Скубилин Геннадий. Операция 'Дипломат'

   Савков вышел. Тихон запер дверь и вскрыл конверт. С трудом прочитал он записку Белоусова, торопливо написанную плохо отточенным карандашом. "Будь в эту ночь особо внимателен, остерегайся, не выдай себя. Продолжай осваиваться в логове. Ищи пути к атаману. Держись ближе к певице. Благодарю за сведения о Дьяконове. Жму руку". В пакете находилось также несколько справок. Одна из них - об отправке багажа из Москвы в Вену, вторая - о временном выезде в Россию для завершения учебы в Московском университете. Был еще документ, удостоверяющий, что господин Беккер Герман Карлович является сыном царского дипломата, пожелавшего в сентябре тысяча девятьсот семнадцатого года принять австрийское подданство. Имелось также множество квитанций, диплом об образовании, дневник на немецком языке. Словом, губмилиция постаралась на совесть.
   Кроме того, в пакете были деньги, два дамских перстня и браслет. Кому они предназначались? Конечно, прелестной Зосе. Значит, Белоусов согласился с предложением Тихона время от времени вручать певице презенты. Ставка сделана на нее. Дорогие подарки, предназначенные девушке, должны окупиться не менее ценными сведениями о банде.
   За широким окном, зашторенным занавеской, сгущались сумерки. Считанные часы остались у тысяча девятьсот семнадцатого года. Тихон лег на тахту. Ему надо было собраться с мыслями. Приятный полумрак успокаивал. Тихон уставился в чисто выбеленный потолок так пристально, точно там были написаны ответы на все тревожащие его вопросы.
   Перебирая в памяти события последних дней, Тихон как бы подводил предварительные итоги. Появление Беккера расценили нужным образом. К нему благоволят старший официант Иголка, хозяин ресторана, Зося и другие. Проверяют, конечно, для порядка. Так и должно быть. Пошли на пользу игра на рояле в холле, разговор с какой-то приезжей девицей в ресторане Слезкина на немецком языке, при свидетелях. Это, конечно, подействовало на официантов, а через них и на тех, кто глазами, ушами лакеев следит за постояльцем.
   Потеряв Дьяконова, бандиты оказались в полном неведении о планах милиции. Вечером они наверняка попадут в ловушку, так как не знают о ней.
   Тихон потянулся на тахте. Она едва проминалась под его тощим телом. Посмеиваясь над своей худобой, пощупал под рубашкой ребра. Прошелся по ним пальцами, как по клавишам рояля. Но тут же задумался; "Съезд Советов на носу, а порядка в Окске еще нет. Мало толку и от нас с Кривоносовым". И в то же время... Раньше Тихон ежедневно читал в газетах о погромах в советских учреждениях, грабежах. В последние дни сообщений на эту тему почти не появлялось. Реже стали налеты бандитов. Мероприятия милиции все же давали результаты.
   Тихон включил свет. Заиграли блики на золотистых обоях, на дорогой полированной мебели. Он провел рукой по сверкающему никелем ободку тахты, ударил кулаком в гору подушек. Не снится ли ему, что он живет в такой роскоши? Открыл платяной шкаф. Выбрал лучшую кремовую рубашку, светло-коричневый в белую полоску галстук. В тон им надел коричневый костюм, обулся в темно-коричневые полуботинки. Разложил в карманах документы. Надел дорогое пальто на меху, меховую шапку пирожком. Посмотрел в зеркало: щеголь! Пышные волосы выбивались из-под шапки. Он вымыл их утром средством "Перуин-Пето", предварительно трижды прочитав надпись на флаконе: "Опасность грозит волосам, когда начинает появляться перхоть, а следом за ней идет выпадение волос, но бороться с этим злом не так трудно, если регулярно употреблять "Перуин-Пето" из Парижа". Тихону сразу же захотелось привезти домой флакончик и показать своим сестрам...
   Новый высокий худой швейцар поклоном проводил постояльца, выходящего из гостиницы. Тихон не удостоил его ни малейшим вниманием.
   Площадь перед рестораном Слезкина постепенно заполнялась народом. Несмотря на разруху, голод, молодежь веселилась. После мороза наступило потепление. Горожане восприняли это как предзнаменование грядущих перемен к лучшему - очень уж хотелось этого лучшего. Те, кто мог себе позволить побывать у Слезкина, толпились у входа в ресторан, ожидая назначенного часа. Они уже предвкушали новогодний бал-маскарад. Тут же ходил инвалид из бывших солдат и предлагал за махорку тоненькие брошюрки:
   - Подходите, приобретайте. Драгоценные советы знаменитостей! Конец мучениям, тоске и подавленности! Спасение найдено. Покупайте книгу "Половое бессилие и его лечение". Мужчины, спешите узнать, как получить могучую энергию и пользоваться всеми радостями жизни, забыв об ошибках молодости. Все без обмана! Издает аптека Российско-Американского товарищества!
   Чуть в стороне от входа в ресторан щебетала стайка девушек. Среди них Тихон увидел Шуру и Лизу. Они слушали свою подругу Веру Гуревич руководителя организации "Молодежь" при Совете депутатов. Та, запрокинув голову, что-то говорила очень горячо и убежденно. Молодежь то и дело хлопала в ладоши. Лиза, обняв Шуру, кокетливо поглядывала в сторону Тихона.
   Облава
   В банкетном зале уже кипело веселье. У елки кружились ряженые. В малом зале и в отдельных номерах шумело праздничное застолье. Шныряли официанты с подносами, тяжело груженными бутылками и закусками. Промелькнул старший официант Ленька-Иголка. Звенели фужеры с вином, звякали рюмки с крепкими напитками. Взрывались бутылки шампанского, пробки летели в потолок.
   - Дамы! Господа! Разрешите приступить к новогоднему представлению, стараясь перекричать публику, надрывался знакомый Тихону конферансье, рыская взглядом по маскам. - Бал открывает любимица публики, наша обожаемая Зосенька. Исполняется романс "Нам жить осталось долго!"
   Тихон стоял у буфетной стойки. Старший официант, увидев его, улыбнулся, но тут же снова стал серьезным.
   Часы с боем, вставленные в чучело медведя, пробили десять. Осталось два часа до полуночи.
   Вышла Зося, одетая в розовую кофточку и длинную светло-серую юбку. Все в ней очаровывало Тихона, девушка уже была ему небезразлична. Улыбаясь, певица несколько раз поклонилась и начала петь. "Великолепный голос", - подумал Тихон. Зося была в ударе. На бис исполняла номер за номером. Прекрасное пение приводило публику в восторг. Весь зал пел вместе с Зосей незатейливую застольную песенку ресторана Слезкина:
   Всяк гражданин или воитель,
   В часы досуга не забудь,
   Что где-то есть твоя обитель,
   Туда держи свой спешно путь.
   Со вкусом можно здесь покушать,
   Ведь ресторан наш хоть куда,
   Оркестра музыку послушать
   И отдохнуть после труда.
   Тихон сдержанно улыбался: "Слабенькая рекламка".
   Чем ближе время подвигалось к полуночи, тем беспокойнее становился Леонид. Покрикивал на официантов, суетился, перебегая от кабинета к кабинету, остро всматривался в каждую маску. Кого-то он искал или ждал. Подойдя к Тихону, Леонид с фальшивой улыбкой сказал:
   - Господин Беккер, милости прошу за мной. Вы еще не определены? Не годится. Вот сюда, если не возражаете, прошу, это столик холостяков. Отсюда чудесно видна елка. Сцена тоже.
   Тихон, пожав плечами, подчинился официанту и уселся на указанное место. Вскоре Леонид, извинившись, подвел к его столику мужчину лет тридцати, худого, с короткими русыми волосами, длинным прыщавым лицом на тонкой кадыкастой шее. Мужчина подчеркнуто недовольно что-то буркнул в адрес старшего официанта и представился Тихону:
   - Иоганн Ротэ.
