаю, мне надо немного поспать. У меня завтра встреча в Лондоне. Спальные места для всех готовы, так что можете располагаться. Где бы вы хотели, чтобы вас высадили?
– Лос-Анджелес, – ответил Хэрод.
– Новый Орлеан, – сказал Саттер.
– Нью-Йорк, – пробормотал Кеплер.
– Хорошо, – кивнул Барент. – Несколько минут назад Дональд сообщил мне, что мы находимся где-то над Невадой, так что первым мы высадим Тони. Боюсь, Тони, ты не успеешь воспользоваться всеми удобствами, но немного вздремнуть перед посадкой сможешь.
В дверях, ведущих в коридор, появился Хейнс.
– До встречи в летнем лагере Клуба Островитян, джентльмены, – произнес Барент. – Желаю всем удачи.
Стюард в синей униформе проводил Хэрода и Марию Чен в их отсек. Задняя часть «боинга» была превращена в огромный кабинет Барента, гостиную и спальню. Слева по коридору, напоминавшему европейские поезда, шли вместительные комнаты, декорированные нежными оттенками зеленого и кораллового цветов. В них имелись ванная, большая кровать, диван и цветной телевизор.
– А где же камин? – обратился Хэрод к стюарду.
– Кажется, в частном самолете шейха Музада есть действующий камин, – без тени улыбки отозвался миловидный стюард.
Хэрод положил в стакан лед, налил водки и только устроился рядом с Марией Чен на диване, когда в дверь постучали. В комнату вошла молодая женщина точно в такой же униформе.
– Мистер Барент спрашивает, не хотите ли вы с мисс Чен присоединиться к нему в гостиной?
– В гостиной? – переспросил Хэрод. – Черт, конечно хотим.
Они проследовали за женщиной по коридору и миновали дверь с кодовым замком, которая вела к винтовой лестнице. Хэрод знал, что на коммерческих рейсах 747-го образца подобные лестницы вели в гостиные первого класса. Поднявшись наверх, Хэрод и Мария Чен застыли в изумлении. Сопровождавшая их женщина спустилась вниз и закрыла дверь, отрезав последний луч света, шедший из коридора.
Помещение было не слишком большим, но казалось, что кто-то снял здесь верхнюю часть самолета, и теперь сквозь потолок можно было взирать на небо, открывавшееся на высоте тридцати пяти тысяч футов над землей. Над головой сияли мириады звезд, разливая вокруг ровный, немеркнущий свет. Слева и справа были видны темные конусы крыльев, на которых мигали красные и зеленые навигационные огни. Внизу раскинулся полог облаков, освещенный звездным сиянием. Казалось, ничто не отделяет их от бесконечного пространства ночного неба. Лишь смутные контуры указывали на присутствие в гостиной низкой мебели, а в глубине угадывалась фигура сидящего человека.
– Боже мой, – прошептал Хэрод и услышал рядом резкий вздох Марии Чен.
– Я рад, что вам нравится, – донесся из темноты голос Барента. – Проходите и располагайтесь.
Хэрод и Мария Чен осторожно двинулись по направлению к креслам, стоявшим вокруг низкого круглого стола, стараясь свыкнуться с необыкновенным зрелищем. Оставшаяся за их спинами винтовая лестница была обозначена светящейся красной полосой на первой ступеньке. С запада черной полусферой звездное небо закрывало отделение для экипажа. Хэрод и Мария Чен погрузились в мягкие кресла, не отрывая глаз от неба.
– Это специальное пластиковое покрытие, – пояснил Барент. – Более тридцати слоев. Но почти идеально прозрачное и очень прочное. Оно крепится к бесчисленному количеству опор, толщиной с волос, и потому они не препятствуют целостному восприятию. Внешняя поверхность при дневном свете отражает лучи и выглядит как обычный блестящий черный корпус. Мои инженеры работали над ее созданием целый год, а потом еще два года мне потребовалось на то, чтобы убедить комитет гражданской авиации, что эта штука может летать.
– Невероятно! – восхищенно прошептала Мария Чен, и Хэрод увидел отражение звездного света в ее темных глазах.
– Тони, я пригласил вас сюда, потому что дело касается вас обоих, – начал Барент.
– Какое дело?
– Вы, наверное, уловили некоторое напряжение, возникшее не так давно в наших кругах? Атмосфера накаляется.
– Я заметил, что все еле сдерживались, – сказал Хэрод.
– Так вот, – кивнул Барент. – События последних нескольких месяцев были довольно неприятными.
– Не понимаю почему, – усмехнулся Хэрод. – По-моему, мало кого заботит, что их коллег разорвало на части или они утонули в реке Шилкил.
– Дело в том, что мы слишком расслабились, – промолвил К. Арнольд Барент. – Наш клуб существует уже много лет, даже десятилетий, и, возможно, затеянная Вилли игра даст нам шанс осуществить необходимое… э-э… сокращение.
– Только в том случае, если речь не идет лично о нас, – ответил Хэрод.
