Люся раскрыла доску и беспорядочной кучей, как бы символизирующей апофеоз войны, высыпала фигуры на стол. Черная королева, решившая избежать страшной участи, скатилась по столешнице и упала на пол.
Все, кто был рядом, переглянулись, никто ничего не понял. Люся долго, хлопая ящиками, что-то искала на кухне и вернулась с топором. Методично, как на гильотину, она клала на клетчатую доску фигуру за фигурой и взмахом топора разрубала вдребезги всех этих пешек, офицеров, коней, ну, что там еще...
Никто не решился подойти к ней, вырвать из рук орудие казни. С каждым ударом, когда топор нависал над новой жертвой, она набирала силы. Странной улыбкой освещалось ее лицо, когда очередная шахматная фигура превращалась в труп.
Красавица Наталия, сумасбродная Бибигонша, подозрительная Титова, запасливая Скоморохова сжались от ее дикого удовольствия, сидели, не шелохнувшись, словно сговорились, что надо молчать для своего же спасения.
Никто не заметил, как явился Гужов. Он подошел к Людмиле со спины, на самой высокой точке, когда она замахнулась, и перехватил топор. Но Люся, тщедушная Люся, которая только и могла рубить игрушечные войска, показала свою недюжинную силу. Сжимая обух двумя руками, она тянула топор на себя. Поддавшись ей, лезвие полоснуло по руке Гужова - хлынула кровь, забрызгав все вокруг.
И не было при этом ни единого стона. Ни одного звука не услышали присутствующие во время их борьбы. Всем, кто вжался в стену, виделся какой-то странный танец без музыкального сопровождения; с каждым поворотом головы, с каждым па на полу расцветали красные маки.
Обхватив неистовую в своем азарте Люсю, Гужов развернул ее лицом к себе, и топор с окровавленным лезвием отлетел к ногам зрителей. Никто не посмел двинуться в сторону, тем более поднять топор.
- Это ты, ты во всем виноват! - дыша желчью, исходившей из глубины ее раненого сердца, прокричала Люся.
- Я отдал команду "Задраить верхний рубочный люк" только после того, как на центральный пост прошли доклады из всех отсеков, что присутствуют все. Я не знал, что он не спустился в свой третий отсек. Последний раз Бориса видели на мостике перед погружением, когда все курили, - тихо сказал Гужов и разжал руки, сжимавшие ее тело.
- Уходи, - обронила она.
Он не сказал ни да, ни нет, кровь тонкой струйкой текла из его ладони на пол. Он смотрел на Люсю, словно хотел разделить ее безбрежное горе. Никто не слышал, хлопнула ли за ним дверь. Борьба двоих - теперь, увы, не за шахматным столом - и кровавая рана на руке одного из них заставили всех забыть о черной королеве, чудом сохранившей свою венценосную головку от неотвратимого удара. Но, оказывается, Люся не забыла о ней, избежавшей общей участи. Нагнувшись, она вытащила беглянку из-под стола, и долго рассматривала ее, словно примеривалась, куда направить стальное лезвие.
И тогда Наташа, выдавив себя из стены, схватила топор, прижала, словно ребенка, окровавленное топорище к груди. Сумасбродная Бибигонша, подозрительная Титова и запасливая Скоморохова заслонили красавицу Наташу собой. Маленькая, хрупкая Люся, сжимавшая детскими обкусанными пальчиками черную королеву, опустилась на пол и тихо заплакала. Это были первые слезы с той самой минуты, когда она узнала, что Борис не вернется.
Ночью они уложили затихшую Людмилу в постель и, не включая свет, сидели у изголовья кровати. Свет фонаря пробивался с улицы осторожно, словно боясь нарушить ее сон, и они видели ее скорбное лицо, ее ладонь, прижавшую к щеке черную шахматную фигуру. Никто из них не мог оставить Люсю одну, даже спящую, в этой темной комнате, в этой пустой квартире.
- Как странно, - тихо, как бы про себя, сказала Наташа.
- Что странно? - шепотом спросила Бибигонша.
- Все странно, - повторила Наташа, - очень странно.
- Три смерти за одну неделю, - кивнула Скоморохова, - такого у нас еще не было.
- Ну, с Борисом еще не известно, - вымолвила Наташа.
- Да все известно, - возразила Титова и, помолчав немного, добавила: Море не отпускает. Сначала лодка плыла в надводном положении, все курили на мостике. Мой Титов говорит, что Борис прикуривал у него.
- Борис ведь не курил, - заметила Наташа.
- Много ты знаешь! Значит, закурил. Сигареты "Вог"... - повысила голос Титова и осеклась, будто проговорилась. - Потом была команда: "Все вниз, погружаемся". Все разошлись по отсекам и только когда погрузились, обнаружили, что нет Бориса. Титов говорит, он не успел спуститься в прочный корпус...
- Почему не успел? - спросила Скоморохова.
- С сердцем могло стать плохо, - предположила Бибигонша, - или зацепился за что, упал, а никто не заметил. В экипаже 150 человек, угляди здесь за каждым.
- Остался в ограждении рубки. А никто не заметил, потому как рядом же был, его видели. Вероятно, его смыло водой, - подтвердила Титова. - Так что ты, Наташа, хотела сказать?
- Я отправила криптограмму на лодку, помимо других цифр, она состояла из трех шестерок.
- Это число дьявола, - согласилась Титова.
- В адресной группе был номер ПЛ К-130, а потом с этой лодки привезли обгоревшего штурмана, - продолжала Наташа.
- Миша. Мой сосед. Двое мальчишек осталось, - сказала Скоморохова.
- Там тоже было три шестерки, - послышался чей-то тихий голос.
Он отозвался эхом в глубинах коридора, словно из могилы, и все покрылись холодным потом. Наташе даже почудился скрип половиц, будто кто-то стоял за приоткрытой дверью. Липкая струйка ужаса покатилась по ее спине. Боясь пошевелиться, с противной дрожью в коленках, они вглядывались в темноту. И только когда голос повторил: "Три шестерки" - они поняли, что он исходит от Людмилы. От ее неподвижного взгляда, устремленного в ночь, стало не по себе. Но только Люся, приподнявшаяся на постели, могла восстановить мирное течение беседы. Поэтому даже не ради нее, а прежде всего из желания проверить реальность ее пробуждения, Наташа подошла и подложила ей под спину подушку.
- Ты помнишь? - Горячей рукой Люся вцепилась в Наташину руку. - Ты помнишь, там тоже было три шестерки...
- Когда? - разом выдохнули остальные полуночницы.
- Пари. Ты помнишь, Наташа? Помнишь? - судорожно, страшась Наташиной забывчивости, повторяла она.
- Помню, Люся, ты успокойся, - гладила ее по руке Наташа, - ты ложись.
- Какое пари? - спросила Титова.
- Да глупое пари, - отмахнулась Наташа.
