Босс побагровел.
– Это что, дерзость?
– Нет, не дерзость, дяденька, – сказал Алеша. – Просто я и мой друг, мы оба считаем, что миллионер – это всегда вор, если вокруг толпы бедняков. В мире есть правда и ложь, честь и бесчестье, справедливость и насилие. Стало быть, есть друзья и враги… Ответьте, вы нам друг или враг?
– Самый настоящий друг!
– Тогда зачем же вы лишили нас свободы и бросили в тюрьму?
– Потому что я хочу помочь вам правильно пользоваться свободой. Вы не знаете, что такое истинная демократия. Вы жертвы коммунистических догм.
– Но мы не хотим такого учителя, как вы, господин Гудмэн, – сказал Педро. – Мы хотим домой, на родину.
– У солидных людей дом там, где они живут, и родина – там, где им платят деньги. Я ваш друг и не хочу, чтобы вы делали глупости.
– Господин Гудмэн, – сказал Алеша, – вы хотите, чтобы мы считали вас другом и любые ваши действия принимали за заботу о себе?
– Именно так.
– Даже если вы заживо бросите нас в муравейник?
– Зачем же крайности? – рассердился Босс. – Мы деловые люди. Всякий, кто не умеет поддерживать деловых отношений, терпит фиаско… Вы извините, мои друзья, я вынужден подержать вас в тюрьме, пока вы не образумитесь и не поймете, что я ваш друг.
Он подал знак, появились охранники в масках и вновь отвели ребят в темную камеру.
ПУГАЮТ
СМЕРТЕЛЬНЫЙ РИСК
НА ВОЛЮ!
– Это что, дерзость?
– Нет, не дерзость, дяденька, – сказал Алеша. – Просто я и мой друг, мы оба считаем, что миллионер – это всегда вор, если вокруг толпы бедняков. В мире есть правда и ложь, честь и бесчестье, справедливость и насилие. Стало быть, есть друзья и враги… Ответьте, вы нам друг или враг?
– Самый настоящий друг!
– Тогда зачем же вы лишили нас свободы и бросили в тюрьму?
– Потому что я хочу помочь вам правильно пользоваться свободой. Вы не знаете, что такое истинная демократия. Вы жертвы коммунистических догм.
– Но мы не хотим такого учителя, как вы, господин Гудмэн, – сказал Педро. – Мы хотим домой, на родину.
– У солидных людей дом там, где они живут, и родина – там, где им платят деньги. Я ваш друг и не хочу, чтобы вы делали глупости.
– Господин Гудмэн, – сказал Алеша, – вы хотите, чтобы мы считали вас другом и любые ваши действия принимали за заботу о себе?
– Именно так.
– Даже если вы заживо бросите нас в муравейник?
– Зачем же крайности? – рассердился Босс. – Мы деловые люди. Всякий, кто не умеет поддерживать деловых отношений, терпит фиаско… Вы извините, мои друзья, я вынужден подержать вас в тюрьме, пока вы не образумитесь и не поймете, что я ваш друг.
Он подал знак, появились охранники в масках и вновь отвели ребят в темную камеру.
ПУГАЮТ
– Я умираю от жажды и голода, – сказал Педро. – Кажется, мы напрасно не пошли на компромисс, хотя бы для вида. Наелись бы, напились, а там было бы видно.
– Нет, – возразил Алеша. – Конечно, грязную лужу и скалу следует обходить. Но здесь речь идет о другом. Тот, кто стремится к достойной цели, не имеет права пользоваться недостойными средствами. Недостойные средства исключают достойную цель… И потом, у меня своя гордость: почему я должен уступать этому негодяю? По какому праву он издевается надо мной? Да кто он такой?
– Он более сильный.
– Он более сильный потому, что пользуется чужой силой, силой обманутых и купленных людей.
– Согласен. Но есть-то все равно хочется.
– А ты думаешь, Босс дал бы тебе поесть и попить, не получив твоей подписи под бумажкой, в которой ты отрекаешься от родины?
– Ладно, – со вздохом сказал Педро. – Буду терпеть. Патриа о муэрте! Родина или смерть!
Разговоры постепенно увяли – слабость одолела ребят. Но едва они задремали, послышался душераздирающий вопль и что-то тяжелое шлепнулось на цементный пол.
Ребята испуганно подняли головы. Возле одной из стен в лучах света, пробивавшегося неведомо откуда, лежал залитый кровью человек.
– За что они его? – прошептал Педро.
– Нас пугают, – сказал Алеша.
– Надо подойти к несчастному. Но у меня нет никаких сил.
Алеша поднялся и медленно приблизился к убитому. Глаза его дико смотрели прямо на Алешу. На груди темнела ножевая рана.
Алеша захотел обойти убитого и тут обратил внимание на легкую, почти не приметную радужную сетку, как бы обволакивающую все освещенное место. Протянул руки – нащупал гладкую поверхность. Она дрогнула и – дрогнула вся сцена.
– Ну, что там? – шепотом спросил Педро. – Он жив?
– Все это дешевка, Педро, это всего лишь голографическое изображение.
– Что это такое?
– Это фотография, сделанная с помощью лазерного луча. Она создает впечатление объемности, то есть имитирует действительность.
– Значит, господин Гудмэн нас пугает… Значит, сам чего-то боится…
Сознание того, что их не просто мучают жаждой и голодом, но что они борются за свою свободу, поддерживало ребят. Конечно, все разговоры прослушивались, но недруги не были настолько разворотливы, чтобы изменить заранее заготовленную программу психического воздействия.
Постепенно голограмма погасла, пространство заполнил вибрирующий звук, основная частота которого, вероятно, находилась ниже предела слышимости, однако звук сильно воздействовал на организм. Оба мальчика почувствовали страх, усталость, обреченность, потерянность: роковой звук изматывал какие-то важные центры.
– Держись, Педро, – прошептал Алеша. – Это тоже господин Гудмэн, наш лучший друг…
По потолку поползли сначала едва заметные волны света, чем-то напоминая проекцию «космоса» на цирковом куполе перед хитроумной программой. Вибрирующий звук усилился, все быстрее и быстрее ползли по потолку волны света, теперь уже резкого. Беспокойство нарастало, ребятам казалось, что вот-вот из темноты выскочит что-то ужасное.
И «что-то» выскочило.
Или, пожалуй, выползло.
Это было громадное существо, похожее на древнего ящера, – зеленоватая в складках и бородавках кожа, могучие чешуйчатые лапы, длинный хвост в костяных шипах, огромная пасть, усеянная несколькими рядами острых зубов. Но всего страшнее были глаза. Стеклянистые, равнодушные, они испускали зловещий свет.
Со свирепым рычанием зверь устремился на подростков.
– А-а-ай! – непроизвольно закричали оба и бросились в стороны.
Шлепая тяжелыми лапами, чудовище проскочило рядом, обдав волной смрада, и скрылось в противоположном углу.
– Я боюсь, боюсь, – зашептал Педро. – Слышишь, компаньеро, я боюсь этого зверя… По-мо-ги-те!
Алеша обеими руками обнял Педро, призывая его к мужеству, ободряя, говоря, что все это не настоящее, все подстроено. Но Педро не слушал, дрожал всем телом и умолял бежать. Бедняга, он был совсем истощен.
– Где он? Где он? – спрашивал Педро, порываясь вырваться. – Ах, там, ты видишь его горящие глаза? Он снова готовится к прыжку. Боже, мы погибли!..
Не выпуская из рук товарища, Алеша следил за желтоватыми огоньками, чувствовал близкое присутствие отвратительного существа. Он понимал, что это чучело, хитроумно сделанное чучело, и все же и сам чего-то боялся. Дикие вопли приводили его в трепет.
Страх воздействует всего сильнее, когда у человека есть или предполагается какой-либо выход, а когда выхода нет, человек тупеет, покоряется судьбе. Покоряется или, напротив, бросает ей вызов.
Еще раз промчавшись возле ребят, чудовище исчезло.
– Послушайте, дон Педро, – сказал Алеша. – Нет никакого смысла трепетать от страха. Надо бороться.
– Как? Ты же видишь, мы в руках негодяев!..
Но Алеша, возмущенный насилием, уже сверлил мыслью ту дырочку, которую предстояло расширить до спасательного лаза.
Оставив Педро, он прополз до центра камеры, где был слив: вероятно, истязатели время от времени готовили камеру для новых жертв, стало быть, убирали следы преступлений.
Мысль Алеши была такой: если время от времени пол камеры смывали водой, то, значит, время от времени приходилось чистить и сливную трубу. Вот ее и хотел исследовать Алеша – иного способа выбраться на свободу он не видел.
Добравшись до решетки, Алеша тщательно ощупал ее руками, пытаясь определить, как она крепится к полу. Упершись ногами, покрепче взялся за чугунный переплет и изо всех сил потянул вверх, всего на миллиметр решетка приподнялась над своим гнездом и вновь опустилась – руки не удержали ее. Но главное было сделано: Алеша убедился, что решетку можно снять и, стало быть, осмотреть сливную трубу: судя по величине решетки, труба была широкой, почти метровой. Конечно, лезть в нее было отчаянным, даже безрассудным риском. Но в их положении все казалось уже гибельным и безрассудным.
Он вернулся к Педро, зашептал в ухо:
– Помоги сдвинуть решетку со сливной трубы, хочу забраться в нее.
– Зачем? – также шепотом спросил Педро. – Это неминуемая и страшная смерть. Наверняка захлебнешься или задохнешься.
– Не совсем так, дон Педро… Я нашел в кармане еще моточек жилки. Она выдерживает не меньше двадцати фунтов. Ты будешь держать леску, а я буду подавать подергиванием постоянные сигналы. В случае опасности поможешь мне выбраться.
– Нет, – сказал Педро. – Не будем искушать судьбу. Не будем разлучаться, даже если нам суждено умереть.
– Покорно ждать смерти? Да пошли они… все к черту!
Он уговорил все-таки Педро. Вдвоем они добрались до решетки, рывком вытащили ее из гнезда и сдвинули к краю – старались не шуметь, догадываясь, что мучители подслушивают.
Алеша навязал Педро на запястье жилку и, свесившись вниз, ощупал сливную трубу. Она была скользкой, из нее пахло нечистотами. Куда она вела? В море? Море было, несомненно, где-то рядом. Если трубу очень заглубили, в ней постоянно должна стоять вода. Сколько нужно будет пронырнуть? Десяток метров?.. Если больше, тогда непременно захлебнешься в мерзкой жиже…
– Нет, – возразил Алеша. – Конечно, грязную лужу и скалу следует обходить. Но здесь речь идет о другом. Тот, кто стремится к достойной цели, не имеет права пользоваться недостойными средствами. Недостойные средства исключают достойную цель… И потом, у меня своя гордость: почему я должен уступать этому негодяю? По какому праву он издевается надо мной? Да кто он такой?
– Он более сильный.
– Он более сильный потому, что пользуется чужой силой, силой обманутых и купленных людей.
– Согласен. Но есть-то все равно хочется.
– А ты думаешь, Босс дал бы тебе поесть и попить, не получив твоей подписи под бумажкой, в которой ты отрекаешься от родины?
– Ладно, – со вздохом сказал Педро. – Буду терпеть. Патриа о муэрте! Родина или смерть!
Разговоры постепенно увяли – слабость одолела ребят. Но едва они задремали, послышался душераздирающий вопль и что-то тяжелое шлепнулось на цементный пол.
Ребята испуганно подняли головы. Возле одной из стен в лучах света, пробивавшегося неведомо откуда, лежал залитый кровью человек.
– За что они его? – прошептал Педро.
– Нас пугают, – сказал Алеша.
– Надо подойти к несчастному. Но у меня нет никаких сил.
Алеша поднялся и медленно приблизился к убитому. Глаза его дико смотрели прямо на Алешу. На груди темнела ножевая рана.
Алеша захотел обойти убитого и тут обратил внимание на легкую, почти не приметную радужную сетку, как бы обволакивающую все освещенное место. Протянул руки – нащупал гладкую поверхность. Она дрогнула и – дрогнула вся сцена.
– Ну, что там? – шепотом спросил Педро. – Он жив?
– Все это дешевка, Педро, это всего лишь голографическое изображение.
– Что это такое?
– Это фотография, сделанная с помощью лазерного луча. Она создает впечатление объемности, то есть имитирует действительность.
– Значит, господин Гудмэн нас пугает… Значит, сам чего-то боится…
Сознание того, что их не просто мучают жаждой и голодом, но что они борются за свою свободу, поддерживало ребят. Конечно, все разговоры прослушивались, но недруги не были настолько разворотливы, чтобы изменить заранее заготовленную программу психического воздействия.
Постепенно голограмма погасла, пространство заполнил вибрирующий звук, основная частота которого, вероятно, находилась ниже предела слышимости, однако звук сильно воздействовал на организм. Оба мальчика почувствовали страх, усталость, обреченность, потерянность: роковой звук изматывал какие-то важные центры.
– Держись, Педро, – прошептал Алеша. – Это тоже господин Гудмэн, наш лучший друг…
По потолку поползли сначала едва заметные волны света, чем-то напоминая проекцию «космоса» на цирковом куполе перед хитроумной программой. Вибрирующий звук усилился, все быстрее и быстрее ползли по потолку волны света, теперь уже резкого. Беспокойство нарастало, ребятам казалось, что вот-вот из темноты выскочит что-то ужасное.
