Священны их дух и их кровь, что выплеснуты на алтари при пересечении дорог Демона и человека, собираемые воедино и трепетно в ужасающий Грааль дьявольского бессмертия бурлящего в хаосе существа. Не имеющим привязанностей в истекшей жизни, не имеющим более границ в осязаемом отрезке временного бытия, что связывали воедино пришедшего извне и нарождённого из человека, им остаётся утолить в себе жажду огня свежим пламенем, и выдохнуть пепел поверженного человека. Они возвращают к основам Зла всякое существо, осаждённое плотью рока в недрах погибели, погружаясь во глубь Тьмы, развёртываясь по спирали, разверзаясь по нисходящей, падая в бесконечности… Они форсируют жизнь самоотверженно и непреклонно, пульсируя над ней бездушными, но живыми, пылающими тенями апокалиптического Зла, не отступая ни перед чем, и даруя возможность пути следующим за ними… отдавая самих себя без остатка, погружаясь вовне этого мира, оставляя свою плоть висеть клочками на шипах терновника — украшать рваные знамёна, устрашать чернь этим символом разрушения человеческой природы…
Только тогда мы будем удовлетворены на данном этапе, только тогда изменится само существо того, чем мы владеем здесь, и изувеченный человек, ныне Демон, приблизится к Алтарю.
XXXIII
XXXIV
XXXV
Только тогда мы будем удовлетворены на данном этапе, только тогда изменится само существо того, чем мы владеем здесь, и изувеченный человек, ныне Демон, приблизится к Алтарю.
XXXIII
Священники вещают с амвона о том, что Ад гибелен. Их слова крушат молчание, глаза мечут молнии, их рты извергают громы и источают запах серы. Их цель — отвратить души от внешней Бездны. Они видят воплощение всех своих грез в умиротворении океана Зла. Они говорят, что лишение божественного Света, гибель души — это Ад. Они говорят — триумф греха и Смерти — это Ад. Их религия не позволяет им говорить иначе…
Они правы… но это — правота священников.
Они “охраняют” землю от распада и хаоса… Изгоняют мнимых бесов… Топят в крови здравое инакомыслие… Никогда не ведая того, что за чертой, никогда не вглядываясь в глаза своему отражению, ведомые instinctu divinitatisна крестные муки, на вечную жизнь, они бесполезны, как на кресте, так и под ним. При всех своих воинственных догматах, но слишком ограниченные, при всех своих “победоносных” реликвиях, но слишком зависящие от бога, слишком приближенные к нему, чтобы разглядеть и понять истинную величину могущества Сатаны… слишком зависящие от божественных причин… слишком очеловеченные, чтобы суметь стать достойными противниками Аду.
Загнавшие себя в западню между Смертью, плотью, богом и грехом, плодя осатаневших богов сумерек, они могут заставить других смотреть в глаза своему страху, но сами избегают видеть… Они утверждают — вне Церкви нет бога. Вне Церкви нет истины. Они также лгут, когда скрывают от людей, стареющих в избранных ими стенах, бога и истину.
Скользящие по поверхности, играющие с формами, боящиеся вторгаться в суть, соблюдающие опасные запреты, они создают запреты для других, изрекая вето, не имеющие значения. Слепое шествие человека в религии угодно их богам. Их собственный взгляд на грех, их взгляд на желание плоти самой познавать себя, не оставляет иной альтернативы, как новосотворённый грех и древнее лицемерие. Осязая грязь под сердцем, оставляя Ад, как наказание, Ад, как единственный и неизбежный выбор в отношении осуждённой ими души, они скорбят о невинных, оплакивая себя… залечивая орудием пытки болезнь души в больном мире.
Они подвержены слабости и порокам многих из людей.
Дай им Господь время… одно лишь время… Дай им имущество — они станут грязны и изворотливы, чтобы сохранить его. Дай им рабов, и они станут достойными того, чтобы впредь с ними обходились как с рабами. Дай им целую вечность и оставь их в покое… в жадной толпе… у трона…
Они говорят, что внутренняя чистота хранит их от мирских соблазнов. Они говорят, их внутренний храм свободен от нечистот, и непорочна святая плоть пред хищными глазами.… Когда невеста Христа стала женой государства, единственное, что не позволило нам использовать её по назначению, использовать её как шлюху — это наша врождённая чистоплотность.
Названные кроткими, они — возбудители воинствующей ксенофобии…
Ломать гордость надменных… Карать непристойных в своём познании… Мятеж духа, мятеж ума — вот то, против чего они выступают… вот то, что вечно над ними… чуждое… недосягаемое… голодное…
Их любовь — с привкусом человеческой морали, в испарениях слёз, в аромате Вечности, но нет и слова о чести в их бесконечных, праведных речах. Что могут знать они о ЧЕСТИ, чему могут научить, если всё, что возведено ими в разряд греха, обличает то, что невыносимо для их зависимого, рабского духа?
Им ли сравнивать между собой страдания безропотного раба и боль жестокого перерождения тех, кто каждый раз переступает через себя, полностью осознавая свой собственный выбор, принимая на себя всю ответственность за свой истинно мятежный, гордый, несгибаемый дух?
Им ли, прячущимся от ответственности под сенью креста, говорить о том, что гордый дух становится непрочен и слаб, когда добровольно избирает ту боль существования в чёрных, терзающих недрах не-бытия света и жизни, чтобы принять гибель, но не спасение, но только бы не молить о снисхождении того, кто требует бесчестья, кто предлагает прощение за отказ от мятежной воли?
Им ли, жрецам добровольного повиновения, оценить сполна этот peccatum mortale, когда возносятся над собой падшие в пропасть, не способные быть покорёнными, без тени надежды, без тени желания ценой своего смирения завершить бесконечное скольжение в этой необъятной обители, когда достигают своих глубин, становящиеся сильнее самого фатума, выражающие рабской религии своё аристократическое презрение, избирая ту безраздельную власть погибели, избирая ледяное мужество наследовать тот Ад, что представлен в святынях чёрным, тот Ад, чья суровая действительность превосходит все немеркнущие, ужасающие легенды о Нём.
Разве способны паразитирующие на своём боге и народе понять таких людей, обладающих звериным характером силы, звериным чутьём справедливости и бескомпромиссным пониманием своей чести, разве способны понимать и не страшиться сатанинской силы и гордости их неистребимого рода? Им ли, напрасным жрецам, постичь свободный дух Ада? Им ли понять сам Ад?
Кипящая, клокочущая, грязная пена бытия бьется об их рты.… Разве возможно говорить правду их языком? Разве можно знать, сколько ещё ловушек сплетёт их совесть? Сколько же их, языков, не знающих ни правды, ни молчания, вопрошающих, сколько осталось нам?… Погибель — наше Царство по праву, нам ли убояться Смерти?
Слёзы сожжённой ведьмы не останутся неотомщенными, можно разрушить логова, но не зарастают травой тропы ненависти… Истощающая пандемия, расползающаяся по земле, укрепляющаяся в склепах и храмах, проникающая во все углы земной реальности, удобряющая щедро и выгодно безутешную землю чёрной ложью и животной жестокостью, сплачивающая низкий народ под своей жадностью, — христианство, как способ организации их мира, как привычный оплот их бренного бытия, — только лишь насыщенный кровью плацдарм, земные условия для преображения бунтующего против небес человека.
В основе их религии многократное предательство в оправдание слабости божественного человека, в их союзе с богом нет безупречного начала, и в примирении их плоти со святым духом кровоточит стигматами проблема насильственного смирения их собственного человеческого тщеславия и любви к греху. В их войне с проявлениями Ада человеческое вмешательство исчерпано божественным, их творческая способность не выходит за пределы, в попытке проникнуть к тайнам мироздания, приблизиться к принципу сотворения всего в самостоятельном бунте, в бесчеловечной ответственности мятежного творца. Их война под венцом божественности человека ведётся нижайшим способом с тем, чтобы оправдать собственную неспособность самостоятельно вести свой измождённый компромиссами, бесплодный дух к неимоверным победам. Подлинная, яростная борьба чужда им и минует их, чуждых дерзости, за их собственной никчемностью.
Они не способны к ответственности на равных со своим богом правах, они не были вправе отстоять свой собственный Ад под игом божественной приязни, и лишь цепкий грех, растраченный потенциал, трофеи их тщеславного бесплодного возвышения — ведут их к возмездию в стороне от седой вражды, уводя от действительной схватки, что может оказаться единственным оправданием и итогом их внутренней немощности, оставляя их вне Сатаны, вне бога… вне всякой Ответственности.
Их слова об Аде лживы, как многие из их слов…
Их слова о справедливости тщетны. Кто будет судить бога? Кто станет палачом творца? Те, кто осудили его в своих сердцах, но вопреки божественной справедливости, ведут войну вне их правил. Остальные — вне их веры…
“Христос, владеющий ключами Бездны,
Христос, поправший Смерть и сокрушивший главу Ада,
Христос — царь небес, земли и Преисподней…”?! — Ад не знает Его.
Они правы… но это — правота священников.
Они “охраняют” землю от распада и хаоса… Изгоняют мнимых бесов… Топят в крови здравое инакомыслие… Никогда не ведая того, что за чертой, никогда не вглядываясь в глаза своему отражению, ведомые instinctu divinitatisна крестные муки, на вечную жизнь, они бесполезны, как на кресте, так и под ним. При всех своих воинственных догматах, но слишком ограниченные, при всех своих “победоносных” реликвиях, но слишком зависящие от бога, слишком приближенные к нему, чтобы разглядеть и понять истинную величину могущества Сатаны… слишком зависящие от божественных причин… слишком очеловеченные, чтобы суметь стать достойными противниками Аду.
Загнавшие себя в западню между Смертью, плотью, богом и грехом, плодя осатаневших богов сумерек, они могут заставить других смотреть в глаза своему страху, но сами избегают видеть… Они утверждают — вне Церкви нет бога. Вне Церкви нет истины. Они также лгут, когда скрывают от людей, стареющих в избранных ими стенах, бога и истину.
Скользящие по поверхности, играющие с формами, боящиеся вторгаться в суть, соблюдающие опасные запреты, они создают запреты для других, изрекая вето, не имеющие значения. Слепое шествие человека в религии угодно их богам. Их собственный взгляд на грех, их взгляд на желание плоти самой познавать себя, не оставляет иной альтернативы, как новосотворённый грех и древнее лицемерие. Осязая грязь под сердцем, оставляя Ад, как наказание, Ад, как единственный и неизбежный выбор в отношении осуждённой ими души, они скорбят о невинных, оплакивая себя… залечивая орудием пытки болезнь души в больном мире.
Они подвержены слабости и порокам многих из людей.
Дай им Господь время… одно лишь время… Дай им имущество — они станут грязны и изворотливы, чтобы сохранить его. Дай им рабов, и они станут достойными того, чтобы впредь с ними обходились как с рабами. Дай им целую вечность и оставь их в покое… в жадной толпе… у трона…
Они говорят, что внутренняя чистота хранит их от мирских соблазнов. Они говорят, их внутренний храм свободен от нечистот, и непорочна святая плоть пред хищными глазами.… Когда невеста Христа стала женой государства, единственное, что не позволило нам использовать её по назначению, использовать её как шлюху — это наша врождённая чистоплотность.
Названные кроткими, они — возбудители воинствующей ксенофобии…
Ломать гордость надменных… Карать непристойных в своём познании… Мятеж духа, мятеж ума — вот то, против чего они выступают… вот то, что вечно над ними… чуждое… недосягаемое… голодное…
Их любовь — с привкусом человеческой морали, в испарениях слёз, в аромате Вечности, но нет и слова о чести в их бесконечных, праведных речах. Что могут знать они о ЧЕСТИ, чему могут научить, если всё, что возведено ими в разряд греха, обличает то, что невыносимо для их зависимого, рабского духа?
Им ли сравнивать между собой страдания безропотного раба и боль жестокого перерождения тех, кто каждый раз переступает через себя, полностью осознавая свой собственный выбор, принимая на себя всю ответственность за свой истинно мятежный, гордый, несгибаемый дух?
Им ли, прячущимся от ответственности под сенью креста, говорить о том, что гордый дух становится непрочен и слаб, когда добровольно избирает ту боль существования в чёрных, терзающих недрах не-бытия света и жизни, чтобы принять гибель, но не спасение, но только бы не молить о снисхождении того, кто требует бесчестья, кто предлагает прощение за отказ от мятежной воли?
