Смирнов Леонид Эллиевич. Ламбада, или Все для победы

   10
   Член Президиума Политбюро ЦК Впадин устало опустился в обтянутое черной кожей кресло. Целый день он мотался с приема на прием, с заседания на заседание. Много пил в буфетах, почти не ел - какой-то жалкий бутерброд с севрюгой не в счет - и ничуть не пьянел. Настолько велико было нервное напряжение.
   "Нет ни сил, ни желания звонить домой. Жена, наверное, уже икру мечет. Чего не бывает с нашим братом-цекистом... И дочь не спит, ждет, когда папанечка вернется в родные пенаты. Что-то нездоровое есть в этой любви... Постоянно думаю о ней, она, в свою очередь, все время тянется ко мне, едва замечает мать и совершенно не интересуется сверстниками", - думал он, пытаясь отвлечься от мрачных мыслей.
   Тучи над его головой сгущались уже не первый месяц. Он чувствовал это по поведению соратников, помощников, даже простых охранников, секретарш и уборщиц... Ну и, конечно, по отношению Хозяина. Или это только кажется? У страха глаза велики? Нет, Коба явно готовит очередную чистку верхов. Сразу после Проверки. Или через год, но никак не позже.
   Почему копают именно под него? Берия имеет зуб абсолютно на всех и готов пустить по "конвейеру" любого - весь вопрос в том, кого отдаст ему на сей раз Коба. А Хозяин на этот счет абсолютно непредсказуем. Ведь разделался же в свое время с любимцем Никитой - и вроде бы ни с того ни с сего...
   Впадин еще не так давно с любопытством задумывался о том, какие ощущения испытывает партийный сановник, чувствуя, что земля начинает гореть под ногами. Тогда как раз надвигалось снятие очередного "оппортуниста" Кулакова. Теперь Впадин знал ответ на вопрос. Когда земля горит, это... Это...
   Он открыл бар, замаскированный дубовой панелью, и налил в стакан "Наполеона". Коньяк замечательно пах и на просвет был прекрасен - блики играли в янтаре. "Интересно, кто будет после меня вот так же сидеть в этом кабинете и разглядывать люстру сквозь коньяк?" - подумал Впадин, и его внезапно охватил ужас. Рука затряслась, пришлось поставить стакан, чтобы не разлить.
   "Может, гробануть... всех? Ведь Проверка как-никак... Другого случая не будет целых одиннадцать лет. А у меня и вовсе никогда. Пока еще что-то могу, над чем-то властен... Скоро же стану НИКЕМ. НИКЕМ... НИКЕМ... - словно удары колокола. - Неужто не осмелюсь?"
   Коньяк прокатился через гортань и пищевод и обжег склеившийся от голода желудок. Опьянение пришло на сей раз быстро, но от этого не полегчало. Вместо легкой эйфории, как нередко бывало, у Впадина начался приступ черной меланхолии. Он через силу заставлял себя бодриться: "Спляшем ламбаду на костях Дядюшки Джо? Как? А? Не слабо? - Ему было страшно. Так страшно, как еще никогда в жизни. - Слабо. Еще как слабо..."
   Мир перекосился. Его, секретаря курсового комитета комсомола, первого секретаря горкома ВЛКСМ, завотделом горкома партии, второго секретаря обкома, замзавотделом ЦК, кандидата в члены Политбюро, наконец, члена Президиума Политбюро ЦК, ответственного за сельское хозяйство, Витьку Впадина просвечивали, его осудили, его скоро уберут. Очень скоро.
   "На очередном повороте (каком по счету?) я не попал в струю, вовремя не перестроился, не угадал, не предвосхитил предстоящего кульбита, сделанного Кобой на съезде, хотя все так же преданно смотрел в рот вождю, - и вот результат. До смешного просто: не сумел продумать партию на десять ходов вперед. Не уловил новой тенденции, не учел опыт истории. Крестьянская морда... Сермяжная... Витя-тракторист... Так и не научился думать как следует, ох не научился...
