Страница:
Спор носил характер этический и разгорелся вокруг образа Царь-девицы в предстоящей постановке «Конька-Горбунка». Ребят возмутила та расчетливая жестокость, с которой прекрасная дева отправила на мученическую смерть влюбленного в нее царя. Подумаешь — не молод! Подумаешь — приглянулся ей другой! Да это же преднамеренное убийство. И абсолютно аморально воздавать этой коварной особе в конце спектакля честь и хвалу. Окажись прекрасная Царь-девица, скажем, в США веке в XX, и посадили бы ее не за свадебный стол, а на электрический стул.
В гневном шуме всеобщего осуждения раздавались, правда, голоса, утверждавшие, что сваренный царь и сам был отнюдь не ангелом. Однако этической сути проблемы это не меняло: девица погубила престарелого жениха исключительно из личных соображений, а не в борьбе за идеалы свободы, равенства и братства. Которые, впрочем, тоже смертоубийства не оправдывают.
Учитель пытался объяснить разгорячившимся артистам, что произведение, облеченное в сказочную форму, нельзя толковать буквально. Пресловутые котлы являются не орудием убийства, а литературной аллегорией: по законам жанра зло должно быть уничтожено, а положительный герой обязан восторжествовать. Царь-девица лишь запустила в действие механизм «воздаяния по заслугам».
— Не совсем логично, — прервал рассуждения Птенчикова один из учеников. — Почему зло было наказано в лице царя, если по ходу действия главному герою постоянно вредил некий Спальник?
...Птенчиков выдохнул очередной поток праны и досадливо высморкался. Нет, сегодня ничего не получается. Придется прервать занятие: неправильное выполнение пранаям опасно для здоровья. Индийские мудрецы утверждают, что энергия праны, вышедшая из-под контроля, способна даже убить!
Он скатал коврик и отправился на кухню, планируя достать из холодильника бутылочку пивка. Денек выдался погожий, и с сосулек за окном резво сбегали веселые капельки. Птенчиков сосульки не сбивал: они ему нравились. Он распахнул окно. Влажный весенний воздух азартно рванул в неосвоенное помещение. Вот где потоки вселенской энергии! Одной ноздрей не справишься... С многообещающим чмоканьем слетела крышка с бутылки. Птенчиков присел на подоконник и бездумно прикрыл глаза.
За окном раздался свист, и спортивный аэробот, заложив крутой вираж, пошел на посадку. Иван высунулся в окно. Так и есть: Гвидонов лихачит. Эх, женить бы его поскорее, уж Варвара-то парня образумит!
Егор выглядел неважно: лицо бледное, глаза лихорадочно блестят, пальцы бестолково перебирают планки комбинезона. Птенчиков молча извлек из холодильника еще одну бутылку.
— Что-то ты сегодня в одиночестве. А где Варвара?
— Иван Иванович, вы представляете — мы поссорились!
— Ну наконец-то.
— Что?! — опешил Егор.
— Слишком уж вы сахарные были последнее время. Не переживай: милые бранятся — только тешатся, — назидательно изрек учитель. Гвидонов сник:
— Банальностью горя не осушишь...
— Как патетично! Кстати; это не банальность, а народная мудрость.
— Народ — понятие обобщенное, а моя Варя — единственная на свете. И она от меня ушла. Навсегда. Спрыгнула с тротуара...
— Спрыгнула... Да что ты мне голову морочишь! — возмутился Птенчиков. — Тротуар низкий!
— Ну и что? — Егор взглянул на него с недоумением.
— Чтобы уйти навсегда, прыгают не с тротуаров, а с высотных домов.
— Еще не хватало... Умеете вы, Иван Иванович, утешить! — Гвидонов поежился. — Разве я говорю о самоубийстве? Просто Варя посчитала, что я проявил черствость и непростительное равнодушие, и умчалась прочь в аэротакси.
— Так-так, — протянул Птенчиков. — И к чему же ты остался равнодушен?
— К ее гениальному изобретению. Я не захотел поддержать научный эксперимент и нырнуть в котел с кипящим молоком.
Птенчиков поморгал:
— Старик, не поверишь — я тебя понимаю! Подожди, как ты сказал: котел с кипящим молоком? Это не по сказке ли Ершова?
— Точно. Варя утверждает, что раскрыла секрет Царь-девицы, и предлагает опробовать волшебный рецепт прямо на нашей свадьбе.
— Потрясающе, — мрачно произнес Птенчиков. — И что за ученики пошли в двадцать втором веке? Прочитаешь им «Сказку о царе Салтане» — летят воровать доспехи у богатырей, упомянешь «Конька-Горбунка» — и уже затевается извращенное смертоубийство. Кстати, зачем вам нырять в котел? Вы вроде и без того молоды да хороши собой.
— Нет предела совершенству, — пробормотал Егор. — Может, Варя хочет таким образом вылечить кариес.
Птенчиков швырнул пустую бутылку в утилизатор.
— Это ж надо... Секрет Царь-девицы. — Он прошелся по кухне. — А что, она его действительно раскрыла?
— Не знаю. Я подопытных животных посмотреть не успел, мы сразу разругались.
— А напрасно! — Глаза учителя начали разгораться пламенем вдохновения. — Если твоя невеста и впрямь нашла рецепт вечной молодости, это значит, что отныне человечество обречено на бессмертие!
— Э... — озадаченно протянул Гвидонов.
— Проблема перенаселения планеты, конкурентная борьба за право обладания волшебной формулой, миллионные очереди из желающих окунуться в котлы, пенсионеры и инвалиды рвут друг друга зубами, чтобы прорваться вперед и победить в гонке за право на жизнь...
— Может, все еще не до такой степени глобально? — робко предположил Егор. — Если исходить из текста сказки, то заявление Царь-девицы о том, что существует способ помолодеть, могло оказаться уткой, ловушкой для глупого царя! Иван-то в детство не впал, только собой похорошел.
— Я понял! — вскричал Птенчиков. — Все верно, пресловутый закон сказки: зло наказано, добро вознаграждается. Результат купания будет целиком зависеть от моральных качеств ныряльщика. Хорошие люди станут еще прекраснее, плохие — постепенно вымрут...
— И наступит рай на земле. Не забыть бы только заранее уничтожить все яблоки.
— Экий ты скептик, — проворчал Иван. — Кстати, почему Варя никому не рассказывает о своем открытии?
— Она серьезный ученый. Ни за что не обнародует непроверенные данные. Погрязла в лабораторных исследованиях и наслаждается видом хорошеющих день ото дня морских свинок.
— Понятно. — Птенчиков побарабанил пальцами по гладкой поверхности автоповара. — Помирился бы ты с ней. Хорошая девушка.
— Я бы рад, только как?
— Воспользуйся советами «Камасутры».
Егор вскинул изумленные глаза на учителя. Птенчиков смутился:
— Я имею в виду, что там много рекомендаций психологического характера. «Камасутра» — не только трактат о сексе, там описано поведение мужчин и женщин, начиная с личной гигиены и заканчивая проблемами супружеской жизни. Обустройство дома, ведение хозяйства...
— Иван Иванович, — прервал учителя Егор, — не нужно пересказывать книгу, я ведь ее глотал!
Прикрыв глаза, Егор старался как можно точнее воспроизвести в памяти тезисы — точнее, сутры — главы «О проявлении чувств во внешних признаках и поступках». Рекомендации попадались весьма своеобразные:
«Мужчина должен делать то, что приносит девушке наибольшую радость. Можно показать ей мяч, раскрашенный в различные цвета...».
Гвидонов живо представил выражение лица своей невесты: несомненно, радостное. Далее по тексту предлагалось дарить объекту нежных чувств фигурки из дерева, такие, как «стоящие мужчина и женщина, пара баранов, козлов и овец», а также устройства для разбрызгивания воды, природный лак, красный мышьяк, киноварь и мазь для глаз. Егор уныло вздохнул. Пока единственным разумным советом казалось послать к девушке, с которой поссорился, «виту», «видушаку» или «питхамарду». Сутра утверждала, что после их посещения она должна вернуться домой и провести ночь в объятиях своего возлюбленного. Очень удобно. Жаль только, что среди ближайших знакомых нет ни единого «питхамарды».
В мучительных поисках красивого решения проблемы Егор незаметно добрался до дверей Вариной квартиры. Вопреки опасениям невеста его впустила. Перешагнув порог, незадачливый жених рухнул на колени.
— Ты что? — испугалась Варя. — Споткнулся?
— «Как бы ни была рассержена женщина, она никогда не станет пренебрегать мужчиной, стоящим перед ней на коленях», — торжественно процитировал Гвидонов.
— Прекрати паясничать, — поморщилась Варя. — А это еще что?!
— Клетка для попугаев, кукушек, скворцов, перепелов и куропаток. В часы тихого досуга мы будем обучать их говорению и, возможно, найдем с тобой общий язык...
— Гвидонов! — Варя побледнела от гнева. — Вон отсюда, и не смей больше ко мне приближаться!
— Как скажешь. — Егор покорно поднялся с колен, окинул прихожую взглядом и вдруг, схватив с полочки ключи, кошелек и расческу, принялся напряженно подкидывать их в воздух.
— Что... что ты делаешь?!
— «Он может поразить ее, жонглируя различными предметами, — голосом зомби произнес Гвидонов. — Если же она проявляет большое желание посмотреть различные искусства...».
— Так, — протянула Варя, — кажется, я начинаю понимать. Переел «Камасутры»?
— Как ты догадалась? — Егор сверкнул ослепительной улыбкой.
— Чего еще от тебя ожидать! Пакость-то какая...
— Вовсе и не пакость. Там, между прочим, есть очень разумные мысли. Вот, например: «Добродетельная женщина, любящая своего мужа, должна поступать в соответствии с его желаниями, как если бы он был божественным созданием».
— Ты — «божественное создание»? Не кощунствуй! — фыркнула Варя.
— Или вот еще: «С самого начала жене следует постараться завоевать сердце своего мужа, постоянно выказывая ему свою преданность, хороший нрав и мудрость», — ничуть не смущаясь, продолжал Егор. — «А когда он находится в отъезде...».
— Куда это ты собрался? — насторожилась невеста.
— В Индию. По следам Соньки.
— Скажи лучше: по следам «Камасутры»! — Варя окинула Егора холодным взглядом. — Вот и прекрасно. Поезжай искать истоки Камасутры как учения — самое подходящее занятие для такого эгоистичного, самовлюбленного типа. А я займусь лабораторными исследованиями. Нужно вычислить долгосрочный эффект воздействия ершовских котлов на высокоорганизованный биологический организм. Кстати, мне уже пора, пропусти. Егор укоризненно покачал головой.
— Эх ты, Сыроежка... И что развоевалась? Люблю я тебя. Прости, что нечаянно обидел. Был не прав, — неожиданно улыбнулся он. — А ссоришься ты неправильно. Вот послушай, что говорят мудрецы: «Если возникает ссора, женщина начинает плакать, рассыпает по плечам волосы и, срывая с себя гирлянды цветов, бежит к выходу из комнаты. После чего ей следует с рассерженным видом опуститься на пол возле двери и вновь расплакаться, но не уходить, потому что тогда ее можно будет обвинить в том, что она покинула своего возлюбленного».
Варя ехидно прищурилась:
— Уж не заболел ли ты, дорогой? Пропускаешь целые абзацы! Помнится, прежде чем выбежать из комнаты, женщина, которую ты так рекомендуешь мне в качестве образца для подражания, принимается «таскать обидчика за волосы и, ударив его один, два или три раза ногой по рукам, голове, груди или спине...».
— Хватит, хватит! — замахал руками Егор. — Сдаюсь. Ты умнее, гениальнее и великодушнее, чем я. Именно поэтому ты меня простишь и не будешь больше мучить холодным презрением. Предлагаю срочно применить «прижимающее объятие» и ни когда больше не ссориться!
Варя звонко расхохоталась и вдруг о чем-то задумалась.
— Милая, не пугай меня чересчур интеллектуальным видом, — жалобно попросил Егор.
— Мне вот что пришло в голову... В Индии очень много опасных зверей. Слишком много.
— Ничего, отстреляемся!
— Вот и глупо! — припечатала краса факультета натурологии. — Зачем отстреливаться, если у нас есть зоотранслейтор? Между прочим, кроме обеспечения личной безопасности он может принести ощутимую пользу расследованию. Согласись, в целях конспирации гораздо разумнее побеседовать с каким-нибудь дворовым псом, чем сразу обращать на себя внимание местных жителей!
— Скорее не псом, а павлином. — Егор в восторге взглянул на Варю: — Сыроежка, ты чудо! Спасибо за идею, обязательно возьму с собой этот прибор!
— Зоотранслейтор возьму с собой я, — Варя степенно поправила косу, — как полноправный изобретатель. Уж не думаешь ли ты, дорогой, что я отпущу тебя без присмотра в край рупаджив?
ГЛАВА 6
В гневном шуме всеобщего осуждения раздавались, правда, голоса, утверждавшие, что сваренный царь и сам был отнюдь не ангелом. Однако этической сути проблемы это не меняло: девица погубила престарелого жениха исключительно из личных соображений, а не в борьбе за идеалы свободы, равенства и братства. Которые, впрочем, тоже смертоубийства не оправдывают.
Учитель пытался объяснить разгорячившимся артистам, что произведение, облеченное в сказочную форму, нельзя толковать буквально. Пресловутые котлы являются не орудием убийства, а литературной аллегорией: по законам жанра зло должно быть уничтожено, а положительный герой обязан восторжествовать. Царь-девица лишь запустила в действие механизм «воздаяния по заслугам».
— Не совсем логично, — прервал рассуждения Птенчикова один из учеников. — Почему зло было наказано в лице царя, если по ходу действия главному герою постоянно вредил некий Спальник?
...Птенчиков выдохнул очередной поток праны и досадливо высморкался. Нет, сегодня ничего не получается. Придется прервать занятие: неправильное выполнение пранаям опасно для здоровья. Индийские мудрецы утверждают, что энергия праны, вышедшая из-под контроля, способна даже убить!
Он скатал коврик и отправился на кухню, планируя достать из холодильника бутылочку пивка. Денек выдался погожий, и с сосулек за окном резво сбегали веселые капельки. Птенчиков сосульки не сбивал: они ему нравились. Он распахнул окно. Влажный весенний воздух азартно рванул в неосвоенное помещение. Вот где потоки вселенской энергии! Одной ноздрей не справишься... С многообещающим чмоканьем слетела крышка с бутылки. Птенчиков присел на подоконник и бездумно прикрыл глаза.
За окном раздался свист, и спортивный аэробот, заложив крутой вираж, пошел на посадку. Иван высунулся в окно. Так и есть: Гвидонов лихачит. Эх, женить бы его поскорее, уж Варвара-то парня образумит!
Егор выглядел неважно: лицо бледное, глаза лихорадочно блестят, пальцы бестолково перебирают планки комбинезона. Птенчиков молча извлек из холодильника еще одну бутылку.
— Что-то ты сегодня в одиночестве. А где Варвара?
— Иван Иванович, вы представляете — мы поссорились!
— Ну наконец-то.
— Что?! — опешил Егор.
— Слишком уж вы сахарные были последнее время. Не переживай: милые бранятся — только тешатся, — назидательно изрек учитель. Гвидонов сник:
— Банальностью горя не осушишь...
— Как патетично! Кстати; это не банальность, а народная мудрость.
— Народ — понятие обобщенное, а моя Варя — единственная на свете. И она от меня ушла. Навсегда. Спрыгнула с тротуара...
— Спрыгнула... Да что ты мне голову морочишь! — возмутился Птенчиков. — Тротуар низкий!
— Ну и что? — Егор взглянул на него с недоумением.
— Чтобы уйти навсегда, прыгают не с тротуаров, а с высотных домов.
— Еще не хватало... Умеете вы, Иван Иванович, утешить! — Гвидонов поежился. — Разве я говорю о самоубийстве? Просто Варя посчитала, что я проявил черствость и непростительное равнодушие, и умчалась прочь в аэротакси.
— Так-так, — протянул Птенчиков. — И к чему же ты остался равнодушен?
— К ее гениальному изобретению. Я не захотел поддержать научный эксперимент и нырнуть в котел с кипящим молоком.
Птенчиков поморгал:
— Старик, не поверишь — я тебя понимаю! Подожди, как ты сказал: котел с кипящим молоком? Это не по сказке ли Ершова?
— Точно. Варя утверждает, что раскрыла секрет Царь-девицы, и предлагает опробовать волшебный рецепт прямо на нашей свадьбе.
— Потрясающе, — мрачно произнес Птенчиков. — И что за ученики пошли в двадцать втором веке? Прочитаешь им «Сказку о царе Салтане» — летят воровать доспехи у богатырей, упомянешь «Конька-Горбунка» — и уже затевается извращенное смертоубийство. Кстати, зачем вам нырять в котел? Вы вроде и без того молоды да хороши собой.
— Нет предела совершенству, — пробормотал Егор. — Может, Варя хочет таким образом вылечить кариес.
Птенчиков швырнул пустую бутылку в утилизатор.
— Это ж надо... Секрет Царь-девицы. — Он прошелся по кухне. — А что, она его действительно раскрыла?
— Не знаю. Я подопытных животных посмотреть не успел, мы сразу разругались.
— А напрасно! — Глаза учителя начали разгораться пламенем вдохновения. — Если твоя невеста и впрямь нашла рецепт вечной молодости, это значит, что отныне человечество обречено на бессмертие!
— Э... — озадаченно протянул Гвидонов.
— Проблема перенаселения планеты, конкурентная борьба за право обладания волшебной формулой, миллионные очереди из желающих окунуться в котлы, пенсионеры и инвалиды рвут друг друга зубами, чтобы прорваться вперед и победить в гонке за право на жизнь...
— Может, все еще не до такой степени глобально? — робко предположил Егор. — Если исходить из текста сказки, то заявление Царь-девицы о том, что существует способ помолодеть, могло оказаться уткой, ловушкой для глупого царя! Иван-то в детство не впал, только собой похорошел.
— Я понял! — вскричал Птенчиков. — Все верно, пресловутый закон сказки: зло наказано, добро вознаграждается. Результат купания будет целиком зависеть от моральных качеств ныряльщика. Хорошие люди станут еще прекраснее, плохие — постепенно вымрут...
— И наступит рай на земле. Не забыть бы только заранее уничтожить все яблоки.
— Экий ты скептик, — проворчал Иван. — Кстати, почему Варя никому не рассказывает о своем открытии?
— Она серьезный ученый. Ни за что не обнародует непроверенные данные. Погрязла в лабораторных исследованиях и наслаждается видом хорошеющих день ото дня морских свинок.
— Понятно. — Птенчиков побарабанил пальцами по гладкой поверхности автоповара. — Помирился бы ты с ней. Хорошая девушка.
— Я бы рад, только как?
— Воспользуйся советами «Камасутры».
Егор вскинул изумленные глаза на учителя. Птенчиков смутился:
— Я имею в виду, что там много рекомендаций психологического характера. «Камасутра» — не только трактат о сексе, там описано поведение мужчин и женщин, начиная с личной гигиены и заканчивая проблемами супружеской жизни. Обустройство дома, ведение хозяйства...
— Иван Иванович, — прервал учителя Егор, — не нужно пересказывать книгу, я ведь ее глотал!
Прикрыв глаза, Егор старался как можно точнее воспроизвести в памяти тезисы — точнее, сутры — главы «О проявлении чувств во внешних признаках и поступках». Рекомендации попадались весьма своеобразные:
«Мужчина должен делать то, что приносит девушке наибольшую радость. Можно показать ей мяч, раскрашенный в различные цвета...».
Гвидонов живо представил выражение лица своей невесты: несомненно, радостное. Далее по тексту предлагалось дарить объекту нежных чувств фигурки из дерева, такие, как «стоящие мужчина и женщина, пара баранов, козлов и овец», а также устройства для разбрызгивания воды, природный лак, красный мышьяк, киноварь и мазь для глаз. Егор уныло вздохнул. Пока единственным разумным советом казалось послать к девушке, с которой поссорился, «виту», «видушаку» или «питхамарду». Сутра утверждала, что после их посещения она должна вернуться домой и провести ночь в объятиях своего возлюбленного. Очень удобно. Жаль только, что среди ближайших знакомых нет ни единого «питхамарды».
В мучительных поисках красивого решения проблемы Егор незаметно добрался до дверей Вариной квартиры. Вопреки опасениям невеста его впустила. Перешагнув порог, незадачливый жених рухнул на колени.
— Ты что? — испугалась Варя. — Споткнулся?
— «Как бы ни была рассержена женщина, она никогда не станет пренебрегать мужчиной, стоящим перед ней на коленях», — торжественно процитировал Гвидонов.
— Прекрати паясничать, — поморщилась Варя. — А это еще что?!
— Клетка для попугаев, кукушек, скворцов, перепелов и куропаток. В часы тихого досуга мы будем обучать их говорению и, возможно, найдем с тобой общий язык...
— Гвидонов! — Варя побледнела от гнева. — Вон отсюда, и не смей больше ко мне приближаться!
— Как скажешь. — Егор покорно поднялся с колен, окинул прихожую взглядом и вдруг, схватив с полочки ключи, кошелек и расческу, принялся напряженно подкидывать их в воздух.
— Что... что ты делаешь?!
— «Он может поразить ее, жонглируя различными предметами, — голосом зомби произнес Гвидонов. — Если же она проявляет большое желание посмотреть различные искусства...».
— Так, — протянула Варя, — кажется, я начинаю понимать. Переел «Камасутры»?
— Как ты догадалась? — Егор сверкнул ослепительной улыбкой.
— Чего еще от тебя ожидать! Пакость-то какая...
— Вовсе и не пакость. Там, между прочим, есть очень разумные мысли. Вот, например: «Добродетельная женщина, любящая своего мужа, должна поступать в соответствии с его желаниями, как если бы он был божественным созданием».
— Ты — «божественное создание»? Не кощунствуй! — фыркнула Варя.
— Или вот еще: «С самого начала жене следует постараться завоевать сердце своего мужа, постоянно выказывая ему свою преданность, хороший нрав и мудрость», — ничуть не смущаясь, продолжал Егор. — «А когда он находится в отъезде...».
— Куда это ты собрался? — насторожилась невеста.
— В Индию. По следам Соньки.
— Скажи лучше: по следам «Камасутры»! — Варя окинула Егора холодным взглядом. — Вот и прекрасно. Поезжай искать истоки Камасутры как учения — самое подходящее занятие для такого эгоистичного, самовлюбленного типа. А я займусь лабораторными исследованиями. Нужно вычислить долгосрочный эффект воздействия ершовских котлов на высокоорганизованный биологический организм. Кстати, мне уже пора, пропусти. Егор укоризненно покачал головой.
— Эх ты, Сыроежка... И что развоевалась? Люблю я тебя. Прости, что нечаянно обидел. Был не прав, — неожиданно улыбнулся он. — А ссоришься ты неправильно. Вот послушай, что говорят мудрецы: «Если возникает ссора, женщина начинает плакать, рассыпает по плечам волосы и, срывая с себя гирлянды цветов, бежит к выходу из комнаты. После чего ей следует с рассерженным видом опуститься на пол возле двери и вновь расплакаться, но не уходить, потому что тогда ее можно будет обвинить в том, что она покинула своего возлюбленного».
Варя ехидно прищурилась:
— Уж не заболел ли ты, дорогой? Пропускаешь целые абзацы! Помнится, прежде чем выбежать из комнаты, женщина, которую ты так рекомендуешь мне в качестве образца для подражания, принимается «таскать обидчика за волосы и, ударив его один, два или три раза ногой по рукам, голове, груди или спине...».
— Хватит, хватит! — замахал руками Егор. — Сдаюсь. Ты умнее, гениальнее и великодушнее, чем я. Именно поэтому ты меня простишь и не будешь больше мучить холодным презрением. Предлагаю срочно применить «прижимающее объятие» и ни когда больше не ссориться!
Варя звонко расхохоталась и вдруг о чем-то задумалась.
— Милая, не пугай меня чересчур интеллектуальным видом, — жалобно попросил Егор.
— Мне вот что пришло в голову... В Индии очень много опасных зверей. Слишком много.
— Ничего, отстреляемся!
— Вот и глупо! — припечатала краса факультета натурологии. — Зачем отстреливаться, если у нас есть зоотранслейтор? Между прочим, кроме обеспечения личной безопасности он может принести ощутимую пользу расследованию. Согласись, в целях конспирации гораздо разумнее побеседовать с каким-нибудь дворовым псом, чем сразу обращать на себя внимание местных жителей!
— Скорее не псом, а павлином. — Егор в восторге взглянул на Варю: — Сыроежка, ты чудо! Спасибо за идею, обязательно возьму с собой этот прибор!
— Зоотранслейтор возьму с собой я, — Варя степенно поправила косу, — как полноправный изобретатель. Уж не думаешь ли ты, дорогой, что я отпущу тебя без присмотра в край рупаджив?
ГЛАВА 6
— Боже, куда я попала! — шептала дрожащая Сонька, глядя на многорукое чудовище и боясь лишний раз вздохнуть. — Неужели к инопланетянам? Вот теперь и узнаю, есть ли жизнь на Марсе...
Чудище продолжало плавно колыхаться в неверном свете факелов, не предпринимая никаких попыток к нападению. Выждав некоторое время и слегка успокоившись, Сонька сообразила, что многорукий монстр на самом деле неподвижен и, по всей видимости, является скульптурным изображением какого-нибудь древнего божества. Итак, ее угораздило приземлиться прямо в святилище какого-то храма. Хранилище священных реликвий. Сокровищницу, ексель-моксель! Она захихикала, не озадачиваясь пока размышлениями о том, каким образом сумеет переправить бесценные раритеты господину антиквару и что за судьбу уготовили ей их неведомые хранители.
Быстро освоившись в незнакомом месте, Сонька по-хозяйски обошла помещение, прикидывая, что было бы лучше прихватить с собой и какие дивиденды можно получить с этой операции. Меж тем организм начинал требовать свое. Бизнес — бизнесом, переживания — переживаниями, а от физиологии никуда не денешься. Пора выбираться из этого каменного мешка и поискать санудобства.
Резная дверь оказалась заперта. Итак, Сонька пленница. Не совсем понятно, почему ее заперли именно в святилище, но, если она его осквернит, не дождавшись прихода тюремщиков, это вряд ли улучшит их настроение. Сонька вновь принялась кружить по залу, обдумывая щекотливую ситуацию. До сих пор к ней относились лояльно: не связали, не избили, — но что предпринять, дабы не навлечь на себя неизгладимый позор?
Причудливые фигуры насмешливо наблюдали за ней с барельефов. Устав метаться, Сонька остановилась, облокотившись об одну из колонн.
Колонна выделялась среди прочих. Во-первых, месторасположением. Во-вторых, чрезвычайно громоздким основанием. И, наконец, на ней не было вырезано никаких «бытовых картинок». Девушка некоторое время разглядывала каменный столб, и вдруг ее посетило озарение: посреди храма торчал... ну, скажем, то, что мужчины почему-то называют своим «достоинством». Да что же это, в самом деле?
Дверь скрипнула и начала медленно отворяться. Наконец-то! Сейчас ситуация должна проясниться. На всякий случай Сонька зашла за... в общем, за колонну.
Вошедший притворил за собой дверь и двинулся вперед, напевая что-то заунывное, но благозвучное. В руках он держал большой поднос с тропическими фруктами. Присмотревшись, Сонька опознала давешнего бритоголового спасителя, чудесным образом остановившего толпу. Правда, он почему-то хромал. Неужели покалечили, когда он старался ее защитить? Человек достиг середины зала и остановился, в растерянности озираясь по сторонам. Сонька решила, что пора выходить из укрытия.
— Привет, болезный! Что, сильно тебя зашибли?
Звонкий голос громко разнесся под каменными сводами. Человек вздрогнул, затем быстро опустился на колени и поставил поднос к ее стопам.
— Как это мило! — Сонька наклонилась, выудила из горки плодов банан и принялась с аппетитом его жевать. Лицо человека осветилось искренней радостью. Он чуть приподнялся и заговорил. Речь звучала непонятно, но зажигательно. Сонька благосклонно кивала в такт, разглядывая нового знакомого.
Он был красив: широкие плечи, мускулы так и перекатываются под гладкой коричневой кожей. Черты волевого лица отличались некоторой резкостью — возможно, это впечатление возникало благодаря игре теней. Карие глаза — большие, чуть навыкате — смотрели почтительно, но не подобострастно. Харизматичный мужик.
Доев банан и пристроив шкурку на край подноса, Сонька решила прервать монолог посетителя:
— Слушай, все это очень здорово, но у меня возникла небольшая проблема. Не подскажешь, где тут туалет?
— Мм? — произнес собеседник.
— Туалет... — Сонька развела руками. Он с готовностью придвинул к ней поднос. — Нет, не думаю, что это хорошая идея. Пойдем-ка к выходу.
Она повернулась и направилась к двери. Проявив быстроту и проворство, мужчина перегородил ей путь и возбужденно залопотал на своем языке.
— Пропусти! — рассердилась Сонька. — Честно предупреждаю: хуже будет!
Но бритоголовый был непреклонен. Мягко, но решительно он стал оттеснять ее на прежнее место. Сонька почувствовала, что критический момент совсем близок.
— Вот беда мне с тобой... Доведешь ведь до греха. Может, воспользоваться языком жестов?
Жесты получились совсем неприличными. Бритоголовый некоторое время наблюдал Сонькину пантомиму, потом вдруг лицо его озарилось светом понимания, он закатил глаза и... попытался слиться с ней в мировой гармонии.
— Ты что творишь, кобель неотесанный? — Сонька с размаху залепила звонкую пощечину. Бритоголовый крякнул, пробормотал что-то восторженное — и повторил попытку с удвоенной энергией.
— Придурок! Я совсем не то имела в виду! — вопила Сонька, отчаянно сопротивляясь. С обиженным недоумением мужчина разжал объятия. Тихо матерясь, Сонька одернула сарафан, в котором бежала с Буяна, поправила сбившийся набок кокошник — а потом взяла да и стянула его вместе с париком. Хватит уже париться.
Тяжелая коса золотой змеей скользнула на пол. Карие глаза бритоголового еще больше выкатились, он судорожно вздохнул — и без чувств рухнул к Сонькиным ногам...
Постепенно Сонька осознала, что ее считают кем-то вроде божества. Такое положение весьма льстило ее самолюбию, но влекло за собой определенные неудобства. Каждое утро начиналось с пуджи. Очистив себя ритуальным омовением и молитвой, верховный жрец храма, распевая хвалебные гимны, являлся к ней, дабы совершить ежедневный обряд пробуждения божества. Пробуждение сопровождалось невероятным грохотом: идущие за жрецом музыканты считали своим долгом бить в гонг, трубить в раковины, звонить в колокола — словом, производить как можно больше шума. Центральная роль в ритуале принадлежала процедуре, называемой абхишека, то есть окропление. Едва продравшую глаза Соньку поливали водой или молоком, посыпали золотыми монетами и даже порывались смазать топленым маслом. Целью всего этого светопреставления являлось выразить ей бесконечную и бескорыстную преданность.
Поначалу Сонька пыталась сопротивляться, но, поняв, что причислена к священному пантеону, смирилась. Взбодрив пробужденное божество, служители храма принимались курить благовония, зажигать светильники, после чего подносили различные яства. Божественное меню большим разнообразием не отличалось: блюда из риса или пшеничной муки, приготовленные на молоке с добавлением специй, да неизменные фрукты. Расписание ежедневных богослужений включало в себя четыре основных обряда, совершающихся рано утром, в полдень, вечером и в полночь, а также двух дополнительных: дополуденного и послеполуденного. Прожив неделю в таком ритме, Сонька начала звереть.