Высвободив руку, Люся зачастила:
- Она пришла к нам с Варькой... Варька приезжала с генералом, потом Наташа вспомнила, ну... это... такую загадку... Боря ее потом отгадывал, замялась Люся, подбирая нужное слово. - Ну, как это, Наташа?
- Криптограмму, - выдавила Наташа.
- В криптограмме было шесть шестерок, Варька еще сказала, что это число дьявола, - все больше распалялась Люся. - Тогда все началось, с этих дьявольских шестерок. Утром в медсанчасти скончались двое, сначала матрос, обкололся наркотиками, потом Михаил - от ожогов. Сейчас Борис.
- Надо вызвать священника, чтобы освятил гарнизон, - голосом, полным ужаса и восторга от того, что так страшно, сказала Бибигонша.
- Надо вызвать, - смиренно повторила Люся. - Батюшку.
Они еще долго говорили о том, что с утра поедут в город, - Бибигонша обещала взять у мужа машину, - и привезут попа, чтобы окропил святой водой каждый дом, изгнал бесовскую силу из гарнизона. Что Люсе надо поставить свечку Николаю Угоднику, защитнику всех странствующих и воинов, а Борис и странствующий, и воин. Скоморохова стала читать по памяти молитву "Спасение на водах", Люся с Бибигоншей вторили ей.
Только Наташа молча вслушивалась в пугающую неизвестность за дверью. Она посмотрела на Титову и по ее напряженной спине даже в темноте разглядела, что Света за монотонными словами молитвы тоже слышит чье-то тихое дыхание за дверью, от которого сосет под ложечкой.
Позже, когда ночь пошла на убыль и страх утратил свою липкость, Наташа встала и беззвучными шагами прошлась по квартире; все двери были нараспашку. За ней в полутьме следовала Титова. Ни на кухне, ни в коридоре не было того, кто пугал их своим дыханием. Они остановились на кухне, у подоконника. За окном занималось утро.
- Как хорошо, что эта ночь кончилась, - сказала Наташа, закуривая сигарету.
- Хорошо, - подтвердила Титова, бросив окурок в форточку. - Еще чуть-чуть, и у меня бы сердце остановилось. Смотри, кто это?
Отодвинув штору, они припали к стеклу. Крадущейся походкой от дома отходил адмиральский адъютант. Внезапно, словно почувствовал их взгляды на своем затылке, адмиральская подушка развернулся и посмотрел прямо в окно. Они рухнули на пол. И долго еще, сидя на полу под подоконником, не могли прийти в себя.
- А я-то думала, мне пригрезилось, думала, нервы лечить пора. Сигарета дрожала в Наташиной руке.
- Наверное, ждал под дверью, когда на него Бибигонша свалится, заметила Света.
- Нужна ему Бибигонша как приложение к звездам, - изрекла Наташа.
- Для него все одно. Все загадывают желание на падающую звезду, адмиральская подушка - на падающую Бибигоншу, - уточнила Титова.
- Что характерно - сбывается, - усмехнулась Наташа.
На кухню, шлепая босыми ногами, в одной сорочке, зашла Люся.
- Не курите, - сказала она, разгоняя дым рукой, - у меня же аллергия на дым, - и, помолчав, добавила: - Боря сразу после свадьбы бросил курить.
Прибежавший утром посыльный взял скопом всю компанию. Приказом самого Бибигона прапорщик Киселева, матрос Титова, прапорщик Скоморохова были срочно откомандированы на запасной аэродром, затерянный в глуши, среди непроходимых лесов и сопок. Не пощадили и сержанта Чукину. Из всей компании в гарнизоне оставили только Бибигоншу, оказавшуюся, как всегда, вне правил.
Собрав сумки, Наташа и Люся одновременно вышли из квартир на лестничную площадку. Люся оставила свою дверь приоткрытой, спустилась по ступенькам и ждала, пока Наташа закроет квартиру.
- Если Боря вернется, - объяснила она, заметив Наташин взгляд.
После утраты Бориса все остальные возможные потери казались Люсе мелочью.
СОБАКА, КОТОРОЙ КРУТИТ ХВОСТ
Так сладко, так хорошо, с такими замечательными снами, в которых мы с Леликом гуляли рука об руку по цветущему яблоневому саду, я давно не спала. Словно из мягкой уютной норки, оттягивая момент пробуждения, я медленно вылезала из объятий Морфея.
И вылезла. Прямо передо мной стоял генерал. От ужаса я захлопнула глаза. Где я, что я, как я? Вопросы копошилисьв моей голове, как червяки в яблоке. Неужели ничто, кроме яблоневого сада, не зацепилось за мою память?
Из-под чуть приоткрытых ресниц я увидела серое сияние, окутавшее мое тело. Как можно незаметнее я потрогала это сияние лежавшей на груди рукой. Пальцы погрузились в шелковый ворс, и я вспомнила. Вспомнила все: прежде всего шубу Музы Пегасовны, в которой лежу здесь и сейчас. Вспомнила, как она принесла мне чашку кофе, который я, проигнорировав мерзкий вкус, запасливо выпила. Я даже вспомнила, как погрузилась в темноту, как смеялась мне из этой темноты Муза с лицом льва или лев с лицом Музы.
Значит, она меня усыпила и тепленькой приволокла к генералу. Ничего себе старушка-подружка. А вот шубу, которую я спросонья приняла за теплую норку, не сняла. Отдала так отдала. Очень даже в ее стиле. Чрезвычайно благородная дама, сдавшая меня неприятелю вместе с шубой.
- Проснулась, Варвара? - полюбопытствовал генеральский бас.
Пришлось открыть глаза. Настоящие герои умирают стоя, возможно, и сидя, но никогда - лежа. Пришлось сесть. Вокруг меня стояла казенная обстановка казенного общежития, подо мной скрипела казенная кровать с синим солдатским одеялом и проштампованной простыней. В небольшое замызганное окно я разглядела одинокий вагончик на фоне леса, раскрашенного осенними мазками. По каким-то невнятным признакам я поняла, что это глубинка и находится она далеко в тундре. Какие-то люди бродили около вагончика, в одном я узнала Наташу, в другом - Люсю.
После Титовой, выросшей как из-под земли, я положила ладонь на лоб: температурю или схожу с ума? Музино снотворное определенно как следует ударило по мозгам. Откуда здесь Наташа, Люся, Титова, да еще всем отрядом?
Когда на крыльце вагончика показалась Скоморохова, мне стало ясно как день - надо лечиться. Я отвернулась от окна, дабы избавиться от посетивших меня видений, способных доконать ослабевшую психику. Дверь каземата распахнулась, и появилась Муза, дочь коня с крыльями. Руки стареющей Кармен сжимали икебану из веток с пестрыми листьями.
- Варвара, это тебе, - не удивившись моему пробуждению, без всякого стыда за содеянное сказала Муза Пегасовна и положила мне в ноги букет.