   Перед самым прилетом галактических проверяльщиков Хозяин всегда проявляет чудеса миролюбия. Но как можно было ожидать, что он вдруг решит замириться с империалистами в Гайане и Таиланде? Начнет заигрывать с Тайбэем и Сеулом?.. Как успеть за подобной прытью? Буквально вчера "классовая борьба до победного конца", а теперь вот "примат общечеловеческих...". Приматов я знаю - в питомнике видел, а вот общечеловеческие... Это о сексе, что ли? Ха-ха...
   А ведь я оскандалился на международном уровне. В ГДР катался с рабочим визитом и привычно прошелся по Чон Ду Хвану, а тот тепереча уважаемый человек... Да-а... Были и другие "ошибки", которые мне до поры до времени прощали, аккуратно занося в обширное досье. Рано или поздно подобный материалец обязательно срабатывает, сминая даже таких мамонтов, как Молотов, Брежнев, Андропов... А эти придурки Миротворцы мечутся по стране, выпучив ни хрена не видящие зенки и раскрыв беззубые рты, ловят заранее припасенные и уже разжеванные пирожные... Может, кинуть им в ротик и свою хорошо пропеченную "лепешечку"? Подставить кремлевскую мразь, которой служил верой и правдой, а заработал такую вот "награду"?!
   Только сначала "лепешечку" испечь надо, а потом пробраться к этим галактическим дуралеям, да так, чтоб Органы не загребли, чтоб дождаться мог, когда свершится Кара Небесная. А то ведь сдохнешь на "конвейере" за пару дней до Страшного суда - то-то обидно будет!.. Впрочем, есть одна задумка: генеральчик гэбовый третий год у меня на крючке висит, не рыпается. А мы за лесочку и дернем чуток, авось не сорвется... Да нет, такие не срываются. Слишком боится Лаврушки - и гнева его, и милости.."
   11
   Снаружи ревел ураган. Ревел привычно, а потому совсем не страшно. Содрогались от глухих ударов стены пещеры - по скале будто лупили огромной киянкой. Погода опять разбушевалась. Ведь уж было утихомирили ее, заплатив за недолгий покой двумя молодыми жизнями, и на тебе!..
   Бойцы-дорожники сидели у костра, протянув руки к огню. Маленькие язычки пламени трепетали на кучке синтетоплива - не радостно и жадно, а робко и боязливо, будто чувствуя, что протянут в чуждой атмосфере считанные часы. Они были похожи на жмущихся друг к другу испуганных детей - так, по крайней мере, казалось Нуреддину.
   Ему вспомнился дом, и он достал из бронированного карманчика фотокарточку сыновей. Кто-то затянул протяжную печальную песню, которую вскоре подхватили почти все. Давным-давно в ней пелось о пленении имама Шамиля, но потом часть слов заменили. Теперь она была посвящена горцам, отражавшим деникинские атаки.
   Песня на какое-то время заглушила доносящиеся снаружи грозные звуки, во всяком случае, от нее стало теплее на душе, и окружающий мир уже не выглядел столь враждебным. Ожидание предстоящего боя вдруг растворилось, отошло на второй план.
   Нуреддин глядел на фотокарточку. Несмотря на защитный футляр, она была изрядно подпорчена здешним воздухом. Пора просить, чтобы с Земли прислали новую. Хоть это могут сделать - не велик труд...
   На стене пещеры - ближе к огню - висел запакованный в прозрачную антикоррозийную пленку плакат с изображением Большого Кавказского хребта. Это было не просто единственное украшение их убогого походного быта, а боевая реликвия. Плакат дорого обошелся отряду: спасая его в рушащейся пещере, год назад погиб Мустафа Дуванов. Так что теперь это и своего рода надгробная плита. Нормальных-то могил в таком аду не устроишь - все тут же разъедается, разламывается, раскурочивается стихией.
   Удары по скале становились все сильнее. С потолка посыпались пыль и каменная крошка. Кому-то надо было выйти наружу и "поддать жару". Как в песне поется: "Краснознаменная, даешь отпор!" Кинули жребий. Выпало Абдурахиму Нурпесову.
   Оглушительно загудел сигнализатор, сообщая о разгерметизации пещеры. Абдурахим шагнул к открывшейся двери, сгибаясь под тяжестью оружейного комплекта. Пламя в костре забилось, припало к топливным брикетам и едва не потухло. Хорошо, Нуреддин спас - закрыл от налетевшего ветра телом. Вот только беда случилась: вскочив на ноги, уронил он в огонь свою драгоценную карточку. Не сгорела она в футляре, но прозрачный пластик помутнел от жара, и теперь почти невозможно было разглядеть лица сыновей.
   Песня смолкла. Разговор тоже не клеился. Молча сидели у огня и смотрели на языки пламени. Совсем как ночью в горах, когда невдалеке сбилась в кучу отара, а чабаны собрались посидеть поговорить, но слишком устали за день...
   Абдурахим грохотал за стеной, нанося удары по озверевшей стихии. Та начинала отступать, яростно огрызаясь. Акустическое глушило утихомиривало грохот горных обвалов. Лазерная пушка разрушала катящиеся каменные глыбы. Электромагнитная ловушка методично вбирала в себя зловредные поля, которые паучьей сетью раскинула вокруг пещеры подлая планета. Еще сопротивляется, зараза! Не дает советскому человеку спокойно строить светлое будущее!..
   Силовые ветроломы были установлены на пути урагана. Наведенные вихри разбивали его на множество мелких и неопасных порывов ветра. Термоподавитель обнаруживал болевые точки "погодного тела" и со снайперской точностью всаживал туда криогенные иглы. И шел на спад жар, грозящий испепелить, выжечь стальное сердце и расплавить металлокерамические суставы.
   И вдруг стрельба смолкла. Бойцы забеспокоились. Трое добровольно вызвались выйти - посмотреть, что там. Да все бы, верно, пошли, если б не строжайший запрет выходить большими группами. Планета способна на любую гадость...
   Броневая плита, служащая дверью, уехала в стену, открыв выход из пещеры. На поверхности температура почти комфортная - плюс триста. Приборы и боевые установки, расставленные Абдурахимом у подножия скалы, продолжали бороться со стихией. Зато стационарные агрегаты и системы контроля, размещенные на поверхности скалы в последнюю смену, представляли собой жалкое зрелище. Не выстояли и половину нормативного срока - изъедены кислотами, расплавлены жаром, побиты камнепадами.
   Трое бойцов-дорожников стояли, защищая друг другу спины и ощетинившись стволами. Абдурахима не было видно. Оранжевое небо затягивал серовато-грязный налет, и казалось, что Венера собирает силы для очередного, сокрушительного удара
   - Абдурахим! - прокричал Нуреддин по рации. - Ты где?! - Нет ответа. Абдурахим!!!
   Ноги в черных термостойких бахилах первым заметил Ильфаз. Они торчали из-под груды скальных обломков, весящих, наверное, тонн пятьсот. Значит, укокошили... Вот как достали славного Абдурахима...
   Чтобы освободить тело из-под завала, пришлось вызвать на помощь автоматический бульдозер-экскаватор, последний в проходческом отряде. Если с ним что-нибудь случится до прилета очередного грузовика, шансов уцелеть станет еще меньше. Их и так почти нет... А уж о графике проходки и вовсе пришлось забыть.
   Беднягу буквально расплющило. Грудную панель открыть смогли, только использовав плазменный резак. "Черный ящик" показал, как все произошло. Абдурахим перезаряжал универсал "Дегтярев-Венус", и совершенно надежная скала, которую он оставил у себя в тылу (всегда следует иметь защищенный тыл), вдруг обрушилась без единого звука. Боец не успел отскочить в сторону. Здесь словно разумное существо действовало - выбрало самый подходящий момент и исподтишка нанесло убийственный удар...
