Синклер Эптон
Дельцы

   Эптон Синклер
   Дельцы
   1
   - Мне не терпится познакомиться с этой Люси Дюпрэ, - сказал Реджи Манн.
   - Кто вам о ней говорил? - спросил Аллан Монтегю.
   - Олли рассказывает о ней всем и каждому. Звучит нечто поистине удивительное, но боюсь - он преувеличивает.
   - Похоже, все склонны преувеличивать, когда речь заходит о Люси, заметил Монтегю.
   - Не скрою, она меня интересует, - ответил Реджи.
   Аллан Монтегю посмотрел на него и улыбнулся.
   Реджи не проявил заметного интереса к этому разговору. Он зашел, чтобы сопровождать Алису в церковь, был одет с иголочки и надушен; в петлице у него красовалась великолепная красная орхидея. Монтегю, откинувшись в кожаном кресле, наблюдал за ним и улыбался при мысли, что Реджи смотрит на Люси, как на редкий цветок, которым он мог бы привлекать к себе внимание на Авеню.
   - Она высокая или небольшого роста? - спросил Реджи.
   - Примерно вашего, - ответил Монтегю (Реджи был невысок).
   В этот момент вошла Алиса в новом весеннем костюме. Реджи вскочил и поклонился со свойственной ему экспансивностью.
   - Вы ее тоже знаете? - спросил он Алису.
   - Кого? Люси? Еще бы, мы учились в одной школе.
   - Плантация судьи Дюпрэ находилась рядом с нашей. Мы вместе выросли, добавил Монтегю.
   - Не было дня, чтобы мы с ней не виделись. Но, знаете, в семнадцать лет она вышла замуж за человека намного старше.
   - С тех пор мы больше ее не встречали, - добавил Монтегю. - Она жила в Новом Орлеане.
   - Так ей сейчас всего двадцать два года! - воскликнул Реджи. Опытность вдовы и прелесть инженю! - И всплеснул руками, выражая полный восторг. - Она богата?
   - В достаточной мере для Нового Орлеана, а вот для Нью-Йорка, - не знаю.
   - Деньги всегда найдутся, - задумчиво проговорил Реджи.
   Он увел Алису в церковь, оставив Монтегю во власти воспоминаний о Люси Дюпрэ.
   Монтегю влюблялся в Люси раз шесть; началось это, когда она была еще сущим младенцем, и продолжалось с перерывами вплоть до ее свадьбы. У Люси была красота креолки, черные, как смоль, волосы и прекрасный цвет лица. Аллана всюду преследовал ее облик: чистые и подвижные черты лица, на котором печаль и улыбка исчезали и появлялись, как легкие облака на апрельском небе.
   Люси была миниатюрным созданием, но энергия так и била в ней ключом. Она сразу же наполнила жизнью осиротевший дом, и все вокруг поддались ее очарованию. Аллан вспомнил, как однажды, войдя в этот дом, он застал угрюмого, почтенного главного судью штата, ползающим на четвереньках с Люси на спине.
   Все говорили, что рождена она стать актрисой. Когда Люси было не более четырех лет, она, лежа в постели, вместо того, чтобы спать, сочиняла страшные истории; доводя себя до слез. Как-то она добралась до сундуков, в которых хранились старые наряды ее матери, оставшиеся с тех времен, когда та еще блистала в обществе. С тех пор Люси увлеклась живыми картинами, спектаклями и поражала всех, выступая то в роли восточной принцессы, то царицы ночи.
   Мать Люси умерла, когда она была еще совсем маленькой, и росла девочка лишь в обществе своего отца. Судья Дюпрэ был одним из самых богатых людей в округе и ничего не жалел для дочери. Но люди предсказывали, что Люси будет страдать без женской ласки, и пророчество это трагически сбылось. Она встретила человека, который был значительно старше ее, но окружен романтическим ореолом. Чудо любви открылось ей и захватило, как никакое из чувств, испытанных раньше.
