Синклер Эптон. Дельцы

   - Р-а-й-д-е-р-у о-т-к-а-ж-у-т в к-р-е-д-и-т-е, - передал Родни, и Монтегю почувствовал, как задрожала рука Бейтса.
   - Они отказываются учитывать векселя Райдера, - проговорил он.
   Монтегю словно окаменел.
   - З-а-в-т-р-а у-т-р-о-м, - передавала бечевка.
   Бейтс едва сдерживал волнение.
   - Вы понимаете, что это означает! Банковская расчетная палата вычеркивает из своих списков Готтамский трест!
   - Это конец тресту, - едва выговорил Монтегю.
   - Да они с ума сошли! - воскликнул Бейтс. - Понимают ли они, что творят! Начнется такая паника, какой Нью-Йорк еще не видывал! Это сокрушит все банки в городе! Готтамский трест! Подумайте-ка, Готтамский трест!
   - П-р-е-н-т-и-с в-о-з-р-а-ж-а-е-т, - сообщил Родни.
   - Возражает! - воскликнул Бейтс, ударяя себя по колену, не в силах сдержать волнения. - Ну, конечно, кому же еще возражать. Если падет Готтамский трест, то Кредитная компания США больше суток не протянет.
   - П-е-т-е-р-с-о-н н-е-д-о-в-о-л-е-н, - передавала бечевка.
   - Он многое теряет, - пробормотал Бейтс.
   Монтегю зашагал взад и вперед по комнате.
   - Но это же ужасно! - сказал он.
   Мысль Аллана перенеслась сейчас к маленькой грустной женщине, живущей в своей одинокой квартирке на Ривер-Сайд. Из-за нее, собственно говоря, разыгрывается сейчас вся эта страшная драма. Монтегю ясно представил себе мрачного старика с ястребиным взором, сидящего этажом ниже за столом и диктующего финансовым воротилам города свои законы.
   Этот человек также наверняка думал о Люси. Он и Монтегю - единственные среди всех собравшихся думают о ней.
   - У-о-т-е-р-м-а-н н-а-с-т-а-и-в-а-е-т н-а т-о-м, ч-т-о-б-ы р-а-з-д-а-в-и-т-ь Р-а-й-д-е-р-а. Л-и-ш-и-т-ь е-г-о к-р-е-д-и-т-а.
   - Все ясно, - прокомментировал Бейтс. - Они покончат с ним, если Уотерману так угодно. Но что завтра будет в Нью-Йорке!
   - У-о-р-д з-а-щ-и-щ-а-е-т з-а-к-о-н-н-ы-е б-а-н-к-и.
   - Щенок, - презрительно произнес Бейтс. - Законными банками он называет те, которые поддерживают его синдикаты. Тоже мне нашелся защитник!
   Однако тут в Бейтсе проснулся репортер.
   - Какая сенсация! - шептал он. - Вот это новость!
   О дальнейших сообщениях Родни у Монтегю осталось только смутное воспоминание. Он был поглощен собственными мыслями. Тем временем Бейтс продолжал расшифровывать слова Родни. Генерал Прентис, член правления Готтамского треста, пытался спасти положение. Но было ясно, что тресту уже никто не поможет.
   В памяти Аллана удержалось заявление: "Паника принесет пользу, она обуздает президента!"
   - Поняли ли вы? - кричал Бейтс. - Это все дело рук Уотермана! Что за характер! Мы присутствуем при историческом событии сегодня, мистер Монтегю!
   Прошло полчаса. Рука Бейтса, сдерживающая бечевку, дернулась, затем последовали еще два сигнала.
   - Это означает: тащите! - шепнул он. - Быстро! - И схватился за веревку. - Тяните изо всех сил, веревка выдержит.
   Они принялись тащить Родни, который помогал им, подтягиваясь за карниз окна. Был момент, когда Монтегю чуть не отпустил веревку, но затем тянуть стало легче. Родни встал коленями на карниз.
   Через несколько мгновений в окне показалась его рука, схватившаяся за подоконник. Монтегю с Бейтсом, подхватив его под мышки, втащили в номер.
   Родни едва стоял на ногах. Все трое молчали, еле переводя дыхание. Затем Родни бросился к Бейтсу и схватил его за плечи.