   Бойцы-строители взяли под козырек, дали залп в воздух. "Ну хоть семья на всю жизнь будет обеспечена, - с горечью подумал Нуреддин. - Чуточку спокойней на душе..."
   12
   Урановые рудники Сталиногорска оставили самое приятное впечатление. Чистота, великолепная продуманность всех стадий технологического цикла, надежные системы жизнеобеспечения. Веселые, бодрые, смекалистые рабочие. Молодые талантливые инженеры. Мудрые, энергичные руководители. Сказка про белого бычка.
   "Неужели везде так? - с подозрением думал Ха-буа-буи. - Не может быть. Просто не может... Но мы же сами выбрали эту шахту!.. А если ЭТИ переиграли нас вчистую? Заранее знали, куда направим свои стопы? Столь блестяще изучили нашу психологию? Не верю. В гениальность кремлевских ксенопсихологов - не верю. Или кто-то из наших?.. Явный бред. Однако ж - на всякий случай - нужно переиграть все планы, поломать все графики (пусть даже наисекретнейшие, сработанные в самый последний момент, основанные на методе тыка), сменить систему приоритетов. Разом... Имею на это право. И меняю. Ре-ше-но!"
   А пока что Генеральный контролер ехал в "членовозе" по шоссе. Денек выдался тяжелый - за один налет решили раскурочить весь здешний "муравейник": ГУВД, ДПЗ, тюрьму и психиатрическую больницу. И никто ни в чем не перечил. Дескать, хотишь криминал шукать - валяй, рой землю носом. Па-жя-луй-ста.
   Утром Ха-буа-буи сорвался с места и, пронесясь двести километров, очутился в соседней области. Перед обедом осмотрел местную достопримечательность - тюрьму, возведенную еще в восемнадцатом веке каким-то заезжим итальянцем. Здание было перестроено в советское время и напоминало гибрид профсоюзного профилактория с мебельной фабрикой.
   Заключенные питались (образцовая столовая была показана первой), работали на благо Родины (цеха сияли чистотой и пахли свежей стружкой и лаком), отдыхали (футбольное поле занимало большую часть тюремного двора), лечились (тюремная больница дала бы сто очков форы любой районной), учились политграмоте и пополняли образование (лингафонный кабинет увешан портретами Макаренко, Ушинского и иже с ними), спали (коечки, одеялки, белоснежные подушечки - почти гостиница) и "шмонались", пошире расставив ноги (правда, комиссии это не показали).
   Охранники были радушны, зэки - добродушны, лампы - ярки, потолки высоки, решетки - крепки, языки - коротки. Можно сдохнуть с тоски...
   Правда, домой на побывку зэков здесь не отпускали. Этакий, знаете ли, провинциальный консерватизм. Но зато уж в чем сильны - в том сильны: здоровый быт, общественно полезный труд, хорошо организованный досуг и воспитательный эффект налицо. "Карцер месяцами пустует - можете в это поверить?!" Сразу, что ли, в расстрельный подвал?.. Да-с-с. Исполнителей Контролеры не встретили. Видно, ушли в отгул. Да и зачем толкаться под ногами? Главное - чтобы простор был. Недаром гласит вековая мудрость: "Меньше народу - больше кислороду". Разве не так?
   Прямо из тюрьмы, даже не отобедав (к искреннему огорчению тюремного начальства), процессия покатила в образцово-показательный дурдом. Генеральному контролеру теперь уже не меньше Сластева хотелось вывести советских вождей на чистую воду. По большому счету, Ха-буа-буи не слишком трогала судьба этой заштатной планетки и пяти миллиардов ее обитателей. Но именно здесь решалась его судьба
   Коли уж унюхал, что Эксперимент подванивает, значит, рано или поздно криминал вылезет на свет божий и всех обгадившихся Контролеров (от первой до последней Проверки) выудят из нор, сдернут с теплых местечек и... прощай сытая, размеренная жизнь, прощай обеспеченная, спокойная старость. А потому надо высветить, надо доказать, надо разоблачить - все самому. И тогда, поднимаясь вверх по ступенькам, можно будет провожать презрительным взглядом посыпавшихся вниз слепцов, недотеп, неудачников...