– Вот именно. – Барент налил вина в хрустальный бокал и поставил его перед Марией Чен.
Глаза Хэрода уже привыкли к темноте, так что теперь он отчетливо различал лица, но от этого сияние звезд казалось лишь ярче, а верхушки облаков приобретали еще более переливчатые оттенки.
– Меж тем, – продолжил Барент, – в нашей группе произошла определенная разбалансировка, и то, что было действенным при иных обстоятельствах, перестало работать.
– Что вы имеете в виду? – осведомился Хэрод.
– Я имею в виду, что образовался вакуум власти. – Голос Барента был столь же холоден, как сияние звезд, в котором они купались. – Или, точнее, общее ощущение того, что образовался вакуум власти. Вилли Борден дал возможность ничтожествам счесть себя титанами, и за это ему придется заплатить жизнью.
– Вилли заплатит жизнью? – переспросил Хэрод. – Так, значит, все разговоры о дальнейшем сотрудничестве и вступлении его в клуб не более чем блеф?
– Да, – подтвердил Барент. – Если потребуется, я лично буду руководить клубом, но ни при каких обстоятельствах этот бывший нацист за нашим столом не появится.
– Тогда зачем… – начал Хэрод и умолк. – Вы думаете, что Кеплер и Саттер готовы предпринять самостоятельные шаги? – спросил он после паузы.
Барент улыбнулся:
– Я знаком с Джимми очень давно. Впервые я увидел его сорок лет назад, когда он читал проповедь в Техасе. Он обладал несфокусированной, но непреодолимой Способностью. Он мог заставить целую толпу потных агностиков делать то, чего он от них хотел, и делать это с восторгом во имя Господа. Но Джимми стареет и все меньше и меньше полагается на свою силу убеждения, пользуясь вместо этого аппаратом убеждения, который он создал. Я знаю, что на прошлой неделе вы посетили его маленькое королевство… – Резким движением руки Барент пресек возражения Хэрода. – Ничего страшного, Тони. Джимми наверняка предупредил тебя, что мне станет об этом известно… и что я пойму. Не думаю, что Джимми желает опрокинуть нашу тележку с яблоками, но он чувствует грядущие перемены во властных взаимоотношениях и хочет оказаться на нужной стороне, когда это произойдет. Вмешательство Вилли нарушило наше шаткое равновесие, как может показаться на первый взгляд.
– А в действительности? – поинтересовался Хэрод.
– Нет, – жестко сказал Барент. – Они позабыли о существенных вещах. – Он выдвинул ящик стола, за которым они сидели, и достал маленький пистолет. – Возьми, Тони.
– Зачем? – Хэрод почувствовал, как по коже у него поползли мурашки.
– Пистолет настоящий и заряжен, – произнес Барент. – Возьми его, пожалуйста.
Хэрод выполнил просьбу.
– О'кей, что дальше?
– Прицелься в меня, Тони.
Хэрод вздрогнул. Что бы Барент ни собирался демонстрировать, он не желал принимать в этом никакого участия. Он знал, что поблизости находится Хейнс и еще дюжина крепких парней.
– Я не хочу, – сказал Хэрод. – Не люблю эти чертовой игры.
– Целься в меня, Тони.
– Пошли вы знаете куда! – разозлился Хэрод и встал, чтобы уйти. Сделав прощальный жест рукой, он направился к красной полосе, обозначившей лестницу.
– Тони, – послышался из темноты голос Барента. – Иди сюда.
Хэроду показалось, что он натолкнулся на одну из невидимых стен. Мышцы его сжались, превратившись в тугие узлы, тело покрылось потом. Он попытался броситься вперед, прочь от Барента, но единственное, что ему удалось, это упасть на колени.
Однажды, лет пять назад, у них с Вилли была беседа, во время которой старик попытался продемонстрировать на нем свои Способности. Это была чисто дружеская забава в ответ на какой-то вопрос Хэрод а о венских играх, о которых рассказывал Вилли. И тогда, вместо того чтобы почувствовать волну возбуждения, которой пользовался сам Хэрод по отношению к женщинам, он ощутил необъяснимое, но жуткое вторжение в свой мозг чужой воли и полную обреченность. Однако тогда Хэрод не утратил возможности саморегуляции. Он тут же понял, что Способность Вилли гораздо мощнее его собственной, гораздо кровожаднее, как подумал он тогда. И хотя сам Тони вряд ли смог бы использовать кого-нибудь во время вторжения Вилли, он был убежден, что и Вилли не сможет по-настоящему использовать его.
– Ja-ja, – сказал тогда старик, – так бывает всегда. Мы можем вторгаться друг в друга, но те, кто умеет использовать других, сами не могут быть использованы, не так ли? Мы испытываем свои силы на третьих лицах, верно? А жаль. Но король не может брать короля, Тони, запомни это.
И Хэрод помнил об этом вплоть до настоящего момента.
– Иди сюда, – повторил Барент. Голос его по-прежнему был тихим, с изысканными модуляциями, но казалось, теперь он заполнил весь мозг Хэрода, всю гостиную, а потом и Вселенную, так что даже небосвод завибрировал. – Иди сюда, Тони.