Я взглянула на ветки, тронутые увяданием, и разгадала тайный смысл икебаны: дни мои сочтены. Внутри у меня все сжалось в комок - неужели я так чудовищно ошиблась в Музе Пегасовне? А ведь я считала ее подружкой.
- Как прекрасно все, что создала природа! К чему не прикасалась рука человека! - воскликнула она. - Варвара, ты находишь?
Она потрепала меня по щеке.
- Какая ты бледная.
- Не трогайте меня, - отпрянула я от ее руки. Каждый жест Музы был наполнен для меня особым, зловещим смыслом. - Предательница, - прошипела я.
- Тима, сделай-ка ей кофе.
- Муза, может ей лучше бутерброд? - послушно гремя посудой, спросил генерал.
- Гоните сразу свой яд, кофе и бутерброд! Не надо, закусите ими на моих поминках, - произнесла я.
Муза с генералом вплотную приблизились ко мне. Я вжалась в металлическую спинку кровати, поверх шубы до самого подбородка натянула на себя валяющееся в ногах одеяло.
- По-моему, девочка ничего не поняла, - сочувственно сказал генерал.
- Сейчас поймет, - заверила его Муза и села на постель.
В кино после таких жалостливых фраз в непонятливого выпускают всю обойму, до последнего патрона. Перед моими глазами поплыли мерзкие круги, в животе затряслись поджилки. Никогда не думала, что они такие мерзкие. Это я о Музе и генерале.
- Начнем сначала, - пробасил генерал. - С кассеты. Муза говорит, что ты записала меня, когда я был в туалете. Конечно, я там был, но один, без Костомарова. В этом деле мне не нужны помощники.
- Но я же видела вас с редактором, - возразила я, радуясь тому, что долгие препирательства могут продлить мне жизнь.
- Где видела? В туалете? - спросила Муза.
- Ну, не в самом, а около. Они сидели в холле на диване. Костомаров тогда еще сказал, что у меня нюх как у собаки. Помните?
- Припоминаю, - ответил генерал. - С нюхом они не прогадали.
- А перед этим я слышала ваши голоса и записала на диктофон вашу исповедь - о том, как вы воруете и в каких количествах. - Я полосовала генерала голосом словно бритвой.
- Ты это когда-нибудь видела? - Он протянул мне на ладони какой-то запекшийся кругляш.
Несмотря на обуглившиеся пимпочку и кнопочку, я узнала в нем модулятор голоса, таким пугала меня Наташа. Я поднесла оплавленный, будто побывавший в топке, модулятор ко рту.
- Откуда он у вас? Вы что, расстреляли Климочкина?
Даже в таком потрепанном состоянии он изменил мой голос до неузнаваемости.
- Так, так, значит, все-таки Климочкин... Между прочим, он вышел из мужского туалета сразу за тобой, - задумчиво произнес генерал. - Нашли на месте падения самолета.
Именно после этих слов все предыдущие события выстроились в четкую логическую цепочку. Модулятор нашли в самолете, на котором потерпел аварию Лелик. Кто-то пробил трубопровод, и этот кто-то забыл там модулятор. Я сразу вспомнила Климочкина, вспомнила ключ, открывший сейф как по маслу, вспомнила, что Климочкин забыл адрес Кулибина. Или он у него не был? Тогда откуда же такой замечательно подходящий к замку сейфа ключ?
- У вас только один ключ от сейфа? - дрожа от близости разгадки, крикнула я.
- Один, - кивнул генерал. - Дубликат был в дежурке, но месяц назад он пропал, я хотел сменить замок, да все недосуг.
Лавиной хлынули на меня все доказательства вины Климочкина. И эта его редкая способность имитировать чужие голоса, которой он веселил меня всю дорогу. Чего стоит одна только фраза, перепетая с генеральского голоса:
- А Шуйского меж нами нет?
Только ли из-за Лелика Климочкин с такой готовностью помогал мне? И не было ли у него в этом своего интереса?
- Муза Пегасовна, вы не забыли мою сумку? - сгорая от приступа подозрительности и близости развязки, спросила я.
- За кого ты меня принимаешь? - Муза выудила из-под кровати фиолетовую торбу.
Судорожными движениями я вытащила зеленую папку, протянула ее содержимое генералу.
- Ваши документы?
- Нет, впервые вижу, - сказал он, вглядываясь в бумаги.
- Но я нашла их в вашем сейфе!
- Муза, дай-ка ручку! - велел генерал.
С несвойственным ей послушанием Муза Пегасовна принесла ручку. Под моим бдительным оком генерал исписал всю бумагу росчерками автографов. Проведенная здесь же экспертиза - хотя какой из меня эксперт, я сама каждый раз расписываюсь по-разному - показала: заглавная "Ч" и росчерк хвоста, напоминающий у генерала петлю Нестерова, на документах из зеленой папки были не такими лихими. Словно у копииста не хватило духу черкнуть ручкой легко и свободно. Перед глазами возникла "нью-Третьяковка", изобилующая полотнами Климочкина.
- Зачем это ему? - спросила я.
- Пока не знаю, - ответил генерал, - догадываюсь только, что документы в сейф подложили специально для тебя, Варвара.
- Почему для меня? - встревожилась я, словно сама была под подозрением.
- Из-за твоего легендарного нюха. Они хотели, чтобы ты нашла эти документы, и ты нашла.
- Кто они? Климочкин - раз, а два... - Я вопрошающе уставилась на него.
- Климочкин - раз, но будут и два, и три, - пообещал генерал.
Меня оскорбила его скрытность: мы в одной связке или нет?
- Подумаешь, секрет! - высокомерно бросила я. - Знаю я ваше два. Два это Бибигон. Или он шутки ради кидается записками о девушке, обесчещенной вами?
- Какие глупости ты говоришь, Варвара, - укорила меня Муза Пегасовна.
"Опять двойка", - грустно подумала я.
На что только потрачена жизнь? Ну, написала бы я статью, ну до выяснения обстоятельств отстранили бы генерала от занимаемой должности, в губернаторы как пить дать не выбрали бы. Интересно, зачем это Бибигону? Совершенно опечаленная ошибочностью своих изысканий, я спросила:
- А дискета? Дискета тоже не ваша?
- Дискета моя, - признался генерал. - Буквально накануне, перед твоим приходом, мне скачали ее с адмиральского файла.
Оказывается, месяц назад генерал поймал на самолетной стоянке, возле самолета, на котором майор Климочкин прилетел из Моздока, двух техников, пребывающих в странном состоянии, вроде бы и не пьяные, а зрачки расширены, и сразу видно - с ними что-то неладно. Через неделю история повторилась, и опять по прилете майора Климочкина. Не было никаких доказательств, поэтому и техники, и майор упорно отнекивались от всех высказываемых предположений.
