– Боюсь, это невозможно-с, – сухо проговорил Тростин. Улыбка его вмиг истончилась. Не пропала, но сделалась на редкость неприятной. – «Эспадон», позвольте уточнить, оружейный магазин, а не дом сводни.
   – Прошу, не обижайтесь, дем Тростин. Я всего лишь пытаюсь быть остроумным, – поспешил оправдаться Иван. Он запоздало сообразил, что амазонка вполне могла оказаться дочерью Лео или даже женой. И тогда внимание к ней заезжего обломка становилось чем-то вроде оскорбления. – Печально сознавать, но получилось это совсем неудачно. Простите.
   Тростин коротким кивком показал, что извинения принимает.
   – Итак, что вас интересует? – осведомился он негромко.
   – Вообще-то, я надеялся найти что-нибудь вроде… ну, кистеня, что ли. Более-менее благородных черт. Но вы, я вижу, столь дикарского оружия не держите?
   – Не держу-с, – согласился торговец. Он на мгновение задумался, что-то для себя решил и добавил: – Но не огорчайтесь. Я могу дать совет.
   – Дельные советы дорого стоят, – сообщил воодушевленный его отходчивостью Иван и расстегнул кофр. – Какое счастье, что я не скуп. Так сколько?
   – Это будет очень дельный совет. – Улыбка Тростина еще немного потеплела. – Особенно для того, кто называет себя имяхранителем. Три декарта. Можно ассигнациями.
   «Да, аппетит у этого жука и впрямь хороший», – подумал Иван и достал деньги. Бумажки исчезли волшебным образом.
   – Знает ли уважаемый имяхранитель о существовании металла, безмерно превосходящего качеством лучшую сталь? – спросил торговец. – Притом, металла, более смертоносного для любой нежити, чем даже самородное серебро?
   – Кажется, слышал.
   – А слышал ли уважаемый имяхранитель, что при всех заслугах этот металл вдобавок не способен ранить Имени? Он проходит ноктиса насквозь, не причиняя вреда.
   – Вот как? – Иван достал еще две ассигнации и заметил: – Оказывается, совет дема Тростина стоит гораздо дороже, чем он оценил его сам. Я преклоняюсь перед вашей скромностью. Но, поверьте, совесть замучит меня, если я позволю вам терпеть убытки.
   – Я и сам себе этого никогда не позволю, – заявил Лео, принимая деньги.
   В этот момент тренькнул дверной колокольчик. Иван скосил глаза. В магазин входил новый посетитель, явный лаймит. Запахло апельсинами.
   «Вот кого не ждал здесь встретить, – удивился Иван. – На что миролюбивому лимонаду оружие?»
   Тростин смешно наморщил нос, с видимым неудовольствием сказал помощнику: «Займешься» и шмыгнул куда-то влево, поманив имяхранителя за собой.
   Между шкафами, стоящими дугой вдоль стены, обнаружился разрыв в пару шагов шириной, а за ним – дверца. Тростин отпер ее ключом, зажег свет. Осветилась лестница.
   Ступеньки привели их на второй этаж, в уютный кабинет, где возле кофейного столика стояли три кресла, старинные напольные часы с ленцой отсчитывали время, и где имелся чудный старинный же буфет. Наполнявшие его бутыли тоже, по видимости, не относились к самым последним годам выработки.
   – Металл, о котором идет речь, называется белой бронзой и производится единственной мастерской внутри Пределов, – сказал Тростин, разливая по крошечным рюмочкам темную жидкость, терпко пахнущую травами. – Надеюсь, не откажетесь от глотка знаменитого аринского бальзама?
   – Чин-чин, – сказал Иван вместо ответа, поднимая свою рюмочку на уровень глаз.
   – Чин-чин, – подхватил Тростин. – Кстати, можете звать меня просто Лео. – Он протянул руку.
   – Иван.
   Пальчики Лео, короткие и толстые, оказались сильны совсем нешуточно. Да и сам он, отринув профессиональную необходимость быть угодливым, как-то подтянулся. И сразу стало видно, что он не столь уж дороден и рыхловат. Скорее коренаст. Хитринка из глаз, впрочем, никуда не пропала.