Им ли, жрецам добровольного повиновения, оценить сполна этот peccatum mortale, когда возносятся над собой падшие в пропасть, не способные быть покорёнными, без тени надежды, без тени желания ценой своего смирения завершить бесконечное скольжение в этой необъятной обители, когда достигают своих глубин, становящиеся сильнее самого фатума, выражающие рабской религии своё аристократическое презрение, избирая ту безраздельную власть погибели, избирая ледяное мужество наследовать тот Ад, что представлен в святынях чёрным, тот Ад, чья суровая действительность превосходит все немеркнущие, ужасающие легенды о Нём.
Разве способны паразитирующие на своём боге и народе понять таких людей, обладающих звериным характером силы, звериным чутьём справедливости и бескомпромиссным пониманием своей чести, разве способны понимать и не страшиться сатанинской силы и гордости их неистребимого рода? Им ли, напрасным жрецам, постичь свободный дух Ада? Им ли понять сам Ад?
Кипящая, клокочущая, грязная пена бытия бьется об их рты.… Разве возможно говорить правду их языком? Разве можно знать, сколько ещё ловушек сплетёт их совесть? Сколько же их, языков, не знающих ни правды, ни молчания, вопрошающих, сколько осталось нам?… Погибель — наше Царство по праву, нам ли убояться Смерти?
Слёзы сожжённой ведьмы не останутся неотомщенными, можно разрушить логова, но не зарастают травой тропы ненависти… Истощающая пандемия, расползающаяся по земле, укрепляющаяся в склепах и храмах, проникающая во все углы земной реальности, удобряющая щедро и выгодно безутешную землю чёрной ложью и животной жестокостью, сплачивающая низкий народ под своей жадностью, — христианство, как способ организации их мира, как привычный оплот их бренного бытия, — только лишь насыщенный кровью плацдарм, земные условия для преображения бунтующего против небес человека.
В основе их религии многократное предательство в оправдание слабости божественного человека, в их союзе с богом нет безупречного начала, и в примирении их плоти со святым духом кровоточит стигматами проблема насильственного смирения их собственного человеческого тщеславия и любви к греху. В их войне с проявлениями Ада человеческое вмешательство исчерпано божественным, их творческая способность не выходит за пределы, в попытке проникнуть к тайнам мироздания, приблизиться к принципу сотворения всего в самостоятельном бунте, в бесчеловечной ответственности мятежного творца. Их война под венцом божественности человека ведётся нижайшим способом с тем, чтобы оправдать собственную неспособность самостоятельно вести свой измождённый компромиссами, бесплодный дух к неимоверным победам. Подлинная, яростная борьба чужда им и минует их, чуждых дерзости, за их собственной никчемностью.
Они не способны к ответственности на равных со своим богом правах, они не были вправе отстоять свой собственный Ад под игом божественной приязни, и лишь цепкий грех, растраченный потенциал, трофеи их тщеславного бесплодного возвышения — ведут их к возмездию в стороне от седой вражды, уводя от действительной схватки, что может оказаться единственным оправданием и итогом их внутренней немощности, оставляя их вне Сатаны, вне бога… вне всякой Ответственности.
Их слова об Аде лживы, как многие из их слов…
Их слова о справедливости тщетны. Кто будет судить бога? Кто станет палачом творца? Те, кто осудили его в своих сердцах, но вопреки божественной справедливости, ведут войну вне их правил. Остальные — вне их веры…
“Христос, владеющий ключами Бездны,
Христос, поправший Смерть и сокрушивший главу Ада,
Христос — царь небес, земли и Преисподней…”?! — Ад не знает Его.
XXXIV
Есть два образа одних врат на пути к
преображению во Ад, для тех, кто должен их познать через себя, и тех, кому суждено принять их отчуждение…
Восходить на вершину значит ступать по собственному трупу… Уход во внешнюю Бездну и возвращение из Неё иным, позади, теперь, — когда созданы основания для движения над собой и обоснованы договоры существования вне жизни — невозможно примирение внутри себя с оставшейся неизжитой частью человеческой природы. В свершение ущерба заточённому свету, нужно быть бескомпромиссным ниспровергателем, разрушителем, завоевателем, тёмным творцом — тем, кто всегда восходит первым на вражеские стены…
Обретая право на свою чудовищную свободу, нужно самому быть, как Ад, безжалостным и непостижимым, хищником, сокрушившим столпы божественности, победителем, обретшим право быть достойным своих побед в пику уделу человека, творящего обоснования своих поражений, остающегося побеждённым. Запечатлев себя на вершине совершенства, храня в тайне от врагов свои изъяны, наслаждаясь каждым мигом чужого неведения, нужно ступать естественно и бесстыдно в древней наготе далее по одному Аду ведомым, несотворённым тропам, не считая возможным скрывать от себя правду… Подниматься на невыраженную в бытие вершину, от которой не отступиться в поражении склонённым, и не забыть горелого вкуса жертв победы.
Пребывать в Сатане — единственная наша реальность.
ЗдесьАд как способ.
Нам не утолить разгорающейся жажды внутри, мы можем только продолжить её на внешнее, и ответственность — то, что даёт возможность нам оставаться самими собой, что позволяет нам вновь открывать глубины, что позволяет нам черпать ил Смерти, и пусть проходят между строк ядовитые слова о том, что мы отравлены самой жизнью, нам не пристало отвергать плоды своей ревности, распространяясь всуе.
Вознесшись на вершину, нужно знать, что впереди пропасть этих вершин, обращённых в преисподнюю, нужно помнить, перед кем лежит твоя щедрость за это, лишь так можно сохранить благодарность тому, кто протянулся ступенями, чтобы было по чему ступать, устанавливая нерушимые связи от крайних глубин Бездны к сокровенному Дьяволу… Неоплатный долг при вратах Ада.
Necessitasи necare— родственны для того, кто обратился вовнутрь себя, кто, на руинах души возведя Цитадель, отстоял сердце тёмного доминиона. И чем, бесспорно, может владеть Бессмертный, кроме неизменной, однажды им избранной верности?
Только Ответственность делает истинно свободным. Только Честь позволяет сохранить эту Ответственность.