Генерал заподозрил, что Климочкин доставляет из Моздока в гарнизон наркотики. После этого он отстранил его от полетов. Вместо него на ближайший полет был запланирован полковник Власов, но его самолет потерял управление и рухнул. Теперь известна причина аварии - пробитый трубопровод. Хорошо, что Власов успел катапультироваться. Между прочим, отстранение Климочкина от полетов привело к конфликту между генералом Чурановым и полковником Власовым.
- Я же не балаболка какая, разглашать непроверенные факты, - рычал генерал, - а этот Власов прицепился ко мне: "Почему лучшие кадры отстранены от полетов? Доложу обо всем командующему". А что я ему мог сказать, когда сам толком не знал?
- Знали, - сказала я. - Здесь действительно замешаны наркотики.
И я рассказала, как Малыш, натасканный на таможенной границе на поиск наркотиков, бросался на Климочкина. А я подозревала Наташу в съехавшей крыше.
- На месте у твоей подружки крыша, можешь сама посмотреть. - Муза Пегасовна указала рукой на окно. За ним среди осеннего пейзажа гуляли все, кого я сочла пригрезившимися. Только теперь я узнала запасной аэродром. Так вот куда привезла меня Муза, спасая от Бибигона!
- Главное - не дальность побега, а надежность укрытия, - сформулировала Муза Пегасовна.
Неплохая, скажу вам, мысль, спрятаться в зоне командования нашего преследователя. Как правило, меньше всего ищут у себя под носом.
- И долго мы будем сидеть здесь? - полюбопытствовала я.
- Пока не найдем транспорт, - ответил генерал.
- А где же машина? Вы же как-то привезли меня сюда?
- Вот именно как-то, - хмыкнула Муза Пегасовна.
Оказывается, Музин драндулет, припрятанный ею еще с дозоновских времен, застрял в болоте, последние километры генерал и Муза тащили мое бесчувственное тело на руках. Я едва не прослезилась: ведь могли оставить одну шубу, а меня выкинуть посреди болота как ненужную начинку.
- Почему же вы не вызовете машину? Здесь что, нет телефона?
- Нашлась умная. Мы уже вторые сутки думаем, как нам выбраться, а корреспондентка только очнулась - и сразу за телефон. Да Бибигон по одному звонку обнаружит наши координаты, он же как кот у мышиной норы сидит и слушает, где мы пискнем, - ворчал генерал.
- И слопает, - резюмировала Муза Пегасовна, кровожадно хлопнув прекрасно сохранившейся челюстью.
- А вдруг генералом подавится? Тимофей Георгиевич, надеюсь, вы первый в его меню? - сыронизировала я. - И вообще, зачем я ему? Во-первых, я сделала все, как он хотел, во-вторых, я не удовлетворю изысканный адмиральский вкус, уж больно костлявая. И еще, я очень не люблю, когда меня кусают, особенно жуют. Предупреждаю, буду плеваться, испорчу адмиралу обедню.
- Ничего, девчонки, прорвемся! - хлопнув рукой по Музиному колену, с боевым задором произнес Чуранов. - Муза, перед тем как ехать к тебе, я позвонил командующему, предупредил, мол, надо в Питер по предвыборным делам. Возможно, Бибигон взял ложный след. Словно почуял, ты говорила таким голосом...
- Я всегда таким голосом говорю, - закатив глаза, томно прошептала Муза Пегасовна.
- А я всегда понимаю, когда ты так говоришь, - в тон ей произнес генерал.
Обнявшись, они закатились от смеха. Хорошо им, их двое, им не страшно.
- Ты говорила Климочкину, что нашла дискету? - переведя дух, спросил генерал.
- Нет, он же не спрашивал. Но раз они узнали, значит, кто-то сказал. Для того чтобы тайна стала явной, достаточно открыть рот, - по-моему, вполне логично заключила я. - Может быть, рот открыл тот, кто принес ее вам?
- Исключается. В этом случае они бы метали гранаты в мою квартиру. Где ты открыла дискету?
- Дома. Потом меня вызвала Сенькина...
- Зачем? - спросила Муза Пегасовна.
- Ну, просто так вызвала, - замялась я.
- Просто так ночью никого не вызывают, - буравя меня взглядом, отчеканила Муза Пегасовна.
Знаю я ее манеру докапываться до самой сути, в которой и себе самой стыдно признаться, не то что публично. Желая покончить с этой скользкой темой, я вспомнила о банковской книжице. К моему глубокому сожалению, она оказалась такой же подделкой, как и генеральские автографы на документах.
- Очень неплохая копия, сделана на цветном ксероксе, но где ты тут видишь водяные знаки? - Старушка с криминальным прошлым усердно демонстрировала мне страницы на свет.
Действительно, как я могла пропустить столь важный признак? Ужель богатство так застит глаза? Столько потерь за ничтожный срок - это уж слишком! Сначала я потеряла Лелика, потом квартиру, теперь лишилась возможности хоть раз в жизни посетить Багамы. А еще раньше - рубль Константина, по первоначальной оценке, он тянул на 30 тысяч, а потом оказался фуфел. Всю жизнь я считала себя собакой, которая вертит хвостом, а оказалось, что хвост вертит собакой. И я дала себе слово найти хвост и купировать. И грустно добавила: если хвост первым не обезглавит меня.
- Так ты говоришь, открыла дискету на домашнем компьютере? переспросил генерал.
Я кивнула и уже вознамерилась поделиться впечатлениями об информации, записанной на дискете, как вдруг где-то над нами раздался неимоверный шум. Муза Пегасовна и генерал бросились из вагончика. Я последовала за ними, однако ноги путались в длинных полах конфискованного мехового изделия и, как предсказывала его прежняя владелица, пот катил с меня градом. Пришлось скинуть шубу в домике. Прямо над нами, пригибая деревья, шел на посадку вертолет.
Что посылают нам небеса? Спасение или гибель? Вертолет опустился на площадку за деревьями. Мы с Музой спрятались за генералом; в его руке невесть откуда появился пистолет.
В моей руке пистолет возник из фиолетовой торбы, но даже с ним я предпочла остаться в тени генерала. Всего один раз Тимофей Георгиевич повернулся к нам и дотронулся до Музиного плеча, как приласкал. Она одарила комдива голливудской улыбкой, властной и нежной. Даже в такую минуту я не смогла сдержать удивления - надо же, как быстро генерал приручил дикую пенсионерку! Из вертолета вышли какие-то фигуры, они медленно приближались к нам. В этот момент кто-то прыгнул мне на плечи; от неожиданности я лягнулась.
- Ты что, обалдела? - заорала на весь лес Наташа, упав на траву.
Нас окружили Скоморохова и Титова. Их лица светились счастьем. Наверное, оттого, что не они, а Наташа первой зашла с тыла. Девчонки наперебой радовались тому, что я наконец-то пришла в себя, оклемалась, очухалась. Хорошо им, не ведающим тайн. При любой посылке с небес их жизнь не претерпит изменений.