Гнев «богини» был впечатляющ. Потрясенный жрец немного подумал и решил принести ей кровавую жертву в виде козы и цыпленка. Сонька несказанно обрадовалась и повелела сделать шашлык, собственноручно нанизав на какой-то прут куски парного мяса. Добившись расширения диеты, она почувствовала себя почти счастливой и в тот день даже на паломников смотрела с меньшим отвращением.
Желающие лицезреть новоявленную богиню тянулись нескончаемым потоком. Достигнув храма, пилигримы снимали обувь (если, конечно, она у них была), совершали омовение и начинали постепенное движение к центру — храма, мира и собственно личности. Маршрут строился по ходу солнца. Начав с внешнего обхода святыни, страждущий, в конце концов, оказывался перед Сонькой, падал на колени и касался лбом ее ноги, уповая на божественную помощь в обмен на принесенную им жертву. Жертвенные дары передавались жрецам и состояли чаще всего из того же риса, кокосовых орехов, благовоний, цветов или денег. Тем, кто принес деньги, удавалось помедитировать близ Сонькиной пятки чуть дольше. Остальным засиживаться не позволяли — мол, не задерживайте очередь. Поднявшись с колен, непрестанно бормочущие мантры паломники трижды обходили «святыню» слева направо и удалялись на пленэр, однако далеко не все спешили разойтись по домам: многие вставали у стен храма лагерем, омываясь трижды в день в священном пруду и норовя снова и снова пробраться к Соньке.
Жизнь богини была тяжела. В душном воздухе храма, настоянном на аромате цветов, благовоний и запахе людского пота, кружилась голова. Соньку постоянно тошнило: желудок отказывался принимать местную пищу. «Нужно бежать!» — стучала в висках неотступная мысль. Однако бежать было некуда. Машины времени больше не существовало, и если в храме Сонька была божеством, то за его пределами... Осмыслив ситуацию, девушка заставила себя побороть отчаяние и научиться выживать в новой обстановке.
Незнакомый язык постепенно начал обретать некоторую осмысленность. Сонька проявила редкое упорство, и теперь верховный жрец — тот самый бритоголовый спаситель — посвящал лингвистическим урокам все время, свободное от ритуалов и приема паломников. Звали жреца непроизносимо, что-то вроде Брихадаранья-Панчаагнивидья. Не долго думая, Сонька окрестила его Борькой, и их взаимопонимание стало расти с каждым днем. Со здоровьем дело обстояло куда хуже. Постоянные изжоги и приступы тошноты довели Соньку до полного измождения. Она добилась сокращения «рабочего дня» и убедила жреца, что имеет право пребывать не только в духоте вырубленного в скале святилища, но также на берегу храмового пруда или в тени священной смоковницы. Однако лучше ей не стало. Некоторое время Сонька грешила на антисанитарию и неудобоваримость местной пищи, однако вскоре, сопоставив факты и учтя дополнительные симптомы, пришла к ошеломляющему выводу. Она была беременна!
Да, брачная ночь с царем Салтаном не прошла бесследно. Сонька отказывалась поверить в очевидное, но, в конце концов, пришлось признать: принимая жертвы от паломников в неизвестном храме, затерянном где-то среди тропиков, она в то же время носит в чреве наследника престола древнего славянского царства. Вот такая вот загогулина...
Больше всего будущую мамашу возмущал сам факт произошедшего зачатия. Как такое могло случиться? Куда смотрит фармацевтическая промышленность, выпускающая бракованные таблетки? Однако по здравом размышлении она решила, что фармацевты XXII века в ее бедах не виноваты. Скорее всего, интенсивные перемещения во времени нарушили гормональный фон организма, произошел сбой месячного цикла. Вот беда! Быть ей теперь матерью-одиночкой без всякой надежды на социальную помощь...
Впрочем, Сонька уже вполне освоилась с ролью богини. Узнав о беременности, она повела себя жестко и прагматично, объявив, что отныне прием населения будет проводиться строго по пятницам, с трех до пяти, а в другое время ее лучше не беспокоить. Не то — камня на камне не останется от храма, да и от окружающего ландшафта тоже. Затем она заставила обалдевшего Борьку переселить ее из святилища в более удобное для жизни помещение, а заодно выделить пару служанок женского пола. И лишь одно пожелание грозной богини так и осталось невыполнимым: как же ей хотелось заменить надоевшие рисовые лепешки солеными огурцами!
Вы можете изобразить соленый огурец языком жестов? У Соньки не получилось. Тогда она взялась за перо — то есть за сломанный прутик священной смоковницы — и начертила на земле вытянутый, слегка кривоватый эллипс. Жрец Борька, с интересом ожидавший результата ее творческих экспериментов, глянул на рисунок и со священным трепетом в голосе прошептал:
— Лингам!
— Вот-вот, — откликнулась Сонька, запоминая новое слово. — Посоли и принеси.
Жрец вскинул на нее блестящие глаза.
— Не понимаешь? — Сонька решила уточнить задание и снова указала на рисунок, затем на свой открытый рот и изобразила высшую степень нетерпения. Жрец радостно кивнул и захромал в сторону святилища, что несколько удивило богиню: по ее сведениям, продовольственные хранилища находились в другом направлении.
Вернулся жрец с резным подносом, на котором торжественно возлежал золотой... ну, стыдно сказать. Сонька разинула рот, но тут же поспешила его захлопнуть.
— Ты что принес? Издеваешься, да?!
Жрец очень смутился и поспешил исчезнуть с глаз непредсказуемой богини, чтобы скорее исправить конфуз. Когда он вернулся, следом шли четверо служителей храма, сгибаясь под тяжестью дорогих носилок. Процессия остановилась, и жрец благоговейно откинул шелковое покрывало.
На носилках лежал тот же предмет, но размером побольше. Жрец склонился в учтивом поклоне. Сонька начала закипать.
Увидев, что богиня потемнела лицом, почтенный Брихадаранья отчаянно замахал руками. Служители подхватили носилки и кинулись бежать, а жрец, посыпая голову пылью, потянул Соньку ко входу в храм.
— Чем еще ты хочешь усладить мой взор? — прошипела взбешенная богиня.