   - Старина, - взволнованно заговорил он. - Мы их провели! Мы их провели!
   - Да, это так. Мы провели их! - повторил, улыбаясь, Бейтс.
   - Вот это будет сенсация! - вскричал Родни. - Никогда нам не удавалось ничего подобного!
   Оба веселились, как школьники. Они обнимали друг друга, хохотали и плясали по комнате. Наконец все успокоились. Монтегю зажег свет и опустил штору. Он посмотрел на Родни. Костюм репортера был в беспорядке, лицо пылало от возбуждения.
   - Вы и представить себе не можете этой сцены! - сказал он. - У меня волосы встают дыбом, когда подумаю об этом. Только представьте - я был не более как в двадцати футах от Дана Уотермана. Все время казалось, что он смотрит прямо на меня. Я не смел шевельнуться, боялся, как бы он меня не заметил. Каждое мгновение мне мерещилось, что он встанет с кресла и бросится к окну. Но он спокойно сидел, стучал по столу, сверкал глазами и диктовал этим господам свою волю.
   - Я слышал, как он говорил, - сказал Бейтс. - Теперь я уверен: это был его голос.
   - О, Дан прямо положил их на лопатки! - продолжал Родни. - Когда он закончил, наступила такая тишина, что слышно было, как муха пролетит. От всей этой картины можно было сойти с ума.
   - Я вне себя от волнения, - сказал Бейтс. - Все, что случилось, просто невероятно!
   - Они и понятия не имеют, к чему это приведет.
   - Нет, имеют, - возразил Родни. - Но им все безразлично. Они почуяли запах крови. Это совершенно в их духе - они напоминали свору гончих, преследующих дичь. Надо было видеть этого Уотермана с худым, жаждущим крови, жадным лицом. "Час пробил, - сказал он. - Здесь нет ни одного, кто бы не считал, что рано или поздно это должно было произойти. Мы должны их уничтожить раз и навсегда". Надо было видеть, как он посмотрел на Прентиса, когда тот отважился выступить против него.
   - Прентису все это оказалось не по вкусу? - спросил Монтегю.
   - Нетрудно себе представить, как он разозлился, - вставил Бейтс.
   - Уотерман обещал ему свое покровительство. Но теперь он, должно быть, всецело в их руках. По-видимому, Федеральный банк вложил в Готтамский трест миллион долларов и вынужден будет взять их обратно.
   - Подумать только! - воскликнул Бейтс.
   - Подождите, - сказал Родни, - но ведь они хотят изменить всю политику. Я готов лишиться руки, лишь бы сфотографировать Дана Уотермана в ту минуту. Такой снимок следовало показать американскому народу и спросить его, что он обо всем этом думает. Дэвид Уорд заметил: "Небольшая встряска в наше время никому не повредит". А Уотерман стукнул кулаком по столу. "Страна нуждается в уроке, - заявил он. - Деловых людей оскорбляют и несут о них всякий вздор. Если поприжать народ, у него будет о чем думать, а не поносить тех, кому страна обязана своим благосостоянием. Мне кажется, джентльмены, что в нашей власти положить конец этому радикализму".
   - Только подумать! - произнес в волнении Бейтс. - Старый черт!
   - А Дюваль прибавил с усмешкой: "Одним словом, господа, мы заставим Райдера обанкротиться и напугаем президента".
   - Конференция закончилась? - спросил Бейтс, немного помолчав.
   - Оставалось только пожать друг другу руки, - ответил Родни. - Я не решился продолжать наблюдения, так как все они начали вставать со своих мест.
   Бейтс поднялся с кресла.
   - Идемте - сказал он, - нам нельзя терять времени. Дело еще далеко не закончено.
   Он принялся отвязывать веревку и свертывать ее. Родни взял одеяла и положил их на кровать, прикрыв простыней, чтобы не были заметны места, протертые веревкой. Он свернул бечевку и бросил ее в чемодан. Бейтс взял шляпу, пальто и направился к двери.
   - Извините нас, мистер Монтегю, - сказал он. - Вы понимаете, нужно еще много потрудиться над всем этим.
   - Разумеется, - сказал Монтегю.