   – Вне Пределов о белой бронзе не знают вообще, – заговорил Лео, промокнув платочком губы.
   Травяная настойка проскользнула в желудок гладенько, как бы сама собой, но там – взорвалась! Иван от неожиданности крякнул. Лео отвел смеющиеся глаза.
   – Ого, – с уважением сказал Иван. – Знатно.
   – Да, – согласился Лео. – Рецепту столько лет, что боюсь выговорить. Все равно не поверите. Никто не верит.
   – Слушайте, Лео, – начал Иван. – Подскажите, где бы мне обзавестись такой божественной влагой?
   – Боюсь, – отрицательно качнул головой тот, – такого продукта, как этот, вы не купите даже в Арине. Ни за какие деньги-с. Весьма сочувствую.
   – Так, может, у вас найдется бутылочка? – забросил Иван крючок. – Найдется же, сознайтесь.
   Лео хладнокровно промолчал, решив вместо ответа разлить бальзам сызнова. Получилось это настолько красноречиво, что имяхранитель был вынужден сдаться:
   – Ну, ладно. Не о бальзаме речь. Так что там насчет белой бронзы?
   Лео почесал лысину.
   – Я тут подумал… Что впустую языком молотить, расхваливая чужой товар? Да и не по правилам это. Я ж торговец. Дружба дружбой, а табачок-с, сами знаете, врозь… – Лео подмигнул. – Мастер Логун живет буквально в двух шагах отсюда. Заказы он предпочитает обговаривать до мельчайших тонкостей при личной встрече. Пойдете?
   – Пойду. – Иван поднялся. – В двух шагах – в какую сторону?
   – Стоп, стоп, повремените. Долой спешку, дружище. Аринский бальзам чертовски не любит, чтобы употребившие его тут же срывались с места и куда-то бежали. Может наказать. Вкусите лучше этих фруктов. – Лео подвинул Ивану вазочку с засахаренными дольками айвы. – А потом я пошлю с вами мальчика. Иначе старик может просто не пустить вас на двор. Иван, Иван, – он сделал отстраняющий знак рукой, видя, что имяхранитель потянулся к кофру, – остановитесь! Вы заплатили более чем достаточно. При желании дадите мальчику за труды. Только прошу, не балуйте его излишней щедростью. Чин-чин!..
* * *
   – А где этот… лимонад? – спросил Лео у помощника. Ивану показалось, что вопрос прозвучал преувеличенно громко, с некоторым вызовом. – Умотал?
   – Давно, – ответил мальчик. – Купил ту вчерашнюю пару клевангов да моток промасленной ветоши для ухода. На клинках и ярлыка-то пока нет. Я и загнул вдвое. А он все равно взял. Не вякнул даже. Вот деньги.
   Лео, неразборчиво бубня под нос, сгреб бумажки.
   – Клеванги? – вопросительно поднял брови Иван.
   – Яванские мечи. Так, ничего особенного, новодел. Гея, конец девятнадцатого века. Доставили извне… хм…. только вчера. Думаю, вы к таможенным службам отношения не имеете? – как бы мимоходом осведомился Лео.
   Иван активно замотал головой: ни малейшего! Лео усмехнулся:
   – Да я и не сомневался. Ну вот, в первую очередь, как всегда, контрабанду показали мне. Я и взял. А что, вещицы красивые… к тому ж экзотика! Хотя большой ценности не представляют. Нет-с, не представляют. Конечно, недурственно, что за двойную цену удалось сбыть… но все равно жалко. Э-эх, если бы не этому…
   – Лаймитов, вижу, не жалуете? – на правах приятеля заметил Иван. – Есть причина?