   Однажды Люси исчезла, и с тех пор Монтегю ее не видел. Он знал, что она переехала в Новый Орлеан, и до него дошли слухи, что ее муж оказался мотом и негодяем. Не прошло и года после замужества Люси, как Монтегю узнал, что ее супруг погиб в автомобильной катастрофе.
   Он больше ничего не слышал о семье Дюпрэ до того момента, когда ему стало известно о смерти судьи. А примерно с неделю назад брат Аллана, Оливер Монтегю, получил от Люси письмо, в котором она сообщала, что едет в Нью-Йорк, и может быть, останется в нем навсегда, просила встретить ее на вокзале и снять номер в каком-нибудь отеле.
   Монтегю задавал себе вопрос, как выглядит она теперь. Изменили ли Люси пять лет страданий и жизненного опыта, сохранила ли она свою восторженность, не иссякла ли ее жизнерадостность. Ему трудно было представить себе Люси серьезной. Аллан опасался, что она теперь уже совсем не та, какой ему сохранила память. Сможет ли она восстановить над ним свою прежнюю власть очарования, если учесть его теперешний опыт?
   Его размышления прервал Оливер: он пришел спросить Монтегю, не хочет ли брат встретить Люси.
   - Эти поезда с юга всегда запаздывают, - сказал он. - Я велел слуге отправиться на вокзал и позвонить мне.
   - Ты взял на себя заботу о ней, ты ее и встречай! - ответил Монтегю. Скажи ей, что я приду вечером.
   И вот вечером, когда он явился в роскошный отель, в котором когда-то жил сам по рекомендации Оливера, перед ним предстала Люси.
   Она нисколечко не изменилась. Он сразу заметил это: та же жизнерадостность, та же живость и та же красота, сводившая мужчин с ума. На лице ни тени озабоченности - она была подобна чудесному распустившемуся цветку. Люси встала и протянула к нему руки.
   - Аллан! - воскликнула она. - Аллан! Как я рада вас видеть! - И, взяв его руки в свои, стояла и не сводила с него взгляда. - Боже, какой вы стали большой и какой серьезный! Разве он не великолепен, Олли?
   Оливер молча наблюдал эту сцену. Он сухо улыбнулся.
   - На мой взгляд, степенности в нем больше, чем следует, этого у него хоть отбавляй, - проговорил он.
   - Боже! Как прекрасно, что я вижу вас опять. Сядем и поговорим обо всем не спеша. Сразу столько всего вспоминается, и о многом хочется спросить. Сколько воспоминаний нахлынуло на меня! Целой ночи не хватит расспросить вас.
   Люси носила траур по отцу, но она ухитрилась сделать так, что костюм служил рамкой, подчеркивающей ее красоту. Она казалась рубином, пламенеющим на фоне черного бархата.
   - Ну, рассказывайте, как вы тут жили? Какие произошли события? Как поживает ваша мама?
   - По-прежнему. Она ждет вас к себе завтра утром, - ответил Аллан.
   - Приду. Это будет моим первым выходом. А няня Люси! Как она?
   - Хорошо, - ответил он. - Она тоже с нетерпением ждет вас.
   - Скажите ей, что я приду. Мне хочется увидеть няню Люси больше, чем Бруклинский мост!
   Она подвела Аллана к креслу, села напротив и не сводила с него глаз.
   - Когда я смотрю на вас, снова чувствую себя маленькой девочкой.
   - А вы считаете, что уже вошли в года? - рассмеявшись, спросил Аллан.
   - О, я чувствую себя старухой, - с внезапным страхом проговорила Люси. - Вы себе просто не представляете, Аллан... но я не хочу, чтобы кто-либо узнал об этом! - И вдруг она весело воскликнула. - А помните качели в саду? Помните маленький пруд, в котором жил крокодил? А хурму? А старого Джо?
   Аллан Монтегю всего этого не забыл. В течение получаса он вспоминал увлекательные прогулки, которые он, Оливер и Люси совершали с тех пор, как Люси научилась ходить. Потом Аллан сообщил ей последние новости обо всех соседях и обо всех слугах, которых она помнила. Он рассказал ей также о смерти своего отца, о том, как сгорел их дом и они, продав плантацию, переселились на север.