Ад — наша Честь и мера нашей Ответственности.
Для кого доказательством бытия Ада являются чудеса, тот будет обманут собой.
Кто испытывает страх перед своими глубинами, тот не постигнет Ада.
Сердце завоевателя должно быть раскаленной лавой, но и превращаясь в камень, оно должно оставаться открытым. Нужно слушать голос Дьявола глубоко внутри своих сердец, и только тогда вполне понимать друг друга. И только то вправе считать своим, что сумеешь превзойти в верности.
Воспринимая Ад без благости, таким, каков Он есть, не расправляя на себе тени Ада в складки удобных одеяний для людского естества, не отбрасывая призраков рассудка на внутренние полотна начал божественного совершенства, нужно твёрдо осознавать, нужно помнить, что извращение внешних форм способствует изменению внутренней сути, и нужно продолжать с суровой беспощадностью творить в себе метаморфозы, глубоко вгрызаясь в непогребённый тлен, выходя за грань в серебряной плоти неузнаваемо изменённого существа.
Проникая в изменённые масштабы, в неизмеримые перспективы, не умаляя Зла в постижении того, что можно испытать только собой, должно быть в развитии, превосходя собой все мотивы и возможности индивидуальной человеческой свободы, понимая — Ад невозможно насытить единственной человеческой душой, как невозможно ни объять Его разумом, ни увидеть глазами, только ощутить, но не объяснить беспомощной человеческой разумностью, ибо в нашем вчера Он будет уже другим для нас, чем сегодня.
Разрушая души, постигая беззаконие в чувствах, становясь опустошённым внутри, обглоданным до костей в хищной глубине, нужно помнить, что существует на руинах всего сущего, что нарождается в реальности Ада… Из множества — Единый… Ад… И должно твёрдо осознавать, выковывая себя во Ад, что единственная тропа выражения проклятого лежит через родство с изначальным проклятием.
Нужно уметь побеждать, и побеждать достойно, вечно познавая аспекты Ада — непостижимый Ад в Его непостижимой реальности, превыше всего ценя знание о том, что было вытравлено из бренной памяти и стёрто из ожидающего сердца, и быть ответственными перед собой, более чем когда-либо. Воздавая Аду, ничто не окажется малым на этом пути, и достоин чести брать тот, кто способен жертвовать в своём служении Знамени, Имени, Принципу и всему тому сокровенному в себе, что пребывает неизменным в Чести, в единожды данном обещании, в постижении цены изреченных единожды слов…
Наша хвала Сатане; Ода нашему дому…
Восходить на вершину значит ступать по собственному трупу… Уход во внешнюю Бездну и возвращение из Неё иным, позади, теперь, — когда созданы основания для движения над собой и обоснованы договоры существования вне жизни — невозможно примирение внутри себя с оставшейся неизжитой частью человеческой природы. В свершение ущерба заточённому свету, нужно быть бескомпромиссным ниспровергателем, разрушителем, завоевателем, тёмным творцом — тем, кто всегда восходит первым на вражеские стены…
Обретая право на свою чудовищную свободу, нужно самому быть, как Ад, безжалостным и непостижимым, хищником, сокрушившим столпы божественности, победителем, обретшим право быть достойным своих побед в пику уделу человека, творящего обоснования своих поражений, остающегося побеждённым. Запечатлев себя на вершине совершенства, храня в тайне от врагов свои изъяны, наслаждаясь каждым мигом чужого неведения, нужно ступать естественно и бесстыдно в древней наготе далее по одному Аду ведомым, несотворённым тропам, не считая возможным скрывать от себя правду… Подниматься на невыраженную в бытие вершину, от которой не отступиться в поражении склонённым, и не забыть горелого вкуса жертв победы.
Пребывать в Сатане — единственная наша реальность.
ЗдесьАд как способ.
Нам не утолить разгорающейся жажды внутри, мы можем только продолжить её на внешнее, и ответственность — то, что даёт возможность нам оставаться самими собой, что позволяет нам вновь открывать глубины, что позволяет нам черпать ил Смерти, и пусть проходят между строк ядовитые слова о том, что мы отравлены самой жизнью, нам не пристало отвергать плоды своей ревности, распространяясь всуе.
Вознесшись на вершину, нужно знать, что впереди пропасть этих вершин, обращённых в преисподнюю, нужно помнить, перед кем лежит твоя щедрость за это, лишь так можно сохранить благодарность тому, кто протянулся ступенями, чтобы было по чему ступать, устанавливая нерушимые связи от крайних глубин Бездны к сокровенному Дьяволу… Неоплатный долг при вратах Ада.
Necessitasи necare— родственны для того, кто обратился вовнутрь себя, кто, на руинах души возведя Цитадель, отстоял сердце тёмного доминиона. И чем, бесспорно, может владеть Бессмертный, кроме неизменной, однажды им избранной верности?
Только Ответственность делает истинно свободным. Только Честь позволяет сохранить эту Ответственность.
Ад — наша Честь и мера нашей Ответственности.
Для кого доказательством бытия Ада являются чудеса, тот будет обманут собой.
Кто испытывает страх перед своими глубинами, тот не постигнет Ада.
Сердце завоевателя должно быть раскаленной лавой, но и превращаясь в камень, оно должно оставаться открытым. Нужно слушать голос Дьявола глубоко внутри своих сердец, и только тогда вполне понимать друг друга. И только то вправе считать своим, что сумеешь превзойти в верности.
Воспринимая Ад без благости, таким, каков Он есть, не расправляя на себе тени Ада в складки удобных одеяний для людского естества, не отбрасывая призраков рассудка на внутренние полотна начал божественного совершенства, нужно твёрдо осознавать, нужно помнить, что извращение внешних форм способствует изменению внутренней сути, и нужно продолжать с суровой беспощадностью творить в себе метаморфозы, глубоко вгрызаясь в непогребённый тлен, выходя за грань в серебряной плоти неузнаваемо изменённого существа.
Проникая в изменённые масштабы, в неизмеримые перспективы, не умаляя Зла в постижении того, что можно испытать только собой, должно быть в развитии, превосходя собой все мотивы и возможности индивидуальной человеческой свободы, понимая — Ад невозможно насытить единственной человеческой душой, как невозможно ни объять Его разумом, ни увидеть глазами, только ощутить, но не объяснить беспомощной человеческой разумностью, ибо в нашем вчера Он будет уже другим для нас, чем сегодня.