   - Мы постараемся отблагодарить вас как можно скорее, - прибавил Бейтс. - Зайдите после того, как выйдет газета, и мы вместе это отметим.
   20
   Они распрощались. Подождав несколько минут, чтобы дать время репортерам выйти из отеля, Монтегю вызвал лифт.
   Лифт остановился этажом ниже. Аллан едва опомнился от возбуждения. Когда дверь открылась, он увидел группу людей и среди них Дюваля, Уорда и генерала Прентиса. Монтегю спрятался за спину лифтера, чтобы его никто не увидел.
   Аллан успел заметить, что Прентис был смертельно бледен. Не сказав никому ни слова, он вышел в коридор. Монтегю колебался с минуту, а затем решительно повернул и пошел за ним. Он нагнал Прентиса у дверей.
   - Добрый вечер, генерал! - сказал ом.
   Прентис обернулся и посмотрел на него невидящим взглядом.
   - А, Монтегю! - сказал он. - Как поживаете?
   - Хорошо, - ответил Аллан.
   На улице среди других автомобилей он заметил лимузин генерала.
   - Вы куда?
   - Домой, - ответил Прентис.
   - Я поеду с вами, если позволите, - сказал Монтегю. - Мне нужно кое-что вам сказать.
   - Хорошо.
   Генерал и не мог бы ему отказать, так как Монтегю взял его под руку и направился с ним к автомобилю. Впрочем, Аллан не ожидал отказа.
   Он помог генералу сесть в машину, сам уселся рядом и захлопнул дверцу. Прентис был в состоянии какой-то прострации.
   Монтегю наблюдал за ним некоторое время, затем внезапно наклонился к нему и сказал:
   - Генерал, зачем вы дали себя уговорить?
   - А? - сказал Прентис.
   - Я говорю, - повторил Монтегю, - зачем вы дали себя уговорить?
   Прентис повернулся и посмотрел на него остановившимся взглядом.
   - Я знаю все, - сказал Монтегю, - все, что произошло на вашей конференции.
   - Что вы хотите этим сказать?
   - Я знаю, к чему они вас принудили. Они хотят уничтожить Готтамский трест.
   Генерал был ошеломлен.
   - Что такое, - едва выговорил он. - Кто вам сказал? Как вы могли узнать?
   Монтегю выждал, пока генерал придет в себя.
   - Я ничем не мог помочь тресту, - вырвалось у него. - Что я мог сделать?
   - Вы можете отказаться действовать с ними заодно! - воскликнул Монтегю.
   - При чем здесь я? Они все равно добьются своего. И вы полагаете, что меня не сомнут, если я откажусь?
   - Но подумайте, к чему все это приведет! Разорятся сотни людей! Вы и на себя навлечете беду!
   - Я все это знаю, - сказал генерал с мукой в голосе. - Не подумайте, что я не боролся. Но я был беспомощен, совершенно беспомощен!
   Он вновь повернулся к Монтегю и дрожащей рукой ухватил его за рукав.
   - Я никогда не думал, что доживу до такого часа. Презирать самого себя, быть презираемым всеми! Чтобы меня третировали, оскорбляли, забрасывали грязью!
   Старик не в силах был говорить от волнения, голос его прерывался.
   - Взгляните на меня! Вы считаете, что я человек влиятельный, видное лицо в городе, глава большого предприятия, пользующегося доверием тысяч людей? Ничего подобного! Я марионетка, фигляр! Имя, которое я ношу, следует покрыть позором!
   Он закрыл лицо руками и наклонил голову, чтобы Монтегю не мог видеть его горе.
   Наступило долгое молчание. Монтегю лишился дара речи. Он чувствовал, что само его присутствие в машине оскорбляет генерала.
   Наконец Прентис открыл лицо. Он сжал кулаки и овладел собой.
   - Жребий брошен, - сказал он. - Мне пришлось согласиться. Чего это мне стоило, не все ли равно?
   Монтегю молчал.
   - Я не имею права оправдываться, - продолжал генерал. - Пути назад нет. Дан Уотерман теперь мой хозяин, и я должен ему повиноваться.
   - Как вы попали к ним в лапы? - спросил Монтегю.