Хэрод напрягся из последних сил, но что-то толкнуло его, и он упал на спину, как ковбой, сброшенный с лошади невидимой натянутой проволокой. Тело его охватили судороги, а ноги в ботинках задергались на ковре. Челюсти сжались до боли, глаза чуть не вылезли из орбит. Он чувствовал, как внутри него нарастает крик, но понял, что никогда не сможет его издать, что крик этот будет расти и шириться внутри, пока не взорвется и не разметает куски его плоти по всей гостиной. Он лежал на спине с вытянутыми ногами, мышцы его сжимались и разжимались, ногти впились в ковер, как хищные птичьи когти.
– Иди сюда, Тони, – прозвучало в третий раз, и он, как младенец, послушно пополз вперед.
Когда голова его стукнулась о ножку стола, Хэрод почувствовал, что тиски разжались. По телу его прокатилась завершающая судорога, и все члены настолько обмякли, что он едва не обмочился. Он поднялся на колени и облокотился о черное стекло столешницы.
– Прицелься же в меня, Тони, – повторил Барент тем же непринужденным голосом.
Хэрод почувствовал, как его затопляет волна слепой ярости. Дрожащими руками он нащупал пистолет и сжал его. Но как только он попробовал поднять руку, к горлу подступила тошнота. Много лет назад, в свой первый год жизни в Голливуде, у Хэрода случился приступ почечнокаменной болезни. Боль была невыносимой. Позднее его приятель рассказывал, будто Тони убеждал всех, что ему в спину воткнули нож. Но это было гораздо больнее, потому что, когда в молодости он был членом чикагской банды, ему действительно воткнули нож в спину. Тогда же, во время приступа, ему казалось, что его проткнули изнутри, острые лезвия впивались во внутренности и кровеносные сосуды, и эта невероятная, чудовищная боль сопровождалась тошнотой, рвотой, судорогами и лихорадкой.
Но то, что происходило сейчас, было еще хуже.
Не успев поднять пистолет, Хэрод упал на пол, испачкав рвотными массами свою шелковую рубашку и ковер. Одновременно с болью, тошнотой и чувством унижения возникла всепоглощающая мысль о том, что он пытался причинить вред мистеру Баренту, и это было невыносимо. Мысль эта вызывала у Тони неведомое ему ранее отвращение, и он просто взвыл от боли. Пистолет выпал из его разжавшихся пальцев.
– Я вижу, ты не очень хорошо себя чувствуешь, – тихо произнес Барент. – Может, тогда в меня прицелится мисс Чен?
– Нет, – еле выдохнул Хэрод, скрючившись на ковре.
– Да, – возразил Барент. – Я так хочу. Скажи ей, чтобы она прицелилась в меня, Тони.
– Целься! – крикнул Хэрод. – Целься в него!
Мария Чен медленно шевельнулась, словно двигалась под водой. Она подняла пистолет своими изящными руками и направила его в голову Тони Хэрода.
– Нет! В него! – И Хэрод снова согнулся от судорог. – В него!
Барент иронично усмехнулся:
– Ей совершенно не обязательно слышать мои распоряжения, чтобы подчиняться, Тони.
Большим пальцем Мария Чен взвела курок. Черное смертоносное отверстие было направлено прямо в лицо Хэрода. Он видел боль и ужас в ее глазах. Никто и никогда до сих пор не использовал Марию Чен!
– Невероятно, – прошептал Хэрод, чувствуя, как отступают боль и тошнота, и понимая, что, возможно, ему осталось жить всего несколько секунд. Он поднялся на колени и бессмысленно вытянул вперед руку, пытаясь заслониться от пули. – Это невозможно… Она же нейтрал!
– Что такое нейтрал? – спокойно осведомился К. Арнольд Барент. – Никогда не встречался с такими. – Он повернул голову. – Нажми, пожалуйста, на курок, Мария.
Раздался сухой щелчок. Мария Чен еще раз взвела курок, и снова последовал холостой выстрел.
– Как непредусмотрительно, – улыбнулся Барент. – Мы забыли его зарядить. Мария, помоги, пожалуйста, Тони сесть на место.
Не переставая дрожать, Хэрод опустился в кресло и свесил голову на испачканную рубашку, пропитавшуюся потом.
– А теперь Дебора проводит тебя вниз и поможет привести себя в порядок, – сказал Барент. – Если потом захочешь подняться и выпить что-нибудь до того, как мы приземлимся, добро пожаловать. Это уникальное место, Тони. Но, пожалуйста, не забудь о появляющемся у некоторых искушении… э-э… пересмотреть естественное положение вещей. В какой-то степени в этом есть и моя вина. Большинство из них уже много лет не подвергались подобной… демонстрации. Воспоминания меркнут даже в тех случаях, когда жизненные интересы человека требуют помнить о них. – Барент наклонился вперед. – Когда Джозеф Кеплер обратится к тебе с предложением, ты примешь его. Понятно, Тони?
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента