Страница:
- Что у вас тут? - лениво спросил какой-то милиционер. Уже было утро. Он спешил на работу, шел пешком, да остановился посмотреть на расправу.
- А! - дернул плечом пожилой охранник, нарядившийся в специальное назначение. - Пьяница и дурак.
Милиционер проводил испытующим взглядом Петра Клутыча, который шатаясь и придерживая пыльный паричок, озабоченно ковылял домой.
Глава 6
- Ну, и как тебе эта история? С пьяницами и с дураками?
Балансиров придвинул к себе бумаги, будто желал ими вооружиться, заглянуть в них, найти достойный ответ. Но это было ненужное действие, листать протоколы было ни к чему. И сам вопрос был ни к чему, и отвечать на него по-военному четко - тоже необязательно.
Они с Медором давно сработались, и каждый отлично знал, что на уме у другого.
- Будем выводить из-под удара, - пожал плечами Балансиров.
Аналитическая записка, лежавшая в папке первым листом, содержала в себе резюмированные выводы по результатам допроса инопланетян и земных коллаборационистов, осмотра инопланетного корабля, изучения инопланетной и земной документации, а также медицинского вскрытия всех заинтересованных лиц. Для изложения сути дела хватило страницы; суть излагалась под единственно возможным заголовком, в котором учитывалась эта самая суть, само дело, давалась его косвенная оценка в виде частного определения, намечалась стратегия действий, отражался кругозор и направленность воображения составителей. Он звучал так: "Протоколы звездных мудрецов".
В этой записке Медор Медовик обвел самое главное красным карандашом. Внимание карандаша привлекли следующие строки:
"...По собственному признанию бортинженера, вторжение происходит из параллельного космоса, существующего в состоянии неуправляемого хаоса. Главной задачей агрессоров является расширение жизненного пространства путем наведения беспорядка в нашей материальной вселенной. Согласно религиозной идеологии, принятой на вооружение в хаотическом космосе, сила, известная нам под названием "бог", не принимает участия в управлении параллельным миром пришельцев. На вопрос, как такое возможно, бортинженер ответил, что бог, если он абсолютен и может все, способен и вовсе не существовать; кроме того, он сразу же выполняет, что может, и поэтому перестал контролировать так называемый хаотический космос. Расширение жизненного пространства требует, чтобы известная, родная для человека вселенная тоже была выведена из-под божественного контроля. Отдавая себе отчет в том, что в нашем мире все прочно взаимосвязано и пропитано высшей волей, захватчики приняли решение изымать важнейшие иррациональные узлы, на которых держится система управления. По их расчету, добровольный (последнее слово было выделено маркером) переход физических лиц, которые служат этими узлами, в независимую область хаоса, приведет к необратимым изменениям. Создатель не станет противодействовать их свободной воле и последующему хаосу. Наши миры, между которыми на сегодняшний день существуют лишь отдельные щели, сольются и станут одним неконтролируемым метафизическим образованием. Специфика происходящего зависит от качественных и количественных характеристик узлов. Как заметил подследственный, можно изъять целую страну или даже планету, однако в силу того, что "божьим промыслом" в нашей вселенной пронизано и взаимосвязано все, от звезд до кашля, образовавшаяся пустота сразу затянется. Поэтому неприятель сделал ставку на покровительство, которое высшая сила оказывает элементам, определяемым здесь как пьяницы и дураки, каковой случай отражен в народном фольклоре. Народная молва гласит, что они охраняются богом. Он их не любит, но хранит, из чего вытекает, что и те, и другие ему нужны. Пришельцы из хаоса искушают и похищают означенных лиц не только на Земле, но и в других планетных системах. Пленный бортинженер цинично заявил следующее: "Вам, землянам, было бы любопытно взглянуть на некоторые формы жизни, которые мало того что диковинны для вашего глаза, но еще и поражены идиотизмом". Кроме того, повсюду, где планируется вторжение, неприятель, ища содействия своим планам, вступает в контакт с анархическими элементами, соблазняя их освобождением из-под высшего гнета. Вражеская пропаганда обещает так называемым демократическим силам поголовный выход из-под божественного контроля, переход в новое измерение и существование в виде разрозненных конгломератов цивилизованного бытия. По словам агрессоров, наш мир в этом случае перестанет зависеть от коммунальных сбоев, случившихся в соседней галактике, и от капризной воли единого центра..."
Медор Медовик всыпал в чашечку с кофе добрую порцию сахара.
- Меня совершенно не устраивает мистический компонент, - проворчал он. - Я военный и привык подчиняться законам вселенной.
- Так и должно быть, - Балансиров дернул себя за нос. - Наше дело защитить эти законы, когда на них замахиваются. Меня-то не очень смущает мистика. У нас ведь, благодаря таким законам, ее и нет. И не будет, если возьмемся за дело с толком. Потому что речь идет об абсурде. Но абсурд совершенно реален и жестко задан, хотя бы в своих нестыкующихся составляющих. Выживание в абсурде - абсурдно, а потому неизбежно. И дело наше - правое...
- Ну да, разумеется. Но все равно - эти ссылки на высший контроль... якобы можно уйти из-под него...
- А я на вашем месте подумал бы, - возразил Балансиров. - Мы с вами, понятно, останемся здесь... а там - может быть, там удастся развернуть что-нибудь вроде наших оффшоров... деньги перевести, детей отправить учиться? Не смотрели на проблему с этой точки зрения?
- Не смотрел, - насупился Медовик. - Куда учиться? К этим? Ты сам-то отправишь своих?
- Кто знает... - задумчиво сказал Балансиров.
- Ну, подумаем, - решительно хлопнул по столу Медор. - А пока придется объединять подзащитных. Помнишь, была такая песня? "Возьмемся за руки друзья, чтоб не пропасть по одиночке". Для дураков. Они ее сами и пели.
Балансиров поерзал в государственном кресле.
- Не загонять же их в лагеря?
- Кого? Дураков и пьяниц? Зачем же сразу в лагеря - ты опять за свое...
- А как их иначе объединить? Где они возьмутся за руки? Школу открыть для них? Приют?
- И лагерей не хватит, - не слушал его майор. - И времена не те.
- Те времена, - шепнул Балансиров. - Те самые, товарищ майор.
- Опять ты меня не понял. Зачем нам столько рабов? Заводы поднимать? Каналы копать? Это уже нерентабельно, поезд ушел. Надо браться за тонкие технологии, а тут понадобятся другие методы...
- Заводы подправить тоже не грех...
Медор Медовик вылез из-за стола совещаний, прошелся вокруг. Он глядел себе под ноги, стараясь заглянуть за полный живот - что там, за ним? или под ним? в общем, дальше и ниже? Правая рука рывками бросалась вперед, как будто Медовик кого-то бил. Но он всего лишь поддался личному караоке, заработавшему в мозгу: "Пока мы... едины... мы непобедимы. Пока мы... едины... мы непобедимы".
- Надо связаться с медицинскими технологами, - сказал он, очнувшись от эманаций Фиделя и Че Гевары. - Помнишь, они докладывали насчет машинки?
- Познавательной? - сообразил Балансиров.
- Ее самой. Массы не станут объединяться, если мы не повысим их сознательность.
Врачебно-эксплуатационный отдел недавно похвалялся новым устройством, которое давало возможность ненадолго расстаться с собственным телом и посмотреть на себя со стороны. Это происходило не буквально, но в составе гипнотехнического выверта.
Балансиров хрустнул пальцами.
- А если они поумнеют после самопознания? Дураки и пьяницы нам самим пригодятся.
- Никогда ты не будешь майором, капитан, - жалостливо пообещал Медор Медовик.
- Что-то вас нынче на бардов тянет.
- Знаешь, сколько я их переслушал? И перевидал вживую? И вмертвую?
Балансиров уважительно засопел.
- Не поумнеют, - Медовик, наминая себе густые бока, становился на цыпочки и опускался на пятки. Со стены таращился голодный портрет железной выдержки. - Нельзя переделать дурака в умного. Наоборот - пожалуйста, вообще без машинок. Зато уже стало возможно заставить дурака понять, что он дурак.
- Из чего он сделает дурацкие выводы, - подхватил Балансиров, и майор закивал:
- Сделает, но мы ему не позволим. Мы сами подскажем выводы.
- Не понимаю, - сказал тот. - Зачем нам их понимание? Это опасно.
- Ничего подобного. Я же специально подчеркнул: "добровольный переход физических лиц". Добровольный! Как ты думаешь, кто пойдет добровольно, если будет знать, что набирают одних дураков? Даже дурак пошлет их к черту. И будет прав. Пришельцы сулят дуракам хорошее, но тем везде придется плохо. Сила агрессора в том, что дураки не признаются себе в глупости. Это, они думают, не про меня. Это, наверное, других дураков забирают, но я-то умный. Мы это исправим, и они будут думать как надо. Правильно оценивать ситуацию.
- Теперь понимаю. А вы не боитесь, что дурак озлится?
- Да, он озлится. Да, он расстроится. Но мы вмешаемся, и друзья возьмутся за руки. Мы объединим их в общественную силу с единым сознанием. Мы напомним им, что они тоже граждане, что у них есть права. Например, право выбирать и быть избранными. Да они и без того избранные, самим богом. Куда уж больше! Им позволено отстаивать свои интересы на самом высоком уровне. Вот этим они - наполнившись самосознанием, сплотившиеся, - Медовик тяжело уперся ладонями в сукно, - этим они и начнут заниматься. Иначе их растаскают поштучно.
Медовик почесал в затылке.
- Я ведь соврал пилоту, когда сказал, что все дураки у нас переписаны, - сказал он доверительно. - Многие, но не все. Ты, капитан, создашь оперативную группу по их активному выявлению и взятию на учет. Работай многими бригадами, а бригады набирай из уже обработанных дураков. Пирамида, смекаешь? Своих ресурсов нам не хватит. Фиксируй сначала самых отъявленных. Работа предстоит неимоверная, но глаза страшатся, а руки делают. И ноги делают.
Балансирову пришла в голову блестящая мысль:
- Может быть, под флагом диспансеризации? Явятся прямиком в кабинет! А там уже машинка жужжит.
Медор отступил и смерил его оценивающим взглядом:
- Все-таки ты не зря получаешь жалованье. Скоро и дырочку вертеть! Мне, - уточнил он. - Конечно! Кто же у нас еще потянется на диспансеризацию? Самый контингент и потянется!...
- Вот только что мы им скажем после машинки? Про бога?
- Найдем, что сказать, - сурово сказал Медовик. - И про бога. И про остальное. Кино покажем! Документальное. Как их, баранов, ведут строем в тарелку! Как в щели утягивают! Дадим послушать, какие вопли оттуда потом несутся, после обещанной сладкой жизни - все, все записано! И как тарелка горела - записано! И как инопланетянин горел! И как этот Эренвейн горел!
Быть очевидцем столь впечатляющих и драматических событий нелегко даже майору, и Балансиров не стал указывать на разницу в причинах, по которым вопили похищенные и горел Эренвейн.
Медор Медовик присел. Он промокнул ярость платком и начал медленно превращаться в прежнего, доброго толстяка, отца и дядю неустановленных лиц.
- Значит, оперативные группы, - подытожил он уже спокойнее. - Направишь людей в поликлиники, школы, вузы, на собрания. Фиксируй всех, кто ходит на юмористические концерты, на массовые сеансы к колдунам. Пусть твои соколы покатаются в транспорте. Они там очень многих возьмут на карандаш.
Балансиров ничего не записывал, такие записи запрещались. Он запоминал.
- Это колоссальная работа, - предупредил он озабоченно.
- Ничего. Для начала обработаем тех, кто уже значится в списках, а там и твои подтянутся. Начинаем с тоненькой струйки. На первых порах нам вполне хватит одного кабинета. В первом потоке назначим лидера. Потом развернемся, организуем повсюду первичные ячейки... Объясним опасность, понесем ее в массы... Возникнут дружины, домовые комитеты...
- А может быть, не нужно их объединять? Поводим машинкой - и гуляй под подписку о невылете. Осведомлен и предупрежден. Вроде прививки.
- Во-первых, это жестоко, - заметил Медор. - Живет себе человек, и вдруг узнает про себя такие вещи. Во-вторых, у тебя нет чувства перспективы. Настанет время, когда их научатся умыкать силком. А они - уже целая партия. Или армия. Ну-ка, подступись? Исчезновение целой, скажем, фракции - это не шутка! А нашим гостям шумиха ни к чему. Это только нам можно. И потом: они могут как-нибудь перестроить свои параметры на умных. Умных начнут хватать.
- А умные-то им зачем? И богу их не жалко. Не вижу смысла.
- Умный человек тоже нигде не будет лишним. Распробуют и войдут во вкус. Но мы их переиграем на ход вперед. Понадобится общественная сила для понижения в обществе накала ума... В целом, понимаешь? Опять же и перед богом отличимся. Укрепим свои позиции. Изольется любовь или не знаю там, что; явится кто-нибудь...на небе или в церкве...
- Ну, ясно, - Балансиров не стал продолжать.
- Ясно, что ничего не ясно, - строго поправил его Медор. - Не надо передо мной темнить. Мне самому не все понятно. Кроме одного: не сидеть на месте и заниматься своим делом. Вот что главное. Каждый должен не сидеть на месте и заниматься своим делом. Или, в крайнем случае, сидеть на месте и заниматься делом чужим.
Глава 7
Балансиров довольно легко вышел на Петра Клутыча. Ведь тот работал в метро. А метро и все, что с ним связано, всегда находилось под особым контролем у службы, в которой участвовал Балансиров. И если кто-то в это не верит, он может не ждать приглашения и попроситься к Балансирову в список людей, рискующих быть обманутыми и похищенными. Итак, Балансиров, памятуя о том, что из всех искусств для него самое главное - метро, назначил список его работников приоритетным. Он ознакомился с личными делами и мгновенно узнал, за что и при каких обстоятельствах уволили Петра Клутыча
Тот доедал яичницу, когда зазвонил телефон.
Он ел яичницу не потому, что так уж остро желал съесть именно ее, а просто вспомнил Висюна, и Висюн, не допрыгивая до высших слоев сознания, слился с людьми вообще, которые питаются яичницей, и он, Петр Клутыч, не хуже других; он будет есть, как люди едят.
- Слушаю вас, - сказал Петр Клутыч почтительным тоном.
- Это из поликлиники звонят, - раздраженно и властно сказала женщина. Она была агентом Балансирова и очень искусно притворялась регистратурой. Вам нужно явиться на диспансеризацию. В четыреста десятый кабинет. С полотенцем.
- Хорошо, - сразу согласился Петр Клутыч.
Регистратура отключилась.
Он нисколько не усомнился в диспансеризации: если надо, то он пойдет, хотя ничем значительным не болеет. Петр Клутыч всегда приходил, куда его звали: в поликлинику, жилконтору, милицию.
Он даже не подозревал, до чего это вовремя, потому что внеземные силы твердо постановили соблазнить его в ближайшую ночь, украсть и приложить к остальным. Механизированный образ и подобие, смутившийся паричком, был демонтирован, после чего восстановлен и соответствующим образом искажен. В программу ввели требование плевать на парички. Но было поздно.
Петр Клутыч оделся и, немного волнуясь, вышел. Он считал - руководясь, правда, иными причинами - что идет по важному делу.
Висюн, завершивший прогулку с собачкой, пытался отпереть дверь. Он похмелился, и у него это понемногу получалось. В утреннем порыве он прочувствованно и тихо поделился своим якобы негодованием, в тот момент вполне искренним:
- Тяжело быть во дворе... вчера из обоих домов, изо всех окон только и раздавалось: "Убью тебя, блять! убью тебя, блять!"
- Это кино шло, - успокоил его Петр Клутыч.
- Нет! изо всех окон, живые! "Убью, убью тебя, блять!"
На самого Висюна в его квартире никто не кричал, что он блять и что его убьют. Потому что он, в общем-то, был мирный и безобидный. Ему это говорили на ухо или за чаем.
Печальная седая собачка, тертый калач, стояла и кивала.
Петр Клутыч заспешил вниз по лестнице, прислушиваясь. Он решил, что Висюн наговаривает на людей, везде было тихо. На улице стоял некий шум, но не бранного свойства, хотя откуда нам знать, о чем поют птицы? Петр Клутыч, держа под мышкой кулек с полотенцем, деловито свернул к автобусной остановке. Автобус хотел ехать, но посочувствовал бегущему Петру Клутычу и притормозил.
- Успел! - сообщил о своем достижении счастливый и виноватый Петр Клутыч. Салон промолчал.
По дороге Петру Клутычу пришла в голову приятная мысль: должно быть, водитель признал в нем коллегу, бывшего машиниста. Мысль побродила по пустынному пыльному коридору, задерживаться не стала и вылетела со сквозняком.
Автобус тряхнуло.
- Вы меня на людей толкаете, на преступление почти что! - закричала кондукторша.
Петр Клутыч свалился в неохотно и тяжко освободившееся место. Он кротко повел глазами, готовясь солидно и благонравно убить время. Одновременно он прислушивался к зашевелившимся пищевым фантазиям.
...В квадратную поликлинику, напротив которой остановился автобус, стекался народ, просачиваясь обратно редкими каплями.
Петр Клутыч, как в бане, перекинул полотенце через плечо, чтобы обозначить свою готовность к диспансеризации. Он прогулялся по коридору третьего этажа и, наконец, присел возле кабинета. Время тянулось ужасно медленно. Петра Клутыча не приглашали; он несколько раз заглянул в кабинет через щелочку. С посетительницей, которая там застряла, творились метаморфозы. С каждым разом она, добиваясь своего, разбухала сильнее и сильнее, становясь розовой, потом - алой, багровой. При этом она раздувалась в целлулоидный шар. Напруженной жилой бился хоботок, доктор же усыхал и сморщивался.
"Будете пить феколезин, - бормотал он, из последних сил царапая что-то в рецепте и вяло потирая место, где присосалось щупальце. - Полный курс омолаживания кишечника."
- У меня были ягодичные роды, - предупредил шар, и доктор лопнул.
- Что такое ягодичные роды? - завизжал он. - Вы когда-нибудь рожали? Может быть, хотя бы рожали вас?...
Прием катился к концу. Петр Клутыч сообразил, что ошибся дверью.
Он-то, по старой привычке, возвысился до круга, в котором обитали участковые терапевты. А надо было подняться выше, на четвертый этаж. Но что же там, на четвертом этаже? Этого Петр Клутыч не знал. Он помнил только, что там стоит рентгеновский аппарат - и все.
- Заблудились? - услышал Петр Клутыч.
Некто высокий, в изумительном заграничном халате на кнопках, заинтересовался его раздумьями. Это был Балансиров, подоспевший в поликлинику руководить. После секретного совещания у Медора он деятельно порхал по городу, отмечаясь то там, то здесь; повсюду успевал; забывал про сон и еду.
"Какой халат справил", - завистливо подумал Петр Клутыч. И ответил:
- Да, малость перепутал. Мне нужно на диспансеризацию, - и он показал полотенце.
Балансиров испытующе посмотрел собеседнику в глаза. Он узнал Петра Клутыча, потому что видел его фотографию в личном деле, и тот ему моментально понравился.
- Это у вас паричок? - осведомился он.
- Паричок, - с достоинством согласился Петр Клутыч.
- А полотенце зачем, знаете?
- Я не врач, - Петр Клутыч развел руками, и полотенце шлепнулось на пол.
- Там вырвать может, - сказал Балансиров, подобрал полотенце, сунул его собеседнику. - Пойдемте, я вас провожу. Мне туда же.