Разрушая души, постигая беззаконие в чувствах, становясь опустошённым внутри, обглоданным до костей в хищной глубине, нужно помнить, что существует на руинах всего сущего, что нарождается в реальности Ада… Из множества — Единый… Ад… И должно твёрдо осознавать, выковывая себя во Ад, что единственная тропа выражения проклятого лежит через родство с изначальным проклятием.
Нужно уметь побеждать, и побеждать достойно, вечно познавая аспекты Ада — непостижимый Ад в Его непостижимой реальности, превыше всего ценя знание о том, что было вытравлено из бренной памяти и стёрто из ожидающего сердца, и быть ответственными перед собой, более чем когда-либо. Воздавая Аду, ничто не окажется малым на этом пути, и достоин чести брать тот, кто способен жертвовать в своём служении Знамени, Имени, Принципу и всему тому сокровенному в себе, что пребывает неизменным в Чести, в единожды данном обещании, в постижении цены изреченных единожды слов…
Наша хвала Сатане; Ода нашему дому…
XXXV
Мы — Змей, пронзающий вселенную, Saraph, принявший землю в свои бесчеловечные объятия… Нам дано рвать её порабощённые покровы и раздвигать чертоги погибели, бесконечно исторгая из себя иные миры и чужеродные пространства; её грубая плоть — наковальня для нашего успеха, и нам дано выковать сердца стальных големов, что сокрушат её скорлупы, нам дано вбить своими ударами в тартар её закостеневший дух… пожрать её сокровенные кости и выпить её замершую кровь… возобладать в решающем
coup de grace…
Вырезая из живой плоти губящие её принципы, извлекая на свет то ненасытное, исполинское чудовище, что сокрыто в сумерках земли, высвобождая её нелюбимое дитя из утаенной в тени обители, нежеланный плод её отягощённой, жаркой утробы, нам дано воплотить всех её многочисленных фантомов, и увидеть сошествие Зла в её истерзанную обитель… и принять кровавый итог бремени бессмертных в родовых конвульсиях холодной бесконечности…
Возобновлённым движением темнейших здесь, мы будем отмщены, невзирая на собственные утраты, шаг за шагом отнимая у земли её время, миг за мигом наблюдая, как вырастают хищники своей крови, как вырываются из чужих гнезд оперившиеся птенцы, вкушающие чужую боль и чужую радость, чужую смерть и чужие, вечные жизни. Мы можем нести свои тяжёлые диадемы, свои нелегкие победы, свои титанические скорби и бронзовые сигиллы вперёд, отмечая границы новых царств, расширяя пустоши новыми руинами; но что поможет нам отнять у земли её превосходящую слепую жестокость, сокрушить её тотемные, окровавленные столпы, что поможет нам самим не восстать в чёрном прахе тенями её былого бездушия, и не оказаться милосердней её погибели, что поможет нам не уповать на своё собственное бессмертие и нечеловеческий удел в непрерывном преодолении недостигнутого ею совершенства?…
Преследованием зыбких химер в ускользающем небе истоптаны её просторы, пустыми увлечениями и скотским равнодушием замараны небеса над ней, бесцельным существованием многих испещрены недра её святилищ, волчьим инстинктом замерли следы на холодной земле, зияющие раны преступного ожидания, когда же восстанут гении дьявольского духа, чтобы продолжить путь.
Нам дано продлить до беспредельности миг пожинающей время агонии, нам дано увидеть, как воля целого мира окажется неспособной поставить на колени единственного человека, противопоставляющего ей всех targalluсобственной дерзновенной воли; нам дано привести к главенству над человеческой судьбой мудрость его закалённого сердца, и принять его, как родственного нам, пожирающего свои креатуры, утоляющего свой терзающий голод в хищном метаболизме Зверя. Что воспрепятствует нам тогда вырвать проклятых сыновей земли из-под тягостной опеки погребальных сфер, и стравить с цепи всех демонов своего духа?…
Злая молодость человеческого мира играет его обломками и смотрится в глубины тёмных вод с нетерпением древнего порока, с непреклонностью искушённой старости превосходя себя в долгом возвращении к неразделённому могуществу за чертою греха и невинности; так ступают на марше в несгибаемых когортах суровые хищники скудной земли, обретающие себя в отвержении ценностей подневольного рода, в постижении истинной сущности войны, преодолевающие себя в демоническом преображении. У них усталые лица, им некогда быть молодыми в этой битве у врат Вечности. Их крепость готова испытать на себе всю мощь рухнувших на них стен, их человеческие дома догорают за их спинами, их воля нерушима, их честь не запятнана изменой…
Немногие, оставшиеся в живых, способны добровольно разделить тяжесть войны и осмелиться принять на свои плечи бесчеловечное бремя Дьявола, избирая жизнь, как подобие, но всё же жизнь, жизнь, лишённую радости жизни, неуютную жизнь на краю пропасти, но всё же жизнь, жизнь необходимую для них и неотъемлемую от Рока в Бездне. Они мудры и опасны своей жертвенностью, полной самоотдачей раскрываясь ради исключительной победы, нерастраченной глубиной своего природного могущества устремляясь в прорыв на ощетинившиеся кольями преграды. Глубокие шрамы, избороздившие их души, ущелья, наполненные первобытной Тьмой, демонстрируют — они будут неумолимы во всём, что касается их выбора, они неодолимы и не испытают страха перед лицом опасности. В непрерывной борьбе за будущее они разрушают себя, обрекая тех, кто рядом с ними, на неизбежную погибель, и мы не солжём им, принимая их разрушение как должное, как кровавую награду, как плату за труд, говоря им, что обладатели всей тьмы совершенств — не совершенны, но способны быть лучшими даже в этом сознательном несовершенстве.
Сменив множество обличий, перешагнув множество барьеров, вбирая души и лица, мы движемся неустанно, чтобы гарантировать непреходящую боль этого мира и олицетворять бессмертие своей Чести. Разве у Ада есть место иное, чем сердца Его сыновей? Разве у Ада есть иное обличие, чем их лица? Ад не есть плоть, ужасаемая собственными муками, Ад не есть мера наказания, Ад не есть рубеж, кроме тех высот, что способны быть достигнуты пламенем самой горящей души. Что есть Ад, как не сонмище тёмных душ в языческой гармонии изначальных, всех устремлённых, истинных, высочайших Зол.