   - Один из моих друзей организовал Федеральный банк и предложил мне стать его президентом, желая использовать мое имя. Я согласился, потому что хорошо знал этого человека и полностью ему доверял. Я вел дело, оно процветало, но через три года перешло в другие руки. Это было во время кризиса. Мне следовало уйти, но я должен был позаботиться о семье, о своих друзьях, которые были втянуты в это предприятие. Да и от своих интересов не смог отказаться. Я остался - и этим все сказано. Я чувствовал, что теперь возглавляю банк лишь номинально, но было уже слишком поздно.
   - Но отчего вам теперь не выйти из дела? - спросил Монтегю.
   - Теперь? - повторил генерал. - Теперь, когда все мои друзья оказались в зависимости от меня? Моим врагам это было бы только на руку, ибо дало возможность все свои грехи, свалить на мою голову. Они поставили бы меня рядом со Стюартом и Райдером.
   - Все ясно, - произнес Монтегю.
   - И вот наступил кризис, и я узнаю, кто теперь мой настоящий хозяин. Мне приказывают, и я подчиняюсь. Мне не угрожают. Я повинуюсь и без угроз. Бог мой, мистер Монтегю, если бы я рассказал вам, что творится в этом городе, какую грязь льют на почтенных людей и к каким мерам им приходится прибегать для своей защиты... И это самые уважаемые в городе люди, состарившиеся на службе народу. Все это слишком ужасно, чтобы рассказывать.
   Некоторое время оба молчали.
   - И ничего нельзя сделать? - спросил Монтегю.
   - Ничего, - ответил Прентис.
   - Скажите, генерал, ваше предприятие надежно?
   - Вполне.
   - Вы ничем себя не скомпрометировали?
   - Ничем.
   - Отчего же вы боитесь Уотермана?
   - Отчего? Да я обязан иметь в резерве восемьдесят процентов вкладов, а у меня их только пять.
   - Понимаю, - сказал Монтегю.
   - Я должен был сделать выбор между Стенли Райдером и самим собой, прибавил генерал. - Но пусть Райдер отвечает сам за себя.
   Больше никто из них ничего не сказал. Они сидели, погруженные в свои мысли. Слышался только шум мотора автомобиля, мчавшегося по Бродвею.
   Монтегю тем временем составил себе план действий. Он пересел на откидное сиденье автомобиля, откуда мог хорошо видеть номера домов, мимо которых они проезжали. Наконец он обратился к Прентису:
   - Я покину вас на следующем углу.
   Генерал дал сигнал шоферу, и автомобиль остановился. Монтегю вышел.
   - Доброй ночи, генерал! - сказал он.
   - Доброй ночи! - ответил тот слабым голосом. Он не протянул руки Монтегю, захлопнул дверь из кабины, и машина помчалась дальше.
   Аллан направился на Ривер-Сайд. Вот и дом, где жила Люси.
   - Миссис Тэйлор дома? - спросил он привратника.
   - Сейчас посмотрю.
   Монтегю назвал свое имя и прибавил:
   - Скажите, что у меня к ней очень важное дело.
   Вскоре показалась Люси в черном платье.
   Взглянув на его расстроенное лицо, она сразу поняла: что-то случилось.
   - Что произошло, Аллан? - спросила она.
   - Люси, где теперь Райдер?
   - Его нетрудно найти, - ответила она и прибавила: - У вас плохая новость?
   - Да, - сказал он, - но прежде всего нужно разыскать Райдера.
   Некоторое время она нерешительно смотрела на него, но беспокойство взяло верх, и она сказала:
   - Стенли рядом в комнате.
   - Позовите его.
   Люси бросилась к двери.
   - Идите сюда, Стенли! - позвала она.
   Вошел Райдер. Лицо его было бледно, от аристократического лоска не осталось и следа.
   - Мистер Райдер, - начал Монтегю, - я располагаю фактами, которые касаются непосредственно вас, и считаю, что вам следует их знать. Завтра должно состояться собрание директоров, на котором будет решено, что банк, дисконтирующий векселя Готтамского треста, прекращает эти операции [дисконтирование векселей - учет векселей; покупка их банком у векселедержателей до истечения срока].
   Райдер вздрогнул, лицо его стало серым. Он не издал ни звука. В тишине лишь слабо вскрикнула Люси.
   - Моя информация абсолютно точна, - продолжал Монтегю. - Решено свалить ваш трест.