   - Ну, а сейчас, как вы поживаете, Аллан?
   - Я стал адвокатом. Состояния не нажил, но на оплату счетов мне хватает. В этом городе иные и этого не могут.
   - Еще бы, - заметила Люси, - при таком количестве магазинов на Пятой авеню! Не сомневаюсь, что в первую же неделю растрачу все свои деньги. А еще этот отель - просто страшно подумать!
   - Оливер назвал вам стоимость номера? - смеясь, спросил Аллан.
   - У меня просто дух захватило. Не знаю, как мне удастся выйти из такого положения.
   - Эти дела улаживайте с ним, - сказал Монтегю. - Он взялся вас опекать и не хочет, чтобы я вмешивался.
   - Но мне нужен ваш совет. Вы деловой человек, а Олли как был, так и остался мальчишкой.
   - Олли многому научился в Нью-Йорке, - заметил Аллан и, помолчав, продолжал: - Впрочем, я могу вкратце высказать вам свой взгляд на эти вещи. Когда я приехал в Нью-Йорк, Оливер привел меня в этот отель и убедил, что мне надлежит жить здесь, если я желаю попасть в высшее общество. Какое-то время я следовал его указаниям, но потом решил, что все это мне не по душе. Так что сейчас мы живем чуть подальше от Пятой авеню, но зато это обходится нам раз в десять дешевле. Ну, а теперь слушайтесь меня или Оливера, в зависимости от того, хотите вы попасть в высшее общество или нет.
   Люси нахмурила брови и задумалась.
   - Я приехала в Нью-Йорк не для того, чтобы похоронить себя в пансионе. Я хочу вернуться в свет, общаться с людьми.
   - Ну, что ж. У Олли много знакомых, он введет вас в их круг. Понравятся ли они вам - я не знаю. Но то, что вы понравитесь - в этом сомнения нет.
   - Благодарствую, сэр, - засмеялась Люси, - вы искренни, как всегда!
   - Я не хочу заранее отравлять вам удовольствие. Вы и сами во всем разберетесь. Но мне хотелось бы предупредить вас об одном - не будьте слишком простодушны. Здесь нельзя так доверяться людям, как вы делали это дома.
   - Благодарствую. Олли уже прочел мне лекцию на эту тему. Вот уж не думала, что здесь, в Нью-Йорке, все так непросто. Я сказала ему только, что вдовы обычно умеют за себя постоять.
   - Мне самому пришлось здесь нелегко, пока я не приспособился, улыбнулся Монтегю. - Так что вы должны извинить меня за дурные предзнаменования.
   - Я говорил уже Люси об этом, - сухо вставил Оливер.
   - Он поведал мне об очаровательном романе, - сказала Люси, лукаво подмигнув Оливеру. - Теперь я буду стараться обязательно увидеть ослепительную миссис Уинни.
   - Вы можете встретить ее завтра вечером, - заметил Оливер, - ведь вы приглашены на ужин к миссис Билли Олден.
   - Я читала о ней в газетах, но никак не предполагала познакомиться с ней. Как удалось Оливеру попасть в самые высокие светские круги?
   Оливер попытался это объяснить. Монтегю сидел и с улыбкой слушал, как брат подробно рассказывал о своих светских успехах. Он не скрывал планов взять на себя попечение о Люси и ввести ее в круг своих знакомых из высшего общества.
   - Но ведь для всего этого потребуется уйма денег! - возражала Люси. - А я вовсе не желаю идти замуж за одного из этих ужасных миллионеров.
   Она резко повернулась к Аллану.
   - У вас есть контора в городе? Разрешите мне зайти к вам завтра? Повидаться и попросить вас стать моим советником в делах. Старый мистер Холмс умер. Он долгое время вел папины финансовые дела и знал все, что касается моих. Но он никогда не считал, что стоит объяснять их мне. Так что теперь я не очень-то знаю, что у меня есть и что я должна или чего мне не следует предпринимать.
   - Сделаю все возможное, чтобы вам помочь, - ответил Аллан.
   - Но вы должны быть со мной очень суровы, - продолжала Люси, - и не позволять мне транжирить деньги или совершать много ошибок. Так обычно поступал со мной покойный Холмс, а после его смерти я положительно не доверяю сама себе.
   - Если я возьму на себя роль вашего советника, - смеясь, ответил Аллан, - боюсь, как бы это вскоре не привело меня к стычке с братом.
   Монтегю не слишком доверял своей способности играть такую роль. Наблюдая за Люси, он почувствовал, что над ее головой собираются тучи. Он прекрасно понимал, что по нью-йоркским масштабам благосостояния Люси далеко не богата, и предчувствовал, какие соблазны сулит ей город. Ее уже начали манить витрины магазинов, автомобили, театры и отели - все те чудеса, которые станут для нее ловушками. Она явилась сюда полная благородных порывов и ужасно изголодалась по жизни.
   Монтегю и сам уже прошел через все это и теперь совершенно ясно видел, что ему следует попытаться руководить Люси, чтобы спасти ее от неизбежных ошибок. Так между ними завязались странные отношения. С самого начала Люси сделала его своим поверенным и рассказала о своих опасениях. На всякий случай она никогда не следовала его советам: мило улыбаясь, говорила, что вовсе не желает видеть в нем спасителя от всяких бед: ей нужно только его сочувствие. И Монтегю подчинялся. Он снова и снова повторял себе, что Люси ведет себя непростительно легкомысленно, а сам только и делал, что все прощал ей.
   На следующее утро Люси навестила мать Оливера и свою няню, которую тоже звали Люси (она получила это имя в память о своей бабушке). После обеда она отправилась с Алисой за покупками, заявив, что не может нигде появиться, прежде чем не обретет "респектабельный" вид. А вечером Монтегю зашел за ней, чтобы проводить в особняк миссис Билли Олден на Пятую авеню.
   Дорогой он занимал ее рассказами об ужасной миссис Олден и ее злом языке, о вечных раздорах этой леди с ее родственниками Уоллингсами.
   - Не удивляйтесь, если она отведет вас в уголок и начнет обо всем расспрашивать. Миссис Олден - особа привилегированная, и для нее условностей не существует.
   Монтегю уже привык к великолепию дома Олденов, но на Люси особняк, напоминавший чуть ли не дворец Дожей из черного мрамора, и слуги в ливреях, расшитых пурпуром и золотом, произвели сногсшибательное впечатление. Затем появилась сама миссис Олден в пышном туалете с темно-красной вышивкой и несколькими нитками жемчужного ожерелья. Она была почти на голову выше Люси и остановилась на некотором расстоянии от нее, чтобы лучше рассмотреть гостью.
   - Я пыталась пригласить для вас сегодня миссис Уинни, - обратилась она к Монтегю, указывая ему место за столом по правую руку от себя, - но она не сможет прийти, так что вам придется удовлетвориться моим обществом.
   - И много еще там, на Миссисипи, таких красавиц? - спросила она, когда они расселись. - Если много, не понимаю, зачем вы приехали сюда?
   - Она вам нравится? - спросил Монтегю.
   - Она хорошо смотрится, - заметила миссис Билли. - А как насчет ума? Просто не верится, что она вдова. Как бы то ни было, она нуждается в том, чтобы кто-нибудь о ней заботился.
   - Я бы доверил это вам, - ответил Монтегю. - Я рассказывал ей о вас.
   - Что именно? - спросила она тихо. - Что я много выигрываю в карты, или пью виски за ужином? - Заметив, что Монтегю вспыхнул, она рассмеялась. - Я знаю, что это правда. Я не раз замечала, что вы так думаете. - Она протянула руку к графину, который слуга только что поставил перед ней, и налила вино в свой бокал.