И «что-то» выскочило.
Или, пожалуй, выползло.
Это было громадное существо, похожее на древнего ящера, – зеленоватая в складках и бородавках кожа, могучие чешуйчатые лапы, длинный хвост в костяных шипах, огромная пасть, усеянная несколькими рядами острых зубов. Но всего страшнее были глаза. Стеклянистые, равнодушные, они испускали зловещий свет.
Со свирепым рычанием зверь устремился на подростков.
– А-а-ай! – непроизвольно закричали оба и бросились в стороны.
Шлепая тяжелыми лапами, чудовище проскочило рядом, обдав волной смрада, и скрылось в противоположном углу.
– Я боюсь, боюсь, – зашептал Педро. – Слышишь, компаньеро, я боюсь этого зверя… По-мо-ги-те!
Алеша обеими руками обнял Педро, призывая его к мужеству, ободряя, говоря, что все это не настоящее, все подстроено. Но Педро не слушал, дрожал всем телом и умолял бежать. Бедняга, он был совсем истощен.
– Где он? Где он? – спрашивал Педро, порываясь вырваться. – Ах, там, ты видишь его горящие глаза? Он снова готовится к прыжку. Боже, мы погибли!..
Не выпуская из рук товарища, Алеша следил за желтоватыми огоньками, чувствовал близкое присутствие отвратительного существа. Он понимал, что это чучело, хитроумно сделанное чучело, и все же и сам чего-то боялся. Дикие вопли приводили его в трепет.
Страх воздействует всего сильнее, когда у человека есть или предполагается какой-либо выход, а когда выхода нет, человек тупеет, покоряется судьбе. Покоряется или, напротив, бросает ей вызов.
Еще раз промчавшись возле ребят, чудовище исчезло.
– Послушайте, дон Педро, – сказал Алеша. – Нет никакого смысла трепетать от страха. Надо бороться.
– Как? Ты же видишь, мы в руках негодяев!..
Но Алеша, возмущенный насилием, уже сверлил мыслью ту дырочку, которую предстояло расширить до спасательного лаза.
Оставив Педро, он прополз до центра камеры, где был слив: вероятно, истязатели время от времени готовили камеру для новых жертв, стало быть, убирали следы преступлений.
Мысль Алеши была такой: если время от времени пол камеры смывали водой, то, значит, время от времени приходилось чистить и сливную трубу. Вот ее и хотел исследовать Алеша – иного способа выбраться на свободу он не видел.
Добравшись до решетки, Алеша тщательно ощупал ее руками, пытаясь определить, как она крепится к полу. Упершись ногами, покрепче взялся за чугунный переплет и изо всех сил потянул вверх, всего на миллиметр решетка приподнялась над своим гнездом и вновь опустилась – руки не удержали ее. Но главное было сделано: Алеша убедился, что решетку можно снять и, стало быть, осмотреть сливную трубу: судя по величине решетки, труба была широкой, почти метровой. Конечно, лезть в нее было отчаянным, даже безрассудным риском. Но в их положении все казалось уже гибельным и безрассудным.
Он вернулся к Педро, зашептал в ухо:
– Помоги сдвинуть решетку со сливной трубы, хочу забраться в нее.
– Зачем? – также шепотом спросил Педро. – Это неминуемая и страшная смерть. Наверняка захлебнешься или задохнешься.
– Не совсем так, дон Педро… Я нашел в кармане еще моточек жилки. Она выдерживает не меньше двадцати фунтов. Ты будешь держать леску, а я буду подавать подергиванием постоянные сигналы. В случае опасности поможешь мне выбраться.
– Нет, – сказал Педро. – Не будем искушать судьбу. Не будем разлучаться, даже если нам суждено умереть.
– Покорно ждать смерти? Да пошли они… все к черту!
Он уговорил все-таки Педро. Вдвоем они добрались до решетки, рывком вытащили ее из гнезда и сдвинули к краю – старались не шуметь, догадываясь, что мучители подслушивают.
Алеша навязал Педро на запястье жилку и, свесившись вниз, ощупал сливную трубу. Она была скользкой, из нее пахло нечистотами. Куда она вела? В море? Море было, несомненно, где-то рядом. Если трубу очень заглубили, в ней постоянно должна стоять вода. Сколько нужно будет пронырнуть? Десяток метров?.. Если больше, тогда непременно захлебнешься в мерзкой жиже…
СМЕРТЕЛЬНЫЙ РИСК
Отступать было уже некуда.
Исследовав еще раз свои карманы, Алеша нашел небольшую гайку.
Бросил ее в трубу, прислушиваясь.
Раздался сухой звук. Это во много раз увеличивало шансы.
– Ну, держись, дон Педро, – прошептал Алеша. – И запомни: сдвоенное подергивание – все в порядке, строенное – беда.
Держась за края трубы, Алеша повисел некоторое время, а потом, решившись, отпустил руки. В тот именно момент, когда он падал вниз, инстинкт подсказал ему, что сделана непростительная ошибка и выбраться из трубы он уже никогда не сумеет: не выдержит леска, да и у Педро не найдется таких сил, чтобы вытащить.
Вертикальная часть трубы оказалась небольшой: метра два с половиной. Дохнуло смрадом и сыростью. С отчаянием обреченного Алеша стал продвигаться по мокрой трубе, шаря впереди себя босыми ногами. Темнота давила на психику. Алеша сматывал с руки жилку, зная, что всей его затеи хватит только на ее длину…
Еще метр. Еще. То ли от голода и слабости, то ли от канализационных запахов кружилась голова. Порою Алеша был близок к тому, чтобы отказаться вовсе от борьбы и сдаться на милость Босса – будь что будет. Но Алеша знал, что победа приходит часто на самом пределе сил, приходит тогда, когда тяжелее всего сделать последний шаг на пути к ней, и – не сдавался.
Еще метр. Еще… Дергая леску, Алеша подавал знак Педро, что все в порядке. В ответ слышал подергивания. Этот многозначительный разговор, эта отчаянная связь между друзьями была такой важной, такой необходимой. Кажется, лишись Алеша этой связи, он перестал бы искушать судьбу, лег бы на дно трубы и стал бы покорно дожидаться смерти.
Но ответные сигналы шли – там, на другом конце лески, ждал Педро, и, как видно, у него появилась какая-то надежда, если он подергивал все чаще. Он беспокоился об Алеше, и Алеша не мог отречься от своего долга.
Еще метр. Еще… И вдруг Алеше показалось, будто слабый рассеянный свет забрезжил. Он с силой зажмуривался, пробовал сосредоточиться, но ему все мерещился живой свет – откуда он здесь, в этой крысиной норе?