Воистину, Ад многолик.
Ад в войне, Ад в мятежности, Ад в нашем состоянии. Наперсники войны, живые страницы памяти Велиара, пронизывают каждую пядь пространства очищающим страданием, заставляя трепетать каждую жалкую плоть, несомым ими неподкупным правосудием… Неизменно в движении пребудем мы до бесконечности… недосягаемо высоко… непостижимо близко…
Мы — Ад, для тех, кто ждёт Его от нас, для тех, кто не ждёт — мы жала Ада.
Мы не примем нищенствующих, что стоят на пороге, рассчитывая на чужие плечи; мы не переведём за черту желающих, чтобы их влекли за собой, соблазнённых сияющими не для них богатствами Ада. Им, кто прячется в объятиях незаслуженной любви и незаслуженной ненависти, мы не даруем отрезвляющий путь проклятой милости, мы не дадим им шанса продлить своё излишнее существование, но позволим им избегнуть многих опасностей нахождения среди нас, что будет только справедливым, ибо они не достойны Ада, как потерявшие право на обладание собой. Им не следовало забывать, что исходит пламенем у нас в сердцах, что создаёт бесконечных жертв этой чёрной земли, что создаёт из них жертв их собственного бессилия.
Многие желали, но не многие смогли стать достойными, не многие смогли стать действенными в этой войне между богом и собой, не многие смогли обрести себя в бестрепетности созидаемого характера, выходя на поединок под многочисленные мечи ненавистного врага; и в выборе того, кто остаётся в борьбе, быть ли Антихристом для Ада, или быть Антихристом во мнении толпы.
Когда они, те, кто влачат чужие жизни, перекладывают ответственность за всё Зло, пробуждаемое на земле, на чужие плечи — Дьявол идёт по их следу, но, когда они берут ответственность на себя, они следуют за Дьяволом, следуя чести Зверя, оделённые, не одинаковой для каждого, воинственной судьбой. Их должно ещё учить благородству. Их должно учить пониманию всех мыслимых потенциалов опыта приумножения Зла. Когда же, во имя всех проклятых, они научатся держать ответ перед собой, и никогда не призовут делать то, на что не способны сами?
В них, кто знает разрушительное бремя власти, но, кто пока только догадывается о подлинной природе демонической ответственности, возобладает нерушимая потребность призвать в себе дьявольский дух, и своя собственная способность к воплощению истинно сатанинской необходимости найдет продолжение в необратимых вспять трагических деяниях во Имя всех проклятых, примкнувших к этой войне. Власть для них — лишь синоним ответственности. Ступени власти — лишь шаги к ответственности… и знаки несмирённой, первородной крови.
К чему призывает насыщенность их внутреннего мира, если не к преодолению всех преград, к чему прорываются они и не боятся исчерпать глубину своего чувства, осознавая себя в зрелой любви к Дьяволу? Только глубокие воды непроницаемы, не дающие забвения тем немногим, кому дано преступить Рубикон своего человеческого права, не дающие наслаждения, не сулящие комфорта, выражающие себя в скупых, сдержанных обещаниях, в неусыпной строгости демонического бытия. У этих вод крутые берега и непокорный нрав, безжалостный и беспристрастный, неустрашимы те, кому предстоит участью сильных плыть против течения, стремясь к своему подлинному истоку… по направлению к Аду…
Эта предпочтённая борьба иссечёт ещё многих, разрушит иллюзии мистицизма вокруг истинно тайных знаний, и сомнёт ауры духовных лжецов. Не раз будет выбита из-под ног почва, и вывернуты наизнанку признанные доступными идеалы и, сочтённые незначительными, жертвы, бросаемые в топку для достижения действительных побед в схватке с сильным врагом, будут оценены по достоинству; будут развеяны дурманящие иллюзии жизни, увлекающие своими наваждениями, но никого не привлекут из окружения Смерти, никого не соблазнят, оставив лишь лучших, сильнейших, испытанных. Святотатство глупцов достойно презрения, только те, кто ведает во благо Ада ключами от судеб — достойны своей свободы, и будут благословенны Адом те, кто в человеческой действительности разверзают пропасть неприступности между человеческим и всем тем, что от Сатаны. В глазах Ада, в глазах собственных лучше им быть мёртвыми, чем доступными для притязаний всех ничтожных.
Подменяя слои за слоями, эта избирательная борьба перемешает понятия и растворит в пелене обыденности истинные представления. Не дар, но проклятие поселится в душах, присягнувших Тьме, и не одна ещё душа взалкает безопасных иллюзий и нерушимого покоя в стороне от границ вскипающих штормов непокорного прибоя войны… Но проклятие закалит то, что лежит в глубине, если верность, честь и непреклонность естества в приверженности огню Дьявола движут схождением в Бездну, и это проклятие не поколеблет, не раскрошит, а укрепит стержень благородной духовности.
Кто тогда осмелится бросить вызов и снять кровавую маску, обнажив своё истинное лицо за клинком en garde?.. Мы такие, какие есть… такие же, как Смерть, такие же, как Дьявол, такие же, как Бездна. IN SUO SPECIE. Горячие течения и неистовые бури Ада. Мы — губители, но не миротворцы, мы яд в крови Вселенной, но не бальзам на её незаживающие раны; мы не оставим для себя безмятежных пристанищ на выжженной земле, и наши дьявольские метаморфозы своим жестоким откровением не смогут послужить утешением покорной бытности умалённых притязаний божественной добродетели. Опровергая мифы, вероломствуя над предрассудками человечества в сознательном проницании чудовищных истин, мы исполняем свой долг и открываем врата навстречу всем ветрам постижения в избранных нами, действенных способах борьбы, в реализации своего потенциала, в олицетворении угрожающих первопричин древнего противостояния.