   Райдер схватился за стул.
   - Кто? - пробормотал он.
   - Дюваль и Уотерман, - ответил Монтегю.
   - Дан Уотерман! - воскликнула Люси.
   Монтегю обернулся и увидел ее широко раскрытые глаза, полные ужаса.
   - Да, Люси, - подтвердил он.
   Тихий стон вырвался у нее из груди. Потом она хрипло спросила:
   - Объясните мне все! Я не понимаю, что это значит?
   - Это значит, что я разорен, - объяснил Райдер.
   - Разорен? - повторила Люси.
   - Совершенно! - сказал он. - Я в их руках. Я знал, что они за мной охотятся, но не думал, что они пойдут на такое!
   Он грубо выругался.
   Монтегю не отрываясь смотрел на Люси. Он чувствовал глубокое сострадание к ней.
   - Это из-за меня! Из-за меня! - твердила Люси прерывистым шепотом.
   - Люси, - начал Монтегю, но она, предостерегая его, подняла руки.
   - Тише! Он не должен знать! - прошептала она, задыхаясь. - Я ничего не рассказывала.
   Затем Люси снова повернулась к Райдеру.
   - Должен же быть какой-нибудь выход, - воскликнула она. - Должен!
   Райдер упал в кресло и закрыл лицо руками.
   - Разорен! - простонал он. - У меня не останется ни одного доллара!
   - Нет, нет! - кричала Люси. - Этого не может быть!
   Она приложила руку ко лбу, пытаясь собраться с мыслями.
   - Это надо остановить... Я пойду к нему... Я буду его просить.
   - Вы не должны этого делать, Люси, - сказал Монтегю.
   - Ни слова! - прошептала Люси с прежней настойчивостью. - Ни одного слова.
   Она кинулась в другую комнату и через минуту вернулась в шляпе и пальто.
   - Аллан! - сказала она. - Скажите, чтобы мне кликнули кэб.
   Он пытался протестовать, но Люси не хотела его слушать.
   - Вы можете ехать со мной. По дороге поговорим. Ну, пожалуйста, помогите мне.
   В ожидании кэба Люси стояла посреди комнаты, нервно ломая руки.
   - Теперь, Аллан, ступайте вниз и ждите меня там, - сказала она Монтегю.
   Кинув взгляд на совершенно подавленного Райдера, он взял шляпу, пальто и вышел.
   Монтегю ходил взад и вперед по холлу. Кэб подъехал. Через минуту появилась Люси под густой вуалью. Она решительно направилась к экипажу и села в него. Монтегю последовал за ней. Люси приказала ехать в большой мраморный дворец Уотермана.
   Повернувшись к Монтегю, она заговорила торопливо и страстно:
   - Я знаю, что вы намерены мне сказать, но избавьте от этих слов меня и себя. Мне горько, что вы станете свидетелем моего позора, но, видит бог, я не могу иначе. Я должна это сделать. Другого выхода нет. Я должна идти и умолять Уотермана пощадить Райдера.
   - Люси! Выслушайте меня...
   - Я не хочу вас слушать! - истерически закричала она. - Я не могу выносить ваших рассуждений по этому поводу. И так уж все это ужасно!
   - Но подумайте, чего вы можете добиться, - перебил он. - Не воображаете ли вы, что сумеете приостановить эту страшную машину, пущенную в ход Уотерманом?
   - Не знаю, не знаю, - сказала она, подавляя рыдания. - Я могу сделать только то, что от меня зависит. Если в нем есть хоть капля жалости, я брошусь перед ним на колени и буду молить его...
   - Но, Люси, подумайте, что вы делаете! Вы отправляетесь ночью к нему в дом!
   - Я не забочусь о своей чести, Аллан! Я не боюсь Уотермана. Я слишком долго думала только о себе, теперь я должна подумать о человеке, которого люблю.
   Монтегю промолчал.
   - Люси, - сказал он наконец. - Скажите мне, понимаете ли вы свою роль в этом деле?
   - Да, да, - вскричала она страстно. - Я давно знала, что Уотерман преследует меня. Я думала о нем. Каждый раз, когда нас настигала какая-нибудь беда, я чувствовала его власть. Но я никогда не предупреждала Райдера об опасности!