   Монтегю стал рассказывать о Люси, и в то же время он наблюдал за ней; она сидела в центре стола и беседовала со Стенли Райдером. Монтегю случалось раза два играть с ним в бридж у миссис Уинни, и он подумал, что Люси вряд ли могла встретить другого человека, кто бы лучше воплощал в себе соблазны большого города. Райдер был президентом Готтамского треста, который помещался в великолепном доме с мраморным фасадом на Пятой авеню. Ему было лет под пятьдесят. Высокого роста, приятной внешности, с седоватыми усами и манерами дипломата, он был не просто банкир, но человек большой культуры. В юности он много путешествовал и побывал во всех странах мира. Увлекался Райдер и литературой, как любитель, конечно; и если и существовали книги, в которые он не заглядывал, то, наверное, лишь те, о которых не упоминают в обществе. Он мог беседовать на любую тему, и хозяйка, заполучившая его на званый обед, как правило, рассчитывала на успех.
   - Стенли" сейчас очень занят и мало бывает в обществе, - сказала миссис Олден, - но я успела-рассказать ему о вашей приятельнице.
   Временами разговор за столом становился общим, но Монтегю замечал, что руководил им всегда Райдер. Стрелы его остроумия так и летали от него через стол и обратно, и те, кто пытался отвечать, часто попадали впросак. Райдер умел ошеломить своих собеседников. Он принадлежал к тому типу людей, встречающихся в обществе, кто воспринимает радикальные идеи ради того, чтобы привлекать к себе общее внимание. Ему, человеку, пользующемуся блистательным успехом в определенной общественной среде, доставляло особое удовольствие развенчивать ее идеалы и условности, показывая тем самым, как мало ценит он этот успех. Это развлекало всех, кто сидел за столом, но Монтегю думал, улыбаясь, как мало Райдер похож на директора крупного, процветающего банка, каким обычно его себе рисуют. Когда гости перешли в гостиную, в довершение к такому несоответствию Райдер сел за рояль и исполнил фрагмент из какой-то русской сюиты.
   Потом Монтегю видел, как Райдер и Люси Дюпрэ вышли в зимний сад. Оба они оказались лишними за карточными столами, и это их извиняло. Тем не менее все время, пока Монтегю сидел против миссис Олден и давал ей себя обыгрывать, он испытывал некоторое беспокойство.
   Когда партия в бридж закончилась и можно было выйти из-за игорного стола, он застал Люси, сидящей у фонтана. Стоя подле нее, Райдер что-то рассказывал. Ее глаза устремлены были куда-то вдаль.
   - Сегодня вы познакомились с интересным человеком, - сказал Монтегю, когда они сели в коляску.
   - Это самый необыкновенный человек из всех, кого я когда-либо встречала, - с живостью ответила Люси. - Пожалуйста, расскажите мне о нем. Вы хорошо знакомы?
   - Слышал кое-что, но сталкивался только на деловой почве.
   - Правда, что он так богат?
   - У него несколько миллионов, и я полагаю, что он пустил их в дело. Говорят, Райдер очень смелый биржевой делец.
   - Делец! - воскликнула Люси. - А я думала, директор банка!
   - Если вы поживете в Нью-Йорке подольше, то поймете, что в этом сочетании нет ничего несовместимого.
   Люси замолчала, несколько пораженная этим замечанием.
   - Мне говорили, - улыбаясь, добавил Монтегю, - что даже жена Райдера не держит свои деньги в Готтамском тресте.
   Монтегю не предполагал, что его замечание произведет такой эффект. Люси вздрогнула.
   - Его жена! - воскликнула она.
   - Ну, да, - сказал Монтегю, - вы не знали, что он женат?
   - Нет, не знала, - упавшим голосом проговорила Люси.
   Наступило долгое молчание. Наконец, она спросила:
   - Почему же его жену не пригласили на обед?
   - Они редко показываются вместе.
   - Разъехались?
   - Существует новая и модная форма развода: супруги живут на разных половинах большого дома и встречаются только в особых случаях.