   – Да уж причин достаточно. Когда под боком изо дня в день шабаши да сатурналии, как еще относиться? Может, вы обратили внимание, что Арин окружен мандариновыми рощами. Наша законная гордость. Наряду с бальзамом, белой бронзой да, пожалуй, колбасами. Нет, Иван, кроме смеха, колбасы у нас просто превосходны. Поставляются к императорскому двору. Как и мандарины. Так вот, в позапрошлом году при закладке нового участка на беду откопали развалины какого-то строения. Скорей всего, в свое время это был самый обыкновенный сарай. Но лимонады решили по-иному. Дескать, древнейшее капище отцов-основателей. И катят теперь сюда отовсюду. Спасу нет. По ночам процессии с песнопениями устраивают, днем тоже не протолкнешься. А от запаха апельсинов меня уже мутит. Вот вам и все объяснение. Думаю, достаточно.
   – Вполне, – согласился Иван.
   – Валентин, – окликнул Лео помощника. – Проводишь нашего уважаемого гостя к эву Логуну. Держите, Иван. Подарок. – Тростин, забавно поиграв бровями, вытащил из кармана плоскую глиняную бутылочку с залитым сургучом горлышком. – То, что вы страстно желали купить. Знаете, – признался он вдруг с нетрезвой откровенностью, – вы мне чем-то понравились. Хоть и обломок, и выглядите – зверь зверем и шутите неуместно… Понравились, да-с! При случае заходите еще, буду рад. Честное слово. Эву Логуну мои приветы передавайте.
   Он повернулся и, ссутулившись, двинулся в другой зал.
   – Воспитанница у него к лимонадам сбежала, – вполголоса сказал Валентин, когда Лео скрылся за шкафами.
   – Она? – спросил Иван, показывая глазами на ближайший оптум.
   – Она, – подтвердил юноша.
   Ослепительная амазонка, словно подтверждая сказанное, под мелкое щелканье фантом-проектора встряхнула волосами.
   На улице Ивана поджидал Вик. Он сидел на корточках возле витрины и лениво поигрывал сам с собою в «пристенок». Увидев выходящего имяхранителя, подскочил, расцвел. Когда же из магазина появился завитой Валентин, Вик помрачнел. Иван еще раз поразился, насколько мальчишки похожи. Валентин, заметив чумазого двойника, сейчас же сделал вид, что кроме него и Ивана поблизости вообще никого нет. Кроме голубей, разве. Вик в долгу не остался. Явно напоказ длинно сплюнул сквозь зубы, процедил с ехидцей:
   – Ах, завитые затылочки, создания нежные, – и двинулся прочь развязной походочкой, подкидывая в воздух монетку да посвистывая.
   – Родственник? – спросил Иван.
   – Братец, – нехотя сказал Валентин. – Единоутробный.
   – Позор семьи? – посочувствовал Иван.
   – Да вы что, дяденька? – сказал Валентин, поправляя беленький отложной воротничок. – Обыкновенный шалопай. Позор семьи – я.
   Голос его прозвучал донельзя обыденно, но всякая охота к дальнейшим расспросам у Ивана пропала разом.
* * *
   Гребень забора, склепанного из широких металлических полос, был усажен частоколом длинных блестящих шипов, и Иван увидел его издали. Дом эва Логуна (из-за забора выглядывала только двускатная черепичная крыша с флюгером-петушком, да еще высокая, очевидно, кузнечная труба) стоял уединенно, надежно укоренившись на вершине крутого холма. Холм имел правильную куполообразную форму, снизу доверху был выложен брусчаткой и поэтому напоминал колоссальный черепаший панцирь. На нем не росло ни травинки, ни деревца.
   Окованная старым железом калитка вид имела тот же, что и ворота, то есть предельно недружелюбный. Валентин грохнул в нее ногой и звонко закричал:
   – Эй, дядька Логун! Кто-нибудь! Эге-гей! Лео вам заказчика нашел. Открывайте, говорю!
   Послышались шаги, но далеко не сразу. Тяжелые ворота растворились. Злющие черные кобели молча рванулись с цепей. Приземистый плечистый мужик с седыми моржовыми усами и могучим круглым брюхом – несомненно, полноименный, – окинув пришедших цепким взором, мотнул головой:
   – Входите.
   – Не, я не могу, – сказал мальчик, косясь на псов. – Надо возвращаться. Лео там один, да еще поддатый. Не приведи бог, лимонад в лавку зайдет. Греха потом не оберешься.
   Иван придержал его за плечо, сунул денежку.