Все, кто был рядом, переглянулись, никто ничего не понял. Люся долго, хлопая ящиками, что-то искала на кухне и вернулась с топором. Методично, как на гильотину, она клала на клетчатую доску фигуру за фигурой и взмахом топора разрубала вдребезги всех этих пешек, офицеров, коней, ну, что там еще...
Никто не решился подойти к ней, вырвать из рук орудие казни. С каждым ударом, когда топор нависал над новой жертвой, она набирала силы. Странной улыбкой освещалось ее лицо, когда очередная шахматная фигура превращалась в труп.
Красавица Наталия, сумасбродная Бибигонша, подозрительная Титова, запасливая Скоморохова сжались от ее дикого удовольствия, сидели, не шелохнувшись, словно сговорились, что надо молчать для своего же спасения.
Никто не заметил, как явился Гужов. Он подошел к Людмиле со спины, на самой высокой точке, когда она замахнулась, и перехватил топор. Но Люся, тщедушная Люся, которая только и могла рубить игрушечные войска, показала свою недюжинную силу. Сжимая обух двумя руками, она тянула топор на себя. Поддавшись ей, лезвие полоснуло по руке Гужова - хлынула кровь, забрызгав все вокруг.
И не было при этом ни единого стона. Ни одного звука не услышали присутствующие во время их борьбы. Всем, кто вжался в стену, виделся какой-то странный танец без музыкального сопровождения; с каждым поворотом головы, с каждым па на полу расцветали красные маки.
Обхватив неистовую в своем азарте Люсю, Гужов развернул ее лицом к себе, и топор с окровавленным лезвием отлетел к ногам зрителей. Никто не посмел двинуться в сторону, тем более поднять топор.
- Это ты, ты во всем виноват! - дыша желчью, исходившей из глубины ее раненого сердца, прокричала Люся.
- Я отдал команду "Задраить верхний рубочный люк" только после того, как на центральный пост прошли доклады из всех отсеков, что присутствуют все. Я не знал, что он не спустился в свой третий отсек. Последний раз Бориса видели на мостике перед погружением, когда все курили, - тихо сказал Гужов и разжал руки, сжимавшие ее тело.
- Уходи, - обронила она.
Он не сказал ни да, ни нет, кровь тонкой струйкой текла из его ладони на пол. Он смотрел на Люсю, словно хотел разделить ее безбрежное горе. Никто не слышал, хлопнула ли за ним дверь. Борьба двоих - теперь, увы, не за шахматным столом - и кровавая рана на руке одного из них заставили всех забыть о черной королеве, чудом сохранившей свою венценосную головку от неотвратимого удара. Но, оказывается, Люся не забыла о ней, избежавшей общей участи. Нагнувшись, она вытащила беглянку из-под стола, и долго рассматривала ее, словно примеривалась, куда направить стальное лезвие.
И тогда Наташа, выдавив себя из стены, схватила топор, прижала, словно ребенка, окровавленное топорище к груди. Сумасбродная Бибигонша, подозрительная Титова и запасливая Скоморохова заслонили красавицу Наташу собой. Маленькая, хрупкая Люся, сжимавшая детскими обкусанными пальчиками черную королеву, опустилась на пол и тихо заплакала. Это были первые слезы с той самой минуты, когда она узнала, что Борис не вернется.
Ночью они уложили затихшую Людмилу в постель и, не включая свет, сидели у изголовья кровати. Свет фонаря пробивался с улицы осторожно, словно боясь нарушить ее сон, и они видели ее скорбное лицо, ее ладонь, прижавшую к щеке черную шахматную фигуру. Никто из них не мог оставить Люсю одну, даже спящую, в этой темной комнате, в этой пустой квартире.
- Как странно, - тихо, как бы про себя, сказала Наташа.
- Что странно? - шепотом спросила Бибигонша.
- Все странно, - повторила Наташа, - очень странно.
- Три смерти за одну неделю, - кивнула Скоморохова, - такого у нас еще не было.
- Ну, с Борисом еще не известно, - вымолвила Наташа.
- Да все известно, - возразила Титова и, помолчав немного, добавила: Море не отпускает. Сначала лодка плыла в надводном положении, все курили на мостике. Мой Титов говорит, что Борис прикуривал у него.
- Борис ведь не курил, - заметила Наташа.
- Много ты знаешь! Значит, закурил. Сигареты "Вог"... - повысила голос Титова и осеклась, будто проговорилась. - Потом была команда: "Все вниз, погружаемся". Все разошлись по отсекам и только когда погрузились, обнаружили, что нет Бориса. Титов говорит, он не успел спуститься в прочный корпус...
- Почему не успел? - спросила Скоморохова.
- С сердцем могло стать плохо, - предположила Бибигонша, - или зацепился за что, упал, а никто не заметил. В экипаже 150 человек, угляди здесь за каждым.
- Остался в ограждении рубки. А никто не заметил, потому как рядом же был, его видели. Вероятно, его смыло водой, - подтвердила Титова. - Так что ты, Наташа, хотела сказать?
- Я отправила криптограмму на лодку, помимо других цифр, она состояла из трех шестерок.
- Это число дьявола, - согласилась Титова.
- В адресной группе был номер ПЛ К-130, а потом с этой лодки привезли обгоревшего штурмана, - продолжала Наташа.
- Миша. Мой сосед. Двое мальчишек осталось, - сказала Скоморохова.
- Там тоже было три шестерки, - послышался чей-то тихий голос.
Он отозвался эхом в глубинах коридора, словно из могилы, и все покрылись холодным потом. Наташе даже почудился скрип половиц, будто кто-то стоял за приоткрытой дверью. Липкая струйка ужаса покатилась по ее спине. Боясь пошевелиться, с противной дрожью в коленках, они вглядывались в темноту. И только когда голос повторил: "Три шестерки" - они поняли, что он исходит от Людмилы. От ее неподвижного взгляда, устремленного в ночь, стало не по себе. Но только Люся, приподнявшаяся на постели, могла восстановить мирное течение беседы. Поэтому даже не ради нее, а прежде всего из желания проверить реальность ее пробуждения, Наташа подошла и подложила ей под спину подушку.
- Ты помнишь? - Горячей рукой Люся вцепилась в Наташину руку. - Ты помнишь, там тоже было три шестерки...
- Когда? - разом выдохнули остальные полуночницы.
- Пари. Ты помнишь, Наташа? Помнишь? - судорожно, страшась Наташиной забывчивости, повторяла она.
- Помню, Люся, ты успокойся, - гладила ее по руке Наташа, - ты ложись.
- Какое пари? - спросила Титова.
- Да глупое пари, - отмахнулась Наташа.