Ага, вот оно что: над головой Алеши чуть-чуть светилась решетка! Но она была ближе, гораздо ближе – в двух метрах от продольной трубы, а может, и еще меньше. Алеша поднялся на ноги, чувствуя, что теперь уже окончательно задыхается, что бетон напрочь душит его.
«Ну, вот и все, – мелькнуло в сознании. – Зачем-то уцелел во время авиакатастрофы. Глупо все, глупо…»
Педро дергал леску, но у Алеши не было сил ответить.
Гаснущим сознанием, какою-то таинственной и неизвестной его стороной он почуял, однако, что не один, что где-то рядом должен быть, должен быть другой человек.
– Товарищ, – позвал он по-русски. – Помогите, товарищ…
Над головой зашаркали шаги, спросили по-испански:
– Кто-то что-то сказал?.. Эй, мне померещилось, что ли?
«Мне померещилось», – спокойно уже, совсем спокойно отметил про себя Алеша. Ноги подкосились, он сполз вниз, ударившись затылком о бетонную трубу. Боль пробудила угасающее сознание, и это спасло его.
Как во сне, увидел он лицо усатого человека, наклонившегося над решеткой.
– Кто там? – тихо спрашивал человек. – Эй, кто там, ответьте!
Человек смотрел из освещенной камеры и, понятное дело, не мог видеть, что было там, под решеткой. Но он явственно расслышал человеческий голос.
– Кто там?
– Это я, Алеша.
– Кто? Плохо слышу.
Но Алеша уже очнулся – дергалась к тому же леска: Педро в тревоге требовал ответа. И голос, голос звучал, обещая спасение.
– Это я, – едва не плача от радости, сказал Алеша по-испански. – Я узник Босса, помогите мне, я погибаю!
– Боже мой, – возбужденно зашептал человек. – Умоляю вас, говорите тише, тут неподалеку стража… Ободритесь, друг мой, я сделаю все, что в моих силах…
Вскоре незнакомец уже знал в общих чертах о злоключениях бедных кубинцев и Алеши. И Алеша услыхал историю человека, томившегося в тюрьме.
Его звали Агостино, он был одним из вождей новой гаитянской оппозиции. Когда-то Агостино вел борьбу против режима диктатора Дювалье, потом поднимал людей против так называемого триумвирата, при котором на Гаити оставалась та же прежняя полная зависимость от американских монополий.
– Через час сюда придут мои истязатели, – сказал Агостино. – Я многого не знаю, но уверен, что канализационная труба, в которую вы проникли, выходит в море, это в немногих метрах отсюда. В отлив она почти обнажается, в прилив дело похуже… Помогите мне убрать мою решетку: снизу она схвачена болтами…
Энергию человека – и это замечательное чудо природы! – определяют цели его действия. Чем значительнее цель, тем больше сил она высвобождает. Тот, кто поставил перед собою великую цель, достигает многого: становится ученым, изобретателем, проповедником, поэтом, подвижником…
Теперь от Алеши зависела жизнь еще одного доброго человека – борца за свободу народа, и он сумел взять себя в руки.
– Воды, – попросил он, – дайте хотя бы глоток воды, и я тотчас примусь за дело.
Вода нашлась, прямо в рот Алеше полилась тонкая струйка из пластмассовой банки. Он глотал воду и не понимал, утоляет или, наоборот, только обостряет жажду.
Передохнув, Алеша ощупал болты, на которых держалась решетка в камере узника. Их было четыре, и затянуты они были большими гайками.
– Гайки, наверное, заржавели, без ключа не подступиться.
– Болты бронзовые, – объяснил Агостино. – Должно быть, и гайки тоже. Они не ржавеют…
Две гайки Алеша отвинтил довольно быстро. Они, действительно, были бронзовые, но остальные две никак не поддавались. А время, между тем, летело неумолимо, и каждую минуту могло случиться непредвиденное, что перечеркнуло бы все слабые надежды на спасение.
– Ладно, – сказал Агостино, и в голосе его было столько печали, что Алеша содрогнулся. – Забудьте обо мне, спасайтесь сами. Если выберетесь на свободу, передайте весть об Агостино в Порт-о-Пренс. Меня пытают уже целый год, но я держусь, я не сломлен. Пока я жив, они не победят…
Исследовав еще раз свои карманы, Алеша нашел небольшую гайку.
Бросил ее в трубу, прислушиваясь.
Раздался сухой звук. Это во много раз увеличивало шансы.
– Ну, держись, дон Педро, – прошептал Алеша. – И запомни: сдвоенное подергивание – все в порядке, строенное – беда.
Держась за края трубы, Алеша повисел некоторое время, а потом, решившись, отпустил руки. В тот именно момент, когда он падал вниз, инстинкт подсказал ему, что сделана непростительная ошибка и выбраться из трубы он уже никогда не сумеет: не выдержит леска, да и у Педро не найдется таких сил, чтобы вытащить.
Вертикальная часть трубы оказалась небольшой: метра два с половиной. Дохнуло смрадом и сыростью. С отчаянием обреченного Алеша стал продвигаться по мокрой трубе, шаря впереди себя босыми ногами. Темнота давила на психику. Алеша сматывал с руки жилку, зная, что всей его затеи хватит только на ее длину…
Еще метр. Еще. То ли от голода и слабости, то ли от канализационных запахов кружилась голова. Порою Алеша был близок к тому, чтобы отказаться вовсе от борьбы и сдаться на милость Босса – будь что будет. Но Алеша знал, что победа приходит часто на самом пределе сил, приходит тогда, когда тяжелее всего сделать последний шаг на пути к ней, и – не сдавался.
Еще метр. Еще… Дергая леску, Алеша подавал знак Педро, что все в порядке. В ответ слышал подергивания. Этот многозначительный разговор, эта отчаянная связь между друзьями была такой важной, такой необходимой. Кажется, лишись Алеша этой связи, он перестал бы искушать судьбу, лег бы на дно трубы и стал бы покорно дожидаться смерти.
Но ответные сигналы шли – там, на другом конце лески, ждал Педро, и, как видно, у него появилась какая-то надежда, если он подергивал все чаще. Он беспокоился об Алеше, и Алеша не мог отречься от своего долга.
Еще метр. Еще… И вдруг Алеше показалось, будто слабый рассеянный свет забрезжил. Он с силой зажмуривался, пробовал сосредоточиться, но ему все мерещился живой свет – откуда он здесь, в этой крысиной норе?
Ага, вот оно что: над головой Алеши чуть-чуть светилась решетка! Но она была ближе, гораздо ближе – в двух метрах от продольной трубы, а может, и еще меньше. Алеша поднялся на ноги, чувствуя, что теперь уже окончательно задыхается, что бетон напрочь душит его.
«Ну, вот и все, – мелькнуло в сознании. – Зачем-то уцелел во время авиакатастрофы. Глупо все, глупо…»
Педро дергал леску, но у Алеши не было сил ответить.
Гаснущим сознанием, какою-то таинственной и неизвестной его стороной он почуял, однако, что не один, что где-то рядом должен быть, должен быть другой человек.
– Товарищ, – позвал он по-русски. – Помогите, товарищ…
Над головой зашаркали шаги, спросили по-испански:
– Кто-то что-то сказал?.. Эй, мне померещилось, что ли?
«Мне померещилось», – спокойно уже, совсем спокойно отметил про себя Алеша. Ноги подкосились, он сполз вниз, ударившись затылком о бетонную трубу. Боль пробудила угасающее сознание, и это спасло его.
Как во сне, увидел он лицо усатого человека, наклонившегося над решеткой.
– Кто там? – тихо спрашивал человек. – Эй, кто там, ответьте!
Человек смотрел из освещенной камеры и, понятное дело, не мог видеть, что было там, под решеткой. Но он явственно расслышал человеческий голос.
– Кто там?
– Это я, Алеша.
– Кто? Плохо слышу.
Но Алеша уже очнулся – дергалась к тому же леска: Педро в тревоге требовал ответа. И голос, голос звучал, обещая спасение.
– Это я, – едва не плача от радости, сказал Алеша по-испански. – Я узник Босса, помогите мне, я погибаю!
– Боже мой, – возбужденно зашептал человек. – Умоляю вас, говорите тише, тут неподалеку стража… Ободритесь, друг мой, я сделаю все, что в моих силах…
Вскоре незнакомец уже знал в общих чертах о злоключениях бедных кубинцев и Алеши. И Алеша услыхал историю человека, томившегося в тюрьме.
Его звали Агостино, он был одним из вождей новой гаитянской оппозиции. Когда-то Агостино вел борьбу против режима диктатора Дювалье, потом поднимал людей против так называемого триумвирата, при котором на Гаити оставалась та же прежняя полная зависимость от американских монополий.
– Через час сюда придут мои истязатели, – сказал Агостино. – Я многого не знаю, но уверен, что канализационная труба, в которую вы проникли, выходит в море, это в немногих метрах отсюда. В отлив она почти обнажается, в прилив дело похуже… Помогите мне убрать мою решетку: снизу она схвачена болтами…
Энергию человека – и это замечательное чудо природы! – определяют цели его действия. Чем значительнее цель, тем больше сил она высвобождает. Тот, кто поставил перед собою великую цель, достигает многого: становится ученым, изобретателем, проповедником, поэтом, подвижником…
Теперь от Алеши зависела жизнь еще одного доброго человека – борца за свободу народа, и он сумел взять себя в руки.
– Воды, – попросил он, – дайте хотя бы глоток воды, и я тотчас примусь за дело.
Вода нашлась, прямо в рот Алеше полилась тонкая струйка из пластмассовой банки. Он глотал воду и не понимал, утоляет или, наоборот, только обостряет жажду.
Передохнув, Алеша ощупал болты, на которых держалась решетка в камере узника. Их было четыре, и затянуты они были большими гайками.
– Гайки, наверное, заржавели, без ключа не подступиться.
– Болты бронзовые, – объяснил Агостино. – Должно быть, и гайки тоже. Они не ржавеют…
Две гайки Алеша отвинтил довольно быстро. Они, действительно, были бронзовые, но остальные две никак не поддавались. А время, между тем, летело неумолимо, и каждую минуту могло случиться непредвиденное, что перечеркнуло бы все слабые надежды на спасение.
– Ладно, – сказал Агостино, и в голосе его было столько печали, что Алеша содрогнулся. – Забудьте обо мне, спасайтесь сами. Если выберетесь на свободу, передайте весть об Агостино в Порт-о-Пренс. Меня пытают уже целый год, но я держусь, я не сломлен. Пока я жив, они не победят…
НА ВОЛЮ!
Алеша пополз обратно. Теперь путь был известен и поэтому не казался таким сложным.
– Эй, дон Педро, – прошептал он в темноту, дергая за леску. – Ты здесь?
– Я чуть не умер от страха, – сказал Педро. – Временами ты не подавал признаков жизни.
– Есть шанс, Педро, если ты готов, то прыгай сюда, ко мне.
– Я готов, – сказал Педро. – Лучше умереть в борьбе, чем в ожидании свободы.
Педро был очень слаб. Алеша боялся, как бы он не разбился при падении. Вывихнуть ногу или разбить голову было проще пареной репы. Алеша ухватил за ноги Педро и принял его на себя. Стоя в колодце, Алеша объяснил всю ситуацию.
– Надо торопиться, – прибавил он. – По расчетам Агостино, скоро начнется прилив, это намного сократит наши шансы.
Во мраке сточной трубы во время очередной передышки Педро сказал:
– Не выдержать тут долго, не выдержать… Не боюсь смерти, думаю, что не боюсь. Ни о чем не жалею, но так бы хотелось сказать сейчас людям, которые стоят на вольной земле и дышат вольным воздухом: «Не уступайте насильникам ни пяди своих прав! Ни на минуту не прекращайте борьбу за равенство повсюду! Помните, насилие – это следствие неравенства!..»
Когда подростки добрались до камеры Агостино, Педро, задыхаясь, прошептал:
– Нельзя покидать в беде товарища.
– Что же ты предлагаешь?
– Ничего не предлагаю… Где болты, с которых ты снял гайки?
– В гнездах.
– Пусть Агостино передаст их сюда. Сжимая болты руками, можно действовать ими как гаечным ключом. Не столь надежно, но все же…
– Умница, дон Педро!..
Болты были извлечены из своих гнезд. С их помощью в самом деле удалось стронуть, а затем и отвинтить гайки. Решетка была снята, но тут выявилось почти роковое: Агостино, хотя и не был толстяком, едва-едва пролезал в сточную трубу. Переменить положение, находясь в трубе, он уже не мог. Он бы не только немедленно задохнулся сам, но и закрыл бы, как пробка, путь мальчикам.
Какое потрясение испытали все трое! Отказаться от замысла, который сулил последний шанс?
Но тут Агостино решился на такое, на что в его положении вряд ли бы решился кто другой.
– Теперь или никогда, – сказал он. – Вы, ребята, пролезайте вперед. Впереди Алеша, потом Педро. Если Алеше удастся выбраться наружу, пусть изо всех сил тянет Педро. А к моей ноге привяжите леску, ибо мне придется пробираться на спине – ногами вперед. Если я кончусь, похороните меня на берегу океана…
Положение было отчаянным, учитывая, что храбрецов ожидала полнейшая неизвестность.
