– Скромнее надо быть, – произнес Платон ласковым голосом, потом добавил, беззвучно шевельнув губами: – Служба внутреннего надзора. – И потянулся правой рукой к кобуре со станнером.
   Это был чистый экспромт. Археолог сам не знал, что будет делать через секунду. Отдался на волю вдохновения.
   – Я как чувствовал…– прошептал таможенник, белея как молочный туман.
   Он меленькими шажками отступал, отступал, словно надеясь, что его жалкое бегство останется незамеченным, и он без потерь улетучится из западни.
   – Все снято на камеру. Полная идентификация произведена, – продолжал наступать Рассольников. Он грудью теснил его к модулю, где виднелись прилипшие к прозрачному стеклотитаниту рожи двоих таможенников – помоложе да пожиже. – Осталось подписать протокол. Он уже у вас в компьютере…
   Офицер вдруг схватился за сердце, охнул, морща каравай лица, который из белого начал становиться зеленым. Лицо морщилось по окружности, сминаясь к носу. И нос словно проваливался внутрь его. А потом таможенник стал заваливаться на спину. Платон попытался его подхватить, но разве такую тяжесть удержишь!.. Толстяк мягко осел на керамлитовый тротуар. Слой жира на заднице смягчил падение.
   – Помогите! – закричал археолог тем, что торчали в окне. – Ему плохо! – А сам быстренько вынул у него из кармана денежки.

Глава 16
Взять за жабры

   «…Состояние психического здоровья карантинных команд, длительное время расквартированных вдали от своих баз, в отрыве от семей, представляется нам угрожающим. Необходимо принять меры по безотлагательной смене личного состава и недопущении в дальнейшем продления дальних командировок на срок свыше одного года.
   …Инциденты в орбитальной крепости „Запор-16" и на фрегате „Решительном", сопровождавшиеся человеческими жертвами, свидетельствуют о реальной опасности мятежа на большинстве звездных форпостов Департамента».
Документ 16 (выдержки из Отчета специальной комиссии Департамента здравоохранения Лиги Миров)
 
   За всей суетой и маетой, наступившей после прибытия реанимобиля, напарники благополучно смылись. Даже попав на «Оболтус», Платон и Непейвода долго не могли очухаться. Очередная встряска, вроде бы незначительная в сравнении с предыдущими опасностями, подкосила обоих. Наверное, это была последняя капля, переполнившая чашу.
   Сейчас кораблик имел форму купола, слегка напоминая спасательный модуль трансгала, – нельзя слишком выделяться в «толпе».
   При посадке «Оболтус» становился обтекаемым. Зато в свободном полете он любил время от времени менять очертания. Без экипажа кораблик и вовсе хулиганил, превращаясь то в огромного поросенка, то в кремовый торт.
   Кребдюшин Капоте встретил их у входного люка, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу. Он был в курсе событий, так как рации напарников были включены всю дорогу от терминала. Полукровка был одет в космический скафандр и готов вылететь хоть сейчас. Вместе с грибом они дружно взялись за «куколку» и заволокли ее внутрь «Оболтуса».
   – Корабль заправлен, – доложил Кребдюшин. – Можно взлетать.
   – Какого черта?! – были первые слова археолога. – Ты же сказал, что договорился с этой гнидой!..
   – Человеческая жадность беспредельна. Откуда мне знать, что аппетит у него приходит с едой? – с вызовом ответил полукровка.
   – Значит, это люди во всем виноваты, – раздраженно пробурчал Платон.
   – Когда эта мразь очухается, у нас могут быть большие неприятности, – теребил напарников полукровка. – Надо стартовать. Пленника допросим в полете.
   – Побоится скандала наш таможенник, – не очень уверенно произнес Рассольников. – У нас ведь действительно все записано на видеокамеру.
   – Взлететь нетрудно, но ведь еще не получено разрешение на ваше участие в экспедиции, – аргумент Двунадесятого Дома был весом.
   – Никуда Совет не денется. Мы ведь уже знаем о горшках. Гораздо логичней повязать нас по рукам и ногам общим делом и деньгами, а не толкать прямиком в руки неприятеля. – С Кребдюшином трудно было спорить. – Все технические вопросы мы решим в полете. Никто не мешает нам драпануть отсюда и, пока Совет решает, отстояться на полпути к цели.
   – Ладно, уговорил, – хлопнул ладонью о ладонь ходячий муравейник. – Рвем когти.
   – Вот и славно! – воскликнул полукровка. Он так обрадовался, что едва не пустился в пляс.
   На «Эль-Гарде» корабельный мозг провел самодиагностику и довел регенеративную функцию биомеханического тела до полного блеска. «Ящерица отрастила потерянный хвост», – похвастался он напарникам.
   До краев наполненный энергией «Оболтус» неутомимо пожирал парсеки, все его системы работали штатно. И второй полет к Тиугальбе проходил на редкость спокойно, пока археолог и Непейвода не решили допросить Адриана Папаиоану.
* * *
   Допрос проходил в командной рубке. Давным-давно очухавшегося пленника распластали на выращенном «Оболтусом» пыточном ложе. Сейчас оно занимало место пилотных кресел. Он был раздет догола. Эта процедура входит в обязательную программу. Она сама по себе – сильнейшее давление на психику.
   Сначала пленник безуспешно пытался порвать эластичные нити и только зря вспотел. Теперь он лишь тихонько поскуливал – рот был заклеен пластырем. Следы укусов стали почти незаметны. Голый, покрытый синеватыми пупырышками гусиной кожи, агент производил жалкое впечатление. Интроскопирование показало, что в недрах его организма не сокрыто инородных тел: оружия, передатчика, каких-либо инструментов или капсулы с ядом. Значит, можно начинать допрос.
   Платон подцепил край пластыря и потянул на себя, вырывая волоски с верхней губы и подбородка. Пластырь затрещал, освобождая рот пленника. Эта сцена повторялась из века в век – миллионы раз, она тоже стала традиционной. Без нее и допрос – не допрос.
   – Скажи мне кудесник, любимец богов, – осклабясь, археолог начал легонько похлопывать пленника по упругому животу, – что сбудется в жизни со мною? – Взгляд у него был нехороший.
   Адриан снова дернулся в тщетной попытке освободиться, зажмурился, стиснул зубы. Пыточное ложе заскрипело, но не поддалось. «Оковы» – тем более. Лицо агента побагровело от натуги и покрылось бисеринками пота. Затем он взмолился, обращаясь к Непейводе и Кребдюшину, которые молча стояли, прислонившись к переборкам:
   – Пусть он прекратит надо мной издеваться!
   – Говори, и я не стану тебя мучить.
   Платон, как истинный пыточник, наклонился над лицом пленника и громко щелкнул зубами, едва не отхватив ему кончик носа. Понятное дело, Рассольников только пугал Папаиоану, но тот поверил его немудреной игре. Видно, легко мог представить себя на месте археолога.
* * *
   – Давай-давай. Не доводи до греха, – спокойным и от того еще более страшным голосом говорил Платон. – Все, что положено: кто тебя послал, когда, зачем…
   – Лучше бы вам этого не знать.
   Археолог хотел было рявкнуть: «Пугать нас вздумал?!», но прикусил язык. В рубке воцарилось молчание. В воздухе повисло тугое, давящее облако тревоги. За словами пленника скрывалась вполне конкретная угроза. Блефует он или нет?
   Платон тряхнул головой, пытаясь сбросить морок, ухватил Адриана за плечи и легонько тряхнул.
   – Не надо с нами играть, – прошипел ему в ухо. – Отвечай на вопросы. Ты – клон?
   – У власти орлиной орлят миллионы и нами гордится страна, – вдруг петушиным дискантом пропел пленник. Кребдюшин вздрогнул от неожиданности.
   – Чего-то мне не по себе, – произнес полукровка испуганно. – Может, пустить его в расход – от греха подальше?
   – Тебя послала Лига? – не реагируя на слова Кребдюшина, вел допрос Рассольников. – Совбез? Командование Миротворцев? Департамент внутренней безопасности?
   – А ведь я предупреждал! Ха-хаха! Ха-хаха! – задорным мальчишеским голосом воскликнул Папаиоану и затрясся мелкой дрожью. Кожа его покраснела и явственно запахла ацетоном.
   – В его теле пошел процесс, – прозвучал в рубке тревожный голос корабельного мозга. – Пока не пойму, в чем дело…
   Сам того не зная, археолог назвал одно из ключевых слов, и оно сработало как спусковой крючок. Биологическая бомба была записана на генетическом уровне. Внутренние органы пленника начали стремительно изменяться, превращаясь в распылитель наноубийц.
   – Сожгите его!-кричал Кребдюшин. – Сейчас!!! – От ужаса он тоже начал меняться. Полукровка терял человеческий облик, превращаясь в рыбоптицу, а потом снова обретал черты хомо сапиенса.
   Пока Платон и Непейвода оцепенело глядели, как в раскаленном теле земного агента открываются сотни пор, «Оболтус» начал действовать. Пыточное ложе, на котором никого не собирались пытать, раскрылось, и Папаиоану провалился в недра кораблика. «Оболтус» тотчас выплюнул агента в вакуум, придав ему изрядное ускорение, и Адриан начал удаляться в сторону звездного скопления Плеяды.
   А потом тело Папаиоану взорвалось, исторгнув облако микроскопических убийц – вроде тех, что подожгли «фазенду» Платона на Гее-Квадрус. Только на сей раз эти были не наномашины, собранные на конвейере, а одноклеточные организмы, выращенные из человеческих тканей.
   – Нас атакуют! – воскликнул корабельный мозг.
   Убийцы ринулись к «Оболтусу». Стоит им добраться до поверхности кораблика, его песенка спета: в миг прогрызут насквозь, доберутся до нервных центров и мозга.
   – Прыгай!-приказал Непейвода.
   – Не могу! – Кораблик застрял в межзвездном пространстве: между прыжками нужно провести строго определенную последовательность операций, а на это нужно время.
   «Оболтус» открыл огонь из лазерной пушки. Луч пошел зигзагами, сжигая орды наноубийц. Но их было слишком много. Уцелевшая часть ворвалась в мертвую зону. Теперь их ничто не остановит.
   На экране возникло полученное с телескопа изображение этих смертельно опасных малюток. Тысячи монстров, ощетинившихся шильями, пилами и крюками, неслись к кораблику, используя биологические реактивные движки.
   Напарники мысленно попрощались с жизнью. Кребдюшин в истерике катался по полу, визжа, как свинья. А разумный гриб поднялся на единственную ногу, вытянулся во весь рост и расправил шляпу – наступил последний парад.
   Наноубийцам оставалось пролететь меньше метра. В последний миг «Оболтус» повернулся на бок и врубил ракетные ускорители. Выхлоп раскаленного газа испепелил первые ряды монстров. Остальные были сметены и разбросаны в пустоте.
   Выжившие убийцы вновь ринулись к кораблику. Они были все ближе и ближе. «Оболтус» наконец закончил подготовку к прыжку. Он ушел в подпространство, когда эти бешеные крупицы плоти были в считанных сантиметрах от цели. Кораблик исчез, оставив их далеко позади. Старик-вакуум скоро с ними покончит.
   Едва «Оболтус» выскочил из подпространства, на экране тахионной связи возникло огромное лицо Единосемерного Дома Симбионтов. Его шевелящийся рот исторг всего два слова: – Мы разрешаем.
   Это значило, что Совет дает добро на привлечение новых экспедиционеров, и финансовый вопрос тоже решен. Кребдюшин так переволновался, что не смог исполнить пляску радости.
   Карантинщики засекли кораблик еще на дальних подступах к Тиугальбе, но до поры до времени ничего не предпринимали. Они ждали, пока «Оболтус» войдет в опасную зону. Ведь скакнуть в подпространство в непосредственной близости от планеты – сущее самоубийство. Значит, теперь ему будет не уйти.
   А потом два глиссера, притаившихся за краем планетного диска, выскочили навстречу кораблику и пошли на перехват. «Оболтус» сделал рывок вправо, надеясь проскочить к облачному слою Тиугальбы. Корабельный мозг выжимал из движка все, на что тот был способен, но космокатера вдвое превосходили «Оболтуса» в скорости. Они шли прежним курсом, с каждой минутой сокращая дистанцию.
   – Может, развернуться и имитировать атаку: лоб в лоб? – от отчаяния предложил археолог.
   – Думаешь, они струсят и удерут? – горько усмехнулся муравейник.
   Шабаш… «Оболтус», не дожидаясь приказа Непейводы, застопорил ход. Глиссера карантина тотчас сбросили скорость.
   Они медленно приближались с двух сторон, очевидно, ожидая подвоха.
   – Ваш корабль проник в карантинную зону и арестован! – заревел в динамиках хриплый голос на космолингве. – Приготовьтесь к приему карантинной группы. При оказании сопротивления открываем огонь на поражение!
   – Мы сдаемся! – прокричал в эфир «Оболтус».
   И тотчас носовые пушки глиссеров выпустили десяток химических снарядов. Снаряды рвались вокруг кораблика, выбрасывая фонтаны усыпляющего газа. Центральная нервная система «Оболтуса» была парализована, он ослеп, оглох, онемел и обезножил.
   Космокатера взяли кораблик на буксир и волокли его, как китобои– загарпуненного китенка. Теперь карантинщикам не было особого смысла брать «Оболтуса» на абордаж. Неизвестно, какая встреча ожидает их на борту: пассажиры-то еще были свободны. Чтобы не рисковать, командиры глиссеров решили доставить кораблик прямиком в орбитальную крепость.
   Вскоре сине-зеленый, с белыми облачными проплешинами диск Тиугальбы заполнил экран переднего обзора. Планета казалась не такой красивой, как ФФФукуараби, но зато на ней было гораздо больше жизни.
   «Мураши», избавляясь на своей планете от врагов и конкурентов, истребили всего несколько видов животных, но безвозвратно разрушили пищевые цепочки. Экосистема рухнула, и в результате погибло большинство видов. Земляне по сравнению с фффукуарабцами – сущие ангелы.
   – Когда они пойдут на абордаж, ты пустишь в ход твой «пугач»? Ну тот, что испробовал на мне у себя дома? – спросил у Платона Непейвода.
   – Нет, – буркнул археолог. – Чудо, что мы до сих пор живы. Значит, хотят из нас выудить информацию… Если группа захвата с воплями выскочит из шлюза обратно, они сожгут «Оболтус» из дезинтегратора или пустят в ход нейтронный излучатель.
   – Но это единственный шанс! – в запале воскликнул Дом. – Когда нас доставят в крепость, разведут по одиночкам. Потом выпотрошат на допросе и трупы вышвырнут в космос.
   – Можно попытаться пронести «пугач» в крепость, но ведь нас разденут, насквозь просветят и обыщут профессионалы…
   На экране материки и океаны Тиугальбы уже можно было разглядеть во всех подробностях. Тонкие цепочки островов тянулись вдоль побережья, образуя множество окраинных морей. Мелководные заливы глубоко вторгались в сушу. Массивы сильно разрушенных гор ограничивали просторные равнины, тоже соединяясь в длинные цепи. И вся суша была одинакового, насыщенного зеленого цвета – словно густо покрашена из одной и той же банки.
   Непейвода до талии расстегнул «молнию» комбинезона, обнажив плоский живот, сотканный из «муравьишек». Живот вдруг разошелся надвое, словно древесный узел на ветке паопапа. Внутри было пусто: туда можно было запихнуть не то что «пугач», а карманный бластер и несколько гранат в придачу. А потом Двунадесятый Дом мгновенно зарастил отверстие, так что не осталось и следа.
* * *
   Платон кивнул, цокая языком, и произнес с сомнением:
   – Я могу научить тебя пользоваться «пугачом». Но ведь тебя еще на входе в крепость разберут по винтикам, и он попадет к ним в руки.
   Сверкающая точка возникла в левом верхнем углу экрана и стала быстро увеличиваться в размерах. Это и была орбитальная крепость «Запор-4», принадлежащая Карантинной службе Департамента здравоохранения Лиги Миров. До стыковки осталось несколько минут.
   – Не разберут. Я стану человечней, чем ты сам. Погоди немного… Главное, чтобы меня никто не выдал.
   – Пойду предупрежу этих типов. Они не совсем идиоты и тоже хотят жить.
   Платон вышел в коридор из каюты, которую в этом полете делил с Непейводой. Кребдюшин Капоте и его грибной раб безвылазно сидели в своей каюте. После того, как «Оболтус» был пленен, полукровка ушел к себе и не казал нос наружу.
   Рассольников постучал, заглянул в дверь. Кребдюшин валялся на койке в одних трусах. Глаза его были закрыты. У изголовья лежала на боку пустая бутылка. Платон втянул носом воздух. Самогонка – та самая, что глушили на «Эль-Гарде».
   Гриб скорчился в углу у двери. При виде гостя он даже не шевельнулся. Похоже, все эти дни, отбывая свою повинность, гриб и не жил вовсе, а только пережидал вычеркнутый из жизни месяц.
   На месте Кребдюшина археолог помурыжил бы его денек-другой (карточный долг – дело святое), а потом отпустил на все четыре стороны. Археологу было не понять, зачем этот «мухомор» нужен полукровке – тем более в полете.
   – Утешать пришел? Мол, на миру и смерть красна? – не открывая глаз, осведомился Кребдюшин. Язык его заплетался совсем чуть-чуть. – Или вертухаи на входе?
   – Минут через пять… Я здесь не за этим. Нужно договориться.
   – О чем?! – Полукровка подскочил на койке, спустил на пол ноги. На этом силы его иссякли, и Кребдюшин привалился спиной к шерстистой переборке.
   – О плане наших действий…
   Карантинная команда орбитальной крепости «Запор-4» должна быть уверена: ей в руки попали четыре непутевых кладоискателя: два человека с Геи-Квадрус плюс полукровка и разумный гриб с «Эль-Гарды». Встав перед зеркалом, Двунадесятый Дом начал изменять свою консистенцию. Клеточки его сцепились так, что стали как единое целое. После нескольких неудачных попыток они приобрели плотность и упругость человеческой кожи. Вдобавок «мураши» изменили пигментацию, приобретя теплый шоколадный оттенок, свойственный одной из множества человеческих рас.
   Платон оглядел Непейводу и так и сяк, погладил кожу, пощупал бицепсы, принюхался посильней– больше не пахнет муравьиной кислотой, а пахнет мужским потом и мускусом. (Есть такой специальный дезодорант – на любителя.) Словом, перед ним был самый что ни на есть человечный человек.
   – Чего ж ты раньше народ пугал насекомыми? Вон как здорово у тебя получилось.
   – Я сам не думал, что выйдет так хорошо, – с удивлением произнес Дом и крутанулся на каблуках перед зеркалом. Он увидел мужчину средних лет, среднего роста, худощавого, с курчавыми волосами, выпуклым лбом, миндалевидными черными глазами и толстыми губами.
   Крякнув, Рассольников достал из стенного шкафа свой походный саквояж. Там, в титанитовом футляре лежала заветная шкатулка из слоновой кости.
   После принудительной стыковки все вышло именно так, как предсказывал Двунадесятый Дом: кораблик сотряс удар, раздался скрежет и скрип, люк тамбура открылся, и внутрь ввалились шестеро амбалов в белых с красными полосами скафандрах – группа захвата карантинной команды. Бластеры, огнеметы и станнеры наперевес, забрала на шлемах опущены, так что лиц не разглядеть.
   – Всем оставаться на местах! – вопил мегафон. – Лечь на пол! Руки за голову! Смотреть в пол!
   Замешкавшемуся Кребдюшину сделали подсечку, он грохнулся башкой о косяк. «Оболтус» псевдоподий не отращивал, чтобы подхватить пассажира, переборку не размягчил – он по-прежнему был в отключке. Первый обыск учинили на месте. Четверку обшмонали вручную, потом напустили на них кибердетекторы – маленькие усатые машинки, суетливо перебирающие дюжиной ручек-ножек. Ничего не нашли. Пленных оставили лежать на полу и принялись обыскивать корабль.
   Сначала группа захвата перевернула вверх дном личные вещи четверки. Немалая часть тут же таинственным образом испарилась. Особенно заинтересовали группу захвата старинные пластиковые карты Тиугальбы. Их тотчас переправили коменданту крепости.
   Правда, по настоянию Платона и Непейводы полукровка заранее уничтожил самые важные листы в каютном утилизаторе. Теперь местонахождение Нового Форта оставалось лишь у них в головах. Впрочем, «ментальное сито» может добыть из памяти любые, даже напрочь забытые сведения.
   Потом карантинщики занялись грузом. Обнаружив стандартный набор подпольных кладоискателей, они без особого энтузиазма осматривали экспедиционное имущество. Сюрпризом для группы захвата оказались только аппараты для подводного плавания.
   – Зачем вам донные костюмы? – спросил командир группы и, покачав в руке шлем с коробкой кислородного регенератора, уронил его на пол.
   Пленники молчали. И тогда командир пришел в ярость. Он пнул ногой гриб, который по случайности оказался ближе других. Гриб пискнул от боли и откатился к переборке.
   – Ты скажешь, зараза! Ты мне все скажешь! – орал карантинщик, молотя магнитными бахилами по единственной ноге разумного гриба. Тот безуспешно пытался вжаться в переборку.
   – Прекрати!-не выдержав, крикнул Платон. – Он ничего не знает!
   – А ты? – подскочил к нему командир группы. Рассольников еще не придумал, что ему соврать. Видя, что сейчас начнут избивать его напарника, подал голос Непейвода:
   – Мы купили это барахло у экспедиции на Кальтусе-4. Там раскопки шли на побережье и шельфе. Все документы у меня в компьютере.
   – Назовешь нам пароль, – грозно потребовал карантинщик.
   – Конечно, назову, – покорно согласился Дом. – Куда я денусь?..
   Повторный обыск карантинщики учинили в орбитальной крепости. Пленных заставили снять одежду и долго просвечивали всевозможными лучами. Одежда, которая тоже прошла интроскопирование, в это время прожаривалась в специальной камере со странным названием «вошебойка». Теперь в ней не останется ни микробов, ни ядов, ни какой-либо электронной начинки.
   Пленных ненадолго оставили в покое, но разговаривать они не могли – каждый был помещен в отдельный звукоизолированный бокс. А затем на них обрушились струи обжигающе горячей воды, которые сменил жесткий ионный душ.
   Вернув пленным пропахшие химией, заскорузлые комбинезоны, надзиратели подгоняли их криками и тычками. Четверку развели по камерам карцера, где обычно содержались проштрафившиеся карантинщики. Ведь орбитальная крепость – не тюрьма и не предназначена для содержания заключенных.
   – Отдыхай! – сказали Непейводе, и от мощного толчка в спину Он влетел внутрь камеры.
   Надзиратели ушли. Изрядно притомившись от непривычной работы, отправились подкрепиться и передохнуть.