   – Благодарствуйте! – Валентин слегка поклонился и затопал по брусчатке вниз.
   – Это вы эв Логун? – спросил Иван у «моржа».
   Тот кивнул.
   – Счастлив познакомиться! – сообщил Иван, широко улыбаясь (бальзам пробудил в нем небывалую обходительность). – Говорят, вы лучший оружейник внутри Пределов?
   – Вроде того, – подтвердил «морж». – В смысле, говорят. А раз так, отпираться не буду.
   – И правильно, – подхватил Иван, – и не отпирайтесь. Да и какого рожна?! Лучший, и весь сказ! И баста!
   – Лео, я гляжу, бальзама для тебя не пожалел, – сказал Логун, усмехаясь в усы. – На что тебе моя бронза?
   – Я имяхранитель, – гордо возвестил Иван.
   – Тогда понятно, – сказал Логун. – Идем-ка в дом, имяхранитель. Я тебя квасом напою.
* * *
   Логун управился за месяц.
   Кистень вышел в аккурат такой, как желалось Ивану. Полуаршинная рукоятка, туго обмотанная полоской материала, напоминала отлично выделанную кожу. Аршинная цепь поражала особенным чешуйчатым плетением – словно сброшенная змеиная шкура. Увесистый груз, которым оканчивалась цепь, был выполнен в виде крупной нераскрывшейся сосновой шишки, а металлическая пята рукоятки – в виде небольшого шара. Красота, практичность и безупречный вкус изготовителя ощущались с первого взгляда.
   Между прочим, на вид хваленая белая бронза была не белой, даже не бронзовой, а цвета стальной окалины «с искрой». Или, быть может, чугуна на свежем изломе. Точнее определить не удавалось – под разными углами зрения оттенки металла были разными. К тому же на поверхности играл синевато-серый «древесный» узор.
   – Испробуй, – предложил Логун, укрепляя в тисках деревянный брус толщиной почти что с руку. – Жогни по-мужицки.
   Иван испробовал. От раздробленного бруса полетела щепа. Загудел верстак.
   – А теперь я сам. Покажу кое-что. Дай-ка.
   Место разбитой деревяшки в тисках заняла шишка кистеня. Логун взял клещами внушительных размеров зубило, приставил острие к шишке, предусмотрительно отвернул лицо и скомандовал дюжему молотобойцу: «Легонько!»
   Не успел Иван опомниться, как тот ухнул по зубилу со всей молодецкой дури.
   Логун добродушно ругал молотобойца. Парень явно перестарался, и зубило постигла печальная участь бруса – от него осталась лишь пара крупных обломков да щепотка стальной крошки. На кистене же не было ни царапины.
   – Если ты, положим, думаешь, что я нарочно перекаленное зубило взял, – говорил мастер, пересчитывая деньги (у Ивана во время предварительного сговора челюсть отпала, когда он узнал, во сколько Логун оценивает свою работу), – зайди к кому другому. Попытай счастья. Вот, скажем, при локомотивном депо нормальная кузня. Попроси паровым молотом тюкнуть. Только вряд ли они согласятся. Мое клеймо им известное.
   – Ага, все верно, – сообщил мастер, бросив увесистую пачку декартов в железный ящик, доверху наполненный потрепанными и захватанными грязными пальцами чертежами. – А теперь гляди, какие потаенные хитрости я тебе в довесок изладил.
   Он взял кистень, совершил пальцами краткое вращательное движение, и вдруг со звуком скребущегося в спичечной коробке большого жука цепь выпрямилась. Чешуйки на ней вздыбились, превратившись в страшноватые заусенцы. Шишка на конце раскрылась «цветком» с десятками закругленных, даже на вид острых как бритва лезвий.
   – А?! – гордо воскликнул Логун.
   Иван изумленно ощупал цепочку, чудесным образом превратившуюся в твердую шершавую полосу. Упругая, но жесткая, точно полотно пилы.