Высвободив руку, Люся зачастила:
- Она пришла к нам с Варькой... Варька приезжала с генералом, потом Наташа вспомнила, ну... это... такую загадку... Боря ее потом отгадывал, замялась Люся, подбирая нужное слово. - Ну, как это, Наташа?
- Криптограмму, - выдавила Наташа.
- В криптограмме было шесть шестерок, Варька еще сказала, что это число дьявола, - все больше распалялась Люся. - Тогда все началось, с этих дьявольских шестерок. Утром в медсанчасти скончались двое, сначала матрос, обкололся наркотиками, потом Михаил - от ожогов. Сейчас Борис.
- Надо вызвать священника, чтобы освятил гарнизон, - голосом, полным ужаса и восторга от того, что так страшно, сказала Бибигонша.
- Надо вызвать, - смиренно повторила Люся. - Батюшку.
Они еще долго говорили о том, что с утра поедут в город, - Бибигонша обещала взять у мужа машину, - и привезут попа, чтобы окропил святой водой каждый дом, изгнал бесовскую силу из гарнизона. Что Люсе надо поставить свечку Николаю Угоднику, защитнику всех странствующих и воинов, а Борис и странствующий, и воин. Скоморохова стала читать по памяти молитву "Спасение на водах", Люся с Бибигоншей вторили ей.
Только Наташа молча вслушивалась в пугающую неизвестность за дверью. Она посмотрела на Титову и по ее напряженной спине даже в темноте разглядела, что Света за монотонными словами молитвы тоже слышит чье-то тихое дыхание за дверью, от которого сосет под ложечкой.
Позже, когда ночь пошла на убыль и страх утратил свою липкость, Наташа встала и беззвучными шагами прошлась по квартире; все двери были нараспашку. За ней в полутьме следовала Титова. Ни на кухне, ни в коридоре не было того, кто пугал их своим дыханием. Они остановились на кухне, у подоконника. За окном занималось утро.
- Как хорошо, что эта ночь кончилась, - сказала Наташа, закуривая сигарету.
- Хорошо, - подтвердила Титова, бросив окурок в форточку. - Еще чуть-чуть, и у меня бы сердце остановилось. Смотри, кто это?
Отодвинув штору, они припали к стеклу. Крадущейся походкой от дома отходил адмиральский адъютант. Внезапно, словно почувствовал их взгляды на своем затылке, адмиральская подушка развернулся и посмотрел прямо в окно. Они рухнули на пол. И долго еще, сидя на полу под подоконником, не могли прийти в себя.
- А я-то думала, мне пригрезилось, думала, нервы лечить пора. Сигарета дрожала в Наташиной руке.
- Наверное, ждал под дверью, когда на него Бибигонша свалится, заметила Света.
- Нужна ему Бибигонша как приложение к звездам, - изрекла Наташа.
- Для него все одно. Все загадывают желание на падающую звезду, адмиральская подушка - на падающую Бибигоншу, - уточнила Титова.
- Что характерно - сбывается, - усмехнулась Наташа.
На кухню, шлепая босыми ногами, в одной сорочке, зашла Люся.
- Не курите, - сказала она, разгоняя дым рукой, - у меня же аллергия на дым, - и, помолчав, добавила: - Боря сразу после свадьбы бросил курить.
Прибежавший утром посыльный взял скопом всю компанию. Приказом самого Бибигона прапорщик Киселева, матрос Титова, прапорщик Скоморохова были срочно откомандированы на запасной аэродром, затерянный в глуши, среди непроходимых лесов и сопок. Не пощадили и сержанта Чукину. Из всей компании в гарнизоне оставили только Бибигоншу, оказавшуюся, как всегда, вне правил.
Собрав сумки, Наташа и Люся одновременно вышли из квартир на лестничную площадку. Люся оставила свою дверь приоткрытой, спустилась по ступенькам и ждала, пока Наташа закроет квартиру.
- Если Боря вернется, - объяснила она, заметив Наташин взгляд.
После утраты Бориса все остальные возможные потери казались Люсе мелочью.
СОБАКА, КОТОРОЙ КРУТИТ ХВОСТ
Так сладко, так хорошо, с такими замечательными снами, в которых мы с Леликом гуляли рука об руку по цветущему яблоневому саду, я давно не спала. Словно из мягкой уютной норки, оттягивая момент пробуждения, я медленно вылезала из объятий Морфея.
И вылезла. Прямо передо мной стоял генерал. От ужаса я захлопнула глаза. Где я, что я, как я? Вопросы копошилисьв моей голове, как червяки в яблоке. Неужели ничто, кроме яблоневого сада, не зацепилось за мою память?
Из-под чуть приоткрытых ресниц я увидела серое сияние, окутавшее мое тело. Как можно незаметнее я потрогала это сияние лежавшей на груди рукой. Пальцы погрузились в шелковый ворс, и я вспомнила. Вспомнила все: прежде всего шубу Музы Пегасовны, в которой лежу здесь и сейчас. Вспомнила, как она принесла мне чашку кофе, который я, проигнорировав мерзкий вкус, запасливо выпила. Я даже вспомнила, как погрузилась в темноту, как смеялась мне из этой темноты Муза с лицом льва или лев с лицом Музы.
Значит, она меня усыпила и тепленькой приволокла к генералу. Ничего себе старушка-подружка. А вот шубу, которую я спросонья приняла за теплую норку, не сняла. Отдала так отдала. Очень даже в ее стиле. Чрезвычайно благородная дама, сдавшая меня неприятелю вместе с шубой.
- Проснулась, Варвара? - полюбопытствовал генеральский бас.
Пришлось открыть глаза. Настоящие герои умирают стоя, возможно, и сидя, но никогда - лежа. Пришлось сесть. Вокруг меня стояла казенная обстановка казенного общежития, подо мной скрипела казенная кровать с синим солдатским одеялом и проштампованной простыней. В небольшое замызганное окно я разглядела одинокий вагончик на фоне леса, раскрашенного осенними мазками. По каким-то невнятным признакам я поняла, что это глубинка и находится она далеко в тундре. Какие-то люди бродили около вагончика, в одном я узнала Наташу, в другом - Люсю.
После Титовой, выросшей как из-под земли, я положила ладонь на лоб: температурю или схожу с ума? Музино снотворное определенно как следует ударило по мозгам. Откуда здесь Наташа, Люся, Титова, да еще всем отрядом?
Когда на крыльце вагончика показалась Скоморохова, мне стало ясно как день - надо лечиться. Я отвернулась от окна, дабы избавиться от посетивших меня видений, способных доконать ослабевшую психику. Дверь каземата распахнулась, и появилась Муза, дочь коня с крыльями. Руки стареющей Кармен сжимали икебану из веток с пестрыми листьями.
- Варвара, это тебе, - не удивившись моему пробуждению, без всякого стыда за содеянное сказала Муза Пегасовна и положила мне в ноги букет.