   Осмотрев тесную камеру, ходячий муравейник убедился, что вся она просматривается камерами слежения. К тому же ее передняя стена оказалась прозрачной. Здесь не было ни койки, ни стула, ни даже параши – только слева от входного люка стоял полный до краев кувшин с водой.
   Сделав вид, будто пьет, Непейвода наклонился над кувшином. Изо рта выскочил «пугач», который клеточки протолкнули наверх из хранилища в брюхе. «Пугач» со слабым плеском упал в воду и опустился на дно. Это была штуковина размером с детский кулачок и походила на причудливо изогнутую раковину моллюска.
   Потом Двунадесятый Дом улегся на пол, подложив руки под голову. Вряд ли кого-то могла удивить такая поза. Он выждал, когда поблизости от прозрачной стены камеры никого не будет, и приказал клеточкам: «Разойдись!»
   Если бы одежда упала грудой нелепых тряпок, а клеточки зашебаршились на голом полу, камеры наблюдения тут же передали бы изображение на пульт охраны. Завыла бы сирена, караул, скорей всего, сперва пустил бы в камеры усыпляющий газ, а уж потом стал разбираться, что к чему. Но Дом был не дурак и знал, что надо делать. Выбираясь из полетного комбинезона, самое главное – сохранить у него форму человеческого тела. Пришлось выделить третью часть клеточек, которые остались внутри и образовали ажурный, но весьма прочный каркас.
   Комбинезон надо было покинуть незаметно. «Мураши» по одному выбирались из горловины и, образовав тонкую цепочку, ползли к месту назначения. Сейчас они имели цвет грязно-серого пола. Оставалось надеяться, что сидящий у экранов надзиратель не разглядит такую мелочь.
   Покинувшие одежду клеточки ровным слоем облепили кувшин. Больше в камере спрятаться было негде. Для того бронированная стена и сделана из дорогостоящего прозрачного стеклотитанита, идущего на стекла для бронированных членовозов.
   «Мураши» приобрели серо-черную окраску кувшина и сцепились поплотней. Но, выполнив приказ Двунадесятого Дома, они не замерли в ожидании следующего, а норовили добраться до содержимого кувшина. «Мураши» возбужденно попискивали от вожделения: вода, вода, сколько воды!
   «Сущие наркоманы, – раздраженно подумал Дом и удивился своим мыслям. Уж больно человеческие они были, а не муравьиные. – На минуту ослабь контроль: вмиг налакаются, раздуются шариками и погрузятся в блаженное беспамятство. А там хоть трава не расти!..»
   – Смирна-а! – скомандовал он.
   Недовольно заворчав, клеточки окаменели. Через секунду поступил новый приказ. «Мураши» вырастили рот, и он завопил благим матом:
   – Охрана! Мне плохо! Помогите! —Слышно было, наверное, на весь карцер.
   В камере тотчас раздался недовольный голос надзирателя:
   – Ну, что там еще? Хватит придуриваться. Заткнись, не то мы тебя «полечим».
   – Мое лекарство…– прохрипел Непейвода, – …осталось на корабле… У меня легочный полип…– ему не хватало воздуха, он задыхался. – Без инъекции я умру…
   – Хватит врать, гаденыш! – вдруг отчего-то разъярившись, заорал голос. – Это мы уже проходили! Все хотят сбежать! Вот сдохнешь – тогда поверим, – убавив обороты, произнес он с усмешкой.
   – Помогите…– еле слышно просипел Двунадесятый Дом и закашлялся, забился в конвульсиях. Трети клеточек, остававшихся в комбинезоне, пришлось сыграть трудную партию.
   Надзиратели появились минут через пять, когда Дом уже перестал шевелиться. Долго оглядывали камеру сквозь прозрачную стену. Затем один из них открыл дверь и, с опаской глядя на пленника, вошел внутрь. Второй остался в коридоре со станнером наизготовку.