Чудище продолжало плавно колыхаться в неверном свете факелов, не предпринимая никаких попыток к нападению. Выждав некоторое время и слегка успокоившись, Сонька сообразила, что многорукий монстр на самом деле неподвижен и, по всей видимости, является скульптурным изображением какого-нибудь древнего божества. Итак, ее угораздило приземлиться прямо в святилище какого-то храма. Хранилище священных реликвий. Сокровищницу, ексель-моксель! Она захихикала, не озадачиваясь пока размышлениями о том, каким образом сумеет переправить бесценные раритеты господину антиквару и что за судьбу уготовили ей их неведомые хранители.
Быстро освоившись в незнакомом месте, Сонька по-хозяйски обошла помещение, прикидывая, что было бы лучше прихватить с собой и какие дивиденды можно получить с этой операции. Меж тем организм начинал требовать свое. Бизнес — бизнесом, переживания — переживаниями, а от физиологии никуда не денешься. Пора выбираться из этого каменного мешка и поискать санудобства.
Резная дверь оказалась заперта. Итак, Сонька пленница. Не совсем понятно, почему ее заперли именно в святилище, но, если она его осквернит, не дождавшись прихода тюремщиков, это вряд ли улучшит их настроение. Сонька вновь принялась кружить по залу, обдумывая щекотливую ситуацию. До сих пор к ней относились лояльно: не связали, не избили, — но что предпринять, дабы не навлечь на себя неизгладимый позор?
Причудливые фигуры насмешливо наблюдали за ней с барельефов. Устав метаться, Сонька остановилась, облокотившись об одну из колонн.
Колонна выделялась среди прочих. Во-первых, месторасположением. Во-вторых, чрезвычайно громоздким основанием. И, наконец, на ней не было вырезано никаких «бытовых картинок». Девушка некоторое время разглядывала каменный столб, и вдруг ее посетило озарение: посреди храма торчал... ну, скажем, то, что мужчины почему-то называют своим «достоинством». Да что же это, в самом деле?
Дверь скрипнула и начала медленно отворяться. Наконец-то! Сейчас ситуация должна проясниться. На всякий случай Сонька зашла за... в общем, за колонну.
Вошедший притворил за собой дверь и двинулся вперед, напевая что-то заунывное, но благозвучное. В руках он держал большой поднос с тропическими фруктами. Присмотревшись, Сонька опознала давешнего бритоголового спасителя, чудесным образом остановившего толпу. Правда, он почему-то хромал. Неужели покалечили, когда он старался ее защитить? Человек достиг середины зала и остановился, в растерянности озираясь по сторонам. Сонька решила, что пора выходить из укрытия.
— Привет, болезный! Что, сильно тебя зашибли?
Звонкий голос громко разнесся под каменными сводами. Человек вздрогнул, затем быстро опустился на колени и поставил поднос к ее стопам.
— Как это мило! — Сонька наклонилась, выудила из горки плодов банан и принялась с аппетитом его жевать. Лицо человека осветилось искренней радостью. Он чуть приподнялся и заговорил. Речь звучала непонятно, но зажигательно. Сонька благосклонно кивала в такт, разглядывая нового знакомого.
Он был красив: широкие плечи, мускулы так и перекатываются под гладкой коричневой кожей. Черты волевого лица отличались некоторой резкостью — возможно, это впечатление возникало благодаря игре теней. Карие глаза — большие, чуть навыкате — смотрели почтительно, но не подобострастно. Харизматичный мужик.
Доев банан и пристроив шкурку на край подноса, Сонька решила прервать монолог посетителя:
— Слушай, все это очень здорово, но у меня возникла небольшая проблема. Не подскажешь, где тут туалет?
— Мм? — произнес собеседник.
— Туалет... — Сонька развела руками. Он с готовностью придвинул к ней поднос. — Нет, не думаю, что это хорошая идея. Пойдем-ка к выходу.
Она повернулась и направилась к двери. Проявив быстроту и проворство, мужчина перегородил ей путь и возбужденно залопотал на своем языке.
— Пропусти! — рассердилась Сонька. — Честно предупреждаю: хуже будет!
Но бритоголовый был непреклонен. Мягко, но решительно он стал оттеснять ее на прежнее место. Сонька почувствовала, что критический момент совсем близок.
— Вот беда мне с тобой... Доведешь ведь до греха. Может, воспользоваться языком жестов?
Жесты получились совсем неприличными. Бритоголовый некоторое время наблюдал Сонькину пантомиму, потом вдруг лицо его озарилось светом понимания, он закатил глаза и... попытался слиться с ней в мировой гармонии.
— Ты что творишь, кобель неотесанный? — Сонька с размаху залепила звонкую пощечину. Бритоголовый крякнул, пробормотал что-то восторженное — и повторил попытку с удвоенной энергией.
— Придурок! Я совсем не то имела в виду! — вопила Сонька, отчаянно сопротивляясь. С обиженным недоумением мужчина разжал объятия. Тихо матерясь, Сонька одернула сарафан, в котором бежала с Буяна, поправила сбившийся набок кокошник — а потом взяла да и стянула его вместе с париком. Хватит уже париться.
Тяжелая коса золотой змеей скользнула на пол. Карие глаза бритоголового еще больше выкатились, он судорожно вздохнул — и без чувств рухнул к Сонькиным ногам...
Постепенно Сонька осознала, что ее считают кем-то вроде божества. Такое положение весьма льстило ее самолюбию, но влекло за собой определенные неудобства. Каждое утро начиналось с пуджи. Очистив себя ритуальным омовением и молитвой, верховный жрец храма, распевая хвалебные гимны, являлся к ней, дабы совершить ежедневный обряд пробуждения божества. Пробуждение сопровождалось невероятным грохотом: идущие за жрецом музыканты считали своим долгом бить в гонг, трубить в раковины, звонить в колокола — словом, производить как можно больше шума. Центральная роль в ритуале принадлежала процедуре, называемой абхишека, то есть окропление. Едва продравшую глаза Соньку поливали водой или молоком, посыпали золотыми монетами и даже порывались смазать топленым маслом. Целью всего этого светопреставления являлось выразить ей бесконечную и бескорыстную преданность.