Сведя плоть о плоть, броню в броню, сердце против сердца в схватке с извечным врагом, нам дано разрешить исконный спор рассечением чуждых структур на пути провидимого возвращения к безраздельному величию, к изначальной власти, к исконному бытию всего живого и мёртвого, воплощённого и неведомого, в первозданном отсутствии невинности и греха, в неразделённой, единственной реальности, реальности SINE DEO…
Мы сами судьи своих намерений, и только Ад способен судить о наших Деяниях. Высвобождая из своей обезбоженной плоти, из глубин своих обезображенных душ жестокое творение своего несокрушимого Духа, неумолимое и могучее, мы воздвигаем чёрные бастионы Ада, что пронизывают все глубины и материи своим неиссякаемым потенциалом в неуклонном движении извечного Зла, взламывая границы духовной изоляции, сокрушая основы живого бога, из сердец обречённого мира вздымаясь яростью под знамёнами Асмодея, преображая всё вплоть до незыблемых алтарей Абаддон…
И где бы мы ни были, где бы ни был один из нас —
Мы остаёмся в верности Аду.
Мы остаёмся верны себе.
In Officio permanimus.
Вырезая из живой плоти губящие её принципы, извлекая на свет то ненасытное, исполинское чудовище, что сокрыто в сумерках земли, высвобождая её нелюбимое дитя из утаенной в тени обители, нежеланный плод её отягощённой, жаркой утробы, нам дано воплотить всех её многочисленных фантомов, и увидеть сошествие Зла в её истерзанную обитель… и принять кровавый итог бремени бессмертных в родовых конвульсиях холодной бесконечности…
Возобновлённым движением темнейших здесь, мы будем отмщены, невзирая на собственные утраты, шаг за шагом отнимая у земли её время, миг за мигом наблюдая, как вырастают хищники своей крови, как вырываются из чужих гнезд оперившиеся птенцы, вкушающие чужую боль и чужую радость, чужую смерть и чужие, вечные жизни. Мы можем нести свои тяжёлые диадемы, свои нелегкие победы, свои титанические скорби и бронзовые сигиллы вперёд, отмечая границы новых царств, расширяя пустоши новыми руинами; но что поможет нам отнять у земли её превосходящую слепую жестокость, сокрушить её тотемные, окровавленные столпы, что поможет нам самим не восстать в чёрном прахе тенями её былого бездушия, и не оказаться милосердней её погибели, что поможет нам не уповать на своё собственное бессмертие и нечеловеческий удел в непрерывном преодолении недостигнутого ею совершенства?…
Преследованием зыбких химер в ускользающем небе истоптаны её просторы, пустыми увлечениями и скотским равнодушием замараны небеса над ней, бесцельным существованием многих испещрены недра её святилищ, волчьим инстинктом замерли следы на холодной земле, зияющие раны преступного ожидания, когда же восстанут гении дьявольского духа, чтобы продолжить путь.
Нам дано продлить до беспредельности миг пожинающей время агонии, нам дано увидеть, как воля целого мира окажется неспособной поставить на колени единственного человека, противопоставляющего ей всех targalluсобственной дерзновенной воли; нам дано привести к главенству над человеческой судьбой мудрость его закалённого сердца, и принять его, как родственного нам, пожирающего свои креатуры, утоляющего свой терзающий голод в хищном метаболизме Зверя. Что воспрепятствует нам тогда вырвать проклятых сыновей земли из-под тягостной опеки погребальных сфер, и стравить с цепи всех демонов своего духа?…
Злая молодость человеческого мира играет его обломками и смотрится в глубины тёмных вод с нетерпением древнего порока, с непреклонностью искушённой старости превосходя себя в долгом возвращении к неразделённому могуществу за чертою греха и невинности; так ступают на марше в несгибаемых когортах суровые хищники скудной земли, обретающие себя в отвержении ценностей подневольного рода, в постижении истинной сущности войны, преодолевающие себя в демоническом преображении. У них усталые лица, им некогда быть молодыми в этой битве у врат Вечности. Их крепость готова испытать на себе всю мощь рухнувших на них стен, их человеческие дома догорают за их спинами, их воля нерушима, их честь не запятнана изменой…
Немногие, оставшиеся в живых, способны добровольно разделить тяжесть войны и осмелиться принять на свои плечи бесчеловечное бремя Дьявола, избирая жизнь, как подобие, но всё же жизнь, жизнь, лишённую радости жизни, неуютную жизнь на краю пропасти, но всё же жизнь, жизнь необходимую для них и неотъемлемую от Рока в Бездне. Они мудры и опасны своей жертвенностью, полной самоотдачей раскрываясь ради исключительной победы, нерастраченной глубиной своего природного могущества устремляясь в прорыв на ощетинившиеся кольями преграды. Глубокие шрамы, избороздившие их души, ущелья, наполненные первобытной Тьмой, демонстрируют — они будут неумолимы во всём, что касается их выбора, они неодолимы и не испытают страха перед лицом опасности. В непрерывной борьбе за будущее они разрушают себя, обрекая тех, кто рядом с ними, на неизбежную погибель, и мы не солжём им, принимая их разрушение как должное, как кровавую награду, как плату за труд, говоря им, что обладатели всей тьмы совершенств — не совершенны, но способны быть лучшими даже в этом сознательном несовершенстве.
Сменив множество обличий, перешагнув множество барьеров, вбирая души и лица, мы движемся неустанно, чтобы гарантировать непреходящую боль этого мира и олицетворять бессмертие своей Чести. Разве у Ада есть место иное, чем сердца Его сыновей? Разве у Ада есть иное обличие, чем их лица? Ад не есть плоть, ужасаемая собственными муками, Ад не есть мера наказания, Ад не есть рубеж, кроме тех высот, что способны быть достигнуты пламенем самой горящей души. Что есть Ад, как не сонмище тёмных душ в языческой гармонии изначальных, всех устремлённых, истинных, высочайших Зол.
Воистину, Ад многолик.
Ад в войне, Ад в мятежности, Ад в нашем состоянии. Наперсники войны, живые страницы памяти Велиара, пронизывают каждую пядь пространства очищающим страданием, заставляя трепетать каждую жалкую плоть, несомым ими неподкупным правосудием… Неизменно в движении пребудем мы до бесконечности… недосягаемо высоко… непостижимо близко…
Мы — Ад, для тех, кто ждёт Его от нас, для тех, кто не ждёт — мы жала Ада.