   Пациенты дурдома (конечно же, все до единого истинные хроники) дружно кривили лица, роняли слюну на ковры и неразборчиво, но упорно славили родную партию вместе с не менее родным правительством. Не иначе выдрессированы электрошоком, впрочем, врачи (с офицерской выправкой) клялись и божились, что и слова-то такого не знают. "Электро... что? Электро... как? Мы тут больше по-дедовски - лаской да вниманием. Кхе-кхе".
   Бугаи санитары стыдливо прятали за спину волосатые клешни и, потупив взор, шаркали ножкой. Хотелось пригласить их на полонез. Впрочем, в коридорах наяривали ламбаду. Говорят, она имеет прекрасный оздоровительный эффект.
   Городское управление внутренних дел проводило смотр-конкурс на лучшее исполнение патриотической песни. Этот ежегодный праздник, как всегда, сопровождался амнистией местного масштаба.
   Финальную часть конкурса перенесли на вечер. Здание ГУВД украшали гирлянды зажженных лампочек, делая его похожим на Дом культуры в новогоднюю ночь. На освещенной прожекторами сцене, которая была установлена перед парадным входом, стоял хор. Он должен исполнить гимн Советского Союза или песню о Сталине. Ну а потом площадью, конечно же, завладеет ламбада...
   Высокие гости привычно отказались участвовать в приуроченных к их приезду празднествах и прямиком направились в следственный изолятор. Но местные власти не растерялись, и концерт пошел своим чередом. Над толпой грянула "От Москвы до самых до окраин..".
   В подвалах провинциальной Лубянки, само собой, царила тишь да гладь да божья благодать. Надзирающие за ходом следствия прокуроры выглядывали из-за каждой параши, аккуратно одетые, сытые и умиротворенные подследственные восседали на койках - по одному в каждой просторной камере, где соблюдались, понятное дело, все какие ни на есть санитарные и эстетические нормы. Надзиратели с лицами земских учителей и манерами заморских гувернеров участвовали в самодеятельности, вели у подследственных курсы кройки и шитья, а также занятия бодибилдингом и аэробикой (ох уж эти новомодные заграничные веяния!..).
   А ведь Контролеры выбрали, какой из трех близлежащих городов посетить, лишь час назад, когда автомобильная кавалькада находилась на перекрестке дорог. Вот и пойми...
   13
   Бастан ждал Николая Илгазова на берегу реки, в зарослях орешника. Решил немного вздремнуть. Акустические датчики, установленные им в радиусе километра, - вполне достаточная защита. Хотя лучше бы их разнести на десяток километров, а то и два, но он слишком устал за эти дни.
   Бастан задремал, и ему опять виделась бескрайняя белая равнина с желтыми языками песков, розовые холмы на горизонте - на самом деле таинственный город унбанов - и бордовые рощи древолишайника у подножия каменной стены. Последний вечер в училище. Выпуск молоденьких лейтенантов (специальность: обеспечение стабильности). Впереди еще галактическая спецшкола ксеноразведки на далеком Мицаре-12...
   Эта равнина снилась ему теперь каждый раз, стоило только закрыть глаза.
   ...Коля подошел к железнодорожному вокзалу и сразу же наткнулся на густую цепь милиционеров, которые не пропускали народ к перронам. На площади собралась немалая толпа. Люди роптали. Они то начинали теснить оцепление, то вдруг пугались этого своего движения и поспешно отступали.
   - Что такое?!
   - Что случилось?!
   - Пач-чэму не пускают?!
   - Куда же мне теперь?..
   - Совсем за людей не считают! Я товарищу Сталину напишу!
   Чемоданы, узлы, котомки и рюкзаки - все это плыло над головами, громоздилось на плечах, оттягивало руки. Колыхалось мешочное море. Недовольство на лицах, злость, тоска, отчаяние, - это вам не торжественная встреча Миротворцев на московских улицах...