Я взглянула на ветки, тронутые увяданием, и разгадала тайный смысл икебаны: дни мои сочтены. Внутри у меня все сжалось в комок - неужели я так чудовищно ошиблась в Музе Пегасовне? А ведь я считала ее подружкой.
- Как прекрасно все, что создала природа! К чему не прикасалась рука человека! - воскликнула она. - Варвара, ты находишь?
Она потрепала меня по щеке.
- Какая ты бледная.
- Не трогайте меня, - отпрянула я от ее руки. Каждый жест Музы был наполнен для меня особым, зловещим смыслом. - Предательница, - прошипела я.
- Тима, сделай-ка ей кофе.
- Муза, может ей лучше бутерброд? - послушно гремя посудой, спросил генерал.
- Гоните сразу свой яд, кофе и бутерброд! Не надо, закусите ими на моих поминках, - произнесла я.
Муза с генералом вплотную приблизились ко мне. Я вжалась в металлическую спинку кровати, поверх шубы до самого подбородка натянула на себя валяющееся в ногах одеяло.
- По-моему, девочка ничего не поняла, - сочувственно сказал генерал.
- Сейчас поймет, - заверила его Муза и села на постель.
В кино после таких жалостливых фраз в непонятливого выпускают всю обойму, до последнего патрона. Перед моими глазами поплыли мерзкие круги, в животе затряслись поджилки. Никогда не думала, что они такие мерзкие. Это я о Музе и генерале.
- Начнем сначала, - пробасил генерал. - С кассеты. Муза говорит, что ты записала меня, когда я был в туалете. Конечно, я там был, но один, без Костомарова. В этом деле мне не нужны помощники.
- Но я же видела вас с редактором, - возразила я, радуясь тому, что долгие препирательства могут продлить мне жизнь.
- Где видела? В туалете? - спросила Муза.
- Ну, не в самом, а около. Они сидели в холле на диване. Костомаров тогда еще сказал, что у меня нюх как у собаки. Помните?
- Припоминаю, - ответил генерал. - С нюхом они не прогадали.
- А перед этим я слышала ваши голоса и записала на диктофон вашу исповедь - о том, как вы воруете и в каких количествах. - Я полосовала генерала голосом словно бритвой.
- Ты это когда-нибудь видела? - Он протянул мне на ладони какой-то запекшийся кругляш.
Несмотря на обуглившиеся пимпочку и кнопочку, я узнала в нем модулятор голоса, таким пугала меня Наташа. Я поднесла оплавленный, будто побывавший в топке, модулятор ко рту.
- Откуда он у вас? Вы что, расстреляли Климочкина?
Даже в таком потрепанном состоянии он изменил мой голос до неузнаваемости.
- Так, так, значит, все-таки Климочкин... Между прочим, он вышел из мужского туалета сразу за тобой, - задумчиво произнес генерал. - Нашли на месте падения самолета.
Именно после этих слов все предыдущие события выстроились в четкую логическую цепочку. Модулятор нашли в самолете, на котором потерпел аварию Лелик. Кто-то пробил трубопровод, и этот кто-то забыл там модулятор. Я сразу вспомнила Климочкина, вспомнила ключ, открывший сейф как по маслу, вспомнила, что Климочкин забыл адрес Кулибина. Или он у него не был? Тогда откуда же такой замечательно подходящий к замку сейфа ключ?
- У вас только один ключ от сейфа? - дрожа от близости разгадки, крикнула я.
- Один, - кивнул генерал. - Дубликат был в дежурке, но месяц назад он пропал, я хотел сменить замок, да все недосуг.
Лавиной хлынули на меня все доказательства вины Климочкина. И эта его редкая способность имитировать чужие голоса, которой он веселил меня всю дорогу. Чего стоит одна только фраза, перепетая с генеральского голоса:
- А Шуйского меж нами нет?
Только ли из-за Лелика Климочкин с такой готовностью помогал мне? И не было ли у него в этом своего интереса?
- Муза Пегасовна, вы не забыли мою сумку? - сгорая от приступа подозрительности и близости развязки, спросила я.
- За кого ты меня принимаешь? - Муза выудила из-под кровати фиолетовую торбу.
Судорожными движениями я вытащила зеленую папку, протянула ее содержимое генералу.
- Ваши документы?
- Нет, впервые вижу, - сказал он, вглядываясь в бумаги.
- Но я нашла их в вашем сейфе!
- Муза, дай-ка ручку! - велел генерал.
С несвойственным ей послушанием Муза Пегасовна принесла ручку. Под моим бдительным оком генерал исписал всю бумагу росчерками автографов. Проведенная здесь же экспертиза - хотя какой из меня эксперт, я сама каждый раз расписываюсь по-разному - показала: заглавная "Ч" и росчерк хвоста, напоминающий у генерала петлю Нестерова, на документах из зеленой папки были не такими лихими. Словно у копииста не хватило духу черкнуть ручкой легко и свободно. Перед глазами возникла "нью-Третьяковка", изобилующая полотнами Климочкина.
- Зачем это ему? - спросила я.
- Пока не знаю, - ответил генерал, - догадываюсь только, что документы в сейф подложили специально для тебя, Варвара.
- Почему для меня? - встревожилась я, словно сама была под подозрением.
- Из-за твоего легендарного нюха. Они хотели, чтобы ты нашла эти документы, и ты нашла.
- Кто они? Климочкин - раз, а два... - Я вопрошающе уставилась на него.
- Климочкин - раз, но будут и два, и три, - пообещал генерал.
Меня оскорбила его скрытность: мы в одной связке или нет?
- Подумаешь, секрет! - высокомерно бросила я. - Знаю я ваше два. Два это Бибигон. Или он шутки ради кидается записками о девушке, обесчещенной вами?
- Какие глупости ты говоришь, Варвара, - укорила меня Муза Пегасовна.
"Опять двойка", - грустно подумала я.
На что только потрачена жизнь? Ну, написала бы я статью, ну до выяснения обстоятельств отстранили бы генерала от занимаемой должности, в губернаторы как пить дать не выбрали бы. Интересно, зачем это Бибигону? Совершенно опечаленная ошибочностью своих изысканий, я спросила:
- А дискета? Дискета тоже не ваша?
- Дискета моя, - признался генерал. - Буквально накануне, перед твоим приходом, мне скачали ее с адмиральского файла.
Оказывается, месяц назад генерал поймал на самолетной стоянке, возле самолета, на котором майор Климочкин прилетел из Моздока, двух техников, пребывающих в странном состоянии, вроде бы и не пьяные, а зрачки расширены, и сразу видно - с ними что-то неладно. Через неделю история повторилась, и опять по прилете майора Климочкина. Не было никаких доказательств, поэтому и техники, и майор упорно отнекивались от всех высказываемых предположений.