   - С вашего позволения... - склонился было к Тихону Леонид, но тот его отстранил.
   - Беккер, - изысканно поклонившись, как и подобает воспитанному человеку, ответил вновь подошедшему Столицын.
   Леонид удалился, по-прежнему беспокойно шаря взглядом по сторонам.
   Тихон посмотрел в центр зала. Там высокий круглолицый мужчина атлетического телосложения с бритой головой подал кому-то знак властным кивком и направился по мраморной лестнице вверх, на второй этаж. "Кто это? - сам себе задал вопрос Столицын. - Не атаман ли? Что если сам пожаловал? Да нет. У Бьяковского было бы больше телохранителей..."
   Тут же Тихон узнал в толпе и фигуру своего друга. Кривоносой был в маске, прикрывавшей глаза узкой полоской, с ним весело щебетали две дамы. Перехватив настороженный взгляд Тихона, Николай слегка взмахнул рукой. Ни Столицын уже и сам понял: этот бритоголовый - кто-то из главарей.
   Сидевший напротив него Иоганн Ротэ не проронил ни слова, лишь временами изучающе посматривал на господина Беккера.
   Какая-то экспансивная особа в маске задела Тихона локтем. Ее подруга игриво обсыпала Столицына серебристым "дождем" и обмотала серпантином. Тут же обе с визгом убежали.
   Отовсюду неслись веселые крики. Вдруг Тихон услышал за спиной голос Николая, рассказывающего даме анекдот:
   - ...Представляете себе? Все происходило на втором этаже. Ну, пока супруг туда поднимался, время было потеряно, муженек никого дома не застал...
   Дама смеялась, а Николай, подхохатывая, повторял:
   - На втором этаже... Но время нельзя упускать.
   Тихон понял: все, кто должны были прийти, уже здесь, в ресторане, в кабинетах на втором этаже. Теперь задача милиции - выловить этих разбойников.
   Столицын встал. Кривоносов едва заметным кивком показал опять в ту сторону, куда поднялся по лестнице бритоголовый. Еле заметно кивнул и Тихон: "Все, мол, понял". И тут же словно праздничная волна подхватила Николая. А Тихон снова сел за столик. Его крючконосый сосед, провальсировав с дамой в зеленом бархате, молча вернулся на свое место.
   Неподалеку шумела компания молодых людей. Юноша в форменной тужурке с болезненно бледным лицом визгливо доказывал:
   - Веками складывалось могущество России. А большевики все растоптали дырявыми сапогами. Мы, интеллигенция, а не безмозглые пролетарии, дадим свободу пахарю! Из серого, угнетенного и ничтожного мы сделаем его светлым, свободным, великолепным!
   Его прервал сухопарый парень в косоворотке:
   - Прекрасные слова, но прошел час эсеровских призывов. Лучше помолчите.
   - Меня обуревают раздумья, - сказал третий юноша, в военном френче. Где тот мудрец, где те пророки, которые могли бы сказать, что будет с нами завтра?
   - Есть такие пророки! - торжественно объявил парень в косоворотке. Большевики. Но не юнкера, не кадеты и не эсеры.
   - Большевики!? - завопил бледнолицый. - Продержатся ли они хотя бы до весны? Ваш комитет издал обращение к народу. Двух месяцев не прошло, как захватили власть, а уже приходится взывать - спасайте отечество и революцию!
   - Будь уверен, спасем! - ответил сухопарый. - Весь пролетариат идет за Советами и большевиками.
   - Ох, - вздохнул крепыш в пестром жилете. - Снизойдет ли тишина на Русь, или взойдет новая кровавая заря погромов? Установится ли порядок на земле русской, или нескончаемо будут метаться по ней сбитые с толку толпы народа?
   - Вот такие и сбивают народ с толку! - тыча пальцем в сухопарого, закричал бледнолицый. - От недорезанных большевиков вся смута идет!
   - Революция не смута, - спокойно возразил парень в косоворотке. Революция - это и есть порядок. Высший порядок. Не порядок застоя, а порядок развития!
   К молодым людям подошел племянник хозяина ресторана Илья Слезкин. Он был в расписном жилете и красной рубахе. Из нагрудного кармана спускалась золотая цепочка. Выпятив грудь, Илья произнес:
   - Кто тут возводит поклеп на русскую культуру? - И толкнул парня в косоворотке пальцем в бок. - Ты, что ли, в рассуждения пускаешься?
   Тот отбросил его руку. Слезкин-младший истерически завопил:
   - Пришибу! Я только за одно слово "революция" кровь пущу! Весь ваш комитет сам по столбам развешаю! Дайте срок!
   Парень в косоворотке с достоинством ответил:
   - Руки у вас, палачи, коротки.
   - Всех - на столбы! - орал Слезкин так, что звенели хрустальные люстры. - Завтра, завтра же все большевистские Советы разнесем в прах!
   Коренастый лысый мужчина в свитере властно рванул Илью за ворот.
   - Довольно базарить, ты! - И быстро пошел на второй этаж. Вмиг присмиревший и будто даже отрезвевший, Слезкин-младший устремился за ним.
   Тихон, наблюдавший эту сцену, поискал взглядом Николая. Тот незаметно показал Столицыну два пальца и повел головой вслед ушедшим.
   Зазвенели часы, предваряя двенадцать торжественных ударов. Словно в перестрелке, защелкали, захлопали бутылки шампанского. На сцене вновь появилась Зося - в черном вечернем платье, с бокалом вина. Рядом с ней вырос конферансье.
   Певица провозгласила:
   - Друзья, выпьем за новый, восемнадцатый год! Пусть наконец уйдут от нас все тревоги. С Новым годом, с новым счастьем!
   Она чокнулась с конферансье и пригубила вино. Все вокруг заулыбались.
   Тихон и Николай, каждый в своем конце зала, как бы чувствуя плечо друг друга, тоже выпили за свой успех, за Советскую власть, за полную победу мирового пролетариата.
   Начались танцы. Пробравшись между танцующими, Тихон подошел к стоящему у стены Савкову и спросил у него:
   - А на втором этаже танцуют?
   - Нет, разве что в отдельных номерах.
   - Хорошо бы вовремя прервать там гулянку, - и Тихон направился дальше.
   Савков тут же исчез из зала.
   Сев за свой столик, Тихон стал наблюдать за Николаем. Поведение Кривоносова его раздражало. Раньше Столицын высоко ценил его как специалиста уголовного розыска. Видимо, Николай сейчас терял терпение, открывался. Тихону стало ясно, что его друг решил дождаться появления милицейского наряда и поэтому не уходил. Но ему не следовало этого делать. Он подвергал свою жизнь серьезной опасности, и Тихон чувствовал это. Наверняка для бандитов Кривоносов давно уже не представлял загадки.
   Тихон решительно встал из-за стола, чтобы привлечь внимание друга, но это ему не удалось.
   Зося хотя и выглядела усталой, но пела по-прежнему с чувством. Тихон подошел к ней через весь зал и под громкие рукоплескания публики одел ей на руку браслет. Было самое подходящее время для такого подарка.
   - Что вы, что вы! - растерянно лепетала певица, одновременно любуясь игрой света на камнях украшения.
   - Буду счастлив, если вам придется по вкусу. Вы обворожили всех нас. Поверьте, вы заслуживаете куда большего.
   Зося просияла от лестных слов и с искренней признательностью проводила взглядом нового поклонника, с достоинством идущего под гром аплодисментов к своему столу,
   - Ну как, господа холостяки? - спустя несколько минут раздался бодрый голос Леонида. - Вас, господин Беккер, не заинтересовала ни одна дама?
   Столицын пожал плечами.
   - Понятно. Тонкий вы человек, Герман Карлович.
   Леонид лукаво прищурился. Тихон уже собрался что-то ответить, как вдруг услышал за спиной крик и обернулся. Изрядно охмелевшего племянника Слезкина кто-то ударил по физиономии. Поднялся невообразимый переполох. Многие гости вскочили с мест.
   А в зал уже входили люди с винтовками за плечами, в шинелях, в пальто, в зипунах. Это были работники милиции. Белоусов с наганом в руке выступил на шаг вперед:
   - Всем оставаться на местах! Проверка документов. Извиняемся за вторжение. Имеется разрешение Совдепа.
   Слезкин нагнулся, но милиционер, вовремя заметив финку, наступил на нее ногой.
   - Господин Слезкин, вы арестованы, - произнес Белоусов. - Степанов и Желтков, уведите задержанного.
   Милиционеры шагнули к бандиту. Но схватить не успели. Он рванулся в сторону мраморной лестницы, взбежал по ней и, на ходу выдернув из кармана браунинг, выстрелил. Попал в милиционера Желткова, который тут же рухнул на пол. В это время сверху, еще не поняв, в чем дело, спускался бритоголовый. Увидев его, Леонид запустил в люстру тарелку. Брызнули осколки хрусталя. Белоусов выстрелил в потолок и громовым голосом крикнул:
   - Ресторан окружен. Всем оставаться на местах!
   Зал наполнился криком, звоном, стрельбой. Пуля одного из бандитов попала начальнику милиции в плечо. Максим Андреевич опустил руку, в которой держал револьвер. Откуда-то сверху Слезкин-младший кричал фальцетом:
   - Что, комиссар? Досталось? Это еще не все. Подождите, не то вам, большевикам, будет! И с чужой женой придется расстаться. Она моя, комиссар! Я заберу ее у тебя.
   Раздались новые выстрелы.
   На верху лестницы Николай Кривоносов настиг Слезкина-младшего и сильным ударом кулака сбил его с ног.
   Белоусов, зажав пальцами рану, командовал:
   - Первый отряд, на второй этаж, живо! Второй отряд - на кухню.
   Тихон в схватку не вмешивался. Он смотрел и спокойно резюмировал:
   - А ведь шальная пуля может и нас прихватить, господин Ротэ. Не укрыться ли нам?
   - Приказано сидеть на месте, - сухо ответил тот.
   По лестнице вели под руки конферансье, бритоголового и Слезкина-младшего. Их лица были в крови. За ними семенил растерянный хозяин ресторана, утирая большим платком багровое лицо. К милиционерам, стоящим у входа в зал, подбежала Настя: "Я знаю, где спрятался Леонид. Арестуйте его..." Но связанного Иголку работники милиции уже волокли со второго этажа. По его лицу текли струйки крови.
   И тут откуда-то раздался еще один выстрел. Пуля угодила в голову Николая. Зажав рану, Кривоносов стал медленно оседать на пол, между пальцами у него сочились красные струйки. Он упал на ступеньки, распластав руки, точно хотел удержаться за ковровую дорожку. Увидев падающего Николая, Тихон чуть не закричал.
   А рядом трое милиционеров выносили на руках Белоусова. Сердце Тихона сжалось от горя. Второе ранение пришлось Максиму Андреевичу в грудь. И сразу же стрельба, как по приказу, прекратилась. В зале воцарилась тишина, лишь шелестели документы, проверяемые у посетителей ресторана.
   - Вот теперь и нам можно прогуляться. Не желаете посмотреть, - Ротэ показал рукой в сторону второго этажа, - каков там погром?
   - О, боюсь шальной пули. - Тихон растерянно пожал плечами. Он почти не слышал того, что говорил Ротэ. Но нельзя было выдавать своих чувств. Он через силу улыбнулся, вцепившись руками в край стола.
   Бандитов вывели. Отправили в госпиталь и Белоусова. Тихон с ужасом смотрел, как уносили на какой-то дерюжке Кривоносова. Правая рука муровца безжизненно свисала до пола, голова была залита кровью. Даже издалека было видно, что он мертв.
   Столицын вернулся в гостиницу, чтобы собраться с мыслями. Едва он вошел в номер, как в дверь постучалась Лиза.
   - Скажите, это Леонид убил вашего друга? - взволнованно спросила она.
   - Нет. Его самого раньше задержал Николай. Вот такие дела... Но теперь уж ничем не поможешь. Горе непоправимое! - Столицын помолчал. Принеси мне, Лизонька, чаю, да покрепче.
   Через минуту девушка принесла чай и тихо вышла, осторожно закрыв дверь.
   Оставшись один, Тихон бросился на постель, засунув револьвер под подушку, и до утра не сомкнул глаз. "Надо узнать, где остальные притоны, размышлял он. - И самое главное - добраться до логова Бьяковского. Я выполню задание и отомщу за Николая и Максима Андреевича". Столицын прекрасно понимал, как трудно будет ему работать теперь, как будет недоставать товарищей, но довести дело до конца - его долг, и он его выполнит.
   Похороны
   А жизнь в губмилиции шла своим чередом. Допрашивали Леонида и задержанных бандитов - всех их арестовали более двадцати. Все они категорически отрицали причастность к банде Бьяковского. Но их обличали награбленные драгоценности, иконы, золото.
   Секретарь губкома РКП(б) Савелий Ильич Бугров назначил начальником губмилиции Рябова.
   Прах героически погибшего сотрудника МУРа Николая Кривоносова готовили к отправке в Москву. В окском Доме обороны был выставлен гроб с телом Белоусова. От безутешной Ани день и ночь не отходила секретарь губмилиции Катя Радина.
   В самом городе царил переполох. Невероятно разноречивые, а подчас и искаженные слухи о событиях в новогоднюю ночь, происшедших в ресторане купца Слезкина, расползались по дворам обывателей, как змеи, в клубок которых бросили камень. Враги Советской власти ликовали: "Прикончены все подчистую руководители так называемой рабоче-крестьянской милиции - и Белоусов, и его помощники. Доигрались в сыщики-разбойники". Образованные обыватели припоминали историю Парижской коммуны. Захватить власть, мол, легко, ума большого не надо, а вот удержать ее, наладить работу новой государственной машины - дело потруднее. Тут нужны не луженые глотки и пудовые мозолистые кулаки пролетариата, а умные головы да еще культура, образование, воспитание. Парижская коммуна! Как бы в эти же сроки не уложилось и существование Советов. Два месяца и десять дней, по подсчетам врагов революции, в Окске истекали к концу января восемнадцатого года.
   Губком партии большевиков в результатах новогодней облавы видел начало разгрома банды Бьяковского. И, пресекая все вымыслы, предложил газете "Голос народа" выступить с правдивой информацией. Статья была опубликована на первой полосе. В ней, в частности, говорилось:
   "После упорных, кровопролитных боев, после взятия большевиками власти в городе наши кровавые недруги: эсеры, кадеты, буржуазия, крупные чиновники - не сложили оружия. Они в одиночку, группами, шайками и организованными бандами выходят из своих притонов, волчьих нор грабить народное достояние, мстить пролетариату. Но пусть не обнадеживают себя! Они кусаются на последнем издыхании, как мухи перед гибелью. Подразделения рабоче-крестьянской милиции при поддержке отрядов красной гвардии, ВРК и всех честных людей успешно ведут борьбу с контрой, своим мужеством, волей и оружием твердо отстаивают завоевания рабочего класса.
   От предательских пуль мы теряем замечательных бойцов. Но на их место становятся новые большевики и сочувствующие революции и ведут беспощадную войну с предателями. Близко то время, когда враги революции будут уничтожены.
   Сегодня мы оплакиваем наших лучших товарищей, безвременно погибших на боевом посту, имена которых принадлежат эпохе, овеянной героикой и славой социалистической революции.