   - Движение поездов временно отменено в связи с повреждением путей! хрипел в мегафон милицейский начальник. - Са-аблюдайте спокойствие! О дальнейших распоряжениях начальника дороги будет объявлено по радио. - А потом рявкнул: - Па-апрашу не скапливаться!
   - Мне на похороны надо! Вот телеграмма!..
   - Ат-ставить!
   - Гаварят же вам: нэт поездов!
   - А это что там дымит? Не поезд, что ли?
   - Этот с охраной, чудак-человек... - смеется добродушный старшина-милиционер.
   - А охрана зачем?
   - Тебя успокаивать, если совсем сдуреешь. Вали-ка подобру-поздорову.
   Раздались пронзительные свистки. Толпа резко качнулась и повалила в город.
   ...Бастан все понял еще до того, как Коля открыл рот.
   - Ничего, возьмем машину.
   - Ты думаешь, дороги не перекрыты?
   - Обязательно перекрыты, но они не могут остановить движение полностью. Жизнь тогда прекратится... Мы проскочим с каким-нибудь молоковозом или "скорой".
   - Каким образом?
   - Это уж моя забота.
   Бастан продумал почти все, но только почти... Он слишком плохо знал земных животных.
   Раскрыв дверцы санитарной машины, гэбисты действительно не увидели никого, кроме взъерошенной со сна медсестры. Но сторожевые собаки почуяли присутствие людей, лаяли и рвались с поводков.
   - В-выйдите, дев-вушка! - Заикающийся капитан нетерпеливо махнул рукой. Его раздражала медлительность людей, пусть даже вызванная замедленностью его собственной речи.
   Медсестра вылезла из машины, придерживая рукой подол юбки, видневшийся из-под распахнувшегося белого халата. Собаки заходились в лае.
   - Что у в-вас там? - Капитан указал на сиденья, низенькую кушетку и шкафчики с инструментом и лекарствами.
   Машина была устаревшей модели и не приспособлена для операций. Спрятаться в ней, конечно же, было негде.
   Медсестра вздрогнула, словно от толчка или внезапного крика, и чуть механически произнесла:
   - Кошка... Кошка у нас там. А что - нельзя? - В голосе должен был появиться испуг, но он так и остался тусклым.
   - П-покажите! - еще сильнее заикаясь, проблеял капитан.
   Автоматчики, с трудом удерживающие собак, пытались не засмеяться. Гэбист совершенно справедливо принял их фырканье на свой счет и вконец разъярился.
   - К-кошку кажи!!! - рявкнул он и замахнулся на истошно лающих псов. Д-да заткните им п-пасть!!!
   - Как же - заткнешь им... - буркнул один из автоматчиков. - Что вы такое говорите, товарищ капитан? Коли кошка тут...
   И как раз в этот момент кошка была предъявлена народу. Странная, однако, - больше напоминающая белку, но все же скорее кошка, чем белка. Впрочем, и так сошло... При виде собак эта кошка-белка выгнула спину, шерсть у нее встала дыбом. В желтых глазах зверюшки застыл смертельный ужас. Капитан не очень-то приглядывался к ней - он был вполне удовлетворен самим фактом.
   Да, Бастан оказался не силен в знании земной живности... И вообще, этот сеанс коллективного гипноза дорого ему обошелся. Резидент был еще слаб и, когда Илгазов спросил: "Сколько ты еще сможешь морочить им голову?" прошептал:
   - На пару раз хватит. Больше не потяну. "Подобный ответ звучал и раньше. Прибедняется, - подумал Коля, - а сам еще горы свернуть способен".
   Тем временем Бастан продолжал держать под контролем водителя "санитарки", врача и медсестру. Машина уверенно продвигалась на север вместо назначенного Сталиноводска. Порой контроль над шофером слабел, и тот начинал дергать руль, испуганно глядя на незнакомую дорогу, коситься на эскулапа, будто хотел спросить, правильно ли они едут. Медсестру и врача резидент вскоре усыпил - так ему было много проще. Один раз посильней "толкнешь" человека, загонишь в крепкий сон, зато потом никаких проблем.