Как спелеологи – исследователи неведомых пещер, – поползли по трубе люди, жаждущие свободы. Впереди Алеша, за ним Педро, позади Агостино, которому приходилось, безусловно, труднее всех.
Видимо, беглецы упустили время, потому что вскоре в трубе появилась вода. Вода прибывала, и дышать становилось все тяжелее.
Когда-то Алеша мог пронырнуть метров двадцать. Но тогда были совсем другие силы, тогда был свежий воздух, тогда можно было всплыть на поверхность. А теперь, на сколько хватит сил теперь?
Странное дело: едва Алеша забрался в трубу, его не покидало ощущение каменного склепа, глухой могилы. А теперь, когда опасность достигла предела, страх отступил: во что бы то ни стало нужно было пронырнуть все расстояние, каким бы длинным оно ни было. Это было самым важным, важнее не было ничего…
Вода дошла уже до подбородка. Голова упиралась в верхнюю часть трубы. Не покидала страшная мысль об Агостино: жив ли он?
И – Алеша решился. Отпустив почти всю леску, он сказал, сомневаясь, что его поймут, потому что места не хватало уже и звукам:
– Педро, дружище, едва натянется леска, ныряй без промедления!
Набрав в легкие гнилого, испорченного воздуха, Алеша погрузился в воду и поплыл вперед. Он ударялся о трубу головой, больно царапался о прицепившиеся ракушки, но изо всех сил работал руками. Вперед! Вперед! Но вот силы кончились, а проклятая труба все еще продолжалась. Алеша испугался, что они чего-то не учли и труба, если и выходит в море, тянется далеко, потому что кругом мелководье. Выпустив часть воздуха из разрывавшихся от удушья легких, Алеша сделал еще несколько движений. Но и этот оставшийся воздух держать было невмоготу. Он и его выпустил, обреченно выгребая руками. «Неужели это конец?..» Голова раскалывалась, уши заложило…
И вдруг Алеша почувствовал, что труба кончилась. Новые звуки охватили его. Он оттолкнулся от мягкого, заросшего скользкими водорослями дна и – оказался на свободе. Вода доходила ему всего лишь до груди.
Жадно глотая воздух, испытывая сильнейшее головокружение и все же ликуя, Алеша изо всех сил стал тянуть леску. Теперь он уже не сомневался, что Педро будет спасен.
И – Педро появился над водою. Он был почти в обмороке. Алеша подхватил его, стал смывать с лица тину и вонючую грязь. Педро благодарно кивнул и, шатаясь, самостоятельно побрел к берегу. Приливная волна повалила его, пронесла несколько метров, а когда отхлынула, он остался на песке, стоя на корточках и выплевывая воду.
Теперь нужно было вызволить из трубы Агостино. Как ни напрягался Алеша, леска не поддавалась. Сообразив наконец, что он зря теряет время, Алеша набрал в легкие воздух и полез в трубу, ориентируясь по леске. Вот и нога бедного Агостино. Леска, зацепленная за ногу, так развернула тело, что оно не проходило в трубу. Не раздумывая, Алеша нащупал вторую ногу и рванул на себя, еще и еще раз и наконец вместе с безжизненным Агостино выбрался на поверхность.
Изнемогший, он еще судорожно глотал воздух, но уже заметил неподалеку охранника, стоявшего спиною к морю. Куда было бежать и что было делать? В пору было завыть от отчаяния.
Алеша перевел взгляд на Педро. Педро все стоял на корточках, но опасность увидел и он – показывал рукою то на охранника, то на пальмовую рощу, с правой стороны почти вплотную подступавшую к океану.
Будь Агостино в сознании, Алеша так бы и поступил – немедля бросился бы в рощу или укрылся бы за прибрежными скалами, торчавшими из песка по линии наибольшего прилива. Но Агостино не подавал даже признаков жизни. Крупное продолговатое его лицо было серым, глаза – закрыты.
Нечего было и думать делать ему искусственное дыхание на воде. Внезапно решившись, Алеша ухватил чернокожего гаитянца за руки и поволок к берегу, к скалам.
Педро понял его замысел и тоже подобрался к скалам. Когда Алеша подтащил Агостино, оба принялись удалять воду из его легких, а потом стали делать искусственное дыхание.
Агостино не дышал и не шевелился.
– Он должен жить, – повторял Педро. – Если мы не вернем его к жизни, я назову несправедливым все мироздание.
И все же усилия ребят не пропали даром: всхлипнув, Агостино открыл глаза и завалился на бок, его стало рвать мерзкой зеленой тиной. Он корчился от судорог и громко стонал. Хорошо еще, что волны прилива заглушали его стоны.
– Ожил, – обрадовался Алеша. – Смотри, Педро, смотри теперь в оба, как бы нам не попасть в лапы охраннику.
Между тем Агостино совершенно пришел в себя.
– Спасли меня от смерти, спасибо, – тихо сказал он. – Подыхать дерьмом в трубе для дерьма – хуже этого я не знал ничего…
Передохнув, он выглянул из-за камня.
– Сматываться надо отсюда, и поскорее. Если нас еще не хватились, то хватятся в самое ближайшее время.
Буквально через минуту раздался тревожный вой сирены. Словно удар хлыста, он погнал беглецов в сторону пальмовой рощи. Согнувшись, они побежали к ней, а добежав, тотчас попрятались за деревьями.
Задняя часть резиденции Босса и примыкавшая к ней тюрьма были видны отсюда как на ладони.
Из тюремного здания выскочило несколько охранников. Один из них тотчас побежал к тому месту, где оканчивалась труба. Правда, прилив уже сделал свое дело, и охраннику пришлось забраться в воду по самые плечи, с трудом удерживаясь, когда накатывалась очередная волна. Другие охранники, столпившись на берегу, что-то кричали ему.
– Они думают, что мы в трубе, – засмеялся Агостино. – Как бы там ни было, мы сделали смелое дело. Посмотрим, кто из них сумеет повторить его.
– Повторить намного легче, – отозвался Педро. – Можно надеть акваланг и взять фонарик. Все пустяки, если можно подстраховаться…
Алешу раздражали разговоры. Видимо, у него наступил нервный спад. Он в изнеможении опустился на землю и лежал, безразличный ко всему, что происходит. Свистки и крики доносились до него, заработал мотор, на лебедке стали опускать в море сторожевой катер…
Временами наступала тишина – только море шумело, и тогда Алеше казалось, что где-то рядом звенит ручей. Это так его поразило и так захватило, что все иные звуки уже ничего не значили. Он сказал себе, что если не увидит сейчас ручья, если не напьется из него, то жить на свете не имеет никакого смысла.
Он сел и осмотрелся – в двух шагах от него, за зеленым кустом, звенел прозрачный ручей.