Он пропустил Петра Клутыча вперед и, когда тот потянулся вызвать лифт, деликатно взял за плечи и развернул лицом к лестнице.
- Всего-то этаж, - напомнил он укоризненно.
Глядя в спину Петра Клутыча, пока тот поднимался, Балансиров решил обвести его красным кружком. Он вел себя подобно нетерпеливому покупателю, который хватает первое, что попадается под руку, и не думает, что через пару шагов ему обязательно подвернется товар получше. Подумав об этом, Балансиров решил оправдаться нехваткой времени. Дурак он и есть дурак, и Петр Клутыч казался ничем не хуже других претендентов на роль ключевой фигуры. "Условно ключевой, разумеется", - поправился в мыслях Балансиров.
- А что там будут смотреть? - с любопытством спросил Петр Клутыч, оборачиваясь. - Живот или горло?
- А вам не все равно?
- Да я чего-то поел, живот немного крутит.
- Значит, посмотрят и живот, и горло, и печень.
- Вон как! - протянул Петр Клутыч и покачал головой.
- А вы что думали. Давайте, шагайте.
На четвертом этаже Петр Клутыч растерялся. Коридор был необычный, поделенный на два крыла. Петра Клутыча потянуло направо, где сидели похожие на него люди. Они ждали, когда их пригласят в рентгеновский кабинет, и держали в руках какие-то картонки с номерами. Один уже начал понемногу раздеваться: снял пиджак, выдернул из штанов рубашку.
- Нам налево, - возразил Балансиров.
Слева были построены воротца, за которыми виднелось пустое крыло. Двери в этом крыле казались роскошными, потому что были покрашены в бессмертный цвет, под живое дерево. Это был мозг поликлиники, административная часть. Самая массивная дверь, обитая кожей, доканчивала ряд, словно жирная точка. И Петр Клутыч понял, что за ней скрывался главврач. "Неужели к нему?" поразился он.
Оказалось, однако, что нет, но почти. Балансиров поставил его к стене, велел обождать и по-хозяйски вошел в соседний кабинет. Через две минуты высунулся, схватил Петра Клутыча за осевшее вдруг плечо и затянул внутрь.
Там, в кабинете, склонились над телевизором два доктора, постарше и помоложе.
Глава 8
Первым, что смущало за порогом, была абстрактная картина, выдержанная в металлических тонах. Изображенное на ней напоминало сопли робота.
Вторым был плакат: "Выводите все в подсознание! Вас удивит результат".
До появления Балансирова младший доктор, помощник старшего, ковырялся в телевизоре и самоуверенно разглагольствовал по поводу эдипова комплекса и машины времени:
- Вылечат мигом. Сел и поехал в прошлое делать себя в обход папы. Селф-мейд-мен.
Старший доктор, классический старичок по фамилии Протокопов и с клиновидной бородкой, сидел перед экраном на корточках и терпеливо выслушивал заблуждения юности.
Протокопов работал давно и слыл опасным идеалистом. Он пережил многих начальников, и власть на его веку менялась не раз, но Протокопов оказывался непотопляемым. Большого секрета тут не было: он многих лечил и знал такие страшные вещи, что его решили не трогать. Некоторые страшные вещи он знал потому, что сам же их и вколачивал в головы своих высокопоставленных пациентов.
К тому же его выручала верность корням. Главы разведок и тайных полицейских подразделений всякий раз, когда их перо уже зависало над приказом о ликвидации Протокопова, опускали руки, стоило им пробежать глазами заглавие его очередного научного труда.
Доктор Протокопов был автором книг "Опыт психоанализа в русском фольклоре. Истерическая нижняя параплегия у Ильи Муромца: случай мгновенного исцеления", "Емеля: случай наружной проекции алкогольного психоза" и "Троичность русского богатырства как латентная гомосексуальная альтернатива божественной троичности".
- Дурачка привели? - приветливо сказал Протокопов, не сводя глаз с экрана, который шуршал и вспыхивал молнией после очередного тыка отверткой.
- Круглого, - закивал Балансиров, чьи хозяйские замашки, едва он притворил за собой дверь, мгновенно улетучились.
Телевизор ожил и показал военный парад.
- Какая это беспощадная вещь - история, - вздохнул Протокопов. - Не вмешайся она в процесс... А так спились все, нахватавшись поганых генов...
- Простите? - не разобрал Балансиров.
- А, забудьте, - тот махнул рукой. - Готово? - обратился он к молодому коллеге.
- Порядок, - небрежно бросил коллега, вгрызаясь отверткой в заднюю панель. Протокопов, отечески глядя на него с пола, улыбнулся. Придерживая себя за поясницу, он с некоторым трудом встал, прогнулся, хрустнул реликтовым хребтом.
- Тогда заводите, - вздохнул Протокопов. - Просвещать будем, как обычно?
Балансиров задумался.
- Нет, - сказал он решительно. - Не только просвещать. Мне он понравился. Я думаю вывести его в лидеры. Хорошо бы нагрузить ориентирами.
- Как скажете, - не стал возражать доктор.
- Мне кажется, наш проект не вызывает у вас большого энтузиазма, осторожно заметил Балансиров.
- Нет, - согласился Протокопов. - Не вызывает. Потому что мне все равно. Меня-то пришельцы не украдут. Или вы считаете иначе?
- Боже упаси, - почтительно улыбнулся капитан.
- Ну, с чего ему меня упасти. У меня голова варит. Какая разница, кто тебя украдет - боженька или они? Никакой абсолютно. Поройся, голубчик, в ящике, - велел он ассистенту. - Что у нас там есть из архетипов?
Помощник подошел к стальному шкафчику и выдвинул ящик. Балансиров встал рядом и начал заглядывать через плечо. Протокопов готовил кресло: мягкое, удобное, с подушечкой для головы, со скамеечкой для ног. На сиденье лежали наушники, скрещенные с очками, которые напоминали прибор кошачьего видения.
- Давайте сюда вашего лидера, - жизнерадостно пригласил Протокопов.
Балансиров, как уже было сказано, нащупал за дверью Петра Клутыча, и тот замер, едва переступив порог. Почему-то он оробел, снял паричок и мял его в руках, будто кепку.
- Славно, - похвалил Протокопов. - Садитесь, милый!
Он взял Петра Клутыча под руку, подвел к телевизору и усадил в кресло, смиренно вздохнувшее.
- Вы дурак, - сказал доктор, глядя пациенту в глаза. - Вам это известно?
Петр Клутыч непонимающе кивнул. Ему не дали возможности возмутиться, потому что доктор сразу загипнотизировал его уверенным и доброжелательным взглядом. Негоже перечить родному отцу.
- А! - дернул плечом пожилой охранник, нарядившийся в специальное назначение. - Пьяница и дурак.
Милиционер проводил испытующим взглядом Петра Клутыча, который шатаясь и придерживая пыльный паричок, озабоченно ковылял домой.
Глава 6
- Ну, и как тебе эта история? С пьяницами и с дураками?
Балансиров придвинул к себе бумаги, будто желал ими вооружиться, заглянуть в них, найти достойный ответ. Но это было ненужное действие, листать протоколы было ни к чему. И сам вопрос был ни к чему, и отвечать на него по-военному четко - тоже необязательно.
Они с Медором давно сработались, и каждый отлично знал, что на уме у другого.
- Будем выводить из-под удара, - пожал плечами Балансиров.
Аналитическая записка, лежавшая в папке первым листом, содержала в себе резюмированные выводы по результатам допроса инопланетян и земных коллаборационистов, осмотра инопланетного корабля, изучения инопланетной и земной документации, а также медицинского вскрытия всех заинтересованных лиц. Для изложения сути дела хватило страницы; суть излагалась под единственно возможным заголовком, в котором учитывалась эта самая суть, само дело, давалась его косвенная оценка в виде частного определения, намечалась стратегия действий, отражался кругозор и направленность воображения составителей. Он звучал так: "Протоколы звездных мудрецов".
В этой записке Медор Медовик обвел самое главное красным карандашом. Внимание карандаша привлекли следующие строки:
"...По собственному признанию бортинженера, вторжение происходит из параллельного космоса, существующего в состоянии неуправляемого хаоса. Главной задачей агрессоров является расширение жизненного пространства путем наведения беспорядка в нашей материальной вселенной. Согласно религиозной идеологии, принятой на вооружение в хаотическом космосе, сила, известная нам под названием "бог", не принимает участия в управлении параллельным миром пришельцев. На вопрос, как такое возможно, бортинженер ответил, что бог, если он абсолютен и может все, способен и вовсе не существовать; кроме того, он сразу же выполняет, что может, и поэтому перестал контролировать так называемый хаотический космос. Расширение жизненного пространства требует, чтобы известная, родная для человека вселенная тоже была выведена из-под божественного контроля. Отдавая себе отчет в том, что в нашем мире все прочно взаимосвязано и пропитано высшей волей, захватчики приняли решение изымать важнейшие иррациональные узлы, на которых держится система управления. По их расчету, добровольный (последнее слово было выделено маркером) переход физических лиц, которые служат этими узлами, в независимую область хаоса, приведет к необратимым изменениям. Создатель не станет противодействовать их свободной воле и последующему хаосу. Наши миры, между которыми на сегодняшний день существуют лишь отдельные щели, сольются и станут одним неконтролируемым метафизическим образованием. Специфика происходящего зависит от качественных и количественных характеристик узлов. Как заметил подследственный, можно изъять целую страну или даже планету, однако в силу того, что "божьим промыслом" в нашей вселенной пронизано и взаимосвязано все, от звезд до кашля, образовавшаяся пустота сразу затянется. Поэтому неприятель сделал ставку на покровительство, которое высшая сила оказывает элементам, определяемым здесь как пьяницы и дураки, каковой случай отражен в народном фольклоре. Народная молва гласит, что они охраняются богом. Он их не любит, но хранит, из чего вытекает, что и те, и другие ему нужны. Пришельцы из хаоса искушают и похищают означенных лиц не только на Земле, но и в других планетных системах. Пленный бортинженер цинично заявил следующее: "Вам, землянам, было бы любопытно взглянуть на некоторые формы жизни, которые мало того что диковинны для вашего глаза, но еще и поражены идиотизмом". Кроме того, повсюду, где планируется вторжение, неприятель, ища содействия своим планам, вступает в контакт с анархическими элементами, соблазняя их освобождением из-под высшего гнета. Вражеская пропаганда обещает так называемым демократическим силам поголовный выход из-под божественного контроля, переход в новое измерение и существование в виде разрозненных конгломератов цивилизованного бытия. По словам агрессоров, наш мир в этом случае перестанет зависеть от коммунальных сбоев, случившихся в соседней галактике, и от капризной воли единого центра..."
Медор Медовик всыпал в чашечку с кофе добрую порцию сахара.
- Меня совершенно не устраивает мистический компонент, - проворчал он. - Я военный и привык подчиняться законам вселенной.
- Так и должно быть, - Балансиров дернул себя за нос. - Наше дело защитить эти законы, когда на них замахиваются. Меня-то не очень смущает мистика. У нас ведь, благодаря таким законам, ее и нет. И не будет, если возьмемся за дело с толком. Потому что речь идет об абсурде. Но абсурд совершенно реален и жестко задан, хотя бы в своих нестыкующихся составляющих. Выживание в абсурде - абсурдно, а потому неизбежно. И дело наше - правое...
- Ну да, разумеется. Но все равно - эти ссылки на высший контроль... якобы можно уйти из-под него...
- А я на вашем месте подумал бы, - возразил Балансиров. - Мы с вами, понятно, останемся здесь... а там - может быть, там удастся развернуть что-нибудь вроде наших оффшоров... деньги перевести, детей отправить учиться? Не смотрели на проблему с этой точки зрения?
- Не смотрел, - насупился Медовик. - Куда учиться? К этим? Ты сам-то отправишь своих?
- Кто знает... - задумчиво сказал Балансиров.
- Ну, подумаем, - решительно хлопнул по столу Медор. - А пока придется объединять подзащитных. Помнишь, была такая песня? "Возьмемся за руки друзья, чтоб не пропасть по одиночке". Для дураков. Они ее сами и пели.
Балансиров поерзал в государственном кресле.
- Не загонять же их в лагеря?
- Кого? Дураков и пьяниц? Зачем же сразу в лагеря - ты опять за свое...
- А как их иначе объединить? Где они возьмутся за руки? Школу открыть для них? Приют?
- И лагерей не хватит, - не слушал его майор. - И времена не те.
- Те времена, - шепнул Балансиров. - Те самые, товарищ майор.
- Опять ты меня не понял. Зачем нам столько рабов? Заводы поднимать? Каналы копать? Это уже нерентабельно, поезд ушел. Надо браться за тонкие технологии, а тут понадобятся другие методы...
- Заводы подправить тоже не грех...
Медор Медовик вылез из-за стола совещаний, прошелся вокруг. Он глядел себе под ноги, стараясь заглянуть за полный живот - что там, за ним? или под ним? в общем, дальше и ниже? Правая рука рывками бросалась вперед, как будто Медовик кого-то бил. Но он всего лишь поддался личному караоке, заработавшему в мозгу: "Пока мы... едины... мы непобедимы. Пока мы... едины... мы непобедимы".
- Надо связаться с медицинскими технологами, - сказал он, очнувшись от эманаций Фиделя и Че Гевары. - Помнишь, они докладывали насчет машинки?
- Познавательной? - сообразил Балансиров.
- Ее самой. Массы не станут объединяться, если мы не повысим их сознательность.
Врачебно-эксплуатационный отдел недавно похвалялся новым устройством, которое давало возможность ненадолго расстаться с собственным телом и посмотреть на себя со стороны. Это происходило не буквально, но в составе гипнотехнического выверта.
Балансиров хрустнул пальцами.
- А если они поумнеют после самопознания? Дураки и пьяницы нам самим пригодятся.
- Никогда ты не будешь майором, капитан, - жалостливо пообещал Медор Медовик.
- Что-то вас нынче на бардов тянет.
- Знаешь, сколько я их переслушал? И перевидал вживую? И вмертвую?
Балансиров уважительно засопел.
- Не поумнеют, - Медовик, наминая себе густые бока, становился на цыпочки и опускался на пятки. Со стены таращился голодный портрет железной выдержки. - Нельзя переделать дурака в умного. Наоборот - пожалуйста, вообще без машинок. Зато уже стало возможно заставить дурака понять, что он дурак.
- Из чего он сделает дурацкие выводы, - подхватил Балансиров, и майор закивал:
- Сделает, но мы ему не позволим. Мы сами подскажем выводы.
- Не понимаю, - сказал тот. - Зачем нам их понимание? Это опасно.
- Ничего подобного. Я же специально подчеркнул: "добровольный переход физических лиц". Добровольный! Как ты думаешь, кто пойдет добровольно, если будет знать, что набирают одних дураков? Даже дурак пошлет их к черту. И будет прав. Пришельцы сулят дуракам хорошее, но тем везде придется плохо. Сила агрессора в том, что дураки не признаются себе в глупости. Это, они думают, не про меня. Это, наверное, других дураков забирают, но я-то умный. Мы это исправим, и они будут думать как надо. Правильно оценивать ситуацию.
- Теперь понимаю. А вы не боитесь, что дурак озлится?
- Да, он озлится. Да, он расстроится. Но мы вмешаемся, и друзья возьмутся за руки. Мы объединим их в общественную силу с единым сознанием. Мы напомним им, что они тоже граждане, что у них есть права. Например, право выбирать и быть избранными. Да они и без того избранные, самим богом. Куда уж больше! Им позволено отстаивать свои интересы на самом высоком уровне. Вот этим они - наполнившись самосознанием, сплотившиеся, - Медовик тяжело уперся ладонями в сукно, - этим они и начнут заниматься. Иначе их растаскают поштучно.
Медовик почесал в затылке.
- Я ведь соврал пилоту, когда сказал, что все дураки у нас переписаны, - сказал он доверительно. - Многие, но не все. Ты, капитан, создашь оперативную группу по их активному выявлению и взятию на учет. Работай многими бригадами, а бригады набирай из уже обработанных дураков. Пирамида, смекаешь? Своих ресурсов нам не хватит. Фиксируй сначала самых отъявленных. Работа предстоит неимоверная, но глаза страшатся, а руки делают. И ноги делают.
Балансирову пришла в голову блестящая мысль:
- Может быть, под флагом диспансеризации? Явятся прямиком в кабинет! А там уже машинка жужжит.
Медор отступил и смерил его оценивающим взглядом:
- Все-таки ты не зря получаешь жалованье. Скоро и дырочку вертеть! Мне, - уточнил он. - Конечно! Кто же у нас еще потянется на диспансеризацию? Самый контингент и потянется!...
- Вот только что мы им скажем после машинки? Про бога?
- Найдем, что сказать, - сурово сказал Медовик. - И про бога. И про остальное. Кино покажем! Документальное. Как их, баранов, ведут строем в тарелку! Как в щели утягивают! Дадим послушать, какие вопли оттуда потом несутся, после обещанной сладкой жизни - все, все записано! И как тарелка горела - записано! И как инопланетянин горел! И как этот Эренвейн горел!
Быть очевидцем столь впечатляющих и драматических событий нелегко даже майору, и Балансиров не стал указывать на разницу в причинах, по которым вопили похищенные и горел Эренвейн.
Медор Медовик присел. Он промокнул ярость платком и начал медленно превращаться в прежнего, доброго толстяка, отца и дядю неустановленных лиц.
- Значит, оперативные группы, - подытожил он уже спокойнее. - Направишь людей в поликлиники, школы, вузы, на собрания. Фиксируй всех, кто ходит на юмористические концерты, на массовые сеансы к колдунам. Пусть твои соколы покатаются в транспорте. Они там очень многих возьмут на карандаш.
Балансиров ничего не записывал, такие записи запрещались. Он запоминал.
- Это колоссальная работа, - предупредил он озабоченно.
- Ничего. Для начала обработаем тех, кто уже значится в списках, а там и твои подтянутся. Начинаем с тоненькой струйки. На первых порах нам вполне хватит одного кабинета. В первом потоке назначим лидера. Потом развернемся, организуем повсюду первичные ячейки... Объясним опасность, понесем ее в массы... Возникнут дружины, домовые комитеты...
- А может быть, не нужно их объединять? Поводим машинкой - и гуляй под подписку о невылете. Осведомлен и предупрежден. Вроде прививки.
- Во-первых, это жестоко, - заметил Медор. - Живет себе человек, и вдруг узнает про себя такие вещи. Во-вторых, у тебя нет чувства перспективы. Настанет время, когда их научатся умыкать силком. А они - уже целая партия. Или армия. Ну-ка, подступись? Исчезновение целой, скажем, фракции - это не шутка! А нашим гостям шумиха ни к чему. Это только нам можно. И потом: они могут как-нибудь перестроить свои параметры на умных. Умных начнут хватать.
- А умные-то им зачем? И богу их не жалко. Не вижу смысла.
- Умный человек тоже нигде не будет лишним. Распробуют и войдут во вкус. Но мы их переиграем на ход вперед. Понадобится общественная сила для понижения в обществе накала ума... В целом, понимаешь? Опять же и перед богом отличимся. Укрепим свои позиции. Изольется любовь или не знаю там, что; явится кто-нибудь...на небе или в церкве...
- Ну, ясно, - Балансиров не стал продолжать.
- Ясно, что ничего не ясно, - строго поправил его Медор. - Не надо передо мной темнить. Мне самому не все понятно. Кроме одного: не сидеть на месте и заниматься своим делом. Вот что главное. Каждый должен не сидеть на месте и заниматься своим делом. Или, в крайнем случае, сидеть на месте и заниматься делом чужим.
Глава 7
Балансиров довольно легко вышел на Петра Клутыча. Ведь тот работал в метро. А метро и все, что с ним связано, всегда находилось под особым контролем у службы, в которой участвовал Балансиров. И если кто-то в это не верит, он может не ждать приглашения и попроситься к Балансирову в список людей, рискующих быть обманутыми и похищенными. Итак, Балансиров, памятуя о том, что из всех искусств для него самое главное - метро, назначил список его работников приоритетным. Он ознакомился с личными делами и мгновенно узнал, за что и при каких обстоятельствах уволили Петра Клутыча
Тот доедал яичницу, когда зазвонил телефон.
Он ел яичницу не потому, что так уж остро желал съесть именно ее, а просто вспомнил Висюна, и Висюн, не допрыгивая до высших слоев сознания, слился с людьми вообще, которые питаются яичницей, и он, Петр Клутыч, не хуже других; он будет есть, как люди едят.
- Слушаю вас, - сказал Петр Клутыч почтительным тоном.
- Это из поликлиники звонят, - раздраженно и властно сказала женщина. Она была агентом Балансирова и очень искусно притворялась регистратурой. Вам нужно явиться на диспансеризацию. В четыреста десятый кабинет. С полотенцем.
- Хорошо, - сразу согласился Петр Клутыч.
Регистратура отключилась.
Он нисколько не усомнился в диспансеризации: если надо, то он пойдет, хотя ничем значительным не болеет. Петр Клутыч всегда приходил, куда его звали: в поликлинику, жилконтору, милицию.
Он даже не подозревал, до чего это вовремя, потому что внеземные силы твердо постановили соблазнить его в ближайшую ночь, украсть и приложить к остальным. Механизированный образ и подобие, смутившийся паричком, был демонтирован, после чего восстановлен и соответствующим образом искажен. В программу ввели требование плевать на парички. Но было поздно.
Петр Клутыч оделся и, немного волнуясь, вышел. Он считал - руководясь, правда, иными причинами - что идет по важному делу.
Висюн, завершивший прогулку с собачкой, пытался отпереть дверь. Он похмелился, и у него это понемногу получалось. В утреннем порыве он прочувствованно и тихо поделился своим якобы негодованием, в тот момент вполне искренним:
- Тяжело быть во дворе... вчера из обоих домов, изо всех окон только и раздавалось: "Убью тебя, блять! убью тебя, блять!"
- Это кино шло, - успокоил его Петр Клутыч.
- Нет! изо всех окон, живые! "Убью, убью тебя, блять!"
На самого Висюна в его квартире никто не кричал, что он блять и что его убьют. Потому что он, в общем-то, был мирный и безобидный. Ему это говорили на ухо или за чаем.
Печальная седая собачка, тертый калач, стояла и кивала.
Петр Клутыч заспешил вниз по лестнице, прислушиваясь. Он решил, что Висюн наговаривает на людей, везде было тихо. На улице стоял некий шум, но не бранного свойства, хотя откуда нам знать, о чем поют птицы? Петр Клутыч, держа под мышкой кулек с полотенцем, деловито свернул к автобусной остановке. Автобус хотел ехать, но посочувствовал бегущему Петру Клутычу и притормозил.
- Успел! - сообщил о своем достижении счастливый и виноватый Петр Клутыч. Салон промолчал.
По дороге Петру Клутычу пришла в голову приятная мысль: должно быть, водитель признал в нем коллегу, бывшего машиниста. Мысль побродила по пустынному пыльному коридору, задерживаться не стала и вылетела со сквозняком.
Автобус тряхнуло.
- Вы меня на людей толкаете, на преступление почти что! - закричала кондукторша.
Петр Клутыч свалился в неохотно и тяжко освободившееся место. Он кротко повел глазами, готовясь солидно и благонравно убить время. Одновременно он прислушивался к зашевелившимся пищевым фантазиям.
...В квадратную поликлинику, напротив которой остановился автобус, стекался народ, просачиваясь обратно редкими каплями.
Петр Клутыч, как в бане, перекинул полотенце через плечо, чтобы обозначить свою готовность к диспансеризации. Он прогулялся по коридору третьего этажа и, наконец, присел возле кабинета. Время тянулось ужасно медленно. Петра Клутыча не приглашали; он несколько раз заглянул в кабинет через щелочку. С посетительницей, которая там застряла, творились метаморфозы. С каждым разом она, добиваясь своего, разбухала сильнее и сильнее, становясь розовой, потом - алой, багровой. При этом она раздувалась в целлулоидный шар. Напруженной жилой бился хоботок, доктор же усыхал и сморщивался.
"Будете пить феколезин, - бормотал он, из последних сил царапая что-то в рецепте и вяло потирая место, где присосалось щупальце. - Полный курс омолаживания кишечника."
- У меня были ягодичные роды, - предупредил шар, и доктор лопнул.
- Что такое ягодичные роды? - завизжал он. - Вы когда-нибудь рожали? Может быть, хотя бы рожали вас?...
Прием катился к концу. Петр Клутыч сообразил, что ошибся дверью.
Он-то, по старой привычке, возвысился до круга, в котором обитали участковые терапевты. А надо было подняться выше, на четвертый этаж. Но что же там, на четвертом этаже? Этого Петр Клутыч не знал. Он помнил только, что там стоит рентгеновский аппарат - и все.
- Заблудились? - услышал Петр Клутыч.
Некто высокий, в изумительном заграничном халате на кнопках, заинтересовался его раздумьями. Это был Балансиров, подоспевший в поликлинику руководить. После секретного совещания у Медора он деятельно порхал по городу, отмечаясь то там, то здесь; повсюду успевал; забывал про сон и еду.
"Какой халат справил", - завистливо подумал Петр Клутыч. И ответил:
- Да, малость перепутал. Мне нужно на диспансеризацию, - и он показал полотенце.
Балансиров испытующе посмотрел собеседнику в глаза. Он узнал Петра Клутыча, потому что видел его фотографию в личном деле, и тот ему моментально понравился.
- Это у вас паричок? - осведомился он.
- Паричок, - с достоинством согласился Петр Клутыч.
- А полотенце зачем, знаете?
- Я не врач, - Петр Клутыч развел руками, и полотенце шлепнулось на пол.
- Там вырвать может, - сказал Балансиров, подобрал полотенце, сунул его собеседнику. - Пойдемте, я вас провожу. Мне туда же.