   В новогоднюю ночь в ресторане Слезкина при задержании большой шайки бандитов атамана Бьяковского был смертельно ранен первый начальник управления губернской рабоче-крестьянской милиции Максим Андреевич Белоусов. Смертью храбрых пали двое других сотрудников. Но пусть бандиты знают - кара для них неизбежна. За жизнь наших товарищей они заплатят сполна".
   В день выхода этой статьи были назначены похороны Белоусова.
   Тихону очень хотелось хоть краем глаза взглянуть на лежащего на смертном одре Максима Андреевича. Прогуливаясь по бульвару, он как бы случайно оказался невдалеке от Дома обороны. Остановился у витрины, оклеенной самыми разными объявлениями, среди которых было и такое: "Совет рабочих и солдатских депутатов извещает, что в доме No 40 по улице Кутузова приступило к исполнению своих обязанностей вместо старых противонародных жандармских участков управление губернской милиции рабочих и крестьян. Его начальник..." Дальше стояла фамилия Белоусова. Но она была зачеркнута, а над ней от руки написано "Рябов Семен Гаврилович".
   Ровно в три часа дня Тихон Столицын увидел, как из парадного подъезда Дома обороны стали выносить гроб с телом Белоусова. Его несли, держа за углы, четверо рослых мужчин. Особенно один из них обращал на себя внимание. Был он чрезвычайно широкоплеч, дюж, несмотря на мороз - в бушлате нараспашку, в тельняшке, обтянувшей его могучую грудь. Тихон не знал, что это и есть председатель Военно-революционного комитета и секретарь губкома партии большевиков Савелий Бугров.
   Раздались траурные звуки оркестра. Гроб установили в кузов грузовой машины, стоявшей "на парах" у подъезда. По сигналу Бугрова автомобиль зарычал и медленно двинулся под уклон улицы. Вслед тронулась длинная колонна людей, провожающих Белоусова в последний путь. Представители учреждений, заводов, коллективов несли венки. Тихон насчитал десять или двенадцать венков из живых цветов, удивляясь, откуда они взялись среди зимы. На кумачовых лентах проглядывали надписи: "От жены", "От губкома партии", "От завода железной дороги"...
   Все участники шествия шагали молча, плотно сжав губы. Мужчины держали в руках шапки. Вдова Белоусова через силу переставляла ноги. Она, казалось, не понимала, что происходит. Ее поддерживали под руки с одной стороны сестра Тоня, с другой - мать. Головы женщин покрывали заиндевевшие от дыхания черные платки,
   Тихон не знал ни жену Белоусова, ни двух других женщин, но догадался, кто они. Муровец шел по тротуару в стороне от процессии. Продрогшее на морозе солнце светило тускло и холодно, Столицын забыл надеть перчатки и теперь грел руки в карманах пальто. На душе у него было тоскливо.
   За поворотом на другую улицу оркестр умолк на время. Наступило тяжелое безмолвие, нарушаемое лишь шумом шагов участников процессии и натужным рычанием мотора автомашины, ехавшей на первой скорости. Тихон через головы людей, столпившихся вдоль мостовой, видел плывущий гроб с телом покойного, обтянутый красным бархатом с черной траурной каймой.
   По распоряжению губкома в четыре часа дня прозвучали траурные гудки трех крупных заводов, и на минуту на предприятиях остановились все работы.
   Тихон вспомнил, что в эти часы там, в Москве, товарищи из уголовного розыска хоронят его лучшего друга Николая Кривоносова, так же, как и Белоусов, безвременно погибшего от бандитской пули, и на душе у него стало еще тяжелее.
   У кладбищенских ворот гроб сняли с кузова автомашины и подняли на плечи верные друзья Белоусова: Савелий Бугров, неизвестный крупнолицый мужчина со светлыми редкими волосами, приехавший, как говорили, из Москвы, Рябов и Петухов. Гроб установили у края могилы. Замер торжественно выстроенный военный караул с винтовками в руках.