– Вода! – закричал он. – Настоящая вода!
– Тише, не кричи, – Агостино улыбался счастливо. – Не трепыхайся, как бабочка в полете… Пей сколько хочешь. Какая удача!
И сам припал устами к воде.
Они пили прозрачную, чистую воду, чувствуя, как она возвращает силы и вместе с ними надежду. Алеше хотелось смеяться, хотя беда была совсем рядом, все туже стягивала петлю.
– Товарищи, – сказал Агостино, – как я понимаю, всю зону оцепили и теперь прочешут густым гребнем. Бежать не имеет смысла.
– Ждать, когда схватят, на месте? – возразил Педро.
– Отнюдь нет. Но теперь было бы глупо прорываться в глубину острова. Как рассуждают охранники? Они считают, что беглецы будут искать наиболее безопасное для себя место. Я предлагаю: немедленно подняться пальмовой рощей и тут, вблизи этого зловещего дома и тюрьмы, поискать укромное местечко, где мы могли бы передохнуть хотя бы пару часов. День близится к концу, ночью будет несколько проще.
– А не лучше ли разбежаться в разные стороны? – спросил Педро.
– Дон Педро, ты такой мудрый, а тут предлагаешь самое неподходящее. Но я понимаю, это от голода, – сказал Алеша.
– Черт возьми, – Агостино хлопнул себя ладонью по лбу. – Совсем забыл. Будет вам, ребята, сейчас кое-что на зубок…
С этими словами он извлек из кармана своей рубашки небольшой мешочек из пластика, крепко перехваченный бинтом.
– Вот, здесь два куска тюремного хлеба. Прихватил на всякий случай… упакованы как надо… Жизнь того, кто ищет правду, всегда состоит из случаев. К ним надо готовиться. – И потом, когда ребята жевали дрянной тюремный хлеб, добавил: – Если хочешь быть настоящим человеком, научись управлять собою. Любое преувеличение своего желания, своего интереса, своего значения – начало беды, путь к беде, к забвению совести, к предательству людей…
– Эй, дон Педро, – прошептал он в темноту, дергая за леску. – Ты здесь?
– Я чуть не умер от страха, – сказал Педро. – Временами ты не подавал признаков жизни.
– Есть шанс, Педро, если ты готов, то прыгай сюда, ко мне.
– Я готов, – сказал Педро. – Лучше умереть в борьбе, чем в ожидании свободы.
Педро был очень слаб. Алеша боялся, как бы он не разбился при падении. Вывихнуть ногу или разбить голову было проще пареной репы. Алеша ухватил за ноги Педро и принял его на себя. Стоя в колодце, Алеша объяснил всю ситуацию.
– Надо торопиться, – прибавил он. – По расчетам Агостино, скоро начнется прилив, это намного сократит наши шансы.
Во мраке сточной трубы во время очередной передышки Педро сказал:
– Не выдержать тут долго, не выдержать… Не боюсь смерти, думаю, что не боюсь. Ни о чем не жалею, но так бы хотелось сказать сейчас людям, которые стоят на вольной земле и дышат вольным воздухом: «Не уступайте насильникам ни пяди своих прав! Ни на минуту не прекращайте борьбу за равенство повсюду! Помните, насилие – это следствие неравенства!..»
Когда подростки добрались до камеры Агостино, Педро, задыхаясь, прошептал:
– Нельзя покидать в беде товарища.
– Что же ты предлагаешь?
– Ничего не предлагаю… Где болты, с которых ты снял гайки?
– В гнездах.
– Пусть Агостино передаст их сюда. Сжимая болты руками, можно действовать ими как гаечным ключом. Не столь надежно, но все же…
– Умница, дон Педро!..
Болты были извлечены из своих гнезд. С их помощью в самом деле удалось стронуть, а затем и отвинтить гайки. Решетка была снята, но тут выявилось почти роковое: Агостино, хотя и не был толстяком, едва-едва пролезал в сточную трубу. Переменить положение, находясь в трубе, он уже не мог. Он бы не только немедленно задохнулся сам, но и закрыл бы, как пробка, путь мальчикам.
Какое потрясение испытали все трое! Отказаться от замысла, который сулил последний шанс?
Но тут Агостино решился на такое, на что в его положении вряд ли бы решился кто другой.
– Теперь или никогда, – сказал он. – Вы, ребята, пролезайте вперед. Впереди Алеша, потом Педро. Если Алеше удастся выбраться наружу, пусть изо всех сил тянет Педро. А к моей ноге привяжите леску, ибо мне придется пробираться на спине – ногами вперед. Если я кончусь, похороните меня на берегу океана…
Положение было отчаянным, учитывая, что храбрецов ожидала полнейшая неизвестность.
Как спелеологи – исследователи неведомых пещер, – поползли по трубе люди, жаждущие свободы. Впереди Алеша, за ним Педро, позади Агостино, которому приходилось, безусловно, труднее всех.
Видимо, беглецы упустили время, потому что вскоре в трубе появилась вода. Вода прибывала, и дышать становилось все тяжелее.
Когда-то Алеша мог пронырнуть метров двадцать. Но тогда были совсем другие силы, тогда был свежий воздух, тогда можно было всплыть на поверхность. А теперь, на сколько хватит сил теперь?
Странное дело: едва Алеша забрался в трубу, его не покидало ощущение каменного склепа, глухой могилы. А теперь, когда опасность достигла предела, страх отступил: во что бы то ни стало нужно было пронырнуть все расстояние, каким бы длинным оно ни было. Это было самым важным, важнее не было ничего…
Вода дошла уже до подбородка. Голова упиралась в верхнюю часть трубы. Не покидала страшная мысль об Агостино: жив ли он?
И – Алеша решился. Отпустив почти всю леску, он сказал, сомневаясь, что его поймут, потому что места не хватало уже и звукам:
– Педро, дружище, едва натянется леска, ныряй без промедления!
Набрав в легкие гнилого, испорченного воздуха, Алеша погрузился в воду и поплыл вперед. Он ударялся о трубу головой, больно царапался о прицепившиеся ракушки, но изо всех сил работал руками. Вперед! Вперед! Но вот силы кончились, а проклятая труба все еще продолжалась. Алеша испугался, что они чего-то не учли и труба, если и выходит в море, тянется далеко, потому что кругом мелководье. Выпустив часть воздуха из разрывавшихся от удушья легких, Алеша сделал еще несколько движений. Но и этот оставшийся воздух держать было невмоготу. Он и его выпустил, обреченно выгребая руками. «Неужели это конец?..» Голова раскалывалась, уши заложило…
И вдруг Алеша почувствовал, что труба кончилась. Новые звуки охватили его. Он оттолкнулся от мягкого, заросшего скользкими водорослями дна и – оказался на свободе. Вода доходила ему всего лишь до груди.