Генерал заподозрил, что Климочкин доставляет из Моздока в гарнизон наркотики. После этого он отстранил его от полетов. Вместо него на ближайший полет был запланирован полковник Власов, но его самолет потерял управление и рухнул. Теперь известна причина аварии - пробитый трубопровод. Хорошо, что Власов успел катапультироваться. Между прочим, отстранение Климочкина от полетов привело к конфликту между генералом Чурановым и полковником Власовым.
- Я же не балаболка какая, разглашать непроверенные факты, - рычал генерал, - а этот Власов прицепился ко мне: "Почему лучшие кадры отстранены от полетов? Доложу обо всем командующему". А что я ему мог сказать, когда сам толком не знал?
- Знали, - сказала я. - Здесь действительно замешаны наркотики.
И я рассказала, как Малыш, натасканный на таможенной границе на поиск наркотиков, бросался на Климочкина. А я подозревала Наташу в съехавшей крыше.
- На месте у твоей подружки крыша, можешь сама посмотреть. - Муза Пегасовна указала рукой на окно. За ним среди осеннего пейзажа гуляли все, кого я сочла пригрезившимися. Только теперь я узнала запасной аэродром. Так вот куда привезла меня Муза, спасая от Бибигона!
- Главное - не дальность побега, а надежность укрытия, - сформулировала Муза Пегасовна.
Неплохая, скажу вам, мысль, спрятаться в зоне командования нашего преследователя. Как правило, меньше всего ищут у себя под носом.
- И долго мы будем сидеть здесь? - полюбопытствовала я.
- Пока не найдем транспорт, - ответил генерал.
- А где же машина? Вы же как-то привезли меня сюда?
- Вот именно как-то, - хмыкнула Муза Пегасовна.
Оказывается, Музин драндулет, припрятанный ею еще с дозоновских времен, застрял в болоте, последние километры генерал и Муза тащили мое бесчувственное тело на руках. Я едва не прослезилась: ведь могли оставить одну шубу, а меня выкинуть посреди болота как ненужную начинку.
- Почему же вы не вызовете машину? Здесь что, нет телефона?
- Нашлась умная. Мы уже вторые сутки думаем, как нам выбраться, а корреспондентка только очнулась - и сразу за телефон. Да Бибигон по одному звонку обнаружит наши координаты, он же как кот у мышиной норы сидит и слушает, где мы пискнем, - ворчал генерал.
- И слопает, - резюмировала Муза Пегасовна, кровожадно хлопнув прекрасно сохранившейся челюстью.
- А вдруг генералом подавится? Тимофей Георгиевич, надеюсь, вы первый в его меню? - сыронизировала я. - И вообще, зачем я ему? Во-первых, я сделала все, как он хотел, во-вторых, я не удовлетворю изысканный адмиральский вкус, уж больно костлявая. И еще, я очень не люблю, когда меня кусают, особенно жуют. Предупреждаю, буду плеваться, испорчу адмиралу обедню.
- Ничего, девчонки, прорвемся! - хлопнув рукой по Музиному колену, с боевым задором произнес Чуранов. - Муза, перед тем как ехать к тебе, я позвонил командующему, предупредил, мол, надо в Питер по предвыборным делам. Возможно, Бибигон взял ложный след. Словно почуял, ты говорила таким голосом...
- Я всегда таким голосом говорю, - закатив глаза, томно прошептала Муза Пегасовна.
- А я всегда понимаю, когда ты так говоришь, - в тон ей произнес генерал.
Обнявшись, они закатились от смеха. Хорошо им, их двое, им не страшно.
- Ты говорила Климочкину, что нашла дискету? - переведя дух, спросил генерал.
- Нет, он же не спрашивал. Но раз они узнали, значит, кто-то сказал. Для того чтобы тайна стала явной, достаточно открыть рот, - по-моему, вполне логично заключила я. - Может быть, рот открыл тот, кто принес ее вам?
- Исключается. В этом случае они бы метали гранаты в мою квартиру. Где ты открыла дискету?
- Дома. Потом меня вызвала Сенькина...
- Зачем? - спросила Муза Пегасовна.
- Ну, просто так вызвала, - замялась я.
- Просто так ночью никого не вызывают, - буравя меня взглядом, отчеканила Муза Пегасовна.
Знаю я ее манеру докапываться до самой сути, в которой и себе самой стыдно признаться, не то что публично. Желая покончить с этой скользкой темой, я вспомнила о банковской книжице. К моему глубокому сожалению, она оказалась такой же подделкой, как и генеральские автографы на документах.
- Очень неплохая копия, сделана на цветном ксероксе, но где ты тут видишь водяные знаки? - Старушка с криминальным прошлым усердно демонстрировала мне страницы на свет.
Действительно, как я могла пропустить столь важный признак? Ужель богатство так застит глаза? Столько потерь за ничтожный срок - это уж слишком! Сначала я потеряла Лелика, потом квартиру, теперь лишилась возможности хоть раз в жизни посетить Багамы. А еще раньше - рубль Константина, по первоначальной оценке, он тянул на 30 тысяч, а потом оказался фуфел. Всю жизнь я считала себя собакой, которая вертит хвостом, а оказалось, что хвост вертит собакой. И я дала себе слово найти хвост и купировать. И грустно добавила: если хвост первым не обезглавит меня.
- Так ты говоришь, открыла дискету на домашнем компьютере? переспросил генерал.
Я кивнула и уже вознамерилась поделиться впечатлениями об информации, записанной на дискете, как вдруг где-то над нами раздался неимоверный шум. Муза Пегасовна и генерал бросились из вагончика. Я последовала за ними, однако ноги путались в длинных полах конфискованного мехового изделия и, как предсказывала его прежняя владелица, пот катил с меня градом. Пришлось скинуть шубу в домике. Прямо над нами, пригибая деревья, шел на посадку вертолет.
Что посылают нам небеса? Спасение или гибель? Вертолет опустился на площадку за деревьями. Мы с Музой спрятались за генералом; в его руке невесть откуда появился пистолет.
В моей руке пистолет возник из фиолетовой торбы, но даже с ним я предпочла остаться в тени генерала. Всего один раз Тимофей Георгиевич повернулся к нам и дотронулся до Музиного плеча, как приласкал. Она одарила комдива голливудской улыбкой, властной и нежной. Даже в такую минуту я не смогла сдержать удивления - надо же, как быстро генерал приручил дикую пенсионерку! Из вертолета вышли какие-то фигуры, они медленно приближались к нам. В этот момент кто-то прыгнул мне на плечи; от неожиданности я лягнулась.
- Ты что, обалдела? - заорала на весь лес Наташа, упав на траву.
Нас окружили Скоморохова и Титова. Их лица светились счастьем. Наверное, оттого, что не они, а Наташа первой зашла с тыла. Девчонки наперебой радовались тому, что я наконец-то пришла в себя, оклемалась, очухалась. Хорошо им, не ведающим тайн. При любой посылке с небес их жизнь не претерпит изменений.