   – Железо запросто пилить можно, – будто услышав его мысли, сказал Логун. – Про дерево и речи нет. А представь, если таким-то рашпилем, да, например, по шее… да с потягом… Вж-ж-жик! Метать еще можно, вроде дрота, но сперва потренироваться придется, конечно. Чтобы свою кожу не оберестить. «Цветком» можно метелить, как булавой. Да что я тебе говорю. Сам лучше меня разбираешься в подобных делах. Теперь понимаешь, за что такую цену ломлю?
   – Понимаю, – промычал Иван, облизывая палец. Решил остроту лепестка проверить. Проверил, называется. Не бритва это была, а горг знает что!
   – Это самое… говорю же, бережнее надо, – запоздало посоветовал Логун. – Пальцы-то обрежешь.
   – Пожалуй, тут не только пальцы потерять рискуешь, – мрачновато сказал Иван. – Опасная штука.
   – А ты чего хотел? – непритворно удивился мастер. – Оружие, поди-ка. Вроде как уд мужеский, – добавил он с усмешкой. – Если торчком – берегись, девки, бабы! А лишь повиснет, и не страшен никому. Глянь. – Логун опять произвел манипуляции с рукояткой. Цепочка опала, «цветок» закрылся, снова превратившись в шишку-бутон, и мастер… сунул его себе в рот, продемонстрировав поистине фантастическую ширину раскрытия челюстей. Усы грозно встали торчком. Потом рот закрылся.
   Иван покачал головой. Ему бы только на ярмарке выступать. Вместо льва, которому смельчаки голову в пасть кладут. Да и вообще, после сравнения с удом толкать кистень в рот…
   Логун между тем совершенно без опаски вытянул «шишку» назад, протащив сквозь плотно сжатые губы. Высунул язык, показывая, что цел. Затем взялся объяснять.
   – Вот, Ваня, смотри, тут на конце рукояти кольцо с насечкой. Придерживай его, покрепче только, а рукоятку вращай. Она пустотелая, внутри нее винт, от него тяга к цепи. А сама цепка двухслойная, в том весь и секрет. Принцип встречного натяжения. Видал, небось, как простую нитку с помощью согнутых бритвенных лезвий торчком ставят. Нет? Ну, потом покажу, если интересуешься. Чудну на первый-то взгляд. По часовой стрелке, значит, повернешь – цепь затвердеет, в пилу превратится. Обратно – станет по-прежнему. Так. Зажимы еще, тут и тут. Они подпружинены, утапливаются. Пригодятся для скрытого ношения: цепь клади вдоль рукоятки, вот эдак, а груз в выемку – и прижми пружинным усиком. Во! Рукава пошире, сунул внутрь, и топай куда надо! Главное, ни одна собака про секрет не догадается и дуэльное разрешение не затребует. Кистень и кистень. Длина и вес в пределах уложения, я нарочно справлялся. Хитро?
   – А то! – похвалил Иван. – Слушай, хитрюга, у меня к тебе еще дело появилось. Декартов на полста. Хочу заказать метательные диски из белой бронзы. Надо бы обсудить детали. Кваску нальешь?..
АРИН
Вчера. День
   – Я не работаю пламенеющих, – отчеканил Логун. – И никто из нашей фамилии не работал.
   – Удивительное дело, – задумчиво бросил Иван. – Никогда бы не подумал. На мой взгляд, нет лучшего способа для путного оружейника показать свое мастерство, чем выковать пламенеющий клинок. Насколько я могу судить, это очень сложное в изготовлении оружие. Ну, а чем сложнее, тем интересней, разве не так?
   – Так-то оно так. Только больно уж злое оружие. И мстительное. Нет, Ваня.
   – Брось, – сказал Иван. – Оружие не бывает ни злым, ни добрым. Думаю, тебя в этом убеждать не надо. Вспомни хотя бы, какую оказию ты для меня соорудил. Без единого слова. А ведь, казалось бы, куда уж страшнее. Все дело в руках владельца.
   Логун кивнул:
   – В руках, да. Это в первую очередь как раз твоей «оказии» касается.
   Иван с благодарной улыбкой наклонил голову.
   – Будет кланяться-то, – недовольно отмахнулся Логун, – это не комплимент, а признание факта. Всего лишь. Зато печальный факт, что пламенеющие мечи – фламберги чаще всего оказываются в руках именно негодяев, задолго до меня подмечен. «У кого помыслы прямы, у того и оружие прямое». Ну, и так далее. Читал дуэльный кодекс?