Жадно глотая воздух, испытывая сильнейшее головокружение и все же ликуя, Алеша изо всех сил стал тянуть леску. Теперь он уже не сомневался, что Педро будет спасен.
И – Педро появился над водою. Он был почти в обмороке. Алеша подхватил его, стал смывать с лица тину и вонючую грязь. Педро благодарно кивнул и, шатаясь, самостоятельно побрел к берегу. Приливная волна повалила его, пронесла несколько метров, а когда отхлынула, он остался на песке, стоя на корточках и выплевывая воду.
Теперь нужно было вызволить из трубы Агостино. Как ни напрягался Алеша, леска не поддавалась. Сообразив наконец, что он зря теряет время, Алеша набрал в легкие воздух и полез в трубу, ориентируясь по леске. Вот и нога бедного Агостино. Леска, зацепленная за ногу, так развернула тело, что оно не проходило в трубу. Не раздумывая, Алеша нащупал вторую ногу и рванул на себя, еще и еще раз и наконец вместе с безжизненным Агостино выбрался на поверхность.
Изнемогший, он еще судорожно глотал воздух, но уже заметил неподалеку охранника, стоявшего спиною к морю. Куда было бежать и что было делать? В пору было завыть от отчаяния.
Алеша перевел взгляд на Педро. Педро все стоял на корточках, но опасность увидел и он – показывал рукою то на охранника, то на пальмовую рощу, с правой стороны почти вплотную подступавшую к океану.
Будь Агостино в сознании, Алеша так бы и поступил – немедля бросился бы в рощу или укрылся бы за прибрежными скалами, торчавшими из песка по линии наибольшего прилива. Но Агостино не подавал даже признаков жизни. Крупное продолговатое его лицо было серым, глаза – закрыты.
Нечего было и думать делать ему искусственное дыхание на воде. Внезапно решившись, Алеша ухватил чернокожего гаитянца за руки и поволок к берегу, к скалам.
Педро понял его замысел и тоже подобрался к скалам. Когда Алеша подтащил Агостино, оба принялись удалять воду из его легких, а потом стали делать искусственное дыхание.
Агостино не дышал и не шевелился.
– Он должен жить, – повторял Педро. – Если мы не вернем его к жизни, я назову несправедливым все мироздание.
И все же усилия ребят не пропали даром: всхлипнув, Агостино открыл глаза и завалился на бок, его стало рвать мерзкой зеленой тиной. Он корчился от судорог и громко стонал. Хорошо еще, что волны прилива заглушали его стоны.
– Ожил, – обрадовался Алеша. – Смотри, Педро, смотри теперь в оба, как бы нам не попасть в лапы охраннику.
Между тем Агостино совершенно пришел в себя.
– Спасли меня от смерти, спасибо, – тихо сказал он. – Подыхать дерьмом в трубе для дерьма – хуже этого я не знал ничего…
Передохнув, он выглянул из-за камня.
– Сматываться надо отсюда, и поскорее. Если нас еще не хватились, то хватятся в самое ближайшее время.
Буквально через минуту раздался тревожный вой сирены. Словно удар хлыста, он погнал беглецов в сторону пальмовой рощи. Согнувшись, они побежали к ней, а добежав, тотчас попрятались за деревьями.
Задняя часть резиденции Босса и примыкавшая к ней тюрьма были видны отсюда как на ладони.
Из тюремного здания выскочило несколько охранников. Один из них тотчас побежал к тому месту, где оканчивалась труба. Правда, прилив уже сделал свое дело, и охраннику пришлось забраться в воду по самые плечи, с трудом удерживаясь, когда накатывалась очередная волна. Другие охранники, столпившись на берегу, что-то кричали ему.
– Они думают, что мы в трубе, – засмеялся Агостино. – Как бы там ни было, мы сделали смелое дело. Посмотрим, кто из них сумеет повторить его.
– Повторить намного легче, – отозвался Педро. – Можно надеть акваланг и взять фонарик. Все пустяки, если можно подстраховаться…
Алешу раздражали разговоры. Видимо, у него наступил нервный спад. Он в изнеможении опустился на землю и лежал, безразличный ко всему, что происходит. Свистки и крики доносились до него, заработал мотор, на лебедке стали опускать в море сторожевой катер…
Временами наступала тишина – только море шумело, и тогда Алеше казалось, что где-то рядом звенит ручей. Это так его поразило и так захватило, что все иные звуки уже ничего не значили. Он сказал себе, что если не увидит сейчас ручья, если не напьется из него, то жить на свете не имеет никакого смысла.
Он сел и осмотрелся – в двух шагах от него, за зеленым кустом, звенел прозрачный ручей.
– Вода! – закричал он. – Настоящая вода!
– Тише, не кричи, – Агостино улыбался счастливо. – Не трепыхайся, как бабочка в полете… Пей сколько хочешь. Какая удача!
И сам припал устами к воде.
Они пили прозрачную, чистую воду, чувствуя, как она возвращает силы и вместе с ними надежду. Алеше хотелось смеяться, хотя беда была совсем рядом, все туже стягивала петлю.
– Товарищи, – сказал Агостино, – как я понимаю, всю зону оцепили и теперь прочешут густым гребнем. Бежать не имеет смысла.
– Ждать, когда схватят, на месте? – возразил Педро.
– Отнюдь нет. Но теперь было бы глупо прорываться в глубину острова. Как рассуждают охранники? Они считают, что беглецы будут искать наиболее безопасное для себя место. Я предлагаю: немедленно подняться пальмовой рощей и тут, вблизи этого зловещего дома и тюрьмы, поискать укромное местечко, где мы могли бы передохнуть хотя бы пару часов. День близится к концу, ночью будет несколько проще.
– А не лучше ли разбежаться в разные стороны? – спросил Педро.
– Дон Педро, ты такой мудрый, а тут предлагаешь самое неподходящее. Но я понимаю, это от голода, – сказал Алеша.
– Черт возьми, – Агостино хлопнул себя ладонью по лбу. – Совсем забыл. Будет вам, ребята, сейчас кое-что на зубок…
С этими словами он извлек из кармана своей рубашки небольшой мешочек из пластика, крепко перехваченный бинтом.
– Вот, здесь два куска тюремного хлеба. Прихватил на всякий случай… упакованы как надо… Жизнь того, кто ищет правду, всегда состоит из случаев. К ним надо готовиться. – И потом, когда ребята жевали дрянной тюремный хлеб, добавил: – Если хочешь быть настоящим человеком, научись управлять собою. Любое преувеличение своего желания, своего интереса, своего значения – начало беды, путь к беде, к забвению совести, к предательству людей…