   - Какая она, его жена? - спросила Люси.
   - Я ничего о ней не знаю.
   Они снова умолкли. Наконец, Монтегю сказал:
   - Это не причина жалеть его, понимаете?
   Люси дотронулась до его руки.
   - Вы правы, Аллан, - сказала она, - не беспокойтесь. Я не склонна повторять свои ошибки.
   И Монтегю понял, что разговор исчерпан.
   2
   Люси пожелала заехать к Аллану в контору и поговорить с ним о делах. Но он не хотел ее затруднять и на следующее утро явился к ней сам. Она показала ему все свои бумаги: завещание отца, опись имущества, счета мистера Холмса, купчую на ее собственность в Новом Орлеане. Как Монтегю и предполагал, дела Люси оказались в запущенном состоянии, и ему многое пришлось выяснять и задавать много вопросов. Были тут закладные на дома и именья; некоторые владения Люси, в свою очередь, оказались заложены, чего она не способна была объяснить. Он нашел здесь акции разных компаний, о которых имел слабое представление. Наконец, что всего важнее, был пакет на пять тысяч акций Северной миссисипской железной дороги.
   - Об этих акциях, я полагаю, вы знаете? - спросила Люси. - Вы еще не продали свой пакет?
   - Нет. Отец хотел, чтобы я не отказывался от них раньше, чем это сделают другие.
   - Но я могу продать мои акции, верно?
   - Я посоветовал бы вам сделать это, но боюсь, найти покупателя будет нелегко.
   Монтегю, можно сказать, с детства сроднился с этой железной дорогой. Насколько он помнил, такого времени, чтобы о ней говорили в обоих семействах, просто не было. Эта дорога проходила по их штату от Аткина до Опала, и ее протяженность равнялась примерно пятидесяти милям. Она соединяла Опал с одной из важных железнодорожных магистралей штата. Судья Дюпрэ приобрел акции дороги в расчете на дальнейшее развитие этой части страны. Он твердо верил в ее будущность.
   Строительство Северной миссисипской железной дороги осуществлялось в ту пору, когда по всей округе господствовало сильное недоверие к Уолл-стриту, и Дюпрэ собрал около двух миллионов долларов среди друзей и соседей, добавил свои полмиллиона, и они заключили джентльменский договор, по которому новая дорога не будет зависеть от богачей с Севера и ее акции никогда не станут котироваться на бирже. Первым президентом общества Северной миссисипской дороги стал дядя Люси, а нынешним - старый друг обоих семейств.
   Но если местный патриотизм помог еще собрать капиталы, то обеспечить грузооборот дороге он был не в состоянии. Города, о которых мечтал судья Дюпрэ, не возникали, и маленькая дорога не шла в ногу с прогрессом. За последнее десятилетие доход от ее эксплуатации снижался так, что Монтегю уже несколько лет не получал проценты на те пятьдесят тысяч, долларов, на которые он приобрел акции дороги, оплатив их по нарицательной стоимости.
   Говоря обо всем этом с Люси, Монтегю вспомнил проект относительно продолжения линии от Аткина до заводов Миссисипской стальной компании, чтобы дать им выход прямо на запад. Об этом проекте речь шла лет десять двенадцать назад. Миссисипская стальная компания владела одним из крупнейших в штате рельсопрокатных заводов, и мысль получить хотя бы малую часть ее огромных грузов непрестанно терзала умы директоров Северной миссисипской дороги.
   Они зашли с этой идеей так далеко, что произвели геологические изыскания и рассчитали стоимость новой ветки дороги. Монтегю знал об этом, потому что ему довелось вместе с братом Люси, находившимся теперь в Калифорнии, во время каникул охотиться неподалеку от лагеря геологической партии. Проект предусматривал, что дорога пройдет по Талулским болотам, и тут вскрылись его просчеты. Предлагалось с десяток разных трасс, и Монтегю припомнил, как однажды вечером, сидя у лагерного костра, он разговорился с одним из геологов, который пожаловался на ошибку в изысканиях. По его мнению, партию возглавлял некомпетентный человек, упорно отклонявший все лучшие трассы в пользу худших.