   - Из любви к нему... - начал Аллан.
   - Нет, нет!
   Дрожащей рукой Люси ухватила его за рукав:
   - Видите ли... вы даже не можете себе представить этого. Я скрывала от него, потому что боялась!
   - Боялись? Чего?
   - Я боялась, что Райдер оставит меня! Я боялась, что он откажется от меня! А я его слишком люблю! Теперь вы видите, что я за особа! И я еще могу рассказывать вам об этом. Разве после этого мне есть чего стыдиться? Разве еще что-нибудь может унизить меня? И что я могу еще сделать, кроме того, как пойти к Уотерману и постараться исправить то, что я сделала?
   Монтегю был потрясен ее унижением.
   - Люси!.. - попробовал он возразить.
   Но она снова схватила его за руку.
   - Аллан! - шептала она, - я знаю, что вы испытываете потребность остановить меня. Но это ни к чему не приведет, я должна это сделать! И я не могу слушать вас, от ваших слов мне становится еще тяжелей. Я избрала свой путь, и ничто в мире не остановит меня. Я хочу, чтобы вы оставили меня. И сейчас же! Я не боюсь Уотермана, я больше ничего не боюсь! Меня пугаете только вы и ваше сострадание. Предоставьте меня моей судьбе! И перестаньте обо мне думать.
   - Я не могу этого, Люси! - сказал Аллан.
   Она приподнялась и попросила кэбмена остановиться.
   - Я требую, чтобы вы ушли, Аллан! - закричала она. - Пожалуйста, выходите.
   Он еще попробовал уговорить ее, но она буквально выталкивала его из кэба.
   - Уходите, уходите! - кричала она, и он, совершенно растерянный, вышел из экипажа.
   - Пошел, - закричала Люси кэбмену и захлопнула дверцу. Монтегю, стоя на аллее парка, тупо смотрел, как фонари кэба исчезли за деревьями.
   21
   Монтегю шел по парку, не отдавая себе отчета, куда идет. Мысли его путались, и он не видел ничего вокруг. Вероятно, он провел около двух часов, расхаживая по парку, пока, наконец, не остановился на перекрестке. Стрелки больших часов на здании ювелирного магазина показывали два.
   Аллан огляделся. На противоположной стороне улицы как раз перед ним возвышалось здание, на котором светилась реклама "Экспресса". В голове у него мелькнула мысль о Бейтсе. "Приходите после того, как газета выйдет", - сказал ему репортер.
   Монтегю вошел в здание.
   - Мне бы хотелось видеть мистера Бейтса, репортера, - сказал он.
   - Редакция городских новостей. Одиннадцатый этаж.
   Угрюмый полусонный мальчик сидел в коридоре.
   - Здесь ли мистер Бейтс? - спросил Аллан.
   - Не знаю, - сказал мальчик и медленно сполз со стола.
   Монтегю вручил ему свою карточку, и мальчик исчез.
   - Пройдите туда, - сказал он, вернувшись.
   Монтегю очутился в огромном помещении со множеством конторок. Здесь царил полнейший беспорядок; весь пол сплошь был завален бумагой. Репортеры (их было человек двенадцать) уже собирались уходить и надевали пальто.
   - Вон Бейтс, - сказал мальчик.
   Монтегю увидел репортера, который сидел перед конторкой, закрыв лицо руками. "Устал", - подумал Монтегю.
   - Привет, Бейтс! - сказал он, но увидев бледное лицо репортера, вздрогнул от неожиданности.
   - Что случилось?
   Прошло с полминуты, прежде чем Бейтс смог ответить.
   - Меня уволили, - прошептал он.
   - Что? - с трудом выговорил Монтегю.
   - Меня уволили! - повторил Бейтс и ударил кулаком по столу. - И перечеркнули весь мой сенсационный репортаж. Взгляните-ка сюда, сэр, прибавил он, раскладывая перед Монтегю два столбца гранок с заголовком, набранным жирным шрифтом: "Банкротство Готтамского треста". Гранки были накрест перечеркнуты синим карандашом. - Издатель снял из номера весь материал.
   Монтегю не находил слов. Он сел рядом с Бейтсом.
   - Как же это произошло?