Мы не примем нищенствующих, что стоят на пороге, рассчитывая на чужие плечи; мы не переведём за черту желающих, чтобы их влекли за собой, соблазнённых сияющими не для них богатствами Ада. Им, кто прячется в объятиях незаслуженной любви и незаслуженной ненависти, мы не даруем отрезвляющий путь проклятой милости, мы не дадим им шанса продлить своё излишнее существование, но позволим им избегнуть многих опасностей нахождения среди нас, что будет только справедливым, ибо они не достойны Ада, как потерявшие право на обладание собой. Им не следовало забывать, что исходит пламенем у нас в сердцах, что создаёт бесконечных жертв этой чёрной земли, что создаёт из них жертв их собственного бессилия.
Многие желали, но не многие смогли стать достойными, не многие смогли стать действенными в этой войне между богом и собой, не многие смогли обрести себя в бестрепетности созидаемого характера, выходя на поединок под многочисленные мечи ненавистного врага; и в выборе того, кто остаётся в борьбе, быть ли Антихристом для Ада, или быть Антихристом во мнении толпы.
Когда они, те, кто влачат чужие жизни, перекладывают ответственность за всё Зло, пробуждаемое на земле, на чужие плечи — Дьявол идёт по их следу, но, когда они берут ответственность на себя, они следуют за Дьяволом, следуя чести Зверя, оделённые, не одинаковой для каждого, воинственной судьбой. Их должно ещё учить благородству. Их должно учить пониманию всех мыслимых потенциалов опыта приумножения Зла. Когда же, во имя всех проклятых, они научатся держать ответ перед собой, и никогда не призовут делать то, на что не способны сами?
В них, кто знает разрушительное бремя власти, но, кто пока только догадывается о подлинной природе демонической ответственности, возобладает нерушимая потребность призвать в себе дьявольский дух, и своя собственная способность к воплощению истинно сатанинской необходимости найдет продолжение в необратимых вспять трагических деяниях во Имя всех проклятых, примкнувших к этой войне. Власть для них — лишь синоним ответственности. Ступени власти — лишь шаги к ответственности… и знаки несмирённой, первородной крови.
К чему призывает насыщенность их внутреннего мира, если не к преодолению всех преград, к чему прорываются они и не боятся исчерпать глубину своего чувства, осознавая себя в зрелой любви к Дьяволу? Только глубокие воды непроницаемы, не дающие забвения тем немногим, кому дано преступить Рубикон своего человеческого права, не дающие наслаждения, не сулящие комфорта, выражающие себя в скупых, сдержанных обещаниях, в неусыпной строгости демонического бытия. У этих вод крутые берега и непокорный нрав, безжалостный и беспристрастный, неустрашимы те, кому предстоит участью сильных плыть против течения, стремясь к своему подлинному истоку… по направлению к Аду…
Эта предпочтённая борьба иссечёт ещё многих, разрушит иллюзии мистицизма вокруг истинно тайных знаний, и сомнёт ауры духовных лжецов. Не раз будет выбита из-под ног почва, и вывернуты наизнанку признанные доступными идеалы и, сочтённые незначительными, жертвы, бросаемые в топку для достижения действительных побед в схватке с сильным врагом, будут оценены по достоинству; будут развеяны дурманящие иллюзии жизни, увлекающие своими наваждениями, но никого не привлекут из окружения Смерти, никого не соблазнят, оставив лишь лучших, сильнейших, испытанных. Святотатство глупцов достойно презрения, только те, кто ведает во благо Ада ключами от судеб — достойны своей свободы, и будут благословенны Адом те, кто в человеческой действительности разверзают пропасть неприступности между человеческим и всем тем, что от Сатаны. В глазах Ада, в глазах собственных лучше им быть мёртвыми, чем доступными для притязаний всех ничтожных.
Подменяя слои за слоями, эта избирательная борьба перемешает понятия и растворит в пелене обыденности истинные представления. Не дар, но проклятие поселится в душах, присягнувших Тьме, и не одна ещё душа взалкает безопасных иллюзий и нерушимого покоя в стороне от границ вскипающих штормов непокорного прибоя войны… Но проклятие закалит то, что лежит в глубине, если верность, честь и непреклонность естества в приверженности огню Дьявола движут схождением в Бездну, и это проклятие не поколеблет, не раскрошит, а укрепит стержень благородной духовности.
Кто тогда осмелится бросить вызов и снять кровавую маску, обнажив своё истинное лицо за клинком en garde?.. Мы такие, какие есть… такие же, как Смерть, такие же, как Дьявол, такие же, как Бездна. IN SUO SPECIE. Горячие течения и неистовые бури Ада. Мы — губители, но не миротворцы, мы яд в крови Вселенной, но не бальзам на её незаживающие раны; мы не оставим для себя безмятежных пристанищ на выжженной земле, и наши дьявольские метаморфозы своим жестоким откровением не смогут послужить утешением покорной бытности умалённых притязаний божественной добродетели. Опровергая мифы, вероломствуя над предрассудками человечества в сознательном проницании чудовищных истин, мы исполняем свой долг и открываем врата навстречу всем ветрам постижения в избранных нами, действенных способах борьбы, в реализации своего потенциала, в олицетворении угрожающих первопричин древнего противостояния.
Сведя плоть о плоть, броню в броню, сердце против сердца в схватке с извечным врагом, нам дано разрешить исконный спор рассечением чуждых структур на пути провидимого возвращения к безраздельному величию, к изначальной власти, к исконному бытию всего живого и мёртвого, воплощённого и неведомого, в первозданном отсутствии невинности и греха, в неразделённой, единственной реальности, реальности SINE DEO…
Мы сами судьи своих намерений, и только Ад способен судить о наших Деяниях. Высвобождая из своей обезбоженной плоти, из глубин своих обезображенных душ жестокое творение своего несокрушимого Духа, неумолимое и могучее, мы воздвигаем чёрные бастионы Ада, что пронизывают все глубины и материи своим неиссякаемым потенциалом в неуклонном движении извечного Зла, взламывая границы духовной изоляции, сокрушая основы живого бога, из сердец обречённого мира вздымаясь яростью под знамёнами Асмодея, преображая всё вплоть до незыблемых алтарей Абаддон…
И где бы мы ни были, где бы ни был один из нас —
Мы остаёмся в верности Аду.
Мы остаёмся верны себе.
In Officio permanimus.