Поначалу Сонька пыталась сопротивляться, но, поняв, что причислена к священному пантеону, смирилась. Взбодрив пробужденное божество, служители храма принимались курить благовония, зажигать светильники, после чего подносили различные яства. Божественное меню большим разнообразием не отличалось: блюда из риса или пшеничной муки, приготовленные на молоке с добавлением специй, да неизменные фрукты. Расписание ежедневных богослужений включало в себя четыре основных обряда, совершающихся рано утром, в полдень, вечером и в полночь, а также двух дополнительных: дополуденного и послеполуденного. Прожив неделю в таком ритме, Сонька начала звереть.
Гнев «богини» был впечатляющ. Потрясенный жрец немного подумал и решил принести ей кровавую жертву в виде козы и цыпленка. Сонька несказанно обрадовалась и повелела сделать шашлык, собственноручно нанизав на какой-то прут куски парного мяса. Добившись расширения диеты, она почувствовала себя почти счастливой и в тот день даже на паломников смотрела с меньшим отвращением.
Желающие лицезреть новоявленную богиню тянулись нескончаемым потоком. Достигнув храма, пилигримы снимали обувь (если, конечно, она у них была), совершали омовение и начинали постепенное движение к центру — храма, мира и собственно личности. Маршрут строился по ходу солнца. Начав с внешнего обхода святыни, страждущий, в конце концов, оказывался перед Сонькой, падал на колени и касался лбом ее ноги, уповая на божественную помощь в обмен на принесенную им жертву. Жертвенные дары передавались жрецам и состояли чаще всего из того же риса, кокосовых орехов, благовоний, цветов или денег. Тем, кто принес деньги, удавалось помедитировать близ Сонькиной пятки чуть дольше. Остальным засиживаться не позволяли — мол, не задерживайте очередь. Поднявшись с колен, непрестанно бормочущие мантры паломники трижды обходили «святыню» слева направо и удалялись на пленэр, однако далеко не все спешили разойтись по домам: многие вставали у стен храма лагерем, омываясь трижды в день в священном пруду и норовя снова и снова пробраться к Соньке.
Жизнь богини была тяжела. В душном воздухе храма, настоянном на аромате цветов, благовоний и запахе людского пота, кружилась голова. Соньку постоянно тошнило: желудок отказывался принимать местную пищу. «Нужно бежать!» — стучала в висках неотступная мысль. Однако бежать было некуда. Машины времени больше не существовало, и если в храме Сонька была божеством, то за его пределами... Осмыслив ситуацию, девушка заставила себя побороть отчаяние и научиться выживать в новой обстановке.
Незнакомый язык постепенно начал обретать некоторую осмысленность. Сонька проявила редкое упорство, и теперь верховный жрец — тот самый бритоголовый спаситель — посвящал лингвистическим урокам все время, свободное от ритуалов и приема паломников. Звали жреца непроизносимо, что-то вроде Брихадаранья-Панчаагнивидья. Не долго думая, Сонька окрестила его Борькой, и их взаимопонимание стало расти с каждым днем. Со здоровьем дело обстояло куда хуже. Постоянные изжоги и приступы тошноты довели Соньку до полного измождения. Она добилась сокращения «рабочего дня» и убедила жреца, что имеет право пребывать не только в духоте вырубленного в скале святилища, но также на берегу храмового пруда или в тени священной смоковницы. Однако лучше ей не стало. Некоторое время Сонька грешила на антисанитарию и неудобоваримость местной пищи, однако вскоре, сопоставив факты и учтя дополнительные симптомы, пришла к ошеломляющему выводу. Она была беременна!
Да, брачная ночь с царем Салтаном не прошла бесследно. Сонька отказывалась поверить в очевидное, но, в конце концов, пришлось признать: принимая жертвы от паломников в неизвестном храме, затерянном где-то среди тропиков, она в то же время носит в чреве наследника престола древнего славянского царства. Вот такая вот загогулина...
Больше всего будущую мамашу возмущал сам факт произошедшего зачатия. Как такое могло случиться? Куда смотрит фармацевтическая промышленность, выпускающая бракованные таблетки? Однако по здравом размышлении она решила, что фармацевты XXII века в ее бедах не виноваты. Скорее всего, интенсивные перемещения во времени нарушили гормональный фон организма, произошел сбой месячного цикла. Вот беда! Быть ей теперь матерью-одиночкой без всякой надежды на социальную помощь...
Впрочем, Сонька уже вполне освоилась с ролью богини. Узнав о беременности, она повела себя жестко и прагматично, объявив, что отныне прием населения будет проводиться строго по пятницам, с трех до пяти, а в другое время ее лучше не беспокоить. Не то — камня на камне не останется от храма, да и от окружающего ландшафта тоже. Затем она заставила обалдевшего Борьку переселить ее из святилища в более удобное для жизни помещение, а заодно выделить пару служанок женского пола. И лишь одно пожелание грозной богини так и осталось невыполнимым: как же ей хотелось заменить надоевшие рисовые лепешки солеными огурцами!
Вы можете изобразить соленый огурец языком жестов? У Соньки не получилось. Тогда она взялась за перо — то есть за сломанный прутик священной смоковницы — и начертила на земле вытянутый, слегка кривоватый эллипс. Жрец Борька, с интересом ожидавший результата ее творческих экспериментов, глянул на рисунок и со священным трепетом в голосе прошептал:
— Лингам!
— Вот-вот, — откликнулась Сонька, запоминая новое слово. — Посоли и принеси.
Жрец вскинул на нее блестящие глаза.
— Не понимаешь? — Сонька решила уточнить задание и снова указала на рисунок, затем на свой открытый рот и изобразила высшую степень нетерпения. Жрец радостно кивнул и захромал в сторону святилища, что несколько удивило богиню: по ее сведениям, продовольственные хранилища находились в другом направлении.
Вернулся жрец с резным подносом, на котором торжественно возлежал золотой... ну, стыдно сказать. Сонька разинула рот, но тут же поспешила его захлопнуть.
— Ты что принес? Издеваешься, да?!
Жрец очень смутился и поспешил исчезнуть с глаз непредсказуемой богини, чтобы скорее исправить конфуз. Когда он вернулся, следом шли четверо служителей храма, сгибаясь под тяжестью дорогих носилок. Процессия остановилась, и жрец благоговейно откинул шелковое покрывало.
На носилках лежал тот же предмет, но размером побольше. Жрец склонился в учтивом поклоне. Сонька начала закипать.
Увидев, что богиня потемнела лицом, почтенный Брихадаранья отчаянно замахал руками. Служители подхватили носилки и кинулись бежать, а жрец, посыпая голову пылью, потянул Соньку ко входу в храм.
— Чем еще ты хочешь усладить мой взор? — прошипела взбешенная богиня.