   – Не сподобился. Мне он ни к чему, – безразлично заметил Иван. – Рылом не выхожу в дуэлянты. – Он с видимым удовольствием отхлебнул из берестяной кружки, отдулся, утер губы большим пальцем. Похвалил: – До чего у тебя ядреный квас, Логун! Лучшего я не пил нигде. Только подобный. На Островах, у эва Сипухи. – И без перехода: – В том, что это были фламберги, я уверен.
   – Так же, как уверен в том, что они моей работы и ничьей другой? – Мастер невозмутимо цедил питье крошечными глотками.
   – Да.
   – Почему?
   – Качество. Ка-чест-во!
   – Подумаешь… Мы оба знаем хороших оружейников. На островах есть пара совсем неплохих мастеров. По-настоящему неплохих. Ах да, Сипуху ты навестил. Вальдераса, наверное, тоже. Не они?
   – Не-а.
   – Ну что ж, тогда на материке… по крайней мере, четверо ни в чем не уступят мне.
   – Почти, – поправил Иван.
   – Почти, – не жеманничая, согласился Логун. – Но разобрать детали в ночной схватке… Даже тебе… Усомнюсь, Ваня, уж не обессудь. И все-таки ты приехал сюда. Почему?
   – А вот поэтому. – Иван наклонился к кожаной сумке, лежавшей под стулом, покопался, вытащил небольшой продолговатый сверток. Положил на стол, развернул тряпицу.
   В тряпице оказался кистень. Его металлическое навершие, с ушком для цепи, было испещрено глубокими зарубинами. Цепь была рассечена натрое.
   Логун взял кистень. В лице его мелькнуло что-то вроде страдания. И руки, кажется, дрогнули. Он повертел оружие так и сяк, с преувеличенной бережностью положил назад.
   – Алмаска варит добрый булат, – сказал он глухо, в кружку. Глотки его больше не были мелкими. – Если постараться… если очень постараться…
   – Согласен, – кивнул Иван. – Алмас отменный мастер. Его сталью можно рубить все. Даже, наверное, твой металл. Но – сталью, Логун! Сталью.
   – Хочешь сказать, это была белая бронза? – оружейник поднял потемневшие глаза.
   – Точно, – безжалостно подытожил Иван. – Она.
   Логун медленно отодвинул кружку с недопитым квасом в сторону. Хрустнул сильными пальцами и положил руки перед собой – одна поверх другой. Угрюмо уставился на них, тяжело двигая челюстями.
   Ой-ой-ой, подумал Иван, что-то сейчас будет. Мужик горячий и с большущим самомнением. Как бы чего не отколол. Иван на всякий случай пошире расставил ноги и попробовал качнуться на стуле. Стул был тяжелым, поэтому, когда передние ножки оторвались от пола, Иван так и оставил их на весу. В крайнем случае, решил он, опрокинусь назад. Безопасно, зато эффектно и неожиданно.
   Вступать в драку с мастером он не собирался. Ни при каких обстоятельствах.
   Логун поднял глаза:
   – Нет, – сказал он хрипло. – Наверное, ты все-таки обознался, имяхранитель. – Повисла пауза, полная горечи. Пауза длилась и длилась. Горечь, кажется, проникла даже в квас. – Или для чего-то говоришь неправду. Нарочно.
   Иван прищурился и вопросительно посмотрел на него.
   – Да, я сказал эти слова. Да, имяхранитель. Можешь вызвать меня… А, помню, тебе не положено. Мне, в общем, тоже. Ну что ж, можешь не вызывать. Короче, поступай, как сочтешь нужным, но… я опровергаю твои слова. Категорически. Если угодно, при свидетелях. Запомни. Логуны. Не. Работают. Пламенеющих. Клинков! – Отчеканив эту фразу, оружейник понизил тон: – За триста сорок лет я поручусь. Нет, не головой – вот этими руками. Они дороже. Именем поручусь.