Он пропустил Петра Клутыча вперед и, когда тот потянулся вызвать лифт, деликатно взял за плечи и развернул лицом к лестнице.
- Всего-то этаж, - напомнил он укоризненно.
Глядя в спину Петра Клутыча, пока тот поднимался, Балансиров решил обвести его красным кружком. Он вел себя подобно нетерпеливому покупателю, который хватает первое, что попадается под руку, и не думает, что через пару шагов ему обязательно подвернется товар получше. Подумав об этом, Балансиров решил оправдаться нехваткой времени. Дурак он и есть дурак, и Петр Клутыч казался ничем не хуже других претендентов на роль ключевой фигуры. "Условно ключевой, разумеется", - поправился в мыслях Балансиров.
- А что там будут смотреть? - с любопытством спросил Петр Клутыч, оборачиваясь. - Живот или горло?
- А вам не все равно?
- Да я чего-то поел, живот немного крутит.
- Значит, посмотрят и живот, и горло, и печень.
- Вон как! - протянул Петр Клутыч и покачал головой.
- А вы что думали. Давайте, шагайте.
На четвертом этаже Петр Клутыч растерялся. Коридор был необычный, поделенный на два крыла. Петра Клутыча потянуло направо, где сидели похожие на него люди. Они ждали, когда их пригласят в рентгеновский кабинет, и держали в руках какие-то картонки с номерами. Один уже начал понемногу раздеваться: снял пиджак, выдернул из штанов рубашку.
- Нам налево, - возразил Балансиров.
Слева были построены воротца, за которыми виднелось пустое крыло. Двери в этом крыле казались роскошными, потому что были покрашены в бессмертный цвет, под живое дерево. Это был мозг поликлиники, административная часть. Самая массивная дверь, обитая кожей, доканчивала ряд, словно жирная точка. И Петр Клутыч понял, что за ней скрывался главврач. "Неужели к нему?" поразился он.
Оказалось, однако, что нет, но почти. Балансиров поставил его к стене, велел обождать и по-хозяйски вошел в соседний кабинет. Через две минуты высунулся, схватил Петра Клутыча за осевшее вдруг плечо и затянул внутрь.
Там, в кабинете, склонились над телевизором два доктора, постарше и помоложе.
Глава 8
Первым, что смущало за порогом, была абстрактная картина, выдержанная в металлических тонах. Изображенное на ней напоминало сопли робота.
Вторым был плакат: "Выводите все в подсознание! Вас удивит результат".
До появления Балансирова младший доктор, помощник старшего, ковырялся в телевизоре и самоуверенно разглагольствовал по поводу эдипова комплекса и машины времени:
- Вылечат мигом. Сел и поехал в прошлое делать себя в обход папы. Селф-мейд-мен.
Старший доктор, классический старичок по фамилии Протокопов и с клиновидной бородкой, сидел перед экраном на корточках и терпеливо выслушивал заблуждения юности.
Протокопов работал давно и слыл опасным идеалистом. Он пережил многих начальников, и власть на его веку менялась не раз, но Протокопов оказывался непотопляемым. Большого секрета тут не было: он многих лечил и знал такие страшные вещи, что его решили не трогать. Некоторые страшные вещи он знал потому, что сам же их и вколачивал в головы своих высокопоставленных пациентов.
К тому же его выручала верность корням. Главы разведок и тайных полицейских подразделений всякий раз, когда их перо уже зависало над приказом о ликвидации Протокопова, опускали руки, стоило им пробежать глазами заглавие его очередного научного труда.
Доктор Протокопов был автором книг "Опыт психоанализа в русском фольклоре. Истерическая нижняя параплегия у Ильи Муромца: случай мгновенного исцеления", "Емеля: случай наружной проекции алкогольного психоза" и "Троичность русского богатырства как латентная гомосексуальная альтернатива божественной троичности".
- Дурачка привели? - приветливо сказал Протокопов, не сводя глаз с экрана, который шуршал и вспыхивал молнией после очередного тыка отверткой.
- Круглого, - закивал Балансиров, чьи хозяйские замашки, едва он притворил за собой дверь, мгновенно улетучились.
Телевизор ожил и показал военный парад.
- Какая это беспощадная вещь - история, - вздохнул Протокопов. - Не вмешайся она в процесс... А так спились все, нахватавшись поганых генов...
- Простите? - не разобрал Балансиров.
- А, забудьте, - тот махнул рукой. - Готово? - обратился он к молодому коллеге.
- Порядок, - небрежно бросил коллега, вгрызаясь отверткой в заднюю панель. Протокопов, отечески глядя на него с пола, улыбнулся. Придерживая себя за поясницу, он с некоторым трудом встал, прогнулся, хрустнул реликтовым хребтом.
- Тогда заводите, - вздохнул Протокопов. - Просвещать будем, как обычно?
Балансиров задумался.
- Нет, - сказал он решительно. - Не только просвещать. Мне он понравился. Я думаю вывести его в лидеры. Хорошо бы нагрузить ориентирами.
- Как скажете, - не стал возражать доктор.
- Мне кажется, наш проект не вызывает у вас большого энтузиазма, осторожно заметил Балансиров.
- Нет, - согласился Протокопов. - Не вызывает. Потому что мне все равно. Меня-то пришельцы не украдут. Или вы считаете иначе?
- Боже упаси, - почтительно улыбнулся капитан.
- Ну, с чего ему меня упасти. У меня голова варит. Какая разница, кто тебя украдет - боженька или они? Никакой абсолютно. Поройся, голубчик, в ящике, - велел он ассистенту. - Что у нас там есть из архетипов?
Помощник подошел к стальному шкафчику и выдвинул ящик. Балансиров встал рядом и начал заглядывать через плечо. Протокопов готовил кресло: мягкое, удобное, с подушечкой для головы, со скамеечкой для ног. На сиденье лежали наушники, скрещенные с очками, которые напоминали прибор кошачьего видения.
- Давайте сюда вашего лидера, - жизнерадостно пригласил Протокопов.
Балансиров, как уже было сказано, нащупал за дверью Петра Клутыча, и тот замер, едва переступив порог. Почему-то он оробел, снял паричок и мял его в руках, будто кепку.
- Славно, - похвалил Протокопов. - Садитесь, милый!
Он взял Петра Клутыча под руку, подвел к телевизору и усадил в кресло, смиренно вздохнувшее.
- Вы дурак, - сказал доктор, глядя пациенту в глаза. - Вам это известно?
Петр Клутыч непонимающе кивнул. Ему не дали возможности возмутиться, потому что доктор сразу загипнотизировал его уверенным и доброжелательным взглядом. Негоже перечить родному отцу.