   Очередная проверка документов была на переправе через Дон. Вдалеке виднелись могучие шлюзы канала, украшенные мраморными портиками и балюстрадами. Огромные памятники Сталину и Ленину смотрели друг на друга через канал, вздымаясь над проплывающим под ними крошкой кораблем, будто Сцилла и Харибда.
   - Всех не задурить, - сказал Бастан, когда их раздолбанная "санитарка" пристроилась в хвост внушительной очереди машин, одна за другой подъезжающих к шлагбауму. - Если так будем плестись и застревать на каждом кордоне... Бастан посмотрел в окно и почесал затылок. - Надо что-то придумать. А ну-ка, пошли!..
   Коля посмотрел на него, выискивая признаки помешательства, не обнаружил их, мысленно попрощался со своей молодой жизнью и пошел следом. Водитель даже не взглянул на них, он сидел уронив голову на руль. Сказалось беспрерывное многочасовое давление на мозг.
   Бастан и Коля перли прямо на кордон - к пулеметным гнездам из мешков с песком, к хитросплетению колючей проволоки, к мельканию автоматчиков в хаки, милиционеров в бело-синем и гражданских в расстегнутых кожаных пальто и фетровых шляпах, от которых за версту несло Лубянкой.
   Илгазов вдруг увидел, что рядом с ним по шоссе вышагивает незнакомый коренастый майор госбезопасности. Пистолет в кобуре, портупея, пыльные хромовые сапоги, фуражка с синим околышем, погоны такого же цвета. Коля от неожиданности вздрогнул, и ему представилось на миг, что все это была одна грандиозная провокация и с самой первой минуты майор играл с ним в кошки-мышки, заманивал в западню... "Чушь какая в голову лезет!"
   Бастан остановился, отдал честь группе офицеров - небрежно, чисто по привычке - и представился:
   - Майор Кожин, командир спецгруппы при товарище Шестом.
   Офицеры дружно козырнули в ответ. Он протянул документы. На них смотрели, не видя. Уже были уверены, что бумаги в полном порядке.
   - Вам радировали, что прибудет офицер МГБ с важным свидетелем, произнес с нажимом.
   И все тут же согласились:
   - Верно. Радировали...
   - Вам приказано предоставить в мое распоряжение самую быстроходную бронированную машину с водителем и пропуск через все зоны контроля.
   - Все точно, майор, - заторможенно произнес седоватый полковник МГБ из Сталинодара. Именно он руководил этим КПП. - Но наши возможности ограничены. Дадим вам штатный "ЗИС" Крайуправления и пропуск до Воронежа. Там получите и новую машину, и пропуск до самой Москвы. Порядок?
   - Спасибо и на этом, товарищ полковник. Время не терпит, а тут барахтаешься в пыли...
   - Может быть, перекусите перед дорогой и?.. - Полковник сделал многозначительную паузу.
   - Спасибо, некогда. - Майор Кожин улыбнулся. - Если только с собой.
   ...Бастан лежал в забытьи на заднем сиденье, а Коля медленно жевал кружок твердокопченой колбасы, заедая его сопревшей в целлофане лепешкой. Мотор "ЗИСа" работал ровно, и тяжелая машина, изредка подскакивая на рытвинах, уверенно неслась на север.
   "Неужели так вот и прорвемся? - думал Илгазов, глядя на чуть слышно постанывающего Бастана. Лицо резидента частично утратило человеческие черты, как-то непонятно размывшись. Но это ничуть не пугало Колю. Его теперь уже ничем не прошибешь. - Не может быть, чтоб так просто!.. Неужто мы... вот мы вдвоем - никто, пылинки - подтолкнем гору, она качнется и... со всего маха?.. И все разом переменится? Не верю. Не ве-рю".