   Он поднес ладонь ко лбу. Лоб пересекала широкая полоса холщовой ленты, стянувшей длинные, пегие с проседью волосы. Лента была самой обыкновенной, даже слегка потрепанной. Но Иван видел: к льняному (да и любому другому) полотну она не имеет никакого отношения. Подтверждая его догадку, на повязке проступило, будто протлело без пламени и дыма, неровное оконце. Им открывался тоннель в иную вселенную. Тоннель тот казался колодцем, наполненным чем-то бурлящим, лиловым. Среди лилового мелькали белые искры, вились синие ленты, а по-над бурлением летал маленький, резко очерченный темный шарик. Затем шарик моргнул. Оказалось, это глаз, вроде птичьего.
   – Зря ты так, Логун, – негромко сказал Иван. – Именем клянешься, меня лжецом называешь. Спешишь поссориться. Зря.
   Он снова полез в сумку.
   Логун, предчувствуя недоброе, шумно вздохнул. Иван выпрямился, держа в руке еще один сверток, значительно длинней первого, с разрубленным кистенем. Мастер громко проскрежетал зубами. Ивана этим звуком пробрало до самого спинного мозга. Он торопливо разорвал упаковку. Хватит с него театральных речей и сценических эффектов! Перед кем комедию ломаешь, имяхранитель? Зачем?
   На верстак упала пара мечей с выгнутыми наружу крестовинами и простыми рукоятями. Клинки у мечей были обоюдоострыми и волнистыми, будто тонкие языки огня.
   Мечи легли, как на гербе, – правильным косым крестом.
   По мастерской поплыл чистый глубокий звон.
   Так могла звенеть только знаменитая белая бронза. Логуновская белая бронза.
   На «пороге» каждого из мечей – в том месте, где клинок, теряя заточку, погружается в рукоять, стояли клейма: вписанное в стилизованный молоточек короткое слово – «Лог».
   Логун сдавленно выдохнул: «Гулящая мать!» и со всего сердца ахнул ладонями по столу.
ГЕЛИОПОЛИС
Позавчера. Поздний вечер
   Идущего по параллельной улице человека Иван услышал давно, однако не насторожился. Жарко. Душно. Мало ли кому не спится. Не горг, и ладно.
   Оказалось – хуже горга. Намного хуже.
   Лохматый мужчина в матерчатой рогатой маске быка выскочил из проулка, как на пружинах; мечи уже были в руках. Он нырком ушел от пущенных Иваном фрез, перекатился через голову и устремился к ноктису. А тот стоял, раззявив рот, и хлопал глазами. То есть не хлопал, конечно, у него и век-то настоящих нет. Одни ресницы.
   Обронив бранное слово, Иван смел ноктиса за спину.
   Обруч для водящего уже катился.
   Взвыла, завилась, уплотняясь, тьма. Застучали по мостовой когти…
   Гигантский скорпион, само воплощение ужаса, вскинул клешни, заливая головогрудь потоками пузырящейся фосфоресцирующей слюны. Шипы, крючья и крючки, усеивающие сочленения, терлись со скрежетом о панцирь. Пустой медвежий череп на толстой змеиной шее вырастал из его спины.
   «Бык» потратил на него мгновение. Чиркнул кончиком меча по обручу – небрежно, почти не глядя, будто восьмерку нарисовал – и обруч развалился на четыре равных сегмента, катить которые дальше было невозможно. Осиротелый водящий бросился их ловить, все одновременно, и словно взорвался. Черный пепел быстро таял.
   Мечами «бык» владел виртуозно. Как и телом, отнюдь не тщедушным. Минотавр! Он был резок и очень мало уступал имяхранителю в силе удара. От выпрямленного в полосу кистеня (спасибо, Логун!) летели искры. Ивану было предельно трудно не идти на поводу у нападавшего. Мечи минотавра, чертящие замысловатый узор, как бы звали: за нами, следуй за нами! Веди свое оружие, повторяя эти пленяющие линии, тянись за нами, примкни, слейся с нашим танцем! Это было сродни гипнозу, к которому Иван оказался восприимчив, но стократ опасней. Не сон ждал поддавшегося – смерть.