   Монтегю передал весь разговор отцу, но теперь уже не помнил, придал ли тот этому должное внимание. Он знал только, что, когда проект развития дороги был представлен на собрании акционеров, стоимость работ показалась им такой большой, что было невозможно собрать требуемых денег. Предложение обратиться к Миссисипской стальной компании собрание отклонило, поскольку она находилась в руках людей с Уолл-стрита, и ни судья Дюпрэ, ни генерал Монтегю в то время еще не понимали, в каком безнадежном положении находится их маленькая железная дорога.
   Поведав Люси о всех перипетиях этого предприятия, Монтегю объяснил ей, почему они все же не должны расставаться с этими акциями: если бы дорогу продлили или же общество добилось успеха как-то иначе, можно было бы вступить с компанией в соглашение, или, что еще лучше, продать все акции сразу. Монтегю пообещал взять это дело в свои руки и посмотреть, что тут можно предпринять.
   Когда Аллан приехал в деловую часть города, его первая мысль была о Джиме Хигане. "Загляните ко мне", - пригласил его Хиган, но Монтегю так ни разу и не воспользовался этим приглашением. Для человека, подобного Хигану, Северная миссисипская дорога была, конечно, сущей безделицей, но кто знает, что нового он мог подсказать? Монтегю слышал, что этот крупный финансист продал все свои паи, вложенные в два-три предприятия, где сосредоточивались его основные вклады.
   Монтегю сразу пошел в контору Хигана, помещавшуюся в здании одной из самых крупных страховых компаний в Нью-Йорке! Он прошел коридорами, отделанными мрамором, к бронзовой решетке с массивными украшениями, за которой находился рослый страж в парадной ливрее. Монтегю не считался низкорослым, но перед этой мощной фигурой почувствовал себя мелковатым.
   - Мистер Хиган у себя? - спросил он.
   - Вам назначено?
   - Не совсем так, - сказал Монтегю, вынимая визитную карточку, - будьте столь любезны, передайте мистеру Хигану.
   - Вы с ним лично знакомы? - спросил привратник.
   - Да, - ответил Монтегю.
   Он не заметил, чтобы великан подал какой-либо знак, но в ту же минуту из-за дверей за решеткой появился расторопный молодой секретарь.
   - Не будете ли вы столь любезны изложить мне, по какому делу вы желаете видеть мистера Хигана? - спросил он.
   - Я желаю видеть мистера Хигана по личному делу, - резковато сказал Монтегю. - Если вы вручите ему мою карточку, этого будет достаточно.
   Он передал свою визитную карточку в руки секретарю, который долго ее изучал. Тем временем Монтегю размышлял, достаточно ли моден его новый весенний плащ, чтобы, в глазах секретаря, он мог сойти за друга великого человека. Наконец, секретарь исчез вместе с карточкой и через полминуты вернулся, приветливо улыбаясь. Он провел Монтегю в огромный кабинет с креслами, обитыми кожей, и такими широкими, что в каждом могли усесться несколько человек, но слишком просторными и неуютными для одного. Тут висела на стене карта Америки, на которой железные дороги, принадлежащие Джиму Хигану, протянулись красными лентами. На стенах висели также головы бизонов и северных оленей, убитых собственноручно Хиганом.
   Монтегю пришлось подождать одну-две минуты, затем его провели через ряд комнат, и, наконец, он вступил в святая святых миллионера. Эта комната отличалась подобранной с особой тщательностью мебелью. Джим Хиган сидел за письменным столом из красного дерева, на котором не лежал даже листок бумаги.
   Он поднялся навстречу Монтегю во весь свой могучий рост.
   - Как поживаете, мистер Монтегю? - спросил Хиган, пожимая ему руку. Затем уселся в кресло, откинулся на спинку и, подняв брови, уставился на посетителя.