   - Тут нечего рассказывать, - сказал Бейтс, - они не хотят этого печатать. И все.
   - Но отчего вы не передали статью в другую газету? - спросил Монтегю.
   - Слишком поздно, - сказал Бейтс. - Негодяи! Они даже не известили меня. - Он разразился целым потоком проклятий. Затем рассказал Монтегю, как было дело.
   - Я пришел уже в половине одиннадцатого и представил отчет редактору. Тот чуть с ума не сошел от радости и велел немедленно сдавать материал в набор на первую полосу в два столбца и все прочее, как полагается. И вот мы с Родни уселись за работу. Он сочинил отчет, я дал детали... О, мой бог, какой был материал! Все прочли и завизировали. Но через час или два, когда все было набрано, явился Ходжес - один из владельцев газеты, как вам известно. "Что это такое?" - раскричался он, когда прочел статью. Затем пошел к редактору. У них произошла стычка по этому поводу. "Никогда газета, которую я финансирую, не напечатает ничего подобного!" - заявил Ходжес; редактор пригрозил уходом, но и этим не смог сломить его упрямства. Я узнал обо всем лишь тогда, когда верстка уже пошла в типографию.
   - Что же так испугало Ходжеса? - спросил Монтегю.
   - А вот что, - сказал Бейтс. - Ходжес заявил редактору: "Если мы напечатаем этот материал, а директора банков не собирались и не приняли никакого решения, то на нас падет ответственность за дискредитацию Готтамского треста". Но все это вздор. Ведь ему хорошо известно, что у нас есть доказательства, что конференция действительно состоялась!
   - Это, конечно, не аргумент, материал можно было пускать смело, сказал Монтегю.
   - Конечно, - сказал Бейтс. - Мы добились бы самого большого успеха, какой газета когда-либо имела, если бы "Экспресс" был действительно порядочной газетой. Но Ходжес не захотел напечатать статью. Он служит своим господам, кто бы они ни были. Я знал, что его участие в "Экспрессе" приведет к потере лица газеты. Он и раньше был издателем одной из газет и составил себе состояние продажей политических новостей. Ходжес снабжал финансовой информацией банкирские конторы Уаймана. Я могу это доказать. Вот с какой дилеммой приходится сталкиваться. К чему же теперь вся эта погоня за новостями?
   Бейтс с проклятьем отшвырнул стул в сторону.
   - Идемте отсюда! - сказал он. - Едва ли я еще когда-нибудь вернусь сюда.
   Монтегю провел пару часов, расхаживая по улице с Бейтсом, который рассказывал ему о разных столичных газетах. Затем он, совершенно измученный, отправился домой, но спать не мог. Аллан долго сидел в кресле. В воображении его рисовались картины паники, которая должна разразиться на бирже. Наконец, он прилег, но не успел сомкнуть глаз, как утро ярким солнечным светом заявило о своих правах. В восемь часов Аллан встал, подошел к телефону и позвонил Люси.
   - Позовите, пожалуйста, миссис Тэйлор, - сказал он.
   - Ее нет дома.
   - Пригласите тогда к телефону горничную.
   - Говорит мистер Монтегю, - сказал он, услышав женский голос. - Где миссис Тэйлор?
   - Она не возвращалась, сэр, - ответила горничная.
   Монтегю должен был идти в контору. Он принял ванну, побрился, выпил кофе и вышел на улицу. На Уолл-стрит даже в такой ранний час люди толпились, собирались группами. Слухи, ходившие уже со вчерашнего дня, сегодня приобрели определенность. Ничего не слышно было о Готтамском тресте, но, когда в полдень Монтегю возвращался из суда, мальчики, выкрикивающие газетные новости на перекрестках, уже объявили о принятом банкирами решении. Люси не удалось спасти Райдера. Удар был нанесен.
   В этот день на бирже началась паника. Тяжело было смотреть на людей с искаженными от страха, ужаса и волнений лицами. Но суд продолжал свою работу, его не касался крах Готтамского треста, и Монтегю должен был выступать с речью как защитник. Он поздно вышел из суда и, несмотря на то, что банки уже закрылись, видел толпы людей, собравшихся перед дверями компаний. Газеты писали, что натиск на Готтамский трест уже идет вовсю.